— Дженна! — закричал Майкл. — Дженна! Дженна!
   Он упал на влажное покрытие, его руки и ноги била неукротимая дрожь, грудь вздымалась в болезненных спазмах, голова, казалось, была расколота ударом топора. Он... все же... потерял ее. Крошечная лодчонка теперь может высадить ее в тысяче неохраняемых мест на побережье Средиземноморья. Она ушла. Единственный человек на земле, который был ему нужен, ушел навсегда. У него ничего не осталось, да и сам он превратился в ничто.
   До его ушей донеслись какие-то выкрики, затем послышался тяжелый топот бегущих ног. Этот топот он уже слышал раньше... топот других ног на другом причале... на причале, с которого уходил «Кристобаль».
   Там остался человек в пальто, приказавший своим людям напасть на Майкла. Они тоже бежали через озера света и клубы тумана. Только бы найти этого человека! Он сдерет всю загорелую шкуру с его морды, но доберется до истины. Тип в пальто скажет ему все.
   Хейвелок поднялся на ноги и поспешно захромал навстречу бегущему с пистолетом в руках охраннику.
   — Feqmati! Mani in alto![17]
   — Un errore![18] — закричал в ответ Майкл, в его голосе одновременно звучали и агрессивные и извиняющиеся нотки — надо во что бы то ни стало миновать этого человека и не быть задержанным.
   Он достал из кармана несколько банкнот и держал перед собой так, чтобы они были хорошо заметны в свете фонарей.
   — Что я могу сказать? — продолжил он по-итальянски. — Я сделал ошибку, которая послужит вам на пользу, не так ли? Вы и я... мы уже оговаривали раньше. Помните? — Он вдавил деньги в ладонь охранника, одновременно дружески шлепнув его по плечу. — Бросьте, не обращайте внимания... Я же ваш друг. Во всем нашем деле нет ничего особенного, просто я стал немного беднее, а вы чуть-чуть богаче. И кроме того, я выпил немного больше, чем надо.
   — Я так и подумал, что это вы! — ворчливо произнес стражник, принимая и опуская в карман банкноты. Глаза его при этом бегали по сторонам. — Вы совсем свихнулись! Ведь я мог застрелить вас. И ради чего, спрашивается?
   — Вы сказали, что отход «Терезы» задерживается на несколько часов.
   — Так мне было заявлено! Они негодяи, все до единого. Сумасшедшие ублюдки! Сами не знают, что делают.
   — Зато я знаю точно, что они делают, — сквозь зубы процедил Майкл. — Ну я, пожалуй, пойду. Благодарю за помощь.
   И прежде чем раздосадованный страж успел произнести хоть слово, Хейвелок поспешно двинулся прочь, корчась от боли в груди и стараясь унять дрожь в ногах. Быстрее, быстрее, ради Бога!
   Наконец Майкл добрался до той части ограды, за которой находился пирс, не столь давно оставленный «Кристобалем». Он с благодарностью сжал в кармане рукоятку пистолета. Охранник — все еще без сознания — по-прежнему лежал в тени своей сторожевой будки. Он не шевелился, и его не передвигали вот уже пять минут, может быть, шесть. Интересно, находится ли все еще на пирсе человек в пальто? Все говорило в пользу этого. Логика подсказывала, что, не увидев охранника в сторожке, он и если бы нашел, то попытался бы расспросить. В любом случае неподвижное тело было бы сдвинуто с места. Однако этого не произошло.
   Но с какой стати он так долго торчит на причале? Ответ на этот вопрос пришел неожиданно с моря, сквозь туман и ветер. Он услыхал крики, вопросы, за которыми следовали распоряжения и новые вопросы. Человек в пальто оставался на причале, потому что его гориллы вопили снизу из воды.
   Майкл стиснул зубы, пытаясь прогнать разрывающую голову боль. Он проскользнул вдоль боковой стены пакгауза, мимо двери, из которой вышла белокурая проститутка, к углу здания. Утро разгоралось все ярче, корпус корабля теперь не стоял на пути перед солнечными лучами. Далеко в море виднелось еще одно судно, идущее по направлению к гавани Чивитавеккия. Не исключено, что оно займет место, освобожденное «Кристобалем». Если так, то до прибытия докеров остается совсем мало времени. Надо действовать без промедления и эффективно. Но где уверенность, что он способен на это?
   Неохраняемый отрезок побережья. Неужели тот, кто сейчас находится всего в нескольких ярдах от Майкла, знает это место? Необходимо выяснить. Он сделает все, чтобы преодолеть проклятую слабость.
   Майкл вышел из-за угла, прикрывая револьвер полой пиджака. Он понимал, что не сможет пустить в ход оружие. Это уничтожило бы его единственный источник информации и, несомненно, привлекло бы внимание. Но угроза должна выглядеть правдивой, а ярость — безграничной. Он чувствовал, что вполне способен на такой блеф.
   Сквозь редеющий туман Майкл увидел, как человек в пальто, стоя на краю причала, возбужденно, но негромко дает инструкции копошащимся где-то внизу подручным. Он, по всей видимости, не хотел привлекать внимания докеров, которые могли находиться на соседнем пирсе. Ситуация не была лишена комизма. Насколько понимал Майкл, один из находившихся в воде, видимо, не умел плавать. Он судорожно вцепился в какой-то выступ и, несмотря на угрозы, не желал его отпустить. Инструктор сверху приказывал второму поддержать товарища, но тот отказывался, так как опасался быть утянутым под воду.
   — А теперь молчать! — коротко приказал Хейвелок по-итальянски. Команда была произнесена негромко, но точно и убедительно.
   Застигнутый врасплох итальянец вздрогнул, его рука нырнула под пальто.
   — Если я увижу оружие, — продолжал, приближаясь, Хейвелок, — то еще до того, как вы успеете его поднять, ваше мертвое тело будет плавать внизу. Отойдите от края... Ко мне... ближе... еще. Теперь налево к стене. Двигаться! Не останавливаться!
   Человек повиновался, говоря:
   — Я не убил вас, синьор, хотя мог. Надеюсь, вы это учли.
   — Бесспорно. И весьма вам благодарен.
   — У вас даже ничего не взяли. Вы имели возможность в этом убедиться. Я дал очень четкие распоряжения.
   — Да, я знаю. Теперь отвечайте, почему вы так поступили?
   — Я не вор и не убийца, синьор.
   — Ответ меня не устраивает. Поднимите руки выше! Обопритесь о стену и раздвиньте шире ноги! — Итальянец повиновался. Создавалось впечатление, что ему и раньше доводилось исполнять подобные приказы. Хейвелок подошел к мужчине сзади, ударил его ногой изнутри по правой лодыжке и, скользнув ладонью по талии, выдернул у него из-за пояса оружие. Это был автоматический пистолет испанского производства — «Лама» калибра 0,38 с двумя предохранителями, одним на рукоятке. Прекрасный пистолет, который наверняка стоил в порту дешевле, чем в Риме. Майкл сунул его себе за пояс.
   — Рассказывайте о девушке! Быстро!
   — Мне хорошо заплатили. Что еще можно сказать?
   — Очень много. — Майкл схватил итальянца за левую руку. Ладонь оказалась мягкой. Этот человек вовсе не был агрессивным — и термин caporegime, применяемый охранником, совсем ему не подходил. Он не принадлежал к мафии. Любой мафиози такого возраста прошагал по иерархической лестнице с самого низа и должен иметь огрубелые ладони.
   Со стороны моря неожиданно донеслась какофония судовых гудков. К звукам сирен присоединился панический вопль человека, болтавшегося в ленивых маслянистых волнах внизу под пирсом. Воспользовавшись шумом, Майкл резко воткнул ствол револьвера в почечную область итальянца. Тот закричал. Майкл ударил его рукояткой оружия сбоку по шее. Снова крик, судорожный вздох, и поток плаксиво-умоляюших слов.
   — Синьор... синьор! Вы американец, давайте говорить, как принято в Америке! Не надо со мной так обходиться! Ведь я спас вам жизнь, честное слово!
   — Об этом мы еще успеем поговорить. Девушка! Выкладывайте все о девушке! Живо!
   — Все знают, что я оказываю различные услуги здесь в домах. Она нуждалась в услуге. Хорошо заплатила!
   — За то, чтобы выбраться из Италии?
   — Конечно. За что же еще?
   — Она заплатила не только за это, гораздо больше! Сколько пришлось потратить вам? На устройство западни?
   — О чем вы? Какой западни?
   — Того спектакля, режиссером которого вы были! Из этих дверей вышла шлюха! — Хейвелок рванул итальянца за плечо, развернул лицом к себе и прижал к стене. — Из дверей, что находятся за углом, — добавил он, махнув рукой в направлении пакгауза. — Что все это значило? Рассказывайте. Живо! Она заплатила за все шоу? Почему?
   — Да. Вы правильно говорите, синьор. Женщина платила за все... Объяснений... не требовалось.
   Майкл с силой воткнул ствол пистолета в солнечное сплетение собеседника.
   — Я не удовлетворен. Выкладывайте всю правду!
   — Она сказала, что желает все знать, — выкрикнул итальянец, корчась от боли.
   — Знать что? — Хейвелок сбил с него шляпу, сгреб за волосы и приложил головой о стену. — Что именно она хотела знать?
   — Обо всех ваших действиях, синьор.
   — Откуда ей стало известно, что я последую за ней в Чивитавеккия?
   — Она не знала об этом.
   — Тогда почему такие распоряжения?
   — Она сказала, что возможность вашего появления нельзя исключить. Сказала, что вы... ingegnoso... весьма изобретательная и опасная личность, что вы охотитесь на людей и располагаете для этого всеми средствами... необходимыми контактами, информаторами.
   — Все это слишком обще! Дальше! — Майкл плотнее и плотнее наматывал волосы итальянца на кулак, чуть ли не вырывая их с корнем.
   — Синьор... она сказала, что только к одному из трех водителей, с которыми ей пришлось договариваться, чтобы отвезли ее до Чивитавеккия, она рискнула сесть в такси. Она боялась.
   В этом был смысл. Ему не пришло в голову обследовать стоянку такси рядом с вокзалом. Машин там было совсем немного. По совести говоря, он тогда ни о чем не думал, а занимался бессмысленной болтовней.
   — Спасите! Помогите! Боже мой! — донеслись снизу вопли. На стоящих в порту судах закипала жизнь. Воздух был наполнен паром, непрерывно раздавались гудки. Времени оставалось совсем мало. Скоро на берегу появятся экипажи и докеры. По всему причалу начнут ползать люди и машины. Необходимо узнать все, о чем Дженна договорилась с итальянцем. Майкл левой рукой взял несчастного за горло.
   — Она на «Терезе», не так ли?
   — Да!
   Хейвелок припомнил слова хозяина «Тритона» о том, что «Тереза» идет в Марсель.
   — Каким образом она сойдет на берег? Итальянец молчал. Майкл посильнее сжал пальцы на его горле и продолжил:
   — Слушайте меня внимательно и постарайтесь все понять. Если вы не скажете, я убью вас. Если солжете, и я не найду ее в Марселе, вернусь к вам. Она права, я весьма изобретательная и опасная личность и вам от меня не спрятаться.
   Итальянец не мог слова вымолвить и только судорожно хватал ртом воздух. Потом, когда Хейвелок разжал немного пальцы, закашлялся и, потирая горло, наконец прохрипел:
   — Что же, синьор, я все скажу. Я вовсе не желаю ссориться с людьми, подобными вам. Мне это следовало понять раньше и внимательнее прислушаться к вашим словам.
   — Продолжайте.
   — Не Марсель, а Сан-Ремо. «Тереза» останавливается в Сан-Ремо. Мне неизвестно, каким образом и где именно женщина будет высажена на берег — клянусь! Она пробирается в Париж. Ее переведут через границу в районе Коль-де-Мулине. Когда, не знаю — клянусь! Она хочет добраться до Парижа. Клянусь кровью Христа.
   Итальянец мог и не приносить клятв. Было ясно, что он говорит правду. Страх, жесточайший страх пробудил его честность. Что еще сказала ему Дженна? Почему не приказала убить Майкла? Почему его не ограбили? Хейвелок отпустил шею итальянца и очень спокойно произнес:
   — Вы сказали, что могли прикончить меня. Почему же оставили в живых?
   — Нет, синьор, этого я вам не скажу, — прошептал несчастный. — Клянусь Богом, я исчезну, вы меня никогда больше не увидите. Я ничего не знаю! Я буду нем как рыба!
   Хейвелок медленно поднял пистолет. Теперь ствол смотрел прямо в глаза итальянца.
   — Говорите! — приказал Майкл.
   — Синьор, у меня здесь маленький, но прибыльный бизнес. Я никогда ни при каких условиях не встревал в политику, не занимался никакими, даже отдаленно связанными с нею делами. Клянусь слезами Мадонны! Мне показалось, что женщина лжет. Я не поверил ей до конца!
   — Но вы сказали, что я не был убит, и у меня ничего не украли. — Майкл выдержал паузу, приблизил револьвер к самым глазам итальянца и заорал: — Почему?!
   Тот, брызгая слюной, прохрипел:
   — Она сказала, что вы хоть и американец, а работаете на коммунистов. В пользу Советов. Я не поверил! Я ничего не желаю знать о подобных вещах! Но осторожность прежде всего... осторожность. Здесь, в Чивитавеккия, мы стоим в стороне от схваток такого рода. Они слишком... интернациональны... для людей вроде меня, для тех, кто зарабатывает свои маленькие деньги здесь, в доках. Эти проблемы не связаны с нашими интересами... поверьте. Мы не желаем осложнений с вами — с любым из вас!.. Поймите, синьор. Вы напали на женщину, пусть проститутку, но она — женщина. Это произошло на причале. Мои люди кинулись на вас, оттащили прочь, и здесь я их остановил. Я сказал, что следует соблюдать осторожность, не забывать о последствиях...
   Насмерть перепуганный человечек продолжал свою болтовню, но Хейвелок не слушал. Достаточно и того, что он уже слышал. Он был потрясен. Ничего подобного он не мог предположить даже в самых своих безумных мыслях. Американец, работающий на Советы! И это сказала Дженна? Чистейшее безумие... Сказала ли она это, чтобы вселить ужас в сердце мелкотравчатого итальянского бандита, после того как ловушка была поставлена? Итальянец не лжет. Он добросовестно повторяет ее слова.
   А может быть, она и сама верила в то, о чем говорила? Может быть, именно это ему сказали ее глаза на платформе вокзала Остиа? Может быть, свою версию она принимала за истину? Был же он уверен в том, что сама Дженна — глубоко законспирированный агент Военной?
   Господи! Их восстановили друг против друга одним и тем же способом! Интересно, были ли приведенные против него доказательства так же убедительны, как те, которые использовали против нее? Скорее всего, именно так... Страх, боль, обида. Она не могла больше никому доверять. Ни сегодня, ни в будущем... никогда. Ей оставалось одно — бежать. И она бежала без остановки. Господи! Что они сделали!
   И почему?
   Итак, она сейчас на пути в Париж. Там он и должен ее отыскать. А может быть, перехватить ее в Сан-Ремо или на Коль-де-Мулине? У него перед ней существенное преимущество — скорость. Пока она тащится по морю на старой посудине, он может воспользоваться самолетом. Итак, у него есть время.
   Он не станет тратить его попусту. В посольстве в Риме служит некий офицер разведки, которому вскоре предстоит испытать всю силу его ярости. Подполковник Лоренс Бейлор Браун ответит на все вопросы. В противном случае все прошлые разоблачения неблаговидной деятельности Вашингтона окажутся лишь малозначительными примечаниями к тому, что он намерен рассказать. Некомпетентность, нарушения закона, просчеты и ошибки, стоившие ежегодно многих тысяч жизней во всех уголках мира.
   Итак, он начнет с черного дипломата, который передает секретные распоряжения американским агентам в Италии и во всем регионе Западного Средиземноморья.
   — Вы слышите меня, синьор? Вы понимаете, что я говорю? — Итальянец задавал свои вопросы, явно желая выиграть время. Он с надеждой косился направо. На соседнем пирсе три человека неторопливо шли в свете утра по направлению к дальним кнехтам. Два коротких пароходных гудка говорили о цели этих людей. Судно, прибывающее в порт, должно было отшвартоваться на месте, освобожденном «Эльбой». Через несколько секунд там появятся и другие люди.
   — Мы очень осторожны... Мы ничего не желаем знать о подобных вещах. Мы всего-навсего дети доков. Понимаете?
   — Да, я все понимаю, — произнес Майкл. Он положил руку на плечо итальянца и, развернув того лицом в противоположную сторону, приказал негромко: — Подойдите к краю.
   — Синьор! Молю вас!
   — Делайте, как я сказал. Быстро!
   — Умоляю именем моего святого патрона, пощадите! Во имя крови Христовой и слез, пролитых святой девой Марией! — Итальянец перешел на рыдания. — Я всего-навсего маленький торговец, синьор, незначительный человек. Я ничего не знаю, и от меня никто не услышит ни единого слова!
   Когда они достигли края пирса, Хейвелок произнес: «Прыгай!» и резко толкнул итальянца вниз.
   — Господи! Помогите! — завопил один из горилл после того, как шеф составил ему компанию в воде.
   Майкл повернулся и торопливо заковылял назад к углу пакгауза. Причал пока был пуст, но охранник начал возвращаться к жизни. Он тряс головой, пытаясь отползти в тень сторожки. Хейвелок открыл цилиндр револьвера, вытряхнул из гнезд патроны, которые со стуком покатились по причалу, и быстро пошел к выходу. По дороге зашвырнул оружие в открытую дверь сторожевой будки и побежал — он уже мог бежать — к арендованному автомобилю.
   Рим. Ответы на все вопросы находятся в Риме.

Глава 7

   С точки зрения верхних эшелонов власти Вашингтона, четыре человека, сидевшие вокруг стола в белоснежной комнате на третьем этаже государственного департамента, были совсем еще молодыми людьми. Самому младшему — около тридцати пяти, самому старшему — ближе к пятидесяти. Однако из-за глубоких морщин на лицах и усталого выражения глаз все четверо выглядели значительно старше своих лет. Их работа сопровождалась бессонными ночами и длительными периодами чрезвычайного нервного напряжения, помноженными на постоянное одиночество. Ни один из них не имел права обсуждать с кем-либо за пределами этой комнаты те кризисные ситуации, с которыми им постоянно приходилось сталкиваться. Эти люди являлись стратегами, разрабатывающими тайные операции, своего рода воздушными диспетчерами, регулирующими полеты своих стервятников по всему миру. Малейшая ошибка с их стороны могла привести и приводила к гибели этих хищников. Те, кто стоял выше их по служебной лестнице, могли рассуждать о высоких материях; те, кто ниже — прорабатывать детали операций; но только они являлись средоточием всей информации. Лишь эти люди имели представление о возможных вариантах развития каждой акции и могли предвидеть их вероятные последствия. Каждый из них был специалистом и бесспорным авторитетом в своей области. Без их одобрения ни один стервятник не мог отправиться в полет.
   Но эти диспетчера трудились без помощи радарных экранов и вращающихся антенн. Они руководствовались своим знанием законов человеческого поведения и умением на основе этого знания предугадывать его. Они изучали возможные действия и противодействия не только со стороны врагов, но и оценивали поступки своих оперативных сотрудников, находящихся в деле. Все оценки являлись результатом непрестанной внутренней борьбы и весьма редко приносили полное удовлетворение. Каждый новый поворот событий влек за собой бесконечное количество «...а что, если...» Количество вопросов такого рода возрастало в геометрической прогрессии как следствие спонтанных реакций на изменение обстоятельств. Эти люди были своего рода психоаналитиками. Они пытались проникнуть внутрь бесконечных хитросплетений ненормального мира, и все их пациенты являлись порождением такого мира. Каждый из четверки был специалистом и экспертом по самым жутким и мрачным сторонам жизни, жизни, где истина, как правило, оказывалась ложью, а ложь очень часто служила единственным средством выживания. Больше всего эти люди опасались стрессов, потому что под влиянием продолжительных сильных стрессов как враги, так и друзья оказывались способны на поступки, которые они никогда бы не совершили при иных обстоятельствах. А непредсказуемость вкупе с ненормальностью сочетание крайне опасное.
   К такому заключению вчера поздно ночью пришли четыре специалиста. Накануне от подполковника Лоренса Бейлора Брауна было получено из Рима срочное сообщение, его содержание вызвало необходимость ознакомиться с досье, давно покоившемся в архиве. Разработчик стратегии должен быть знаком со всеми фактами.
   Факты эти обсуждению не подлежали. События на заброшенном отрезке побережья Коста-Брава подтверждались двумя независимыми свидетелями. Одним из них был сотрудник госдепа Хейвелок, а второй — незнакомый Хейвелоку человек по имени Стивен Маккензи — один из самых опытных нелегалов, работающих в Европе на ЦРУ. Маккензи, рискнув жизнью, доставил вещественные доказательства — изодранную, залитую кровью одежду. Тщательное микроскопическое исследование дало однозначный результат — Дженна Каррас. Зачем понадобилось специальное подтверждение со стороны, было не ясно, никакой объективной необходимости в этом не существовало. Однако те, кому положено, знали о характере отношений между Хейвелоком и Каррас, и понимали, что человек в состоянии сильного стресса может сломаться и окажется неспособным исполнить свой долг. Чтобы быть полностью уверенным в исходе операции, Вашингтон организовал перепроверку. Агент Стивен Маккензи разместился в двухстах футах к северу от того места, где находился Хейвелок. Все произошло прямо у него на глазах, и показания опытного оперативника не вызывали никаких сомнений. Женщина по фамилии Каррас была убита той ночью. Тот факт, что вскоре по возвращении из Барселоны Стивен Маккензи скончался от сердечного приступа во время прогулки под парусами по Чесапикскому заливу, ни в коей мере не снижал важности его показаний. Доктор, которого тогда срочно вызвала береговая охрана (известный на Восточном побережье США хирург по имени Рандолф), уже ничем не мог помочь. Вскрытие вне всякого сомнения показало, что смерть Маккензи явилась следствием естественных причин.
   И за пределами Коста-Брава все сведения, компрометирующие Дженну Каррас, были подвергнуты тщательной проверке. Этого потребовал государственный секретарь США Энтони Мэттиас. Разработчики стратегии знали, что стоит за таким требованием. Вновь приходилось принимать во внимание характер личных отношений — дружбу ученика и учителя, зародившуюся в Принстоне почти двадцать лет тому назад. Оба были чехи по рождению. Один из них ко времени встречи уже зарекомендовал себя в научных кругах как один из самых блестящих умов в вопросах геополитики, другой же — юный иммигрант — отчаянно пытался найти свой путь в жизни. Разница между ними была огромной, но дружба оказалась на удивление крепкой.
   Энтони Мэттиас прибыл в Америку лет сорок тому назад. Сын известного пражского врача, который при первой угрозе нацизма вывез свою семью в США и был тепло встречен коллегами. Хейвелок же попал в США тайно, в результате совместной секретной операции разведывательных служб США и Великобритании. Его происхождение вначале тщательно скрывалось во имя безопасности самого ребенка. И в то время как звезда Мэттиаса поднималась все выше и выше по мере все более частого обращения к нему за советом со стороны влиятельных политических фигур страны и публичного восхваления его гениальности, молодой человек из Праги пытался утвердить себя успехами в полуночном мире тайн, успехами, незаметными при свете дня. Между ними, несмотря на всю разницу в возрасте и положении, интеллекте и темпераменте, сохранялись прочные узы. Старший старательно культивировал их, а младшему даже не приходило в голову использовать дружеские отношения в личных целях.
   Те, кто был занят проверкой данных против Каррас, отдавали себе отчет в том, что не имеют права на малейшую ошибку, точно так же как стратеги понимали, что телеграмма из Рима требует к себе внимательного и чрезвычайно деликатного отношения. Но прежде всего ее во что бы то ни стало следует держать в секрете от Энтони Мэттиаса. Это было необходимо потому, что, хотя средства массовой информации и сообщили о давно заслуженном отпуске великого государственного секретаря, истина оказалась иной. Мэттиас был болен, и как утверждали некоторые, переходя на шепот, тяжело. Через своих подчиненных он держал связь с государственным департаментом, но сам вот уже почти пять недель не появлялся в Вашингтоне. Даже наиболее проницательные представители прессы, хотя и понимали, что сообщение об отпуске госсекретаря всего лишь отговорка, не высказали и не напечатали ни слова о своих подозрениях. Каждый старался отторгнуть от себя мысль о болезни Мэттиаса, человечество не могло перенести такой потери.
   Сообщение из Рима легло бы дополнительным грузом на плечи государственного секретаря Соединенных Штатов.
   — Он, вне всякого сомнения, галлюцинирует, — произнес лысоватый мужчина по фамилии Миллер, кладя перед собой на стол ксерокопию телеграммы. Доктор медицины Пол Миллер был психиатром, непревзойденным авторитетом по вопросам отклонений от поведенческих норм.
   — Нет ли в его досье фактов, которые могли бы в свое время послужить для нас сигналом раннего предупреждения? — спросил коренастый рыжеволосый человек в мятом костюме и приспущенном узле галстука на расстегнутом воротничке рубашки. Его звали Огилви, раньше он, как и Хейвелок, был на оперативной работе.
   — Ничего такого, что вы смогли бы прочитать, — ответил Дэниел Стерн, один из разработчиков стратегии, сидевший слева от Миллера.
   Он имел официальный пост — начальник Управления консульских операций, это название являлось эвфемизмом его подлинного лица — руководителя Отдела секретных операций государственного департамента.