– Поездка на юг, – повторил я.
   – Ты должен поехать, Виктор, – сказал полковник. – Здесь уже начинается настоящая работа, а не игра в бирюльки.
   В глазах Филатова появился холодный огонек, как у охотника, который видит добычу. Меня заинтересовало его предложение.
   – Куда именно?
   Полковник внимательно посмотрел мне в глаза.
   – А ты где служил? – спросил он. «Афганистан, – пронеслось у меня в голове. Так вот какой юг он имеет в виду?! Значит, предстоит секретная миссия в Среднюю Азию. Черт возьми, да это все равно, что собственноручно подписать себе смертный приговор», – у меня были плохие воспоминания об этом регионе.
   Полковник сразу заметил мои внутренние колебания.
   – Ты еще молод, Виктор, и многого не понимаешь, – сказал он. – Ты должен знать, что в нынешней ситуации мы должны действовать сообща. Мы в силах заставить время играть в нашу пользу, иначе всем нам придется очень туго.
   Я уже представлял, что дело, о котором говорит Филатов, серьезное. Кто-то пытается снова переставить фигуры на политической доске, и для этого понадобился я, исполнитель.
   – Так где ты служил, Виктор? – переспросил меня полковник.
   Я мысленно улыбнулся. Кому, как не ему было известно все до подробностей о моей жизни или жизни других ребят из нашего спецподразделения.
   – В Пешаваре, в специальной команде внутренних войск, специализация по радиоперехвату, – ответил я.
   – Отлично. Это нам подойдет, – и он снова задумался.
   Мне не терпелось узнать о подробностях дела:
   – Значит, обратно в Афган?
   – Зачем снова туда? – ответил полковник вопросом на вопрос. – На этот раз немного поближе.
   – Таджикистан?
   – Его южная окраина, – уточнил полковник.
   – Да это же смертный приговор! Филатов снисходительно улыбнулся.
   – А если нет? – спросил он. – Ты пойми ситуацию правильно. Это здесь тебя может ждать трибунал. Папки с делами по августу еще лежат на столах прокуроров и следователей. И одному черту известно, сколько еще они могут там находиться. Нет никакой гарантии в том, что нас не оставят в покое. Поэтому нужно срочно включаться в дело, только это может нас спасти.
   – А поездка на юг?
   – Она дает нам выигрыш во времени, это во-первых. А во-вторых – шанс оправдаться за головотяпство, проявленное нашим прежним руководством.
   Интересный у нас получался разговор. Мой собеседник то причислял себя к числу виновников за случившееся в августе, то открещивался от них. Но было в его речи одно постоянство, из которого я выводил: я виноват во всех случаях, как в паре с Филатовым, так и без него.
   – Если ты согласишься на мое предложение, – продолжал полковник, – то потом, по завершении операции, сможешь уйти со службы и спокойно продолжать безвредную жизнь.
   – Безвредную? – переспросил я. – Я не ослышался?
   – Нет, Виктор, ты не ослышался, – Филатов начинал злиться, – именно безвредную, потому что ты поедешь туда…
   Он на мгновение замолчал, а потом добавил:
   – Но пока не будем забегать наперед и торопить события. Я даю тебе самое большое неделю для того, чтобы решиться на поездку. Хорошенько подумай, взвесь все «за» и «против». Помни о том, что если ты останешься в Москве, спокойствие оставит тебя. Делу дадут ход, и трибунала не избежать.
   Он замолчал, и я принялся соображать, что стоит за словами моего бывшего начальника. Было похоже, что он угрожал мне в том случае, если я откажусь от поездки. И тут мне стало страшно, впервые за многие годы я ощутил безысходность своего положения. Я отчетливо представлял, что ждет меня или мою семью, если я решусь показать характер или стану торговаться с руководством. Только полный идиот мог идти напролом против службы безопасности. Я оказался в ловушке, и нужно было искать из нее выход.
   – Я знаю, что ты умный парень, – спокойно произнес полковник Филатов, – и примешь правильное решение.
   – Конечно, он был уверен в этом, так как выхода у меня не было.
   – Я согласен, – сказал я.
   – Нет, – отрицательно покачал головой полковник. – У тебя еще есть время подумать. Я не хочу, чтобы ты считал, будто я каким-то образом оказываю давление на тебя. Лучше все хорошенько взвесить, а только потом дать ответ.
   – Хорошо, – сказал я.
   Филатов дружески улыбнулся мне и спросил:
   – По-моему, ты живешь здесь где-то поблизости?
   – Да, через пару кварталов.
   – Тебя подвезти?
   – Нет, спасибо, я дойду сам. Мне нужно подумать.
   – Вот и отлично. Ты извини, Виктор, но я спешу, – сказал Филатов. – Обещал своим заехать после работы и купить билеты в цирк.
   – Хорошо, товарищ полковник, – согласился Я И поспешил выйти из машины.
   – Да, совсем забыл, – остановил меня жестом Филатов. – Как там твоя Марина. Кажется, вы ждете ребенка?
   Я был немного удивлен его осведомленностью, и вопрос Филатова насторожил меня.
   – Да, – признался я.
   – Тогда тебе нужно вдвойне хорошенько подумать, – сказал он. – Теперь я уже разговариваю с тобой не как начальник, а от своего имени. Прошу тебя, сынок. Ты же знаешь, как я ценю тебя и твои способности. Сколько мы работаем вместе, лет десять будет?
   – Восемь, – уточнил я.
   – Мне будет неприятно, если станут обижать наших лучших сотрудников только за то, что они однажды ошиблись. Разве им объяснишь, что мы не политики, а солдаты, привыкшие встречать суровые испытания лицом к лицу.
   – Я все понимаю, товарищ полковник, – сказал я. Я не обманывал его, мы отлично понимали зависимость друг от друга.
   – Через пару дней, максимум через неделю я позвоню тебе, – сказал полковник Филатов на прощание.
   Я согласно кивнул и захлопнул дверцу. Вскоре машина скрылась за поворотом. Проследив за ней взглядом, я медленно зашагал по тротуару в сторону своего дома. Я прокручивал в голове весь разговор с шефом, стараясь не упустить ни одной детали. От принятого мной решения зависела не только моя судьба, но и судьба моей жены и еще не успевшего появиться на свет ребенка. На это намекнул и полковник.
   Филатов позвонил не через неделю, а через три дня, во вторник, седьмого января.
   – Нам нужно встретиться и переговорить о деталях дела, – сказал он.
   Уверенный тон полковника свидетельствовал, что вопрос о моем назначении уже решен, и меня вызывают только для того, чтобы ознакомить с подробностями предстоящей операции.
   Шеф ждал меня в своем кабинете. Я обратил внимание на то, что обстановка в комнате совершенно не изменилась за исключением, пожалуй, лишь одной детали. За спиной полковника появился портрет нового президента.
   Увидев меня, полковник сразу же оживился:
   – Здравствуй, Виктор, проходи, садись. Я сел напротив него.
   – Как самочувствие? – спросил он бодро.
   – Спасибо, все в норме.
   – Вижу, вижу, – полковник встал и начал прохаживаться по кабинету.
   Я тоже хотел было встать, но шеф остановил:
   – Сиди.
   Он внезапно остановился передо мной и сказал:
   – Завидую я тебе, Виктор.
   – Это почему еще?
   – Как бы я хотел прогуляться куда-нибудь со спецзаданием. Жаль, возраст не тот.
   Я сочувственно улыбнулся.
   – Ты следишь за новостями? – продолжал он.
   – Конечно, – ответил я.
   – Тогда ты, наверное, имеешь представление, что творится сейчас в Средней Азии и в интересующей нас стране?
   – Честно говоря, не особенно. Мне известно лишь то, что знают все – там очень напряженная обстановка.
   – Хорошо, – полковник направился к столу, уставленному телефонами, снял трубку одного из них и набрал трехзначный номер. Я безошибочно определил, что это была внутренняя связь.
   – Милосердова? – услышал я, как полковник разговаривает по телефону. – Женя, зайдите сейчас ко мне.
   Он положил трубку и посмотрел на меня.
   – Сейчас наша сотрудница познакомит тебя с обстановкой в Таджикистане. Кроме официальной информации, ты узнаешь необходимые сведения из данных разведки.
   Филатов замолчал, и я стал разглядывать идеально чистое ковровое покрытие в кабинете. Молчание длилось недолго, в дверь постучали, полковник, не отрываясь от чтения бумаг на столе, сказал:
   – Войдите.
   Я повернулся к двери. В кабинет вошла рыжеволосая красавица. Она энергично прошла к столу, за которым сидел полковник Филатов и остановилась. На вид ей было около тридцати лет. Эта женщина поразила меня своим умением держаться с первой минуты. Наверняка, она знала, насколько очаровательна, но, казалось, у нее отсутствовало всякое кокетство, присущее красавицам. Милосердова слегка улыбнулась полковнику, и я подумал, что эта улыбка способна свести с ума немало полковников. В ней чувствовался жизненный огонь. Впечатление усугублялось цветом волос этой женщины, жарким блеском медово-карих глаз. На ней был зелено-серый полотняный костюм с темно-зеленой окантовкой, белая блузка с галстуком-бабочкой того же цвета. Прекрасные стройные ноги так и притягивали мой взгляд. Я, как говорится обомлел от восхищения, но своевременное вмешательство полковника Филатова спасло меня.
   – А, Женечка! – воскликнул он, и я увидел, как загорелись его глаза.
   – Вы звали меня, товарищ полковник? – ее мелодичный голос окончательно очаровал меня.
   Если бы я встретил это восхитительное создание, эту богиню где-нибудь на улице, то никогда бы не подумал, где она работает.
   – Да, – сказал Филатов, – присаживайся, пожалуйста.
   Она грациозно уселась на стул рядом со мной, и я ощутил легкий цветочный аромат ее духов.
   – Представляю тебе моего сослуживца, в недавнем прошлом одного из лучших, если не сказать более, сотрудников моей группы. Это Виктор Тарасенко, настоящий профессионал.
   Я приветствовал очаровательное создание стоя. Пока полковник представлял Евгению Милосердову, мы внимательно изучали друг друга.
   – Женечка, – продолжал Филатов. – Виктор готовится к дальнему и, возможно, длительному путешествию. Твоя задача заключается в том, чтобы просветить его в вопросах, касающихся Средней Азии, в частности, Таджикистана. Ты сможешь ему помочь?
   – Конечно, товарищ полковник, – улыбнулась Евгения.
   – Тогда, пожалуй, вам лучше найти укромный уголок, где бы вам никто не помешал, – посоветовал Филатов.
   – Я думаю, нам подойдет учебный кабинет, – сказала красавица.
   – Отправляйтесь туда.
   В эту минуту я готов был расцеловать своего шефа. Идея оставить меня наедине с Евгенией Милосердовой была великолепна. Евгения встала и направилась к выходу, я пошел за ней. Не скрою, мне хотелось бы последовать за ней на край света.
   В учебном кабинете она села за стол, словно начальник или преподаватель, разложила перед собой папки с материалами по Средней Азии и географические карты.
   – Садитесь, – предложила она и указала рукой на стул рядом.
   Я, как зачарованный, повиновался ее волшебному голосу. Не отрывая глаз и не моргая, я смотрел на Милосердову, будто на картину, на которой художник, долгим и упорным трудом достигший высот мастерства, запечатлел самую женственность.
   – С чего начнем? – спросила она, не отрываясь от бумаг.
   Я продолжал хранить молчание, вдыхая аромат ее духов. Я был уверен, что теперь не спутал бы этот запах ни с каким другим.
   Не услышав ответа, Евгения оторвалась от записей и посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, мы долго смотрели друг другу в глаза.
   – Итак, с чего же мы все-таки начнем? – спросила она.
   – Я думаю, как обычно, со знакомства.
   Брови рыжеволосой красавицы удивленно взметнулись вверх, на серьезном лице появилась улыбка.
   – Кажется, мы уже познакомились, – произнесла она.
   – Это не имеет значения, можно познакомиться по-новому, – я сам не понимал, почему вдруг стал таким разговорчивым, обычно я вел себя с представительницами прекрасного пола крайне сдержанно.
   Она пожала плечами:
   – Евгения Милосердова.
   – Виктор Тарасенко, – сказал я, приподнимаясь. – Для вас можно просто Виктор.
   – Очень лестное замечание, – вдруг она снова стала серьезной. – Давайте приступим к делу, Виктор.
   – Замечательно. Что ты делаешь сегодня вечером?
   – О-о! Мы уже перешли на «ты»?
   – А почему бы и нет? Мне не нравится обращение на «вы».
   – Хорошо, если вам так будет более удобно, – вздохнула Евгения.
   – Женечка, мы же договорились, – упрекнул я. Лицо Евгении вспыхнуло от негодования.
   – Послушайте, не мешайте мне работать!
   Она уставилась на меня, ожидая ответа, но я хранил молчание. Она немного успокоилась и продолжала более дружелюбно:
   – На чем мы остановились?
   – Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красивая? неожиданно спросил я.
   Наверное, вид у меня при этом был совершенно дурацкий, так как вопреки всякой логике Евгения вдруг разразилась громким смехом.
   – Сдаюсь, ты меня обезоружил, – сказала она, успокоившись. – Я свободная сегодня вечером. Надеюсь, что продолжение нашего знакомства будет не менее интересным. А теперь давай все-таки перейдем к делу.
   – Ты сверхмощное оружие, Евгения Милосердова. Интересно, где и за какую валюту приобрела тебя служба безопасности?
   – Я доморощенная, – ответила Евгения. – Но меня сейчас интересует другой вопрос: будешь ты меня слушать или нет? Мне не хотелось бы получить нагоняй от шефа за невыполнение приказа.
   – Я весь во внимании, – покорился я и приготовился слушать.
   Я провел четыре незабываемых дня в компании Жени. Настойчивые уговоры с моей стороны дали положительный результат, и в конце концов она пригласила меня к себе домой. Я был на седьмом небе от мысли, что проведу некоторое время наедине со сказочной златовлаской, околдовавшей меня с первого взгляда. Правда, мне приходилось оправдываться перед Мариной. Учитывая ее положение, я чувствовал себя мерзавцем, но ничего не мог с собой поделать: Евгения Милосердова совершенно завладела моим сознанием.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   (пятница, 10 января)
 
   Мой отъезд был назначен на воскресенье. В пятницу меня вызвал к себе полковник Филатов и сообщил об этом.
   – Виктор, – сказал он. – Миссия начинается. Ты должен в воскресенье поездом выехать в Одессу.
   Я даже не предполагал, что приготовления будут такими краткими. Полковник говорил, а я на какое-то время отключился, словно провалился в другую реальность, находившуюся за тысячи километров отсюда и чувствовал ее откровенную враждебность ко мне. Мне хотелось закричать, отказаться от поездки, забиться в истерике и упасть замертво, чтобы потом воскреснуть совершенно другим человеком и больше никогда в той, новой жизни, не встречаться с полковником Филатовым.
   – Ты меня слушаешь? – вернул он меня к реальности.
   – Конечно. Доеду до Одессы, сяду на теплоход, который доставит меня в Стамбул.
   – А в Одессе?
   – Что в Одессе? – не понял я.
   – В Одессе ты должен отправиться по указанному адресу, – пояснил полковник. – Там тебе передадут пять тысяч американских долларов. Это одна пятая часть из того, что тебе причитается. Думаю, что на первое время хватит. Там же ты получишь билет на корабль до Стамбула, где свяжешься с оппозиционными группировками, вербующими наемников. Попросишься в Афганистан. Тут уж я тебе ничем не могу помочь. Действуй по обстоятельствам, но помни: нужно попасть в один из отрядов Дустома. Сведения пока не проверены, но, вроде бы, на сторону генерала (кстати, он узбек по национальности), перешел бывший соратник Хекматиара, а ныне просто командир формирования Омер Латиф. Попытайся приблизиться к нему. Это было бы неплохо, потому что он имеет прочные связи с той стороной и контролирует район поселения таджикских беженцев… Твоя задача – не задерживаться там, а как можно скорее перейти на эту сторону и связаться с оппозицией. Что делать дальше, ты не должен открыть даже под самой жестокой пыткой. Понятно?
   Конечно, мне было понятно волнение полковника – в связи с тем, кого я там должен был убить.
   – Могли бы и не напоминать, товарищ полковник, – произнес я обиженным голосом.
   – Дело очень серьезное, – продолжал Филатов, словно не расслышав моего упрека. – Я верю в тебя, Русич. Нужно постараться и справиться…
   Он бросил взгляд на календарь, висевший на стене, и продолжил:
   – До весны, а точнее до апреля этого года. Крайний срок – двенадцатое апреля, – полковник снова посмотрел на меня. – Думаю, ты хорошо усвоил информацию, переданную Женей.
   Я почувствовал, что при упоминании имени Жени Милосердовой мое лицо залилось густой краской. Я представил себя вором, пойманным на месте преступления. Полковник слегка улыбнулся и произнес:
   – Да, Женя восхитительная девушка, воплощение женственности, колдовское озеро, как поется в популярной песенке. Список эпитетов можно продлевать до бесконечности. Ты согласен со мной?
   – Подписываюсь под каждым вашим словом, Алексей Петрович, – выдохнул я, забывая о предосторожности.
   – Смотри у меня, женатик. Я принимаю красоту, но не поощряю подобных настроений. Кстати, о семье. Жена пусть не беспокоится. Ты что ей сказал?
   Полковник буравил меня взглядом.
   – Что на некоторое время должен буду уехать в командировку, – ответил я, греховно помышляя в этот момент не о Марине, а о Жене.
   – Больше ничего? – допытывался Филатов.
   – Ничего.
   – Добро. Это соответствует действительности, и не более. Она будет получать за тебя ежемесячное жалование на протяжении всего срока, пока ты будешь отсутствовать.
   – Спасибо, товарищ полковник, – поблагодарил я.
   – Как она себя чувствует? Не волнуется?
   – Марина привыкла к моей работе, – пожал я плечами. – Но вот волноваться ей точно не следует – ждет ребенка.
   – Это замечательно. Будем надеяться, что из роддома ты заберешь ее сам.
   – Спасибо, – кивнул я.
   – Это все, Виктор. В воскресенье я пришлю машину. Она доставит тебя на вокзал.
   – Благодарю вас, Алексей Петрович. Но лучше не нужно этого делать. Я доберусь до вокзала сам.
   – Почему? – удивился полковник.
   – Не хочу волновать Марину, – сказал я первое, что пришло мне в голову.
   Не мог же я выдать полковнику свои планы. Они мне самому казались омерзительными. По лицу полковника я понял, что он сомневается в правдивости моих слов, и мне пришлось пояснить:
   – Услышит звонок, увидит торжественные проводы и догадается, что дело серьезное. Я же сказал ей, что еду в командировку на юг, вроде как по обмену опытом.
   – Но звонить ты ей не сможешь, – вставил Филатов.
   – Ничего, я позвоню ей из Одессы и сообщу, что отправляюсь в казахские степи, где, возможно, нет связи с Москвой.
   – Ну что ж, великий выдумщик… – улыбнулся полковник. – Для жены твоя версия, может, и сойдет.
   Я посмотрел на шефа и увидел недоверие в его глазах. Неужели этот матерый волк раскусил меня, как мальчишку?
   Тем временем полковник продолжал:
   – Бывай, Русич. До встречи на вокзале.
   Мы распрощались, и я поехал домой.
   Марине я соврал, что командировку перенесли, и я должен уехать уже сегодня вечером. Сказал ей также, что по прибытии на место позвоню, и что она будет получать мое жалование. Марина слушала меня молча. Я видел, как сильно она переживает за меня. Я знал, что поступаю с ней жестоко. Меня порывало сказать ей правду, признаться, куда собираюсь уйти сегодняшним вечером, но в этот момент власть очарования другой женщиной была намного сильнее той трепетной привычной любви, которую я испытывал к своей жене. Я мысленно проклинал себя, молил бога даровать мне прощение за холодность и пренебрежение к женщине, носившей под сердцем моего ребенка. Я тешил себя призрачной иллюзией, что Марине не следует знать всей правды, иначе она не сможет вынести тягот расставания. Кроме того, я обманывал себя, думая, что Женя Милосердова – незначительный этап в моей жизни, что она мне сейчас только для того, чтобы я мог расслабиться перед ответственным и опасным заданием.
   – Мне пора, Мариша, – произнес я как можно более ласковым голосом при прощании.
   Жена посмотрела на меня таким обреченным взглядом, что я не выдержал и сказал:
   – Хочешь, я останусь и никуда не поеду?
   – А как же твоя командировка?
   – Откажусь, вместо меня пошлют кого-нибудь другого. А мы уедем жить в Есино.
   – И что ты будешь там делать? – печально улыбнувшись, спросила Марина. – Сидеть с удочкой на берегу реки?
   – Это правда. Мы должны вынести испытание. Обещай мне, что ты не будешь грустить.
   Она согласно кивнула, изо всех сил сдерживая слезы, уже появившиеся на глазах. Я нежно обнял жену.
   – Не надо волноваться. Береги себя и нашего малыша. Рассказывай ему обо мне, пока меня не будет, ладно?
   – Да, – согласилась Марина.
   Я слегка отстранил ее и опустился перед ней на колени. Потом поцеловал округлившийся живот.
   – Не обижай мамочку, не давай ей скучать, – попросил я ребенка. – Постараюсь вернуться к твоему появлению на свет.
   Плечи жены стали содрогаться от беззвучных рыданий. Я поднялся на ноги и крепко сжал ее в объятиях.
   – Отпусти, сумасшедший, – сказала она сквозь слезы.
   Я отпустил ее.
   – Иди, раз надо, – прошептала она.
   – Я обязательно тебе позвоню, – ответил я и поцеловал жену в губы.
   Она проводила меня до двери.
   – Пока. Я люблю тебя, – сказал я.
   Мне очень хотелось снова заключить Марину в объятия, но я не сделал этого, опасаясь, что тогда не смогу уйти.
   Спустившись вниз, я побрел по заснеженной улице, переступая мешанину из снега и соли. Я думал о Марине, о том, как я жестоко поступаю с ней. Но в следующее мгновение перед глазами появлялся образ другой женщины и она, как Елена Троянская, манила меня к краю пропасти.
   Почувствовав, что замерзаю, я решил зайти в какой-нибудь кабачок и немного выпить для согрева и снятия напряжения. Оглядевшись, я понял, что нахожусь недалеко от станции метро Кантемировская.
   Я решил направиться в ресторан «Витязь», название которого мы с ребятами любили обыгрывать в присутствии шефа, когда тот был в хорошем расположении духа.
   За дверями стоял парень и никого не пропускал. Я дернул за дверную ручку. Он угрожающе посмотрел на меня.
   – Куда прешь, деревня!? – заорал верзила. – Не видишь, что закрыто?
   Я не обратил внимания на его крик и повторил попытку пробраться внутрь ресторана. Я жутко замерз и не собирался уступать наглому парню. Тот был под два метра ростом, настоящий амбал, уверенный в себе.
   – Ты что же, красивый, по-русски не понимаешь? – спросил он вызывающе.
   – Я не в ресторан, – спокойно ответил я. – Мне нужно в бар.
   Он приоткрыл дверь и нагло смотрел на меня. Я без особых усилий потянул дверь на себя. Нужно отдать должное парню, он смог устоять на ногах, хотя дверь передо мной широко распахнулась.
   – Эй, красивый, не заставляй меня волноваться, – не думал сдаваться парень.
   – Гиря, что у тебя там? послышался голос из глубины помещения.
   Парень, не оборачиваясь, ответил:
   – Да тут какой-то деловой ломится. Послышались шаги, и из-за спины вышибалы передо мной появился Алексей Терехин.
   – Витек? – удивленно вскрикнул он.
   – Леша? – я тоже не скрывал своего удивления. Гиря, поморгав глазами и сообразив, что к чему, отошел в сторону, давая мне войти в ресторан.
   – Как ты узнал, что я здесь работаю? – спросил Терехин, протягивая мне руку для пожатия.
   – Представь себе, что я даже не догадывался об этом, – чистосердечно признался я.
   – Тогда каким ветром?
   – Да вот, бродил по улицам, замерз, как последний дворовый пес, дай, думаю, зайду, погреюсь.
   – Ясно, – протяжно произнес мой бывший напарник. – Что же мы стоим? Пойдем. Обслужим по первому разряду дорогого гостя.
   Он слегка подтолкнул меня в направлении лестницы.
   – Как давно мы с тобой не встречались, Витек. Где ты теперь? Куда-нибудь устроился?
   – Да пока нигде, – соврал я в надежде, что Терехин не станет дальше развивать эту тему.
   – А я вот, как видишь, здесь остановился, – развел он руками. – Нормально.
   – Кем ты здесь работаешь?
   – Начальником охраны. Понял? В начальники выбился.
   – Хорошо платят?
   – Да пока не обижают.
   Он провел меня под лестницей, открыл дверь, за которой начинался узкий слабоосвещенный коридор.
   – Куда это ты меня ведешь? – удивился я.
   – В мой кабинет, – ответил Терехин не без гордости.
   – Так ты, я вижу, хорошо устроился.
   – А как же!
   Он распахнул передо мной дверь, и я очутился в тесной, но довольно уютной комнатке.
   – Ты знаешь, Леша, вообще-то я хотел всего сто пятьдесят для подогрева, – сказал я, давая понять бывшему напарнику, что долго здесь не задержусь.
   – Так в чем дело? – невозмутимо произнес Терехин. – Сейчас сделаем.
   Я улыбнулся, подумав, что Леша изменился, растворился в специфике новой работы.
   – Устраивайся, я сейчас, – Терехин хлопнул меня по плечу, а сам выбежал в коридор.
   Я снял куртку и присел на стул. Через мгновение Леша ворвался в кабинет с подносом в руках. На нем стояли бутылка коньяка, рюмки и закуска.
   – Быстро ты однако метнулся, – с неподдельным восторгом сказал я.
   Он не ответил, заподозрив в моей реплике подвох, расставил на столе закуски и сел напротив меня.
   – Знаешь, Витя, – сказал он, наливая в рюмки коньяк. – Знай я раньше все эти дела, которые нам с тобой пришлось пережить за последний год никогда бы не пошел работать в органы, а сразу устроился бы сюда. Ты уж извини меня за прямоту, но дерьмо, которого я нахлебался там, еще долго будет ударять мне в нос.