– Он пришел в себя, – констатировала Люда. – Уже можно оказывать первую доврачебную помощь.
   Ноги в гольфах заслонила белая сумка с алым крестом, чьи-то руки приподняли многострадальную голову Кости и начали неприятно мучить рану, которая, судя по всему, была у него на затылке. Комаров мужественно терпел, когда рану промывали из фляжки, когда вокруг нее защелкали маленькие ножнички, калечившие вполне симпатичную стрижку, но когда его носа достиг ненавистный с детства запах йода, он попытался дернуться.
   – Лежите, больной.
   Над его лицом склонилась незнакомая круглолицая девчушка.
   – Я уже не больной, пустите, – неуверено рявкнул Костя.
   – Нам лучше знать, – непостижимым образом, руки девчушки продолжали мучить его бедовую голову, а лицо возникло уже с совсем другой стороны.
   – Как это? – не понял Костя. Он мог об заклад побиться, что она не убирала руки с его головы и не уходила.
   – У нас старшая сестра врач, – лицо девчушки раздвоилось: одно осталось там, где и было, другое опять выросло у него над головой, – мы часто ей помогаем.
   – Слава Богу, – с облегчением выдохнул Костя.
   Близнецы Белокуровы! Зита и Гита – сестры Калерии, медсестры из ФАПа. Болотникова говорила, что они как раз отвечают за санитарный сектор. Значит, у него не двоится в глазах. Значит, он не сошел с ума. Значит, кроме царапины на затылке, никакого значительного ущерба для организма не существует. Значит, уже сегодня он узнает тайну тетради Зиты и Гиты. Но не узнает самого главного – кто же все-таки скрывается под шкурой лесного зверя с человеческими глазами.
   Костя пришел в себя в считанные минуты. Головокружение прошло совсем после пары бутербродов и глотка теплого чая из фляжки пионера Леньки. Мухтар и Маринка тоже были тут. Ариадна Федоровна лежала под ближайшей елкой без сознания.
   – Испугалась? – участливо кивнул Костя в ее сторону.
   – Как же! Испугаешь ее! – недовольно фыркнула Маринка, – просто она хотела бежать за своим Лешаком, а мы ее не пустили. Вот она от горя и тоски в обморок и грохнулась. Вы не волнуйтесь, пульс у нее прекрасный, дыхание ровное, скорее всего, она просто притворяется.
   Как бы для того, чтобы опровергнуть эти недостойные догадки и испугать окружающих серьезностью положения, Савская судорожно дрыгнула ногой и сдавленно застонала.
   – Видите? Все нормально. В крайнем случае, если она не сможет идти, пионеры соорудят из колючих еловых веток носилки и понесут ее по-очереди. А так, как руки у них еще слабые, то они будут часто ронять ее в грязных местах.
   После этих слов не по годам мудрой Маринки, Савская часто заморгала и громко, театрально произнесла:
   – Ах, как долго я спала!
   Ее фраза и явилась сигналом к отправлению в обратный путь. По дороге для Комарова разъяснились еще некоторые темные моменты: оглушительный шум, который он услышал перед тем, как ветка ударила его по голове, издавали пионеры. Им очень вовремя пришло в голову отсалютовать Заповедному Лесу бравурным маршем, сочиненным культмассовым сектором отряда. Этот-то марш, видимо, и спугнул чудовище.
   Костя с благодарностью посмотрел на маленький, храбрый отряд:
   – А как же все-таки случилось так, что вы бросили американцев и пошли за мной? – с легкой укоризной спросил он.
   – Зита и Гита Белокуровы вернулись, – пояснила Люда, – поэтому отпала необходимость в слежке за иностранцами.
   – Пионерки смогли объяснить пропажу листа из тетради? – понял Комаров. – И как же это произошло? Раньше, как я понимаю, таких эксцессов в вашем отряде не случалось. Кому понадобилось похищать эти сведения?
   – Этот вопрос прояснен, – грустно, но сурово ответила Болотникова, – мы собрали совет отряда и провели товарищеский допрос пионера Леньки. Он сначала запирался, как рядовой несознательный элемент, а потом признался.
   – Он продал этот лист Мачо? – укоризненно покачал головой Костя.
   – Нет.
   – Не Мачо? А кому? Значит, Мачо орудует не один? У него есть сообщник? Лист выкупил американец?
   – Да нет же!
   – Неужели наш односельчанин?
   – Подождите!
   – Односельчанка, – догадался Костя и руки его плетями повисли вдоль тела. Этого-то он и боялся. – Как же быстро сломалась Калерия!
   – Калерия здесь не при чем. Ленька использовал этот листок сам, по своему усмотрению.
   – Сам предложил его американцу? – Костя новыми глазами взглянул на этого ребенка, – а еще пионер!
   – Сам отдал тетрадь с этим листком Зите и Гите. У нас закон – после трудового дня тетради сдаются архивариусу. А эти несознательные элементы повадились выпрашивать у Леньки тетрадь на ночь домой, чтобы Калерия проверила ошибки. В ночь, когда были сделаны записи о наблюдении о Мачо, они тоже забрали тетрадь домой. Ее выкрала их несознательная сестра Метропия. Она вырвала первый попавшийся лист и стала шантажировать сестер, требовать у них, чтобы они повязали галстуки на голову. То есть совершили святотатство.
   Завязался неравный бой. Неравный, так как Метропия славится на весь район своей драчливостью. Ее даже быки мирские за версту обходят. В этом бою и погиб листок.
   Комаров вздохнул с облегчением. Ему никак не хотелось, чтобы юный пионер Ленька начинал свою биографию с предательства Родины.
   – И что, нет никакой возможности восстановить запись?
   – Есть, конечно. Если хотите, Зита и Гита снова напишут все по памяти, а если хотите, просто перескажут, что делал всю ночь американец по кличке Мачо.
   Костя хотел, чтобы они пересказали. Оказалось, что в ночь убийства Мачо не подавал никаких признаков жизни. Девочки всю ночь провели возле ФАПа и поручились «Честным пионерским», что ни одна живая душа не выходила и не входила в медпункт – ни через окно, ни через дверь.
   – И вы правда всю ночь не спали? – не поверил Костя.
   – Они как тянитолкай из Лип-По-По, – поспешила объяснить Людмила, – пока одна голова спит, другая бодрствует, и наоборот. Им можно верить.
   – А найти вас нам помог Мухтар, – перевела разговор на более интересную для нее тему Маринка, – так прикольно, как собака, взял губами за рукав и повел. Ни разу такого не видела! Мы так испугались, когда вас увидели. Думали все: будет у нас теперь новый участковый – старый и совсем некрасивый. Вы лежали совсем, как мертвый. Лицо такое бледное-бледное…
   «Теперь я и сам понимаю, что Мачо-Саймон вряд ли замешен в убийстве, – Косте хорошо думалось под трескотню Маринки. – Но чем же является существо, напавшее на меня? Это не медведь – такая анатомия глаз бывает только у человека. Он явно понимает человеческую речь – по моему требованию поднял руки вверх».
   Костя мучительно напрягал память, стараясь вспомнить мельчайшие подробности, которые помогли бы ему разобраться в природе напавшего на него существа.
   «Не помню, была ли у него шерсть на лице. Кажется, была. Примерно как у болонки – длинная, лохмотами. Была ли шерсть на теле? Не помню. За одеждой не было видно. Стоп! Как же я сразу не вспомнил! Одежда!»
   Костя действительно резко остановился. Савская, идущая прямо за ним, налетела на него и противно заныла. Тропинка была узкая, шли все след-в-след, поэтому затор образовался мгновенно.
   – Лыжню, лыжню, – закричал кто-то из пионеров, кажется, Степан.
   – Мне необходимо вернуться, – объявил Костя.
   Какая халатность! Какой непростительный непрофессионализм! Видимо тот, кто напал на него действительно сильно повредил ему содержимое черепной коробки. Уйти с места покушения не осмотрев это самое место! Не собрав отпечатки пальцев! Не сделав слепки со следов! Просто непростительная халатность!
   Понятой-Маринка, вождь-Людка, задержанная-Савская, напарник-Мухтар поняли, что сопротивление бесполезно. Всей процессии пришлось повернуться на девяносто градусов и отправится в обратный путь. Хорошо, что они успели отойти не так уж и далеко – метров на пятьдесят от ели, под которой прятался злодей.
   Интуиция на этот раз не подвела Костика. Следы, естественно, были затоптаны, снять отпечатки пальцев не было никакой возможности, окурки оставить чудовище не могло по той простой причине, что ему, как сказала Евдокия Андреевна, «пенсиев не повышают». И все же Косте повезло. Маленький, сливающийся с земляным покровом лоскут был почти затоптан юными пионерскими ногами. Но Комаров его увидел. А как могло быть иначе? Не бывает мест преступлений без улик. Это еще Виктор Августинович говорил.
   Лоскут не принадлежал никому из пионеров и взрослых. Это Костя проверил сразу. До того, как упасть на землю, лоскут висел на той самой ветке, с помощью которой и было совершено покушение на участкового. Костя убедился в этом, проследив траекторию падения серого клочка.
   Факт, который показался таким странным Комарову, был практически подтвержден. Чудовище действительно было одето. Именно эту драное, свисающее клочьями одеяние Костя принял за свалявшийся серый мех при первой встрече. Оно носило человеческую одежду, имело человеческие глаза, понимало человеческую речь. Русскую речь. Что из этого следовало? То, что оно довольно долго жило среди людей. И то, что это необычное чудовище.
   Не то от азарта сыщика, не то от исследовательского зуда, не то от лихорадки, вызванной раной на голове, Костю бросило в жар. Надо срочно что-то делать! Связаться с Академией Наук, исследовательскими институтами, зоопарками. Заявить в ФСБ и ГРУ. Явно чудище сбежало с какой-то секретной научно-исследовательской базы, явно его ищут по всей стране, прочесывают леса и болота, останавливают машины, обыскивают дачные домики. Да это же… Да за это же… Комаров даже не представлял себе, что ему за это будет!
   Может даже, ему предложат работу в этом самом секретном исследовательском институте. Он, конечно, не пойдет: кто же будет с преступностью бороться, если все в академики рванут? Но ему будет лестно. может даже, в порыве откровенности, он между делом расскажет об этом Кириллу.
   За приятными размышлениями Комаров почти не заметил, как кончился Заповедный Лес, как блеснула прощально черная вода Чертового Омута, как показались первые дома Но-Пасарана.
   – Ариадна Федоровна, – обратился он к теперь уже потерпевшей, вам лучше некоторое время пожить дома. Я не думаю, чтобы тот, кто вас похитил, пришел бы за вами в деревню. Но на всякий случай, постарайтесь не выходить какое-то время за пределы населенного пункта. Это может быть опасно.
   Актриса вела себя неадекватно. Наверное, ее действительно потрясла кровожадность своего похитителя. Ей-то он не делал ничего плохого, а вот Костю чуть не покалечил. Она молча кивнула и пошла по направлению к Кривому Концу, где и располагался ее дом.
   Умница-Людка послала немой приказ Зите и Гите, те так же молча отсалютовали и перебежками двинулись вслед за Савской.
   – Всем спасибо, – искренне поблагодарил Комаров свое сопровождение, – вы спасли мне жизнь. Можете быть свободны.
   – Как бы не так, – невежливо ответила Маринка.
   – Мы не можем оставить своего старшего товарища в таком состоянии, – объяснила Людка акт ее неповиновения. – Мы проводим вас до ФАПа, сдадим на руки Калерии и только в таком случае будем спать со спокойной пионерской совестью.
   Костя только махнул рукой. Он уже знал, что если женщина захочет о ком-то позаботиться, то этому несчастному остается только расслабиться и наслаждаться.
   Калерия, как не странно, была одна. Она сидела у окна, положив голову на пухлые руки и грустила. Увидев Костю с окровавленной головой, она быстро вскочила и зажала руками рот, словно пыталась удержать крик, готовый сорваться с ее губ. Несмотря на ужас, написанный у нее на лице, профессионализм быстро взял свое. Калерия уложила Костю на кушетку, осмотрела рану, похвалила тех, кто оказал первую помощь и попросила Люду проассистировать ей.
   – Зачем ассистировать? – взволновался Комаров.
   – Не бойтесь. Наложем пару швов, будете как новенький.
   – А без этого нельзя?
   – А без этого нельзя. Вы же не хотите кровотечения, сепсиса и грубого лысого шрама на голове?
   – Лысого шрама не хочу, – испугался Комаров. – А шприц-то зачем? Не надо меня усыплять. Я терпеть буду.
   – Усыпляют кошек. Людям делают анестезию, – успокоила его Калерия, – а вам я и анестезию делать не буду. Просто сделаю маленький безболезненный укол против столбняка. Снимайте штаны.
   – Лучше умереть от столбняка.
   – Тогда поднимите рукав.
   Выбрав, что это все-таки лучше, чем снимать штаны, Костя с неохотой повиновался.
   Испытание он выдержал героически. Ни разу не застонал, ни разу не заплакал и только один раз потерял сознание. Калерия даже дала ему маленький шарик витамина "С" за мужество.
   – На сотрясение мозга непохоже, – проводила она юношу, – но если почувствуете головокружение, тошноту или неоправданные приступы слабости, обязательно приходите ко мне. А то останется лысый шрам, – испугала она его верно нащупанным приемом.
   Только за Комаровым и всей честной компанией закрылась дверь, как девушка упала на стул и закрыла лицо мягкими, белыми руками.
   – Какая же я дура, – слышался приглушенный, сдавленный шепот из-за крепко прижатых к лицу рук, – как же я могла бросить этого мальчика одного? Как же я могла?
* * *
   По дороге домой Комаров зашел в местную библиотеку. Он сам не знал, зачем он это сделал. Какая-то мысль точила его мозг и душу, мысль, которую он никак не мог оформить и сформулировать. Библиотека оказалась на диво богатой. Библиотекарша благосклонно позволила участковому самому покапаться на стеллажах, чем он и не преминул воспользоваться. Из библиотеки он вышел с небольшой сопкой книг и журналов.
* * *
   – С одной стороны, – рассуждал он, меряя по своей привычке сто раз уже измеренную комнату шагами, – я просто обязан заявить о нападении на меня Ведерко. Все это слишком серьезно. С другой, кроме серого клочка ткани у меня нет ни единого доказательства существования йети. Кроме меня, Савской и Мухтара его никто не видел. Мухтар не умеет говорить, а Савская не в своем уме. Ее показания, скорее всего, только испортят все дело. Надо мной просто посмеются и правильно сделают.
   Значит, пока не собраны веские доказательства, заявлять о существовании в нашем лесу йети нельзя. А какие тут могут быть доказательства? Гипсовые слепки со следов. Если он ходит босиком. То, что йети носит одежду может осложнить дело. То есть он вполне может пристраститься и к ношению обуви. Кстати, где он берет одежду? Стоп! Как же я забыл о визите Евдокии Андреевны? Она говорила что-то о раздетых чучелах. Кому понадобятся эти лохмотья кроме дикого человекообразного? Значит, необходима беседа со старушкой. Кто знает! Может быть она даже узнает клочок ткани, найденной в лесу. Вполне возможно, что он является частью бывшего прикида чучела. Беседа с Евдокией Андреевной – первый шаг.
   Второй шаг – консультация с Крестной Бабкой. Она хвалится, что как никто знает повадки местного Лешака. Если так называемый Лешак и есть Снежный Человек, то старушка может дать мне много ценных ориентиров по его задержанию.
   Третий шаг – научный. Необходимо изучить упоминания в литературе и научных статьях о йети, сравнить их с показаниями Крестной Бабки и синтезировать в нечто среднее.
   И последний шаг – на основе всех полученных фактов подготовить членораздельный и доказательный отчет в райцентр или, что еще лучше, самому поймать йети и преподнести его Ведерко на блюдечке с голубой каемочкой. Нет, лучше не Ведерко. Лучше прямо сразу в Академию Наук.
   – Ага, – радостно и немногословно поддержал его голос с печки.
* * *
   За окном уже давно стемнело, а Костя все сидел за столом, заваленным раскрытыми на разных страницах книгами, журналами, брошюрами, выкопанными им в библиотеке. Кое-какие страницы он просто пробегал глазами, кое-какие прочитывал медленно, внимательно, а из некоторых даже делал выписки в толстую общую тетрадь с Натальей Орейро на обложке.
   Особенно заинтересовала его одна книга. Сведения в ней были несерьезные, практически ненаучные, больше даже фольклорные, но то, что сказки всегда рождались не на пустом месте, Комаров уже начал усваивать.
   Он понял, что нечто, принимаемое местными жителями за Лешака, и есть тип, напавший на него под елью. Леших не существует, это сказки, но неразумно было бы разочаровывать верящих в эти сказки местных жителей. Вполне возможно, что и древние упоминания о Хозяине леса имеют под собой реальную основу. Только называется этот хозяин все-таки не Лесовик, не Лесунок, не Дикий Мужик и даже не Никола Дуплянский. А коротко и красиво – йети. Или длинно, но не менее красиво – Снежный Человек.
   Оказывается, что родословная того, кто живет в лесу, прослеживалась с древних, языческих времен. Судя по легенде, он вполне мог являться потомком человекообразных существ, населявших территорию России в древности. Эти существа проявлялись в двух формах – полулюди-полувоки и люди-медведи. Первых звали волкодлаки или попросту – оборотни, а вторых – берендеи. Вот из этих-то человекообразных и получались, по легенде, домовые, русалки, лешие. Конечно, без нечистой силы здесь не обошлось. И если часть предков всей этой братии носила вполне приличные и благозвучные имена – Алина Святогоровна и супруг ее, гражданский, естественно (ибо о каких ЗАГСАх тогда могла идти речь) Ильматырь явились основателями древнейших царских родов гмуров, альвов и друдов – то некий Богумир выдал замуж всех своих многочисленных дочерей за духов созвездия Большой Медведицы, что по всем законам не могло закончиться ничем хорошим.
   А в принципе, являются ли все эти сведения полным бредом? Научно доказано, что человек произошел от обезьяны. Уже не один год пытаются доказать, что часть человечества произошла от медведя. Почему, скажем, жители Африки не могли произойти от обезьяны, а мы – от медведя? Не без помощи духов Большой Медведицы, конечно? Может показаться невероятным сохранение в первозданном диком виде нескольких экземпляров этих самых берендеев и волкодлаков. Но ведь и не все обезьяны стали людьми. И даже очень многие из них – так и не стали. А что, если в бескрайних лесных массивах нашей необъятной родины до сих пор незарегистрировано проживают небольшие племена этих самых человекообразных? И именно их принимают за леших? И именно они зовутся русалками? И именно они рождают страшные сказки о оборотнях?
   «И там лесовики на ветвях колыхаться начали, и бороды у них хмелем утыканы, и волосы в травах, – аккуратно выводил Комаров в тетради выдержку из „Золотых лугов“ Абуль Хасана Масуди. – А другие обезьяны находятся в северных странах, в кустарниках и камышах, около земли славян и других народов там живущих, как мы уже описывали этот род обезьян и большое их сходство с человеком»
   – Здорово! – в груди Комарова что-то незнакомо и приятно щемило. Помимо его воли, в нем просыпался и очень активно требовал пищи азарт исследователя. – Что, если я стою на пороге величайшего открытия современности? Что, если наш, но-пасаранский йети-волкодлак-берендей понимает язык человека и носит его одежду не потому, что много времени провел на эфимерной научно-исследовательской базе, а потому, что много времени жил вблизи человека, перенимал его привычки, усваивал язык?
   – Ага, – одобрил и эту версию Печной.
   – Слушай, дед, – осенило Комарова, – а не принадлежишь ли и ты к этому роду-племени? Лет тебе немерено-сколько, имени твоего никто не знает, жить на своей печи ты, судя по всему, можешь месяцами без воды и еды, да и ногти из валенок торчат у тебя как у заправского беса. Уж не домовой ли ты какой?
   Печь безмолвствовала. Костя подкрался к цветастой ситцевой занавеске, отогнул ее краешек и заглянул вовнутрь. Дед, по устоявшейся привычке, спал, скорбно сложив руки на груди.
   – Спит, – возмутился Комаров, задергивая занавеску, – я, можно сказать, великое открытие делаю, а он – спит!
   – Еще раз сравнишь честного домового с бесом вообще не проснусь, – пообещал ему крепко спящий дед из-за занавески.
   – Да кто вас разберет, – почти извинился Комаров, – развелось всяких леших, мавок, хмырей болотных – поди сообрази с первого раза, кто из них за наших, кто – против.
   – Домовые – за наших, бесы – против, – растолковал во сне Печной.
   – Ладно, спи, – разрешил Костик, – а я подышу перед сном свежим воздухом. А то голова уже гудит от разговоров и книжек этих.

Глава 14
Наживка для чудовища или что любят снежные человеки

   Костя почти сразу перенял сельскую привычку выходить перед сном на крыльцо. Этот обычай он подметил еще в художественных фильмах, отражающих быт и нравы сельских жителей. Там главные герои, преимущественно мужчины, выходили ночью на воздух покурить, мрачно посмотреть в темноту и подумать о проблемах. Кажется, у них это называется «пойти до ветру». Костя, когда еще жил в городе, перед сном выходил на балкон, но это было как-то не по-настоящему, как-то по-киношному. А здесь все было как положено: легкий прохладный ветерок, пряный аромат полыни, яркие звезды, ненавязчивый запах навоза.
   Костя вышел на крыльцо «до ветру», потянулся так, что хрустнули, кажется, все суставы и шумно вдохнул ароматы деревенской ночи. Жаль, что его тошнит от курения. Синеватый дымок очень гармонично дополнил бы эту зарисовку из жизни деревенского детектива. Или хорошо, что он не курит? Комаров аккуратно дотронулся рукой до повязки не голове. Рана почти не подавала признаков жизни, так, слегка зудела и покалывала, но от табачного дыма у него сызмальства не только тошнило, но и болела голова, что сейчас было бы совсем некстати.
   Комаров был расслаблен, спокоен, настроен на романтический и благодушный лад. Но он всегда помнил слова Виктора Августиновича:
   «Никогда не расслабляйтесь, сынки. Ни в в сладостную минуту любовной истомы, ни в страшную минуту потери самого дорогого, ни в горькую минуту предательства лучшего друга, ни во сне, ни в еде, ни в гостях, ни в гробу. Враг может расслабляться, мы – никогда. Только так мы можем стать сильнее его».
   Комаров помнил эти слова наизусть. И не только помнил, но и учился следовать им. И весьма успешно. Поэтому он вовремя заметил тень, мелькнувшую за ближайшим углом его дома. За ним следили! Кто? Явно, что недоброжелатель. Доброжелатели не следят. Они делают свои добрые дела открыто, смело, не таясь. Если они не юные тимуровцы, конечно. Но тот, кто прятался за углом его дома, явно не был тимуровцем. Как, впрочем, и юным. Он был огромен. Широкоплеч. Лохмат. Коварен. Недружелюбен. Костя прямо кожей ощущал волны ненависти и антипатии, посылаемые в его направлении тенью. Виктор Августинович проводил для своих питомцев незанесенный в расписание факультатив, где учил их элементам гипноза и экстрасенсорики. И он придавал таким волнам колоссальное значение! Он же проводил практические занятия по улавливанию волн, определению характера и силы этих волн на астральном уровне.
   Как Косте помогли сейчас эти занятия! Самое сложное состояло в том, чтобы не показать недоброжелателю своей напряженности. Костя еще раз преувеличенно громко потянулся и стал безмятежно насвистывать «Наш паровоз вперед летит…». Тень, немного помедлив, стала заходить со спины. Сомнений в том, что недоброжелатель собирается нападать, уже не было. «Макаров» лежал под подушкой разобранной ко сну постели, поэтому надеяться приходилось только на силу мышц и на быстроту реагирования. Не поворачивая головы, с помощью бокового зрения, Комаров видел, как крадется враг. Тихо-претихо, медленно-премедленно, злобно-презлобно. Мышцы Кости самопроизвольно напряглись, руки-ноги приготовились к захвату, мозг быстро распланировал рисунок быстрого боя. И тут… Ох уж это «тут»! Вслед за первой тенью выросла вторая: не менее большая, не менее злобная, не менее широкоплечая. Не успел Костя и оглянуться, как вторая тень подняла сцепленные в замке руки и резко опустила их на плечо первой тени. Первая тень вполне явственно глухо застонала и отшатнулась.
   Не так уж и смел оказался недоброжелатель, планировавший второе покушение на участкового! По крайней мере, он не только отшатнулся, но и побежал. Вторая тень крупными скачками помчалась за недоброжелателем. За всей этой толпой ринулся Костик. Мухтар, дремавший у забора, лениво приподнял свою тяжелую голову, устало вздохнул, решил, видимо, что и без него народу для беготни хватает, и уронил ее снова. Что взять с обычного деревенского козла? Ему было лень выполнять свой служебный долг.
   Костя довольно ясно различал в темноте широкую спину второго бегущего. Первого он не видел, но по топоту, который издавало крупное тело беглеца, Костя успел сделать дедуктивный вывод: он владел обоими ногами хорошо в равной степени, то есть попросту не хромал. По топоту ориентироваться было непросто, поэтому Комаров ориентировался по спине второго бегущего – тот, скорее всего, видел, за кем бежал. Надо было во что бы то ни стало догнать второго, а затем и первого. Немного напрягало то, что погоня проходила в полной тишине. Не было слышно никаких выкриков типа: «стой», «я тебе сейчас как дам», «ты – труп», не было слов проклятий и мольбы о пощаде. И только довольно тяжелое, прерывистое дыхание говорило о том, что погоня дается всем троим нелегко.