Ник Кварри
Вендетта
Глава 1
За рулем красно-коричневого «паккарда» сидел коренастый дородный мужчина с грубо отесанным лицом. Звали его Николо Чиофано. Одна сторона его пропотевшей неуклюже сидящей летней куртки оттопыривалась автоматическим кольтом 45 калибра.
Внешность его соседа, Гарри Дитриха, разительно отличалась: невысокий, холеный, одетый с традиционным гангстерским шиком — пиджачок в тоненькую полосочку с набивными плечами и блестящими лацканами, большая серая шляпа, начищенные до глянцевого блеска башмаки с гетрами. Но сам он не причислял себя к гангстерам и даже ни разу в жизни не держал в руках оружия.
Гарри Дитрих был торговцем. Просто фирма, в которой он трудился, специализировалась в области розничной торговли спиртным. А злосчастная Восемнадцатая Поправка делала этот бизнес нелегальным.
«Паккард» пробирался по жарким узким улочкам кварталов Малой Италии. Женщины, проветривающие своих писюнов на ржавых площадках пожарных лестниц, старались не слишком упорно рассматривать обоих мужчин в проезжающей машине. Но зато ее сопровождали открыто подозрительные взгляды представителей другой половины человечества, занятых игрой в скопу на ступеньках домов, и ребятни, блаженствующей, сидя на тротуаре, опустив босые ноги в водосточные канавы.
За полтора года, прошедшие после вступления в силу Сухого Закона, они научились понимать значение грубых мужских физиономий в дорогих автомобилях. Для них любой человек в «паккарде» был чужаком, почти что иностранцем.
Чиофано свернул на Южную улицу и прижал машину к тротуару возле маленького ресторанчика, на котором красовалась вывеска «Остерия».
Гарри Дитрих вышел из машины и огляделся. Чиофано, которого он брал с собой в качестве переводчика на случай, если ожидаемый покупатель окажется несговорчивым, обошел машину и присоединился к нему. Они вместе вошли в ресторан.
Это было узкое помещение со столами и скамейками, сдвинутыми на одну сторону. Обеденное время уже миновало, поэтому единственными клиентами были трое пожилых мужчин, занявших ближайший ко входу стол.
Официант, облаченный в грязный фартук, приводил в порядок дальние столы. Дитрих и Чиофано прошли вглубь и уселись на скамейку.
Официант подошел к ним. Звали его Паоло Регалбуто. Он был молод и громаден. Его смуглое лицо уже начало оплывать, что было результатом счастливой семейной жизни и большого количества мучного, но мощное тело указывало на наличие крепких костей и мускулатуры.
— Это ты босс Джулио Бруно? — спросил Чиофано по-итальянски.
Паоло относился к тому сорту людей, которые настороженно воспринимают панибратское отношение со стороны незнакомцев. Он ответил по-английски:
— Мистера Бруно здесь нет. Я его компаньон. Чем могу служить? — Он говорил правильно, но с сильным сицилийским акцентом.
— Ну что ж, компаньон, — по-приятельски сказал Дитрих, — для начала налей-ка нам по стаканчику виски... Фабричного. С имбирным пивом.
Паоло извиняюще улыбнулся.
— Имбирное пиво мы не получили. Есть хорошее домашнее вино. А вот виски нет. Если угодно — ржаной самогон. Не лучший сорт, зато дешевый.
Дитрих, который уже давно знал эти штучки, скривил нос:
— Помои. Это даже свиньям не подойдет. И этой дрянью вас снабжают братья Фиоре?
Теперь Паоло нужно было сбить спесь с этих «клиентов». Он заговорил вежливо и спокойно, без тени возмущения:
— Большинству приходящих сюда он нравится. Кто предпочитает что-нибудь получше — приносит с собой, а мы подаем им имбирное пиво и лед.
— Самое время познакомить ваших клиентов с настоящей доброй выпивкой, — сказал Дитрих. — Буду рад предложить превосходный ром, бренди, виски. С доставкой никаких сложностей. Каждый раз с личной гарантией Рэя Линча.
Это имя было знакомо Паоло. Рэй Линч был предводителем городских головорезов-ирландцев. Поэтому он уважительно сказал:
— Мне известно, что все продаваемое Рэем Линчем — высшего качества. Беда в том, что нашим клиентам такой товар не по карману.
Чиофано прикинул ширину плеч и силу рук Паоло. Сам Чиофано был силен, но уверенности в том, что он сможет одолеть официанта, у него не было. Он откинулся на скамейке и распахнул куртку так, чтобы продемонстрировать торчащую рукоятку кольта.
Паоло без всякого выражения посмотрел на оружие.
Гарри Дитрих сказал:
— Ваши клиенты позволят себе раскошелиться, как только распробуют товар. У меня есть для вас хорошее предложение. Я расширяю территорию своих поставок. Вы будете первыми в этих кварталах, кому доставят товар Рэя Линча. Поэтому первая поставка со скидкой. Поверь мне, это шанс разбогатеть.
Паоло смягчил свой отказ грустной улыбкой:
— Мне бы очень хотелось разбогатеть. Этого же хочет и мой компаньон. Но если мы будем платить за выпивку, которую наши клиенты не будут брать, то вряд ли мы разбогатеем. Боюсь, что это самый быстрый путь к банкротству.
Дитрих поднял на него тяжелый медленный взгляд.
— Рекомендую принять мое предложение, компаньон.
Паоло пожал плечами.
— Очень сожалею, — произнес он спокойным и вежливым тоном.
В этот момент один из мужчин, сидящих на передней скамье, попросил чашку чая.
— Момент, — сказал Паоло и вышел на кухню.
Дитрих проводил его долгим задумчивым взглядом, потом принял решение. Он давно усвоил, что при вторжении на новую территорию необходимо преподнести хороший урок первому же строптивому клиенту. Тогда, обращаясь к следующим, всегда можно сказать: «Нехорошо получилось там-то и там-то. Было бы неприятно, если нечто подобное произойдет и здесь». И не надо растолковывать, что произошло. Они уловят суть.
Он поднялся.
— Пошли, — бросил он Чиофано.
Когда Паоло вышел из кухни с чашкой чая, их не было.
В этот вечер он рано закрыл ресторанчик и направился прямо в штаб-квартиру Дона Карло. Конечно, сам Карло был слишком занят, чтобы встретиться с ним, но Паоло было достаточно видеть хотя бы Доминика Руссо.
Братья Фиоре снабжали спиртным итальянский квартал под покровительством Дона Карло, а Руссо отвечал за все щекотливые дела. Таким образом, вторжение Рэя Линча на территорию Карло Фондетты автоматически становилось делом Руссо.
К несчастью, Руссо не было на месте, его ожидали только поздно вечером. Озабоченно хмуря брови, Паоло пошел к себе домой в полуподвальное помещение под рестораном, чтобы поиграть со своими малышами и помочь жене уложить их спать.
Он все еще был дома, когда на темной улице появился красно-коричневый «паккард». За рулем был Чиофано.
На этот раз на заднем сидении машины вместо Дитриха сидел человек по имени Фергюссон. У него были три динамитные шашки. Каждая привязана к небольшому камню. Приблизившись к ресторану, Чиофано замедлил ход и кивнул в сторону темных окон. Фергюссон чиркнул спичкой, зажег все три фитиля и бросил шашки.
Две шашки, утяжеленные камнями, выбили оконное стекло ресторана и влетели внутрь.
Третья влетела в окно полуподвальной квартиры под рестораном.
Руссо остановился возле кровати, снял свою жемчужно-серую шляпу и непроизвольно пригладил гладкие черные волосы квадратной ухоженной ладонью, на мизинце которой сверкал большой бриллиант. Темный пиджак, облегавший его короткое, плотно сбитое тело, был так хорошо сшит, что почти скрывал находящийся под пиджаком револьвер. Единственное, что придавало мягкость его острому маленькому лицу — это громадные водянисто-карие, с длинными, как у девушки, ресницами глаза.
Он наклонился к бинтам и спросил мягким голосом:
— Ты меня слышишь, малыш?
Разница в возрасте не давала повода для столь отеческого тона Руссо. Тридцатилетний Руссо был всего на шесть лет старше Паоло. Но он представлял силу, которая вторгалась во все сферы жизни итальянской общины города: неаполитанцев, калабрийцев и сицилийцев.
А Паоло Регалбуто — всего лишь официант маленькой дешевой остерии. Вернее, был до того, как две динамитные шашки разрушили ее, а третья сделала то же самое с двумя комнатами, где Паоло жил со своей семьей.
— Ты меня слышишь? — повторил Руссо немного громче.
Голова Паоло шевельнулась на подушке.
— Да, — выдохнул он, — похороны были шикарными. Красивыми. Лучшее, что можно сделать за деньги. Гробы, обитые шелком. Картинки.
Маленькие темные глаза влажно заблестели в прорезях бинтов.
Руссо горестно кивнул и сказал, не сдерживая хрипотцу в голосе:
— Да, я понимаю. Ужасная вещь. Что бы ни случилось, им нет оправдания. Ублюдки, вот они кто.
В голосе Руссо появилась легкая нерешительность.
— Рэй Линч божится, что ничего не знал об этом. И мы должны ему поверить. Во-первых, он мог и в самом деле сказать правду, просто кто-то слишком рьяно выполнил его задание. Во-вторых, его шайка слишком сильна, чтобы мы могли полезть в бутылку. Ты понял?
Темные глаза немигающе уставились на него.
Руссо заговорил быстрее:
— Сейчас перво-наперво тебе нужно выкарабкаться, малыш. О деньгах не беспокойся. Дон Карло просил передать, что он считает себя обязанным тебе из-за того, что все так получилось.
Забинтованная голова оставалась неподвижной.
Руссо переступил с ноги на ногу и перевел взгляд с этих глаз на свою шляпу, которую мял в пальцах.
— Только, между нами, Фондетта так потрясен этой историей с налетом, что собирается вступить в долю с Линчем. Тот предложил ему торговать в розницу на части нашей территории. Братья Фиоре не в восторге от этой затеи. Я лично собираюсь держать это дело под контролем.
Какое-то время Руссо хмуро разглядывал свою шляпу, находясь во власти невеселых дум.
— Фондетта обеспокоен упорством, с которым Линч все это проделывает, и боится, как бы тот не отхватил большего. Стареет он, черт побери.
Руссо еще раз полюбовался шляпой, вздохнул и посмотрел на Паоло.
— Так я считаю. Хотелось, чтобы и ты знал.
Когда Руссо покидал госпиталь, его охватило чувство чего-то недосказанного или недоделанного. Он утешил себя мыслью, что в данных обстоятельствах им сделано все возможное. Теперь перед ним стояли свои нерешенные проблемы: темпераментные братья Фиоре да наложивший в штаны босс.
Две недели спустя к Паоло в палату проскользнул Хайм Рубин. Паоло сидел в кресле у окна, греясь в лучах утреннего солнца. День назад с него были сняты бинты. Доктора потрудились на славу. Хотя черты его лица немного исказились и оно стало более грубым, а угол рта пересекал шрам, он оставался вполне узнаваемым.
Хайм встал у стены, так, чтобы можно было одновременно видеть и Паоло, и дверь.
— Что-нибудь нужно, Паоло? Я не могу долго оставаться. Некоторым твоим друзьям я совсем не по нраву.
Он горько рассмеялся.
Паоло оценивающе посмотрел на Хайма. Прежде у него не было такого взгляда.
— Я слышал, что ты собираешься работать с Пэтом Бэрком. — В голосе слышалась сухость, что тоже было новым.
Хайм пожал костлявыми плечами. Он походил на молодую крысу. Крикливая дорогая одежда, приобретенная им на доходы от нелегального бизнеса, ничего не изменила. Лицо его было напряжено и испугано, а серые хитрые глаза непроницаемы.
— Ты много знаешь, — сказал он осторожно. — Ну и?
— Берк знает Рэя Линча?
— Шапочно. Они из одного квартала и оба ирландцы, но это не сделало их закадычными друзьями. — Хайм бросил взгляд в сторону двери.
— Я бы хотел, чтобы ты кое-что поразнюхал, — мягко сказал Паоло. — Я хочу, чтобы ты узнал, кто взорвал мой дом.
Хайм снова посмотрел на Паоло, тонкие губы обнажили кривые мелкие зубы. Это было некое подобие улыбки.
— Считаешь, что нужно идти таким путем?
Паоло напряженно и прямо сидел в кресле. Даже в больничном халате его тело было крупнее, чем у среднего сицилийца. Но не было видно уже той большой силищи, которая помогла ему пережить взрыв, унесший в небытие его молодую жену и детей. Новым, каким-то шершавым голосом он произнес:
— А как же иначе?
Хайма это не удивило. Даже не будучи сицилийцем, он понимал, что отношения между Паоло и Руссо не совсем ясные. Они не были друзьями. Как назвать отношения между ними, пожалуй, никто из них не мог бы объяснить.
Глаза Паоло выжидающе смотрели на Хайма, и тот сказал:
— Это будет непросто. Не будешь же подходить к людям и спрашивать всех подряд. Требуется время.
Паоло кивнул.
— Буду тебе обязан, — сказал он ровно.
Хайм некоторое время изучающе смотрел на него, затем отошел от стены.
— О'кей.
И он ушел, не сказав больше ни слова.
За рулем флегматичный и крепкий Джимми Бруно, на заднем сидении высокий и стройный Анджело Диморра и маленький Ральф Блайз.
Затянутое тяжелыми тучами небо разразилось мелким дождем. Все трое оставались в машине, оберегая свои сшитые на заказ костюмы и умопомрачительные шляпы. Джимми Бруно распахнул перед Паоло дверцу.
Паоло ступил на тротуар и посмотрел на них. Они были моложе его. Мальчишкой он верховодил ими. Теперь они сидели, а Паоло, простоволосый, стоял под дождем, крупный детина с темным измученным лицом, в старенькой потрепанной куртке, слишком тесной для его широких плеч.
Анджи Диморра улыбнулся ему через заднее стекло и мягко произнес:
— Рады тебя видеть снова на своих ногах, капо.
Такими титулами в знак преданности веками награждали сицилийцы главарей банд или вождей мафии. Всего несколько лет назад Паоло был для этих парней «капо». Теперь в устах Диморра это звучало как память о былом уважении, как сострадание к горю.
— Залезай, Паоло, — сказал Джимми Бруно.
Паоло сунул руки в карманы и покачал головой.
— Я лучше пройдусь, — он развернулся и пошел по тротуару.
Все трое задумчиво смотрели ему вслед.
— Куда же он, черт побери, направился? — поинтересовался Ральф Блайз.
— Туда, куда должен пойти, — огрызнулся Диморра.
Бруно кивнул, захлопнул дверцу и включил зажигание. Они двинулись по улице вслед за идущим под дождем мужчиной. До кладбища было более двух миль, а ведь Паоло провел два месяца в больнице. Когда он наконец добрался до трех могилок, ноги у него дрожали. Одна могила с большим надгробным камнем — жены, две поменьше — детишек.
Мокрые волосы прилипли к голове, по лицу сбегали струйки дождя. Может быть, он плакал.
Трое вылезли из машины и встали позади него в почтительном молчании, глядя вместе с ним на могилки.
Прошло несколько минут, прежде чем Паоло произнес:
— Дайте мне нож.
Он ни к кому конкретно не обратился, не повернул головы.
Ральф Блайз вытащил из кармана финку и нажал кнопку. Выскочило длинное хищное лезвие.
Паоло взял нож, не отводя взгляда от могилок. Затем приложил кончик острого лезвия к ладони левой руки ниже указательного пальца. Его лицо не дрогнуло, когда лезвие разрезало ладонь от одного угла до другого. Из раны потекла кровь.
Паоло шагнул вперед и положил левую ладонь на верхушку надгробия жены, крепко сжав его толстыми мощными пальцами.
То же самое он проделал над маленькими могилками. Трех мужчин охватила дрожь. Они смотрели на яркие красные пятна на надгробных плитах, видели, как, смешиваясь со струями дождя, кровь стекает по камням.
Это была инстинктивная дрожь, многовековая национальная память о кровавых клятвах, которые произносились на далеком, опаленном и истощенном солнцем острове. Никто из них раньше не видел старинную клятву вендетты. Но они подсознательно чувствовали ее значение.
Они знали, что после этого Паоло не может стать прежним. Но все равно в течение долгого времени он будет известен как Паоло-официант, пока постепенно, сквозь страх и уважение, это прозвище не перейдет в новое имя — Дон Паоло.
Внешность его соседа, Гарри Дитриха, разительно отличалась: невысокий, холеный, одетый с традиционным гангстерским шиком — пиджачок в тоненькую полосочку с набивными плечами и блестящими лацканами, большая серая шляпа, начищенные до глянцевого блеска башмаки с гетрами. Но сам он не причислял себя к гангстерам и даже ни разу в жизни не держал в руках оружия.
Гарри Дитрих был торговцем. Просто фирма, в которой он трудился, специализировалась в области розничной торговли спиртным. А злосчастная Восемнадцатая Поправка делала этот бизнес нелегальным.
«Паккард» пробирался по жарким узким улочкам кварталов Малой Италии. Женщины, проветривающие своих писюнов на ржавых площадках пожарных лестниц, старались не слишком упорно рассматривать обоих мужчин в проезжающей машине. Но зато ее сопровождали открыто подозрительные взгляды представителей другой половины человечества, занятых игрой в скопу на ступеньках домов, и ребятни, блаженствующей, сидя на тротуаре, опустив босые ноги в водосточные канавы.
За полтора года, прошедшие после вступления в силу Сухого Закона, они научились понимать значение грубых мужских физиономий в дорогих автомобилях. Для них любой человек в «паккарде» был чужаком, почти что иностранцем.
Чиофано свернул на Южную улицу и прижал машину к тротуару возле маленького ресторанчика, на котором красовалась вывеска «Остерия».
Гарри Дитрих вышел из машины и огляделся. Чиофано, которого он брал с собой в качестве переводчика на случай, если ожидаемый покупатель окажется несговорчивым, обошел машину и присоединился к нему. Они вместе вошли в ресторан.
Это было узкое помещение со столами и скамейками, сдвинутыми на одну сторону. Обеденное время уже миновало, поэтому единственными клиентами были трое пожилых мужчин, занявших ближайший ко входу стол.
Официант, облаченный в грязный фартук, приводил в порядок дальние столы. Дитрих и Чиофано прошли вглубь и уселись на скамейку.
Официант подошел к ним. Звали его Паоло Регалбуто. Он был молод и громаден. Его смуглое лицо уже начало оплывать, что было результатом счастливой семейной жизни и большого количества мучного, но мощное тело указывало на наличие крепких костей и мускулатуры.
— Это ты босс Джулио Бруно? — спросил Чиофано по-итальянски.
Паоло относился к тому сорту людей, которые настороженно воспринимают панибратское отношение со стороны незнакомцев. Он ответил по-английски:
— Мистера Бруно здесь нет. Я его компаньон. Чем могу служить? — Он говорил правильно, но с сильным сицилийским акцентом.
— Ну что ж, компаньон, — по-приятельски сказал Дитрих, — для начала налей-ка нам по стаканчику виски... Фабричного. С имбирным пивом.
Паоло извиняюще улыбнулся.
— Имбирное пиво мы не получили. Есть хорошее домашнее вино. А вот виски нет. Если угодно — ржаной самогон. Не лучший сорт, зато дешевый.
Дитрих, который уже давно знал эти штучки, скривил нос:
— Помои. Это даже свиньям не подойдет. И этой дрянью вас снабжают братья Фиоре?
Теперь Паоло нужно было сбить спесь с этих «клиентов». Он заговорил вежливо и спокойно, без тени возмущения:
— Большинству приходящих сюда он нравится. Кто предпочитает что-нибудь получше — приносит с собой, а мы подаем им имбирное пиво и лед.
— Самое время познакомить ваших клиентов с настоящей доброй выпивкой, — сказал Дитрих. — Буду рад предложить превосходный ром, бренди, виски. С доставкой никаких сложностей. Каждый раз с личной гарантией Рэя Линча.
Это имя было знакомо Паоло. Рэй Линч был предводителем городских головорезов-ирландцев. Поэтому он уважительно сказал:
— Мне известно, что все продаваемое Рэем Линчем — высшего качества. Беда в том, что нашим клиентам такой товар не по карману.
Чиофано прикинул ширину плеч и силу рук Паоло. Сам Чиофано был силен, но уверенности в том, что он сможет одолеть официанта, у него не было. Он откинулся на скамейке и распахнул куртку так, чтобы продемонстрировать торчащую рукоятку кольта.
Паоло без всякого выражения посмотрел на оружие.
Гарри Дитрих сказал:
— Ваши клиенты позволят себе раскошелиться, как только распробуют товар. У меня есть для вас хорошее предложение. Я расширяю территорию своих поставок. Вы будете первыми в этих кварталах, кому доставят товар Рэя Линча. Поэтому первая поставка со скидкой. Поверь мне, это шанс разбогатеть.
Паоло смягчил свой отказ грустной улыбкой:
— Мне бы очень хотелось разбогатеть. Этого же хочет и мой компаньон. Но если мы будем платить за выпивку, которую наши клиенты не будут брать, то вряд ли мы разбогатеем. Боюсь, что это самый быстрый путь к банкротству.
Дитрих поднял на него тяжелый медленный взгляд.
— Рекомендую принять мое предложение, компаньон.
Паоло пожал плечами.
— Очень сожалею, — произнес он спокойным и вежливым тоном.
В этот момент один из мужчин, сидящих на передней скамье, попросил чашку чая.
— Момент, — сказал Паоло и вышел на кухню.
Дитрих проводил его долгим задумчивым взглядом, потом принял решение. Он давно усвоил, что при вторжении на новую территорию необходимо преподнести хороший урок первому же строптивому клиенту. Тогда, обращаясь к следующим, всегда можно сказать: «Нехорошо получилось там-то и там-то. Было бы неприятно, если нечто подобное произойдет и здесь». И не надо растолковывать, что произошло. Они уловят суть.
Он поднялся.
— Пошли, — бросил он Чиофано.
Когда Паоло вышел из кухни с чашкой чая, их не было.
В этот вечер он рано закрыл ресторанчик и направился прямо в штаб-квартиру Дона Карло. Конечно, сам Карло был слишком занят, чтобы встретиться с ним, но Паоло было достаточно видеть хотя бы Доминика Руссо.
Братья Фиоре снабжали спиртным итальянский квартал под покровительством Дона Карло, а Руссо отвечал за все щекотливые дела. Таким образом, вторжение Рэя Линча на территорию Карло Фондетты автоматически становилось делом Руссо.
К несчастью, Руссо не было на месте, его ожидали только поздно вечером. Озабоченно хмуря брови, Паоло пошел к себе домой в полуподвальное помещение под рестораном, чтобы поиграть со своими малышами и помочь жене уложить их спать.
Он все еще был дома, когда на темной улице появился красно-коричневый «паккард». За рулем был Чиофано.
На этот раз на заднем сидении машины вместо Дитриха сидел человек по имени Фергюссон. У него были три динамитные шашки. Каждая привязана к небольшому камню. Приблизившись к ресторану, Чиофано замедлил ход и кивнул в сторону темных окон. Фергюссон чиркнул спичкой, зажег все три фитиля и бросил шашки.
Две шашки, утяжеленные камнями, выбили оконное стекло ресторана и влетели внутрь.
Третья влетела в окно полуподвальной квартиры под рестораном.
* * *
Когда Доминик Руссо пришел в госпиталь, Паоло Регалбуто был весь забинтован. Из-под бинтов выглядывала лишь щель рта для приема пищи да виднелись глаза — маленькие, темные и отупевшие от двойной дозы обезболивающего.Руссо остановился возле кровати, снял свою жемчужно-серую шляпу и непроизвольно пригладил гладкие черные волосы квадратной ухоженной ладонью, на мизинце которой сверкал большой бриллиант. Темный пиджак, облегавший его короткое, плотно сбитое тело, был так хорошо сшит, что почти скрывал находящийся под пиджаком револьвер. Единственное, что придавало мягкость его острому маленькому лицу — это громадные водянисто-карие, с длинными, как у девушки, ресницами глаза.
Он наклонился к бинтам и спросил мягким голосом:
— Ты меня слышишь, малыш?
Разница в возрасте не давала повода для столь отеческого тона Руссо. Тридцатилетний Руссо был всего на шесть лет старше Паоло. Но он представлял силу, которая вторгалась во все сферы жизни итальянской общины города: неаполитанцев, калабрийцев и сицилийцев.
А Паоло Регалбуто — всего лишь официант маленькой дешевой остерии. Вернее, был до того, как две динамитные шашки разрушили ее, а третья сделала то же самое с двумя комнатами, где Паоло жил со своей семьей.
— Ты меня слышишь? — повторил Руссо немного громче.
Голова Паоло шевельнулась на подушке.
— Да, — выдохнул он, — похороны были шикарными. Красивыми. Лучшее, что можно сделать за деньги. Гробы, обитые шелком. Картинки.
Маленькие темные глаза влажно заблестели в прорезях бинтов.
Руссо горестно кивнул и сказал, не сдерживая хрипотцу в голосе:
— Да, я понимаю. Ужасная вещь. Что бы ни случилось, им нет оправдания. Ублюдки, вот они кто.
В голосе Руссо появилась легкая нерешительность.
— Рэй Линч божится, что ничего не знал об этом. И мы должны ему поверить. Во-первых, он мог и в самом деле сказать правду, просто кто-то слишком рьяно выполнил его задание. Во-вторых, его шайка слишком сильна, чтобы мы могли полезть в бутылку. Ты понял?
Темные глаза немигающе уставились на него.
Руссо заговорил быстрее:
— Сейчас перво-наперво тебе нужно выкарабкаться, малыш. О деньгах не беспокойся. Дон Карло просил передать, что он считает себя обязанным тебе из-за того, что все так получилось.
Забинтованная голова оставалась неподвижной.
Руссо переступил с ноги на ногу и перевел взгляд с этих глаз на свою шляпу, которую мял в пальцах.
— Только, между нами, Фондетта так потрясен этой историей с налетом, что собирается вступить в долю с Линчем. Тот предложил ему торговать в розницу на части нашей территории. Братья Фиоре не в восторге от этой затеи. Я лично собираюсь держать это дело под контролем.
Какое-то время Руссо хмуро разглядывал свою шляпу, находясь во власти невеселых дум.
— Фондетта обеспокоен упорством, с которым Линч все это проделывает, и боится, как бы тот не отхватил большего. Стареет он, черт побери.
Руссо еще раз полюбовался шляпой, вздохнул и посмотрел на Паоло.
— Так я считаю. Хотелось, чтобы и ты знал.
Когда Руссо покидал госпиталь, его охватило чувство чего-то недосказанного или недоделанного. Он утешил себя мыслью, что в данных обстоятельствах им сделано все возможное. Теперь перед ним стояли свои нерешенные проблемы: темпераментные братья Фиоре да наложивший в штаны босс.
Две недели спустя к Паоло в палату проскользнул Хайм Рубин. Паоло сидел в кресле у окна, греясь в лучах утреннего солнца. День назад с него были сняты бинты. Доктора потрудились на славу. Хотя черты его лица немного исказились и оно стало более грубым, а угол рта пересекал шрам, он оставался вполне узнаваемым.
Хайм встал у стены, так, чтобы можно было одновременно видеть и Паоло, и дверь.
— Что-нибудь нужно, Паоло? Я не могу долго оставаться. Некоторым твоим друзьям я совсем не по нраву.
Он горько рассмеялся.
Паоло оценивающе посмотрел на Хайма. Прежде у него не было такого взгляда.
— Я слышал, что ты собираешься работать с Пэтом Бэрком. — В голосе слышалась сухость, что тоже было новым.
Хайм пожал костлявыми плечами. Он походил на молодую крысу. Крикливая дорогая одежда, приобретенная им на доходы от нелегального бизнеса, ничего не изменила. Лицо его было напряжено и испугано, а серые хитрые глаза непроницаемы.
— Ты много знаешь, — сказал он осторожно. — Ну и?
— Берк знает Рэя Линча?
— Шапочно. Они из одного квартала и оба ирландцы, но это не сделало их закадычными друзьями. — Хайм бросил взгляд в сторону двери.
— Я бы хотел, чтобы ты кое-что поразнюхал, — мягко сказал Паоло. — Я хочу, чтобы ты узнал, кто взорвал мой дом.
Хайм снова посмотрел на Паоло, тонкие губы обнажили кривые мелкие зубы. Это было некое подобие улыбки.
— Считаешь, что нужно идти таким путем?
Паоло напряженно и прямо сидел в кресле. Даже в больничном халате его тело было крупнее, чем у среднего сицилийца. Но не было видно уже той большой силищи, которая помогла ему пережить взрыв, унесший в небытие его молодую жену и детей. Новым, каким-то шершавым голосом он произнес:
— А как же иначе?
Хайма это не удивило. Даже не будучи сицилийцем, он понимал, что отношения между Паоло и Руссо не совсем ясные. Они не были друзьями. Как назвать отношения между ними, пожалуй, никто из них не мог бы объяснить.
Глаза Паоло выжидающе смотрели на Хайма, и тот сказал:
— Это будет непросто. Не будешь же подходить к людям и спрашивать всех подряд. Требуется время.
Паоло кивнул.
— Буду тебе обязан, — сказал он ровно.
Хайм некоторое время изучающе смотрел на него, затем отошел от стены.
— О'кей.
И он ушел, не сказав больше ни слова.
* * *
Когда Паоло вышел из госпиталя, его уже ждали. Они сидели в тяжелом голубом автомобиле: трое молодых людей с жесткими лицами.За рулем флегматичный и крепкий Джимми Бруно, на заднем сидении высокий и стройный Анджело Диморра и маленький Ральф Блайз.
Затянутое тяжелыми тучами небо разразилось мелким дождем. Все трое оставались в машине, оберегая свои сшитые на заказ костюмы и умопомрачительные шляпы. Джимми Бруно распахнул перед Паоло дверцу.
Паоло ступил на тротуар и посмотрел на них. Они были моложе его. Мальчишкой он верховодил ими. Теперь они сидели, а Паоло, простоволосый, стоял под дождем, крупный детина с темным измученным лицом, в старенькой потрепанной куртке, слишком тесной для его широких плеч.
Анджи Диморра улыбнулся ему через заднее стекло и мягко произнес:
— Рады тебя видеть снова на своих ногах, капо.
Такими титулами в знак преданности веками награждали сицилийцы главарей банд или вождей мафии. Всего несколько лет назад Паоло был для этих парней «капо». Теперь в устах Диморра это звучало как память о былом уважении, как сострадание к горю.
— Залезай, Паоло, — сказал Джимми Бруно.
Паоло сунул руки в карманы и покачал головой.
— Я лучше пройдусь, — он развернулся и пошел по тротуару.
Все трое задумчиво смотрели ему вслед.
— Куда же он, черт побери, направился? — поинтересовался Ральф Блайз.
— Туда, куда должен пойти, — огрызнулся Диморра.
Бруно кивнул, захлопнул дверцу и включил зажигание. Они двинулись по улице вслед за идущим под дождем мужчиной. До кладбища было более двух миль, а ведь Паоло провел два месяца в больнице. Когда он наконец добрался до трех могилок, ноги у него дрожали. Одна могила с большим надгробным камнем — жены, две поменьше — детишек.
Мокрые волосы прилипли к голове, по лицу сбегали струйки дождя. Может быть, он плакал.
Трое вылезли из машины и встали позади него в почтительном молчании, глядя вместе с ним на могилки.
Прошло несколько минут, прежде чем Паоло произнес:
— Дайте мне нож.
Он ни к кому конкретно не обратился, не повернул головы.
Ральф Блайз вытащил из кармана финку и нажал кнопку. Выскочило длинное хищное лезвие.
Паоло взял нож, не отводя взгляда от могилок. Затем приложил кончик острого лезвия к ладони левой руки ниже указательного пальца. Его лицо не дрогнуло, когда лезвие разрезало ладонь от одного угла до другого. Из раны потекла кровь.
Паоло шагнул вперед и положил левую ладонь на верхушку надгробия жены, крепко сжав его толстыми мощными пальцами.
То же самое он проделал над маленькими могилками. Трех мужчин охватила дрожь. Они смотрели на яркие красные пятна на надгробных плитах, видели, как, смешиваясь со струями дождя, кровь стекает по камням.
Это была инстинктивная дрожь, многовековая национальная память о кровавых клятвах, которые произносились на далеком, опаленном и истощенном солнцем острове. Никто из них раньше не видел старинную клятву вендетты. Но они подсознательно чувствовали ее значение.
Они знали, что после этого Паоло не может стать прежним. Но все равно в течение долгого времени он будет известен как Паоло-официант, пока постепенно, сквозь страх и уважение, это прозвище не перейдет в новое имя — Дон Паоло.
Глава 2
Паоло сидел возле окна гостиной Джимми Бруно и курил сигарету, изредка делая глоточек кофе из маленькой чашки. Кофе был густым, сладким и горячим. Ноздри щекотал резкий табачный дым. Чувства Паоло обострились — пока он ждал и обдумывал свои будущие действия, силы возвращались к нему с каждым днем.
Квартира Бруно состояла из трех хорошо обставленных комнат на верхнем этаже кирпичного дома, находившегося на окраине Малой Италии. Это, конечно, не дворец, но для девятнадцатилетнего парня — роскошь.
Джимми и Ральф Блайз имели доход с игорных притонов. Часть средств они вкладывали в собственное дело, а недавно перешли на обслуживание бизнесменов и конкурирующих групп мускулами и угрозами.
Это было одной из причин, почему Хайм опасался вступить в контакт с сицилийскими приятелями Паоло. Хайм продавал оружие еще одной группе бутлегеров, возглавляемой Мюрреем Джекобсом, с которой Бруно и Блайз конкурировали. Когда стычек между группами было немного, Хайм работал с громилой по имени Пэт Берк, который специализировался на перехвате грузовиков со спиртным — на похищении их у бутлегеров с целью получения выкупа.
Так или иначе, но каждый урывал ломоть от Сухого Закона. Анджело Диморра и его младший брат Митч делали деньги, продавая угнанные легковые автомобили. Часть доходов Анджело вкладывал в гараж, где механиком работал Вито Риккобоне, который придавал угнанным машинам неузнаваемый вид. Кроме того, Анджело имел дело с игорным притоном, где шла игра в кости.
Анджело Диморра был наиболее удачливым бизнесменом в этой компании. Квартира у него была побольше, чем у Джимми Бруно, и он предлагал ее Паоло, но тот предпочел остаться у Джимми. Когда много лет назад зеленый, не умеющий связать двух слов по-английски Паоло впервые приехал в США, он жил у Джимми Бруно и его дяди Джулио.
Паоло сделал еще глоточек кофе. С приклеенным к уголку рта окурком он задумчиво смотрел сквозь облако дыма на крыши домов противоположной стороны улицы. Вот уже две недели как, покинув госпиталь, он большую часть времени тратил на сидение у окна и раздумье, почти всегда один. Он выходил из квартиры только на длительные прогулки в одиночестве.
Иногда в квартире ночевал Джимми. Иногда приходили и другие члены их давней шайки: Анджело и Митч, Ральф Блайз, Вито Риккобоне. Они не докучали ему болтовней, понимая, чем заняты его мысли. Они приходили, сидели с ним, немного выпивали, разделяя его молчаливую компанию. Изредка играли в зинчинетту — сицилианскую разновидность покера. Иногда Паоло присоединялся к ним, и тогда, как правило, выигрывал. Он понимал, что они стараются улучшить его самочувствие, и не сомневался в том, что это дань их прежней дружбе.
Они никогда не приводили с собой девок — еще одно необычное подтверждение их заботы о нем. С их стороны было большой деликатностью не вторгаться к нему с вульгарными шлюхами в период его траура и раздумий. Но иногда, особенно оставаясь один, он вообще ничего не делал.
Иной раз ловил себя на том, что думает о прошлом, пытаясь разгадать уловки судьбы, забросившей его в эту необычную даль для того, чтобы привести к трагедии. Вот сейчас он сидит у окна, допивая последние капли кофе, созерцая крыши противоположных домов, а мысли его витают далеко, там, за тысячи миль, за океанами и морями, между этим миром и миром, откуда он приехал.
Он родился в отдаленном, заброшенном селении, прилепившемся к каменистому бесплодному склону горы, одного из наиболее нищих и опустошенных районов Сицилии.
Деревушка здесь выросла еще в средние века, когда почва была еще достаточно плодородной для выращивания зерна и выпаса овец, когда фруктовые деревья могли получать живительные соки из каменистого склона.
Со временем деревья исчезли, вырубленные на дрова и постройку домов. Стремительные потоки, стекающие по склону во время дождей, стало нечем сдерживать, они подмыли деревню и разрушили много домов. Брошенные нищие хижины были готовы вот-вот развалиться и стояли с покосившимися стенами, которые уже невозможно было исправить, с земляными полами, которые внезапно могли провалиться, обнажая погреба, изрешетившие деревню еще со времени ее основания.
Дом Паоло был на грани разрушения с самого его рождения. Палимый безжалостной летней жарой и замерзающий в суровую зимнюю стужу, подмываемый потоками дождя, он врастал в землю, кренился и растрескивался с каждым годом все сильнее.
С тех пор, как Паоло себя помнил, его отец, мать и двое его братьев мечтали выбраться из этого дома и переселиться в Америку. Этой мечтой они жили, почти каждый вечер рассуждая об этом за скудной пищей, которой едва хватало, чтобы не умереть с голоду.
Мечту подогревало то обстоятельство, что одному из друзей отца по имени Джулио Брунолицерр действительно удалось попасть в Америку. Отец Паоло часто доставал и бережно держал в руках письмо от своего друга из Нового Света. Хотя в этой деревушке никто не умел читать и писать, Джулио все же написал им письмо. Его прочитал один грамотей из соседней деревни. Этот человек зарабатывал себе на хлеб чтением и письмом для жителей четырех деревень.
Друг отца не так уж плохо чувствовал себя в Америке и уже успел сократить свою фамилию до Бруно. Он приобрел там лавку, где торговал овощами и фруктами. В Новом Свете была работа для всех. Если бы отец Паоло приехал, то Бруно помог бы ему найти дорогу в жизни.
Бесполезные мечты! Отец Паоло был не в состоянии заработать на дорогу в Штаты. В их провинции было так мало работы, что половина домов в деревне пустовала — их обитатели уехали в другие места в поисках заработка. Даже земли, которая могла дать пищу людям, и той не хватало для этой деревеньки.
Почти вся мало-мальски приличная земля принадлежала крупным помещикам. И хотя большая часть ее оставалась невозделанной, любого, кто собирался ее обрабатывать или даже просто нарушил границы, ждало ужасное наказание. Причем эта кара исходила не от карабинеров, а от мафиози, которых содержали помещики для охраны своей собственности.
Девятилетний Паоло видел, как четыре местных мафиози тащили в центр деревни такого нарушителя. Его схватили, за то, что он осмелился убить кролика во владениях здешнего помещика. Напуганные жители деревни через щели в закрытых ставнях смотрели, как изрубили нарушителя топорами. После этого его бросили истекать кровью. Отсеченные руки были положены ему на грудь. Это был наглядный урок остальным, чтобы они держали руки подальше от чужой собственности.
Отцу Паоло повезло. Он получил довольно-таки постоянную работу в каменоломнях. Правда, это была каторжная работа. И на проезд в Америку скопить все же было невозможно. Но она позволяла прокормить семью.
Когда Паоло исполнилось двенадцать лет, финансовое положение его семьи улучшилось. Он достиг того возраста, что устраивал хозяев каменоломни, которым было выгодно нанимать мальчишек — им можно было меньше платить. Их использовали для перетаскивания камней к камнедробилке.
Работа была адская: каждый день по одиннадцать часов приходилось таскать громадные корзины с битым камнем от каменоломен до дробилки. Глядя на парней, которые отработали здесь несколько лет, на их изможденные непосильным трудом тела, Паоло представлял, что его ожидает в будущем: дрожащие руки, сгорбленная спина, обвислые плечи.
Но он уже тогда был необычайно крупным для сицилийца. И первое время непрестанная работа с тяжелыми корзинами лишь укрепляла мускулы парня.
Семья стала откладывать небольшие деньги, которые зарабатывал Паоло, чтобы скопить отцу на билет в Америку. Там он найдет работу, достаточно оплачиваемую, чтобы перевезти остальных членов семьи.
С помощью грамотея они написали Джулио Бруно письмо. Тот в качестве поручителя прислал необходимые для иммиграции бумаги. Требуемая сумма собиралась более двух лет в жестяной коробке, которая хранилась в подвале их дома.
Но судьба жестоко посмеялась над их планами.
Рабочие должны были рубить камень на вершине скалы. Но, как и большинство каменотесов, отец Паоло так уставал, что карабкаться вверх уже не было сил.
Однажды в конце рабочего дня он подрубил огромный валун у подножия, тот сорвался и раздробил ему ногу.
По этой причине Паоло работал, а отец оставался дома, когда случай сыграл с ним еще одну злую шутку. В тот день, после затянувшихся дождей, внезапно сползла часть горы, опрокинув их дом и похоронив под камнями всю семью.
Паоло плакал два дня, а затем решил стоически принять удар судьбы. Он вернулся на работу в каменоломню. Теперь накопленные деньги целиком принадлежали ему.
Он дрожал буквально над каждой лирой, тратя деньги только на еду. А ел только, чтоб хватило сил на работу. Он не покупал одежды, не платил налогов. Спал в подвале — это все, что осталось от их дома.
К своему шестнадцатилетию он скопил достаточную для поездки в Америку сумму.
В бюро по делам иммигрантов он назвался именем своего отца, потому что это имя значилось в бумагах, которые прислал Бруно. В 16 лет он выглядел достаточно взрослым, чтобы можно было воспользоваться этими документами.
Тот факт, что в США он находился нелегально, так как жил под именем своего отца, стал беспокоить Паоло только после женитьбы. А до этого времени причин для беспокойства не было. Прибыв в большой город, он очень быстро влился в его жизнь.
Квартира Бруно состояла из трех хорошо обставленных комнат на верхнем этаже кирпичного дома, находившегося на окраине Малой Италии. Это, конечно, не дворец, но для девятнадцатилетнего парня — роскошь.
Джимми и Ральф Блайз имели доход с игорных притонов. Часть средств они вкладывали в собственное дело, а недавно перешли на обслуживание бизнесменов и конкурирующих групп мускулами и угрозами.
Это было одной из причин, почему Хайм опасался вступить в контакт с сицилийскими приятелями Паоло. Хайм продавал оружие еще одной группе бутлегеров, возглавляемой Мюрреем Джекобсом, с которой Бруно и Блайз конкурировали. Когда стычек между группами было немного, Хайм работал с громилой по имени Пэт Берк, который специализировался на перехвате грузовиков со спиртным — на похищении их у бутлегеров с целью получения выкупа.
Так или иначе, но каждый урывал ломоть от Сухого Закона. Анджело Диморра и его младший брат Митч делали деньги, продавая угнанные легковые автомобили. Часть доходов Анджело вкладывал в гараж, где механиком работал Вито Риккобоне, который придавал угнанным машинам неузнаваемый вид. Кроме того, Анджело имел дело с игорным притоном, где шла игра в кости.
Анджело Диморра был наиболее удачливым бизнесменом в этой компании. Квартира у него была побольше, чем у Джимми Бруно, и он предлагал ее Паоло, но тот предпочел остаться у Джимми. Когда много лет назад зеленый, не умеющий связать двух слов по-английски Паоло впервые приехал в США, он жил у Джимми Бруно и его дяди Джулио.
Паоло сделал еще глоточек кофе. С приклеенным к уголку рта окурком он задумчиво смотрел сквозь облако дыма на крыши домов противоположной стороны улицы. Вот уже две недели как, покинув госпиталь, он большую часть времени тратил на сидение у окна и раздумье, почти всегда один. Он выходил из квартиры только на длительные прогулки в одиночестве.
Иногда в квартире ночевал Джимми. Иногда приходили и другие члены их давней шайки: Анджело и Митч, Ральф Блайз, Вито Риккобоне. Они не докучали ему болтовней, понимая, чем заняты его мысли. Они приходили, сидели с ним, немного выпивали, разделяя его молчаливую компанию. Изредка играли в зинчинетту — сицилианскую разновидность покера. Иногда Паоло присоединялся к ним, и тогда, как правило, выигрывал. Он понимал, что они стараются улучшить его самочувствие, и не сомневался в том, что это дань их прежней дружбе.
Они никогда не приводили с собой девок — еще одно необычное подтверждение их заботы о нем. С их стороны было большой деликатностью не вторгаться к нему с вульгарными шлюхами в период его траура и раздумий. Но иногда, особенно оставаясь один, он вообще ничего не делал.
Иной раз ловил себя на том, что думает о прошлом, пытаясь разгадать уловки судьбы, забросившей его в эту необычную даль для того, чтобы привести к трагедии. Вот сейчас он сидит у окна, допивая последние капли кофе, созерцая крыши противоположных домов, а мысли его витают далеко, там, за тысячи миль, за океанами и морями, между этим миром и миром, откуда он приехал.
Он родился в отдаленном, заброшенном селении, прилепившемся к каменистому бесплодному склону горы, одного из наиболее нищих и опустошенных районов Сицилии.
Деревушка здесь выросла еще в средние века, когда почва была еще достаточно плодородной для выращивания зерна и выпаса овец, когда фруктовые деревья могли получать живительные соки из каменистого склона.
Со временем деревья исчезли, вырубленные на дрова и постройку домов. Стремительные потоки, стекающие по склону во время дождей, стало нечем сдерживать, они подмыли деревню и разрушили много домов. Брошенные нищие хижины были готовы вот-вот развалиться и стояли с покосившимися стенами, которые уже невозможно было исправить, с земляными полами, которые внезапно могли провалиться, обнажая погреба, изрешетившие деревню еще со времени ее основания.
Дом Паоло был на грани разрушения с самого его рождения. Палимый безжалостной летней жарой и замерзающий в суровую зимнюю стужу, подмываемый потоками дождя, он врастал в землю, кренился и растрескивался с каждым годом все сильнее.
С тех пор, как Паоло себя помнил, его отец, мать и двое его братьев мечтали выбраться из этого дома и переселиться в Америку. Этой мечтой они жили, почти каждый вечер рассуждая об этом за скудной пищей, которой едва хватало, чтобы не умереть с голоду.
Мечту подогревало то обстоятельство, что одному из друзей отца по имени Джулио Брунолицерр действительно удалось попасть в Америку. Отец Паоло часто доставал и бережно держал в руках письмо от своего друга из Нового Света. Хотя в этой деревушке никто не умел читать и писать, Джулио все же написал им письмо. Его прочитал один грамотей из соседней деревни. Этот человек зарабатывал себе на хлеб чтением и письмом для жителей четырех деревень.
Друг отца не так уж плохо чувствовал себя в Америке и уже успел сократить свою фамилию до Бруно. Он приобрел там лавку, где торговал овощами и фруктами. В Новом Свете была работа для всех. Если бы отец Паоло приехал, то Бруно помог бы ему найти дорогу в жизни.
Бесполезные мечты! Отец Паоло был не в состоянии заработать на дорогу в Штаты. В их провинции было так мало работы, что половина домов в деревне пустовала — их обитатели уехали в другие места в поисках заработка. Даже земли, которая могла дать пищу людям, и той не хватало для этой деревеньки.
Почти вся мало-мальски приличная земля принадлежала крупным помещикам. И хотя большая часть ее оставалась невозделанной, любого, кто собирался ее обрабатывать или даже просто нарушил границы, ждало ужасное наказание. Причем эта кара исходила не от карабинеров, а от мафиози, которых содержали помещики для охраны своей собственности.
Девятилетний Паоло видел, как четыре местных мафиози тащили в центр деревни такого нарушителя. Его схватили, за то, что он осмелился убить кролика во владениях здешнего помещика. Напуганные жители деревни через щели в закрытых ставнях смотрели, как изрубили нарушителя топорами. После этого его бросили истекать кровью. Отсеченные руки были положены ему на грудь. Это был наглядный урок остальным, чтобы они держали руки подальше от чужой собственности.
Отцу Паоло повезло. Он получил довольно-таки постоянную работу в каменоломнях. Правда, это была каторжная работа. И на проезд в Америку скопить все же было невозможно. Но она позволяла прокормить семью.
Когда Паоло исполнилось двенадцать лет, финансовое положение его семьи улучшилось. Он достиг того возраста, что устраивал хозяев каменоломни, которым было выгодно нанимать мальчишек — им можно было меньше платить. Их использовали для перетаскивания камней к камнедробилке.
Работа была адская: каждый день по одиннадцать часов приходилось таскать громадные корзины с битым камнем от каменоломен до дробилки. Глядя на парней, которые отработали здесь несколько лет, на их изможденные непосильным трудом тела, Паоло представлял, что его ожидает в будущем: дрожащие руки, сгорбленная спина, обвислые плечи.
Но он уже тогда был необычайно крупным для сицилийца. И первое время непрестанная работа с тяжелыми корзинами лишь укрепляла мускулы парня.
Семья стала откладывать небольшие деньги, которые зарабатывал Паоло, чтобы скопить отцу на билет в Америку. Там он найдет работу, достаточно оплачиваемую, чтобы перевезти остальных членов семьи.
С помощью грамотея они написали Джулио Бруно письмо. Тот в качестве поручителя прислал необходимые для иммиграции бумаги. Требуемая сумма собиралась более двух лет в жестяной коробке, которая хранилась в подвале их дома.
Но судьба жестоко посмеялась над их планами.
Рабочие должны были рубить камень на вершине скалы. Но, как и большинство каменотесов, отец Паоло так уставал, что карабкаться вверх уже не было сил.
Однажды в конце рабочего дня он подрубил огромный валун у подножия, тот сорвался и раздробил ему ногу.
По этой причине Паоло работал, а отец оставался дома, когда случай сыграл с ним еще одну злую шутку. В тот день, после затянувшихся дождей, внезапно сползла часть горы, опрокинув их дом и похоронив под камнями всю семью.
Паоло плакал два дня, а затем решил стоически принять удар судьбы. Он вернулся на работу в каменоломню. Теперь накопленные деньги целиком принадлежали ему.
Он дрожал буквально над каждой лирой, тратя деньги только на еду. А ел только, чтоб хватило сил на работу. Он не покупал одежды, не платил налогов. Спал в подвале — это все, что осталось от их дома.
К своему шестнадцатилетию он скопил достаточную для поездки в Америку сумму.
В бюро по делам иммигрантов он назвался именем своего отца, потому что это имя значилось в бумагах, которые прислал Бруно. В 16 лет он выглядел достаточно взрослым, чтобы можно было воспользоваться этими документами.
Тот факт, что в США он находился нелегально, так как жил под именем своего отца, стал беспокоить Паоло только после женитьбы. А до этого времени причин для беспокойства не было. Прибыв в большой город, он очень быстро влился в его жизнь.