– Я знаю, вы спешите по делам, ваша светлость, так что я тоже буду краткой, – начала она. – Я отказала вашему сыну три дня назад, а все это появилось здесь уже после. Йен пытается извиниться и добиться, чтобы я переменила решение.
– Что и последует, когда стоимость подарков станет достаточно большой.
– Нет, ваша светлость, свое решение я менять не намерена, – мягко сказала Фиона. – Все это будет возвращено дарителю уже к полудню.
– Во всем королевстве нет другого мужчины, который дал бы вам больше.
– Иногда вещи ничего не значат, ваша светлость. Деньги и положение в обществе, хорошенькие безделушки ничто без уважения. Я не хочу провести остаток своих дней в качестве необходимого, но не очень ценимого украшения в доме богатого мужчины. Мне такая жизнь представляется очень печальной, пустой и одинокой.
– Как и жизнь старой девы, – надменно возразила герцогиня.
Фиона пожала плечами:
– Старой деве не приходится по крайней мере проводить время рядом с кем-то, кто растоптал ее надежды и мечты, кому неинтересны ее мысли и мнения. Она может позволить себе быть кем-то больше, чем просто женой, больше, чем существом, заменяемым так же легко и быстро, как вакантное место в штате прислуги.
Герцогиня медленно выгнула белесую бровь.
– Молодые женщины в настоящее время слишком многого ждут от брака.
– Вероятно, они понимают, что сами по себе представляют ценность и что быть счастливыми не менее важно, чем быть замужними.
Герцогиня издала какой-то непонятный звук.
– А что будет с миром, если женщины станут предпочитать счастье замужеству?
Фиона улыбнулась:
– Мужчинам или придется намного больше платить домоправительницам, или они задумаются, как сделаться приемлемыми мужьями, после чего решат, хотят ли они приложить усилия, чтобы стать ими, или предпочтут жить в одиночестве.
Уголок рта герцогини чуть искривился.
– Забавная точка зрения.
– Если быть до конца честной, ваша светлость, – продолжила развивать свою мысль Фиона, – меня совершенно не занимает преобразование всего мира. Большинство людей вполне довольны тем, что принимают вещи такими, какие они есть. Просто для себя я хочу больше, чем роль послушной супруги, тогда как ваш сын воспитан традиционно. Его жизнь будет протекать гораздо спокойнее, если он женится на женщине, придерживающейся такого же образа мыслей, как и у него.
Герцогиня внимательно слушала, кивая, затем ровным голосом произнесла:
– Да, тут, пожалуй, вы правы.
Ах, если бы эта женщина не согласилась, сказала, что ее сын был бы счастлив, женившись на ней! Фиона незаметно вздохнула.
– Есть еще что-нибудь, что нам следовало бы обсудить, ваша светлость? – Подойдя к креслу, Фиона взяла лежащие на нем пачки денег.
– Думаю, это все.
Фиона подала деньги герцогине и наклонила голову в знак окончания разговора.
– Тогда прощайте, ваша светлость. Рада, что мы повидались.
– Прощайте. – Герцогиня повернулась и выплыла из комнаты так же величественно, как и вошла.
Фиона долго смотрела ей вслед, и на сердце у нее становилось все тяжелее. Эта женщина вовсе не была чудовищем, каким все ее считали. Да, она замкнута, холодна, чопорна, но если учесть тот мир, в котором она жила, сначала молодой женщиной, потом женой и матерью… Лед – это не всегда плохо, но как печально, что для матери Йена весна так и не наступила. Может быть, если бы им довелось какое-то время пройти по жизни вместе…
Фиона сделала глубокий вдох и выпрямилась. Нет смысла желать и надеяться, если надеждам не суждено осуществиться. К тому же предрассудки общества глубоко пронизывают жизнь, и со временем, несмотря на все ее усилия, она оказалась бы в плену у этих предрассудков и не смогла бы им противостоять. Выйдя замуж за Йена, она стала бы такой же одинокой, пустой и злобно-бессильной, как его мать, а Йен, погруженный в свои занятия, даже не заметил бы, что в ее крошечном мирке всегда царит зима. Смахнув слезы, Фиона вышла из гостиной, решив, что настала пора упаковывать присланные Йеном вещи и отсылать их обратно.
Голова Йена раскалывалась на части, и он поморщился. Определенно ему была нужна еще выпивка, но вот откуда ее взять?
– Гм…
Черт, он, кажется, не один. Кто-то явно считал, что он в состоянии открыть глаза и что-то сказать. Как гнусно с его стороны! Но возможно, это Гарри, а у Гарри может найтись бутылка виски.
Йен с трудом приоткрыл глаза, если бы не мешали ресницы… Нет, даже сквозь ресницы это был потолок его спальни, а когда шум в голове приутих, он почувствовал запах штукатурки. Значит, точно его спальня.
– Гм…
Ну что за назойливость! Впрочем, может быть, ему удастся собраться с силами, повернуть голову и взглянуть, нет ли где виски. Бог знает почему, Гарри никогда не покупает виски.
Йен просунул язык между зубами и верхней губой. Это было трудно: казалось, кто-то связал маленькие свитеры для каждого из его зубов.
– Йен!
На этот раз его глаза окончательно открылись.
Солнечный свет заливал комнату, терзая те продолжающие работать клетки мозга, которые еще оставались в его голове. Прикрыв лицо рукой, он застонал.
И тут он услышал вздох матери – тяжелый, страдальчески-раздраженный вздох.
– Где Гарри? – спросил Йен, отчаянно надеясь, что близится избавление.
– Я приказала ему убираться. Представления не имею, куда он отправился.
Этого только не хватало!
– Тогда почему вы здесь?
– Чтобы убедиться, что ты жив и тебе очень плохо.
– Так и есть. Теперь вы можете уехать.
– Нет. Я не уеду, пока не выскажу свое мнение относительно положения дел.
Боже! Однажды, появившись у ворот ада, он непременно обнаружит, что и там командует его мать.
– Начинайте. Делайте свое дело.
– Йен, прежде чем я начну, мне нужно, чтобы ты хотя бы немного протрезвел. – Герцогиня встала, и ее юбки захрустели, как будто это было нашествие саранчи. – Камердинер готовит для тебя ванну и воду для бритья. Скоро подадут хлеб с сыром и черный кофе. Когда ты примешь подобающий вид и сможешь дойти до гостиной, не рискуя сломать себе шею, я буду ждать тебя там.
Саранча захрустела по направлению к двери, потом этот хруст постепенно стих. Может быть, если он не встанет, она устанет ждать и уедет? Скорее всего нет. Возможно, она снова придет в комнату и побьет его чем-нибудь. Йен икнул.
– Коннорз! – слабым голосом позвал он.
– Я здесь, ваша светлость.
Слава Богу! Если бы ему пришлось говорить громче, у него лопнули бы мозги.
– Перережьте мне горло.
– Ванна готова, ваша светлость. Вам помочь дойти?
– Нет.
Хотя, наверное, помощь бы ему не помешала.
Йен сполз с кровати, его ноги подгибались, а чтобы обрести равновесие, он схватился за столбик кровати у изголовья. Теперь надо дождаться, когда все вокруг перестанет бешено вращаться. Может быть, попросить Коннорза довести его до ванной и помочь раздеться? Нет, лучше он дойдет сам, сам заберется в ванну или умрет, пытаясь сделать это. Последнее очень вероятно, решил Йен, отпуская столбик, и сделал первый неверный шаг…
Должно быть, так подействовала горячая вода. Или время. Или еда. Вероятнее всего вернуться в реальный мир ему помог крепкий черный кофе, и теперь уже он был способен видеть очертания этого странного мира. Мир оказался не слишком привлекательным, но Йен полагал, что там, где он только что побывал, еще хуже.
– Коннорз!
– Да, ваша светлость?
– Как долго я пребываю в таком состоянии?
– Три дня.
Три? Господи! Он ничего не помнит, кроме того, что сперва появился Гарри и предложил пойти по клубам. Желудок Йена сжался.
– Я не приводил сюда каких-нибудь женщин?
– Вы – нет, ваша светлость.
Он – нет. В каком-то смысле хорошая новость, но не совсем то, что хотелось бы услышать.
– Кто-то другой приводил женщин?
– Лорд Беттлз… Он развлекался, пока вы были плохи.
Опять этот Гарри! Что, впрочем, неудивительно.
– И насколько я был плох?
– Очень плохи, ваша светлость. Миссис Питтман даже посылала прошлой ночью за доктором Мерсером, боялась, что вы можете умереть.
Йен кивнул. Даже отдать концы здесь невозможно без того, чтобы весь мир не пришел в движение.
– Доктор Мерсер велел убрать оставшееся виски, чтобы вы не могли добраться до него, – доложил Коннорз.
– Чтобы вернуть меня на стезю добродетели, так?
– Да, ваша светлость.
Было бы хорошо, если бы кто-нибудь позаботился оттащить его к краю этой стези и оставил там протрезвляться, а не бросил посередине, где его могла переехать любая повозка. Господи, он даже не знает, где ему пришлось побывать. Последний раз ему было так плохо после истории с леди Балтрип: прошло немало времени, прежде чем Йен снова смог сесть на лошадь.
– Ох!
И в самом деле «ох»! Мысль, пришедшая ему в голову, была чрезвычайно неприятной.
– Мисс Шарлотта. Она знает о…
– О дебоше?
Йен постарался, чтобы его стон был не очень громким.
– Все было настолько плохо?
– Только на этом этаже, ваша светлость. Роуан поставил по человеку на каждую из лестниц, чтобы удержать лорда Беттлза и его компанию от попыток просветить мисс Шарлотту.
– Это большое облегчение.
– Однако мисс Шарлотта знает о том, что леди Фиона отклонила ваше предложение: она обсуждала с вашим солиситором возможность поселиться где-нибудь еще.
Фиона!
Грудь Йена сжало, словно тисками. Черт! Он собирался сам рассказать Шарлотте, объяснить… Теперь ему предстоит заново налаживать с ней отношения.
– Что мне нужно знать, прежде чем я предстану перед этим драконом в гостиной?
– Леди Фиона возвратила все ваши подарки.
– Какие подарки?
– Я не рассматривал их, ваша светлость.
– Опиши хотя бы в общем.
– Цветы, конфеты, ювелирные изделия, духи – все как обычно, ваша светлость.
Цветы? Йен смутно помнил, как прижимал розы к груди и говорил о маленьких нежных феях со стальным характером и их кроватках в глухих лесах. В памяти всплывали также обрывки коротких сцен, которые его воспаленный мозг пытался связать одну с другой.
– А как насчет нарядов?
– Я не видел там больших коробок, ваша светлость.
Это ничего не значило. Насколько Йен помнил, маленькое белое облако пеньюара вполне могло уместиться в чайной жестянке среднего размера. Она бы потрясающе выглядела в нем, пусть недолго, пока он не сорвал бы его и…
– Вы не могли бы сказать, открывала ли она коробки?
Коннорз поставил стаканчик с мыльной пеной сбоку от ванны и аккуратно положил бритву.
– Похоже, коробки вернулись нетронугыми, ваша светлость.
Пытаясь понять, хорошо это или плохо, Йен потянулся к стакану и кисточке. Намыливая подбородок, заросший трехдневной щетиной, он вдруг задумался.
Если Фиона открывала коробки, видела, что в них находится, и вернула их, то, возможно, ничего из присланного не пришлось ей по вкусу и ему просто надо найти что-то, что ей понравится? С другой стороны, если она даже не полюбопытствовала узнать, что он послал ей…
Йен отложил кисточку, размышляя, смогла бы она застрелить его, если бы он попытался встретиться с ней и лично принести извинения…
Выйдя из ванной, Йен огляделся. Кто-то превратил его гостиную в магазин подарков, накупленных отчаявшимся влюбленным: прямо перед собой Йен увидел длинный ряд цветочных композиций на буфете, а на полу перед буфетом – стопки коробок в веселеньких обертках. Боже милосердный, и он послал это все Фионе! Она, должно быть, подумала, что он сошел с ума.
– Ты все еще ужасно выглядишь…
– Спасибо, мама. – Йен опустился в кресло напротив дивана. – Вы, как всегда, умеете поднять мне настроение.
Герцогиня поставила чашку на блюдце.
– Последние три дня ты напивался до бесчувствия…
– Так было нужно.
Она недолго размышляла над его словами.
– Йен, мне бы хотелось получить серьезный и правдивый ответ.
– Это было бы проще всего и безболезненнее всего.
– В сравнении с чем?
Йен вздохнул и закрыл лицо рукой.
– Я перейду сразу к сути, мама, чтобы доставить вам удовольствие. – Он отвел руку и бестрепетно встретил ее взгляд. – Фиона вернула мое кольцо. Мы не женимся. Можете выбрать мне в жены любую женщину, которая в ваших глазах достойна стать следующей герцогиней, и сообщите, когда и куда мне прибыть, чтобы обвенчаться.
– Я уже сделала свой выбор.
– Ну, вы определенно не теряли времени, – раздраженно прокомментировал Йен, следя, как мать отодвигает чашку. – Я ее знаю?
– Я выбрала леди Фиону.
Господи, этого только не хватало!
Йен стиснул зубы. Нет уж, несмотря на искушение, лучше ему в другой раз не пить столько.
– Я была у нее сегодня утром. – Герцогиня положила руки на колени. – И я сделала все возможное, чтобы положить конец вашим отношениям. У нас состоялся короткий, но интересный разговор, в конце которого я пришла к выводу, что у твоей невесты много подкупающих качеств. Не последние из них – здоровое чувство достоинства и изрядная доля здравого смысла.
– Боюсь, мама, – протянул Йен, – ваше одобрение немного опоздало. Удивительно, почему все, чего так ждал, случается именно в самый неподходящий момент.
– Леди Фиона не по годам мудрая женщина. – Герцогиня словно не слышала слов сына. – Хотелось бы мне в молодые годы иметь подругу такую же умную и с таким же чувством собственного достоинства. Меня не оставляет мысль, что тогда моя жизнь могла бы сложиться по-другому и я стала бы совсем другим человеком.
Йен невольно задумался над услышанным. Ну да, кто-то в течение жизни делал ошибки, только не вдовствующая герцогиня Дансфорд. Или его мозг уже совершенно перестал работать, или что-то стряслось с его матерью.
– Вы правда сожалеете о прошлом? – осторожно спросил он.
– Правда, Йен.
– И о чем же?
– Сейчас я бы не вышла замуж за твоего отца, не оговорив очень четко, как, по моим представлениям, он должен со мной обращаться.
Ага, значит, дело не в платьях и туфлях…
– Отец никогда не казался мне жестоким человеком, – медленно произнес Йен. – Впрочем, возможно, в интимной жизни он был чудовищем?
– Нет, он был просто равнодушным и в домашней обстановке, и на людях, а я всего лишь служила удобным оформлением его жизни. Если бы я умерла или оставила его, он быстро нашел бы мне замену, и сделал бы это с такой же легкостью, с какой менял прислугу.
Йен покачал головой.
– Это могла бы сказать Фиона.
– Разумеется. Она это и сказала, – не без сарказма заметила герцогиня. – Это произошло сегодня утром, когда мы обсуждали, что является главным при вступлении в брак.
– Выходит, я не подошел ей? – Возбуждение Йена сразу угасло.
– О твоих недостатках не было сказано ни слова. Мы обсуждали природу брака в целом и то, что можно определить как разумные ожидания женщины. Слушая Фиону, я поняла, что не могу винить ее за желание быть счастливой, как не могу желать ей такой же пустой жизни, которую в замужестве ведут множество женщин моего круга.
– И Фиона думает, что наш с ней брак оказался бы таким же? – ошеломленно спросил он.
– Да. Припомни, что ты сделал, отчего леди Фиона разорвала помолвку?
И тут память услужливо подсунула Йену картину их с Фионой отношений во всей ужасающей ясности.
– Пожалуй, я сказал ей то, чего не должен был говорить.
– Так поступают все мужчины. Женщины знают это и мирятся с тем, что мужчины зачастую не способны одинаково хорошо работать мозгами и говорить в одно и то же время. Вот почему мы обычно слушаем вполуха. Наша готовность быть наполовину глухими позволяет мужчинам жить дольше.
– Я не знал этого.
– Теперь знаешь. – Герцогиня взяла в руки чайную чашку. – А вот что такого ты сказал, чего Фиона не только не смогла проигнорировать, но также и простить?
– Ну, назвал ее легкомысленной и безрассудной, а еще отчитал за то, что она не подчиняется приказам. Сказал, что она слишком самоуверенна, думая, что…
И тут Йен все понял.
– Еще я продемонстрировал непростительное безразличие к ее уму и способностям, – тихо признался он. – Я обращался с ней так, как если бы она была прелестным украшением, и ничем другим.
– А как ты поступил, решив извиниться перед ней за свое оскорбительное поведение?
– Послал ей это… – Йен сделал широкий жест рукой в сторону заставленного буфета.
– Украшения?
– Верно. – Мозг Йена, хотя и с трудом, продолжал постигать всю глубину его глупости. – Черт!
– Вот именно: черт. Точнее, спиртные напитки в сочетании с низменными инстинктами Гарри.
– К сожалению, – Йен бессильно закрыл глаза, – это становится ясно только после протрезвления.
– Не хочешь ли выслушать материнский совет?
Йен пожал плечами. Как будто существует что-то, что может спасти положение!
– Разве мое согласие или несогласие что-то меняет?
Герцогиня усмехнулась, а затем громко рассмеялась. Йен даже вздрогнул от неожиданности. Его мать смеется? От удивления он широко открыл глаза, пытаясь вспомнить, слышал ли он вообще когда-нибудь, чтобы она смеялась.
– Я не могу сразу начать новую жизнь, – настроение герцогини резко изменилось, – но зато могу дать хороший совет. Тебе нужно отправиться в дом Райлендов, самым искренним образом извиниться перед леди Фионой и умолять ее, лучше всего на коленях, чтобы она дала тебе еще один шанс.
– Это будет уже третий. – В голове Йена промелькнуло видение Фионы, стреляющей в него.
– Третий?
– Второй шанс был дан мне после катастрофы с леди Балтрип.
– Ах да, я и забыла…
– Сомневаюсь, что Фиона снова даст мне шанс.
Герцогиня надолго задумалась, потом решительно вскинула голову:
– Леди Фиона – единственная женщина, которая способна искренне простить тебя за повторную глупость и позволить начать все сначала.
Вот как? Тогда Фиона, вероятно, единственная женщина на земле с таким большим, любящим и сострадательным сердцем. Вопрос лишь в том, захочет ли она простить его снова.
– Но, – герцогиня назидательно подняла палец, – все это возможно только при условии, что только ее ты видишь в роли своей герцогини. Если тебе подойдет любая женщина, забудь про мой совет.
– Забыть? Ну уж нет! Никакая другая женщина не способна заменить Фиону.
– Правда, и почему же?
Боже, как Йен ненавидел подобные вопросы! Разве возможно несколькими обычными словами выразить то, что по размерам и сложности сравнимо с целой вселенной…
– Фиона для меня все, – произнес он запинаясь. – Она заставляет меня думать, делает меня гордым и счастливым тысячу раз на день сотнями тысяч разных способов. Я не могу себе представить жизни без нее. – Он замолчал, а потом, после паузы, добавил: – На самом деле я пытался представить себе жизнь без Фионы – она достаточно ужасна, чтобы сразу захотел напиться до смерти.
Герцогиня задумчиво посмотрела куда-то вдаль.
– Так ты любишь ее?
Йен обреченно вздохнул:
– Конечно, люблю, мама, разве я уже не говорил этого?
Герцогиня медленно перевела взгляд на сына:
– Нет, не говорил.
– Ну, иносказательно, другими словами…
– Есть случаи, сынок, когда чем точнее слова, тем убедительнее они звучат.
Поставив чашку на стол, герцогиня протянула руку, и Йен поднялся, хотя и не столь проворно, как мог бы, если бы не провел последние три дня в почти бессознательном состоянии. Качнувшись, он шагнул к матери, чтобы помочь ей встать.
Пройдя к двери, герцогиня обернулась.
– Желаю тебе удачи, – мягко сказала она. – Сообщи, чем все закончится.
Ладно, так и быть, он попытается. По крайней мере, он явится к Фионе и скажет ей, что…
– Йен!
– Да, мама?
– Я понимаю, что тебе хочется сразу же броситься к мисс Тернбридж и уверить ее в своей неумирающей любви и преданности, но я советую тебе немного выждать, по крайней мере до тех пор, пока не выветрятся винные пары. Твое дыхание оскорбляет…
Йен вздохнул. Некоторые вещи, как видно, никогда не изменятся.
– Спасибо, мама.
– Всегда рада оказаться полезной.
Глава 17
– Что и последует, когда стоимость подарков станет достаточно большой.
– Нет, ваша светлость, свое решение я менять не намерена, – мягко сказала Фиона. – Все это будет возвращено дарителю уже к полудню.
– Во всем королевстве нет другого мужчины, который дал бы вам больше.
– Иногда вещи ничего не значат, ваша светлость. Деньги и положение в обществе, хорошенькие безделушки ничто без уважения. Я не хочу провести остаток своих дней в качестве необходимого, но не очень ценимого украшения в доме богатого мужчины. Мне такая жизнь представляется очень печальной, пустой и одинокой.
– Как и жизнь старой девы, – надменно возразила герцогиня.
Фиона пожала плечами:
– Старой деве не приходится по крайней мере проводить время рядом с кем-то, кто растоптал ее надежды и мечты, кому неинтересны ее мысли и мнения. Она может позволить себе быть кем-то больше, чем просто женой, больше, чем существом, заменяемым так же легко и быстро, как вакантное место в штате прислуги.
Герцогиня медленно выгнула белесую бровь.
– Молодые женщины в настоящее время слишком многого ждут от брака.
– Вероятно, они понимают, что сами по себе представляют ценность и что быть счастливыми не менее важно, чем быть замужними.
Герцогиня издала какой-то непонятный звук.
– А что будет с миром, если женщины станут предпочитать счастье замужеству?
Фиона улыбнулась:
– Мужчинам или придется намного больше платить домоправительницам, или они задумаются, как сделаться приемлемыми мужьями, после чего решат, хотят ли они приложить усилия, чтобы стать ими, или предпочтут жить в одиночестве.
Уголок рта герцогини чуть искривился.
– Забавная точка зрения.
– Если быть до конца честной, ваша светлость, – продолжила развивать свою мысль Фиона, – меня совершенно не занимает преобразование всего мира. Большинство людей вполне довольны тем, что принимают вещи такими, какие они есть. Просто для себя я хочу больше, чем роль послушной супруги, тогда как ваш сын воспитан традиционно. Его жизнь будет протекать гораздо спокойнее, если он женится на женщине, придерживающейся такого же образа мыслей, как и у него.
Герцогиня внимательно слушала, кивая, затем ровным голосом произнесла:
– Да, тут, пожалуй, вы правы.
Ах, если бы эта женщина не согласилась, сказала, что ее сын был бы счастлив, женившись на ней! Фиона незаметно вздохнула.
– Есть еще что-нибудь, что нам следовало бы обсудить, ваша светлость? – Подойдя к креслу, Фиона взяла лежащие на нем пачки денег.
– Думаю, это все.
Фиона подала деньги герцогине и наклонила голову в знак окончания разговора.
– Тогда прощайте, ваша светлость. Рада, что мы повидались.
– Прощайте. – Герцогиня повернулась и выплыла из комнаты так же величественно, как и вошла.
Фиона долго смотрела ей вслед, и на сердце у нее становилось все тяжелее. Эта женщина вовсе не была чудовищем, каким все ее считали. Да, она замкнута, холодна, чопорна, но если учесть тот мир, в котором она жила, сначала молодой женщиной, потом женой и матерью… Лед – это не всегда плохо, но как печально, что для матери Йена весна так и не наступила. Может быть, если бы им довелось какое-то время пройти по жизни вместе…
Фиона сделала глубокий вдох и выпрямилась. Нет смысла желать и надеяться, если надеждам не суждено осуществиться. К тому же предрассудки общества глубоко пронизывают жизнь, и со временем, несмотря на все ее усилия, она оказалась бы в плену у этих предрассудков и не смогла бы им противостоять. Выйдя замуж за Йена, она стала бы такой же одинокой, пустой и злобно-бессильной, как его мать, а Йен, погруженный в свои занятия, даже не заметил бы, что в ее крошечном мирке всегда царит зима. Смахнув слезы, Фиона вышла из гостиной, решив, что настала пора упаковывать присланные Йеном вещи и отсылать их обратно.
Голова Йена раскалывалась на части, и он поморщился. Определенно ему была нужна еще выпивка, но вот откуда ее взять?
– Гм…
Черт, он, кажется, не один. Кто-то явно считал, что он в состоянии открыть глаза и что-то сказать. Как гнусно с его стороны! Но возможно, это Гарри, а у Гарри может найтись бутылка виски.
Йен с трудом приоткрыл глаза, если бы не мешали ресницы… Нет, даже сквозь ресницы это был потолок его спальни, а когда шум в голове приутих, он почувствовал запах штукатурки. Значит, точно его спальня.
– Гм…
Ну что за назойливость! Впрочем, может быть, ему удастся собраться с силами, повернуть голову и взглянуть, нет ли где виски. Бог знает почему, Гарри никогда не покупает виски.
Йен просунул язык между зубами и верхней губой. Это было трудно: казалось, кто-то связал маленькие свитеры для каждого из его зубов.
– Йен!
На этот раз его глаза окончательно открылись.
Солнечный свет заливал комнату, терзая те продолжающие работать клетки мозга, которые еще оставались в его голове. Прикрыв лицо рукой, он застонал.
И тут он услышал вздох матери – тяжелый, страдальчески-раздраженный вздох.
– Где Гарри? – спросил Йен, отчаянно надеясь, что близится избавление.
– Я приказала ему убираться. Представления не имею, куда он отправился.
Этого только не хватало!
– Тогда почему вы здесь?
– Чтобы убедиться, что ты жив и тебе очень плохо.
– Так и есть. Теперь вы можете уехать.
– Нет. Я не уеду, пока не выскажу свое мнение относительно положения дел.
Боже! Однажды, появившись у ворот ада, он непременно обнаружит, что и там командует его мать.
– Начинайте. Делайте свое дело.
– Йен, прежде чем я начну, мне нужно, чтобы ты хотя бы немного протрезвел. – Герцогиня встала, и ее юбки захрустели, как будто это было нашествие саранчи. – Камердинер готовит для тебя ванну и воду для бритья. Скоро подадут хлеб с сыром и черный кофе. Когда ты примешь подобающий вид и сможешь дойти до гостиной, не рискуя сломать себе шею, я буду ждать тебя там.
Саранча захрустела по направлению к двери, потом этот хруст постепенно стих. Может быть, если он не встанет, она устанет ждать и уедет? Скорее всего нет. Возможно, она снова придет в комнату и побьет его чем-нибудь. Йен икнул.
– Коннорз! – слабым голосом позвал он.
– Я здесь, ваша светлость.
Слава Богу! Если бы ему пришлось говорить громче, у него лопнули бы мозги.
– Перережьте мне горло.
– Ванна готова, ваша светлость. Вам помочь дойти?
– Нет.
Хотя, наверное, помощь бы ему не помешала.
Йен сполз с кровати, его ноги подгибались, а чтобы обрести равновесие, он схватился за столбик кровати у изголовья. Теперь надо дождаться, когда все вокруг перестанет бешено вращаться. Может быть, попросить Коннорза довести его до ванной и помочь раздеться? Нет, лучше он дойдет сам, сам заберется в ванну или умрет, пытаясь сделать это. Последнее очень вероятно, решил Йен, отпуская столбик, и сделал первый неверный шаг…
Должно быть, так подействовала горячая вода. Или время. Или еда. Вероятнее всего вернуться в реальный мир ему помог крепкий черный кофе, и теперь уже он был способен видеть очертания этого странного мира. Мир оказался не слишком привлекательным, но Йен полагал, что там, где он только что побывал, еще хуже.
– Коннорз!
– Да, ваша светлость?
– Как долго я пребываю в таком состоянии?
– Три дня.
Три? Господи! Он ничего не помнит, кроме того, что сперва появился Гарри и предложил пойти по клубам. Желудок Йена сжался.
– Я не приводил сюда каких-нибудь женщин?
– Вы – нет, ваша светлость.
Он – нет. В каком-то смысле хорошая новость, но не совсем то, что хотелось бы услышать.
– Кто-то другой приводил женщин?
– Лорд Беттлз… Он развлекался, пока вы были плохи.
Опять этот Гарри! Что, впрочем, неудивительно.
– И насколько я был плох?
– Очень плохи, ваша светлость. Миссис Питтман даже посылала прошлой ночью за доктором Мерсером, боялась, что вы можете умереть.
Йен кивнул. Даже отдать концы здесь невозможно без того, чтобы весь мир не пришел в движение.
– Доктор Мерсер велел убрать оставшееся виски, чтобы вы не могли добраться до него, – доложил Коннорз.
– Чтобы вернуть меня на стезю добродетели, так?
– Да, ваша светлость.
Было бы хорошо, если бы кто-нибудь позаботился оттащить его к краю этой стези и оставил там протрезвляться, а не бросил посередине, где его могла переехать любая повозка. Господи, он даже не знает, где ему пришлось побывать. Последний раз ему было так плохо после истории с леди Балтрип: прошло немало времени, прежде чем Йен снова смог сесть на лошадь.
– Ох!
И в самом деле «ох»! Мысль, пришедшая ему в голову, была чрезвычайно неприятной.
– Мисс Шарлотта. Она знает о…
– О дебоше?
Йен постарался, чтобы его стон был не очень громким.
– Все было настолько плохо?
– Только на этом этаже, ваша светлость. Роуан поставил по человеку на каждую из лестниц, чтобы удержать лорда Беттлза и его компанию от попыток просветить мисс Шарлотту.
– Это большое облегчение.
– Однако мисс Шарлотта знает о том, что леди Фиона отклонила ваше предложение: она обсуждала с вашим солиситором возможность поселиться где-нибудь еще.
Фиона!
Грудь Йена сжало, словно тисками. Черт! Он собирался сам рассказать Шарлотте, объяснить… Теперь ему предстоит заново налаживать с ней отношения.
– Что мне нужно знать, прежде чем я предстану перед этим драконом в гостиной?
– Леди Фиона возвратила все ваши подарки.
– Какие подарки?
– Я не рассматривал их, ваша светлость.
– Опиши хотя бы в общем.
– Цветы, конфеты, ювелирные изделия, духи – все как обычно, ваша светлость.
Цветы? Йен смутно помнил, как прижимал розы к груди и говорил о маленьких нежных феях со стальным характером и их кроватках в глухих лесах. В памяти всплывали также обрывки коротких сцен, которые его воспаленный мозг пытался связать одну с другой.
– А как насчет нарядов?
– Я не видел там больших коробок, ваша светлость.
Это ничего не значило. Насколько Йен помнил, маленькое белое облако пеньюара вполне могло уместиться в чайной жестянке среднего размера. Она бы потрясающе выглядела в нем, пусть недолго, пока он не сорвал бы его и…
– Вы не могли бы сказать, открывала ли она коробки?
Коннорз поставил стаканчик с мыльной пеной сбоку от ванны и аккуратно положил бритву.
– Похоже, коробки вернулись нетронугыми, ваша светлость.
Пытаясь понять, хорошо это или плохо, Йен потянулся к стакану и кисточке. Намыливая подбородок, заросший трехдневной щетиной, он вдруг задумался.
Если Фиона открывала коробки, видела, что в них находится, и вернула их, то, возможно, ничего из присланного не пришлось ей по вкусу и ему просто надо найти что-то, что ей понравится? С другой стороны, если она даже не полюбопытствовала узнать, что он послал ей…
Йен отложил кисточку, размышляя, смогла бы она застрелить его, если бы он попытался встретиться с ней и лично принести извинения…
Выйдя из ванной, Йен огляделся. Кто-то превратил его гостиную в магазин подарков, накупленных отчаявшимся влюбленным: прямо перед собой Йен увидел длинный ряд цветочных композиций на буфете, а на полу перед буфетом – стопки коробок в веселеньких обертках. Боже милосердный, и он послал это все Фионе! Она, должно быть, подумала, что он сошел с ума.
– Ты все еще ужасно выглядишь…
– Спасибо, мама. – Йен опустился в кресло напротив дивана. – Вы, как всегда, умеете поднять мне настроение.
Герцогиня поставила чашку на блюдце.
– Последние три дня ты напивался до бесчувствия…
– Так было нужно.
Она недолго размышляла над его словами.
– Йен, мне бы хотелось получить серьезный и правдивый ответ.
– Это было бы проще всего и безболезненнее всего.
– В сравнении с чем?
Йен вздохнул и закрыл лицо рукой.
– Я перейду сразу к сути, мама, чтобы доставить вам удовольствие. – Он отвел руку и бестрепетно встретил ее взгляд. – Фиона вернула мое кольцо. Мы не женимся. Можете выбрать мне в жены любую женщину, которая в ваших глазах достойна стать следующей герцогиней, и сообщите, когда и куда мне прибыть, чтобы обвенчаться.
– Я уже сделала свой выбор.
– Ну, вы определенно не теряли времени, – раздраженно прокомментировал Йен, следя, как мать отодвигает чашку. – Я ее знаю?
– Я выбрала леди Фиону.
Господи, этого только не хватало!
Йен стиснул зубы. Нет уж, несмотря на искушение, лучше ему в другой раз не пить столько.
– Я была у нее сегодня утром. – Герцогиня положила руки на колени. – И я сделала все возможное, чтобы положить конец вашим отношениям. У нас состоялся короткий, но интересный разговор, в конце которого я пришла к выводу, что у твоей невесты много подкупающих качеств. Не последние из них – здоровое чувство достоинства и изрядная доля здравого смысла.
– Боюсь, мама, – протянул Йен, – ваше одобрение немного опоздало. Удивительно, почему все, чего так ждал, случается именно в самый неподходящий момент.
– Леди Фиона не по годам мудрая женщина. – Герцогиня словно не слышала слов сына. – Хотелось бы мне в молодые годы иметь подругу такую же умную и с таким же чувством собственного достоинства. Меня не оставляет мысль, что тогда моя жизнь могла бы сложиться по-другому и я стала бы совсем другим человеком.
Йен невольно задумался над услышанным. Ну да, кто-то в течение жизни делал ошибки, только не вдовствующая герцогиня Дансфорд. Или его мозг уже совершенно перестал работать, или что-то стряслось с его матерью.
– Вы правда сожалеете о прошлом? – осторожно спросил он.
– Правда, Йен.
– И о чем же?
– Сейчас я бы не вышла замуж за твоего отца, не оговорив очень четко, как, по моим представлениям, он должен со мной обращаться.
Ага, значит, дело не в платьях и туфлях…
– Отец никогда не казался мне жестоким человеком, – медленно произнес Йен. – Впрочем, возможно, в интимной жизни он был чудовищем?
– Нет, он был просто равнодушным и в домашней обстановке, и на людях, а я всего лишь служила удобным оформлением его жизни. Если бы я умерла или оставила его, он быстро нашел бы мне замену, и сделал бы это с такой же легкостью, с какой менял прислугу.
Йен покачал головой.
– Это могла бы сказать Фиона.
– Разумеется. Она это и сказала, – не без сарказма заметила герцогиня. – Это произошло сегодня утром, когда мы обсуждали, что является главным при вступлении в брак.
– Выходит, я не подошел ей? – Возбуждение Йена сразу угасло.
– О твоих недостатках не было сказано ни слова. Мы обсуждали природу брака в целом и то, что можно определить как разумные ожидания женщины. Слушая Фиону, я поняла, что не могу винить ее за желание быть счастливой, как не могу желать ей такой же пустой жизни, которую в замужестве ведут множество женщин моего круга.
– И Фиона думает, что наш с ней брак оказался бы таким же? – ошеломленно спросил он.
– Да. Припомни, что ты сделал, отчего леди Фиона разорвала помолвку?
И тут память услужливо подсунула Йену картину их с Фионой отношений во всей ужасающей ясности.
– Пожалуй, я сказал ей то, чего не должен был говорить.
– Так поступают все мужчины. Женщины знают это и мирятся с тем, что мужчины зачастую не способны одинаково хорошо работать мозгами и говорить в одно и то же время. Вот почему мы обычно слушаем вполуха. Наша готовность быть наполовину глухими позволяет мужчинам жить дольше.
– Я не знал этого.
– Теперь знаешь. – Герцогиня взяла в руки чайную чашку. – А вот что такого ты сказал, чего Фиона не только не смогла проигнорировать, но также и простить?
– Ну, назвал ее легкомысленной и безрассудной, а еще отчитал за то, что она не подчиняется приказам. Сказал, что она слишком самоуверенна, думая, что…
И тут Йен все понял.
– Еще я продемонстрировал непростительное безразличие к ее уму и способностям, – тихо признался он. – Я обращался с ней так, как если бы она была прелестным украшением, и ничем другим.
– А как ты поступил, решив извиниться перед ней за свое оскорбительное поведение?
– Послал ей это… – Йен сделал широкий жест рукой в сторону заставленного буфета.
– Украшения?
– Верно. – Мозг Йена, хотя и с трудом, продолжал постигать всю глубину его глупости. – Черт!
– Вот именно: черт. Точнее, спиртные напитки в сочетании с низменными инстинктами Гарри.
– К сожалению, – Йен бессильно закрыл глаза, – это становится ясно только после протрезвления.
– Не хочешь ли выслушать материнский совет?
Йен пожал плечами. Как будто существует что-то, что может спасти положение!
– Разве мое согласие или несогласие что-то меняет?
Герцогиня усмехнулась, а затем громко рассмеялась. Йен даже вздрогнул от неожиданности. Его мать смеется? От удивления он широко открыл глаза, пытаясь вспомнить, слышал ли он вообще когда-нибудь, чтобы она смеялась.
– Я не могу сразу начать новую жизнь, – настроение герцогини резко изменилось, – но зато могу дать хороший совет. Тебе нужно отправиться в дом Райлендов, самым искренним образом извиниться перед леди Фионой и умолять ее, лучше всего на коленях, чтобы она дала тебе еще один шанс.
– Это будет уже третий. – В голове Йена промелькнуло видение Фионы, стреляющей в него.
– Третий?
– Второй шанс был дан мне после катастрофы с леди Балтрип.
– Ах да, я и забыла…
– Сомневаюсь, что Фиона снова даст мне шанс.
Герцогиня надолго задумалась, потом решительно вскинула голову:
– Леди Фиона – единственная женщина, которая способна искренне простить тебя за повторную глупость и позволить начать все сначала.
Вот как? Тогда Фиона, вероятно, единственная женщина на земле с таким большим, любящим и сострадательным сердцем. Вопрос лишь в том, захочет ли она простить его снова.
– Но, – герцогиня назидательно подняла палец, – все это возможно только при условии, что только ее ты видишь в роли своей герцогини. Если тебе подойдет любая женщина, забудь про мой совет.
– Забыть? Ну уж нет! Никакая другая женщина не способна заменить Фиону.
– Правда, и почему же?
Боже, как Йен ненавидел подобные вопросы! Разве возможно несколькими обычными словами выразить то, что по размерам и сложности сравнимо с целой вселенной…
– Фиона для меня все, – произнес он запинаясь. – Она заставляет меня думать, делает меня гордым и счастливым тысячу раз на день сотнями тысяч разных способов. Я не могу себе представить жизни без нее. – Он замолчал, а потом, после паузы, добавил: – На самом деле я пытался представить себе жизнь без Фионы – она достаточно ужасна, чтобы сразу захотел напиться до смерти.
Герцогиня задумчиво посмотрела куда-то вдаль.
– Так ты любишь ее?
Йен обреченно вздохнул:
– Конечно, люблю, мама, разве я уже не говорил этого?
Герцогиня медленно перевела взгляд на сына:
– Нет, не говорил.
– Ну, иносказательно, другими словами…
– Есть случаи, сынок, когда чем точнее слова, тем убедительнее они звучат.
Поставив чашку на стол, герцогиня протянула руку, и Йен поднялся, хотя и не столь проворно, как мог бы, если бы не провел последние три дня в почти бессознательном состоянии. Качнувшись, он шагнул к матери, чтобы помочь ей встать.
Пройдя к двери, герцогиня обернулась.
– Желаю тебе удачи, – мягко сказала она. – Сообщи, чем все закончится.
Ладно, так и быть, он попытается. По крайней мере, он явится к Фионе и скажет ей, что…
– Йен!
– Да, мама?
– Я понимаю, что тебе хочется сразу же броситься к мисс Тернбридж и уверить ее в своей неумирающей любви и преданности, но я советую тебе немного выждать, по крайней мере до тех пор, пока не выветрятся винные пары. Твое дыхание оскорбляет…
Йен вздохнул. Некоторые вещи, как видно, никогда не изменятся.
– Спасибо, мама.
– Всегда рада оказаться полезной.
Глава 17
Хотя мысли о главном предмете его забот не оставляли Йена ни на минуту, ему нужно было срочно заняться исправлением последствий того, что за последние три дня он натворил с остальной частью своей жизни.
Заглянув в кабинет, он бросил взгляд на стопки бумаг на своем столе, затем продолжил путь по дому.
Не успел Йен подойти к открытой двери Солнечной комнаты и поднять руку, чтобы постучать, как Чингиз-Джек спрыгнул с кровати и вцепился в штанину его брюк. Тем не менее, Йен терпеливо ждал, пока Шарлотта повернется лицом к нему.
– Можно войти? – вежливо спросил он.
– Это ваш дом. – Шарлотта бросила на него недобрый взгляд и снова отвернулась.
Именно такого приема он и ожидал. Ну ничего, начало неизбежного неприятного разговора всегда дается с трудом…
– Как я слышал, – сказал Йен, – вы говорили с моим юристом насчет того, чтобы поселиться отдельно.
– Да, и думаю, это будет лучший выход.
Йен поежился.
– Ну а если бы мы с леди Фионой все же решили пожениться, вы бы изменили свое намерение?
– Возможно, но так как вы, судя по всему, решили вести распутный образ жизни…
– Э нет, распутничал Гарри, – поправил Йен, – а я просто был пьян.
Шарлотта пожала плечами и ничего не сказала.
– Так вот, я намерен извиниться перед леди Фионой и просить ее переменить решение.
Шарлотта резко крутанула кресло.
– Когда?
– Как только я достаточно протрезвею для того, чтобы мое дыхание не свалило ее с ног.
– Тогда придется ждать до следующей недели. – Шарлотта вздохнула.
– Что, дело так скверно?
Девочка посмотрела на него с состраданием, потом сказала:
– В огороде есть место, где растет перечная мята. Ее нужно пожевать, прежде чем идти куда-нибудь.
Йен кивнул.
– Как ваши занятия с леди Райленд? – Взглянув вниз на рычащего пса, Йен невольно сравнил его с исчадием ада. – Держу пари, что этот пес принадлежал портному, – проворчал он. – И портной научил его рвать брюки, чтобы не остаться без работы.
Шарлотта щелкнула пальцами:
– К ноге, Джек!
Пес сразу же выпустил то, что осталось от брюк, и потрусил к ее креслу. Сев сбоку от кресла, он оттуда скалился на Йена.
– Занятия проходят вполне успешно. Значительно успешнее, чем день, проведенный вами с леди Фионой.
Ого, а она, по-видимому, хорошо осведомлена…
– Вы говорили с ней после?
– Нет. Фиона все это время находилась в доме другой своей сестры. Леди Райленд сказала, что вид ее был ужасен.
«Ужасен?»
– В каком смысле ужасен?
– Она плакала, ходила мрачная, швырялась вещами, не ела, ни с кем не разговаривала, не выходила из своей комнаты. Леди Райленд дала Фионе три дня на то, чтобы она сама попыталась прийти в чувство, после чего намерена взять все в свои руки.
– Но три дня уже прошли. Вы имеете хоть какое-то представление о том, что леди Райленд намерена делать?
– Она сказала, что этим утром собирается заставить Фиону возвратиться домой и заняться делами. Не думаю, что люди часто говорят леди Райленд «нет». Я сегодня осталась дома, потому что хотела помочь в случае, если все пойдет плохо.
– Как вы считаете, если я приду туда, они меня впустят или пристрелят прямо на пороге?
– Не знаю, Йен. Когда леди Райленд узнала, что вы пытались утопить свою печаль в вине, она пробормотала что-то насчёт типичных мужчин. А когда лорд Райленд сказал, что хочет пропустить рюмочку-другую в знак сочувствия, леди Райленд бросила на него этот свой знаменитый взгляд.
– Они таки позволят мне войти, – предположил Йен с облегчением. – Они разрешат мне попытаться.
– Хотелось бы верить. Только, пожалуйста, не испортите все на этот раз. Я обожаю Фиону и не позволю ее обижать.
– Я тоже ее люблю.
– Тогда вы должны показать ей это.
– Правильно, вот только как?
Он ведь уже пытался – с помощью безделушек, которые сейчас загромождали его гостиную. Наверное, будучи пьяным, он не смог отыскать то, что Фиона действительно хотела бы получить от него. Что, если ему не удастся и в трезвом состоянии…
– У вас есть какие-нибудь идеи? Может быть, Фиона упоминала что-нибудь, чего бы ей очень хотелось?
– К сожалению, я ничего не могу придумать. Я только слышала, как Фиона говорила, что хотела бы больше времени проводить с вами и…
– Спасибо, Шарлотта. – Йен пошел к двери. – Если вы придумаете что-нибудь, я еще буду здесь какое-то время: мне все же нужно заниматься делами и просмотреть документы, которые накопились за эти дни.
– Не забудьте про листья перечной мяты.
– Конечно, я нарву их прямо сейчас. – Свернув в сторону кухни, Йен направился к двери, ведущей в маленький огород, на котором выращивались полезные травы.
Время у него еще есть. Для чего? Вот это действительно вопрос. Он любит Фиону всем сердцем, но, черт возьми, ему надо лечить людей и строить больницу. Не может же он все время проводить дома, мечтательно глядя в глаза жены! Да и ей это надоест максимум через неделю.
Неожиданно Йен остановился, пораженный простотой внезапно пришедшей ему в голову мысли. Пробормотав «Ну и болван!», он круто повернулся и направился в свой кабинет.
Заглянув в кабинет, он бросил взгляд на стопки бумаг на своем столе, затем продолжил путь по дому.
Не успел Йен подойти к открытой двери Солнечной комнаты и поднять руку, чтобы постучать, как Чингиз-Джек спрыгнул с кровати и вцепился в штанину его брюк. Тем не менее, Йен терпеливо ждал, пока Шарлотта повернется лицом к нему.
– Можно войти? – вежливо спросил он.
– Это ваш дом. – Шарлотта бросила на него недобрый взгляд и снова отвернулась.
Именно такого приема он и ожидал. Ну ничего, начало неизбежного неприятного разговора всегда дается с трудом…
– Как я слышал, – сказал Йен, – вы говорили с моим юристом насчет того, чтобы поселиться отдельно.
– Да, и думаю, это будет лучший выход.
Йен поежился.
– Ну а если бы мы с леди Фионой все же решили пожениться, вы бы изменили свое намерение?
– Возможно, но так как вы, судя по всему, решили вести распутный образ жизни…
– Э нет, распутничал Гарри, – поправил Йен, – а я просто был пьян.
Шарлотта пожала плечами и ничего не сказала.
– Так вот, я намерен извиниться перед леди Фионой и просить ее переменить решение.
Шарлотта резко крутанула кресло.
– Когда?
– Как только я достаточно протрезвею для того, чтобы мое дыхание не свалило ее с ног.
– Тогда придется ждать до следующей недели. – Шарлотта вздохнула.
– Что, дело так скверно?
Девочка посмотрела на него с состраданием, потом сказала:
– В огороде есть место, где растет перечная мята. Ее нужно пожевать, прежде чем идти куда-нибудь.
Йен кивнул.
– Как ваши занятия с леди Райленд? – Взглянув вниз на рычащего пса, Йен невольно сравнил его с исчадием ада. – Держу пари, что этот пес принадлежал портному, – проворчал он. – И портной научил его рвать брюки, чтобы не остаться без работы.
Шарлотта щелкнула пальцами:
– К ноге, Джек!
Пес сразу же выпустил то, что осталось от брюк, и потрусил к ее креслу. Сев сбоку от кресла, он оттуда скалился на Йена.
– Занятия проходят вполне успешно. Значительно успешнее, чем день, проведенный вами с леди Фионой.
Ого, а она, по-видимому, хорошо осведомлена…
– Вы говорили с ней после?
– Нет. Фиона все это время находилась в доме другой своей сестры. Леди Райленд сказала, что вид ее был ужасен.
«Ужасен?»
– В каком смысле ужасен?
– Она плакала, ходила мрачная, швырялась вещами, не ела, ни с кем не разговаривала, не выходила из своей комнаты. Леди Райленд дала Фионе три дня на то, чтобы она сама попыталась прийти в чувство, после чего намерена взять все в свои руки.
– Но три дня уже прошли. Вы имеете хоть какое-то представление о том, что леди Райленд намерена делать?
– Она сказала, что этим утром собирается заставить Фиону возвратиться домой и заняться делами. Не думаю, что люди часто говорят леди Райленд «нет». Я сегодня осталась дома, потому что хотела помочь в случае, если все пойдет плохо.
– Как вы считаете, если я приду туда, они меня впустят или пристрелят прямо на пороге?
– Не знаю, Йен. Когда леди Райленд узнала, что вы пытались утопить свою печаль в вине, она пробормотала что-то насчёт типичных мужчин. А когда лорд Райленд сказал, что хочет пропустить рюмочку-другую в знак сочувствия, леди Райленд бросила на него этот свой знаменитый взгляд.
– Они таки позволят мне войти, – предположил Йен с облегчением. – Они разрешат мне попытаться.
– Хотелось бы верить. Только, пожалуйста, не испортите все на этот раз. Я обожаю Фиону и не позволю ее обижать.
– Я тоже ее люблю.
– Тогда вы должны показать ей это.
– Правильно, вот только как?
Он ведь уже пытался – с помощью безделушек, которые сейчас загромождали его гостиную. Наверное, будучи пьяным, он не смог отыскать то, что Фиона действительно хотела бы получить от него. Что, если ему не удастся и в трезвом состоянии…
– У вас есть какие-нибудь идеи? Может быть, Фиона упоминала что-нибудь, чего бы ей очень хотелось?
– К сожалению, я ничего не могу придумать. Я только слышала, как Фиона говорила, что хотела бы больше времени проводить с вами и…
– Спасибо, Шарлотта. – Йен пошел к двери. – Если вы придумаете что-нибудь, я еще буду здесь какое-то время: мне все же нужно заниматься делами и просмотреть документы, которые накопились за эти дни.
– Не забудьте про листья перечной мяты.
– Конечно, я нарву их прямо сейчас. – Свернув в сторону кухни, Йен направился к двери, ведущей в маленький огород, на котором выращивались полезные травы.
Время у него еще есть. Для чего? Вот это действительно вопрос. Он любит Фиону всем сердцем, но, черт возьми, ему надо лечить людей и строить больницу. Не может же он все время проводить дома, мечтательно глядя в глаза жены! Да и ей это надоест максимум через неделю.
Неожиданно Йен остановился, пораженный простотой внезапно пришедшей ему в голову мысли. Пробормотав «Ну и болван!», он круто повернулся и направился в свой кабинет.