Куртц Кэтрин. Святой Камбер (Легенда о Камбере Кулдском - 2)

   Нет, не надо никаких деринийских премудростей и ухищрений, он примет решение с чистой и ясной душой.
   Опускаясь на колени у аналоя, он прикрыл глаза руками и несколько минут успокаивался, углубившись в слова молитвы, внутренне собираясь для важного шага.
   Сомнения не покидали. Все ли последствия учтены? Стоило покопаться в себе, обратиться к памяти Алистера, добраться до границ подсознания. Камбер легко расстался с реальностью - переход в трансцендентное состояние был освоен им еще в юности.
   Когда он вернулся и поднял голову, свечи на алтаре стали на целый дюйм короче. Задуваемое сквозняком пламя колыхалось и мерцало. Сверху, с креста из дерева и слоновой кости, на него с состраданием взирало ясное лицо Спасителя.
   Камбер склонил голову набок, пытаясь заглянуть под прикрытые веки, и недовольно скривил губы, как делал это ребенком, потом улыбнулся и капитулировал. Ему показалось, будто лицо на распятии осветилось ответной улыбкой или свечи разом моргнули.
   Все равно добрый знак. Он пойдет к своему старому другу Энскому. Откроет правду и положит ее к ногам того, кто одновременно был ему братом и духовным отцом. А потом, если Энском согласится, примет священный сан. Только так можно пройти посвящение в епископы.
   Плохо сознавая, что произойдет дальше, Камбер стучал в дверь Энскома. Он дышал с натугой, во рту пересохло, руки судорожно подергивались. Рядом, с факелом в руках, стоял монах-михайлинец.
   Что думал о нем этот брат, заметил ли его состояние? Камбер молился, чтобы монах приписал его нервозность естественному волнению кандидата в епископы. Тишина за дверью делалась невыносима.
   Потом в нее ударил кулак монаха, а он сбивчиво бормотал что-то о том, что слух у архиепископа сдает, уже не тот, что прежде.
   Камбер замер с рукой, занесенной над дверью, - с другой стороны двери отодвигали засов. Отворил сам Энском. Растрепанный вид и заспанные глаза говорили о том, что он только что покинул постель.
   - Прошу прощения, что тревожу вас в такое время, ваша милость, заторопился Камбер.
   - Алистер? - в голосе архиепископа звучало сонное недоумение, - Я полагал, вы давно в постели. Что-то не так?
   - Не мог заснуть, ваша милость, мне нужно исповедаться. Вы не могли бы...
   - Исповедать вас? - Энском оглядел бывшего викария и посмотрел ему в глаза, сон слетел с него. - Мне казалось, что у вас есть свой духовник-михайлинец, святой отец. Он что, в отсутствии?
   Камбер отвел взгляд и вкрадчиво отвечал:
   - Он не архиепископ, ваша милость. Есть обстоятельства, заставляющие обратиться именно к вам.
   Камбер подкрепил свою речь многозначительным взглядом, и Энском посмотрел на него так, словно только что увидел. Махнув рукой, архиепископ отпустил факельщика, огонь поплыл по темному коридору, удаляясь, и Энском отступил в сторону, приглашая войти.
   Пока он возился с дверным засовом, Камбер уже стоял в центре комнаты, не зная, куда спрятать глаза. Он был в смятении, самоанализ не избавил от страхов и робости перед наступающим моментом откровения. За Энскомом он, трепеща, вошел в молельню архиепископа, еще более изысканную, чем у Алистера. Хозяин молельни надел лежавшую на аналое бархатную епитрахиль.
   - Благодарю, что приняли меня в столь поздний час, Ваше Преосвященство. Я не стал бы беспокоить вас, но мою исповедь нельзя доверить больше никому.
   Энском приложился губами к епитрахили, расправил складки ночной рубашки, указал гостю место у аналоя и направился к алтарю.
   Камбер, ухватив за рукав, развернул его к себе и начал возвращать свой облик.
   - Что!..
   На глазах архиепископа на затуманившемся лице проступали черты человека, отпетого в кафедральном соборе несколько дней назад. Энском привалился к стене и потянулся к своему нательному кресту. Его рот открывался и закрывался, наконец сложилось единственное слово: "Камбер!"
   Камбер смиренно улыбнулся и опустился на колени у аналоя, на место, предназначенное ему.
   - Прости, старый друг. Я знаю, как трудно, и то ли еще будет.
   - Но как?.. Ты был мертв! Я видел тебя! Я служил по тебе отходную! Энском качал головой и снова и снова смотрел на Камбера, проводя рукой по глазам, словно желая избавиться от наваждения.
   - Тебе будут не по нраву мои объяснения, еще меньше понравится то, что я должен продолжать начатое и просить твоей помощи. Алистер убил Ариэллу и погиб. Умер он, а не я.
   - Но ты...
   В это мгновение Энскома осенило, и он опустился на ступеньку перед алтарем, как громом пораженный.
   - Ты изменил облик. Ты понимал, что утрачиваешь влияние, мы ведь даже говорили об этом. И решил начать сначала, раз Каллен умер. Он был мертв?
   Энском так испугался своей догадки, что не сумел ее скрыть. В то же мгновение Камбер был возле прелата, устремив серые глаза в его смятенные голубые.
   - Милый друг, не думай об этом! Как могло прийти тебе в голову, что я убил друга и сподвижника ради своих политических выгод?
   Энском отвел глаза.
   - Убийство - очень страшное слово, - прошептал он. - Порой достаточно отказать в помощи тяжело раненному, и результат будет тот же.
   Наступила долгая тишина, потом Камбер ответил едва слышно:
   - Разве я из числа способных на такое?
   Энском протяжно выдохнул.
   - Не думаю... Нет. Но я и предположить не мог, что ты примешь облик мертвого. - Он поднял голову. - Скажи мне то, что я хочу услышать, Камбер.., и моли Бога, чтобы это было правдой.
   Энском хотел видеть глаза Камбера, и Камбер тоже этого хотел. Они будто пытались заглянуть друг другу в душу. Наконец гость заговорил:
   - Я не могу винить тебя в сомнениях, милый друг. Твоя совесть и высокий сан требуют этого. Но, поверь, я ни прямо, ни косвенно не виновен в смерти Алистера Каллена. Он был мертв, когда мы нашли его. Йорам может подтвердить это. Он все время был со мной.
   - Йорам?
   Энском облегченно вздохнул и вытер рукавом вспотевшее лицо.
   - Бог мой, Камбер, тебе придется дать мне несколько минут, чтобы свыкнуться с этим. - Он нервно потирал руки. Отвернулся в сторону и снова заговорил, размышляя вслух. - Ты поменялся оболочками с Алистером и исполнял его роль.., почти две недели. - Он замолчал и взглянул на Камбера. - Выполнял обязанности священника, не так ли?
   Камбер покачал головой.
   - По существу - нет. Мне удавалось не выходить за пределы своего диаконского посвящения. Об этом можно не беспокоиться.
   - Но ты играл роль настоятеля михайлинцев. Не хочешь же ты сказать, Камбер Мак-Рори, что не служил мессу, не исповедовал и не совершал других святых таинств, права на которые не удостоен.
   - Пока нет. Но... - Камбер вздохнул, - сегодня вечером, после не очень деликатной подсказки моего сына, я понял невозможность продолжать такую жизнь и, если ты не поможешь мне, завтра же признаться во всем. Многие, да и ты тоже, считают меня отчаянно дерзким, но никогда не осмелюсь я принять епископскую митру, не будучи священником.
   Энском долго смотрел на него, отыскивая в дымке деринийской премудрости чистое зерно истины, потом опустил глаза.
   - Значит, ты пришел ко мне получить священство?
   - Да. И это должно быть сделано сегодня, сейчас. Я приму любую епитимью, искуплю, чем только можно, содеянное мной. Возможно, я преступил дозволенные пределы в своем стремлении сделать добро Гвинедду. Но ради этой страны я на все готов. Энском, у меня был сын, и я потерял его. Катан - одна из бесчисленных жертв Имра... Но это в прошлом. Ты поможешь, Энском? Введешь меня в священство?
   - Камбер:
   Голос Энскома замер, он смотрел на распятие над алтарем.
   - Камбер, ты понимаешь, о чем просишь? Это совершается раз и навсегда.
   - Я всегда желал быть священником, даже в детстве. И ты знаешь это. Если бы братья не умерли так рано, я остался бы в семинарии, и мы с тобой приняли бы священный сан одновременно. Сейчас я мог быть епископом, а может, и занимать твой пост.
   Он указал на перстень архиепископа на пальце Энскома, тот вытянул руку, и аметист блеснул на ней. Архиепископ поднял голову, его голубые глаза сияли.
   - Наверное, ты прав, - он попробовал улыбнуться. - Ты мог стать превосходным епископом.
   - Надеюсь, я буду им. По крайней мере, твое благословение даст мне шанс.
   Энском отвернулся, поигрывая расшитой епитрахилью, потом долго изучал свой перстень. В конце концов, подняв голову, он ненадолго встретился взглядом с Камбером и решительно поднялся.
   - Ты избрал нелегкий путь, Камбер. Но хорошо. Я посвящу тебя. - К архиепископу вернулась привычная твердость.
   - Однако не жди от меня снисхождения.
   - Я был бы разочарован всякой поблажкой.
   - Ладно. Мы поняли друг друга. Из того, что ты говорил, я сделал вывод, что по крайней мере Йораму известна правда о тебе.
   - Йорам ожидает твоих распоряжений. Эвайн и Рис тоже. Больше никто не знает истины. Энском кивнул.
   - Свидетелей не так много. У тебя их могло быть много больше. Придется утешиться, что все присутствующие безусловно желанны, - он продолжил, помолчав:
   - Тебе больше нечего сказать, не так ли? Для одной ночи было довольно сюрпризов.
   - И еще один, последний, - Камбер улыбнулся.
   - Ты меня пугаешь.
   - Вопрос в имени, - быстро добавил Камбер. - Возможно, тебе покажется пустым, но я хотел бы в новом духовном звании сохранить свое диаконское имя.
   - Кирилл? Не вижу в этом ничего предосудительного. Ты ведь и прежде часто использовал его как второе имя, не правда ли? Кроме того, об этом никто не будет знать, кроме нас и твоих детей.
   - Мне бы также хотелось прибавить это имя во время рукоположения в епископы. Ведь я вправе принять вместе с новым саном и дополнительное имя.
   Энском поднял бровь.
   - Тебе хочется присоединить это имя к имени Алистера? А не поможет ли это каким-нибудь дотошным умам приблизиться к истине, сложить единую картину?
   - А что можно сложить? - возразил Камбер. - Легко объяснить решение данью памяти старому другу.
   - А вдруг объяснения не удовлетворят?
   Камбер пожал плечами.
   - Как священник и епископ, хранящий секреты исповеди, я не могу быть подвергнут считыванию мыслей, если ты как архиепископ не потребуешь этого. Другого пути доказать, что я не Алистер Каллен, нет.
   - Это ты так думаешь, - пробормотал Энском. - Будь по-твоему, настаиваешь, так и сделаем.
   Он остановился в проеме дверей, сделавшись темным силуэтом на фоне огня свечей в соседней комнате. Его ночная рубашка и взъерошенные волосы никак не вязались с торжественной решимостью лица.
   - И последнее, прежде чем я оставлю тебя наедине с твоей совестью и пойду заниматься приготовлениями. Очевидно, ты обдумал все заранее. Может, хочешь провести посвящение в каком-то определенном месте? Разумеется, в соборе, как должно, церемония в любом случае не состоится.
   - Да, в михайлинской часовне, где мы провозгласили Синила законным наследником престола. Место вполне подходит. А ты как думаешь?
   Глава 16
   Ибо всякий первосвященник, из человеков избираемый, для человеков поставляется на служение Богу, чтобы приносить дары и жертвы за грехи.
   Послание к Евреям 5:1
   Двумя часами позже часовня была приготовлена. Пустовавшая уже год (со дня Реставрации Халдейнов), она была наскоро вымыта и обставлена Рисом и Эвайн под наблюдением Йорама. Камбер - главное действующее лицо драмы, которая должна была вот-вот начаться, - еще не видел ни часовни, ни детей.
   Вот уже битый час он расхаживал в маленькой комнатке перед часовней. Было холодно, в долго пустовавшей комнате успели убрать пыль, а времени разводить огонь не нашлось. Переодевшись, он ждал своего часа в относительной чистоте, но согреваться мог у огонька единственной свечи. Она мерцала на столе над разложенным облачением священника. Протягивая ладони к огню, Камбер понимал, что зябко ему от нетерпеливого волнения - человеческое начало одерживало в нем верх над деринийским. Он досадовал на себя и все никак не мог унять страхов и сделать тепло послушным.
   Разум и многолетняя тренировка почему-то не помогали. Верно, все соискатели священного сана переживали подобное в преддверии решительной минуты.
   Ведь он теперь-то в самом деле подготовлен. В душе, измученной непрестанной борьбой, воцарился мир, и знания, необходимые священнику, заняли место в мозгу. Слава Богу, деринийские способности воспринимать неведомую премудрость не подвели, да и память Алистера была немалым подспорьем.
   До появления у дверей часовни Камбер провел час с Энскомом, изучавшим канонические тексты с описанием канонического обряда посвящения. Сначала один, а потом другой - список с очень древнего оригинала, как он пояснил Камберу. Архиепископ решил, что эта форма ритуала более подходит для дерини, особенно таких, как Камбер.
   Еще час был потрачен на пребывание в себе. Камбер взвешивал и судил каждое свое слово и движение, сознавая, впрочем, что тщательная ревизия памяти требует больше времени. Что-то могло ускользнуть или остаться незамеченным в глубинах мозга.
   Сейчас, как воинская перевязь, его перепоясывал орарь - диаконская епитрахиль синего цвета с колечком и белым шнуром на конце. Тело от горла до пят скрывалось под стихарем. Когда же он впервые надел диаконское облачение? Неужели сорок лет прошло?
   Задумчиво поглаживая шелковый орарь, Камбер повернулся к столу. Эта белоснежная риза, которую он наденет... Она - символ достоинства духовного лица. Восковая свеча лежала рядом. Ее он внесет в часовню перед началом обряда, и увидит Всевышний, что чисты помыслы раба его перед алтарем Господним.
   Внезапный стук в дверь оглушил его.
   Неужели пора?
   В комнату бесшумно проскользнул Йорам с горящей свечой в руке, В его глубокой озабоченности угадывалась и сдерживаемая радость. Не отрывая глаз от сына, Камбер, повинуясь порыву, шагнул ему навстречу. Они остановились лицом к лицу, посмотрели друг на друга и увидели новыми глазами.
   Скоро их навеки свяжут не только кровные узы. Камбер, осознав это, вздрогнул, Йорам поспешно поставил свечи на стол и обнял отца - подумал, что запоздалые страхи все еще мучат его.
   Камбер прижал сына к себе, поглаживая золотистые волосы, как делал это, когда Йорам был ребенком, отстранился и встретил его встревоженный взгляд.
   - Я не боюсь, сынок, - сказал он, так жадно вглядываясь в лицо юноши, чтобы запомнить каждую деталь, - Правда, не боюсь. Ты думал, мне страшно?
   Йорам гордо повел головой. Несмотря на все усилия, его глаза наполнились слезами.
   - Нет, Я просто.., просто обнимал тебя.., брат. Камбер улыбнулся и принялся поправлять и разглаживать свое облачение.
   - "Брат". Какое чудесное слово, ты можешь говорить так. - Он с любовью смотрел на Йорама. - По-моему, это большая честь, чем быть твоим отцом.
   Йорам нагнул голову и заморгал, прогоняя слезы, потом поднял глаза и улыбнулся.
   - Пойдем.., отец. Пора придавать этому слову второе значение.
   Гордый, он умолк, взял ризу и перебросил через руку отца, зажег восковую свечу, вложил ее в руку соискателя священного сана.
   Крошечная комната сияла золотом и блеском базальта. Купол поддерживали восемь стен, у каждой из них горело по толстенной свече желтого воска. Еще шесть освещали алтарь и распятие на восточной стене. Четыре канделябра обозначали стороны света: восточный стоял за алтарем, западный - у входа, еще два - у стен. Такого не требовалось в обычном обряде рукоположения в сан.
   Все это Камбер мгновенно увидел и внес в память. Изумляли и присутствующие. Им было тесно в маленькой часовне, а она казалась совсем крошечной.
   Энском в полном облачении располагался левее алтаря, возвышаясь над остальными. Его лицо было непроницаемо. Рис и Эвайн стояли справа, отделенные от архиепископа келдишским ковром, постеленным у ступеней алтаря. Где-то позаимствованные михайлинские мантии преобразили молодых супругов. Золотые волосы Эвайн не уместились в капюшоне и ниспадали до пояса. Они с Рисом приветливо и многозначительно улыбались вошедшим.
   Йорам затворил дверь и задвинул тяжелый засов. Энском сошел со ступеней у алтаря и знаком пригласил Камбера ступить на ковер, переливавшийся, как россыпь драгоценных камней. Камбер опустился на колени, поцеловал кольцо архиепископа, и тот помог ему подняться.
   - Переведи дух, пока мы будем ставить преграды, друг мой. Мы используем тот вид защиты, который был обнаружен тобой. Эвайн и Рис настаивали на этом выборе.
   Выпрямляясь, Камбер сдержал улыбку, вспоминая, что в последний раз они ставили эти преграды в этой же самой комнате. В ту ночь они надеялись наделить священника-принца деринийским могуществом, а в эту - дерини давал священные обеты. Эта проведенная им параллель веселила и пугала его.
   Камбер стоял, вытянувшись и откинув голову назад, чтобы ни на что не отвлекаться, он щурил глаза и чувствовал тепло восковой свечи в правой руке и совсем иное - тепло ризы - на сгибе левой. Стоявший рядом Йорам поклонился архиепископу и взошел к алтарю. Справа и немного позади стояли Рис и Эвайн. Слева слышалось учащенное дыхание Энскома. Камбер в последний раз перед шагом в новую жизнь углубился в себя.
   Спустя мгновение Эвайн вышла вперед и опустилась на колени возле ступеней. Йорам наклонился, поцеловал алтарь, взял в левую руку новую восковую свечу и правою плавно приблизился к нетронутому фитилю.
   Вспышка. Свеча разгорелась. Йорам повернулся, приглашая Эвайн подойти. Когда Эвайн взойдет по ступеням, возьмет свечу и зажжет большую свечу на востоке, они все должны начать передавать энергию формирующимся преградам.
   Вспыхнуло пламя восточной свечи, Эвайн вернулась и, прикрывая пламя ладонью, спускалась по ступеням, направляясь к свече справа от Камбера.
   Камбер зажмурился и обратил свой мозг к возведенным преградам, ощущая концентрацию энергии вокруг. Эвайн зажгла свечу справа и продолжала путь. Он услышал шипение новой щепоти ладана, подсыпанной в дымившее кадило, и перестал оценивать происходящее. Йорам с кадилом отмеривал шаги перед алтарем, и Камбер растворялся, слушая его.
   Incensum istud a te benedictum... Пусть эти благословенные благовония вознесутся к Тебе, о, Господи. Et descendat super nos praesidium tuam. И пусть Твои покрова защитят нас.
   Эвайн зажгла последнюю свечу слева, и Камбер слышал, что она возвращалась. В воцарившейся тишине позвякивали звенья цепочек качавшегося кадила, Йорам окурил священным дымом сестру и повернул направо, чтобы повторить ее путь. Когда его голос вновь поплыл среди курений, Эвайн заняла место позади отца.
   - Terribilis esl locus iste: hiс domus Dei est, et porta caeli... Устрашитесь - это дом Господен и врата Небес, да будет наречен он обителью Бога.
   Йорам обошел по кругу и теперь кадил внутри него, овевая часовню сладким дымом ладана. Закончив, он оставил кадило у алтаря и вернулся, чтобы встать справа от Камбера, а Рис занял обычное место Целителя прямо перед ним.
   С закрытыми глазам Камбер остальными своими чувствами тоньше воспринимал ход вещей. Вот Эвайн возвела руки и всем существом взывает к тому, чье присутствие так необходимо им. К ее внутреннему порыву примешивались какие-то реальные звуки и появились неуловимые, летучие чувства, когда она начала заклинание.
   - Мы вне времени и вне земли. Как просили об этом наши предки, мы соединяемся в одно целое. Все присутствующие склонили головы.
   - Именами твоих благословенных апостолов - Марка, Луки, Матвея и Иоанна именами твоих ангелов, всеми силами Света и Тьмы, мы призываем Тебя, о, Всевышний. Защити и сохрани нас, - продолжала Эвайн. - Так было, есть, да пребудет вовеки. Per omnia saecula saeculorum.
   - Аминь, - разом слетело с губ. Не открывая глаз, Камбер опустился на колени. Мимо прошел Энском, чтобы подняться на алтарь и начать службу.
   - Introibo ad altare Dei, - произнес архиепископ. - Я взойду на алтарь Божий.
   - Ad Deum qui loetificat juventutem meam. Всевышнему, который дает мне счастье молодости. - Эти слова принадлежали Йораму, последовавшему за архиепископом.
   - Judica me, Deus... Суди меня, о, Господи, и отдели от нечестивцев.
   До тех пор пока Энском не закончил короткой молитвы, месса шла своим привычным путем. Когда последние слова замерли в тишине, Камбер наконец прибавил к прочим чувствам свое зрение.
   Эвайн и Рис стояли слева, Йорам подхватил под правую руку, помогая подняться. Энском был у аналоя, он потянулся за своим посохом архипастыря, и драгоценная митра сверкнула, отражая огни свечей гранями своих каменьев. От лампады лицо архиепископа было чуть красноватым. Он заговорил странно спокойно, почти безмятежно.
   - Сейчас мы стоим в доме Господнем, в центре Вселенной, в которой мы лишь гости ненадолго. Здесь, перед Всевышним и другими Силами, которые мы призывали, мы обращаемся к Камберу Кириллу Мак-Рори, принимающему священный сан...
   - Adsum, - пробормотал Камбер, склонив голову. - Я здесь.
   Сопровождаемый Йорамом, он вышел на три шага вперед и снова опустился на колени. Восковая свеча, которую он держал в руке, слегка подрагивала.
   Йорам глубоко поклонился.
   - Reverendissime Pater... Ваше Преосвященство, ради нашей матери-церкзи и тех, кто шел перед нами, я прошу вас благословить присутствующего здесь диакона Камбера Кирилла Мак-Рори и возложить на его плечи бремя священника-дерини.
   - Достоин ли он этого?
   Йорам поклонился снова.
   - Я уверен в этом, насколько может быть уверен простой смертный. И подтверждаю - он достоин принять священный сан.
   Быстро кивнув, Энском повернулся к Рису и Эвайн, произнося слова обряда, не требующие ответа.
   - Братья и сестры, знайте, что милостью нашего Господа мы избрали диакона Камбера Кирилла Мак-Рори, чтобы посвятить его в священнослужители. Если к этому есть препятствия, то пусть тот, кому они известны, их назовет. Здесь и сейчас.
   Ответа не было, и Энском снова обратил взгляд на Камбера, стоявшего на коленях на келдишском ковре со свечой в руке.
   - Обязанность священника - жертвовать собой, благословлять других, нести миру Истину, проповедовать слово Божье и обращать нечестивых. Основываясь на своих способностях видеть насквозь сердца и души паствы - это дополнительное требование к священнику-дерини. Примешь ли ты сан священника перед ликом Господа?
   - Volo. Приму.
   - И будешь покорным своему епископу?
   - Буду, и да поможет мне Бог.
   - Да снизойдет к тебе Господь, чтобы укрепить в тебе дух добра.
   - Аминь, - отозвался Камбер.
   Поднявшись, Энском взял свечу Камбера и поставил ее на алтарь. Йорам снял с руки отца ризу и тоже положил на алтарь.
   Камбер лег и распростерся на ковре, а остальные, стоя на коленях, читали соответствующие случаю литании, каждая фраза которых волной проникала в Камбера и увлекала в покой сознания.
   - Kyrie eleison.
   - Christe eleison.
   - Christe audi nos.
   - Sancta Maria...
   - Ora pro nobis.
   - Sancte Michael...
   - Ora pro nobis.
   Слова литании убаюкивали, помогали все глубже уходить в себя. Отцам церкви было ведомо, как сообщить доброму христианину состояние духа между явью и небытием, в котором человеку открывается высокий смысл таинства посвящения в духовное звание. Обряд шел своим чередом, но Камбер вернулся к нему; Энском читал заключительную молитву, взывая о милости небес к человеку, ниц лежавшему перед алтарем.
   - Взгляни с любовью на слугу Твоего Камбера Кирилла, о, Господи, руки которого тянутся к Твоему престолу. Облеки его плечи в мантию священнослужителя, как делалось от века. Придай ему сил, чтобы он мог служить Тебе и ночью, и днем, о, Всемогущий, Властитель мира...
   Когда молитва была закончена, Энском перешел к аналою и ожидал, пока Йорам поможет отцу подняться и снова оказаться на коленях перед архиепископом, Священник Йорам изготовился участвовать в церемонии рукоположения.
   Когда Энском занес руку над его головой, Камбер глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Наступила основная часть обряда: мистическое возложение рук. Он решительно опустил защиты, открывая все уголки своего сознания, чтобы чувствовать движение Сил Мироздания в Энскоме и Йораме.
   - О, Всемогущий, Творец всего сущего, Твой слуга Энском, орудие Твоей воли, проводник Твоего могущества, соединенный с Тобой нерасторжимо, я представляю Тебе Твоего слугу Камбера Кирилла, чтобы он смог стать Твоим священником.
   Руки архиепископа опустились на голову Камбера, и он почувствовал слабое покалывание и поток высокой силы, вливавшийся в мозг. Первым побуждением было отшатнуться, поднять все защиты и преграды, воспротивиться пугающей силе, чье могущество он уже ощущал. Но он не отступил. Слишком многое решалось для Камбера в эти мгновения.
   Другая рука коснулась виска и принесла ласковый холодок, он узнал его сразу, а Йорам уже был в нем, воссоединив сознание. Камбер остался раскрытым, во власти того, что определяет порядок вещей и событий и зовется меж людей судьбою. А в это время Энском продолжал:
   - Accipite Spiritum: quorum remiseritis... Прими Святой Дух. Чьи грехи ты простишь...
   Он говорил что-то еще, но постепенно Камбер перестал улавливать смысл слов, сосредоточившись на том, что он начинал ощущать от прикосновений Энскома и Йорама. Давление внутри мозга росло; его наполняло Нечто, такое могущественное и пугающее, что он не мог противиться влиянию, отдававшемуся в самых дальних уголках его существа.
   Камбер утратил слух и понял, что зрение исчезло еще раньше, но не стал этого проверять - спасение своей плоти и бренной жизни сейчас не много значили.