Страница:
А рядом с этими угрожающими образами мелькали куда более милые лица, однако они также тревожили короля, не потому что сами по себе таили какую-то опасность, однако они воплощали в себе всю его тоску и печаль, все неудовлетворенные желания и несбывшиеся мечты.
Росана с темными глазами, полными слез, отворачивалась от него… Убитая злодейской рукой Сидана захлебывалась кровью и безжизненно обвисала в его объятиях… Череда других женских лиц, темноволосых и светлых, — это были все те бесконечные невесты, которых представляли ему чуть ли не ежедневно все эти бесчисленные доброжелатели… Либо девичьи портреты, которыми можно было заполнить целую галерею, что то и дело совали ему благонамеренные царедворцы, все более настоятельно торопившие, умолявшие его выбрать хоть кого-то, жениться, произвести на свет наследника…
И в этой толпе, ускользающая и в то же время манящая, таилась светловолосая девушка с лицом едва ли более различимым, чем лицо Махаэля, хотя что-то в ее взгляде напоминало Келсону о его тетушке Сиворн.
Чуть погодя, он окончательно оставил надежду заснуть или выбросить из головы все тревоги, и принялся невидящим взором смотреть в потолок над кроватью, пытаясь заранее подготовиться к грядущему пиршеству. Ни этот ужин, ни завтрашний отъезд, не внушали ему никаких добрых предчувствий и лишь добавляли тревог и сомнений. Когда паж Иво явился, наконец, дабы помочь ему одеться, Келсон чувствовал себя не более отдохнувшим, чем несколько часов назад, и отнюдь не более спокойным.
Но вечер прошел не так уж плохо. Из уважения к Торенту, он надел богато украшенное распятие, которое Расул подарил ему четыре года назад на посвящении в рыцари. То был дар от регентов Лайема, благословенный патриархом Торента. Расул сразу обратил внимание на эту деталь туалета и поспешил сообщить графу Матиасу, который с легким поклоном и улыбкой в ответ коснулся изящного образка у себя на груди.
В целом же Матиас с Расулом, сидевшие за столом по правую руку от Келсона между королем и Морганом, оказались любезными и благовоспитанными сотрапезниками, должным образом хвалили изысканные блюда, воздавали должное красоте дам и провозглашали многословные здравицы за процветание обеих держав. Кроме того, за весь вечер придворные сановники лишь дважды подводили своих дочерей или сестер к главному столу, дабы представить их королю. Так что в общем и целом Келсон мог бы сказать, что вечер удался на славу.
Даже Лайему не на что было пожаловаться, поскольку решение, принятое во время сегодняшней встречи, позволило ему еще на некоторое время сохранить относительную анонимность, дарованную ливреей оруженосца. Сперва он ощущал натянутость и смущение, прислуживая королю и двоим своим соотечественникам, однако справлялся с возложенной на него задачей очень толково и вскоре преисполнился уверенности в себе, во всем беря пример с Брендона и Пейна, которые точно так же ухаживали за своими отцами и прочими гостями короля.
Другие пажи и оруженосцы прислуживали за остальными столами. Все до единого мальчики исполняли свои обязанности старательно, вознамерившись не ударить в грязь лицом перед гостями из Торента, дабы те по всему миру могли поведать о том, сколь изысканным им показался двор короля Келсона. Когда же у них выдавалось немного свободного времени, они собирались в отведенной им комнатке рядом с главным залом и там перешептывались и хихикали, как и полагается мальчишкам их возраста, хотя лорд Кемберли, суровым взором надзиравший за ними, в любой миг готов был пресечь баловство, если бы пажи ух слишком расшалились.
Среди гостей в этот вечер были знатные и родовитые дворяне, не столь часто являвшиеся ко двору.
Их призвал в столицу герцог Нигель, дабы вместе с ним они заседали в регентском совете, который будет править Гвиннедом во время отсутствия короля.
Помогать Нигелю поддерживать магическую связь с королем оставался епископ Дункан Маклайн. Келсону очень не хотелось отправляться в Торент без него, но он не решался уехать, не оставив в столице хотя бы одного опытного Дерини, хотя, разумеется, в этой поездке помощь и мудрые советы Дункана ему бы очень пригодились. Впрочем, с ним все же должны были отбыть Морган с Дугалом. А дома, при необходимости, помочь Дункану мог также молодой священник-Дерини Джон Нивард.
Что касается Нигеля, то одной из главных помощниц герцога должна была стать его супруга, многомудрая и уравновешенная леди Мерауд, чей брат Сэйр собирался отправиться вместе с королем.
Свое законное место в регентском совете заняла и королева Джехана, а вместе с ней и Томас Кардиель, архиепископ Ремутский, который сегодня также был на пиру и сидел рядом с Нигелем и архиепископом Браденом, по левую руку от Келсона.
Король даже призвал в столицу самого старшего из своих герцогов, уже практически отошедшего от дел. Эвану, герцогу Клейборнскому, седоволосому и все такому же шумному и гневливому, как и в юные годы, сейчас было уже почти шестьдесят два, но он по-прежнему оставался верховным полководцем Гвиннеда, хотя его старший сын и наследник граф Грэхем практически все остальные обязанности управления в Клейборне осуществлял за отца уже добрых десять лет и готов был в любой момент сменить его и на военном посту. В последнее время здоровье не позволяло старому герцогу слишком часто показываться в столице, но разумом он оставался по-прежнему тверд, и помощь его была для Келсона неоценима.
Учитывая, что король планировал свою поездку в Торент за год вперед, а старший внук Эвана Ангус должен был получить посвящение в рыцари на прошлый новый год, герцог двинулся в путь на юг еще прошлой осенью, перезимовал в Ремутском замке, поприсутствовал на церемонии посвящения в рыцари, а теперь готов был исполнять обязанности члена регентского совета. Тем временем Ангус и еще несколько юных рыцарей, включая Рори, старались во всем помогать герцогу Эвану и были в буквальном смысле его руками и ногами.
Внук Эвана сегодня тоже был на пиру и сидел за королевским столом рядом с дедом, напротив Расула. В какой-то момент, расправившись с крылышком куропатки и овощной похлебкой, юный Ангус завел с любезно улыбающимся графом Матиасом вполне благочинный, пусть и несколько оживленный спор относительно достоинств Келдишских мохноногих лошадок, по сравнению со степными пони из далекого Остмарека. С обеих сторон от спорщиков Эван с Расулом внимательно следили, чтобы дискуссия не сделалась слишком уж бурной, точно так же, как и Морган с королем, причем все они время от времени снисходительно переглядывались между собой. Тем не менее, беседа осталась в рамках дворцовой вежливости, и насколько смог уловить Келсон, Ангус показал себя с наилучшей стороны, несмотря на то, что спорил с человеком на добрых десять лет его старше, и по такому вопросу, где даже лишний год или два житейского опыта играют огромное значение. Впрочем, возможно, Матиас просто проявил снисходительность.
Единственное, что нарушило мирное течение ужина, — впрочем, Келсон ожидал этого заранее, — был момент, когда во время последней перемены блюд к нему подошел духовник его матери, отец Амброс и, нагнувшись, шепотом передал ее пожелание, дабы сын ненадолго присоединился к ней в саду. Келсон обратил внимание, что хотя, по протоколу, матери следовало бы восседать за столом рядом с сыном, по левую руку от него, она выбрала место на другом конце стола, рядом с двумя архиепископами, — как можно дальше от двоих Дерини, что сидели справа от Келсона. Он не обратил внимания, когда она удалилась из зала, но очень надеялся, что все же сумеет избежать личной встречи, увы, все его упования оказались тщетными.
Должным образом извинившись перед Матиасом и Расулом, Келсон последовал за отцом Амбросом вниз по лестнице из зала, и вышел на галерею, что окружала сад. Сумерки еще не сменились ночной тьмой, воздух был по-летнему теплым, наполненным ароматом роз и жасмина, лилий и лаванды. Гравий похрустывал под их сапогами, когда мимо журчащего фонтана они с Амбросом углубились в сад и свернули на боковую аллею.
Матушка дожидалась его в беседке, с ней рядом сидела сестра Сесиль в черном монашеском платье.
Но, впрочем, и сама королева Джехана в своем строгом белом одеянии вдовы как нельзя более походила на монахиню-послушницу, если не считать тонкого золотого обруча, надетого поверх покрывала. Джехана Бремагнийская была некогда очень красивой женщиной, но суровая религиозная дисциплина и умерщвление плоти, которому она подвергала себя последние десять лет после смерти мужа, дабы искупить свой воображаемый грех, сделали ее изможденной и хрупкой, выглядевшей куда старше своих сорока лет.
— Келсон, сын мой, — промолвила она, и неуверенная улыбка заиграла на бледных бескровных губах.
Она принялась рассеянно накручивать на тонкое запястье длинную нить коралловых четок. Сестра Сесиль присела в низком поклоне, отводя глаза, затем ускользнула прочь, и вместе с отцом Амбросом они отошли подальше, вне досягаемости голосов, но по-прежнему оставаясь на виду у королевы.
— Я не могу остаться надолго, — напряженно промолвил Келсон, — меня ждут гости.
— Я тоже ждала, — возразила она, поворачиваясь щекой для поцелуя. — Надеюсь, ты не собирался уехать завтра, так и не простившись со мной.
Со вздохом он позволил матери усадить его на скамью с ней рядом.
— Мы бы увиделись завтра после мессы, — сказал он. — Я не хотел, чтобы мы опять поссорились. Я знаю, ты не одобряешь эту поездку.
Она смущенно отвела взор и скрестила руки на груди, словно ее внезапно пробрала дрожь, хотя вечер был очень теплым. Четки на фоне белоснежного платья выглядели, как капли крови.
— Я не одобряю не саму твою поездку.., хотя она будет очень опасной. Мне не нравится, что ты собираешься принять участие в этой церемонии возведения мальчика на престол. Нигель мне сообщил, что тебе там отведена какая-то роль.
— Насколько я понимаю, ты говоришь о магии?
— невозмутимо переспросил он.
— Если мы станем это обсуждать, то и впрямь поссоримся, — прошептала она.
— Матушка, я тот, кто я есть… А Лайем…
— Он из рода Фурстанов. И Дерини, враг Гвиннеда.
— Он четырнадцатилетний король, каким некогда был и я, и его будут окружать враги из его собственного народа. Некоторые могут даже покуситься на его жизнь. Он также — хотя сам никогда этого не желал — считается моим вассалом. Я не могу просто отойти в сторону и смотреть, как его будут убивать.
— О, да, конечно, спаси его, чтобы в один прекрасный день он вернулся и убил тебя!
С уст Келсона уже готов был сорваться резкий ответ, но тогда они поссорились бы еще сильнее. Этот спор между ними был слишком давний, и ни та, ни другая сторона не намеревалась идти на уступки. Так что продолжать разговор в таком тоне было совершенно бессмысленно. Глубоко вздохнув, он окинул взором темнеющий сад, покосился на священника и сестру Сесиль, которые взволнованно обернулись к королю и его матери, заслышав, что те повысили голос в споре. Оставалось лишь надеяться, что смысла разговора им все же было не уловить… Хотя, впрочем, отец Амброс, будучи исповедником королевы, все это неоднократно слышал и раньше, по крайней мере, из ее уст.
— Мы же хотели не ссориться, — успокаивающим тоном промолвил он. — Я не хочу больше возвращаться к этой теме. Скажу лишь, что и у меня, и у Лайема есть могущественные враги, которые используют все доступные им средства, чтобы уничтожить нас обоих. И хотя существует такая возможность, что рано или поздно самого Лайема мне также придется опасаться, я все же тешу себя надеждой, что за те четыре года, которые он провел при моем дворе, мы сумели хотя бы отчасти пробить брешь в стене вражды, разделявшей наши земли, и заложили какую-то основу для будущего мира. Мне ни к чему завоевания на востоке, и у Торента нет своих интересов на западе. Мы можем мирно существовать рядом друг с другом и постараться хотя бы отчасти восстановить то, что было утрачено после Реставрации.
— Но они ведь Лерини…
— И я тоже, матушка, — возразил он. — И даже если бы я не получил эту кровь в наследство от тебя, — хотя ты и пытаешься это отрицать, — я совершенно уверен в том, что магия Халдейнов также имеет своим источником силу Дерини.
— Проклятая магия! — пробормотала она.
— Нет, в самой магии нет ничего демонического, — возразил он. — Она попросту существует. Вопрос лишь в том, каким образом использует человек доставшееся ему могущество. Лишь так он может заслужить себе проклятье… Или благословение. Я же намерен использовать свои способности, чтобы помочь Лайему занять престол, принадлежащий ему по праву, и научить его использовать свои способности во благо Торента… Точно так же, как и я старался и буду стараться впредь делать все во благо Гвиннеда.
Она отвернулась, по-прежнему не убежденная его горячими речами.
— Я и не надеялась, что сумею тебя переубедить, — промолвила она после долгого молчания. — Ты такой же упрямый, как и твой отец, а Аларик Морган поддерживал вас обоих.
— Если бы он не поддержал меня, — возразил Келсон, — то сегодня не было бы этого разговора, поскольку и ты, и я погибли бы в день моей коронации. Та магия, которую пробудили во мне Морган с Дунканом, помогла мне выжить и спасти тебя. И именно эта сила помогает процветанию Гвиннеда.
Конечно, мы движемся медленно, но теперь, после двух столетий впервые появилась надежда на мир между нами и Торентом, и этот шанс нельзя упустить, — но только в том случае, если Лайем уцелеет.
Ради такой цели человек обязан призвать на помощь все свои способности и силы.
— Мир — это истинный дар, — через силу согласилась она, склонив голову над четками. — Но бессмертие души — слишком высокая цена за него.
— А я полагаю, — возразил Келсон, — что ты не вправе судить о моей бессмертной душе.
И вновь между ними повисло молчание. Чуть погодя Джехана печально покачала головой и обвела взглядом сад.
— Я знаю, ты должен ехать, — прошептала она. — Мне ведомо, что такое долг королей, и я знаю, как высоко ты ценишь клятвы, которые даешь своим вассалам, но могу ли я.., попросить об одном одолжении, раз уж ты намерен остановиться на острове Орсал?
— Какое одолжение?
— О, это не столь сложно, как белдорские церемонии, — она рассеянно улыбнулась и достала из рукава плоский пергаментный пакет с печатью, где на алом воске выделялись ее инициалы, украшенные короной.
— Я бы хотела, чтобы ты передал это послание своей тетушке Сиворн, — продолжила она. — Женские сплетни, по большей части: о платьях, драгоценностях, о цветах и обо всем прочем для свадьбы твоей кузины Ришель.., но я знаю, что вопрос о свадьбах тебе не слишком по душе.
— Ну, почему же? В этой свадьбе я не нахожу ничего неприятного, — возразил он, своим тоном явно давая понять, что никаких иных свадеб обсуждать не намерен. И в особенности не хотелось ему обсуждать или даже думать о брачных планах сестры Ришель.
Джехана со вздохом покачала головой, притворяясь, будто читает подпись на пергаменте.
— Ты сам не знаешь, что теряешь, — произнесла она задумчиво. — Я провела там такую чудную зиму.
Двор в Орсале очень приятный и веселый, там полно детей. Целый выводок у самого Хорта, да еще четверо у его сестры. А скоро жена Хорта опять ожидает ребенка. Когда ты там будешь, то наверняка обратишь внимание на его старшую дочь.., она теперь совсем взрослая. Ее зовут Элизабет, и она совершенно очаровательна!
— Матушка, — резко оборвал он Джехану.
— Ну, мне все же следовало попытаться, — со смущенной улыбкой отозвалась она и пожала плечами.
— Я даже не говорю о том, как сильно Гвиннед нуждается в наследнике, но мне и самой хотелось бы покачать на коленях внуков. И тем не менее…
Она протянула ему письмо, чтобы не слушать больше никаких возражений.
— Нет, нет, не станем продолжать этот разговор.
Я лишь хочу, чтобы ты передал письмо Сиворн, ибо очень скучаю по ней. Всю зиму мы были вместе и провели немало счастливых часов за вышиванием, вместе с остальными девушками и придворными дамами, готовя платья для приданого Ришель. Впрочем, ты увидишь всю эту красоту на свадьбе в конце лета. А поскольку на церемонии в Ремут приедет и сестра ее жениха… — с надеждой добавила она, вскинув голову.
— Матушка…
— Знаю, знаю. Хотя никак не могу понять, чем тебе так не по душе эта мысль, — продолжила она. — Союз с Ноэли Рэмси…
— Матушка!
Опустив глаза, она молча протянула ему письмо.
— Что-нибудь еще? — спросил он, стараясь, чтобы голос его прозвучал не слишком резко, и спрятал письмо на груди туники.
Она покачала головой, не глядя на сына.
— Вот только…
Словно повинуясь неожиданному порыву, она сняла с запястья четки и неуверенно протянула их ему на раскрытой ладони.
— Не мог бы ты, ради меня, взять их с собой в Торент? Может быть, мои молитвы дадут тебе хоть небольшую защиту.
Келсон протянул руку, и из ее ладони в его словно перетекла струйка крови. Среди коралловых зернышек Келсон заметил круглый золотой образок, украшенный эмалью, который напомнил ему об иконке графа Матиаса. Но когда он поднес четки к глазам, чтобы разглядеть получше, то увидел, что на образке изображен не лик Пресвятой Левы, а какой-то незнакомый святой или даже ангел, с руками, поднятыми в благословении, причем в развернутые ладони его были вделаны крохотные самоцветы, которые преломляли свет и словно сами искорками горели изнутри.
Прислушавшись, он ощутил исходившее от этих четок мерное биение и пульсацию Силы, вызывавшую в памяти звонкое журчание чистейшего, озаренного солнцем родника. Интересно, знала ли она сама, что дала ему сейчас, ибо это несомненно был артефакт Дерини, силу которого она еще больше увеличила своими постоянными молитвами…
— Это моя матушка подарила мне перед первым причастием, — пояснила Джехана в ответ на вопросительный взгляд сына. — В Бремагне всегда считалось, что коралл обладает способностью исцелять и Дает защиту. Фигура на образке — это мой ангел-хранитель. Я бы хотела, чтобы он хранил и тебя, сын мой.., ибо я понимаю, что не в силах заставить тебя свернуть с избранного пути.
В глазах ее блестели слезы, нижняя губа дрожала.
Он взял ее руку и нежно прижался к ней губами, а затем опустился перед матерью на одно колено, сознавая, что во всем невежестве и ограниченности ею движет одна лишь любовь. Любовь и забота.
— Матушка, попытайся понять, — произнес он мягко, не отпуская ее руку. — Когда я должен был взойти на трон, ты пыталась защитить меня ценой своей жизни. Теперь то же самое я должен сделать для Лайема.
— Но почему? — прошептала она.
— Потому что я его сюзерен и защитник, и поклялся ему в этом, — отозвался Келсон. — Я высоко ценю свои обеты, и обещаю, что точно так же высоко буду ценить твой дар. — Он сжал в кулаке ее четки. — Могу ли я просить тебя дать мне материнское благословение?
Он наконец выпустил ее руку и медленно нагнул голову, закрыл глаза и почувствовал, как она неуверенно коснулась его волос. Но это было касание не только плоти, но и любящего духа, и в эту любовь король окунулся, как в исцеляющий источник.
— Возлюбленный сын, рожденный плоть от плоти моей, — прошептала она. — Да дарует Господь тебе мудрость и рассудительность, силу и милосердие, дабы устоять перед всяким злом и узрить Свет. И пусть Господь вернет мне тебя целым и невредимым, — добавила она, — ибо я люблю тебя всем сердцем. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Аминь.
— Аминь, — повторил он, поднес четки к своим губам, а затем встретился с матерью взглядом.
Уже не скрывая слез, она стиснула его лицо руками и прижалась губами ко лбу. В ответ он обнял ее за талию и долго сжимал в объятиях, положив голову ей на колени. До этого момента он и сам не понимал, насколько, в глубине души, страшит его эта поездка в Торент, — и как много значит для него благословение матери в начале пути.
Но он не осмеливался задержаться так надолго из-за нее и из-за себя самого. Долг призывал его, как и всегда; а до утра уже оставалось совсем недалеко.
Обняв ее в последний раз, он наконец отстранился от матери и поднялся на ноги, а затем, не выпуская ее руку, склонился в придворном поклоне и поцеловал, лишь легонько касаясь губами костяшек пальцев.
— Теперь я должен идти, — промолвил он. — Я постараюсь как можно чаще посылать сообщения.
Надеюсь, ты не откажешься услышать их, даже если они придут не с обычным письмом.
Она тут же напряглась, вырвала руку.
— Ты имеешь в виду, их передаст Дункан Маклайн?
Она не снисходила до того, чтобы величать епископа-Дерини его титулом, полагая, что тот проклят во веки веков уже из-за своего происхождения, не говоря о том, что принял посвящение в сан, запретное для человека этой расы.
— Не совсем, — возразил Келсон. — Я знаю, что тебе не хотелось бы иметь с ним дела. И я знаю, что тебе не нравится вспоминать о существовании Порталов, — и все же они существуют. Один есть в Дхассе, несколько здесь, в Ремуте. И наверняка они имеются также в Белдоре… Хотя и не уверен, откроют ли нам к ним доступ. На худой конец, я смогу послать гонцов в Дхассу, а уж оттуда…
Она закрыла глаза, всем своим видом выражая молчаливое возмущение.
— Матушка, я никогда не кичился тем, кто я есть, и обещаю, что не буду делать этого и впредь, ибо не желаю оскорбить тех из своих подданных, кому трудно признать, что Лерини могут быть не только воплощением зла. Однако для многих, и в первую очередь для Нигеля, будет важно вовремя получать от нас известия. Если смогу, я постараюсь обо всем извещать его, а ты можешь осведомляться у него, если не желаешь быть замешана в наши дела напрямую.
Не слушая ее возможных возражений, Келсон склонил голову в знак прощания и, развернувшись, двинулся обратно в пиршественный зал. Он задумчиво повертел в пальцах подаренные матерью четки, а затем сунул их за пазуху. Там, в зале, за столом его ждали посланцы из Торента, — но станут ли они ему друзьями или врагами, которых надлежит одолеть, покажет только время.
Глава седьмая
Время днями позже, Келсон молча стоял рядом с Морганом на палубе корабля «Рафалия», опираясь локтями о борт и наблюдая, как медленно, из тумана, обволакивающего побережье Корвина, выплывает первый из двух маяков, обозначавших вход в Коротскую бухту. Где-то далеко наверху, сидя в закрепленной на мачте корзине, один из моряков исполнял обязанности впередсмотрящего, время от времени выкрикивая какие-то команды, когда требовалось чуть-чуть сменить курс, дабы стоявший у руля штурман мог беспрепятственно ввести корабль в гавань. Ветер совсем упал, и потому паруса судна висели безжизненно, и точно так же едва трепетали на мачте королевские штандарты Гвиннеда и Торента рядом с более скромным узким стягом герцогства Корвин.
Теперь ход корабля сопровождался не хлопаньем и треском парусов, а мерным плеском весел о воду, и даже не слышно было моряцких песен, которыми гребцы любили скрашивать скуку долгого путешествия. Издалека из тумана, стелившегося позади, едва слышно доносился шум весел второй галеры, на которой за ними следовали торентцы.
Келсон окинул взглядом второй корабль, задержав внимание на пестрой группе придворных, что толпились на носу, затем вновь перевел глаза на далекий маяк, с вершины которого поднимался багряный дым. С носа «Рафалии», там, где стояли Брендан, Пейн и Лайем, послышался восторженный мальчишеский крик, и тут же с берега донесся приветственный рев труб и бой барабанов. На берегу их уже ждали.
— Приятно слышать, — пробормотал Морган, переводя взор на палубу, где, прислонившись к бортику, стояли Дугал и Сэйр Трегерн, также наблюдавшие за входом корабля в бухту.
Келсон молча кивнул, любуясь изящными башнями и укреплениями Коротского замка, которые вырисовывались на фоне полуденного неба, вздымаясь из-за городских крыш. Король и в лучшие времена не был любителем морских путешествий, а сейчас, с того самого момента, как они вышли из Дессы, его не отпускало чувство смутной неловкости, он никак не мог заставить себя позабыть о боевом корабле Торента, следовавшем прямо за ними… По крайней мере, ветер был попутным и позволил им вдвое сократить время пути, по отношению к передвижению по суше. Только сегодня ветер стих, и им пришлось идти на веслах.
На сложенных из гранитных блоков волноломах, что охраняли вход в бухту, толпились дети, которые при виде кораблей принялись что-то кричать и размахивать руками. С равным восторгом они приветствовали как «Рафалию», так и чужеземную галеру.
Некоторые матросы с обоих кораблей принялись махать в ответ. Келсон поморщился, когда «Рафалия» проскрежетала килем по опущенной цепи, преграждавшей доступ в гавань, но затем они вновь оказались в чистой воде.
— Скоро будем на берегу, — с легкой улыбкой заметил Морган, от которого не ускользнуло кислое выражение лица короля.
— Мои чувства столь очевидны? — поинтересовался Келсон.
— Только для меня.
Они присоединились к остальным своим спутникам как раз к тому моменту, когда оба корабля подошли к причалу. Там уже выстроились встречающие, и в их числе — вооруженные стражники из личной гвардии Моргана. Чуть поодаль Келсон разглядел двух всадников в окружении солдат, которые держали в поводу лошадей, скорее всего предназначенных для вновь прибывших. Городская стража выстроилась вдоль улицы, что вела вверх по холму к замку.
Росана с темными глазами, полными слез, отворачивалась от него… Убитая злодейской рукой Сидана захлебывалась кровью и безжизненно обвисала в его объятиях… Череда других женских лиц, темноволосых и светлых, — это были все те бесконечные невесты, которых представляли ему чуть ли не ежедневно все эти бесчисленные доброжелатели… Либо девичьи портреты, которыми можно было заполнить целую галерею, что то и дело совали ему благонамеренные царедворцы, все более настоятельно торопившие, умолявшие его выбрать хоть кого-то, жениться, произвести на свет наследника…
И в этой толпе, ускользающая и в то же время манящая, таилась светловолосая девушка с лицом едва ли более различимым, чем лицо Махаэля, хотя что-то в ее взгляде напоминало Келсону о его тетушке Сиворн.
Чуть погодя, он окончательно оставил надежду заснуть или выбросить из головы все тревоги, и принялся невидящим взором смотреть в потолок над кроватью, пытаясь заранее подготовиться к грядущему пиршеству. Ни этот ужин, ни завтрашний отъезд, не внушали ему никаких добрых предчувствий и лишь добавляли тревог и сомнений. Когда паж Иво явился, наконец, дабы помочь ему одеться, Келсон чувствовал себя не более отдохнувшим, чем несколько часов назад, и отнюдь не более спокойным.
Но вечер прошел не так уж плохо. Из уважения к Торенту, он надел богато украшенное распятие, которое Расул подарил ему четыре года назад на посвящении в рыцари. То был дар от регентов Лайема, благословенный патриархом Торента. Расул сразу обратил внимание на эту деталь туалета и поспешил сообщить графу Матиасу, который с легким поклоном и улыбкой в ответ коснулся изящного образка у себя на груди.
В целом же Матиас с Расулом, сидевшие за столом по правую руку от Келсона между королем и Морганом, оказались любезными и благовоспитанными сотрапезниками, должным образом хвалили изысканные блюда, воздавали должное красоте дам и провозглашали многословные здравицы за процветание обеих держав. Кроме того, за весь вечер придворные сановники лишь дважды подводили своих дочерей или сестер к главному столу, дабы представить их королю. Так что в общем и целом Келсон мог бы сказать, что вечер удался на славу.
Даже Лайему не на что было пожаловаться, поскольку решение, принятое во время сегодняшней встречи, позволило ему еще на некоторое время сохранить относительную анонимность, дарованную ливреей оруженосца. Сперва он ощущал натянутость и смущение, прислуживая королю и двоим своим соотечественникам, однако справлялся с возложенной на него задачей очень толково и вскоре преисполнился уверенности в себе, во всем беря пример с Брендона и Пейна, которые точно так же ухаживали за своими отцами и прочими гостями короля.
Другие пажи и оруженосцы прислуживали за остальными столами. Все до единого мальчики исполняли свои обязанности старательно, вознамерившись не ударить в грязь лицом перед гостями из Торента, дабы те по всему миру могли поведать о том, сколь изысканным им показался двор короля Келсона. Когда же у них выдавалось немного свободного времени, они собирались в отведенной им комнатке рядом с главным залом и там перешептывались и хихикали, как и полагается мальчишкам их возраста, хотя лорд Кемберли, суровым взором надзиравший за ними, в любой миг готов был пресечь баловство, если бы пажи ух слишком расшалились.
Среди гостей в этот вечер были знатные и родовитые дворяне, не столь часто являвшиеся ко двору.
Их призвал в столицу герцог Нигель, дабы вместе с ним они заседали в регентском совете, который будет править Гвиннедом во время отсутствия короля.
Помогать Нигелю поддерживать магическую связь с королем оставался епископ Дункан Маклайн. Келсону очень не хотелось отправляться в Торент без него, но он не решался уехать, не оставив в столице хотя бы одного опытного Дерини, хотя, разумеется, в этой поездке помощь и мудрые советы Дункана ему бы очень пригодились. Впрочем, с ним все же должны были отбыть Морган с Дугалом. А дома, при необходимости, помочь Дункану мог также молодой священник-Дерини Джон Нивард.
Что касается Нигеля, то одной из главных помощниц герцога должна была стать его супруга, многомудрая и уравновешенная леди Мерауд, чей брат Сэйр собирался отправиться вместе с королем.
Свое законное место в регентском совете заняла и королева Джехана, а вместе с ней и Томас Кардиель, архиепископ Ремутский, который сегодня также был на пиру и сидел рядом с Нигелем и архиепископом Браденом, по левую руку от Келсона.
Король даже призвал в столицу самого старшего из своих герцогов, уже практически отошедшего от дел. Эвану, герцогу Клейборнскому, седоволосому и все такому же шумному и гневливому, как и в юные годы, сейчас было уже почти шестьдесят два, но он по-прежнему оставался верховным полководцем Гвиннеда, хотя его старший сын и наследник граф Грэхем практически все остальные обязанности управления в Клейборне осуществлял за отца уже добрых десять лет и готов был в любой момент сменить его и на военном посту. В последнее время здоровье не позволяло старому герцогу слишком часто показываться в столице, но разумом он оставался по-прежнему тверд, и помощь его была для Келсона неоценима.
Учитывая, что король планировал свою поездку в Торент за год вперед, а старший внук Эвана Ангус должен был получить посвящение в рыцари на прошлый новый год, герцог двинулся в путь на юг еще прошлой осенью, перезимовал в Ремутском замке, поприсутствовал на церемонии посвящения в рыцари, а теперь готов был исполнять обязанности члена регентского совета. Тем временем Ангус и еще несколько юных рыцарей, включая Рори, старались во всем помогать герцогу Эвану и были в буквальном смысле его руками и ногами.
Внук Эвана сегодня тоже был на пиру и сидел за королевским столом рядом с дедом, напротив Расула. В какой-то момент, расправившись с крылышком куропатки и овощной похлебкой, юный Ангус завел с любезно улыбающимся графом Матиасом вполне благочинный, пусть и несколько оживленный спор относительно достоинств Келдишских мохноногих лошадок, по сравнению со степными пони из далекого Остмарека. С обеих сторон от спорщиков Эван с Расулом внимательно следили, чтобы дискуссия не сделалась слишком уж бурной, точно так же, как и Морган с королем, причем все они время от времени снисходительно переглядывались между собой. Тем не менее, беседа осталась в рамках дворцовой вежливости, и насколько смог уловить Келсон, Ангус показал себя с наилучшей стороны, несмотря на то, что спорил с человеком на добрых десять лет его старше, и по такому вопросу, где даже лишний год или два житейского опыта играют огромное значение. Впрочем, возможно, Матиас просто проявил снисходительность.
Единственное, что нарушило мирное течение ужина, — впрочем, Келсон ожидал этого заранее, — был момент, когда во время последней перемены блюд к нему подошел духовник его матери, отец Амброс и, нагнувшись, шепотом передал ее пожелание, дабы сын ненадолго присоединился к ней в саду. Келсон обратил внимание, что хотя, по протоколу, матери следовало бы восседать за столом рядом с сыном, по левую руку от него, она выбрала место на другом конце стола, рядом с двумя архиепископами, — как можно дальше от двоих Дерини, что сидели справа от Келсона. Он не обратил внимания, когда она удалилась из зала, но очень надеялся, что все же сумеет избежать личной встречи, увы, все его упования оказались тщетными.
Должным образом извинившись перед Матиасом и Расулом, Келсон последовал за отцом Амбросом вниз по лестнице из зала, и вышел на галерею, что окружала сад. Сумерки еще не сменились ночной тьмой, воздух был по-летнему теплым, наполненным ароматом роз и жасмина, лилий и лаванды. Гравий похрустывал под их сапогами, когда мимо журчащего фонтана они с Амбросом углубились в сад и свернули на боковую аллею.
Матушка дожидалась его в беседке, с ней рядом сидела сестра Сесиль в черном монашеском платье.
Но, впрочем, и сама королева Джехана в своем строгом белом одеянии вдовы как нельзя более походила на монахиню-послушницу, если не считать тонкого золотого обруча, надетого поверх покрывала. Джехана Бремагнийская была некогда очень красивой женщиной, но суровая религиозная дисциплина и умерщвление плоти, которому она подвергала себя последние десять лет после смерти мужа, дабы искупить свой воображаемый грех, сделали ее изможденной и хрупкой, выглядевшей куда старше своих сорока лет.
— Келсон, сын мой, — промолвила она, и неуверенная улыбка заиграла на бледных бескровных губах.
Она принялась рассеянно накручивать на тонкое запястье длинную нить коралловых четок. Сестра Сесиль присела в низком поклоне, отводя глаза, затем ускользнула прочь, и вместе с отцом Амбросом они отошли подальше, вне досягаемости голосов, но по-прежнему оставаясь на виду у королевы.
— Я не могу остаться надолго, — напряженно промолвил Келсон, — меня ждут гости.
— Я тоже ждала, — возразила она, поворачиваясь щекой для поцелуя. — Надеюсь, ты не собирался уехать завтра, так и не простившись со мной.
Со вздохом он позволил матери усадить его на скамью с ней рядом.
— Мы бы увиделись завтра после мессы, — сказал он. — Я не хотел, чтобы мы опять поссорились. Я знаю, ты не одобряешь эту поездку.
Она смущенно отвела взор и скрестила руки на груди, словно ее внезапно пробрала дрожь, хотя вечер был очень теплым. Четки на фоне белоснежного платья выглядели, как капли крови.
— Я не одобряю не саму твою поездку.., хотя она будет очень опасной. Мне не нравится, что ты собираешься принять участие в этой церемонии возведения мальчика на престол. Нигель мне сообщил, что тебе там отведена какая-то роль.
— Насколько я понимаю, ты говоришь о магии?
— невозмутимо переспросил он.
— Если мы станем это обсуждать, то и впрямь поссоримся, — прошептала она.
— Матушка, я тот, кто я есть… А Лайем…
— Он из рода Фурстанов. И Дерини, враг Гвиннеда.
— Он четырнадцатилетний король, каким некогда был и я, и его будут окружать враги из его собственного народа. Некоторые могут даже покуситься на его жизнь. Он также — хотя сам никогда этого не желал — считается моим вассалом. Я не могу просто отойти в сторону и смотреть, как его будут убивать.
— О, да, конечно, спаси его, чтобы в один прекрасный день он вернулся и убил тебя!
С уст Келсона уже готов был сорваться резкий ответ, но тогда они поссорились бы еще сильнее. Этот спор между ними был слишком давний, и ни та, ни другая сторона не намеревалась идти на уступки. Так что продолжать разговор в таком тоне было совершенно бессмысленно. Глубоко вздохнув, он окинул взором темнеющий сад, покосился на священника и сестру Сесиль, которые взволнованно обернулись к королю и его матери, заслышав, что те повысили голос в споре. Оставалось лишь надеяться, что смысла разговора им все же было не уловить… Хотя, впрочем, отец Амброс, будучи исповедником королевы, все это неоднократно слышал и раньше, по крайней мере, из ее уст.
— Мы же хотели не ссориться, — успокаивающим тоном промолвил он. — Я не хочу больше возвращаться к этой теме. Скажу лишь, что и у меня, и у Лайема есть могущественные враги, которые используют все доступные им средства, чтобы уничтожить нас обоих. И хотя существует такая возможность, что рано или поздно самого Лайема мне также придется опасаться, я все же тешу себя надеждой, что за те четыре года, которые он провел при моем дворе, мы сумели хотя бы отчасти пробить брешь в стене вражды, разделявшей наши земли, и заложили какую-то основу для будущего мира. Мне ни к чему завоевания на востоке, и у Торента нет своих интересов на западе. Мы можем мирно существовать рядом друг с другом и постараться хотя бы отчасти восстановить то, что было утрачено после Реставрации.
— Но они ведь Лерини…
— И я тоже, матушка, — возразил он. — И даже если бы я не получил эту кровь в наследство от тебя, — хотя ты и пытаешься это отрицать, — я совершенно уверен в том, что магия Халдейнов также имеет своим источником силу Дерини.
— Проклятая магия! — пробормотала она.
— Нет, в самой магии нет ничего демонического, — возразил он. — Она попросту существует. Вопрос лишь в том, каким образом использует человек доставшееся ему могущество. Лишь так он может заслужить себе проклятье… Или благословение. Я же намерен использовать свои способности, чтобы помочь Лайему занять престол, принадлежащий ему по праву, и научить его использовать свои способности во благо Торента… Точно так же, как и я старался и буду стараться впредь делать все во благо Гвиннеда.
Она отвернулась, по-прежнему не убежденная его горячими речами.
— Я и не надеялась, что сумею тебя переубедить, — промолвила она после долгого молчания. — Ты такой же упрямый, как и твой отец, а Аларик Морган поддерживал вас обоих.
— Если бы он не поддержал меня, — возразил Келсон, — то сегодня не было бы этого разговора, поскольку и ты, и я погибли бы в день моей коронации. Та магия, которую пробудили во мне Морган с Дунканом, помогла мне выжить и спасти тебя. И именно эта сила помогает процветанию Гвиннеда.
Конечно, мы движемся медленно, но теперь, после двух столетий впервые появилась надежда на мир между нами и Торентом, и этот шанс нельзя упустить, — но только в том случае, если Лайем уцелеет.
Ради такой цели человек обязан призвать на помощь все свои способности и силы.
— Мир — это истинный дар, — через силу согласилась она, склонив голову над четками. — Но бессмертие души — слишком высокая цена за него.
— А я полагаю, — возразил Келсон, — что ты не вправе судить о моей бессмертной душе.
И вновь между ними повисло молчание. Чуть погодя Джехана печально покачала головой и обвела взглядом сад.
— Я знаю, ты должен ехать, — прошептала она. — Мне ведомо, что такое долг королей, и я знаю, как высоко ты ценишь клятвы, которые даешь своим вассалам, но могу ли я.., попросить об одном одолжении, раз уж ты намерен остановиться на острове Орсал?
— Какое одолжение?
— О, это не столь сложно, как белдорские церемонии, — она рассеянно улыбнулась и достала из рукава плоский пергаментный пакет с печатью, где на алом воске выделялись ее инициалы, украшенные короной.
— Я бы хотела, чтобы ты передал это послание своей тетушке Сиворн, — продолжила она. — Женские сплетни, по большей части: о платьях, драгоценностях, о цветах и обо всем прочем для свадьбы твоей кузины Ришель.., но я знаю, что вопрос о свадьбах тебе не слишком по душе.
— Ну, почему же? В этой свадьбе я не нахожу ничего неприятного, — возразил он, своим тоном явно давая понять, что никаких иных свадеб обсуждать не намерен. И в особенности не хотелось ему обсуждать или даже думать о брачных планах сестры Ришель.
Джехана со вздохом покачала головой, притворяясь, будто читает подпись на пергаменте.
— Ты сам не знаешь, что теряешь, — произнесла она задумчиво. — Я провела там такую чудную зиму.
Двор в Орсале очень приятный и веселый, там полно детей. Целый выводок у самого Хорта, да еще четверо у его сестры. А скоро жена Хорта опять ожидает ребенка. Когда ты там будешь, то наверняка обратишь внимание на его старшую дочь.., она теперь совсем взрослая. Ее зовут Элизабет, и она совершенно очаровательна!
— Матушка, — резко оборвал он Джехану.
— Ну, мне все же следовало попытаться, — со смущенной улыбкой отозвалась она и пожала плечами.
— Я даже не говорю о том, как сильно Гвиннед нуждается в наследнике, но мне и самой хотелось бы покачать на коленях внуков. И тем не менее…
Она протянула ему письмо, чтобы не слушать больше никаких возражений.
— Нет, нет, не станем продолжать этот разговор.
Я лишь хочу, чтобы ты передал письмо Сиворн, ибо очень скучаю по ней. Всю зиму мы были вместе и провели немало счастливых часов за вышиванием, вместе с остальными девушками и придворными дамами, готовя платья для приданого Ришель. Впрочем, ты увидишь всю эту красоту на свадьбе в конце лета. А поскольку на церемонии в Ремут приедет и сестра ее жениха… — с надеждой добавила она, вскинув голову.
— Матушка…
— Знаю, знаю. Хотя никак не могу понять, чем тебе так не по душе эта мысль, — продолжила она. — Союз с Ноэли Рэмси…
— Матушка!
Опустив глаза, она молча протянула ему письмо.
— Что-нибудь еще? — спросил он, стараясь, чтобы голос его прозвучал не слишком резко, и спрятал письмо на груди туники.
Она покачала головой, не глядя на сына.
— Вот только…
Словно повинуясь неожиданному порыву, она сняла с запястья четки и неуверенно протянула их ему на раскрытой ладони.
— Не мог бы ты, ради меня, взять их с собой в Торент? Может быть, мои молитвы дадут тебе хоть небольшую защиту.
Келсон протянул руку, и из ее ладони в его словно перетекла струйка крови. Среди коралловых зернышек Келсон заметил круглый золотой образок, украшенный эмалью, который напомнил ему об иконке графа Матиаса. Но когда он поднес четки к глазам, чтобы разглядеть получше, то увидел, что на образке изображен не лик Пресвятой Левы, а какой-то незнакомый святой или даже ангел, с руками, поднятыми в благословении, причем в развернутые ладони его были вделаны крохотные самоцветы, которые преломляли свет и словно сами искорками горели изнутри.
Прислушавшись, он ощутил исходившее от этих четок мерное биение и пульсацию Силы, вызывавшую в памяти звонкое журчание чистейшего, озаренного солнцем родника. Интересно, знала ли она сама, что дала ему сейчас, ибо это несомненно был артефакт Дерини, силу которого она еще больше увеличила своими постоянными молитвами…
— Это моя матушка подарила мне перед первым причастием, — пояснила Джехана в ответ на вопросительный взгляд сына. — В Бремагне всегда считалось, что коралл обладает способностью исцелять и Дает защиту. Фигура на образке — это мой ангел-хранитель. Я бы хотела, чтобы он хранил и тебя, сын мой.., ибо я понимаю, что не в силах заставить тебя свернуть с избранного пути.
В глазах ее блестели слезы, нижняя губа дрожала.
Он взял ее руку и нежно прижался к ней губами, а затем опустился перед матерью на одно колено, сознавая, что во всем невежестве и ограниченности ею движет одна лишь любовь. Любовь и забота.
— Матушка, попытайся понять, — произнес он мягко, не отпуская ее руку. — Когда я должен был взойти на трон, ты пыталась защитить меня ценой своей жизни. Теперь то же самое я должен сделать для Лайема.
— Но почему? — прошептала она.
— Потому что я его сюзерен и защитник, и поклялся ему в этом, — отозвался Келсон. — Я высоко ценю свои обеты, и обещаю, что точно так же высоко буду ценить твой дар. — Он сжал в кулаке ее четки. — Могу ли я просить тебя дать мне материнское благословение?
Он наконец выпустил ее руку и медленно нагнул голову, закрыл глаза и почувствовал, как она неуверенно коснулась его волос. Но это было касание не только плоти, но и любящего духа, и в эту любовь король окунулся, как в исцеляющий источник.
— Возлюбленный сын, рожденный плоть от плоти моей, — прошептала она. — Да дарует Господь тебе мудрость и рассудительность, силу и милосердие, дабы устоять перед всяким злом и узрить Свет. И пусть Господь вернет мне тебя целым и невредимым, — добавила она, — ибо я люблю тебя всем сердцем. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Аминь.
— Аминь, — повторил он, поднес четки к своим губам, а затем встретился с матерью взглядом.
Уже не скрывая слез, она стиснула его лицо руками и прижалась губами ко лбу. В ответ он обнял ее за талию и долго сжимал в объятиях, положив голову ей на колени. До этого момента он и сам не понимал, насколько, в глубине души, страшит его эта поездка в Торент, — и как много значит для него благословение матери в начале пути.
Но он не осмеливался задержаться так надолго из-за нее и из-за себя самого. Долг призывал его, как и всегда; а до утра уже оставалось совсем недалеко.
Обняв ее в последний раз, он наконец отстранился от матери и поднялся на ноги, а затем, не выпуская ее руку, склонился в придворном поклоне и поцеловал, лишь легонько касаясь губами костяшек пальцев.
— Теперь я должен идти, — промолвил он. — Я постараюсь как можно чаще посылать сообщения.
Надеюсь, ты не откажешься услышать их, даже если они придут не с обычным письмом.
Она тут же напряглась, вырвала руку.
— Ты имеешь в виду, их передаст Дункан Маклайн?
Она не снисходила до того, чтобы величать епископа-Дерини его титулом, полагая, что тот проклят во веки веков уже из-за своего происхождения, не говоря о том, что принял посвящение в сан, запретное для человека этой расы.
— Не совсем, — возразил Келсон. — Я знаю, что тебе не хотелось бы иметь с ним дела. И я знаю, что тебе не нравится вспоминать о существовании Порталов, — и все же они существуют. Один есть в Дхассе, несколько здесь, в Ремуте. И наверняка они имеются также в Белдоре… Хотя и не уверен, откроют ли нам к ним доступ. На худой конец, я смогу послать гонцов в Дхассу, а уж оттуда…
Она закрыла глаза, всем своим видом выражая молчаливое возмущение.
— Матушка, я никогда не кичился тем, кто я есть, и обещаю, что не буду делать этого и впредь, ибо не желаю оскорбить тех из своих подданных, кому трудно признать, что Лерини могут быть не только воплощением зла. Однако для многих, и в первую очередь для Нигеля, будет важно вовремя получать от нас известия. Если смогу, я постараюсь обо всем извещать его, а ты можешь осведомляться у него, если не желаешь быть замешана в наши дела напрямую.
Не слушая ее возможных возражений, Келсон склонил голову в знак прощания и, развернувшись, двинулся обратно в пиршественный зал. Он задумчиво повертел в пальцах подаренные матерью четки, а затем сунул их за пазуху. Там, в зале, за столом его ждали посланцы из Торента, — но станут ли они ему друзьями или врагами, которых надлежит одолеть, покажет только время.
Глава седьмая
Чужим я стал для братьев моих и посторонним для сынов матери моей
Псалтирь 68:9
Время днями позже, Келсон молча стоял рядом с Морганом на палубе корабля «Рафалия», опираясь локтями о борт и наблюдая, как медленно, из тумана, обволакивающего побережье Корвина, выплывает первый из двух маяков, обозначавших вход в Коротскую бухту. Где-то далеко наверху, сидя в закрепленной на мачте корзине, один из моряков исполнял обязанности впередсмотрящего, время от времени выкрикивая какие-то команды, когда требовалось чуть-чуть сменить курс, дабы стоявший у руля штурман мог беспрепятственно ввести корабль в гавань. Ветер совсем упал, и потому паруса судна висели безжизненно, и точно так же едва трепетали на мачте королевские штандарты Гвиннеда и Торента рядом с более скромным узким стягом герцогства Корвин.
Теперь ход корабля сопровождался не хлопаньем и треском парусов, а мерным плеском весел о воду, и даже не слышно было моряцких песен, которыми гребцы любили скрашивать скуку долгого путешествия. Издалека из тумана, стелившегося позади, едва слышно доносился шум весел второй галеры, на которой за ними следовали торентцы.
Келсон окинул взглядом второй корабль, задержав внимание на пестрой группе придворных, что толпились на носу, затем вновь перевел глаза на далекий маяк, с вершины которого поднимался багряный дым. С носа «Рафалии», там, где стояли Брендан, Пейн и Лайем, послышался восторженный мальчишеский крик, и тут же с берега донесся приветственный рев труб и бой барабанов. На берегу их уже ждали.
— Приятно слышать, — пробормотал Морган, переводя взор на палубу, где, прислонившись к бортику, стояли Дугал и Сэйр Трегерн, также наблюдавшие за входом корабля в бухту.
Келсон молча кивнул, любуясь изящными башнями и укреплениями Коротского замка, которые вырисовывались на фоне полуденного неба, вздымаясь из-за городских крыш. Король и в лучшие времена не был любителем морских путешествий, а сейчас, с того самого момента, как они вышли из Дессы, его не отпускало чувство смутной неловкости, он никак не мог заставить себя позабыть о боевом корабле Торента, следовавшем прямо за ними… По крайней мере, ветер был попутным и позволил им вдвое сократить время пути, по отношению к передвижению по суше. Только сегодня ветер стих, и им пришлось идти на веслах.
На сложенных из гранитных блоков волноломах, что охраняли вход в бухту, толпились дети, которые при виде кораблей принялись что-то кричать и размахивать руками. С равным восторгом они приветствовали как «Рафалию», так и чужеземную галеру.
Некоторые матросы с обоих кораблей принялись махать в ответ. Келсон поморщился, когда «Рафалия» проскрежетала килем по опущенной цепи, преграждавшей доступ в гавань, но затем они вновь оказались в чистой воде.
— Скоро будем на берегу, — с легкой улыбкой заметил Морган, от которого не ускользнуло кислое выражение лица короля.
— Мои чувства столь очевидны? — поинтересовался Келсон.
— Только для меня.
Они присоединились к остальным своим спутникам как раз к тому моменту, когда оба корабля подошли к причалу. Там уже выстроились встречающие, и в их числе — вооруженные стражники из личной гвардии Моргана. Чуть поодаль Келсон разглядел двух всадников в окружении солдат, которые держали в поводу лошадей, скорее всего предназначенных для вновь прибывших. Городская стража выстроилась вдоль улицы, что вела вверх по холму к замку.