Курякова Ксения. Небо закрывается на ночь

   Сейчас некому дать маме дельный совет или прийти на помощь. Она крайне раздражена. Да что там, просто мегера. В такие дни она особенно хорошо понимает, почему у нее растет такой трудный сын. А каким же ему быть?
   Утолив кое-как голод, она решительным шагом идет в детскую. Открывает дверь. Получает деревянным кубиком по лбу.
   - Ой, мам, я не хотел. Это я во вражеский корабль целился.
   Она вступает в комнату. Рот уже открыт, чтобы изрыгать какие-нибудь страшные ругательства в адрес этих оболтусов.
   - Мама, куда ты идешь?!! Здесь же море!
   Кто сказал, что некому прийти ей на помощь? Они сводят ее с ума, они же и приводят обратно в себя.
   Степка вытаращился на нее с совершенно неподдельным изумлением. Это ее всегда подкупает. Их искренность в игре. Он боится, что мама сейчас утонет.
   - А я - бегущая по волнам. Ты, кстати, еще не забыл, кто такой Александр Грин?
   Она будто вырвалась из темницы. Не будем обольщаться. На какое-то время.
   - Да так не бывает, чтоб по волнам.
   - Как не бывает? Бывает. Всю жизнь бывает.
   Разве она чувствует твердую почву под ногами? Нет, там что-то зыбкое. Житейское море. А разве рожать детей в ее ситуации не значит идти по воде?
   - А помнишь, Иисус вышел из лодки. Прямо по воде пошел. Позвал Петра, и тот пошел, но усомнился в один момент и стал тонуть. Призвал Господа на помощь. Он сразу протянул ему руку. И я могу призвать. И ты.
   - Нет. Не так было. Он шел к ним с берега в лодку. И Петр сам захотел пойти Ему навстречу. Мне дядя Слава рассказывал.
   - Когда?
   - В монастыре.
   - А! В Серпухове.
   - Да, там была на стене такая картина. И я у него спросил. А он потом мне рассказал.
   Мама помнит Серпухов. Нет, ездила не она, а папа с сыном. К иконе "Неупиваемая Чаша", исцеляющей от пьянства. Тогда показалось, что это ее маленькая победа. Ведь об этом молилась она, когда не было еще забот с третьим ребенком. Но "никогда не обольщаться" - золотое правило.
   Злобы как не бывало.
   - Вылезайте из кроваток. Спать уже теперь поздно. Полпятого. Но Володьку-то я уложу.
   Мама качает коляску. За домом шумит детская компания. Бурно играют. Вдруг истошный степкин крик.
   - Опять он орет!!! - мама вот-вот утратит только что обретенное ее равновесие. - Сколько же
   можно?!
   Степан бежит к ней
   - Мама! Светка меня толкнула прямо на трубу!
   Мама продолжает заниматься своим делом, отвернувшись, и думает, как охладить разгорячившегося сына. Поворачивается к нему. Майка на спине вся в крови. Слегка переменившись в лице, мама тащит Степку к крану. Открывает воду. Сует разбитый затылок под холодную воду. Так он долго полощется. Громко ревет. Как ни странно, кровотечение заканчивается, и раны в волосах не видно почти.
   Вечером встречают гостей. Бабулечка возвращается из города. С нею ее старшая дочь с семьей. Мама радуется, когда они приезжают на выходные. Степка с обмотанной бинтом головой остервенело жалуется всем на соседскую Светку. Мама молчит. Устала говорить. Только что она провела беседу о прощении, кротости, незлопамятности. Столько слов сказала. И так, кажется, убедительно. С примерами.
   Перед сном мама необычно тихо, убаюкивающе напевает:
   Житейское море играет волнами,
   В нем радость и горе...
   x x x
   Выходные проходят весело и напряженно. Родные относятся к этой безумной мамаше осторожно, с любовью и тихим ужасом в душе. Когда-то многообещающая пай-девочка-отличница, с первого раза поступившая в престижный столичный ВУЗ, она в последующие годы стала устраивать свою жизнь каким-то ненормальным способом. Все не так, как принято в обычных хороших семьях, все вверх ногами. Несчастная. Странная. У нее, конечно, и в юные годы были кое-какие "задвиги", но не до такой же степени.
   Все общество за завтраком. В просторной комнате на втором этаже. Здесь большой прямоугольный стол без всякой уравнительной философии. Бабулечка во главе стола. Это ее дача, ее дети, ее внуки. По левую сторону от нее старшая дочь, зять, старшая внучка, по правую - известно, кто. Тем для разговора много. Строительство новой летней кухни. Володина прибавка в весе. Работа. Там как-то не все ладно, на этой работе. Для многодетной мамашки это разговор из другой жизни. Старший зять Саша не так много, и не так весело шутит, как обычно. Но все равно, всем весело. И эти взрывоопасные дети ведут себя почти хорошо.
   - Вечером Климовы приглашают в баню, - сообщает бабулечка.
   Приятный сюрприз для мамы, все лето пользующейся услугами холодной душевой в углу огорода.
   - Зина Седова с Украины пишет, что у младшего сына ожидается прибавление в семействе. Она грозится обогнать меня по внукам... Как бы мне хотелось, чтобы ей это удалось!
   Озабоченный взгляд на эту непутевую младшую дочь. Остальные посмеиваются. В этот момент маме удается уйти от прямого ответа на "косвенный" вопрос. У Машки возникла проблема весьма деликатного свойства, и они с мамой бегут вниз.
   На речке мама с детьми задерживается подольше. Чтоб не очень "грузить" гостей. Степка поймал в банку несколько мальков.
   - Смотри, мама, эта рыба ждет ребенка.
   Мама улыбается задумчиво. Как ее подруга Симка на трамвайной остановке тогда, за день до появления на свет Володи. У Симки в рюкзачке-кенгурушке младшенький, рядом на тротуаре - старший. "Удивительное создание - женщина, - изрекла она, глядя на огромный подружкин живот, - раздувается и опять сдувается".
   Сегодня все по очереди нянчатся с Володей. Мама поэтому долго читает старшим детям после обеда. Детские рассказы Платонова. Маша, конечно, не слушает. Степке нравится, хотя на деревенских мальчишек, героев этих рассказов, он ничем не похож. К сожалению.
   Вечер. Мама с Машей ждут, когда дядя Саша помоет в бане Степку. Из-за двери сын кричит:
   - Я сейчас. Последнюю ногу мою.
   Подходит с полотенцами мамина старшая сестра.
   - А ты моего вида не испугаешься? - спрашивает ее мама.
   - Ну что ты... Я в парилке посижу, пока ты будешь мыться.
   В бане Машка с ковшиком торчит у крана с холодной водой. Теплая ее не привлекает. Это у нее с рождения так повелось. Мама время от времени заталкивает ее в парилку к тете Лене. Но все равно, когда они одеваются, Маша весело стучит зубами.
   Мама спешно одевает своего попарившегося в баньке ребенка. Платок на голову, теплые носки, куртка. Скоро согреется. Куда делась обувь? Ах, вот. Мама что-то вытряхивает оттуда в урну.
   - Камушки попали и во вторую туфлю, и в третью, - говорит дочь.
   После бани они роются в климовской богатой дачной библиотеке. Тетя Лена находит легкое, отвлекающее чтение. Бестселлеры.
   - Надо и маме что-нибудь взять. А то она уже Достоевского читает... А ты же решила с этим покончить, - говорит она, глядя на стопку в маминых многодетных руках.
   - Я выбрала поскучнее. Просто, чтобы буквы не забыть.
   "Воспоминания о Борисе Пастернаке". "Человек в литературе Древней Руси". Что-то еще в таком роде. Все это они тащат домой, тепло попрощавшись с гостеприимными хозяевами.
   Перед сном мама наугад достает из мешка книжку. "Петербургские повести" Гоголя. Читает. Час. Два. Три. "Да что это я взяла! Опять не оторваться!" В четвертом часу утра мама хихикает над "Невским проспектом". Взять хотя бы это ироническое замечание Николая Васильевича: "Боже, какие есть прекрасные должности и службы! Как они возвышают и услаждают душу! Но, увы! Я не служу и лишен удовольствия видеть тонкое обращение с собою начальников".
   "Увы, увы, - думает мама, погасив, наконец, свет, - я не служу. То есть я не там и не тем служу."
   x x x
   Утром Степа приносит баночку козьего молока. Ходить к хозяйке немногочисленного козьего стада - его ежедневная обязанность. Сегодня он прихватил с собой сестрицу. Мама, как всегда, с малышом на руках вышла за дом ждать, когда они появятся из-за дальнего поворота. Долго не возвращаются. Нет, она не волнуется. Степан коммуникабельный ребенок, может долго болтать с молочницей.
   И зачем маме это нужно? Глазеть на них издали. Сейчас она, наконец, формулирует для себя ответ. Чтобы запечатлеть в душе этот их дальний образ. Вдруг жизнь разлучит? И на том свете она увидит их такими. Маленькими, беззащитными и сильными одновременно. В сомкнутости их рук, открытости всем ветрам, в самом этом преодолении расстояния между ними и ею - их сила.
   Пришли. Лирика кончилась. Начинается обычная проза дня. Завтрак готов, но к нему долго не удается приступить. Маша, объевшаяся на днях ягод, в очередной раз не успевает добежать до горшка. Мама моет ее под краном, стирает штаны, роется в сундуке в поисках чистых.
   Садятся за стол. Теперь поднимает крик младший. Оказывается, с ним аналогичная проблема. И мама удаляется все к тому же крану. Моет Володю. Она не церемонится с детьми. Греть воду кипятильником? Да она давно бы сбежала в город. Большой таз с теплой водой предоставляется им только раз в день для вечерних омовений.
   Когда мама возвращается на веранду с переодетым младенцем на руках, там сгущаются тучи. Солнца сегодня нет.
   - Я бы выгнала тебя сейчас из-за стола, - говорит Степке бабушка.
   Мама, как обычно, когда кто-то другой, а не она злится на ее детей, пытается взять вину на себя и сгладить противоречия. Она заводит речь о том, что Степка бывает и неплохим парнем, и настоящим старшим братом, и, вообще, "кормилец".
   - Малыш, благодаря тебе, пьет парное молочко. А помнишь, как мы были последний раз на концерте в Зале Чайковского?
   - М-м-м... Ну, помню.
   Ясно, что не помнит. Его потащили тогда слушать духовную музыку.
   - Я, собственно, не о концерте, а о том, что мы увидели после, на улице. Представляешь, мам (это уже бабулечке), центр Москвы, вечер, огни большого города. На тротуаре стоит тетенька с козой. У козы на одном роге повязан красный бант. Эта тетенька продает в бутылках козье молоко.
   Дети ушли. Мама допивает чай.
   - Ты просто как танк, - говорит бабулечка. У нее преувеличенное представление о мамином терпении и самообладании.
   - Я тоже много ругаюсь и ору на него, когда никого рядом нет. Но он, по-моему, только ожесточается. Пороть? Не решаюсь. Не женское это дело.
   - Надо с кем-то советоваться. Не знаю, какой Макаренко должен воспитывать этого ребенка, - говорит бабулечка.
   За окном Степка лепит на машкину кисть пластырь.
   - У нее "бандитская пуля", - кричит он.
   Это из их семейного фольклора. Авторство принадлежит бабулечке. Все повреждения на детском тельце она всегда шутливо обзывала "бандитскими пулями".
   Далее мама видит, что надо бежать вытирать машкину попку. В этот раз дочь успела добежать.
   Володя возмущен тем, что его поместили в кроватку, и начинает упражнять свои голосовые связки.
   В дальнем конце огорода есть яма, куда обычно выливается содержимое детских горшков. Будущее удобрение. Дорожка туда ведет узкая. Мама носится по ней, как цирковая лошадь. Туда еще шагом, а обратно галопом. Под вой володиной сирены. Бабулечка всякий раз отвлекается от своего огородного труда, чтобы проследить ее бег до конца. Не грохнется ли где-нибудь, споткнувшись. Бабуля продолжает работать, размышляя о том, что дочь ее, тридцати лет от роду, мать троих детей, внешне похожа на "синий чулок". Неухоженная, худосочная. Ни высоких каблуков, ни макияжа, ни украшений. Даже сережки перестала носить, когда заболела. Одевается во все темное, как монашка.
   Володя спит, наконец. Остальные на речке. Мама переживает очередной публичный скандал. Хорошо, что публики немного.
   Чуть позже она рвет голыми руками длинные плети крапивы. Пусть ей тоже будет больно. Ее вина, что сын такой.
   Сердце гулко стучит. Степан брошен на кровать. Штаны стянуты. Мытье под холодным краном просто материнская ласка по сравнению с этой гестаповской сценой.
   Мама крупными шагами меряет свою "беговую дорожку". Руки дрожат. Прислушивается к тому, что происходит в доме. Что он там делает?
   Появляется на крыльце Степка с зареванным лицом, веником и большим совком, куда сметены все последствия недавней порки.
   - Куда выбросить?
   Так жалобно. Они с мамой идут в дом, в свою комнату. Там мама берет в руки молитвослов.
   За ужином сын уже сидит.
   - Мам, никакого пластыря не хватит, чтобы залепливать такие "бандитские пули". Но, кажется, и так прошло.
   x x x
   Утро темное, холодное. В такую погоду бабулечка с особым трепетом наблюдает в окно, как ее безжалостная дочь полощет под краном младенца. "Измывается. Другого слова не подберешь. Хоть бы с ребенком на руках так не носилась", - думает она.
   Мама с голым Володей врывается на веранду и далее следует в детскую. Через несколько минут все, наконец, за столом.
   - Съешь, пожалуйста, мою кашу. Она опять с подсолнечным маслом, говорит бабулечка.
   - Ой, я забыла, что ты не любишь.
   Мама с готовностью принимается за вторую порцию овсянки, сваренной на воде. За детьми доедать не приходится. Они такую, как ни странно, любят.
   - Тебе намазать бутерброд, или у тебя сегодня пятница? - обращается к маме бабулечка.
   - Я с сухариком.
   Мама жует, раздумывая, чем бы ей развеять дурное бабулечкино настроение.
   - А неплохая картинка получилась.
   Ничего лучшего не придумала, как похвалить себя. На стене висит в скромной бумажной рамочке маленький пейзажик. На первый взгляд даже кажется, что это писано маслом. А это пластилин, тонко размазанный по обычной картонке. Чистейший плагиат. Два года назад она увидела подобное произведение у одной своей дачной знакомой. В результате в то лето ни краски, ни карандаши не находили у них своего применения. Мама, Степка и Марья мазали пластилином по всем плотным картонным поверхностям, какие попадались им под руку.
   - Это в стиле постимпрессионизма, - блещет мама эрудицией.
   Она уже собирается сравнить свое пластилиновое детище с Гогеном, как по оконным стеклам начинает барабанить дождь. Мама, передав из рук в руки Володю, бежит на улицу срывать с веревки почти высохшие пеленки.
   - Одна туча включается, другая выключается, - задумчиво изрекает Степка, отхлебывая какао.
   Мама вскоре опять за столом.
   - Ты у нас теперь горшечных дел мастер, - мрачно произносит бабулечка. - Какой там импрессионизм.
   - А ведь сегодня дядьдимин день рождения! - вдруг восклицает мама. Сколько же ему стукнуло?
   - Тридцать семь, - еще мрачнее говорит бабулечка. - Утром отошли воды, а муж пошел себе на работу, решил, что я и сама справлюсь. Пешком двадцать минут шла в роддом.
   - У тебя, бабуль, целых трое детей! - удивляется Степка. - Тетя Лена, дядя Дима и мама.
   - Но у меня же был второй брак, - словно оправдывается бабулечка.
   - А что это - брак?
   - А ничего хорошего. Брак в работе - позор, как говорили на производстве.
   - А ты ведь была против Володи,- Степка не страдает деликатностью.
   Тут уж бабулечка совсем темнеет лицом. Вспоминает, в каком шоке была, когда узнала, что дочь, только год назад прошедшая последний курс химиотерапии, опять ждет ребенка.
   - Я была не против Володи, а против решения папы с мамой.
   Мама понимает, что теперь лучше разойтись подобру-поздорову, и с грохотом начинает собирать со стола посуду. Бежит мыть.
   Бабулечка отправляется заниматься трудотерапией. Особенно хорошо помогает ей работа в теплице, с помидорами. И дождь - не помеха.
   Мама принимается за стирку. Среди пеленок рука нащупывает что-то твердое. Выуживает из воды взмокшую тапочку. Ничего себе! Бабулечка выглядывает из теплицы.
   - Да выброси ты ее. Все равно рваная.
   Далее по расписанию магазин. Мама берет Степку, сумку, кошелек, список необходимых продуктов. Идут. Их обгоняет на велосипеде соседский Колька четырнадцати лет. Тоже в магазин. Остаток пути мама идет одна. Степка укатил на колькином багажнике.
   Прибыв на место, мама застает сына, оживленно беседующим с местной продавщицей.
   - А зовут-то тебя как?
   - Степан.
   - А...Ну ничего. Не имя красит человека, а человек имя.
   - Мам, дай мне на две шоколадки. Я сам куплю.
   - А вторую кому? - спрашивает продавщица.
   - Марье. Сестре, - отвечает Степа.
   - Да у тебя еще и сестра есть?! В наше время двоих детей поднять! горько качая головой, говорит сердобольная женщина.
   Мама поспешно начинает зачитывать свой список.
   - Два десятка яиц, пожалуйста, - говорит она, улыбаясь. Наверное, ее рассмешила надпись: "яйцо куриННое".
   Простая деревенская женщина ужасается огромному количеству детей. Двое! Тут у них в деревне такая жизнь, что особо не нарожаешь. Ни денег, ни мужиков нормальных. Хорошо еще, что Степа не стал уточнять, что их на самом деле трое. Он ведь себя к детям не относит. Одна из его постоянных игр состоит в том, что он исполняет роль мужа, главы семейства. Эдакого командира-начальника.
   - Ты, мам, будешь жена, я - муж, а Маша - наш сыночек, - заявил он когда-то.
   А недавно он заметил, что им с мамой очень повезло со вторым ребенком. Это о Володе.
   Маме даже приходилось краснеть, когда Степан громко и повелительно окликал ее на улице: "Жена"!
   - А хлеба в магазине нет. Ну, ладно. Вечером напечем лапериков и устроим сабантуй в честь дядьдиминого дня рождения.
   Бабулечка весь день занята. Ей недосуг. Мама же, набегавшись вдоволь, засыпает после обеда раньше своих детей.
   - Мама! Ма-а-ам!!! - тревожно зовет ее Степа.
   - Ну что ты орешь? Я сплю.
   - Если ты решила уснуть, то так и предупреди: "Не разговаривайте со мной, я уже сплю". А то мне кажется, что тебя убили из снайперской винтовки с глушителем.
   Вскоре бабушке приходится прервать процесс консервирования огурцов на самом интересном месте. Проснулся на улице Володя. Минуты две уходит на расталкивание разоспавшейся мамаши.
   - И когда ты кончишь читать по ночам?
   - Я вот уже две ночи безмятежно и безкнижно сплю, - бормочет лениво мама.
   - Не выражайся, - бросает ей, убегая к огурцам, бабулечка.
   Мама плетется к коляске. Просыпаются остальные дети. Они все выставлены бабулечкой из дома.
   Степка то и дело наведывается на кухню посмотреть, что там происходит.
   - Уйди, окаянный. Тут кипяток!
   - Бабуль, а у меня волдырь вздулся от ожога. Дай иголку, чтобы проткнуть.
   - Ты что, издеваешься? У меня непрерывный процесс. Уйди...Два.Три...Уйди, говорю. Четыре, - бабуля бросает в банку соль чайной ложкой.
   Ничего не остается, как все-таки удалиться. Степка роет яму небольшой лопатой на краю огорода.
   - Чем больше из нее берешь, тем больше она становится, - говорит ему мама.
   - Это что, загадка?
   - Да. Отгадай.
   - Сдаюсь.
   Мама смеется. А Степан этого не любит.
   - Загадай что-нибудь другое, - говорит уязвленный сын.
   - Висит груша, нельзя скушать.
   - Сторож?
   - Почему сторож?
   - Ну, он ее охраняет, потому и нельзя.
   - Нет, неправильно.
   - Тогда, может, это огрызок?
   А Машка тянет маму водить хоровод вокруг воткнутой в землю палки. У нее своя любимая игра. "В елочку".
   - Этот прут совсем не похож на елочку, - пробует отказаться мама.
   - Давай ты будешь елочкой.
   Машка сразу же, пока мама с Володей не сбежала, начинает ходить вокруг нее.
   - В лесу родилась елочка, ля-ля-ля, - поет дочка.
   - В лесу она росла, - обреченно подпевает мама.
   - Нет, елочки не поют, - строго прерывает ее Маша.
   - А Володька - елочное украшение, - хохочет Степан. - Это я хорошо пошутил? А?
   Вскоре внуки, наконец, допущены на кухню, где бабулечка уже замесила тесто для "лапериков".
   Они любят лепить каждый что-нибудь свое, а потом за столом узнавать произведения своего кулинарного искусства. Бабулечка подкидывает идеи.
   - Давайте солнышки сделаем.
   "Как хорошо, когда кто-нибудь, кроме меня, может позаниматься с детьми", - думает мама. Ей будет этого не хватать, когда кончится лето.
   За ужином дети спорят, где чье солнце. Мама напряженно соображает, как избежать скандала. Из-за пустяка они могут страшно поссориться. А ведь день выдался на редкость хороший. Спокойный. Почти не ругались. Как бы дотянуть в таком духе до конца!
   Степка вспоминает про свой волдырь и опять начинает приставать с просьбами об иголке.
   - Ну что ты пристал со своим дурацким волдырем! Дай поужинать спокойно, - говорит бабулечка. - Интересно, что делает сегодня наш Дима.
   - Ой, у нас же сабантуй, - радостно вскрикивает Степан. - Давайте танцевать и петь.
   - Нет уж. С вами только начни веселиться, вы всю веранду разнесете, говорит мама.
   Бабулечка согласно кивает головой. Но детей так просто не урезонишь.
   - Давайте представление устроим.
   Степан кидается в детскую и через секунду появляется оттуда закутанный зачем-то в плед. Он
   громко начинает читать "Есть в осени первоначальной..." Без запинки.
   - А кто это написал?
   - Тютчев.
   Мама сияет.
   - Хоть бы у вас в школе спросили, кто какое стихотворение про осень знает!
   - Маш, расскажи и ты что-нибудь.
   Маша кое-как вспоминает Агнию Барто.
   Дети постепенно распоясываются. Начинают гоготать, прыгать, размахивать руками. Их прогоняют в комнату.
   Мама задумчиво жует "лаперик", упершись взглядом в свой пластилиновый пейзаж а-ля Гоген.
   - Хорошее стихотворение ты ему выбрала, - говорит бабуля.
   - А ты меня горшечницей обзываешь.
   Из детской выходит Маша с мячом в руках, швыряет его под стол и воет. Следом появляется Степа в маминой соломенной шляпе и выразительно декламирует:
   - Тише, Танечка, не плач,
   Не утонет в речке мяч.
   Мама с бабулечкой секунду смотрят на детей, потом друг на друга и дружно начинают хохотать. Дети в восторге. Поднимается невыразимый шум. Непонятно, как такое количество звуков помещается в этой крохотной веранде. Испуганный Володя так начинает кричать, что перекрывает все остальные звуковые эффекты.
   Когда все успокоились, Степка говорит:
   - Бабуль, ну теперь-то ты мне дашь иголку?
   Мама отправляется за коробочкой для шитья.
   - Это будет последний акт драмы. Прокалывание волдыря.
   Возвращается с коробкой.
   - Что-то я не вижу тут иголок.
   - Ну, вот! Растеряли все. А была тьма иголок... Две, - уточняет бабуля, подумав.
   Сумерки. Чистка зубов на свежем воздухе.
   - Теперь марш все в таз, - командует мама.
   Дети медлят.
   - А звезды сегодня будет видно? - спрашивает Степа.
   - Нет. Тучи.
   - Небо закрывается на ночь, - говорит Марья.
   Войдя в дом, мама бежит в комнату к бабулечке:
   - Ты знаешь, что Машка сейчас сказала?
   Но пора за дело. Сначала целиком купается Володя. Потом в таз лезет Маша. Последний - Степан.
   - Не хочу я мыться, - ноет он.
   - У тебя что, чистые ноги?
   - Экологически чистые, - говорит Степка, задрав кверху грязную пятку.
   Мыло мама использует исключительно "Дегтярное". Одна из ее причуд.
   К полуночи дети засыпают. Мама еще какое-то время суетится. Убирает с пола клеенку, на которой стоял таз. Раскладывает детскую одежду. Кучка номер один, номер два, номер три. Вытаскивает из дома мыльную воду. Бросает взгляд вверх. С одной стороны небо черное. А с другой! Все светится, переливается.
   - Спокойной ночи, мама.
   - Спокойной ночи, - глядя поверх очков, отвечает бабуля.
   Она лежит в постели с какой-то разукрашенной книжкой в руках.
   - Ну чем моя жизнь хуже бестселлера? - вопрошает мама.
   - Да уж, - тяжело вздыхает бабуля.
   x x x
   Мама застыла у рябины, на которой расселись сороки. Они громко трещат. Володя безропотно ждет, когда его унесут в дом. Все-таки дождь.
   Последний дачный день начинается. Между вазочкой с ноготками и кружкой с недопитым вчера мятным чаем образовалась паутинка.
   - Вот так труженик, - говорит бабулечка про ночного паучка.
   Дети всегда радуются перемене места. Предстоящий отъезд приводит их в радостное возбуждение. Мама же заметно угнетена.
   Сегодня много дел. На полу два открытых чемодана; на полках - только наполовину стертая пыль; на стуле сидит растрепанная мама и кормит Володю с ложки овощным пюре. Громкими криками и отчаянным фырканьем малыш дает понять, что предпочел бы получить привычную бутылку с соской. Боковым зрением мама видит, что Степа на чем-то висит под потолком.
   - Мам, смотри, как я умею. Я - Тарзан.
   - А я - Тарзанка, - говорит Машка, которая тоже висит, но пониже.
   - Дурында! Ты не знаешь, что такое тарзанка. А так, как ты, любой дурак умеет.
   - Дурак не умеет, - обиженно завывает сестра.
   - Что же это за хам такой растет, - слышится резкий бабулечкин окрик, пороть его надо, не
   умеет с сестрой нормально разговаривать.
   - Меня нельзя пороть. Я от этого только ожесточусь, - назидательно вещает сверху этот
   педагогически запущенный Тарзан.
   Мама едва не роняет Володю, услышав эти слова. Ее замешательство совсем уж расстраивает и без того сердитого младенца.
   - Ах ты, нахал! Да я с тобой даже разговаривать не хочу, - ругается бабуля.
   - Ну что ж. У меня найдутся другие собеседники.
   Бабулечка вбегает в комнату, устремляется к маме.
   - Ему же еще и семи нет. Что ты с ним дальше делать будешь?!
   Мама плачет. Бабушка, как всегда, оказалась права. Нельзя было так приучать к рукам ребенка. Будь у него другой характер, он бы лежал себе сейчас спокойно в кроватке с погремушками, а мама рвала бы опять голыми руками крапиву для своего Тарзана.
   Через минуту уже не один, а все трое висят на ней, как украшения на новогоднем дереве.
   - Мам, ну не плач! Пожалуйста! Извини!
   - Проси у бабушки прощения, - всхлипывает "елка", пытаясь стряхнуть с себя хотя бы часть груза.
   Но бабушку так скоро не разжалобишь. Она сурово молчит в ответ на все обращения внука.
   Вскоре, едва продвинувшись вперед в своих недолгих сборах, мама опять вынуждена их прервать. Тихий час. Если так можно выразиться. Дети веселятся. Володя, наконец, ненадолго отпустил маму и тихо лежит на коврике, трогая все, что попадается ему под руку. Зайдя в комнату, мама обнаруживает, что под руку ему попался Пушкин. Тоненький, старенький, ее любимый томик открыт на поэме "Медный всадник", и Володя увлеченно жует отрывок из этого бессмертного произведения.
   Схватив одной рукой читателя, а другой книжку, мама начинает оплакивать тяжелую судьбу пушкинских героев.
   - Мам, ну не расстраивайся, - говорит опять присмиревший Степка, прочитай лучше нам "Бой Руслана с головой".
   Ритмично встряхивая Володю, мама начинает читать.
   Вечером опять уборка.
   - Мам, я устраиваюсь на работу охранником. Как мне заполнить анкету?
   - Играй сам! Мне некогда!!!
   - Ну, мам! - протяжно ноет Степа. - Светка говорит, нужна анкета.
   - Ну, пиши. Твой основной род занятий. А потом: "папа - рабочий, мама домохозяйка".
   Степка пыхтит над тетрадным листом.
   - Мам, напиши мне "хозяйка". Я не знаю, как.
   - Не хозяйка, а домохозяйка.
   - Я "домо" уже написал.
   Мама смотрит "анкету". Написано: "мама - дама".
   - Оставь лучше так. Без хозяйки.
   Мама любуется на эту "даму", потом смотрит на "основной род занятий". Написано "балаваца".
   - Бабуль, а бабуль... А это яблоко не червивое? - спрашивает Степка.
   - Скажи ему, что я с ним не разговариваю, - обращается бабуля к маме.
   - Нет, не червивое. Это просто такие вмятины от ударов об землю. Они же "опадыши", - объясняет мама.
   Бабулечка смеется.
   - А дядя Дима в детстве как раз такие побитые любил. Он бил яблоками об стенку, чтобы они стали мягкими. Я, помню, долго не могла понять, что это за пятна такие на обоях.
   Уже издали мама видит, что Степка воспользовался благоприятным для примирения моментом. Теперь они с бабулей вдвоем копаются в грядке.
   Вечером, всех перемыв и уложив, мама громко распевает:
   Мы поедем, мы помчимся
   На оленях утром ранним...
   Дети, конечно, и не думают спать.
   - А что такое олени? - спрашивает Маша.
   Степка откуда-то выудил потрепанный журнал с комиксами и по слогам читает надписи к картинкам. Хохочет.
   - Мам, смотри, тут нарисован Руслан в инвалидной коляске. Ха-ха-ха.
   - Что за чушь ты несешь, - сердито прерывает свое пение мама.
   - Ну, смотри. Он спрашивает у Головы: "У тебя какая группа инвалидности?" Ха-ха-ха.
   Мама мрачнеет. Для нее это черный юмор. Она завтра уезжает с дачи без Володи. Предстоит хождение по врачам и очередное переосвидетельствование, ВТЭК.
   - И где ты откопал эту безвкусицу?
   - Мам, что такое олени? - заладила Маша.
   - Да звери такие рогатые! Спи!!!
   - А олени спят?
   - Да.
   - Где?
   - На севере.
   - А что такое "север"?
   - Я же читала вам недавно "Снежную королеву". Спи!
   - А небо спит?
   - Да. Оно уже закрылось на ночь.
   x x x
   Утро. Степа с Машей одеты, умыты, причесаны. Стоят с рюкзачками за спиной возле скамейки. Ждут, когда закончит одеваться мама. Она всегда собирается быстро. На секунду бросает взгляд в зеркало. А может даже и совсем не бросает. Проводит по стриженым волосам щеткой. Хватает багаж и выходит. Бабулечка с Володей на руках прощается со своими беспокойными гостями.
   - Я позвоню.
   - Счастливо.
   Они не говорят о том, что чувствуют. Боятся высокопарных фраз. Поэтому внешне их прощание так обыденно. На самом деле бабулечкино сердце разрывается оттого, что дочь уезжает в ту свою "ужасную" жизнь, и ничего уже не изменить. Как бы еще хуже не стало. А эта "непутевая" дочь просит глазами прощения.
   Уходят. Мама оглядывается и замечает, как еще молода и красива их бабулечка.
   Через час они выходят из дачного автобуса в центре маминого родного города. До поезда еще есть время. Рядом детский парк с аттракционами. Идут туда. Дети мечутся, выбирая, что лучше. Наконец, Степка решительно тащит сестру под яркую вывеску "Северное сияние". Мама подходит к заборчику, машет рукой. Степка сидит верхом на олене, Маша катится за ним в чем-то, вроде саней. Итак, помчались.