— Вы заблуждаетесь, и мне нечего вам больше сказать. — Она подняла голову, и глаза ее сверкали. — А если вы и дальше будете преследовать меня, я обращусь в полицию.
   С этими словами она повернулась и пошла в сторону дома. Я выругался и побрел следом. Опускалась ночь, с каждой минутой становилось все темнее. Над патио загорелись гирлянды разноцветных лампочек. Шум, производимый компанией, достиг, казалось, наивысшей точки.
   На краю бассейна я заметил человека, внешность которого была знакома не только мне, но и каждому, кто читает газеты и смотрит телевидение. Остро вырезанное лицо, высокая сухая фигура и неожиданно низкий звучный голос. На нем был застегнут широкий ковбойский пояс, на каждое бедро спускалась кобура с массивным шестизарядным кольтом. Вокруг теснилась толпа почитателей. Карл Даноу обращался с публикой с галантностью человека, привыкшего быть в центре внимания.
   — ...это меня и подкупило, — говорил он, когда я подошел. — Здесь дело не в куске хлеба. У меня есть десяток возможностей заработать больше. Но в «Небоскребе» я должен играть ковбоя, приезжающего в большой город в поисках своей юношеской любви. А я с детства мечтал стать ковбоем. Эту роль я сыграю по-настоящему. Я даже специально тренируюсь, чтобы молниеносно выхватывать револьвер. Вот, ребята, смотрите!
   Он огляделся в поисках цели и увидел девушку, приготовившуюся прыгнуть в бассейн. Он улыбнулся улыбкой зловредного мальчишки. Выхватить револьвер, прицелиться и спустить курок — на все это ушло так мало времени, что глаз не успел различить отдельные фазы его движений. Только что пистолет лежал в кобуре — и вот уже раздался выстрел.
   Девушка у бассейна подскочила с криком раненого животного. Восковая пуля попала ей чуть пониже спины. Карл разразился оглушительным хохотом, толпа вторила ему.
   Когда девушка заметила у него в руке револьвер, то побледнела и стала испуганно ощупывать пораженное место.
   — Не волнуйся, куколка, — закричал Даноу со смехом. — У тебя все на месте! Пуля была из воска!
   — Ах ты, подлая собака! — взорвалась девушка. — Я уже много плохого слышала о тебе, Даноу, теперь вижу, что все это правда!
   — Ну что за народ! Не понимает шуток! — проговорил Даноу.
   Толпа продолжала улыбаться, но теперь менее уверенно. Из дома вышел Элли Оверман с довольно высокой шатенкой лет 25 с невзрачным лицом, но красивой фигурой.
   — Карл, — пожаловался он, подходя. — Твоя жена отравляет мне жизнь!
   Даноу посмотрел на жену с влюбленной улыбкой.
   — Правда, Оливия? Ну и молодец! Продолжай защищать мои интересы! — Теперь он обращался к аудитории. — Оливия — лучше всех! Большинство жен в наши дни и знать не хотят, как обирают их мужей.
   Оверман нахмурился.
   — Ты всерьез думаешь. Карл, что я тебя обираю?
   — Успокойся, Элли, — похлопал его по плечу Даноу. — Я не тебя имел ввиду.
   Оливия Даноу сказала:
   — Элли, я хочу, чтобы ты немного развил роль Карла. Ведь он, в конце концов, главная звезда ревю!
   — Одна из звезд, — поправил Оверман. — Их две. Выражение лица Оливии стало жестким и упрямым.
   — Мы все понимаем, что ты хочешь сделать для Ингрид. Но кассу наполняет не она, а Карл, и ты это прекрасно знаешь!
   Оверман нервно оглядел присутствующих. Тех, кто должен дать деньги. В голосе его проскользнуло раздражение, но он пытался говорить весело и непринужденно:
   — Тогда слушай, моя дорогая! Вы с Карлом читали текст пьесы перед тем, как подписать договор. С тех пор я не изменил ни слова.
   — Я была против того, чтобы он подписывал, — раздраженно возразила Оливия. — Но Карл не послушался моего совета. Я думаю, что он еще пожалеет.
   Оверман выдавил улыбку, обращенную к окружающим.
   — Вот это темперамент! Настоящие люди театра! Мы все одинаковы — готовы в любой момент взорваться, как бомбы. Мы и обязаны быть такими, иначе у нас не хватило бы энергии создавать что-нибудь на сцене. И учтите, что настоящему актеру нельзя обращаться к психиатру. Он войдет к нему как сумасшедший, но гениальный артист, а выйдет как нормальный человек, но бездарность с точки зрения искусства.
   Карл Даноу понял попытку Овермана сгладить острые углы. Он обнял Оливию за плечи.
   — Дорогая, ты сердишься только потому, что я подписал контракт за твоей спиной и укатил в Европу. А тебе здесь пришлось заниматься скучной деловой прозой. Клянусь, любимая, в следующий раз мы поедем вместе. Честное слово!
   — Почему же? — в запальчивости возразила она. — Тебе незачем брать меня с собой. Всегда найдется достаточно холуев, чтобы зашнуровывать твои ботинки и смеяться над твоими плоскими остротами!
   Но Карл Даноу был упорен, в этом ему надо было отдать должное. Он ласково улыбнулся жене и заискивающе сказал:
   — На что они человеку, который тоскует от любви?
   Он снова притянул жену к себе. Ее твердость начала плавиться, как масло на горячем камне, а лицо приобрело беззащитное выражение. Но она выпрямилась, уперлась рукой в грудь мужа и оттолкнула его.
   — Брось, — прошептала она. — Не надо играть на публике сцен, которые ты не в состоянии довести до конца наедине!
   Она выскочила из круга любопытных и помчалась к морю. Карл Даноу был бледен. Оверман и другие делали вид, что ничего не поняли.
   Я неторопливо пошел вслед за Оливией. Однако она исчезла. Вместо нее из моря появилась стройная женская фигура в черном купальнике. Мы остановились и при свете луны узнали друг друга. Мы с ней уже встречались и в телеателье, и в «Пинк Пэде». Это была жена Овермана — Рут.
   — Видимо, судьба, — сказала она, улыбаясь. — Мы все время встречаемся. Должна же быть какая-то причина, вы не находите?
   Она шла впереди, оставляя мокрые следы на песке.
   — Причина есть. — У меня было такое чувство, что с Рут Оверман лучше всего говорить напрямик. — Я занимаюсь расследованием убийства Стюарта Лоудера.
   — Действительно? — Она посмотрела на меня прямо-таки с хищным интересом. — Вы из полиции?
   — Частный детектив.
   — Тогда это еще интереснее... Но разве убийца не пойман?
   — Пойман, да не тот.
   — Поэтому вы и пришли сюда? Вы считаете, что убийца — кто-то из присутствующих? — Эта мысль привела ее в восторг.
   — Я надеюсь, что вы поможете мне отыскать убийцу.
   — Нет, вы серьезно? — Она бросила на меня взгляд: вызывающий и игривый одновременно. — Давайте попробуем, может быть, это будет забавно.
   — Вы хорошо знали Лоудера?
   — Очень хорошо.
   — Знаете вы кого-нибудь, кто мешал бы ему или кому он мешал?
   Она задумчиво сморщила губы.
   — Гм... Над этим надо подумать... Я не уверена...
   — Не уверены в чем? Надо ли это говорить?
   Она улыбнулась, показав полукруг ровных зубов.
   — Держу пари, что вы размышляете сейчас, как бы заставить меня разоткровенничаться. Попробуйте — вы ловкач. А я люблю ловких мужчин...
   — Как Лоудер?
   Она обхватила себя руками за мокрые плечи.
   — Пойдемте, мне надо переодеться во что-нибудь сухое.
   Я помедлил и оглянулся в направлении, в котором скрылась Оливия Даноу. Рут сказала раздраженно:
   — Что вы стоите? Вы же хотели поговорить о Лоудере? Тогда пошли.
   Мы направились не к дому, а в противоположную сторону. Выложенная каменными плитками дорожка привела нас к небольшому павильону. Войдя, Рут включила свет и посмотрела на меня взглядом фермера, приценивающегося на ярмарке к племенному бычку. Мне стало не по себе.
   Середину помещения, в котором мы находились, занимал огромный круглый камин. Вдоль стен стояли две кожаные кушетки, в углу находился бар. На полу у камина были разбросаны большие кожаные подушки.
   — Устраивайтесь поудобнее. — Она кивнула на бар. — Мне тоже налейте немного виски.
   Я налил ей и себе. Она вышла в боковую дверь и закрыла ее за собой. Вскоре она вернулась. На ней было прекрасное, почти до пят, платье, застегнутое спереди на множество маленьких пуговок. На ногах — черные домашние туфли с помпонами.
   — В полумраке лучше, — сказала она и выключила почти все лампы. — Почему бы вам не снять пиджак? Здесь не холодно. Нравится вам мое платье? Большинству мужчин нравится... Такая мягкая ткань... Потрогайте...
   — Я хочу дать вам один совет, — сказал я. — Не надо переигрывать. Сдержанные женщины нравятся мне гораздо больше.
   — Боже мой! Вы говорите точно так же, как Стю!
   Я спросил осторожно:
   — Я вам его напоминаю?
   — Ах, знаете, его тоже интересовали только те женщины, до которых трудно добраться... Например, такой айсберг, как Оливия Даноу. Хотя он мог бы прекрасно проводить время и со мной! — Она нахмурилась. — Стойте! Мне показалось, что вы шли за Оливией?
   — Значит, Лоудер за ней ухаживал?
   — Назвать это ухаживанием нельзя, но попытки к сближению делал. — Рут захихикала. — Даже представить смешно, пытаться сблизиться с Оливией! Она настолько без ума от Карла, что других мужчин совершенно не замечает. Самое смешное, что Карл постоянно так накачивается героином, что ни на что не способен.
   — Вы хотите сказать, что Карл — наркоман?
   — Еще бы! Это сплошной комок нервов, только героином и держится. Я думала, все это знают. Да он и сам не делает из этого секрета.
   Вот уже третий наркоман в этом деле. Смит, Пауэрс, Даноу... Мои подозрения, что дело Смита связано с «Опиумным кольцом», начали перерастать в уверенность.
   — Для меня это новость.
   — Карл даже острил на эту тему. Но бедной Оливии не до шуток. Поэтому-то она так не весела. Покойному Стю не удалось ничего добиться от нее... Не удастся и вам!
   — Я и не собирался!
   — Нет? Тогда попробуйте со мной!
   Прежде, чем я успел запротестовать, она уселась ко мне на колени и крепко обняла меня за шею. В этот момент открылась дверь.
   Рут Оверман подняла голову и ледяным взором посмотрела на мужа, не пытаясь снять рук с моей шеи. Я сидел с идиотским видом и старался смотреть в пространство. Второй раз уже Оверман застает меня в такой ситуации... Но теперь уже со своей женой. Вряд ли он поверит, что и это — недоразумение. Но на его лице не появилось ни тени гнева, ни даже удивления. Он только пробормотал:
   — Извините... Я не знал... — Потом повторил: — Извините, — и исчез.
   Женщина, сидящая на моих коленях, волновала меня, как 50 килограммов глины. Я снова обрел голос:
   — Ну, теперь он пошел за охотничьим ружьем!
   — Он? — презрительно произнесла Рут. — Кого он интересует? — И снова предприняла попытку атаковать мои губы.
   Я вырвался, встал и осторожно поставил ее на ноги.
   — Что ты испугался? Брось, дурачок! Сейчас я исправлю твое настроение, — сказала она, еще теснее прижимаясь ко мне.
   — Нет, уж лучше я пропущу это блюдо. У меня для этого слишком слабый желудок.
   Она залепила мне такую пощечину, что у меня загорелась щека.
   — С Лоудером вы так же обращались, когда он дал вам отставку?
   — Это не играет никакой роли!
   — Кто его убил?
   Ее лицо приняло отсутствующее выражение.
   — Пожалуйста, когда будете выходить, не хлопайте очень дверью.
   Я вышел из павильона и добрел до полосы прибоя. Несколько минут я стоял и с наслаждением вдыхал чистую прохладу морского воздуха. Оливии Даноу нигде не было видно. Я вернулся в патио. Большинство публики сидело на подушках в кружке, в центре которого Ингрид Вэнс и Карл Даноу в сопровождении музыкантов пели отрывки из будущего ревю. Они пели так слаженно, словно репетировали всю жизнь. Элли Оверман сидел между своим тестем и Джуджем Киприано, Оливии Даноу не было.
   Я вошел в дом, отыскал телефон и позвонил в бар Джука. Сэнди подошла, и я назвал ей номер телефона, по которому я нахожусь. Повесив трубку, я стал ждать. Минут через десять Сэнди позвонила из телефона-автомата.
   — Мне надо скорее назад в бар, — сказала она. — Сегодня пропасть народу.
   — Ничего нового про Кенни Шеда?
   — Новости есть, но неприятные. Он уехал на несколько недель и временно передал свои дела другому.
   — Но может быть Парк обратится к этому другому? Надо же ему где-то пополнять запасы зелья!
   — Необязательно. Один знакомый, приехавший из Атлантик-Сити, рассказал, что с месяц назад у него был разговор с Парком. Пауэрс будто бы серьезно говорил, что так дальше продолжаться не может. Он собирался лечь в больницу и попытаться вылечиться. Кто-то порекомендовал ему одно нелегальное заведение, где этим занимаются.
   Я повесил трубку. В моем мозгу словно складывалась детская мозаика. Парк Пауэрс оставил свой отель в тот самый день, когда был убит Лоудер. С тех пор о нем никто ничего не слышал. Пауэрс сказал Лоретте Смит, что в момент убийства Лоудера вместе со Смитом находился совершенно в другом месте. Если Пауэрс проходит курс лечения от наркомании, то вряд ли в это время читает газеты. Этим и объясняется то, что он позвонил Лоретте Смит только через несколько дней. Он ничего не знал о происшествии. В больнице наркоману в первые дни ни до чего нет дела, кроме собственных страданий.
   Оставалось выяснить, где же он находится. И тут я вспомнил, что Харрис Смит тоже пытался пройти курс лечения, правда, безуспешно. Если в день убийства они были где-то вместе...
   Я снял трубку и набрал номер телефона подруги Лоретты, у которой та теперь жила. Мне повезло: Лоретта помнила адрес частной больницы, где ее муж безуспешно пытался избавиться от своего порока. Больница была нелегальной и находилась в Нью-Джерси. Она спросила с надеждой в голосе:
   — Вы нашли что-нибудь? Неужели Смита...
   — Думаю, что нет. Пока все указывает на то, что убийство на него свалили. Но это еще придется доказать.
   — Если бы вы только сумели это сделать! — проговорила она с чувством. — Мой сын... С ним все хуже и хуже. Я говорила с ним по телефону: тетя сказала, что он почти ничего не ест. Он худеет катастрофически, и местный врач не знает, чем помочь ему. Прошу вас, попытайтесь...
   — Я попытаюсь.
   Когда я выходил из дома, меня окликнула Оливия Даноу.
   — Простите, вы идете в город?
   Я кивнул.
   — Вас не затруднит захватить меня и моего отца? Люди, которые привезли нас, пробудут здесь еще несколько часов. А отцу надо завтра рано утром быть в конторе. Ему пора возвращаться.
   — Буду рад.
   Оливия поспешила в дом и скоро вернулась вместе с отцом. Я представился. Киприано одарил меня улыбкой.
   — Очень любезно с вашей стороны, — сказал он, грузно усаживаясь на заднее сидение.
   Я взял Оливию под руку, чтобы помочь ей сесть в машину. К моему удивлению, она резко отшатнулась. И тотчас же извинилась:
   — Я совершенно не переношу, когда люди ко мне прикасаются. Простите, пожалуйста.
   Я подождал, пока она усядется рядом с отцом, хлопнул за ней дверь и уселся за руль. Когда мы тронулись, Оливия обратилась ко мне:
   — Судя по тому, как вы рано уезжаете, вы решили не вкладывать деньги в ревю.
   — Даже если бы и хотел, то не мог бы.
   Я объяснил, кто я такой и зачем приехал. Помолчав, она спросила:
   — Кто же тогда убил Лоудера, если пианист ни при чем? И почему?
   — Если я правильно осведомлен, Лоудер был большим любителем женского пола...
   — Это верно, — ответила она. — Он был самого высокого мнения о своей наружности. Это был самый настоящий сатир. И весьма неразборчивый. — Она запнулась и добавила: — Он и мне делал авансы, когда Карл находился в турне. Это лишний раз доказывает его неспособность разбираться в женщинах.
   — Но Оливия, — сказал ее отец с мягким упреком. — Зачем ты постоянно себя принижаешь? Ты прекрасно знаешь, что очаровательна...
   — Вы не находите, судья, что такой человек был готовым кандидатом в покойники? — спросил я.
   — Сладострастие часто связано с насилием. У меня богатый опыт наблюдений в этой области.
   — Но с другой стороны, это могло быть гангстерским убийством. Лоудер был связан с преступным миром. Вы слышали об этом?
   — Нет, — ответил Киприано. — Я лично никогда с Лоудером не встречался. Но если это гангстерское убийство, то мало шансов, чтобы преступник был пойман. Вот почему я являюсь противником смертной казни. Случайные убийцы, совершающие преступления под влиянием сильного душевного потрясения, как правило, попадаются и бывают осуждены. В отличие от профессиональных убийц.
   — Я знавал некоторых, которые в конце концов получали по заслугам.
   — Некоторые — да, — согласился он. — Но, к сожалению, далеко не все.
   Шоссе было темным и, если не считать моей машины и еще одной, ехавшей позади, совершенно пустынным.
   Неожиданно я заметил в зеркало, что расстояние между нами и второй машиной начало сокращаться, хотя я ехал со скоростью больше ста. Видимо, тот, другой, очень торопился. Это был черный «бьюик». Когда он выехал на левую сторону шоссе, я немного сбавил скорость, чтобы пропустить его. Мы поравнялись, и я посмотрел в его сторону. В «бьюике» сидело трое мужчин: двое спереди и один сзади. Когда мы проезжали под фонарем, я узнал всех троих.
   На заднем сидении сидел денди с револьвером в руке. Автомобилем управлял Тедди — молодой боксер с разбитым лицом, рядом с ним сидел верзила по кличке Лошадиная морда.

Глава 11

   Я рывком нажал педаль газа, скорчился на сиденье и крикнул Оливии и ее отцу:
   — Ложитесь!
   В момент, когда раздались выстрелы, «форд» рванулся вперед. Раздался звон разбитого стекла. Пуля просвистела у меня над головой и вылетела в соседнее окно.
   Я выпрямился — и вовремя. Еще немного, и мы врезались бы в телефонную мачту у края дороги. Мне еле удалось выровнять машину.
   — Лежите, не поднимаясь! — прокричал я.
   Педаль газа была выжата до предела, спидометр показывал сто сорок, но дальше стрелка не двигалась. Ветер выл по сторонам, фары буравили темноту. Я брал виражи, не сбавляя скорости. Нервы были предельно напряжены. Я так крепко сжимал руль, что костяшки пальцев побелели. Каждую секунду я бросал взгляд в зеркальце заднего обзора. Их первая попытка оказалась неудачной. Но во второй раз счастье может мне изменить. Больше всего меня заботила винтовка, из которой была выпущена пуля. Стоит им приблизиться — и они спокойно пробьют мне покрышки и заставят остановиться. А тогда соотношение сил будет один к трем. Располагая винтовкой, они могут целиться в меня совершенно спокойно, и шансов выжить у меня будет столько же, сколько у карпа на раскаленной сковороде.
   Если мне не удастся удрать от гангстеров... Я посмотрел по сторонам. Сворачивать было некуда: по обе стороны от шоссе поднимались крутые, заросшие травой откосы.
   Но увеличивать расстояние между «фордом» и «бьюиком» мне удавалось не более тридцати секунд. Потом оно стало сокращаться. Я попытался еще глубже вдавить акселератор, но стрелка спидометра никак не хотела двигаться выше 140. «Бьюик» неумолимо приближался. Такими темпами им понадобится совсем немного времени, чтобы догнать меня.
   Я ослабил ногу на педали газа, «форд» сбавил скорость. Стрелка спидометра медленно поползла вниз. Изо всех сил ухватившись за руль, я уперся в спинку сидения, сбросил ногу с педали газа и нажал на тормоз. «Форд» пошел юзом, его затрясло, запахло горящей резиной. Водитель «бьюика» не успел среагировать и промчался мимо. Раздался револьверный выстрел. При такой скорости денди, конечно, не мог прицелиться. Все же он попал в ветровое стекло, и на нем появилась маленькая дырочка, окруженная паутинкой трещин. «Бьюик» затормозил в нескольких метрах впереди нас в то время, как «форд» юзом несло к самому краю пропасти.
   — Лежите! — крикнул я своим спутникам, сняв ногу со сцепления. Мотор работал на полных оборотах. Я вытащил из кобуры свой «магнум». «Бьюик» развернулся и помчался на нас.
   Взяв револьвер обеими руками, я уперся локтем о нижний край левого окна, наклонился вперед и тщательно прицелился в левое переднее колесо «бьюика».
   Я нажимал на спуск так быстро, как только мог. «Магнум» грохотал, и отдача отбрасывала его каждый раз назад. Второй выстрел раздался, когда первый еще гремел в моих ушах. Последовал третий, четвертый, пятый...
   Покрышка лопнула. «Бьюик» швырнуло к середине дороги. Водитель отчаянно рванул руль, пытаясь удержать машину. Какой-то момент она балансировала на двух колесах, потом шлепнулась на все четыре и метрах в пятнадцати от меня со всей силы врезалась в боковой откос.
   Я бросил «магнум» на сидение, включил скорость и снова до отказа нажал на педаль газа. «Форд» рванулся вперед. В тот же момент Лошадиная морда выбрался из «бьюика» и прыгнул на середину шоссе. Он молниеносно вскинул винтовку к плечу и прицелился в меня.
   Из револьвера еще можно промахнуться по мчавшейся машине, из винтовки — трудно. В ту долю секунды, что оставалась мне, я мог сделать только одно. И я, сжимая зубы, сделал это. Подумав о старике-стороже, я рванул машину вправо. Долговязый разгадал мое намерение.
   Раскрыв рот, он попытался отпрыгнуть в сторону, но винтовку не бросал. Это-то и погубило его. Я просто не мог позволить себе проехать мимо, пока она была у него в руке. И я не изменил направления...
   Раздался глухой удар. Тело длинного, подброшенное радиатором, описало дугу в воздухе и упало под колеса.
* * *
   Километров через двадцать пять мы встретили пост дорожной полиции. Пока Джудж Киприано, его дочь и я пили кофе, пытаясь успокоиться, четверо полицейских на патрульной машине помчались к месту происшествия.
   Они нашли обезображенный труп Лошадиной морды, но «бьюик» исчез. Двум остальным гангстерам удалось сменить колесо и смыться до прибытия полиции.
   Поскольку у меня были авторитетные свидетели, особых осложнений не возникло. Полицейские запротоколировали показания и отпустили нас. Начальник поста высказал мнение, что нападение было совершено преступниками, стремившимися расправиться с судьей Киприано за его суровые приговоры и крестовый поход против гангстеризма. Я знал правду, но помалкивал. Надо было спешить в Нью-Джерси.
   Оливия Даноу и ее отец направились домой на полицейской машине. Я же, на своем простреленном, но исправном «форде», поехал своим путем.
   Итак, значит кто-то сообщил гангстерам, где они могут меня найти. Я знал, кто навел этих бандитов. Но с этой личностью я еще встречусь. А сейчас — в Нью-Джерси!
* * *
   Заведение, в котором Харрис Смит безуспешно пытался избавиться от своего недуга, находилось на заброшенной полоске болотистого побережья Нью-Джерси, километрах в 50-ти от Манхэттена. Одиноко стоящий запущенный дом в викторианском стиле, украшенный круглой верандой и дюжиной декоративных башенок, мог бы послужить идеальной декорацией фильма о привидениях.
   Когда я остановил машину, дверь отворилась. На веранду вышел высокий широкоплечий старик в синих рабочих брюках и трикотажной спортивной куртке. Пока я поднимался по широким ступеням, он стоял и смотрел на меня.
   — Чему могу служить, мой друг? — спросил он.
   — Вы руководите этим заведением?
   — Руковожу? — он наморщил лоб и посмотрел на меня неуверенно. — Я здесь живу, если вы это имеете в виду.
   — Я имею в виду, что вы получаете деньги с ваших постояльцев.
   — Кто вы такой?
   — Я не полицейский, так что можете успокоиться. Мне только нужно поговорить с одним из ваших гостей, с Парком Пауэрсом.
   Он подумал.
   — Я не знаю никого с таким именем.
   — Наверное, приезжая сюда, они указывают фальшивые имена.
   Он молчал.
   — Он джазовый трубач. Его привез сюда другой музыкант, который сам пытался лечиться здесь, но неудачно. Смит, Харрис Смит.
   — Такого я тоже не знаю.
   — Он приехал к вам около двух недель назад, — я назвал день, когда был убит Лоудер. — Пауэрс остался, а Смит уехал.
   Это вызвало в его мозгу какие-то воспоминания, но он быстро собрался и ничем больше не показал свою реакцию.
   — Вы попали не по адресу, мой друг. Я не понимаю, о чем вы говорите.
   — Вы хотите, чтобы я обыскал весь дом, пока найду того, кто мне нужен? Или хотите, чтобы я известил полицию, что здесь находится нелегальная больница для лечения наркоманов?
   — Вы не сделаете этого!
   — Сделаю, если вы будете молчать.
   — Они меня арестуют, — сказал он жалобным тоном.
   — А за что? Я не делаю ничего плохого, я просто помогаю людям избавиться от ужасного недуга. По крайней мере пытаюсь.
   — Разумеется, совершенно бескорыстно?
   Он вздохнул.
   — Если бы они обратились в официальную больницу, то сразу бы попали на учет в полицию. И полиция заперла бы их в камеры и представила возможность бушевать, не давая в самый мучительный период никаких успокаивающих средств. Чего же плохого я делаю?
   — Ничего такого, во что я стал бы вмешиваться. Но только при условии, что вы мне поможете.
   Он опять вздохнул.
   — Они никогда не говорят настоящих фамилий. Наверное боятся, что я смогу их потом шантажировать. Знаете, в некоторых заведениях так делают. Но я — никогда!
   — Весьма похвально. Но вы догадываетесь, кого я ищу?
   — Думаю, что да, — кивнул он. — Я знаю его под другой фамилией. И другого музыканта, который его привез. Вы говорите, Харрис Смит?.. Я не мог видеть его фамилию пару дней тому назад?
   — Да. И фамилия Парка Пауэрса — тоже. Где он?
   Он вошел в дом, я последовал за ним.
   — Учтите, я не уверен, что это тот самый человек. — Мы вошли в неопрятную гостиную со старомодной мебелью и пузатой печкой, сохранившейся, вероятно, еще со времен Гражданской войны. — Мне приходилось на этой неделе пару раз запирать его в подвальном помещении. Но сейчас ему лучше, я перевел его на второй этаж. И даже двери не запираю. Видите, как много я успел достичь?