Куртц Кэтрин. Сокровища Тамплиеров (Адепт - 3)

   Уверенность Жерара в виновности тамплиеров была непоколебимой. На этой основе он построил свою научную карьеру, однако до последнего времени ничего не предвещало изменений в его судьбе - до знакомства с профессором Финнсом. Сотрудничество с ним открыло Жерару доступ к ранее неизвестным материалам, имевшим отношение к сокровищам тамплиеров. Богатства Ордена, не доставшиеся ни Филиппу, ни де Ногару, могли оказаться в его руках.
   Сон направлял Жерара. Ему удалось найти два письменных свидетельства, что рыцари владели некой таинственной шкатулкой, которая находилась под неусыпной охраной со дня основания Ордена. Считалось, что на шкатулку наложено заклятие, снять которое может только Хранитель Печати. Один из свидетелей утверждал, что в ней заключена лишь малая часть сокровищ тамплиеров, но ценность их больше, чем вся остальная собственность. В сравнении с этим книги магии и руководства по волшбе, которые помогли Ордену стать самой могущественной организацией в мире, ничего не стоили.
   Де Ногар не сомневался в истинности этих свидетельств. Но настоящей причиной, побудившей советника начать кампанию против Ордена, были деньги и власть, которые сулила его ликвидация. Однако ни шкатулку, ни золото так никогда и не нашли. Когда королевские сенешали* [Сенешаль - королевский чиновник, глава судебно-административного округа на юге Франции.] ворвались в сокровищницы Ордена, те оказались пустыми. Никто, даже Ногар, не мог заподозрить, что ныне стало известным Жерару - ключом к тайне была Печать царя Соломона. Спустя более трех веков он, Анри Жерар, почти одержал победу там, где потерпел поражение де Ногар. Печать сулила ученому богатство, превосходящее то, которым владел королевский фаворит. Оставалось найти место, где хранятся сокровища. Исследование Натана и собственные догадки ученого указывали, что тайник нужно искать в Шотландии, куда флот тамплиеров прибыл из Франции. Жерар чувствовал, что близок к цели.
   Положив Печать на кофейный столик, он открыл одну из книг, оказавшуюся трактатом по теории и практике каббалистической магии на иврите, и углубился в чтение. Старый Натан Финнс никогда бы не осмелился использовать каббалу в корыстных целях, но он был мертв, а Жерар шел ва-банк в этой последней, решающей схватке с Судьбой.
   Глава 10
   Утром пятницы, после традиционно легкого завтрака, Адам просматривал свежий номер "Шотландца". Он ждал, когда наступит удобное время для звонка совершенно незнакомому человеку. Ровно в девять часов Синклер встал из-за стола и набрал номер Фионы Моррисон. Наконец в трубке раздался звонкий женский голос.
   - Рада слышать вас, сэр Синклер, - прощебетала Фиона после того, как Адам представился, - мисс Ориани предупредила, что вы перезвоните. Простите, вечером телефон не отвечал. Обычно я рано ложусь спать и отключаю его. Если я правильно поняла, вы хотели бы увидеть перстень Данди?
   - Совершенно верно, мисс Моррисон, - подтвердил Адам. - Мисс Ориани говорила вам, что я работаю над статьей для Королевского общества антикваров?.. Вы не против, если я заеду после полудня, чтобы взглянуть на кольцо?
   - О нет, это совершенно невозможно, - живо отозвалась женщина, племянница обещала сегодня привезти своих малышей, а я не видела их целую вечность. К тому же на выходных я буду в Эдинбурге, чтобы присутствовать на инвеституре Общества тамплиеров в соборе святой Марии, - добавила она в тот момент, когда Синклер приготовился попытать счастья во второй раз, - но мы могли бы где-нибудь встретиться. Вы, конечно, знаете, что Данди был тамплиером? Говорят, во время битвы при Килликранки он надел Великий Крест Ордена!
   - Да, я слышал, - ответил Адам. - Как удачно, что вы едете в Эдинбург. Я, по правде сказать, тоже собирался пойти на инвеституру.
   - Замечательно, тогда я захвачу перстень... Ах, простите, ко мне кто-то пришел. Буду с нетерпением ждать встречи с вами, сэр Адам.
   И прежде чем Адам ответил, мисс Моррисон повесила трубку. Постояв в нерешительности, Синклер заключил, что отсрочка на день ничего не изменит, поскольку встреча с Джоном Грэхэмом все равно состоится не раньше понедельника. Обстоятельства складывались весьма удачно, и это наводило на мысль, что они продвигаются в верном направлении. Между тем нужно было возвращаться к повседневным делам. Подавив раздражение, Адам отправился в больницу выполнять служебные обязанности.
   Около полудня позвонил Маклеод, сообщив, что с этого дня Анри Жерар официально находится в розыске, и инспектор ожидает ответа от иногородних коллег. Помимо этого, у него огромное количество работы в Управлении. Перегрин начал новую картину, чтобы хоть чем-то занять себя во время вынужденного бездействия.
   Время будто застыло. Ожидание утомляло, его не скрашивали даже занятия с самыми блестящими студентами.
   В четыре часа телефон продолжал молчать. От Маклеода новостей не было. В половине пятого, преодолев желание позвонить своему Второму, Адам провел рабочее совещание и уехал домой, чтобы принять душ и побриться.
   Наступивший вечер не принес никаких перемен. Адам с досадой думал о предстоящем ужине с четой Фрейзеров, а мысль о совместной поездке в театр не вызывала в нем ничего, кроме отвращения. В иное время несколько часов в компании старых друзей доставили бы ему огромное удовольствие, но сейчас Синклер был не способен развлекаться и тем более достойно отвечать на бесконечные попытки Дженет устроить его судьбу. Все надежды Адам возлагал на сэра Мэтью, чье присутствие обычно несколько сдерживало пыл супруги, однако того совершенно неожиданно вызвали в Бостон на медицинский симпозиум. В последний момент Синклер пригласил Перегрина с Джулией в надежде, что они отвлекут на себя внимание Дженет. Молодые люди встречались уже почти год, и Адам подозревал, что вскоре одним холостяком в Эдинбурге станет меньше.
   Заехав в Бентли, Адам забрал миссис Фрейзер и направился в отель "Каледония", где был заказан столик на четыре персоны. Перегрин и Джулия пока не приехали, и Адаму пришлось в одиночку отражать матримониальные атаки Дженет.
   - Какой чудесный вид! - воскликнула женщина, с непревзойденным изяществом опускаясь на стул возле окна. - Должно быть, это самое романтическое место в Эдинбурге! Какая жалость, что ты наслаждаешься им лишь в моей компании! Ах, Адам, я обожаю твое общество, но меня убивает мысль о том, что на этом месте сейчас не сидит твоя прекрасная Ксимена. В глубине души ты ведь тоже так думаешь, верно? - лукаво добавила она.
   Спокойный взгляд Адама стал ледяным.
   - Ты заставляешь меня быть невежливым, Дженет.
   - Совсем нет, - весело отозвалась женщина, - я заставляю тебя быть тем, кем ты на самом деле являешься, - влюбленным мужчиной. Интересно, что у них сегодня вечером... Как полагаешь, для оленины еще не сезон? поинтересовалась Дженет, изучая меню.
   Адам сделал вид, что полностью поглощен выбором блюд. Девушку, о которой говорила миссис Фрейзер, звали Ксимена Локхарт. В декабре прошлого года Синклер попал в аварию, и они встретились в операционной Королевской эдинбургской больницы, где Ксимена работала хирургом-консультантом. Взаимная симпатия со временем переросла в глубокую романтическую привязанность. Они даже поговаривали о свадьбе, хотя оба понимали, что согласовать профессиональные интересы им будет достаточно сложно. Внезапная болезнь отца вынудила Ксимену прервать контракт с больницей и вернуться в Калифорнию. Их с Адамом отношения словно повисли в воздухе. Длительная разлука заставила обоих пересмотреть свои чувства. Дело осложнялось тем, что бремя переезда ложилось полностью на плечи Ксимены. Специалисту уровня и репутации доктора Синклера были бы рады в любой клинике Америки, но Адам был привязан к Шотландии узами более прочными, чем обеты брака. Девушка пока не знала об этом.
   - Да, оленины у них нет, - радостно заключила миссис Фрейзер и сразу без перехода добавила: - Бессмысленно сидеть на одном месте и печалиться, это ее не вернет.
   Адам выдавил из себя подобие улыбки. Боль потери и тоска пробудились в нем с новой силой. Не желая демонстрировать этой излишне любопытной женщине глубину своих чувств, сэр Синклер лишь пожал плечами.
   - Не буду отрицать, я скучаю по Ксимене, - небрежно заметил он, однако жизнь продолжается.
   Легкомыслие друга задело Дженет. Она обиженно замолчала, но, внимательно посмотрев Адаму в глаза, взяла его за руку и тихонько сказала:
   - Не позволяй ей уйти. Женись, если ты действительно любишь свою американку. Мы бы все очень хотели видеть тебя счастливым.
   Дженет говорила искренне. Адам задумчиво молчал, не зная, что ответить. Из глубин памяти всплывали слова матери, сказанные в первые дни его инициации: "Адепт обречен на одиночество. По этому пути нужно идти одному. Не только во имя Дела, но ради безопасности тех, кого ты любишь". Опыт минувших лет показал, что это - суровая правда.
   - Если бы мое счастье зависело только от свадьбы... - вслух промолвил Адам. - Боюсь, оно зависит также от многих других причин.
   - Никто не спорит, Адам, - со строгостью старшей сестры произнесла Дженет, - хотя о желаниях тоже не следует забывать! Ты, конечно, скажешь, что существуют тысячи вещей, имеющих первостепенное значение. Допустим, я даже соглашусь с этим, но хотя бы раз в жизни подумай о себе!
   Раньше Дженет никогда не говорила с такой настойчивостью, и лишь появление Перегрина с Джулией спасло Синклера от неприятного разговора.
   - Джулия, сегодня ты просто великолепна, - непринужденно обратился Адам к девушке, в то время как сияющий Перегрин приветствовал миссис Фрейзер.
   Прибывшие были в вечерних туалетах: Перегрин в черном смокинге с галстуком, Джулия - в длинном облегающем платье из голубого шелка и белых перчатках на миниатюрных руках. С их появлением за столиком воцарилась атмосфера возбужденного ожидания. Казалось, молодые люди что-то задумали. От внимания Адама не ускользнули лукавые взгляды, которыми они обменивались через стол. Несомненно, Дженет тоже заметила их.
   - Вы выглядите, как пара сиамских котиков, только что съевших канарейку, - воскликнула леди. - Вы сами все расскажете, или нам с Адамом придется вытаскивать из вас признание силой?
   Довольно усмехнувшись, Перегрин перевел взгляд на Джулию.
   - Ну, кто будет говорить, ты или я?
   Глаза девушки сверкнули той же синевой, что и сапфиры в ее золотисто-рыжих волосах.
   - Я лучше покажу, - ответила она, снимая левую перчатку.
   Сияние бриллиантового сердца, обрамленного ободком из кроваво-красных рубинов, провозгласило новость не менее красноречиво, чем это могли бы сделать слова.
   - Вы помолвлены! - восторженно вскричала леди Дженет.
   - И когда же произошло сие знаменательное событие? - с легкой грустью поинтересовался Адам.
   - Мы думали об этом уже довольно давно, - ответил Перегрин, заливаясь краской, - но официально помолвка состоялась только сегодня утром. Это кольцо принадлежало еще моей бабушке.
   - Ах, как я рада за вас обоих! - импульсивно сказала миссис Фрейзер, наклонясь через стол, чтобы пожать руку Джулии. - Вы уже назначили дату свадьбы?
   - Скорее всего весной... день еще не выбран, - ответила девушка и, послав жениху смеющийся взгляд, добавила: - Мы непременно сообщим вам, леди Дженет.
   Синклер встал и с сияющей улыбкой протянул Перегрину руку.
   - Поздравляю, друг мой, - сердечно произнес он, - от всей души поздравляю. Джулия, дорогая, - целуя невесту в щеку, продолжил Адам, - я искренне рад за вас. Что бы будущее ни сулило вам, - он жестом подозвал официанта, - эта новость достойна шампанского!
   Ужин прошел в атмосфере радости и веселья. В том же приподнятом настроении компания отправилась в театр, и, пока не погасли огни, Адам гнал от себя безрадостные мысли о крушении собственных надежд на счастье и невыполнимой задаче, тяжким бременем легшей на его плечи. Однако тревожащие душу звуки "Валькирии" вернули Адепта к мрачным раздумьям. До сих пор поиски Печати не принесли никаких результатов. Жерар сгинул в безвестности. Плюс ко всему, словно эхо музыкальной фразы, на краю сознания билась мысль о Ксимене. Она не покидала Синклера до конца представления, и позже, уже проводив Дженет домой, он невольно продолжал сравнивать проведенный вечер с множеством других вечеров, когда в темноте зрительного зала рядом с ним сидела Ксимена, вслушиваясь в божественные звуки оркестра. Ее незримое присутствие ощущалось в машине, в кабинете, везде, где им доводилось бывать вместе. Выходя из машины у ворот дома, Синклер поймал себя на мысли, что подсчитывает разницу во времени между Шотландией и Калифорнией.
   Отказавшись от чая, Адам поднялся в спальню и сел на кровать. Некоторое время он в нерешительности смотрел на телефон, потом снял трубку и быстро набрал номер. После третьего гудка Синклер внезапно нажал на "отбой", в отчаянии обхватив голову руками. Смысла звонить не было. Разговор принесет временное облегчение и лишь приглушит тоску одиночества, притупив вместе с тем и готовность к встрече с противником. В том, что она состоится, Адепт не сомневался. Он надеялся, что похитителя удастся остановить раньше, чем случится что-то непоправимое. Печать царя Соломона, если это в действительности она, обладала огромной разрушительной силой и хранила мир от ужаса, который даже Адам не решался назвать по имени.
   Глава 11
   Субботнее утро выдалось ясным, но ближе к полудню поднялся ветер и небо затянуло тучами. Вечером следовало ждать дождя. Неустойчивая погода растревожила пациентов психиатрического отделения, лишь врожденная чуткость и большой опыт позволили доктору Синклеру без труда успокоить своих подопечных. Завершив обход, Адам выпил с ассистентами кофе и уехал домой, чтобы принять душ и сменить деловой костюм на что-нибудь более подходящее к случаю.
   Сегодня многое зависело от мисс Моррисон и ее согласия одолжить им перстень Данди - при условии, что хранившийся в нем локон действительно был срезан с головы виконта. Если прядь окажется подлинной, она станет прочной связующей нитью между ними и духом Темного Джона. Большей силой обладала только кровь, однако в силу объективных причин достать ее не представлялось возможным. Дело осложнится, если мисс Моррисон откажется передать кольцо даже на время. Хотя и при таком раскладе остается надежда, что Перегрин осмотрит артефакт на месте, а позже зарисует все, что открылось его внутреннему взору. Это позволит избежать ненужного постороннего любопытства. И в любом случае существовал крест, который тоже пока не стоило сбрасывать со счетов.
   По дороге к Перегрину Синклер продумывал возможные варианты развития ситуации. Погода еще не совсем испортилась, поэтому Адам опустил верх машины, чтобы в полной мере насладиться видом города. Для поездки на инвеституру он облачился в красно-серое - цвета клана Синклеров. Голову Адама венчал широкий красно-белый берет, два орлиных пера указывали на то, что их носитель является вождем клана. В складках кильта на поясе поблескивала рукоять кинжала с крупным бледно-голубым камнем. В целом, кинжал был обычным элементом шотландского костюма, но Адам использовал его, как и перстень с сапфиром, в магических целях.
   Затормозив у дома художника, Синклер нетерпеливо посигналил. Дверь тотчас распахнулась, и на пороге появился сияющий Перегрин с внушительных размеров папкой подмышкой.
   - Привет, Адам, - радостно объявил он и, захлопнув дверь, стремительно сбежал по ступенькам.
   По случаю торжества Ловэт надел светло-коричневый кильт, который великолепно гармонировал с песочного цвета жилетом и такой же курткой. Забросив папку на заднее сиденье, молодой человек сунул ключи в поясную сумку, открыл дверь и непринужденно опустился в пассажирское кресло рядом с Адамом.
   - Похоже, я выбрал правильный костюм для сегодняшнего вечера, довольно заключил он, окидывая друга оценивающим взглядом.
   - Несомненно, - улыбнулся Адам. - Берет на заднем сиденье. Надевай, если хочешь. Я пока не буду поднимать верх - может, это последний погожий денек этой осенью.
   Поблагодарив, Перегрин нахлобучил берет, лихо заломив его набок, и довольный откинулся на спинку кресла. "Ягуар" плавно выехал на автостраду, ведущую к собору.
   - Итак, - сказал молодой человек, высунув одну руку из окна машины, мне никогда раньше не доводилось бывать на такого рода мероприятиях. Нужно соблюдать какие-то особые правила?
   - Никаких особых правил, - усмехнулся Адам, - обычная церковная служба, и, насколько я помню, довольно простая. - Он обернулся и многозначительно посмотрел на папку. - Ты, вижу, во всеоружии.
   - Это еще не все, - рассмеялся Перегрин и кивнул на поясную сумку, здесь лежит блокнотик и пара карандашей. Правда, я не уверен, этично ли рисовать во время церемонии.
   - Думаю, ты зря беспокоишься, - ответил Адам, - это не более оскорбительно, чем проводить фотосъемку. Если ты, конечно, будешь благоразумным, - добавил он, многозначительно покашливая. - Мне кажется, большинству собравшихся польстит твой интерес.
   - Это хорошо, - заключил художник. - Такие события у меня вызывают вдохновение. Все равно что принимать участие в исторической постановке, где все происходит по-настоящему.
   - Пожалуй, в какой-то мере ты прав, - хмыкнул Синклер.
   Друзья продолжили обсуждать планы на вечер, стремительно проносясь по извилистым улицам города. При виде открытой спортивной машины, в которой сидели два привлекательных шотландца, прохожие оборачивались, некоторые дамы даже останавливались и одобрительно смотрели им вслед.
   К тому времени, когда они добрались до площади Палмерстон, на противоположной стороне которой возвышался собор Святой Марии, солнце скрылось и над городом начал сгущаться туман. Сегодня удача была явно к ним благосклонна - как только Синклер свернул на стоянку, в плотном ряду машин образовалось пустое пространство. Адам махнул рукой владельцу отъезжавшего автомобиля и аккуратно поставил "ягуар" на его место.
   Оставив береты на заднем сиденье, друзья подняли верх машины и, закрыв ее, поспешили к собору. Перегрин чувствовал себя на вершине блаженства, разглядывая детали костюмов других гостей. Почти все мужчины были в кильтах, а многие щеголяли старинными родовыми нарядами, вызывая в памяти романы Вальтера Скотта.
   На улице быстро темнело, клубящиеся над собором тучи сулили ливень. Адам и Перегрин вошли внутрь и погрузились в атмосферу благоговейного ожидания. Художник почти физически ощущал незримую энергию, переполнявшую огромное пространство храма. Ему приходилось раньше бывать в этом соборе, но никогда он не испытывал ничего подобного. Слева от них, в сумраке северного нефа, уже начиналась торжественная процессия. В первых рядах, по всей видимости, шли постуланты* [В католичестве - кандидаты на вступление в монашеский орден.], не имевшие определенных отличительных знаков, но в глубине Ловэт заметил белые плащи действительных членов Ордена с красными крестами на левом плече. Он замедлил шаг, чтобы лучше рассмотреть участников, однако в этот момент на хорах показалась огромная фигура, которая приветливо помахала им рукой.
   - Вот и наш хозяин, - произнес Синклер, пробираясь сквозь толпу. Идем, я познакомлю тебя со Стюартом Мак Реем.
   Глядя на Мак Рея, Перегрин с восторгом думал о том, каким потрясающим дополнением авторской коллекции будет его портрет. Высокий и широкий, как дуб, Мак Рей носил красный кильт своего клана с уверенностью прирожденного горца. Каштановые с проседью волосы, заплетенные в косу в стиле якобитов семнадцатого столетия, и пышная борода еще более усиливали производимый эффект. Он широко улыбнулся, обнажив ряд белых ровных зубов, и пошел им навстречу.
   - Добро пожаловать, сэр Адам! Рад, что ты смог выбраться.
   - Я тоже, - улыбнулся Синклер. - Стюарт, позволь представить тебе моего друга, Перегрина Ловэта. Он талантливый художник; возможно, сегодняшнее событие будет увековечено на его холсте.
   - Очень рад, мистер Ловэт, - ответил рыцарь, благодушно пожимая ему руку. - Кажется, я слышал о вас раньше.
   - Надеюсь, только хорошее, - вежливо улыбнулся Перегрин. - Мне очень приятно, что Адам пригласил меня на это торжество.
   - Постараемся не разочаровать вас, - добродушно проворчал гигант. - В любом случае всегда приятно познакомиться с другом сэра Адама. Он не сказал вам, что день инвеституры выбран не случайно?
   При этих словах Синклер вздрогнул.
   - Нет, - ответил Перегрин.
   - Дело в том, что 27 сентября 1745 года принц Чарльз Эдвард Стюарт во дворце Святого Креста принимал рыцарей Ордена Храма. После этой встречи принц стал тамплиером. В Королевской художественной галерее есть картина, посвященная этому событию. Вы наверняка ее знаете, мистер Ловэт, вы же художник. Принц на ней изображен в окружении предводителей кланов Камерон и Форбс. Довольно мрачный портрет, должен сказать вам.
   - Если вы говорите о полотне Джона Петти, - живо отозвался Перегрин, то я знаю его очень хорошо. Это один из лучших портретов принца, который я когда-либо видел. Но два других персонажа для меня всегда оставались загадкой.
   - Да-да, это та самая картина, - радостно согласился Мак Рей. - Сегодня вечером будет прием в память этого события - вечер Белой Кокарды. Мы устраиваем его каждый год. Я приглашаю вас обоих.
   - Мы бы с удовольствием, Стюарт, но, боюсь, у нас другие планы, небрежно ответил Адам. - Мы с Перегрином назначили свидание одной очаровательной особе, которая обещала нам помочь прояснить кое-какие вопросы, касающиеся моей будущей статьи. Кстати, ты оказал бы мне большую услугу, представив нас мисс Фионе Моррисон.
   - К сожалению, придется подождать до окончания церемонии. Мисс Моррисон сейчас в ризнице, а месса вот-вот начнется.
   - Что ж, тогда мы, пожалуй, займем свои места.
   - Я прослежу, чтобы она не убежала после церемонии, - заверил его Мак Рей.
   Рыцарь жестом подозвал помощника, который проводил Адама и Перегрина на места первого ряда, предназначенные для семей и близких друзей членов Ордена; места, что были оставлены для самих участников, пока пустовали. Едва Перегрин успел достать блокнот и карандаши, как колокольный звон возвестил о начале церемонии.
   Поток безмолвного восторга захлестнул стены храма. Всеобщее возбуждение передалось Перегрину, в предвкушении таинства тело художника пронзила сладкая дрожь. В полной тишине белая колонна вышла из северного нефа и величественно проследовала по центральному проходу к алтарю. Когда первые рыцари приблизились к алтарным ступеням, все встали. Рыцари торжественно возложили на алтарь старинный шотландский палаш, сильно проржавевшую шпору на бархатной подушке и темный кусок металла, должно быть, часть старинного меча, принадлежавшего Ордену. За ними шли несколько священников различных монашеских орденов и пять сосредоточенных постулантов, которых сегодня посвящали в рыцари. Мужчины были в кильтах, женщины - в кильтообразных юбках. (Напряженное ожидание на их лицах напомнило Перегрину обряд его собственного посвящения в Ложу Охотников, что состоялся менее года назад, хотя он и отличался по внешнему антуражу.) За постулантами парами следовали рыцари - сорок или пятьдесят мужчин и женщин, облаченных в белые мантии с красными крестами. Процессию замыкал Великий Магистр Ордена в сопровождении восьмерых рыцарей с обнаженными мечами. Двое из них несли личный штандарт и меч приора.
   Некоторое время под сводами храма слышалась только звучная поступь участников процессии. Затем наступила тишина, и хор грянул гимн "Вперед, Христово воинство". Подпевая вместе со всеми, Перегрин отметил, что трудно было бы подобрать более подходящие к случаю слова:
   Церковь Христова - воинское братство,
   Мы проходим там, где Дух Святой прошел.
   Мы неразделимы, в Боге мы едины,
   В вере, в надежде и милости.
   Простые и трогательные, они напомнили юноше непреложную истину о единстве всех людей, призванных к служению Свету, независимо от внешних различий. "Как все цвета спектра соединяются в световом луче, так и все люди доброй воли призваны к единству в Божественном, - вспомнились Перегрину слова Адама, - поэтому каждый, кто служит Свету, - с нами, а мы с ним".
   Погруженный в свои мысли, Перегрин не заметил, как смолкло заключительное Amen, и все сели. Его охватило чувство, что слова гимна продолжают повторять тысячи неразличимых голосов, как вся гармония звучит от единственного прикосновения к струне арфы. Эхо было глубоким и сильным, словно собор был переполнен. Молодой человек даже оглянулся, чтобы удостовериться, не подошли ли опоздавшие, однако увидел только ряды пустых скамей. Собор был на три четверти пуст. Тем не менее атмосфера незримого присутствия множества людей сохранялась.
   Во время чтения из Библии нечто подобное почувствовал и Адам, но даже тени замешательства не промелькнуло на его, как обычно, бесстрастном лице.