Ладлэм Роберт. Возвращение Борна

   – И все же, господин президент, – с некоторым лукавством заговорил Спалко, – мне бы хотелось знать точнее, откуда взялся этот священный камень – из вашей киамы или из вашей ньямы?
   Джомо расхохотался столь раскатисто, что даже его маленькие уши задвигались. В последнее время у него было так мало поводов для смеха! Сейчас он даже вряд ли бы вспомнил, когда смеялся в последний раз.
   – Так, значит, вы и о наших тайных советах наслышаны? Ну, сэр, должен вам сказать, что ваши познания относительно обычаев и традиций моего народа просто поразительны!
   – Кения имеет долгую и полную кровавых перипетий историю, господин президент, а я твердо верю в то, что именно история преподает нам наиболее важные уроки.
   Джомо кивнул:
   – Полностью с вами согласен, сэр. И готов уже в который раз повторить, что не могу себе представить, какая участь постигла бы Республику Кению, если бы не ваши врачи и их чудодейственные вакцины.
   – Увы, против СПИДа вакцины пока не существует. – Голос Спалко звучал ровно, но твердо. – Современная медицина способна облегчить страдания больных с помощью различных медикаментов, но помешать распространению инфекции может лишь использование средств контрацепции или воздержание.
   – Разумеется, разумеется, – пробормотал Джамо, брезгливо поджимая губы. Ему было тошно идти на поклон к этому человеку, но разве у него был иной выход? Ведь Спалко оказал Кении столь щедрую помощь! Эпидемия СПИДа буквально косила население республики, его народ вымирал, испытывая страшные мучения. – Что нам нужно, сэр, так это побольше лекарств. Вы уже сделали так много, чтобы облегчить страдания моих соотечественников, но в помощи нуждаются еще тысячи людей.
   – Господин президент! – Спалко подался вперед, и Джомо сделал то же самое. Теперь голову Спалко освещали солнечные лучи, льющиеся из высокого окна, придавая ему какой-то неестественный вид. Лишенный пор и волос участок кожи на левой стороне лица стал заметнее, чем обычно, и это отталкивающее зрелище заставило Джомо содрогнуться, выбило его из колеи. – «Гуманисты» готовы вернуться в Кению и привезти в два раза больше врачей и лекарств. Но вы – я имею в виду правительство вашей страны – также должны пойти нам навстречу.
   В этот момент Джомо осознал, что Спалко собирается просить его вовсе не о более активной пропаганде здорового образа жизни или распределении среди населения презервативов. Он резко повернулся к своим телохранителям и жестом велел им убираться из кабинета. Когда дверь за их спинами закрылась, африканец, словно оправдываясь, проговорил:
   – Телохранители – обременительная необходимость главы государства, особенно в столь неспокойное время, и все же присутствие посторонних иногда утомляет.
   Спалко молча улыбнулся. История Кении и племенные обычаи ее народа были известны ему достаточно хорошо, чтобы он воспринимал президента серьезно, в отличие от, возможно, многих других. Кикуйю были гордым народом, и гордость имела для них тем большее значение, что, кроме нее, у них, пожалуй, уже ничего не осталось.
   Спалко наклонился вбок, открыл плоскую коробку с гаванскими сигарами марки «Коиба». Угостив Джомо, он взял одну и себе. Раскурив сигары, собеседники поднялись и, пройдя по толстому ковру, встали у окна, глядя на неторопливый Дунай, сверкающий под лучами солнца.
   – Какой изумительный вид! – будничным тоном заметил Спалко.
   – Действительно, – согласился с ним Джомо.
   – Такой безмятежный… – Спалко выпустил синее облачко душистого дыма. – Даже не верится, что в это самое время в разных уголках света происходит столько страданий. – Он повернулся к Джомо. – Господин президент, я воспринял бы как огромную личную услугу с вашей стороны, если бы вы предоставили мне семь дней неограниченного доступа в воздушное пространство Кении.
   – Неограниченного?
   – Прилетать, улетать, садиться, взлетать… Никакой таможни, никаких иммиграционных формальностей, никаких проверок. Ничего, что помешало бы нам работать.
   На лице Джомо появилось задумчивое выражение. Он вдохнул сигарный дым, но Спалко заметил, что это не доставило африканцу никакого удовольствия.
   – Могу пообещать вам только три, – произнес президент после паузы. – Иначе начнутся ненужные разговоры.
   – Этого должно хватить, господин президент.
   Три дня – больше Спалко и не нужно. Он мог бы настаивать на семи, но это ранило бы болезненную гордость Джаоо, стало бы глупой и, возможно, дорогостоящей ошибкой, учитывая то, что должно было произойти. Кроме того, в соответствии со своей ролью, он должен был проявлять не упрямство, а добрую волю. Спалко протянул африканцу руку, и Джомо вложил в нее свою сухую, загрубелую ладонь. Она понравилась Спалко. Это была рука человека, привыкшего к труду и не боящегося испачкаться.

* * *

   После того как Джомо и его свита удалились, настало время устроить небольшую экскурсию для Этана Хирна, их нового сотрудника. Спалко мог бы поручить это любому из своих заместителей, но для него было делом чести убедиться в том, что каждый из его новых подчиненных обустроился с максимальным комфортом.
   Хирн был молодым дарованием, подающим большие надежды. Раньше он работал в клинике «Евроцентр Био-I», находившейся на другом конце города, и, обладая широкими связями в среде богатых и влиятельных людей Европы, считался непревзойденным талантом в области выбивания пожертвований. При первой же встрече он произвел на Спалко впечатление привлекательного и чуткого человека, умеющего блестяще излагать свои мысли. Он словно был рожден для их работы, самой судьбой предназначен для того, чтобы поддерживать и приумножать звездную славу «Гуманистов без границ». Кроме того, Спалко испытывал по отношению к Хирну еще и человеческую симпатию. Юноша напоминал Спалко его самого в молодости – такого, каким он был до несчастного случая, во время которого обгорело его лицо.
   Он провел Хирна по всем семи этажам здания, где располагались лаборатории и отделы, ответственные за сбор статистических данных, которые использовались затем людьми, собирающими финансовую помощь, – то, без чего существование организаций вроде «Гуманистов» было бы невозможным. Они побывали в бухгалтерии, отделе кадров, в закупочном департаменте, в техническом центре, сотрудники которого поддерживали в надлежащем состоянии принадлежащий компании флот пассажирских и транспортных самолетов, вертолетов и кораблей. Последней остановкой стал департамент развития, где предстояло работать Хирну. Его будущий кабинет пока пустовал, если не считать письменного стола, вертящегося кресла, компьютера и переговорной консоли с телефоном.
   – Не волнуйтесь, остальная мебель прибудет через пару дней, – сказал Спалко.
   – О чем речь, сэр! – бодро откликнулся Хирн. – Компьютер и телефоны – вот и все, что необходимо мне для работы.
   – Хочу предупредить: мы проводим здесь очень много времени, и вполне возможно, что иногда вам придется работать ночами. Но мы же не изверги и поэтому заказали для вас диван-кровать.
   Хирн улыбнулся.
   – Не стоит обо мне так беспокоиться, мистер Спалко. Я привык к ночным бдениям.
   – Зовите меня просто Степан, – попросил Спалко, пожимая руку молодому человеку. – Меня все так называют.

* * *

   Когда зазвонил телефон, директор ЦРУ был занят тем, что пытался припаять к туловищу уже раскрашенного оловянного солдатика руку. Это был английский гвардеец в красном мундире времен Войны за независимость. Сначала Директор вообще не хотел снимать трубку, упрямо решив: пускай себе звонит. При этом он точно знал, кто находится на другом конце провода. Возможно, подумалось ему, он просто не хочет слышать то, что может сообщить ему его заместитель. По мнению Линдроса, Директор приказал ему лично заняться расследованием обстоятельств гибели Александра Конклина из-за того, какую важную роль играл убитый в Управлении. Отчасти так оно и было. Но главная причина заключалась в другом. Директор просто не смог заставить себя поехать на место убийства. Сама мысль о том, что ему придется увидеть мертвое лицо Алекса Конклина, заставляла его мучительно страдать.
   Директор сидел на высоком стуле в своей подвальной мастерской – маленьком уютном помещении, где царил идеальный порядок, высились многочисленные ящики, аккуратно поставленные друг на друга. Это было его убежище, святая святых, отдельный мирок, куда не было хода ни его жене, ни детям, когда они еще жили в родительском гнезде.
   Мадлен, его жена, просунула голову в дверь.
   – Курт, телефон звонит, – сообщила она непонятно зачем.
   Он вынул из деревянной коробки, в которой лежали части солдатиков, крошечную руку и стал внимательно изучать ее. Директор был большеголовым пожилым человеком. Грива седых волос, зачесанных назад, придавала ему сходство с мудрецом, если не сказать – с пророком. Взгляд холодных голубых глаз оставался столь же внимательным и изучающим, как и прежде, но время углубило морщинки в уголках рта, они поползли вниз, к подбородку, что придавало его лицу выражение вечного недовольства.
   – Курт, ты слышишь, что я говорю?
   – Я пока еще не оглох! – Пальцы его рук были слегка согнуты, словно он приготовился схватить что-то, не имеющее ни названия, ни формы.
   – Так ты возьмешь трубку или нет? – снова окликнула его Мадлен.
   – Не твое дело, черт побери! – со злостью огрызнулся он. – Отправляйся спать и отвяжись от меня, наконец!
   Через секунду он с облегчением услышал, как, закрывшись, скрипнула дверь подвала. Внутри его все кипело. Почему она не может оставить его в покое, особенно в такие минуты, как сейчас? Дура! За тридцать лет совместной жизни могла бы изучить его получше!
   Он вернулся к своему занятию, прилаживая скрюченными пальцами руку к туловищу солдатика. Красное к красному. Он пытался сообразить, в каком положении должна находиться рука. Именно так директор ЦРУ обычно поступал в чрезвычайных ситуациях. Он изображал бога, играя со своими миниатюрными солдатиками: сперва покупал их, потом разрезал на составные части, а затем вновь собирал, но уже по-своему, придавая им позы в зависимости от собственного усмотрения. В этом мире, созданном им самим, он контролировал все и вся, он действительно был Богом!
   Телефон продолжал надрываться. Непрекращающиеся, монотонные звонки заставили Директора сжать зубы, словно эти звуки скребли его слух подобно наждачной бумаге. Сколько славных дел совершили они с Алексом, когда были молоды! Едва не угодили на Лубянку, выполняя миссию в России, тайком перелезали через Берлинскую стену и воровали секреты у Штази, вывозили перебежчика из КГБ, укрывшегося на конспиративной квартире в Вене, который потом, кстати, оказался двойным агентом. А вспомнить убийство их давнего осведомителя по имени Бернд! Исполненные сострадания, они горячо заверяли его жену в том, что заберут их сына Дитера с собой в Америку и дадут ему прекрасное образование. Они выполнили это обещание и были с лихвой вознаграждены за свою щедрость: Дитер так никогда и не вернулся к матери. Вместо этого он поступил на работу в ЦРУ и в течение многих лет возглавлял управление научно-технической разведки, пока не погиб, попав на своем мотоцикле в автокатастрофу.
   Куда ушла жизнь? Неужели распределилась поровну, по могилам близких людей – Бернда, Дитера, а теперь вот и Алекса? Как получилось, что она съежилась, превратившись лишь во вспышки воспоминаний? Конечно, время и огромная ответственность здорово искорежили его, в этом нет сомнений. Теперь он – старик, но героические подвиги вчерашнего дня, напор, с которым они на пару с Алексом оседлали мир тайных войн, – все это обратилось в пепел и никогда больше не вернется.
   Директор ударил кулаком по солдатику, и мягкий металл превратился в бесформенный комок. Только после этого он снял трубку.
   – Слушаю, Мартин.
   В голосе шефа звучала усталость, и Линдрос сразу же уловил ее.
   – Вы в порядке, сэр?
   – Нет, черт возьми, ни хрена я не в порядке!
   Наконец-то подвернулся случай, которого Директор так долго ждал, – возможность выплеснуть накопившиеся в душе злость и отчаяние.
   – Как я могу быть в порядке после того, что произошло!
   – Я сожалею, сэр.
   – Хрена с два ты сожалеешь! – желчно ответил Директор. – Тебе это не дано! – Он смотрел на сломанного солдатика, а мысли его все еще витали над пепелищем прошлых побед. – Ну, чего тебе надо?
   – Вы просили держать вас в курсе событий, сэр.
   – Правда? – Директор оперся головой о руку. – Ну, хорошо, допустим, просил. И что ты можешь мне сообщить?
   – Третья машина у дома Конклина принадлежит Дэвиду Веббу.
   Чуткое директорское ухо уловило колебание в голосе заместителя.
   – Ну и что дальше?
   – Но самого Вебба и след простыл.
   – Естественно! А ты ожидал, что он станет тебя дожидаться?
   – Он был там, это точно. Мы запустили собаку в его машину, она взяла след, но потеряла его у реки, протекающей по территории поместья.
   Директор закрыл глаза. Александр Конклин и Моррис Панов застрелены, Джейсон Борн пропал без вести, и все это – за пять дней до открытия саммита по проблеме терроризма, самого важного международного события года! Он содрогнулся. Директор ненавидел, когда концы не сходились с концами, но еще больше это ненавидела Роберта Алонсо-Ортис, помощник президента по национальной безопасности, а нынче именно она правила бал в Белом доме.
   – Что говорят баллистики, криминалисты?
   – Обещали дать заключение завтра. Это – максимум, что мне удалось из них выжать.
   – А ФБР и прочие правоохранительные ведомства? Они…
   – Я уже нейтрализовал их. Нам больше никто не мешает работать.
   Директор вздохнул. Он ценил усердие своего заместителя, но терпеть не мог, когда его перебивали.
   – Продолжай работать, – буркнул он и повесил трубку.
   После этого он долго сидел, глядя на деревянную коробку с солдатиками и слушая дыхание дома. Так дышат старики. Скрип досок напоминал ему голос старого друга. Мадлен, должно быть, как всегда перед сном, готовит себе горячий шоколад. Это было ее испытанное средство против бессонницы. Директор слышал, как залаяла соседская собака – корги. Эти звуки показались ему печальными – исполненными скорби и несбывшихся надежд. Через некоторое время он протянул руку к коробке, вынул оттуда оловянное тельце в сером мундире времен Гражданской войны и принялся создавать нового солдатика.

Глава 4

   – Поглядеть на вас, так вы в автомобильную аварию попали, – сказал Керри.
   – Ну, аварией это назвать трудно, – небрежным тоном отозвался Борн, – просто шина лопнула, а запаски не оказалось. До сих пор ломаю голову, на что же я наехал? Наверное, на корень дерева. – Он развел руками. – Плохая координация в пространстве, что тут поделаешь!
   – Что ж, будете новым членом экипажа, – гостеприимно проговорил Керри. Это был грузный, ширококостный мужчина с двойным подбородком и большим животом. Он подобрал Борна, когда тот голосовал на дороге примерно милей раньше. – Однажды жена попросила меня включить посудомоечную машину, а я по глупости насыпал туда «Тайд» – стиральный порошок. Господи, видели бы вы, что творилось на кухне! – И он добродушно расхохотался.
   Ночь была черной, как деготь, на небе – ни луны, ни звезд. Пошел моросящий дождь, и Керри включил «дворники». Борн поежился в своей еще не успевшей просохнуть одежде. Он понимал, что должен сосредоточиться, но каждый раз, когда закрывал глаза, перед ним вставали мертвые лица Алекса и Мо, лужи крови, разлетевшиеся по комнате кусочки черепа и мозга. Руки его непроизвольно сжимались в кулаки.
   – Чем вы занимаетесь, мистер Литтл?
   Когда Керри посадил его в машину и назвал свое имя, Борн представился как Дэн Литтл. Керри, похоже, был консервативным человеком и придавал большое значение правилам этикета.
   – Я – бухгалтер.
   – А я разрабатываю устройства для уничтожения радиоактивных отходов. Приходится ездить в командировки – часто и далеко. Вот так-то, сэр. – Керри бросил взгляд на попутчика, и в стеклах его очков отразился свет фар встречной машины. – Черт возьми, не обижайтесь, конечно, но вы совсем не похожи на бухгалтера.
   Борн заставил себя засмеяться.
   – Вы не первый, кто мне это говорит. В университете я играл в американский футбол.
   – Видно, закончив заниматься спортом, вы не позволили себе потерять форму. – Керри снова окинул Борна взглядом, а затем похлопал себя по круглому животу. – В отличие от меня. Я, правда, никогда не был спортсменом. Как-то раз попробовал играть в футбол, но ничего путного из этого не вышло. Никогда не знал, куда нужно бежать, из-за чего тренер на меня все время орал. А потом как-то раз мне поставили подножку и я так треснулся башкой, что желание играть пропало окончательно. – Он покрутил головой. – Я не боец. А у вас есть семья, мистер Литтл? – спросил он, опять посмотрев на Борна.
   Немного поколебавшись, тот ответил:
   – Жена и двое детей.
   – Наверное, счастливы, да?
   Мимо окна пронеслась купа темных деревьев, телефонный столб, подрагивающий от ветра, какая-то жалкая, заброшенная лачуга, заросшая ползучими растениями, а затем снова потянулась пустынная местность. Борн закрыл глаза.
   – Да, я очень счастлив.
   Керри уверенно вписался в крутой поворот. Он был первоклассным водителем.
   – А я – разведен. Не сложилось! Жена ушла от меня и забрала с собой нашего трехлетнего сына. Это случилось десять лет назад. Или одиннадцать? В общем, с тех пор я не получил ни одной весточки ни от нее, ни от мальчика.
   Глаза Борна раскрылись.
   – То есть вы с тех пор не общались с сыном?
   – Я пытался. – В голосе Керри зазвучало раздражение. Он словно стремился оправдаться. – Поначалу я каждый день звонил, писал ему письма, отправлял деньги, чтобы ему могли купить игрушки. Ну, там, велосипед или еще что-то. Но в ответ – тишина.
   – А почему вы не поехали повидаться с ним?
   Керри пожал плечами.
   – Мне было сказано, что он не хочет со мной видеться.
   – Это сказала ваша жена, – заметил Борн. – А ваш сын – совсем ребенок. Он еще и сам не знает, чего хочет. Да и откуда ему знать! Ведь он вас практически не помнит.
   – Вам легко говорить, мистер Литтл, – проворчал Керри. – У вас доброе сердце и счастливая семья, к которой вы возвращаетесь каждый вечер.
   – Именно потому, что у меня есть дети, я и знаю, какая это драгоценность, – ответил Борн. – На вашем месте я бы боролся, дрался зубами и когтями, чтобы узнать сына по-настоящему и вернуть в свою жизнь.
   Местность за окнами машины стала более населенной. Борн увидел здание мотеля и цепочку закрытых на ночь магазинов. Впереди мигали красные вспышки проблесковых маячков. Это был полицейский кордон, причем, судя по всему, весьма основательный. Борн насчитал восемь полицейских машин. Они стояли поперек дороги двумя цепочками, по четыре автомобиля в каждой, и были поставлены под углом в сорок пять градусов, чтобы в случае чего выступить в роли укрытия для стражей закона. Борн понимал: ему туда нельзя, по крайней мере вот так, в качестве пассажира. Нужно найти иной способ миновать кордон.
   Справа от дороги мигала неоновая вывеска круглосуточного магазина.
   – Пожалуй, я здесь выйду, – сказал Борн водителю.
   – Вы уверены, мистер Литтл? Тут еще довольно безлюдно.
   – Не беспокойтесь за меня. Я позвоню жене, и она за мной приедет. Мы живем недалеко отсюда.
   – Так давайте я довезу вас прямо до дома!
   – Нет, спасибо, я сам доберусь.
   Керри притормозил и остановил машину прямо у магазина.
   – Спасибо, что подвезли.
   – Не стоит благодарности, – улыбнулся Керри. – И знаете что, мистер Литтл? Спасибо вам за совет относительно моего сына. Я подумаю над вашими словами.
   Проводив взглядом отъезжающую машину, Борн повернулся и вошел в магазин. Ослепительный свет флуоресцентных ламп заставил его зажмуриться. Продавец, молодой парень с прыщавой физиономией и длинными сальными волосами, курил и читал книгу в бумажном переплете. Когда Борн вошел, парень без всякого интереса кивнул ему и вернулся к чтению. В магазине играло радио. Меланхоличный голос, в котором слышалась усталость всего мира, пел песню «Вчерашний день ушел и не вернется». Можно было подумать, что эта песня звучала специально для Борна.
   Первый же взгляд на полки, уставленные товарами, напомнил ему о том, что он не ел с самого обеда. Борн взял пластиковую банку арахисового масла, коробку крекеров, упаковку говяжьей ветчины, апельсиновый сок и минеральную воду. Протеины и витамины – это как раз то, что ему сейчас нужно. В решетчатую тележку он также положил футболку, рубашку с длинными рукавами, бритву и крем для бритья – все то, что, как он знал по давнему опыту, понадобится ему в первую очередь.
   Нагрузившись всем этим добром, Борн подошел к кассе. Продавец отложил книгу. «Дальгрен» Сэмюэля Делани, отметил про себя Борн. Он читал этот роман после того, как вернулся из Вьетнама. Книга была такой же галлюциногенной, как и сама война. Память вновь услужливо вытолкнула на поверхность обрывки воспоминаний: кровь, смерть, ненависть, нескончаемые убийства. И самое страшное – то, что произошло на реке, прямо перед его домом в Пномпене. «У вас доброе сердце и счастливая семья, к которой вы возвращаетесь каждый вечер», – сказал ему Керри. Если бы он только знал…
   – Что-нибудь еще? – спросил прыщавый парень.
   Борн моргнул, и мысли его вернулись в сегодняшний день.
   – У вас есть зарядное устройство для сотового телефона?
   – Извини, друг, все закончились.
   Борн заплатил наличными и, забрав покупки, сложенные в коричневый бумажный мешок, вышел из магазина.
   Через десять минут он уже подходил к мотелю. Машин там было мало. У дальнего конца здания стояли трактор с прицепом и трейлер – холодильник, судя по компрессору, установленному наверху. Внутри здания, за регистрационной стойкой, находился вертлявый тип с землистым лицом наркомана, он смотрел древний черно-белый телевизор. Увидев Борна, он оставил свое занятие и подошел к стойке. Борн снял номер, назвав очередное вымышленное имя, и заплатил наличными. После этого в кармане у него осталось ровно шестьдесят семь долларов.
   – Что за ночь, черт бы ее побрал! – в сердцах сказал вертлявый.
   – А в чем дело?
   Глаза вертлявого загорелись.
   – Вы что, ничего не слышали об убийстве?
   Борн покачал головой.
   – Двойное убийство! Меньше чем в двадцати милях отсюда. – Вертлявый наклонился, опершись животом о стойку. Из его пасти вырывался омерзительный запах кофе и несварения желудка. – Грохнули сразу двоих, – стал рассказывать он доверительным тоном, сразу перейдя на «ты», – каких-то правительственных шишек. Но кто они такие, по телику не говорят. Сам понимаешь, что это означает. У нас тут уже весь городок сплетничает: шу-шу-шу, ля-ля-ля, рыцари плаща и кинжала, и все такое. Хотя на самом деле хрен его знает, кто они были такие. Когда придешь в номер, включи Си-эн-эн. У нас, кстати, и кабельное есть, если интересуешься. – Он протянул Борну ключ. – Я дал тебе комнату подальше от Гая. Он – тракторист. Видал, наверное, его драндулет, когда шел сюда? Гай постоянно мотается между Флоридой и Вашингтоном. Он обычно выезжает в пять, но поскольку твой номер – в другом конце коридора, он тебя не побеспокоит.

* * *

   Номер оказался обшарпанной комнатой грязно-коричневого цвета. Даже мощный пылесос был бы не в состоянии удалить царивший здесь запах упадка. Борн включил телевизор, пробежался по разным каналам, а затем, найдя Си-эн-эн, вытащил из пакета арахисовое масло, крекеры и стал есть.
   «Эта дерзновенная, провидческая инициатива президента, вне всякого сомнения, поможет проторить путь к новому, более безопасному миру, – напыщенным тоном вещала дикторша Си-эн-эн. В верхней части экрана буквы кислотного красного цвета кричали: „САММИТ ПО ТЕРРОРИЗМУ“. – Помимо президента США, в саммите примут участие президент России и лидеры ведущих арабских государств. Мы, разумеется, в течение следующей недели будем освещать ход саммита ежедневно и в прямом эфире. С американским президентом держать связь будет наш корреспондент Вульф Блитцер, с российскими и арабскими лидерами – Кристиан Аманпур. Не приходится сомневаться в том, что грядущий саммит станет главным международным событием года. А теперь – репортаж из столицы Исландии Рейкьявика».
   Камера переключилась на фасад отеля «Оскьюлид», где через пять дней должна состояться встреча на высшем уровне, посвященная проблемам борьбы с терроризмом. Захлебываясь от восторга, корреспондент Си-эн-эн брал интервью у Джеми Халла, которого он представил как «главу американской службы безопасности». Борн смотрел на рожу Халла – с квадратной челюстью, стрижкой бобриком и короткими, пшеничного цвета усами. Борн был ошеломлен. Он помнил Халла по работе в ЦРУ в качестве высокопоставленного сотрудника контртеррористического департамента. Этот тип очень часто бодался с Конклином. Халл был чрезвычайно умным аппаратным животным, умеющим выживать в любых подковерных коллизиях. Он лизал задницу всем, кто имел хоть какое-то влияние, но когда та или иная ситуация требовала гибкого, неординарного подхода, Халл вдруг становился твердым приверженцем устава и зафиксированных на бумаге правил. Если бы Конклин услышал, что этого засранца называют «главой американской системы безопасности», его бы хватила кондрашка.