Страница:
В это время Борис Борисович сидел в позе лотоса в углу гримерки и бормотал себе под нос какие-то заунывные мантры. У меня к нему накопилась масса вопросов, но врываться с мирской суетой в этот оазис гармонии было попросту грешно. И я решил не рушить ауру.
…После пресс-конференции стало очевидно, что в медийной плоскости большинство русских артистов находятся по сравнению с “Аквариумом” в каменном веке. А годы подполья, перестройки и пресловутый “американский этап” подарили Гребенщикову психологическую устойчивость к любому мифотворчеству. Мне жутко захотелось покопаться во всем этом Клондайке и по возможности добраться до сути и истоков явления.
Прежде всего я поехал в Питер – с целью пообщаться с креативным окружением БГ. Наиболее продуктивно мы поговорили с автором большинства обложек “Аквариума” 80-х Вилли Усовым. Он был по-питерски гостеприимен и на все вопросы отвечал максимально обстоятельно.
“С самого начала Гребенщиков играл серьезную рок-музыку. – Вилли сидел в уютной фотомастерской на Васильевском острове и не без удовольствия вспоминал времена “золотого состава” “Аквариума”. – Иногда творчество раннего БГ напоминало Боба Дилана, иногда – Боуи. Примечательно, что на одном из первых концертов Гребенщиков пел „Across the Universe“ не в канонической версии Beatles, а в аранжировке Боуи. Для Бориса творчество и имидж Дэвида Боуи были словно фантом. Но при этом вокалист „Аквариума“ являлся человеком, который, помимо своих очевидных достоинств – глубокой поэзии, свободного английского, интуитивного вокала, – всегда умел быть притягательным для окружающих и мог создать из песен какую-то тайну. Чтобы вопросы сыпались у слушателей один за другим: „а почему?“, „как это?“, „а что?“, „а зачем?“”.
Впечатлившись общением с Вилли, я, вернувшись в Москву, по самую макушку влез в домашние архивы, пытаясь восстановить прерванную связь времен. Листая пожелтевшие от времени самиздатовские журналы, я понял, что лидер “Аквариума” – опытный пиарщик с активной практикой саморекламы лет эдак в тридцать. В 1977 году он был идеологом и одним из создателей первого подпольного рок-журнала “Рокси”. Также выяснилось, что именно Борис Борисович стал автором первого в России музыкального пресс-релиза.
Задумайтесь. Ни Макаревич, ни Майк Науменко, ни Градский, ни Эдита Пьеха пресс-релизы тогда не писали. Шел далекий 1981 год, и Гребенщиков прекрасно понимал, что помощи в продвижении группы ему ждать неоткуда. Поэтому он от руки написал текст, который назывался “Правдивая история „Аквариума“”. Позднее он был опубликован в московском самиздатовском журнале “Зеркало” и сопровождался подзаголовком: “Правдивая история „Аквариума“, предвзято изложенная мною (который далее из скромности упоминается как БГ) при боли в зубе (или в вагоне электрички) – посему часто невнятная, но максимально правдоподобная”.
Любопытно, что молодой вождь “Аквариума” обошел в тексте все острые углы – в частности, не упомянул про скандал на рок-фестивале “Тбилиси-80”, после которого он пулей вылетел из комсомола и лишился работы. Юный БГ еще не был знаком с крылатым высказыванием Пугачевой “не стоит путать интервью и исповедь”, но, судя по всему, чувствовал такие вещи кожей. Одним словом, дипломат.
Еще один аспект “Правдивой истории” – ставшая с годами крылатой фраза о том, что “„Аквариум“ это не музыкальная группа, а образ жизни”. Я всегда был поклонником этого емкого слогана – наверное, до тех пор, пока мне в руки не попался диск Rolling Stones 64 года, на задней обложке которого ушлый продюсер Эндрю Олдхэм изрек в чем-то похожую мысль: “The Rolling Stones are more than just a group – they are a way of life”. “Хорошая идея, – подумал я. – Так и тянет ее процитировать”.
Выводов было много, но мне стало понятно, какая у лидера “Аквариума” мощная школа самопозиционирования. Причем не только практическая, но и теоретическая…
“Корни мои – в русском городском шансоне”, – признался как-то БГ в одном из интервью. Это противоречило многому из того, что лидер “Аквариума” говорил раньше. Но я даже не удивился. Это как у Борхеса – в загадке про шахматы не должно быть слова “шахматы”…
Вскоре я наткнулся в самиздате на совместное интервью Гребенщикова с Сергеем Курехиным, которое взорвало мой мозг до основания.
“Для нас есть три точки отсчета в теперешней музыке, – с серьезными лицами вещали музыканты “Аквариума”. – Это Псевдо-Дионисий Ареопагит – христианский писатель, один из первых. Это Брюс Ли – не как живая фигура, а как миф. И Майлз Дэвис, но не как музыкант, а как старик негр, который дает самые наглые интервью”.
Интервью БГ датировалось 1983 годом. Даже если сей безумный монолог инициировался гением Курехина или чтением фэнтези Толкиена, это высказывание провоцировало целую культурную революцию в теории музыкальной рекламы. Так легко и изящно никто из российских рокеров себя не позиционировал. Судя по всему, серьезных конкурентов у Гребенщикова в этом вопросе не было. Ни тогда – в 80-х, ни потом – в 90-х…
2. Начало сотрудничества
Сейчас я понимаю, что с лидером “Аквариума” мы должны были пересечься еще в конце 80-х. Но произошло это лишь летом 1995 года. В тот момент я закончил работу над энциклопедией “Золотое подполье” и без всякой паузы перескочил на “второй том” отечественной субкультуры 80-х – книгу “100 магнитоальбомов советского рока”.
Волею судьбы одним из первых собеседников по данной теме оказался Борис Гребенщиков. В тот момент лидер “Аквариума” вместе с моим другом Александром С.Волковым заканчивал работу над дизайном нового альбома “Навигатор”. В итоге наши пути во времени и пространстве органично пересеклись.
Мы встретились у общих друзей в одном из офисов на Солянке. Я планировал пообщаться с идеологом “Аквариума” на несколько тем – начиная от магнитофонной культуры и заканчивая ролью рекламы в музыкальном бизнесе. Интервью у Гребенщикова я брал впервые, поэтому одел накрахмаленную белую рубашку, что в последний раз делал, кажется, только в день свадьбы.
Борис Борисович прибыл на встречу без опозданий в сопровождении Саши Липницкого, в недалеком прошлом – басиста группы “Звуки Му”. На БГ была холщовая рубашка, волосы собраны в хвост, на носу – беззащитные веснушки. В ухе торчала бронзовая серьга антикварного происхождения, пальцы в старинных перстнях, на груди болталась какая-то буддистская шамбала-мандала. Лидер “Аквариума” только что закончил работу над “Навигатором”, и глаза его прямо-таки светились простым человеческим счастьем.
– Мы, кажется, не представлены, – с безупречной учтивостью произнес Гребенщиков. Визиток “Кушнир Продакшн” у меня еще не было, поэтому пришлось промямлить что-то вроде “самый продажный московский рок-журналист”. Заявление прошло “на ура” – БГ и Липницкий весело переглянулись. Ободренный столь удачным началом, я включил диктофон.
– Как мы будем общаться? – соблюдая формальности этикета, спросил я у Гребенщикова. – На “ты”? Или на “вы”?
Борис Борисович на секунду задумался, затем внимательно посмотрел на оправу моих очков, улыбнулся и предложил неожиданный вариант:
– Давай я буду называть тебя на “вы”… А ты, то есть “вы”, будете называть меня на “ты”...
Прикол понравился. На том и порешили. И что удивительно, до конца интервью никто из отведенной ему правилами игры роли не вышел.
Вообще-то я добросовестно подготовился к встрече. “Интересно, что ждет меня сегодня: интервью или исповедь?” – волновался я накануне. Угадать это, глядя на Гребенщикова, который внимательно изучал мой список “100 магнитоальбомов” (та еще авантюра!), было невозможно. Вплоть до того самого момента, когда, увидев на 94-й позиции культовую подмосковную группу “Хуй забей”, Борис Борисович обрадовался как ребенок. Глядя на него, как ребенок обрадовался и я.
– Кстати, а как вы “Хуй забей” будете писать в книге? – полюбопытствовал вождь “Аквариума”. – Через многоточие? Или как аббревиатуру “ХЗ”?
– Пока не знаю, – беззаботно ответил я. – Наверное, через многоточие. Да хер с ним… Сегодня меня больше волнует “Аквариум”: альбомы “Треугольник”, “Табу”, “День Серебра”, “Дети декабря”. Давай попытаемся вспомнить эмоциональные нюансы из студийной жизни того времени…
Как раз в эти июльские дни мой приятель Сева Гродский подарил мне кассетный диктофон “Sony”, на который БГ с ходу наговорил чуть ли не вторую часть “Правдивой истории „Аквариума“”. Несмотря на безжалостные офисные телефоны, которые звонили каждые три минуты, ответы порой опережали вопросы. В какой-то момент у меня возникло ощущение, что мы находимся на одной волне. “Можно еще кофеечку?” – периодически Гребенщиков тревожил покой томных секретарш. Время летело незаметно.
Не обошлось, что называется, без казусов. В списке “100 магнитоальбомов” присутствовали все культовые релизы “Аквариума” 80-х, но отсутствовал самый главный – “Радио Африка”.
Гребенщиков, несмотря на всю свою отутюженную вежливость, немного прифигел и недоверчиво просмотрел весь список. Потом прочитал его еще раз. Казалось, он не верит собственным глазам.
– А где “Радио Африка”? – немного смущаясь, тихо спросил он. Но я не растерялся.
Я-то и сейчас не слишком склонен к аналитике, а тогда и вовсе путешествовал по жизни “галопом по Европам”. Причем как в переносном смысле, так и в прямом. В первую очередь, от этого страдала глубина. Глубина восприятия. Согласитесь, что для адекватного прослушивания “Радио Африка” нужна элементарная искусствоведческая подготовка. Это вам не “Табу”. И не “Синий альбом”. Мне же казалось, что в “Радио Африка”, скажем так, маловато драйва и многовато Курехина, всяких шумов и фри-джаза. Общую картину альбома портил безобразно записанный гимн “Рок-н-ролл мертв”. Поэтому я гордо выпятил грудь и с уверенностью современных тигров музыкального интернета вынес вердикт:
– “Радио Африка”? Да что-то он мне не очень… Какой-то этот альбом мутный и непонятный.
В ответ на столь неотразимые аргументы Борис Борисович великодушно промолчал. Дальше было еще смешнее (грустнее). По воле случая мне предложили царский гонорар за эксклюзивное интервью с БГ в “Рекламный мир” – одно из первых российских изданий об “искусстве рекламы”. Тут очень вовремя подвернулся“Навигатор”, который “Аквариум” вроде как собирался раскручивать. В итоге можно было и рыбку съесть, и не простудиться.
Обсудив ретроспективы и перспективы русского рока, мы переключились на другие вопросы. В частности, о роли рекламы в жизни современных отечественных рок-музыкантов. Как я сейчас понимаю, по сути дела мы обсуждали вакуум.
– Откровенно говоря, я считаю новый альбом “Навигатор” лучшим за всю историю группы. Поэтому вполне логично, что определенные структурыбудут информировать страну о том, что альбом существует. Чем больше людей будут знать о том, что он вышел, тем лучше. В этом и есть смысл рекламы… У нас в стране очень долго ни рок-группы, ни люди, которые рекламировали их деятельность, денег заработать не могли. Если сейчас положение изменится, то будет очень хорошо. Сегодня совершенно очевидно, что рекламная индустрия интенсивно развивается и приобретает все более интересные очертания.
Со стороны картина нашего общения выглядела сюрреалистично – в духе самых безумных полотен Гойи. В респектабельном офисе на Солянке в блаженном состоянии двустороннего гипноза сидят космонавты. Оба – без скафандров и довольно бойко рассуждают о какой-то второй реальности. О том, чего, по сути дела, в России еще нет. О пошаговой пресс-поддержке, о прямой и косвенной рекламе альбомов, о public relations, наконец. Я типа спрашиваю о специфике рекламной кампании в русском роке, а БГ гипотетически об этой специфике рассказывает:
– Реклама выходящего в свет произведения искусства нормальна и необходима. Это украшает жизнь. Меня с детства устраивала и до сих пор устраивает та система, при которой в тот день, когда выходит новый альбом любимой группы, все бегут в лавку и его покупают. Мне хочется заранее знать, когда появляется конкретная пластинка, хочется знать, какого числа по этому поводу у меня будет праздник. Для меня это естественная форма поведения… Если бы я вырос на музыке “Аквариума”, то тоже, естественно, хотел бы знать, когда у группы появится новый диск. И точно так же побежал бы его покупать – это делает интересной мою жизнь, как покупателя.
Ближе к концу этой футуристической беседы с нами вышел в астрал концертный директор “Аквариума” Миша Гольд, который поведал мне на диктофон о роли Комитета по культуре Санкт-Петербурга, а также о финансовой помощи ряда банковских структур.
– К этому проекту мы готовились давно – и давно искали приемлемые для нас формы сотрудничества, – важно заявил Гольд. – “Аквариум” – существо самостоятельное, никогда не жившее ни с кем вместе и никогда не бывшее кому-то что-то должным. Группа умеет делать музыку, умеет продвигать ее на рынке, но не умеет работать с деньгами.
Выслушав весь этот поток откровений, я предложил Гольду пойти попить пивка и в сжатые сроки научить его работать с деньгами. “Yes!” – с энтузиазмом отозвался на мое предложение топ-менеджер “Аквариума”.
Буквально через сорок минут Гребенщиков оказался на каком-то телеэфире в Останкино, а мы с Гольдом жадно уплетали жареную курицу у меня дома. В ярких красках я расписал своему новому приятелю пресс-конференции, которые провел, рассказал про тиражи журналов и газет, в которых печатался. Меня послушать, так это было охренеть как круто. Просто Дмитрий Дибров какой-то. Или Леонид Парфенов.
Миша Гольд, которому было не чуждо все яркое и театральное, быстро впечатлился. Разрушение сознания питерского гостя довершил авторский экземпляр “Золотого подполья”, подаренный ему прямо на кухне. О пафосе дарственной надписи умолчим.
– Слушай, у нас сейчас в Москве столько дел, а с прессой работать некому, – задумчиво сказал он, просматривая главу “Золотого подполья” про родной Питер. Судя по всему, его мысли витали в каких-то неведомых мне Фудзиямах, что в данной ситуации было не так уж плохо. Глотнув пивка и подумав еще несколько минут, Гольд наконец-то решился. – А давай-ка ты поработаешь с нами по “Навигатору”, – сказал он, неуверенно почесывая макушку. – Пресса, газеты, журналы – ну, ты сам все знаешь.
Я не сопротивлялся. “Аквариум” мне нравился, БГ – нравился. Гольд, несмотря на всю комичность ситуации, тоже нравился. Для приличия мы чуть-чуть поторговались, но не играя мышцами…
Затем, вручая предоплату, директор “Аквариума” своей заключительной фразой меня чуть не убил:
– Давай договоримся на берегу. Пусть Гребенщиков о нашей сделке ничего не знает. Все равно он в этих делах не слишком понимает – ему бы только песни писать. Ты просто будешь делать публикации, а Боря пусть думает, что все это происходит само собой.
Я настолько охуел от услышанного, что без всяких лишних вопросов согласился.
По радиоприемнику “Божья коровка” в очередной раз пела про гранитный камешек в груди.
3. Из сияющей пустоты
Как говорят в народе, поспешишь – людей насмешишь. Вспоминаю, что меня абсолютно не смутил тот факт, что единственный вопрос, от которого Гребенщиков свернул в сторону во время нашей встречи, касался коммерческого потенциала нового альбома. “На тему „Навигатора“ у меня никаких прогнозов нет, – жестко отчеканил БГ. – По поводу прогнозов вам лучше обращаться к Илье-пророку”.
Меня интеллигентно послали на хуй, но я не переживал. Я прекрасно помню свои ощущения… Я стоял, покачиваясь, на волне розы ветров, которая несла нереальную вонь с Микояновского колбасного завода. Настроение было приподнятое, а местами – боевое. В тот момент мне казалось, что работа по пресс-поддержке “Навигатора” будет легкой прогулкой.
Как писал журнал “FUZZ”, “особая рекламная кампания в России любому опусу, осиянному вывеской „Аквариум“, не требуется”. Ясен пень, не требуется. Зачем Гребенщикову рекламные кампании – ведь он же не Жасмин, Линда или Алсу! И я наивно полагал, что если я люблю творчество БГ, то его автоматически любят и мои коллеги-журналисты. Но не тут-то было. Аудиторская проверка аквариумовских архивов ввела меня в состояние транса.
Во-первых, в течение зимы-весны 1995 года о группе практически никто не писал. Худо-бедно “Аквариум” упоминался в течение предыдущего, 1994, года. Но мнение прессы о творчестве Гребенщикова носило полемичный характер.
“Последние альбомы „Аквариума“ вызывают неадекватную реакцию как у публики, так и у музыкальных критиков, – писал тогда “Московский Комсомолец”. – Эту группу сейчас любят не за новые песни, а просто за то, что она есть. От музыкантов по большому счету никто не ждет неожиданных высокохудожественных откровений. Публике за глаза хватает того, что было написано несколько лет назад”.
Вряд ли найдется артист, у которого подобные мнения вызвали бы бурный восторг. Но это были еще цветочки. Ягодки выросли осенью – после совместных выступлений “Аквариума” с Дэвидом Бирном в переполненном зале ДК Горбунова.
“Результат получился ужасным, – писал в “Московской правде” Саша Липницкий. – Я никогда не обнаруживал в раздевалке ленинградцев столь подавленной атмосферы, как после концерта 11 октября 1994 года… Русские в XX веке так растратили себя, что на исходе столетия быстро утомляются и рано стареют. БГ, будучи на год моложе Дэвида Бирна, на концерте выглядел пенсионером на фоне поджарого и ожесточенного ритмом американца… БГ вещает о новых (с его точки зрения) для России истинах с Востока на удручающе старомодном музыкальном языке. Удел „Аквариума“ сегодня – марши и романсы. Но, как вы понимаете, с ленинградским качеством”.
Первое впечатление – уже несколько лет пресса ожидает от “Аквариума” значительно большего, чем группа может предложить. Когда ожидания не оправдываются, наступает элементарное разочарование. В любви. Дальше начинаются многочисленные упражнения по излиянию собственных эмоций на страницах журналов и газет. Победителей, как правило, нет. Как подобную модель мира изменить (желательно в кратчайшие сроки), было непонятно.
…До начала “боевых маневров” я внимательно послушал “Навигатор”. Легкий спектральный анализ показал, что это был уже третий диск БГ, сфокусированный вокруг эстетики “Русского альбома”. Опять переизбыток вальсов и минимум драйвовых рок-номеров. Если они и присутствовали, то исключительно в жанре самоцитирования. Оставалось уповать на то, что журналисты не заметят пересечений структуры “Таможенного блюза” и ностальгического боевика 87 года “Козлы”. “Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на „Козлы“”, – как-то в порыве откровенности признался мне Гребенщиков.
Последний негатив от “передачи дел” носил технический характер и состоял в полном отсутствии промо-материалов. В частности, новой фотосессии у “Аквариума” не случалось больше года, а тиражированием промо-кассет заниматься было некому. Времена, когда Саша Титов переписывал “День Серебра” с катушки на катушку, остались в далеком 85 году.
С другой стороны, у нового альбома была масса плюсов. Всех в России реально интриговало то, что “Навигатор” писался в Лондоне – вместе с целой тучей английских музыкантов и, в частности, с бывшим гитаристом Rolling Stones Миком Тэйлором.
“На Тэйлора вышли через общих лондонских знакомых, – не без воодушевления вспоминает БГ. – Позвонили. Тэйлор приехал в студию в драном макинтоше с дешевой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой „Gibson“, все ручки повернул „вправо на 10“, спросил: „О чем песня?“ – и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа Rolling Stones”.
Во всей лондонской эпопее “Аквариума” присутствовали какая-то нетипичная для русских рок-групп легкость и ощущение глобального праздника. “Из околоземного пространства мы наконец-то вышли на орбиту, – говорил тогда Гребенщиков. – Мир стал единым местом, не разделенным на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного”.
…Ручки на микшерном пульте в Лондоне крутил легендарный “архитектор звука” Джо Бойд, выставивший “Аквариуму” идеальный для 95 года фолк-саунд. Бойд, жизнелюбивый красавец в духе начитавшегося китайской поэзии Джеймса Бонда, сотрудничал со многими рок-звездами. В 60-е это были лучшие альбомы Fairport Convention и Incredible String Band, в 70-е – гениальный Ник Дрейк, в 80-е – REM и 10000 Maniacs.
Студийные эксперименты Джо Бойда с “Аквариумом” логично было отразить в только-только появившихся на свет журналах про аппаратуру и звук. Тут БГ чувствовал себя в родной стихии – рассуждать про саунд он любил с незапамятных времен. Дай ему волю, он не только про опыты Джо Бойда расскажет, но и про “стену звука” Фила Спектора, и про педагогические студийные приемы Джорджа Мартина. От подобного объема теоретической и практической информации возникало ощущение, что “Аквариум” действительно перешел на мировое время – а все упомянутые персоналии имеют отношение к “Навигатору”. По крайней мере, на метафизическом уровне.
После специализированных изданий“Навигатор” начал продвигаться через американские московские газеты – получились заголовки типа “From Leningrad to London” и “Pop Veteran „Navigates“ Familiar Waters”. Развивая шальные “телеги” БГ в “Рекламном мире”, нам удалось сделать интервью в рекламных изданиях и тех бизнес-журналах, в которых существовали рубрики о рекламе. Интервью из серии “рок-музыканты пришли в мир рекламы”. Приветствуйте.
…Новую фотосессию мой приятель Сережа Бабенко делал в процессе интервью – чисто репортажную, но с настроением. С этими фотками мы и работали дальше – в частности, с многотиражными газетами, анонсирующими сентябрьскую презентацию “Навигатора” в ДК Горбунова.
Вместо трех концертов в “Горбушке” состоялось четыре, которые прошли с невиданным аншлагом. При поддержке “Европы Плюс” новые песни “Голубой огонек” и “Три сестры” активно ротировались по радио, вот-вот должен был появиться видеоклип “Гарсон № 2”. Результат не замедлил сказаться – за первые три дня в России было продано десять тысяч экземпляров “Навигатора”, а еще через неделю на оптовых складах не осталось ни одной копии из всего двадцатитысячного тиража. Для 1995 года это были отличные показатели. Прямо на наших глазах культовые персонажи андеграунда 80-х вылезали из какого-нибудь условного “Джон Смит паба” на божий свет.
…Меньше чем через месяц, обедая в клубе “Московский” на Тверской, Гребенщиков не без удивления листал толстую папку с аккуратными вырезками из журналов и газет. Это был мой первый в жизни пресс-клипинг – расположенная в хронологическом порядке подборка публикаций за истекший период.
Статьи делились на несколько типов: анонсы концертов в Горбушке, развернутые интервью с БГ, аналитические материалы профильного плана, англоязычная пресса и, наконец, многочисленные рецензии на “Навигатор”. “Спасибо за пять звездочек”, – улыбнулся Борис Борисович, близоруко щурясь и разглядывая сквозь стильные очки от Армани мою рецензию на “Навигатор” в одном из центральных изданий.
“Не за что, – пробурчал я. – У автора там первоначально стояло четыре звезды… Еще одну звездочку несанкционированно дорисовали ночью на верстке. По-видимому, твои фанаты-дизайнеры”.
4. Музыка хулиганов
Как-то Гребенщиков признался: “Девяносто пять процентов интервью я несу какую-то нечеловеческую заумь… Последнее, что меня добило, – это журнал „Юность“, где я рассуждаю по поводу русского духа и таким псевдо-Бердяевым выгляжу, что тошно… Мне кажется, что возможен такой конкретно взятый день и такой конкретно взятый журналист, и такое состояние сознания, когда получится интервью, достаточное для всеобъемлющего понимания „Аквариума“ и БГ. Это мой шанс”.
Мой шанс случился где-то в районе десятого интервью – в то весеннее утро наши с Гребенщиковым биоритмы наконец-то совпали. Разговор шел на тему, на которую Борис Борисович рассуждал, кажется, впервые. Мы беседовали о визуальном имидже и сценическом макияже группы “Аквариум”. Хочется верить, что БГ наконец-то встретил “брата по разуму”, – мне показалось, что в тот момент он был максимально доверителен.
Для того чтобы Гребенщиков “раскрылся”, конечно же существуют свои методы. К гадалке не ходи. Но помимо профессиональных секретов есть так называемые “общие места”. Во-первых, артист должен доверять журналисту. Во-вторых, не должно быть суеты – к сожалению, большинство интервью происходит “на бегу”. В-третьих, тема интервью должна волновать не только интервьюера. И, наконец, Гребенщикова, как, впрочем, и любого музыканта, ни в коем случае нельзя перебивать. Иначе мысль просто уйдет.
…После пресс-конференции стало очевидно, что в медийной плоскости большинство русских артистов находятся по сравнению с “Аквариумом” в каменном веке. А годы подполья, перестройки и пресловутый “американский этап” подарили Гребенщикову психологическую устойчивость к любому мифотворчеству. Мне жутко захотелось покопаться во всем этом Клондайке и по возможности добраться до сути и истоков явления.
Прежде всего я поехал в Питер – с целью пообщаться с креативным окружением БГ. Наиболее продуктивно мы поговорили с автором большинства обложек “Аквариума” 80-х Вилли Усовым. Он был по-питерски гостеприимен и на все вопросы отвечал максимально обстоятельно.
“С самого начала Гребенщиков играл серьезную рок-музыку. – Вилли сидел в уютной фотомастерской на Васильевском острове и не без удовольствия вспоминал времена “золотого состава” “Аквариума”. – Иногда творчество раннего БГ напоминало Боба Дилана, иногда – Боуи. Примечательно, что на одном из первых концертов Гребенщиков пел „Across the Universe“ не в канонической версии Beatles, а в аранжировке Боуи. Для Бориса творчество и имидж Дэвида Боуи были словно фантом. Но при этом вокалист „Аквариума“ являлся человеком, который, помимо своих очевидных достоинств – глубокой поэзии, свободного английского, интуитивного вокала, – всегда умел быть притягательным для окружающих и мог создать из песен какую-то тайну. Чтобы вопросы сыпались у слушателей один за другим: „а почему?“, „как это?“, „а что?“, „а зачем?“”.
Впечатлившись общением с Вилли, я, вернувшись в Москву, по самую макушку влез в домашние архивы, пытаясь восстановить прерванную связь времен. Листая пожелтевшие от времени самиздатовские журналы, я понял, что лидер “Аквариума” – опытный пиарщик с активной практикой саморекламы лет эдак в тридцать. В 1977 году он был идеологом и одним из создателей первого подпольного рок-журнала “Рокси”. Также выяснилось, что именно Борис Борисович стал автором первого в России музыкального пресс-релиза.
Задумайтесь. Ни Макаревич, ни Майк Науменко, ни Градский, ни Эдита Пьеха пресс-релизы тогда не писали. Шел далекий 1981 год, и Гребенщиков прекрасно понимал, что помощи в продвижении группы ему ждать неоткуда. Поэтому он от руки написал текст, который назывался “Правдивая история „Аквариума“”. Позднее он был опубликован в московском самиздатовском журнале “Зеркало” и сопровождался подзаголовком: “Правдивая история „Аквариума“, предвзято изложенная мною (который далее из скромности упоминается как БГ) при боли в зубе (или в вагоне электрички) – посему часто невнятная, но максимально правдоподобная”.
Любопытно, что молодой вождь “Аквариума” обошел в тексте все острые углы – в частности, не упомянул про скандал на рок-фестивале “Тбилиси-80”, после которого он пулей вылетел из комсомола и лишился работы. Юный БГ еще не был знаком с крылатым высказыванием Пугачевой “не стоит путать интервью и исповедь”, но, судя по всему, чувствовал такие вещи кожей. Одним словом, дипломат.
Еще один аспект “Правдивой истории” – ставшая с годами крылатой фраза о том, что “„Аквариум“ это не музыкальная группа, а образ жизни”. Я всегда был поклонником этого емкого слогана – наверное, до тех пор, пока мне в руки не попался диск Rolling Stones 64 года, на задней обложке которого ушлый продюсер Эндрю Олдхэм изрек в чем-то похожую мысль: “The Rolling Stones are more than just a group – they are a way of life”. “Хорошая идея, – подумал я. – Так и тянет ее процитировать”.
Выводов было много, но мне стало понятно, какая у лидера “Аквариума” мощная школа самопозиционирования. Причем не только практическая, но и теоретическая…
“Корни мои – в русском городском шансоне”, – признался как-то БГ в одном из интервью. Это противоречило многому из того, что лидер “Аквариума” говорил раньше. Но я даже не удивился. Это как у Борхеса – в загадке про шахматы не должно быть слова “шахматы”…
Вскоре я наткнулся в самиздате на совместное интервью Гребенщикова с Сергеем Курехиным, которое взорвало мой мозг до основания.
“Для нас есть три точки отсчета в теперешней музыке, – с серьезными лицами вещали музыканты “Аквариума”. – Это Псевдо-Дионисий Ареопагит – христианский писатель, один из первых. Это Брюс Ли – не как живая фигура, а как миф. И Майлз Дэвис, но не как музыкант, а как старик негр, который дает самые наглые интервью”.
Интервью БГ датировалось 1983 годом. Даже если сей безумный монолог инициировался гением Курехина или чтением фэнтези Толкиена, это высказывание провоцировало целую культурную революцию в теории музыкальной рекламы. Так легко и изящно никто из российских рокеров себя не позиционировал. Судя по всему, серьезных конкурентов у Гребенщикова в этом вопросе не было. Ни тогда – в 80-х, ни потом – в 90-х…
2. Начало сотрудничества
Я вообще решил не давать большие интервью, потому что авторы пишут не так, как я говорю. В итоге получается, что я вещаю истину в последней инстанции. А это вредит облику группы.
Борис Гребенщиков, 1986 год
Сейчас я понимаю, что с лидером “Аквариума” мы должны были пересечься еще в конце 80-х. Но произошло это лишь летом 1995 года. В тот момент я закончил работу над энциклопедией “Золотое подполье” и без всякой паузы перескочил на “второй том” отечественной субкультуры 80-х – книгу “100 магнитоальбомов советского рока”.
Волею судьбы одним из первых собеседников по данной теме оказался Борис Гребенщиков. В тот момент лидер “Аквариума” вместе с моим другом Александром С.Волковым заканчивал работу над дизайном нового альбома “Навигатор”. В итоге наши пути во времени и пространстве органично пересеклись.
Мы встретились у общих друзей в одном из офисов на Солянке. Я планировал пообщаться с идеологом “Аквариума” на несколько тем – начиная от магнитофонной культуры и заканчивая ролью рекламы в музыкальном бизнесе. Интервью у Гребенщикова я брал впервые, поэтому одел накрахмаленную белую рубашку, что в последний раз делал, кажется, только в день свадьбы.
Борис Борисович прибыл на встречу без опозданий в сопровождении Саши Липницкого, в недалеком прошлом – басиста группы “Звуки Му”. На БГ была холщовая рубашка, волосы собраны в хвост, на носу – беззащитные веснушки. В ухе торчала бронзовая серьга антикварного происхождения, пальцы в старинных перстнях, на груди болталась какая-то буддистская шамбала-мандала. Лидер “Аквариума” только что закончил работу над “Навигатором”, и глаза его прямо-таки светились простым человеческим счастьем.
– Мы, кажется, не представлены, – с безупречной учтивостью произнес Гребенщиков. Визиток “Кушнир Продакшн” у меня еще не было, поэтому пришлось промямлить что-то вроде “самый продажный московский рок-журналист”. Заявление прошло “на ура” – БГ и Липницкий весело переглянулись. Ободренный столь удачным началом, я включил диктофон.
– Как мы будем общаться? – соблюдая формальности этикета, спросил я у Гребенщикова. – На “ты”? Или на “вы”?
Борис Борисович на секунду задумался, затем внимательно посмотрел на оправу моих очков, улыбнулся и предложил неожиданный вариант:
– Давай я буду называть тебя на “вы”… А ты, то есть “вы”, будете называть меня на “ты”...
Прикол понравился. На том и порешили. И что удивительно, до конца интервью никто из отведенной ему правилами игры роли не вышел.
Вообще-то я добросовестно подготовился к встрече. “Интересно, что ждет меня сегодня: интервью или исповедь?” – волновался я накануне. Угадать это, глядя на Гребенщикова, который внимательно изучал мой список “100 магнитоальбомов” (та еще авантюра!), было невозможно. Вплоть до того самого момента, когда, увидев на 94-й позиции культовую подмосковную группу “Хуй забей”, Борис Борисович обрадовался как ребенок. Глядя на него, как ребенок обрадовался и я.
– Кстати, а как вы “Хуй забей” будете писать в книге? – полюбопытствовал вождь “Аквариума”. – Через многоточие? Или как аббревиатуру “ХЗ”?
– Пока не знаю, – беззаботно ответил я. – Наверное, через многоточие. Да хер с ним… Сегодня меня больше волнует “Аквариум”: альбомы “Треугольник”, “Табу”, “День Серебра”, “Дети декабря”. Давай попытаемся вспомнить эмоциональные нюансы из студийной жизни того времени…
Как раз в эти июльские дни мой приятель Сева Гродский подарил мне кассетный диктофон “Sony”, на который БГ с ходу наговорил чуть ли не вторую часть “Правдивой истории „Аквариума“”. Несмотря на безжалостные офисные телефоны, которые звонили каждые три минуты, ответы порой опережали вопросы. В какой-то момент у меня возникло ощущение, что мы находимся на одной волне. “Можно еще кофеечку?” – периодически Гребенщиков тревожил покой томных секретарш. Время летело незаметно.
Не обошлось, что называется, без казусов. В списке “100 магнитоальбомов” присутствовали все культовые релизы “Аквариума” 80-х, но отсутствовал самый главный – “Радио Африка”.
Гребенщиков, несмотря на всю свою отутюженную вежливость, немного прифигел и недоверчиво просмотрел весь список. Потом прочитал его еще раз. Казалось, он не верит собственным глазам.
– А где “Радио Африка”? – немного смущаясь, тихо спросил он. Но я не растерялся.
Я-то и сейчас не слишком склонен к аналитике, а тогда и вовсе путешествовал по жизни “галопом по Европам”. Причем как в переносном смысле, так и в прямом. В первую очередь, от этого страдала глубина. Глубина восприятия. Согласитесь, что для адекватного прослушивания “Радио Африка” нужна элементарная искусствоведческая подготовка. Это вам не “Табу”. И не “Синий альбом”. Мне же казалось, что в “Радио Африка”, скажем так, маловато драйва и многовато Курехина, всяких шумов и фри-джаза. Общую картину альбома портил безобразно записанный гимн “Рок-н-ролл мертв”. Поэтому я гордо выпятил грудь и с уверенностью современных тигров музыкального интернета вынес вердикт:
– “Радио Африка”? Да что-то он мне не очень… Какой-то этот альбом мутный и непонятный.
В ответ на столь неотразимые аргументы Борис Борисович великодушно промолчал. Дальше было еще смешнее (грустнее). По воле случая мне предложили царский гонорар за эксклюзивное интервью с БГ в “Рекламный мир” – одно из первых российских изданий об “искусстве рекламы”. Тут очень вовремя подвернулся“Навигатор”, который “Аквариум” вроде как собирался раскручивать. В итоге можно было и рыбку съесть, и не простудиться.
Обсудив ретроспективы и перспективы русского рока, мы переключились на другие вопросы. В частности, о роли рекламы в жизни современных отечественных рок-музыкантов. Как я сейчас понимаю, по сути дела мы обсуждали вакуум.
– Откровенно говоря, я считаю новый альбом “Навигатор” лучшим за всю историю группы. Поэтому вполне логично, что определенные структурыбудут информировать страну о том, что альбом существует. Чем больше людей будут знать о том, что он вышел, тем лучше. В этом и есть смысл рекламы… У нас в стране очень долго ни рок-группы, ни люди, которые рекламировали их деятельность, денег заработать не могли. Если сейчас положение изменится, то будет очень хорошо. Сегодня совершенно очевидно, что рекламная индустрия интенсивно развивается и приобретает все более интересные очертания.
Со стороны картина нашего общения выглядела сюрреалистично – в духе самых безумных полотен Гойи. В респектабельном офисе на Солянке в блаженном состоянии двустороннего гипноза сидят космонавты. Оба – без скафандров и довольно бойко рассуждают о какой-то второй реальности. О том, чего, по сути дела, в России еще нет. О пошаговой пресс-поддержке, о прямой и косвенной рекламе альбомов, о public relations, наконец. Я типа спрашиваю о специфике рекламной кампании в русском роке, а БГ гипотетически об этой специфике рассказывает:
– Реклама выходящего в свет произведения искусства нормальна и необходима. Это украшает жизнь. Меня с детства устраивала и до сих пор устраивает та система, при которой в тот день, когда выходит новый альбом любимой группы, все бегут в лавку и его покупают. Мне хочется заранее знать, когда появляется конкретная пластинка, хочется знать, какого числа по этому поводу у меня будет праздник. Для меня это естественная форма поведения… Если бы я вырос на музыке “Аквариума”, то тоже, естественно, хотел бы знать, когда у группы появится новый диск. И точно так же побежал бы его покупать – это делает интересной мою жизнь, как покупателя.
Ближе к концу этой футуристической беседы с нами вышел в астрал концертный директор “Аквариума” Миша Гольд, который поведал мне на диктофон о роли Комитета по культуре Санкт-Петербурга, а также о финансовой помощи ряда банковских структур.
– К этому проекту мы готовились давно – и давно искали приемлемые для нас формы сотрудничества, – важно заявил Гольд. – “Аквариум” – существо самостоятельное, никогда не жившее ни с кем вместе и никогда не бывшее кому-то что-то должным. Группа умеет делать музыку, умеет продвигать ее на рынке, но не умеет работать с деньгами.
Выслушав весь этот поток откровений, я предложил Гольду пойти попить пивка и в сжатые сроки научить его работать с деньгами. “Yes!” – с энтузиазмом отозвался на мое предложение топ-менеджер “Аквариума”.
Буквально через сорок минут Гребенщиков оказался на каком-то телеэфире в Останкино, а мы с Гольдом жадно уплетали жареную курицу у меня дома. В ярких красках я расписал своему новому приятелю пресс-конференции, которые провел, рассказал про тиражи журналов и газет, в которых печатался. Меня послушать, так это было охренеть как круто. Просто Дмитрий Дибров какой-то. Или Леонид Парфенов.
Миша Гольд, которому было не чуждо все яркое и театральное, быстро впечатлился. Разрушение сознания питерского гостя довершил авторский экземпляр “Золотого подполья”, подаренный ему прямо на кухне. О пафосе дарственной надписи умолчим.
– Слушай, у нас сейчас в Москве столько дел, а с прессой работать некому, – задумчиво сказал он, просматривая главу “Золотого подполья” про родной Питер. Судя по всему, его мысли витали в каких-то неведомых мне Фудзиямах, что в данной ситуации было не так уж плохо. Глотнув пивка и подумав еще несколько минут, Гольд наконец-то решился. – А давай-ка ты поработаешь с нами по “Навигатору”, – сказал он, неуверенно почесывая макушку. – Пресса, газеты, журналы – ну, ты сам все знаешь.
Я не сопротивлялся. “Аквариум” мне нравился, БГ – нравился. Гольд, несмотря на всю комичность ситуации, тоже нравился. Для приличия мы чуть-чуть поторговались, но не играя мышцами…
Затем, вручая предоплату, директор “Аквариума” своей заключительной фразой меня чуть не убил:
– Давай договоримся на берегу. Пусть Гребенщиков о нашей сделке ничего не знает. Все равно он в этих делах не слишком понимает – ему бы только песни писать. Ты просто будешь делать публикации, а Боря пусть думает, что все это происходит само собой.
Я настолько охуел от услышанного, что без всяких лишних вопросов согласился.
По радиоприемнику “Божья коровка” в очередной раз пела про гранитный камешек в груди.
3. Из сияющей пустоты
Вспоминая Христа, собирай сокровища там, где никто этого не делал.
Борис Гребенщиков
Как говорят в народе, поспешишь – людей насмешишь. Вспоминаю, что меня абсолютно не смутил тот факт, что единственный вопрос, от которого Гребенщиков свернул в сторону во время нашей встречи, касался коммерческого потенциала нового альбома. “На тему „Навигатора“ у меня никаких прогнозов нет, – жестко отчеканил БГ. – По поводу прогнозов вам лучше обращаться к Илье-пророку”.
Меня интеллигентно послали на хуй, но я не переживал. Я прекрасно помню свои ощущения… Я стоял, покачиваясь, на волне розы ветров, которая несла нереальную вонь с Микояновского колбасного завода. Настроение было приподнятое, а местами – боевое. В тот момент мне казалось, что работа по пресс-поддержке “Навигатора” будет легкой прогулкой.
Как писал журнал “FUZZ”, “особая рекламная кампания в России любому опусу, осиянному вывеской „Аквариум“, не требуется”. Ясен пень, не требуется. Зачем Гребенщикову рекламные кампании – ведь он же не Жасмин, Линда или Алсу! И я наивно полагал, что если я люблю творчество БГ, то его автоматически любят и мои коллеги-журналисты. Но не тут-то было. Аудиторская проверка аквариумовских архивов ввела меня в состояние транса.
Во-первых, в течение зимы-весны 1995 года о группе практически никто не писал. Худо-бедно “Аквариум” упоминался в течение предыдущего, 1994, года. Но мнение прессы о творчестве Гребенщикова носило полемичный характер.
“Последние альбомы „Аквариума“ вызывают неадекватную реакцию как у публики, так и у музыкальных критиков, – писал тогда “Московский Комсомолец”. – Эту группу сейчас любят не за новые песни, а просто за то, что она есть. От музыкантов по большому счету никто не ждет неожиданных высокохудожественных откровений. Публике за глаза хватает того, что было написано несколько лет назад”.
Вряд ли найдется артист, у которого подобные мнения вызвали бы бурный восторг. Но это были еще цветочки. Ягодки выросли осенью – после совместных выступлений “Аквариума” с Дэвидом Бирном в переполненном зале ДК Горбунова.
“Результат получился ужасным, – писал в “Московской правде” Саша Липницкий. – Я никогда не обнаруживал в раздевалке ленинградцев столь подавленной атмосферы, как после концерта 11 октября 1994 года… Русские в XX веке так растратили себя, что на исходе столетия быстро утомляются и рано стареют. БГ, будучи на год моложе Дэвида Бирна, на концерте выглядел пенсионером на фоне поджарого и ожесточенного ритмом американца… БГ вещает о новых (с его точки зрения) для России истинах с Востока на удручающе старомодном музыкальном языке. Удел „Аквариума“ сегодня – марши и романсы. Но, как вы понимаете, с ленинградским качеством”.
Первое впечатление – уже несколько лет пресса ожидает от “Аквариума” значительно большего, чем группа может предложить. Когда ожидания не оправдываются, наступает элементарное разочарование. В любви. Дальше начинаются многочисленные упражнения по излиянию собственных эмоций на страницах журналов и газет. Победителей, как правило, нет. Как подобную модель мира изменить (желательно в кратчайшие сроки), было непонятно.
…До начала “боевых маневров” я внимательно послушал “Навигатор”. Легкий спектральный анализ показал, что это был уже третий диск БГ, сфокусированный вокруг эстетики “Русского альбома”. Опять переизбыток вальсов и минимум драйвовых рок-номеров. Если они и присутствовали, то исключительно в жанре самоцитирования. Оставалось уповать на то, что журналисты не заметят пересечений структуры “Таможенного блюза” и ностальгического боевика 87 года “Козлы”. “Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на „Козлы“”, – как-то в порыве откровенности признался мне Гребенщиков.
Последний негатив от “передачи дел” носил технический характер и состоял в полном отсутствии промо-материалов. В частности, новой фотосессии у “Аквариума” не случалось больше года, а тиражированием промо-кассет заниматься было некому. Времена, когда Саша Титов переписывал “День Серебра” с катушки на катушку, остались в далеком 85 году.
С другой стороны, у нового альбома была масса плюсов. Всех в России реально интриговало то, что “Навигатор” писался в Лондоне – вместе с целой тучей английских музыкантов и, в частности, с бывшим гитаристом Rolling Stones Миком Тэйлором.
“На Тэйлора вышли через общих лондонских знакомых, – не без воодушевления вспоминает БГ. – Позвонили. Тэйлор приехал в студию в драном макинтоше с дешевой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой „Gibson“, все ручки повернул „вправо на 10“, спросил: „О чем песня?“ – и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа Rolling Stones”.
Во всей лондонской эпопее “Аквариума” присутствовали какая-то нетипичная для русских рок-групп легкость и ощущение глобального праздника. “Из околоземного пространства мы наконец-то вышли на орбиту, – говорил тогда Гребенщиков. – Мир стал единым местом, не разделенным на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного”.
…Ручки на микшерном пульте в Лондоне крутил легендарный “архитектор звука” Джо Бойд, выставивший “Аквариуму” идеальный для 95 года фолк-саунд. Бойд, жизнелюбивый красавец в духе начитавшегося китайской поэзии Джеймса Бонда, сотрудничал со многими рок-звездами. В 60-е это были лучшие альбомы Fairport Convention и Incredible String Band, в 70-е – гениальный Ник Дрейк, в 80-е – REM и 10000 Maniacs.
Студийные эксперименты Джо Бойда с “Аквариумом” логично было отразить в только-только появившихся на свет журналах про аппаратуру и звук. Тут БГ чувствовал себя в родной стихии – рассуждать про саунд он любил с незапамятных времен. Дай ему волю, он не только про опыты Джо Бойда расскажет, но и про “стену звука” Фила Спектора, и про педагогические студийные приемы Джорджа Мартина. От подобного объема теоретической и практической информации возникало ощущение, что “Аквариум” действительно перешел на мировое время – а все упомянутые персоналии имеют отношение к “Навигатору”. По крайней мере, на метафизическом уровне.
После специализированных изданий“Навигатор” начал продвигаться через американские московские газеты – получились заголовки типа “From Leningrad to London” и “Pop Veteran „Navigates“ Familiar Waters”. Развивая шальные “телеги” БГ в “Рекламном мире”, нам удалось сделать интервью в рекламных изданиях и тех бизнес-журналах, в которых существовали рубрики о рекламе. Интервью из серии “рок-музыканты пришли в мир рекламы”. Приветствуйте.
…Новую фотосессию мой приятель Сережа Бабенко делал в процессе интервью – чисто репортажную, но с настроением. С этими фотками мы и работали дальше – в частности, с многотиражными газетами, анонсирующими сентябрьскую презентацию “Навигатора” в ДК Горбунова.
Вместо трех концертов в “Горбушке” состоялось четыре, которые прошли с невиданным аншлагом. При поддержке “Европы Плюс” новые песни “Голубой огонек” и “Три сестры” активно ротировались по радио, вот-вот должен был появиться видеоклип “Гарсон № 2”. Результат не замедлил сказаться – за первые три дня в России было продано десять тысяч экземпляров “Навигатора”, а еще через неделю на оптовых складах не осталось ни одной копии из всего двадцатитысячного тиража. Для 1995 года это были отличные показатели. Прямо на наших глазах культовые персонажи андеграунда 80-х вылезали из какого-нибудь условного “Джон Смит паба” на божий свет.
…Меньше чем через месяц, обедая в клубе “Московский” на Тверской, Гребенщиков не без удивления листал толстую папку с аккуратными вырезками из журналов и газет. Это был мой первый в жизни пресс-клипинг – расположенная в хронологическом порядке подборка публикаций за истекший период.
Статьи делились на несколько типов: анонсы концертов в Горбушке, развернутые интервью с БГ, аналитические материалы профильного плана, англоязычная пресса и, наконец, многочисленные рецензии на “Навигатор”. “Спасибо за пять звездочек”, – улыбнулся Борис Борисович, близоруко щурясь и разглядывая сквозь стильные очки от Армани мою рецензию на “Навигатор” в одном из центральных изданий.
“Не за что, – пробурчал я. – У автора там первоначально стояло четыре звезды… Еще одну звездочку несанкционированно дорисовали ночью на верстке. По-видимому, твои фанаты-дизайнеры”.
4. Музыка хулиганов
Самурай всегда должен иметь при себе сухие румяна. Может случиться так, что при пробуждении ото сна вид у самурая будет неважным. Тогда следует слегка нарумянить лицо.
Цунэтомо Хагакурэ. Книга самурая
Как-то Гребенщиков признался: “Девяносто пять процентов интервью я несу какую-то нечеловеческую заумь… Последнее, что меня добило, – это журнал „Юность“, где я рассуждаю по поводу русского духа и таким псевдо-Бердяевым выгляжу, что тошно… Мне кажется, что возможен такой конкретно взятый день и такой конкретно взятый журналист, и такое состояние сознания, когда получится интервью, достаточное для всеобъемлющего понимания „Аквариума“ и БГ. Это мой шанс”.
Мой шанс случился где-то в районе десятого интервью – в то весеннее утро наши с Гребенщиковым биоритмы наконец-то совпали. Разговор шел на тему, на которую Борис Борисович рассуждал, кажется, впервые. Мы беседовали о визуальном имидже и сценическом макияже группы “Аквариум”. Хочется верить, что БГ наконец-то встретил “брата по разуму”, – мне показалось, что в тот момент он был максимально доверителен.
Для того чтобы Гребенщиков “раскрылся”, конечно же существуют свои методы. К гадалке не ходи. Но помимо профессиональных секретов есть так называемые “общие места”. Во-первых, артист должен доверять журналисту. Во-вторых, не должно быть суеты – к сожалению, большинство интервью происходит “на бегу”. В-третьих, тема интервью должна волновать не только интервьюера. И, наконец, Гребенщикова, как, впрочем, и любого музыканта, ни в коем случае нельзя перебивать. Иначе мысль просто уйдет.