Страница:
Ванная комната оказалась гораздо просторнее, чем можно было ожидать. В левой ее части находилась старая керамическая раковина, под которой валялись столь же старые банки из-под краски с зазубренными отогнутыми крышками. У дальней стены располагался унитаз, слева от него – душ. Следуя инструкциям, полученным от Файна, Борн вошел в душевую кабину, нащупал на обложенной кафелем стене замаскированную панель, надавил на нее и вошел в открывшийся проход, плотно закрыв за собой дверь потайного хода. Затем он нашел на стене старомодный электрический выключатель на конце провода, свисавшего с потолка, нажал на кнопку и осмотрелся. Он находился в узком коридоре. По всей видимости, это было уже другое, соседнее здание. Здесь царило невыносимое зловоние, источник которого находился на виду: между стенами, обшитыми неоструганными досками, были навалены большие пластиковые мешки с отбросами. Большинство из них были прогрызены крысами, сожравшими все съедобное и разбросавшими все остальное.
В тусклом свете мутной лампочки, висевшей под потолком, Борн увидел выкрашенную потускневшей краской металлическую дверь, выходящую на аллею позади вереницы магазинов. Он толкнул ее, дверь открылась нараспашку, и Борн лицом к лицу предстал перед двумя агентами ЦРУ, сверлящими его глазами, и двумя бездонными дулами пистолетов, направленных прямо ему в лоб.
Глава 6
В тусклом свете мутной лампочки, висевшей под потолком, Борн увидел выкрашенную потускневшей краской металлическую дверь, выходящую на аллею позади вереницы магазинов. Он толкнул ее, дверь открылась нараспашку, и Борн лицом к лицу предстал перед двумя агентами ЦРУ, сверлящими его глазами, и двумя бездонными дулами пистолетов, направленных прямо ему в лоб.
Глава 6
Борн молниеносно пригнулся, и две первые пули прошли над его головой. Распрямившись, он изо всех сил ударил ногой по одному из черных пластиковых мешков с мусором, и тот полетел прямо в агентов. Попав в одного из них, мешок лопнул, и зловонные отбросы разлетелись в разные стороны, заставив цэрэушников податься назад, зажмуриться и прикрыть лица руками. В следующую секунду Борн подпрыгнул и ударом кулака разбил свисавшую из-под потолка лампочку, после чего коридор погрузился во мрак. Повернувшись, он включил свой фонарик и… увидел спасительный выход.
Выключив фонарь, Борн метнулся в ту сторону, откуда только что пришел, а затем, опустившись на колени, продел указательный палец в кольцо замеченного им люка и потянул его на себя. На него дохнуло влажным, затхлым воздухом. Позади раздавались голоса оравших друг на друга агентов, пытавшихся обрести равновесие после внезапной атаки.
Ни секунды не колеблясь, он опустил свое тело в открывшееся отверстие. Его ноги оказались на верхней ступеньке лестницы, круто уходящей вниз, и, закрыв крышку люка над головой, он начал спуск. Здесь тошнотворно воняло тараканами, и, включив фонарик, Борн увидел источник этого зловония: грубый цементный пол был усеян трупами этих отвратительных насекомых. Их тут были сотни, тысячи, десятки тысяч. Они устилали пол подобно опавшим осенним листьям. Оглядевшись вокруг, в завалах набросанных кругом пустых коробок, картонок и ящиков, Борн обнаружил фомку и, торопливо поднявшись по лестнице, просунул эту железяку сквозь нижнюю ручку дверцы люка. Она свободно болталась, и агентам наверняка не составит труда открыть ее, но хотя бы на некоторое время она их задержит. Сейчас Борну была нужна самая малость – лишь пара минут, чтобы, пройдя по коридору, усеянному тараканьими трупами, выбраться на улицу через черный ход, к которому в любой магазин обычно подвозят товары.
Сверху послышался грохот – агенты пытались открыть крышку люка. Он знал, что это не займет у них много времени, поскольку фомка от такой вибрации очень скоро выскочит из своего ненадежного гнезда. В этот момент судьба снова улыбнулась ему: он увидел двойные металлические створки дверей, выходящих на улицу, и взбежал по нескольким бетонным ступеням, ведущим к ним. Позади него раздался шум. Это открылась дверь люка и пропустила внутрь агентов ЦРУ. Борн выключил фонарь. Помещение окутал непроницаемый мрак.
Борн понимал, что оказался в ловушке. Открой он железные двери, помещение наполнится солнечным светом, сделав его беззащитной мишенью для двух вооруженных противников. Он не успеет сделать и двух шагов, как будет застрелен. Поэтому Борн развернулся и начал бесшумно спускаться по лестнице. Он слышал приглушенные переговоры агентов, ощущал их передвижения. Они обменивались между собой отрывистыми, короткими фразами, из чего Борн сделал вывод: это – закаленные, опытные профессионалы, настоящие знатоки своего дела.
Борн крался вдоль беспорядочно разбросанных ящиков, мешков и прочей дряни. Ему нужно было найти что-то особенное.
Вспыхнули два узких луча – агенты зажгли свои фонарики. Они находились в противоположных концах помещения.
– Что за черт! – воскликнул один из них.
– Да хрен с ним! – отозвался другой. – Сейчас важно другое: куда подевался этот чертов Борн?
С ничего не выражающими лицами, они походили на двух близнецов и были почти неразличимы. Они были одеты в стандартные костюмы, которые носят все сотрудники агентства, на их безликих физиономиях присутствовало столь же характерное для всех агентов ЦРУ выражение презрительного равнодушия. Однако у Борна имелся богатый опыт общения с людьми, работавшими на «контору». Он заранее знал ход их мыслей и, следовательно, мог предугадать, как поведут они себя в той или иной ситуации. Эти ребята работали в тесном тандеме. Для них не составит труда вычислить, где он укрылся. Они уже наверняка поделили подвал на квадраты, которые и будут прочесывать с методичностью роботов. Единственное, что он мог противопоставить этим скрупулезным и неотвратимым действиям, была внезапность.
Когда он появится в поле их зрения, они не станут мешкать. Борн не имел на этот счет никаких иллюзий, поэтому и выстраивал свои планы, исходя из реальности. Он скорчился в ящике, в котором в тот момент оказался, и стал вслепую шарить рукой в окружавшей его непроглядной темноте. Глаза невыносимо щипало от испарений хозяйственных жидкостей, пустые бутылки из-под которых валялись повсюду. В следующий момент его рука нащупала жестяную банку с краской, достаточно тяжелую, чтобы послужить его цели.
Борн слышал удары собственного сердца, возню крыс в ящиках, валяющихся вдоль противоположной стены. Других звуков не раздавалось. Агенты, методически прочесывая помещение, действовали абсолютно бесшумно. Борн ждал. Он был холоден и напряжен, находясь на боевом взводе, словно спусковой крючок пистолета, готового выстрелить в любой момент. Крыса, ставшая в этот момент его напарником, перестала скрестись. Это означало, что по крайней мере один из агентов подошел совсем близко.
В подвале воцарилась гробовая тишина. В следующий момент Борн услышал возле своего уха учащенное человеческое дыхание, свист рассекаемого воздуха, запах ткани костюма и, машинально поставив блок, предотвратил удар, нацеленный в его лицо. Пистолет, который агент держал в руке, отлетел в сторону. Его напарник в противоположном конце подвала крутанулся на месте. Левой рукой Борн схватил своего противника за рубашку и рванул к себе. Инстинктивно сопротивляясь, цэрэушник отпрянул назад, и, воспользовавшись этим, Борн придал ему еще более сильное ускорение, мощным толчком отправив его вперед – так, что мужчина с невероятной силой впечатался спиной, затылком и позвоночником в кирпичную стену. Крыса испуганно пискнула, агент, потеряв сознание, сполз на цементный пол, и глаза его закатились.
Второй агент сделал несколько шагов по направлению к Борну и, не желая вступать с ним врукопашную, направил ему в грудь дуло своего «глока». Не медля ни секунды, Борн швырнул в голову противника банку с краской. Когда тот от невыносимой боли схватился руками за лицо, Борн одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и рубанул врага ребром ладони по шее, отправив его в глубокий нокаут.
Через мгновение он открыл железную дверь и окунулся в прохладный воздух свободы, наслаждаясь голубым небом. Закрыв за собой металлические створки, Борн неторопливо пошел по улице и через некоторое время оказался на Розмонт-авеню. А потом – растворился в толпе.
Внутри Борн обнаружил авиабилет первого класса до столицы Венгрии, Будапешта, выписанный на имя Конклина, и ключ от номера отеля под названием «Великий Дунай». В течение нескольких минут Борн размышлял над тем, что могло понадобиться Алексу в Будапеште и имеет ли эта поездка какое-нибудь отношение к его убийству.
Он вытащил из кармана сотовый телефон Конклина и набрал номер. Теперь, когда у Борна появилась хоть какая-то зацепка, он чувствовал себя гораздо увереннее. Дерон снял трубку после третьего звонка.
– Мир, любовь и понимание! – проговорил он.
Борн засмеялся.
– Это Джейсон, – сказал он. Никогда не возможно предугадать, как ответит Дерон на очередной телефонный звонок. Прирожденный артист, он только по иронии судьбы превратился в свое время в специалиста по подделке художественных произведений. Дерон зарабатывал себе на жизнь, создавая копии полотен старинных мастеров и выдавая их за оригиналы. Фальшивки получались у него настолько совершенными, что зачастую продавались с аукционов за огромные деньги и оказывались либо в музейных экспозициях, либо в тайной коллекции того или иного богатого охотника за шедеврами мировой классики, который потом с надутым видом демонстрировал их своим особенно близким друзьям.
Но, помимо изготовления фальшивых «шедевров», Дерон – в качестве хобби – занимался и подделкой всего остального, включая документы.
– Я слежу за новостями, связанными с вашей многоуважаемой персоной, и час от часу они становятся все более настораживающими, – проговорил Дерон со своим едва уловимым британским акцентом.
Борн ничего не ответил. Он встал на ободок унитаза и выглянул поверх двери туалетной кабинки. Его взгляду предстал седой бородатый мужчина, который, слегка прихрамывая, подошел к писсуару и стал мочиться. На нем была черная замшевая куртка и такого же цвета слаксы. В общем, человек как человек, ничего особенного. И все же, сам не понимая почему, Борн почувствовал себя в ловушке. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выскочить из кабинки и не кинуться сломя голову куда глаза глядят.
– Тебя что, за сраку прихватили? – осведомился Дерон. Борна всегда забавляло, когда уста этого высококультурного человека изрыгали самые грязные слова.
– Было дело, но я, слава богу, от них избавился.
Борн вышел из туалета и вернулся в общий зал. К этому времени сандвич уже принесли, но кофе успел остыть. Он жестом подозвал официантку и попросил налить горячего кофе. После того как девушка удалилась, он проговорил в трубку:
– Слушай, Дерон, у меня к тебе традиционная просьба: мне нужен паспорт и контактные линзы, причем все это хозяйство необходимо мне завтра.
– Какую выберешь национальность?
– На сей раз, пожалуй, останусь американцем.
– Понимаю ход твоей мысли: они ожидают от тебя всего, что угодно, только не этого, да?
– Ну, что-то вроде того. И вот еще: паспорт должен быть на имя Александра Конклина.
Дерон удивленно присвистнул.
– Ну и дела! Ты, я гляжу, пошел вразнос, Джейсон. Впрочем, дело твое. Дай мне два часа.
– На, бери.
На другом конце линии послышалось громкое хрюканье. У Дерона оно означало смех.
– Ладно, в фотоателье можешь не ходить – твоя рожа имеется у меня в любых ракурсах. Какую фотографию налепить в паспорт? – Услышав ответ Борна, он хрюкнул еще раз, теперь уже – удивленно. – Ты уверен? Ты же на этой фотографии лысый, как колено! Сам на себя не похож.
– Буду похож, когда загримируюсь, – ответил Борн. – У меня на хвосте – агентство.
– Значит, получишь пулю в жопу. Но это опять же твое дело. Где встретимся?
Борн назвал адрес.
– Договорились. Да, кстати, Джейсон, – из голоса Дерона исчезли шутливые нотки, он стал серьезным и даже мрачным. – Все это ужасно. Ты ведь видел их, да?
Борн уставился в свою тарелку. Зачем только он заказал этот сандвич! Ломтик помидора был похож на рваную рану.
– Да, я их видел.
Ах, если бы он мог повернуть время вспять и снова увидеть Алекса и Мо, но на сей раз – живыми и веселыми! Вот был бы фокус! Но прошлое оставалось прошлым, не желая меняться и отдаляясь все дальше с каждым уходящим часом.
– Да, брат, это тебе не Буч Кессиди…[4]
Борн не ответил.
– Я ведь тоже их знал, – вздохнул Дерон.
– Разумеется. Я сам вас знакомил, – ответил Борн и закрыл крышку мобильного.
Некоторое время Борн сидел за столиком и размышлял. Он испытывал какое-то смутное беспокойство. Когда он выходил из туалета, в его мозгу прозвучал сигнал тревоги, но, отвлекшись на разговор с Дероном, Борн не уделил ему должного внимания. Так что же это было? Медленно, скрупулезно он обследовал взглядом зал ресторана. И наконец понял, что его тревожило: ни за одним из столиков не было бородатого хромого мужчины. Конечно, существовала вероятность, что хромой уже поел и отправился восвояси, но, с другой стороны, его присутствие в мужском туалете не на шутку встревожило Борна, и одно это было немаловажно. Он привык прислушиваться к своему внутреннему голосу. Что-то в этом человеке было не так…
Кинув на столик купюру, Борн встал и подошел к витрине ресторана, выходившей на улицу. Две огромные стеклянные панели были разделены колонной, обшитой деревом. Встав за ней и используя ее в качестве прикрытия, Борн принялся изучать лежавшую по другую сторону улицу. Первым делом – пешеходов. Он выискивал тех, которые либо неестественно медленно идут, либо слоняются без дела, либо, встав на противоположной стороне улицы, делают вид, что читают газету, возможно, не спуская глаз с выхода из ресторана. Ничего подозрительного Борн не увидел, однако отметил про себя трех человек, сидевших в припаркованных у тротуара машинах: одну женщину и двоих мужчин. Правда, разглядеть их лица не представлялось возможным. Ну и конечно, оставались машины без водителей, стоявшие вдоль фасада ресторана.
Не колеблясь больше ни секунды, Борн вышел на улицу. Время близилось к полудню, и поток пешеходов на улице становился все плотнее. Для Борна это было как нельзя кстати. В течение следующих двадцати минут он самым внимательным образом осматривался, примечая расположенные в непосредственной близости от него двери, витрины, окна и крыши, приглядываясь к пешеходам и проезжающим автомобилям. Удостоверившись в том, что поблизости нет «людей в штатском» из агентства, Борн перешел на противоположную сторону улицы и вошел в винный магазин, где попросил бутылку спейсайд – особого сорта виски специальной выдержки, который выдерживается в бочонках из вишневого дерева. Это был любимый напиток Конклина. Пока продавец ходил за виски, Борн снова стал осматривать улицу сквозь большое окно. Ничего подозрительного: все машины, припаркованные по эту сторону улицы, пусты. Подъехал и остановился еще один автомобиль. Из него вышел мужчина и вошел в аптеку. У него не было бороды, и он не хромал.
До встречи с Дероном оставалось еще два часа, и Борн хотел использовать это время с пользой. Воспоминания о Париже, о таинственном голосе, о полузабытом лице, вытесненные из его сознания событиями последних минут, возвратились. Панов говорил, что память может вернуться, будучи стимулирована каким-то случайным словом, запахом. Поэтому, для того чтобы подхлестнуть свои воспоминания, ему было необходимо вдохнуть аромат того самого скотча. А вдруг это поможет ему вспомнить, кем был тот человек в парижском кабинете и почему воспоминания о нем всплыли в мозгу именно сейчас? Является ли причиной тому запах изысканного скотча или – события последних часов?
Борн оплатил покупку кредитной карточкой, полагая, что, используя ее в винном магазине, не ставит себя под угрозу, и через несколько секунд уже выходил на улицу с пакетом в руках. Он прошел мимо машины, в которой сидела женщина с ребенком. Малыш сидел рядом с мамой, в специальном детском креслице, установленном на переднем пассажирском сиденье. Поскольку агентство никогда не пошло бы на то, чтобы задействовать ребенка в операции по наружному наблюдению, женщину можно было не подозревать, но оставался еще мужчина. Борн повернулся и пошел мимо машины, в которой тот находился. Он не оглядывался и не применял никаких специальных приемов, но при этом внимательно изучал все машины, мимо которых проходил.
Через десять минут он дошел до парка, сел на кованую железную скамью и стал наблюдать за голубями, то и дело взлетавшими в прозрачное голубое небо. Соседние скамейки были полупустыми. В парк вошел старик. В руке он держал коричневый пакет – такой же измятый, как его собственное лицо. Достав оттуда пригоршню хлебных крошек, он бросил их голубям. Птицы, казалось, специально дожидались его, поскольку несколько десятков их слетелись к его ногам, стали клевать крошки, расхаживать с важным видом, раздувая грудь и громко воркуя.
Борн откупорил бутылку спейсайда и вдохнул изысканный, сложный аромат напитка. В тот же миг перед его мысленным взором возникло мертвое лицо Алекса и лужица крови, растекшаяся по полу. Осторожно, почти трепетно, он отодвинул этот образ в сторону. Борн сделал маленький глоток из горлышка, смакуя его, позволяя аромату проникнуть в ноздри, чтобы тот вернул ему утраченные воспоминания, которые сейчас были нужны ему больше всего. В его сознании опять возник кабинет с окнами на Елисейские Поля. Он держал в руке хрустальный бокал, и, сделав еще один глоток из бутылки, там, в прошлом, он тоже поднес бокал к губам и отпил из него. В его ушах зазвучал сильный, почти оперный голос, и Борн заставил себя вернуться в тот парижский кабинет, в котором он находился неизвестно сколько лет назад.
И только теперь – впервые – он сумел рассмотреть бархатные шторы на окнах, картину пера Рауля Дюфи – красивая наездница на породистом скакуне в Булонском лесу, темно-зеленые стены, высокий потолок кремового цвета, на всем этом играют отблески ночных огней Парижа. «Ну, давай же, давай!» – подгонял он сам себя. Ковер с причудливым узором, два обитых кожей стула с высокими спинками, тяжелый полированный письменный стол из орехового дерева, выполненный в стиле Людовика XIV, за которым стоит высокий, красивый, улыбающийся мужчина с добрыми глазами, длинным галльским носом и раньше времени поседевшими волосами. Жак Робиннэ, министр культуры Французской Республики.
Вот оно, наконец-то! Где и как они познакомились, почему стали друзьями и даже соратниками по борьбе – все это по-прежнему оставалось для Борна загадкой, но теперь он, по крайней мере, знал, что у него на этом свете есть хотя бы один человек, которому он может довериться, к которому может обратиться за поддержкой.
Воспрянув духом, Борн поставил едва початую бутылку скотча под скамейку. То-то обрадуется клошар[5], который найдет ее первым! Незаметно для постороннего взгляда Борн оглядел окрестности. Старик уже ушел, и голуби тоже по большей части разлетелись. Остались только самые крупные самцы, которые расхаживали возле скамейки, выпятив грудь и издавая воинственные звуки, всем своим видом показывая, что они защищают принадлежащую им по праву территорию и оставшиеся хлебные крошки. На соседней скамейке самозабвенно целовалась влюбленная парочка. Мимо них прошли трое подростков, громко хохоча и отпуская в адрес целующихся колкие реплики. Все чувства Борна находились на пределе. Что-то было не так, но он никак не мог понять, что именно.
До встречи с Дероном оставалось совсем мало времени, но Борн не мог вот так просто встать и уйти, не определив источник подсознательной тревоги. Он снова принялся разглядывать посетителей парка. Никаких бородатых, никаких хромых. И все же… На скамейке, стоявшей по диагонали от него, сидел мужчина, опершись локтями на колени и сцепив пальцы рук. Он смотрел на мальчика, которому отец только что протянул вафельный рожок с мороженым. Внимание Борна привлекло то, что мужчина был одет в черную замшевую куртку и черные слаксы. Вот, правда, волосы у него были не седые, а черные, он был без бороды и скрестил ноги, чего обычно не делают хромые. Борн не сомневался, что, встань этот человек со скамейки, он не будет хромать.
Будучи умелым хамелеоном, мастером приспосабливаться и менять свою внешность, Борн знал, что лучший способ сбить с толку преследователей – изменить свою походку, особенно когда имеешь дело с профессиональными сыщиками. Любитель заметит лишь смену основных атрибутов: цвет волос, одежды. Но для тренированного профессионального глаза будет достаточно узнать походку объекта. Она, как и отпечатки пальцев, уникальна у каждого из людей.
Борн попытался восстановить в память образ незнакомца, которого он увидел в туалете ресторана. Может быть, на нем был парик и фальшивая борода? У Борна не было уверенности в этом. Единственное сходство между ними заключалось в том, что и на том, и на другом были черная замшевая куртка и черные слаксы. Со своей скамейки Борн не мог видеть лица мужчины, но и так было очевидно, что он – гораздо моложе, чем тот тип, которого Борн видел в ресторане.
Однако было в нем что-то еще. Вот только что? Борн несколько мгновений самым внимательным образом изучал профиль мужчины и только тут понял, в чем дело. Перед его внутренним взглядом возникли черты того самого человека, который набросился на него в пещере, расположенной в лесу неподалеку от поместья Алекса Конклина. Очертания ушной раковины, смуглый цвет лица, завитки волос…
Господь всемогущий, ведь это тот самый человек, который стрелял в него в университетском городке, который едва не убил его в пещере Манассаса! Как же ему удалось проследить Борна досюда? Ведь Борн обвел вокруг пальца целую армию агентов ЦРУ и мелкотравчатых шерифов, но, выходит, ни разу не заметил этого сталкера, постоянно висевшего у него «на хвосте». По телу Борна пробежал холодок. Что же это, в конце концов, за человек?
Он понимал, что существует только одна возможность узнать ответ на этот вопрос. Опыт подсказывал ему, что, когда имеешь дело с безупречным противником, самое лучшее средство – сделать то, чего он ожидает от тебя меньше всего. Борну еще никогда не случалось встречаться с врагом столь опасным, как этот. И сейчас он понимал, что оказался на некоей чуждой, запретной территории.
Он встал со скамьи, медленно пересек аллею и уселся рядом с мужчиной, азиатское происхождение которого уже не вызывало никаких сомнений. Незнакомец не проявил никакого интереса к его появлению. Казалось, он вообще не обратил на него внимания. Мужчина по-прежнему смотрел на мальчика. Мороженое подтаяло, и отец заботливо перевернул вафельный рожок в руке сына.
– Кто вы? – спросил Борн. – Почему вы хотите меня убить?
Мужчина, к которому был обращен вопрос, смотрел вдаль, будто не замечая присутствия Борна.
– Какая идиллическая картинка! – невпопад ответил он, и в голосе его прозвучала горечь. – Вот только знает ли ребенок, что отец может покинуть его в любой момент?
Звуки его голоса заставили Борна поежиться. Где он слышал эти интонации? Борну почудилось, будто его вытащили из мрака на ослепительный солнечный свет.
– Неважно, насколько сильно вам хочется меня убить, – сказал Борн. – Здесь, при людях, вы все равно не сможете со мной ничего сделать.
– Мальчику всего шесть лет. Он еще слишком мал, чтобы разбираться в жизни, чтобы понять, почему его бросил отец.
Борн непонимающе мотнул головой.
– Что заставляет вас так думать? С какой стати отец должен его бросить?
– Интересный вопрос, особенно когда он звучит из уст отца двоих детей. Джеми и Алиссон – их ведь так зовут?
Борн уставился на собеседника, испытав ощущение, как будто его пырнули ножом. Внутри его смешались ярость и страх, но на поверхность он позволил подняться только ярости.
– Я не стану вас спрашивать, каким образом вам удалось узнать так много обо мне, скажу лишь одно: решившись угрожать мне расправой с моей семьей, вы совершили смертельную ошибку.
– О, этого вы можете не опасаться, – просто ответил Хан. – У меня нет ровным счетом никаких планов относительно ваших детей. Мне просто стало любопытно, что почувствует Джеми, когда однажды вы исчезнете навсегда?
– Я никогда не брошу своего сына и сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуться домой целым и невредимым.
– Ваша горячность кажется мне странной, тем более что однажды вы уже бросили свою семью – Дао, Джошуа и Алиссу.
Выключив фонарь, Борн метнулся в ту сторону, откуда только что пришел, а затем, опустившись на колени, продел указательный палец в кольцо замеченного им люка и потянул его на себя. На него дохнуло влажным, затхлым воздухом. Позади раздавались голоса оравших друг на друга агентов, пытавшихся обрести равновесие после внезапной атаки.
Ни секунды не колеблясь, он опустил свое тело в открывшееся отверстие. Его ноги оказались на верхней ступеньке лестницы, круто уходящей вниз, и, закрыв крышку люка над головой, он начал спуск. Здесь тошнотворно воняло тараканами, и, включив фонарик, Борн увидел источник этого зловония: грубый цементный пол был усеян трупами этих отвратительных насекомых. Их тут были сотни, тысячи, десятки тысяч. Они устилали пол подобно опавшим осенним листьям. Оглядевшись вокруг, в завалах набросанных кругом пустых коробок, картонок и ящиков, Борн обнаружил фомку и, торопливо поднявшись по лестнице, просунул эту железяку сквозь нижнюю ручку дверцы люка. Она свободно болталась, и агентам наверняка не составит труда открыть ее, но хотя бы на некоторое время она их задержит. Сейчас Борну была нужна самая малость – лишь пара минут, чтобы, пройдя по коридору, усеянному тараканьими трупами, выбраться на улицу через черный ход, к которому в любой магазин обычно подвозят товары.
Сверху послышался грохот – агенты пытались открыть крышку люка. Он знал, что это не займет у них много времени, поскольку фомка от такой вибрации очень скоро выскочит из своего ненадежного гнезда. В этот момент судьба снова улыбнулась ему: он увидел двойные металлические створки дверей, выходящих на улицу, и взбежал по нескольким бетонным ступеням, ведущим к ним. Позади него раздался шум. Это открылась дверь люка и пропустила внутрь агентов ЦРУ. Борн выключил фонарь. Помещение окутал непроницаемый мрак.
Борн понимал, что оказался в ловушке. Открой он железные двери, помещение наполнится солнечным светом, сделав его беззащитной мишенью для двух вооруженных противников. Он не успеет сделать и двух шагов, как будет застрелен. Поэтому Борн развернулся и начал бесшумно спускаться по лестнице. Он слышал приглушенные переговоры агентов, ощущал их передвижения. Они обменивались между собой отрывистыми, короткими фразами, из чего Борн сделал вывод: это – закаленные, опытные профессионалы, настоящие знатоки своего дела.
Борн крался вдоль беспорядочно разбросанных ящиков, мешков и прочей дряни. Ему нужно было найти что-то особенное.
Вспыхнули два узких луча – агенты зажгли свои фонарики. Они находились в противоположных концах помещения.
– Что за черт! – воскликнул один из них.
– Да хрен с ним! – отозвался другой. – Сейчас важно другое: куда подевался этот чертов Борн?
С ничего не выражающими лицами, они походили на двух близнецов и были почти неразличимы. Они были одеты в стандартные костюмы, которые носят все сотрудники агентства, на их безликих физиономиях присутствовало столь же характерное для всех агентов ЦРУ выражение презрительного равнодушия. Однако у Борна имелся богатый опыт общения с людьми, работавшими на «контору». Он заранее знал ход их мыслей и, следовательно, мог предугадать, как поведут они себя в той или иной ситуации. Эти ребята работали в тесном тандеме. Для них не составит труда вычислить, где он укрылся. Они уже наверняка поделили подвал на квадраты, которые и будут прочесывать с методичностью роботов. Единственное, что он мог противопоставить этим скрупулезным и неотвратимым действиям, была внезапность.
Когда он появится в поле их зрения, они не станут мешкать. Борн не имел на этот счет никаких иллюзий, поэтому и выстраивал свои планы, исходя из реальности. Он скорчился в ящике, в котором в тот момент оказался, и стал вслепую шарить рукой в окружавшей его непроглядной темноте. Глаза невыносимо щипало от испарений хозяйственных жидкостей, пустые бутылки из-под которых валялись повсюду. В следующий момент его рука нащупала жестяную банку с краской, достаточно тяжелую, чтобы послужить его цели.
Борн слышал удары собственного сердца, возню крыс в ящиках, валяющихся вдоль противоположной стены. Других звуков не раздавалось. Агенты, методически прочесывая помещение, действовали абсолютно бесшумно. Борн ждал. Он был холоден и напряжен, находясь на боевом взводе, словно спусковой крючок пистолета, готового выстрелить в любой момент. Крыса, ставшая в этот момент его напарником, перестала скрестись. Это означало, что по крайней мере один из агентов подошел совсем близко.
В подвале воцарилась гробовая тишина. В следующий момент Борн услышал возле своего уха учащенное человеческое дыхание, свист рассекаемого воздуха, запах ткани костюма и, машинально поставив блок, предотвратил удар, нацеленный в его лицо. Пистолет, который агент держал в руке, отлетел в сторону. Его напарник в противоположном конце подвала крутанулся на месте. Левой рукой Борн схватил своего противника за рубашку и рванул к себе. Инстинктивно сопротивляясь, цэрэушник отпрянул назад, и, воспользовавшись этим, Борн придал ему еще более сильное ускорение, мощным толчком отправив его вперед – так, что мужчина с невероятной силой впечатался спиной, затылком и позвоночником в кирпичную стену. Крыса испуганно пискнула, агент, потеряв сознание, сполз на цементный пол, и глаза его закатились.
Второй агент сделал несколько шагов по направлению к Борну и, не желая вступать с ним врукопашную, направил ему в грудь дуло своего «глока». Не медля ни секунды, Борн швырнул в голову противника банку с краской. Когда тот от невыносимой боли схватился руками за лицо, Борн одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и рубанул врага ребром ладони по шее, отправив его в глубокий нокаут.
Через мгновение он открыл железную дверь и окунулся в прохладный воздух свободы, наслаждаясь голубым небом. Закрыв за собой металлические створки, Борн неторопливо пошел по улице и через некоторое время оказался на Розмонт-авеню. А потом – растворился в толпе.
* * *
Пройдя около полумили и убедившись в том, что за ним нет «хвоста», Борн вошел в придорожный ресторан. Усевшись за столик, он самым внимательным образом осмотрел всех посетителей, выискивая любую подозрительную мелочь: притворную беззаботность кого-либо из посетителей, чересчур пристальные взгляды. Нет, ничего этого не было. Немного успокоившись, Борн заказал сандвич, чашку кофе и, пока официантка отправилась выполнять заказ, прошел в дальнюю часть ресторана. Войдя в мужской туалет и убедившись в том, что он пуст, Борн зашел в одну из кабинок и сел на крышку унитаза. А после этого – вынул из кармана и открыл конверт, предназначенный для Алекса Конклина, который передал ему Файн.Внутри Борн обнаружил авиабилет первого класса до столицы Венгрии, Будапешта, выписанный на имя Конклина, и ключ от номера отеля под названием «Великий Дунай». В течение нескольких минут Борн размышлял над тем, что могло понадобиться Алексу в Будапеште и имеет ли эта поездка какое-нибудь отношение к его убийству.
Он вытащил из кармана сотовый телефон Конклина и набрал номер. Теперь, когда у Борна появилась хоть какая-то зацепка, он чувствовал себя гораздо увереннее. Дерон снял трубку после третьего звонка.
– Мир, любовь и понимание! – проговорил он.
Борн засмеялся.
– Это Джейсон, – сказал он. Никогда не возможно предугадать, как ответит Дерон на очередной телефонный звонок. Прирожденный артист, он только по иронии судьбы превратился в свое время в специалиста по подделке художественных произведений. Дерон зарабатывал себе на жизнь, создавая копии полотен старинных мастеров и выдавая их за оригиналы. Фальшивки получались у него настолько совершенными, что зачастую продавались с аукционов за огромные деньги и оказывались либо в музейных экспозициях, либо в тайной коллекции того или иного богатого охотника за шедеврами мировой классики, который потом с надутым видом демонстрировал их своим особенно близким друзьям.
Но, помимо изготовления фальшивых «шедевров», Дерон – в качестве хобби – занимался и подделкой всего остального, включая документы.
– Я слежу за новостями, связанными с вашей многоуважаемой персоной, и час от часу они становятся все более настораживающими, – проговорил Дерон со своим едва уловимым британским акцентом.
Борн ничего не ответил. Он встал на ободок унитаза и выглянул поверх двери туалетной кабинки. Его взгляду предстал седой бородатый мужчина, который, слегка прихрамывая, подошел к писсуару и стал мочиться. На нем была черная замшевая куртка и такого же цвета слаксы. В общем, человек как человек, ничего особенного. И все же, сам не понимая почему, Борн почувствовал себя в ловушке. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выскочить из кабинки и не кинуться сломя голову куда глаза глядят.
– Тебя что, за сраку прихватили? – осведомился Дерон. Борна всегда забавляло, когда уста этого высококультурного человека изрыгали самые грязные слова.
– Было дело, но я, слава богу, от них избавился.
Борн вышел из туалета и вернулся в общий зал. К этому времени сандвич уже принесли, но кофе успел остыть. Он жестом подозвал официантку и попросил налить горячего кофе. После того как девушка удалилась, он проговорил в трубку:
– Слушай, Дерон, у меня к тебе традиционная просьба: мне нужен паспорт и контактные линзы, причем все это хозяйство необходимо мне завтра.
– Какую выберешь национальность?
– На сей раз, пожалуй, останусь американцем.
– Понимаю ход твоей мысли: они ожидают от тебя всего, что угодно, только не этого, да?
– Ну, что-то вроде того. И вот еще: паспорт должен быть на имя Александра Конклина.
Дерон удивленно присвистнул.
– Ну и дела! Ты, я гляжу, пошел вразнос, Джейсон. Впрочем, дело твое. Дай мне два часа.
– На, бери.
На другом конце линии послышалось громкое хрюканье. У Дерона оно означало смех.
– Ладно, в фотоателье можешь не ходить – твоя рожа имеется у меня в любых ракурсах. Какую фотографию налепить в паспорт? – Услышав ответ Борна, он хрюкнул еще раз, теперь уже – удивленно. – Ты уверен? Ты же на этой фотографии лысый, как колено! Сам на себя не похож.
– Буду похож, когда загримируюсь, – ответил Борн. – У меня на хвосте – агентство.
– Значит, получишь пулю в жопу. Но это опять же твое дело. Где встретимся?
Борн назвал адрес.
– Договорились. Да, кстати, Джейсон, – из голоса Дерона исчезли шутливые нотки, он стал серьезным и даже мрачным. – Все это ужасно. Ты ведь видел их, да?
Борн уставился в свою тарелку. Зачем только он заказал этот сандвич! Ломтик помидора был похож на рваную рану.
– Да, я их видел.
Ах, если бы он мог повернуть время вспять и снова увидеть Алекса и Мо, но на сей раз – живыми и веселыми! Вот был бы фокус! Но прошлое оставалось прошлым, не желая меняться и отдаляясь все дальше с каждым уходящим часом.
– Да, брат, это тебе не Буч Кессиди…[4]
Борн не ответил.
– Я ведь тоже их знал, – вздохнул Дерон.
– Разумеется. Я сам вас знакомил, – ответил Борн и закрыл крышку мобильного.
Некоторое время Борн сидел за столиком и размышлял. Он испытывал какое-то смутное беспокойство. Когда он выходил из туалета, в его мозгу прозвучал сигнал тревоги, но, отвлекшись на разговор с Дероном, Борн не уделил ему должного внимания. Так что же это было? Медленно, скрупулезно он обследовал взглядом зал ресторана. И наконец понял, что его тревожило: ни за одним из столиков не было бородатого хромого мужчины. Конечно, существовала вероятность, что хромой уже поел и отправился восвояси, но, с другой стороны, его присутствие в мужском туалете не на шутку встревожило Борна, и одно это было немаловажно. Он привык прислушиваться к своему внутреннему голосу. Что-то в этом человеке было не так…
Кинув на столик купюру, Борн встал и подошел к витрине ресторана, выходившей на улицу. Две огромные стеклянные панели были разделены колонной, обшитой деревом. Встав за ней и используя ее в качестве прикрытия, Борн принялся изучать лежавшую по другую сторону улицу. Первым делом – пешеходов. Он выискивал тех, которые либо неестественно медленно идут, либо слоняются без дела, либо, встав на противоположной стороне улицы, делают вид, что читают газету, возможно, не спуская глаз с выхода из ресторана. Ничего подозрительного Борн не увидел, однако отметил про себя трех человек, сидевших в припаркованных у тротуара машинах: одну женщину и двоих мужчин. Правда, разглядеть их лица не представлялось возможным. Ну и конечно, оставались машины без водителей, стоявшие вдоль фасада ресторана.
Не колеблясь больше ни секунды, Борн вышел на улицу. Время близилось к полудню, и поток пешеходов на улице становился все плотнее. Для Борна это было как нельзя кстати. В течение следующих двадцати минут он самым внимательным образом осматривался, примечая расположенные в непосредственной близости от него двери, витрины, окна и крыши, приглядываясь к пешеходам и проезжающим автомобилям. Удостоверившись в том, что поблизости нет «людей в штатском» из агентства, Борн перешел на противоположную сторону улицы и вошел в винный магазин, где попросил бутылку спейсайд – особого сорта виски специальной выдержки, который выдерживается в бочонках из вишневого дерева. Это был любимый напиток Конклина. Пока продавец ходил за виски, Борн снова стал осматривать улицу сквозь большое окно. Ничего подозрительного: все машины, припаркованные по эту сторону улицы, пусты. Подъехал и остановился еще один автомобиль. Из него вышел мужчина и вошел в аптеку. У него не было бороды, и он не хромал.
До встречи с Дероном оставалось еще два часа, и Борн хотел использовать это время с пользой. Воспоминания о Париже, о таинственном голосе, о полузабытом лице, вытесненные из его сознания событиями последних минут, возвратились. Панов говорил, что память может вернуться, будучи стимулирована каким-то случайным словом, запахом. Поэтому, для того чтобы подхлестнуть свои воспоминания, ему было необходимо вдохнуть аромат того самого скотча. А вдруг это поможет ему вспомнить, кем был тот человек в парижском кабинете и почему воспоминания о нем всплыли в мозгу именно сейчас? Является ли причиной тому запах изысканного скотча или – события последних часов?
Борн оплатил покупку кредитной карточкой, полагая, что, используя ее в винном магазине, не ставит себя под угрозу, и через несколько секунд уже выходил на улицу с пакетом в руках. Он прошел мимо машины, в которой сидела женщина с ребенком. Малыш сидел рядом с мамой, в специальном детском креслице, установленном на переднем пассажирском сиденье. Поскольку агентство никогда не пошло бы на то, чтобы задействовать ребенка в операции по наружному наблюдению, женщину можно было не подозревать, но оставался еще мужчина. Борн повернулся и пошел мимо машины, в которой тот находился. Он не оглядывался и не применял никаких специальных приемов, но при этом внимательно изучал все машины, мимо которых проходил.
Через десять минут он дошел до парка, сел на кованую железную скамью и стал наблюдать за голубями, то и дело взлетавшими в прозрачное голубое небо. Соседние скамейки были полупустыми. В парк вошел старик. В руке он держал коричневый пакет – такой же измятый, как его собственное лицо. Достав оттуда пригоршню хлебных крошек, он бросил их голубям. Птицы, казалось, специально дожидались его, поскольку несколько десятков их слетелись к его ногам, стали клевать крошки, расхаживать с важным видом, раздувая грудь и громко воркуя.
Борн откупорил бутылку спейсайда и вдохнул изысканный, сложный аромат напитка. В тот же миг перед его мысленным взором возникло мертвое лицо Алекса и лужица крови, растекшаяся по полу. Осторожно, почти трепетно, он отодвинул этот образ в сторону. Борн сделал маленький глоток из горлышка, смакуя его, позволяя аромату проникнуть в ноздри, чтобы тот вернул ему утраченные воспоминания, которые сейчас были нужны ему больше всего. В его сознании опять возник кабинет с окнами на Елисейские Поля. Он держал в руке хрустальный бокал, и, сделав еще один глоток из бутылки, там, в прошлом, он тоже поднес бокал к губам и отпил из него. В его ушах зазвучал сильный, почти оперный голос, и Борн заставил себя вернуться в тот парижский кабинет, в котором он находился неизвестно сколько лет назад.
И только теперь – впервые – он сумел рассмотреть бархатные шторы на окнах, картину пера Рауля Дюфи – красивая наездница на породистом скакуне в Булонском лесу, темно-зеленые стены, высокий потолок кремового цвета, на всем этом играют отблески ночных огней Парижа. «Ну, давай же, давай!» – подгонял он сам себя. Ковер с причудливым узором, два обитых кожей стула с высокими спинками, тяжелый полированный письменный стол из орехового дерева, выполненный в стиле Людовика XIV, за которым стоит высокий, красивый, улыбающийся мужчина с добрыми глазами, длинным галльским носом и раньше времени поседевшими волосами. Жак Робиннэ, министр культуры Французской Республики.
Вот оно, наконец-то! Где и как они познакомились, почему стали друзьями и даже соратниками по борьбе – все это по-прежнему оставалось для Борна загадкой, но теперь он, по крайней мере, знал, что у него на этом свете есть хотя бы один человек, которому он может довериться, к которому может обратиться за поддержкой.
Воспрянув духом, Борн поставил едва початую бутылку скотча под скамейку. То-то обрадуется клошар[5], который найдет ее первым! Незаметно для постороннего взгляда Борн оглядел окрестности. Старик уже ушел, и голуби тоже по большей части разлетелись. Остались только самые крупные самцы, которые расхаживали возле скамейки, выпятив грудь и издавая воинственные звуки, всем своим видом показывая, что они защищают принадлежащую им по праву территорию и оставшиеся хлебные крошки. На соседней скамейке самозабвенно целовалась влюбленная парочка. Мимо них прошли трое подростков, громко хохоча и отпуская в адрес целующихся колкие реплики. Все чувства Борна находились на пределе. Что-то было не так, но он никак не мог понять, что именно.
До встречи с Дероном оставалось совсем мало времени, но Борн не мог вот так просто встать и уйти, не определив источник подсознательной тревоги. Он снова принялся разглядывать посетителей парка. Никаких бородатых, никаких хромых. И все же… На скамейке, стоявшей по диагонали от него, сидел мужчина, опершись локтями на колени и сцепив пальцы рук. Он смотрел на мальчика, которому отец только что протянул вафельный рожок с мороженым. Внимание Борна привлекло то, что мужчина был одет в черную замшевую куртку и черные слаксы. Вот, правда, волосы у него были не седые, а черные, он был без бороды и скрестил ноги, чего обычно не делают хромые. Борн не сомневался, что, встань этот человек со скамейки, он не будет хромать.
Будучи умелым хамелеоном, мастером приспосабливаться и менять свою внешность, Борн знал, что лучший способ сбить с толку преследователей – изменить свою походку, особенно когда имеешь дело с профессиональными сыщиками. Любитель заметит лишь смену основных атрибутов: цвет волос, одежды. Но для тренированного профессионального глаза будет достаточно узнать походку объекта. Она, как и отпечатки пальцев, уникальна у каждого из людей.
Борн попытался восстановить в память образ незнакомца, которого он увидел в туалете ресторана. Может быть, на нем был парик и фальшивая борода? У Борна не было уверенности в этом. Единственное сходство между ними заключалось в том, что и на том, и на другом были черная замшевая куртка и черные слаксы. Со своей скамейки Борн не мог видеть лица мужчины, но и так было очевидно, что он – гораздо моложе, чем тот тип, которого Борн видел в ресторане.
Однако было в нем что-то еще. Вот только что? Борн несколько мгновений самым внимательным образом изучал профиль мужчины и только тут понял, в чем дело. Перед его внутренним взглядом возникли черты того самого человека, который набросился на него в пещере, расположенной в лесу неподалеку от поместья Алекса Конклина. Очертания ушной раковины, смуглый цвет лица, завитки волос…
Господь всемогущий, ведь это тот самый человек, который стрелял в него в университетском городке, который едва не убил его в пещере Манассаса! Как же ему удалось проследить Борна досюда? Ведь Борн обвел вокруг пальца целую армию агентов ЦРУ и мелкотравчатых шерифов, но, выходит, ни разу не заметил этого сталкера, постоянно висевшего у него «на хвосте». По телу Борна пробежал холодок. Что же это, в конце концов, за человек?
Он понимал, что существует только одна возможность узнать ответ на этот вопрос. Опыт подсказывал ему, что, когда имеешь дело с безупречным противником, самое лучшее средство – сделать то, чего он ожидает от тебя меньше всего. Борну еще никогда не случалось встречаться с врагом столь опасным, как этот. И сейчас он понимал, что оказался на некоей чуждой, запретной территории.
Он встал со скамьи, медленно пересек аллею и уселся рядом с мужчиной, азиатское происхождение которого уже не вызывало никаких сомнений. Незнакомец не проявил никакого интереса к его появлению. Казалось, он вообще не обратил на него внимания. Мужчина по-прежнему смотрел на мальчика. Мороженое подтаяло, и отец заботливо перевернул вафельный рожок в руке сына.
– Кто вы? – спросил Борн. – Почему вы хотите меня убить?
Мужчина, к которому был обращен вопрос, смотрел вдаль, будто не замечая присутствия Борна.
– Какая идиллическая картинка! – невпопад ответил он, и в голосе его прозвучала горечь. – Вот только знает ли ребенок, что отец может покинуть его в любой момент?
Звуки его голоса заставили Борна поежиться. Где он слышал эти интонации? Борну почудилось, будто его вытащили из мрака на ослепительный солнечный свет.
– Неважно, насколько сильно вам хочется меня убить, – сказал Борн. – Здесь, при людях, вы все равно не сможете со мной ничего сделать.
– Мальчику всего шесть лет. Он еще слишком мал, чтобы разбираться в жизни, чтобы понять, почему его бросил отец.
Борн непонимающе мотнул головой.
– Что заставляет вас так думать? С какой стати отец должен его бросить?
– Интересный вопрос, особенно когда он звучит из уст отца двоих детей. Джеми и Алиссон – их ведь так зовут?
Борн уставился на собеседника, испытав ощущение, как будто его пырнули ножом. Внутри его смешались ярость и страх, но на поверхность он позволил подняться только ярости.
– Я не стану вас спрашивать, каким образом вам удалось узнать так много обо мне, скажу лишь одно: решившись угрожать мне расправой с моей семьей, вы совершили смертельную ошибку.
– О, этого вы можете не опасаться, – просто ответил Хан. – У меня нет ровным счетом никаких планов относительно ваших детей. Мне просто стало любопытно, что почувствует Джеми, когда однажды вы исчезнете навсегда?
– Я никогда не брошу своего сына и сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуться домой целым и невредимым.
– Ваша горячность кажется мне странной, тем более что однажды вы уже бросили свою семью – Дао, Джошуа и Алиссу.