— Тайлер, — сказал я, — займись братом, тебе повар поможет. Пармали, а ты лучше поезжай вперед, помоги управиться со своим скотом.
— А ты что будешь делать?
— Собираюсь проехаться вверх по каньону. Хочу поискать следы.
— Я с тобой.
— Нет. Я возьму Чарли Фарнума. Если я не ошибаюсь, ты обнаружишь свое стадо возле реки, и мои индейцы тоже будут там.
Ник Шэдоу ускакал вслед за стадом, но я слышал, как лошадь Фарнума замедлила шаг, и понял, что он подумал о том же, что и я. Я выехал из лагеря. Он сидел в седле, поджидая меня.
— Я подумал, тебе захочется посмотреть, что к чему, — сказал он, и мы поехали медленным шагом, выбирая открытые места, где меньше был риск нашуметь некстати. Один раз мы остановились, чтобы прислушаться, и Чарли, выждав с минуту, спросил:
— Почему ты помогаешь этим индейцам?
— Они — хорошие люди, — сказал я, — и тут была их страна. Никто не виноват в том, что случилось. Где бы ни открыли новую страну, туда приедут люди, которым не хватает земли, и их никак не удержишь в Европе, где много людей помирает с голоду, когда тут их ждут несчетные мили незанятой земли. С индейцами нужно было бы договориться по-честному, да так бы оно и было, если бы не толпы жадных белых и не горстка индейцев, гоняющихся за скальпами. С обеих сторон были и правые, и виноватые. Я не проливаю слезы по индейцам. Они сражались, только у них никогда не было вдоволь ружей и боеприпасов, и белые продвигались все дальше. Но когда этот старик, Пороховое Лицо, пришел ко мне, он пришел честно и честно рассказал, кто он такой и что он делал, а я ответил ему «добро пожаловать». Я думаю, из этих парней получатся хорошие ковбои, и, пока это от меня зависит, они будут здесь всегда.
Мы замолчали и поехали дальше, и довольно скоро заметили, что наши лошади поставили уши стрелкой, как будто что-то увидели или учуяли. И точно, там горел костер, вокруг него собралось с полдюжины людей, а один молодой парень держал в руках эту самую шкуру пумы и со смехом рассказывал, как сорвалось с места стадо. Остальные, наверное, поскакали следом за стадом. Я надеялся, что Ник Шэдоу и Пороховое Лицо о них позаботятся.
— Чарли, — сказал я, — стреляй в первого, кто шевельнется.
Я сказал это в полный голос, и вам, наверное, сроду видеть не приходилось, чтоб несколько человек так сразу заткнулись! После я слез с лошади, поглядел на высокого светловолосого ковбоя со шкурой в руках, и говорю:
— Ты сегодня убил хорошего человека, такого, каким тебе никогда уже не стать. Так что бросай эту шкуру и доставай свой револьвер.
— Можно, я сперва положу шкуру?
— Как хочешь, — говорю, — но ты все равно не отвертишься.
Я сам от бешенства кипел весь. Они же хотели сровнять с землей наш лагерь и убить нас всех. Чистое везение, что это у них не вышло.
— Ты — Сакетт, — сказал высокий ковбой. — Что ж, Сакетт, а я — Авель Данн, и я собираюсь сделать за Рокера часть работы.
Он выронил шкуру, рука его метнулась вниз, пальцы сомкнулись на рукоятке шестизарядника, но мой револьвер опалил его огнем два раза подряд так быстро, что выстрелы почти слились. Он согнулся пополам и опустился на землю.
— Это за Тайлера, — сказал я. — А теперь слушайте: старый Бак Данн предупреждал меня, чтоб я убирался из этих мест. Отвезите ему Авеля, завернутого в эту кошачью шкуру, и скажите Баку Данну, что он может удрать из этой страны, может остаться, мне наплевать, но только если останется, так пускай начинает ходить в воскресную школу и живет, как там учат.
— Говоришь ты как большой человек, — сказал один из них. — Подожди, пока про это услышит Рокер.
— А ты ему расскажи, — сказал я. — Скачи поскорей и расскажи ему.
— Это тебе самому лучше скакать отсюда! Стада у тебя больше нет ни черта!
— Даром глотку надрываешь, — сказал я. — Мое стадо сейчас на Манкосе, целое и невредимое, и мои парни его стерегут. Вы чуток поторопились с этой вечеринкой по случаю победы.
Я увидел возле костра несколько бутылок и расстрелял их, а когда один из этих сообразил, что у меня в револьвере кончились патроны, и потянулся к кобуре, Чарли Фарнум прострелил ему руку.
Там же, прямо у них на глазах, я выбросил стреляные гильзы, из старого револьвера «данс-и-парк» и зарядил его снова. А потом шагнул прямо к ним и разрядил их револьверы — патроны побросал в костер, а сами револьверы зашвырнул подальше в кусты. И ушел оттуда.
Через минуту патроны начали рваться в огне, и эти Данны бросились прятаться кто куда.
Мы с Чарли Фарнумом двинули на восток, к стаду, и ехали рядышком. Когда проехали несколько миль, мы начали петь, и спели с дюжину песен, а после замолчали и оставили это дело койотам.
У этого Чарли Фарнума голос был получше, чем у меня.
Честно говоря, у койотов тоже.
Глава 14
Глава 15
— А ты что будешь делать?
— Собираюсь проехаться вверх по каньону. Хочу поискать следы.
— Я с тобой.
— Нет. Я возьму Чарли Фарнума. Если я не ошибаюсь, ты обнаружишь свое стадо возле реки, и мои индейцы тоже будут там.
Ник Шэдоу ускакал вслед за стадом, но я слышал, как лошадь Фарнума замедлила шаг, и понял, что он подумал о том же, что и я. Я выехал из лагеря. Он сидел в седле, поджидая меня.
— Я подумал, тебе захочется посмотреть, что к чему, — сказал он, и мы поехали медленным шагом, выбирая открытые места, где меньше был риск нашуметь некстати. Один раз мы остановились, чтобы прислушаться, и Чарли, выждав с минуту, спросил:
— Почему ты помогаешь этим индейцам?
— Они — хорошие люди, — сказал я, — и тут была их страна. Никто не виноват в том, что случилось. Где бы ни открыли новую страну, туда приедут люди, которым не хватает земли, и их никак не удержишь в Европе, где много людей помирает с голоду, когда тут их ждут несчетные мили незанятой земли. С индейцами нужно было бы договориться по-честному, да так бы оно и было, если бы не толпы жадных белых и не горстка индейцев, гоняющихся за скальпами. С обеих сторон были и правые, и виноватые. Я не проливаю слезы по индейцам. Они сражались, только у них никогда не было вдоволь ружей и боеприпасов, и белые продвигались все дальше. Но когда этот старик, Пороховое Лицо, пришел ко мне, он пришел честно и честно рассказал, кто он такой и что он делал, а я ответил ему «добро пожаловать». Я думаю, из этих парней получатся хорошие ковбои, и, пока это от меня зависит, они будут здесь всегда.
Мы замолчали и поехали дальше, и довольно скоро заметили, что наши лошади поставили уши стрелкой, как будто что-то увидели или учуяли. И точно, там горел костер, вокруг него собралось с полдюжины людей, а один молодой парень держал в руках эту самую шкуру пумы и со смехом рассказывал, как сорвалось с места стадо. Остальные, наверное, поскакали следом за стадом. Я надеялся, что Ник Шэдоу и Пороховое Лицо о них позаботятся.
— Чарли, — сказал я, — стреляй в первого, кто шевельнется.
Я сказал это в полный голос, и вам, наверное, сроду видеть не приходилось, чтоб несколько человек так сразу заткнулись! После я слез с лошади, поглядел на высокого светловолосого ковбоя со шкурой в руках, и говорю:
— Ты сегодня убил хорошего человека, такого, каким тебе никогда уже не стать. Так что бросай эту шкуру и доставай свой револьвер.
— Можно, я сперва положу шкуру?
— Как хочешь, — говорю, — но ты все равно не отвертишься.
Я сам от бешенства кипел весь. Они же хотели сровнять с землей наш лагерь и убить нас всех. Чистое везение, что это у них не вышло.
— Ты — Сакетт, — сказал высокий ковбой. — Что ж, Сакетт, а я — Авель Данн, и я собираюсь сделать за Рокера часть работы.
Он выронил шкуру, рука его метнулась вниз, пальцы сомкнулись на рукоятке шестизарядника, но мой револьвер опалил его огнем два раза подряд так быстро, что выстрелы почти слились. Он согнулся пополам и опустился на землю.
— Это за Тайлера, — сказал я. — А теперь слушайте: старый Бак Данн предупреждал меня, чтоб я убирался из этих мест. Отвезите ему Авеля, завернутого в эту кошачью шкуру, и скажите Баку Данну, что он может удрать из этой страны, может остаться, мне наплевать, но только если останется, так пускай начинает ходить в воскресную школу и живет, как там учат.
— Говоришь ты как большой человек, — сказал один из них. — Подожди, пока про это услышит Рокер.
— А ты ему расскажи, — сказал я. — Скачи поскорей и расскажи ему.
— Это тебе самому лучше скакать отсюда! Стада у тебя больше нет ни черта!
— Даром глотку надрываешь, — сказал я. — Мое стадо сейчас на Манкосе, целое и невредимое, и мои парни его стерегут. Вы чуток поторопились с этой вечеринкой по случаю победы.
Я увидел возле костра несколько бутылок и расстрелял их, а когда один из этих сообразил, что у меня в револьвере кончились патроны, и потянулся к кобуре, Чарли Фарнум прострелил ему руку.
Там же, прямо у них на глазах, я выбросил стреляные гильзы, из старого револьвера «данс-и-парк» и зарядил его снова. А потом шагнул прямо к ним и разрядил их револьверы — патроны побросал в костер, а сами револьверы зашвырнул подальше в кусты. И ушел оттуда.
Через минуту патроны начали рваться в огне, и эти Данны бросились прятаться кто куда.
Мы с Чарли Фарнумом двинули на восток, к стаду, и ехали рядышком. Когда проехали несколько миль, мы начали петь, и спели с дюжину песен, а после замолчали и оставили это дело койотам.
У этого Чарли Фарнума голос был получше, чем у меня.
Честно говоря, у койотов тоже.
Глава 14
На следующее утро после стампиды Галлоуэй Сакетт, который о ней ничего не знал, направлялся в город.
Он выбрал новый маршрут, избегая тропы, которой они обычно пользовались, и перебрался через Ла-Плату намного выше Шалако. Он старался ехать среди деревьев или кустов, держался подальше от открытых мест почти до самого города, потом вынырнул из зарослей на задах платной конюшни и, объехав ее, очутился перед заведением Берглунда.
Переехал через улицу, спрыгнул с седла возле лавки и привязал лошадей. В лавке он взял рис, бобы, муку и все прочее, что им могло понадобиться. Сложил покупки в мешки и погрузил на вьючную лошадь.
В городке было пусто и тихо. Время от времени музыкальный ящик в салуне скрашивал тишину своими жестяными звуками. На дальних горах лежал снег. Галлоуэй на минуту перестал привязывать вьючки и загляделся на горы, думая, что с удовольствием поднялся бы туда. Он никогда не бывал так высоко в горах. Потом вспомнил рассказ Ника Шэдоу о золоте и алмазах.
Он задумчиво тля дел на высокие вершины. Да, если бы выбраться туда на небольшую прогулку…
Из полутемного уголка за лавкой змеей вылетела веревка, петля скользнула через голову и затянулась на теле, прижав ему руки к бокам. Он выругался про себя — размечтался, дурак, в такое время — и отчаянно рванулся, пытаясь дотянуться до револьвера. Веревка дернулась, свалив его на тротуар, и тут же вторая петля захлестнула ноги. Он услышал взрыв смеха, а из-за лавки появились три всадника.
Он попытался заговорить, но они сдернули его с тротуара и протащили несколько футов по земле. Потом один соскочил с лошади, подошел к Галлоуэю, вытащил у него из кобуры револьвер и сунул к себе за пояс.
На лице Кудряша Данна еще можно было разглядеть синяки, которые понаставил ему Флэган, а рассеченная бровь едва начала подживать.
— Вот мы и сцапали Сакетта, ребята. Давайте-ка оттащим его в лесок и обработаем на индейский манер.
А он ничего не мог сделать — петли на руках и ногах были затянуты туго. Стоит пошевелиться, как они начнут снова дергать и волочить его. Приходилось выжидать удобного случая. Хотя в глубине души он понимал, что положение безнадежное.
Флэган за много миль отсюда, вместе с Ником Шэдоу и Пармали. От горожан помощи ждать не приходится — они изо всех сил стараются не встрять в неприятности, и винить их за это не приходится. Они против Даннов ничего не могут сделать, а вот Данны запросто могут спалить городишко и убраться восвояси. Да, собственно, откуда им вообще знать, что с ним случилось?.. А если б и знали — в любом случае, все население Шалако в эту минуту насчитывало всего пять человек.
Некому тут было спасать его. Надо пока не сопротивляться, просто дожидаться момента, когда они потеряют бдительность. А начнешь дергаться, они только затянут веревки покрепче, тогда освободиться будет еще трудней…
Кудряш повернул лошадь и направился к опушке, остальные двинулись за ним. Внезапно один остановился.
— Слышь, Кудряш, стоило бы прихватить бутылку. На этого типа нам понадобится какое-то время, придется с ним попотеть, глядишь, у нас и жажда появится.
— И верно, пойди возьми. Деньги у тебя есть?
— У меня есть, — вмешался второй.
— Ну так езжайте вдвоем и купите выпивку, только поторапливайтесь. Вы ж не захотите пропустить такую потеху. Элф, сними веревку у него с ног. Пускай топает своими ножками.
Пока Элф снимал петлю, Галлоуэй не шелохнулся. Потом те двое повернули и отправились в салун. Кудряш ухмыльнулся, глядя на Галлоуэя.
— Вот и пришел мне случай вернуть должок, хоть немножко. Послушаем, как вопит Сакетт.
— Долго ждать придется, — негромко ответил Галлоуэй.
Кудряш захохотал и поехал к лесу. Галлоуэю пришлось бежать рысцой, чтобы удержаться на ногах. Один раз он упал, и Кудряш проволок его по земле несколько ярдов, пока наконец остановился и дал подняться на ноги. Но как только он встал, Кудряш так рванул веревку, что он снова грохнулся на землю. А Кудряш посмеивался:
— Ну, как самочувствие, Сакетт? Это еще пустячки против того, что дальше будет! Как твои пальчики на ногах переносят огонь? Папаша как-то раз попробовал эту штуку на одном янки, который не хотел сказать нам, где припрятал свои фамильные драгоценности. Янки разговорился очень быстро, только папаша оставил огонек еще на какое-то время, просто чтобы преподать ему урок.
Они уже порядочно углубились в лес, когда Галлоуэй наконец увидел свой шанс. Он внезапно кинулся в сторону и обогнул дерево, захлестнув веревку за ствол. Сделал он это так быстро, что Кудряш, который неосмотрительно затянул веревку на седельном роге, был захвачен врасплох. Он ведь не был настоящим ковбоем, хоть и работал со скотом понемножку, да и вообще, он по натуре отличался беззаботностью. Обмотанная вокруг дерева веревка резко натянулась, лошадь Кудряша дернулась и остановилась, а Галлоуэй получил так нужное ему мгновение. Вцепившись одной рукой в натянутую веревку, он рванулся и сумел ослабить петлю.
Кудряш с криком крутнул лошадь, но Галлоуэй нырнул за дерево, тесно окруженное другими, и Кудряш не сразу сумел найти просвет, куда мог протиснуться конь.
Кудряш схватился за револьвер, но рука зацепилась за ветку. А Галлоуэй сбросил с себя веревку, выскочил из-за дерева и прыгнул на противника. Тот еще не успел высвободиться из путаницы веток — и вдруг почувствовал, как дернулось кверху стремя, а за ним пошла нога. Он начал падать и попытался схватиться за переднюю луку седла, но Галлоуэй рубанул его по пальцам, и Кудряш не сумел удержаться.
Он рухнул на землю, но одна нога застряла в стремени, а испуганная лошадь, вскидывая задом и вздымаясь на дыбы, выбралась из чащи и пустилась вскачь.
Галлоуэй отшатнулся назад, схватился за дерево и остался стоять так, постепенно приходя в себя. А лошадь неслась галопом к городу, и Кудряша подбрасывало и било о землю при каждом ее прыжке.
Быстро оглядевшись, Галлоуэй нашел среди палых листьев револьвер, вывалившийся у Кудряша из руки. Торопливо проверил барабан. Всего три патрона. Будь проклят болван, который вовремя не перезаряжает оружие!
С револьвером наготове Галлоуэй направился обратно в Шалако, до которого было всего ярдов двести. Он прихрамывал на ходу — сильно ударился ногой, когда его сволакивали через край тротуара.
Он добрался до начала улицы и увидел, что лошадь Кудряша остановилась перед дверями салуна. Элф и второй Данн отвязывали веревку. Берглунд стоял на коленях возле Кудряша.
Галлоуэй оказался футах в сорока от них, прежде чем Элф заметил его.
— Эй, Элф, мне нужен мой револьвер. Достань-ка его очень аккуратно и положи на тротуар.
Элф Данн смотрел на Галлоуэя. В нем пылала ненависть. У его ног лежал Кудряш, побитый, ободранный и исцарапанный, тяжело раненный, может быть, умирающий. Раньше всегда дела Даннов шли так, как хотели Данны… и теперь к его ненависти примешивались чувства поражения и неверия. Такого никогда не бывало с Даннами, такого просто не могло быть…
Успех развращает, а Данны, всегда жестокие, всегда грубые, всегда признающие лишь один вид боя: налет, — привыкли к успеху. Прежде чем их противники успевали опомниться и дать отпор, они уже ускользали за много миль и возвращаться не собирались. В этих молниеносных ударах по беззащитным ранчо и поселениям они стали наглыми, торжествующими и самоуверенными. Но потом Кудряша победил в драке Флэган Сакетт, человек, только что перенесший тяжелейшие испытания, после был ранен Джоуб, а самому старику Баку, можно сказать, в глаза наплевали. А теперь вот Кудряш жутко изранен в минуту торжества, и человек, повинный в этом, как ни в чем не бывало является сюда и требует, чтобы он бросил револьвер…
Снести такое было не под силу. Элф сказал:
— Пит, кончаем его.
Берглунд тут же покинул поле боя — длинным прыжком, будто ныряя в воду, перелетел через тело Кудряша и покатился в редкую траву.
Элф и Пит слаженным движением потянулись к револьверам. Но револьвер Галлоуэя уже поднялся и выстрелил. Элфа развернуло пулей на пол-оборота, и Галлоуэй выстрелил второй раз. Элф Данн попятился и сел на землю, а револьвер Галлоуэя взглянул на Пита, когда тот поднимал свое оружие.
— Брось! — сказал Галлоуэй. — Убью!
— А если он не убьет, — прозвучал чей-то новый голос, — то это сделаю я.
Берглунд — он сейчас сидел на земле, в стороне от возможной линии огня — посмотрел на высокого всадника с лохматой головой, в выгоревшей красной рубашке и черном жилете. Сзади за седлом была привязана овчинная куртка, сбоку торчал из чехла винчестер. Незнакомец выглядел нечесаным и каким-то ненастоящим, может быть из-за проглядывавшей в нем ошарашивающей, необузданной дикости.
Галлоуэй сдвинулся на несколько шагов в сторону, чтобы видеть вновь прибывшего.
— Здорово, Логан! Приятно тебя здесь видеть. И снова перевел взгляд на Пита.
— Кончай валять дурака, — сказал он. — Отвези Кудряша домой и скажи Баку Данну, что мы больше не потерпим тут неприятностей. Вы сами полезли в драку с нами, теперь уж небось сыты по горло.
Пит хмыкнул.
— Ты что думаешь, старый Бак все это стерпит и утрется? Да он тут все вверх ногами перевернет, имей в виду!
— Ну, как говорится, его похороны. А ты ему передай мои слова: хватит уже стрельбы и скандалов. Берглунд медленно поднялся с земли.
— Заходите оба, я вам налью, по стаканчику. — И поглядел на Логана. — Я так понимаю, вы тоже Сакетт?
— Логан Сакетт, из Клинч-Маунтин. — И ткнул большим пальцем в сторону Галлоуэя. — А он из камберлендских Сакеттов. Тоже хорошие люди.
Берглунд зашел за стойку и налил виски.
— По-моему, вы, ребята, собрались наставить на путь истинный эту данновскую команду. Они привыкли всех топтать как хотят.
— Мы хотим разводить скот, — сказал Галлоуэй. — Все, что нам надо, — это обзавестись своим домом. Если мы тут осядем, к нам сюда приедут и Оррин с Тайлером. Вот тогда вся семья будет в сборе.
Бак Данн сел за стол у себя дома, налил виски в жестяную кружку до половины, снова поставил кувшин на стол.
— Пошевелите-ка в очаге, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно: — Я хочу, чтоб кофе был горячий!
Час назад вернулся Пит Данн с ободранным, полуживым Кудряшом и с телом Элфа, из которого жизнь уже ушла. А потом, всего через пару минут, во двор въехал Рокер во главе команды, которую Бак посылал разогнать сакеттовский скот.
Баку не надо было рассказывать, что затея провалилась. Он обвел глазами группу людей, которые молча вели своих лошадей в корраль.
— Где Авель? — спросил он, когда Рокер соскочил с лошади перед ним.
— Убит. Меня там не было, Когда это случилось.
Бак резко повернулся и зашагал в дом. И вот теперь он сидел во главе стола и смотрел на то, что осталось от его семьи и других его верных людей.
Старый Бак был потрясен. В первый раз за многие годы судьба от него отвернулась, и он точно знал почему — потому что он решил остановиться.
А зачем останавливаться? Он что, устал? Он глотнул неразбавленного виски, потом повертел стакан в пальцах.
Этот Кудряш… ни черта он не может сделать толком. Отправился в лес со связанным человеком, а обратно его притащила волоком его собственная лошадь.
— Верн, — он посмотрел на другой конец стола, на молодого человека с желтоватым лицом, — придется тебе, поработать. Выкоси их всех, одного за другим.
Верн Хадди опустил веки с мрачным видом, но отозвался не сразу. Он успел уже изучить местность и знал, что сумеет сделать.
— Вот этот здоровенный парень, — сказал он задумчиво, — о котором Пит рассказывал… Это не иначе как Логан Сакетт. Он ганфайтер, преступник. Вы все держитесь от него подальше. Это настоящий тигр.
— Постой-ка, — сказал вдруг Бак, — а как это им удалось управиться со стадом, хотел бы я знать?
— У них оказалось больше людей, чем мы ожидали, — негромко сказал Рокер. Это был молодой человек среднего роста, среднего сложения, — державшийся очень прямо. — По крайней мере один из них был индеец.
— Там было несколько индейцев, — сказал Олли Хаммер. — Они вдруг появились как из-под земли и заставили это стадо бежать прямиком к реке. У нас не было никакой возможности разогнать его.
— А что случилось с Авелем?
— Он попытался выстрелить в Сакетта. Это был Флэган, тот самый, что отлупил Кудряша, — объяснил Олли. — Я и Жестяная Кружка, мы вместе с Рокером погнались за стадом. Там никого больше не было, кто мог бы управиться с Сакеттом…
Рокер все вертел в руках кружку. Потом поднял глаза на отца:
— Па… мы потеряли Авеля. Кудряшу досталось страшно. Если он и выживет, в этой драке он нам не помощник. У Джоуба покалечена рука. Элф мертвый… Я думаю, пора нам уносить ноги отсюда.
На минуту воцарилась мертвая тишина. Кое-кто украдкой посматривал на Бака. Слова Рокера всех ошеломили. Впервые кто-то из них осмелился предложить такое… Впрочем, Рокер был единственным из всех, кто мог сказать такие слова и не получить в ответ затрещину.
— Ты что, спятил? Когда такое было, чтоб мы убегали от драки?
— Никогда. Но только дурак попытается прошибить лбом стену. Па, ты не знаешь этих Сакеттов. Их по всей стране чертова уйма, и когда один из них попадает в беду, они все слетаются. Мы еще ничего не увидели, это только начало.
— Верн их всех выкосит.
— Может быть…
— Глаза Верна резко вскинулись — в этом «может быть» прозвучало сомнение. Он хотел было что-то сказать, но передумал.
— Сакетты — это вам не птенчики желторотые, — продолжал Рокер. — Они не просто ранчеры-скотоводы. Каждый из них — лесной охотник. Они выросли среди драк и пальбы, сами всю жизнь дрались, знают все хитрости. Я о них уже много лет слышу. Тайлер и Телл, наверно, самые быстрые стрелки, хотя и Логан, пожалуй, им не уступит. Флэган, Галлоуэй и Орландо — все хороши. Не знаю только насчет Пармали, который купил это стадо, что они сюда гонят…
— Рокер, — нетерпеливо сказал Бак, — все это дурацкий разговор.
— Может быть. Но зачем лбом стену прошибать? Я думаю, на этот раз удача нам изменила.
Бак свирепо глянул на Рокера, но не стал отвечать. Хлебнул виски, запил глотком кофе и молча ждал. Что-то должно прийти в голову. Всегда так бывало.
Уж слишком хорош этот край, чтоб так просто оставить его кому-то. Он ненавидел плоские равнины Канзаса, хоть и знал, что не сыщешь лучше места разводить скот и сеять пшеницу. Не больше ему нравилось восточное Колорадо и Техас. Нигде ему не хотелось остаться, пока он не попал сюда, в долину Ла-Платы.
И вроде ничто не мешало. Край был открыт для заселения. Шалако — городок махонький, уютный, народу кругом совсем немного. Они могли перебраться сюда, занять землю, сколько захотят, начать разводить скот, обзавестись семьями. Имея большинство голосов на выборах, они всегда могут поставить своего собственного шерифа или маршала.
За несколько лет они бы собрали приличные стада… если надо — наворовали бы в Нью-Мексико и Аризоне и хозяйничали в этой долине, как в собственном кармане.
И тут появились Сакетты. Их предупредили, да только они не испугались. Кудряш поехал, заварил драку, получил взбучку, и это был серьезный удар, а не просто какая-то взбучка, которую получил какой-то Кудряш. Бак Данн знал, как важно иметь репутацию непобедимых, и то, что Кудряша поколотил парень, еле стоящий на ногах, крепко подмочило эту репутацию…
И все вдруг пошло плохо.
Самое худшее — это что Рокер его подвел, а Рокер ведь самый умный из всех, самый умный и самый спокойный. Все остальные — это необузданная банда, ни о чем не думают, никому не подчиняются, кроме него, и никого не слушают, кроме него. И до нынешнего дня они свято верили, что их никто не сможет одолеть. Сам-то Бак Данн был не такой дурак. Это они могут верить в свою непобедимость и в то, что он, их босс, всегда знает, что делать. А Баку Данну приходилось видеть, как спокойные поселки неожиданно закипают гневом и деревья вдруг расцветают телами повешенных парней…
Он про это все знал. Он покинул город Вирджиния-Сити, на севере, Территория Монтана, как раз перед тем, как начали вешать.
Просто вдруг возникло предчувствие, он вдруг проснулся утром с желанием уехать… вскочил, на лошадь и уехал.
И когда до него дошли вести, что Генри Пламмер и все остальные заплясали на конце веревки, он понял, что предчувствие его не обмануло.
Неужели его чутье притупилось с годами?
Может, теперь у Рокера появилось такое предчувствие? Правда, этот Рокер всегда осторожничал. Он отлично обращается с шестизарядником, может, лучше всех, кого Баку видеть приходилось, но он всегда слишком осторожничал, и остальные над этим посмеивались — конечно, когда Рокер не мог услышать.
— Ладно, Рокер, ты уже не раз оказывался прав. Попытаемся еще раз… всего один раз. Не получится — уедем отсюда на север, поближе к Брауновой Дыре.
Рокера Данна это не успокоило, но он знал, что спорить бесполезно, он даже на такую уступку не надеялся. И, конечно, старый Бак, может быть, и в самом деле знает, что говорит.
И все же он не мог выбросить из памяти избитое, окровавленное тело Кудряша… Никогда он не любил Кудряша, не важно, брат или не брат. Что-то в нем было нездоровое. И, тем не менее, видеть его в таком состоянии… Что же в них такое есть, в этих Сакеттах? Наверное, это то самое, о чем любил говорить Макдональд, техасский рейнджер: «Ничто не остановит человека, который знает, что он прав, и упорно идет вперед».
Может, это как раз то самое…
Он выбрал новый маршрут, избегая тропы, которой они обычно пользовались, и перебрался через Ла-Плату намного выше Шалако. Он старался ехать среди деревьев или кустов, держался подальше от открытых мест почти до самого города, потом вынырнул из зарослей на задах платной конюшни и, объехав ее, очутился перед заведением Берглунда.
Переехал через улицу, спрыгнул с седла возле лавки и привязал лошадей. В лавке он взял рис, бобы, муку и все прочее, что им могло понадобиться. Сложил покупки в мешки и погрузил на вьючную лошадь.
В городке было пусто и тихо. Время от времени музыкальный ящик в салуне скрашивал тишину своими жестяными звуками. На дальних горах лежал снег. Галлоуэй на минуту перестал привязывать вьючки и загляделся на горы, думая, что с удовольствием поднялся бы туда. Он никогда не бывал так высоко в горах. Потом вспомнил рассказ Ника Шэдоу о золоте и алмазах.
Он задумчиво тля дел на высокие вершины. Да, если бы выбраться туда на небольшую прогулку…
Из полутемного уголка за лавкой змеей вылетела веревка, петля скользнула через голову и затянулась на теле, прижав ему руки к бокам. Он выругался про себя — размечтался, дурак, в такое время — и отчаянно рванулся, пытаясь дотянуться до револьвера. Веревка дернулась, свалив его на тротуар, и тут же вторая петля захлестнула ноги. Он услышал взрыв смеха, а из-за лавки появились три всадника.
Он попытался заговорить, но они сдернули его с тротуара и протащили несколько футов по земле. Потом один соскочил с лошади, подошел к Галлоуэю, вытащил у него из кобуры револьвер и сунул к себе за пояс.
На лице Кудряша Данна еще можно было разглядеть синяки, которые понаставил ему Флэган, а рассеченная бровь едва начала подживать.
— Вот мы и сцапали Сакетта, ребята. Давайте-ка оттащим его в лесок и обработаем на индейский манер.
А он ничего не мог сделать — петли на руках и ногах были затянуты туго. Стоит пошевелиться, как они начнут снова дергать и волочить его. Приходилось выжидать удобного случая. Хотя в глубине души он понимал, что положение безнадежное.
Флэган за много миль отсюда, вместе с Ником Шэдоу и Пармали. От горожан помощи ждать не приходится — они изо всех сил стараются не встрять в неприятности, и винить их за это не приходится. Они против Даннов ничего не могут сделать, а вот Данны запросто могут спалить городишко и убраться восвояси. Да, собственно, откуда им вообще знать, что с ним случилось?.. А если б и знали — в любом случае, все население Шалако в эту минуту насчитывало всего пять человек.
Некому тут было спасать его. Надо пока не сопротивляться, просто дожидаться момента, когда они потеряют бдительность. А начнешь дергаться, они только затянут веревки покрепче, тогда освободиться будет еще трудней…
Кудряш повернул лошадь и направился к опушке, остальные двинулись за ним. Внезапно один остановился.
— Слышь, Кудряш, стоило бы прихватить бутылку. На этого типа нам понадобится какое-то время, придется с ним попотеть, глядишь, у нас и жажда появится.
— И верно, пойди возьми. Деньги у тебя есть?
— У меня есть, — вмешался второй.
— Ну так езжайте вдвоем и купите выпивку, только поторапливайтесь. Вы ж не захотите пропустить такую потеху. Элф, сними веревку у него с ног. Пускай топает своими ножками.
Пока Элф снимал петлю, Галлоуэй не шелохнулся. Потом те двое повернули и отправились в салун. Кудряш ухмыльнулся, глядя на Галлоуэя.
— Вот и пришел мне случай вернуть должок, хоть немножко. Послушаем, как вопит Сакетт.
— Долго ждать придется, — негромко ответил Галлоуэй.
Кудряш захохотал и поехал к лесу. Галлоуэю пришлось бежать рысцой, чтобы удержаться на ногах. Один раз он упал, и Кудряш проволок его по земле несколько ярдов, пока наконец остановился и дал подняться на ноги. Но как только он встал, Кудряш так рванул веревку, что он снова грохнулся на землю. А Кудряш посмеивался:
— Ну, как самочувствие, Сакетт? Это еще пустячки против того, что дальше будет! Как твои пальчики на ногах переносят огонь? Папаша как-то раз попробовал эту штуку на одном янки, который не хотел сказать нам, где припрятал свои фамильные драгоценности. Янки разговорился очень быстро, только папаша оставил огонек еще на какое-то время, просто чтобы преподать ему урок.
Они уже порядочно углубились в лес, когда Галлоуэй наконец увидел свой шанс. Он внезапно кинулся в сторону и обогнул дерево, захлестнув веревку за ствол. Сделал он это так быстро, что Кудряш, который неосмотрительно затянул веревку на седельном роге, был захвачен врасплох. Он ведь не был настоящим ковбоем, хоть и работал со скотом понемножку, да и вообще, он по натуре отличался беззаботностью. Обмотанная вокруг дерева веревка резко натянулась, лошадь Кудряша дернулась и остановилась, а Галлоуэй получил так нужное ему мгновение. Вцепившись одной рукой в натянутую веревку, он рванулся и сумел ослабить петлю.
Кудряш с криком крутнул лошадь, но Галлоуэй нырнул за дерево, тесно окруженное другими, и Кудряш не сразу сумел найти просвет, куда мог протиснуться конь.
Кудряш схватился за револьвер, но рука зацепилась за ветку. А Галлоуэй сбросил с себя веревку, выскочил из-за дерева и прыгнул на противника. Тот еще не успел высвободиться из путаницы веток — и вдруг почувствовал, как дернулось кверху стремя, а за ним пошла нога. Он начал падать и попытался схватиться за переднюю луку седла, но Галлоуэй рубанул его по пальцам, и Кудряш не сумел удержаться.
Он рухнул на землю, но одна нога застряла в стремени, а испуганная лошадь, вскидывая задом и вздымаясь на дыбы, выбралась из чащи и пустилась вскачь.
Галлоуэй отшатнулся назад, схватился за дерево и остался стоять так, постепенно приходя в себя. А лошадь неслась галопом к городу, и Кудряша подбрасывало и било о землю при каждом ее прыжке.
Быстро оглядевшись, Галлоуэй нашел среди палых листьев револьвер, вывалившийся у Кудряша из руки. Торопливо проверил барабан. Всего три патрона. Будь проклят болван, который вовремя не перезаряжает оружие!
С револьвером наготове Галлоуэй направился обратно в Шалако, до которого было всего ярдов двести. Он прихрамывал на ходу — сильно ударился ногой, когда его сволакивали через край тротуара.
Он добрался до начала улицы и увидел, что лошадь Кудряша остановилась перед дверями салуна. Элф и второй Данн отвязывали веревку. Берглунд стоял на коленях возле Кудряша.
Галлоуэй оказался футах в сорока от них, прежде чем Элф заметил его.
— Эй, Элф, мне нужен мой револьвер. Достань-ка его очень аккуратно и положи на тротуар.
Элф Данн смотрел на Галлоуэя. В нем пылала ненависть. У его ног лежал Кудряш, побитый, ободранный и исцарапанный, тяжело раненный, может быть, умирающий. Раньше всегда дела Даннов шли так, как хотели Данны… и теперь к его ненависти примешивались чувства поражения и неверия. Такого никогда не бывало с Даннами, такого просто не могло быть…
Успех развращает, а Данны, всегда жестокие, всегда грубые, всегда признающие лишь один вид боя: налет, — привыкли к успеху. Прежде чем их противники успевали опомниться и дать отпор, они уже ускользали за много миль и возвращаться не собирались. В этих молниеносных ударах по беззащитным ранчо и поселениям они стали наглыми, торжествующими и самоуверенными. Но потом Кудряша победил в драке Флэган Сакетт, человек, только что перенесший тяжелейшие испытания, после был ранен Джоуб, а самому старику Баку, можно сказать, в глаза наплевали. А теперь вот Кудряш жутко изранен в минуту торжества, и человек, повинный в этом, как ни в чем не бывало является сюда и требует, чтобы он бросил револьвер…
Снести такое было не под силу. Элф сказал:
— Пит, кончаем его.
Берглунд тут же покинул поле боя — длинным прыжком, будто ныряя в воду, перелетел через тело Кудряша и покатился в редкую траву.
Элф и Пит слаженным движением потянулись к револьверам. Но револьвер Галлоуэя уже поднялся и выстрелил. Элфа развернуло пулей на пол-оборота, и Галлоуэй выстрелил второй раз. Элф Данн попятился и сел на землю, а револьвер Галлоуэя взглянул на Пита, когда тот поднимал свое оружие.
— Брось! — сказал Галлоуэй. — Убью!
— А если он не убьет, — прозвучал чей-то новый голос, — то это сделаю я.
Берглунд — он сейчас сидел на земле, в стороне от возможной линии огня — посмотрел на высокого всадника с лохматой головой, в выгоревшей красной рубашке и черном жилете. Сзади за седлом была привязана овчинная куртка, сбоку торчал из чехла винчестер. Незнакомец выглядел нечесаным и каким-то ненастоящим, может быть из-за проглядывавшей в нем ошарашивающей, необузданной дикости.
Галлоуэй сдвинулся на несколько шагов в сторону, чтобы видеть вновь прибывшего.
— Здорово, Логан! Приятно тебя здесь видеть. И снова перевел взгляд на Пита.
— Кончай валять дурака, — сказал он. — Отвези Кудряша домой и скажи Баку Данну, что мы больше не потерпим тут неприятностей. Вы сами полезли в драку с нами, теперь уж небось сыты по горло.
Пит хмыкнул.
— Ты что думаешь, старый Бак все это стерпит и утрется? Да он тут все вверх ногами перевернет, имей в виду!
— Ну, как говорится, его похороны. А ты ему передай мои слова: хватит уже стрельбы и скандалов. Берглунд медленно поднялся с земли.
— Заходите оба, я вам налью, по стаканчику. — И поглядел на Логана. — Я так понимаю, вы тоже Сакетт?
— Логан Сакетт, из Клинч-Маунтин. — И ткнул большим пальцем в сторону Галлоуэя. — А он из камберлендских Сакеттов. Тоже хорошие люди.
Берглунд зашел за стойку и налил виски.
— По-моему, вы, ребята, собрались наставить на путь истинный эту данновскую команду. Они привыкли всех топтать как хотят.
— Мы хотим разводить скот, — сказал Галлоуэй. — Все, что нам надо, — это обзавестись своим домом. Если мы тут осядем, к нам сюда приедут и Оррин с Тайлером. Вот тогда вся семья будет в сборе.
* * *
Бак Данн сел за стол у себя дома, налил виски в жестяную кружку до половины, снова поставил кувшин на стол.
— Пошевелите-ка в очаге, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно: — Я хочу, чтоб кофе был горячий!
Час назад вернулся Пит Данн с ободранным, полуживым Кудряшом и с телом Элфа, из которого жизнь уже ушла. А потом, всего через пару минут, во двор въехал Рокер во главе команды, которую Бак посылал разогнать сакеттовский скот.
Баку не надо было рассказывать, что затея провалилась. Он обвел глазами группу людей, которые молча вели своих лошадей в корраль.
— Где Авель? — спросил он, когда Рокер соскочил с лошади перед ним.
— Убит. Меня там не было, Когда это случилось.
Бак резко повернулся и зашагал в дом. И вот теперь он сидел во главе стола и смотрел на то, что осталось от его семьи и других его верных людей.
Старый Бак был потрясен. В первый раз за многие годы судьба от него отвернулась, и он точно знал почему — потому что он решил остановиться.
А зачем останавливаться? Он что, устал? Он глотнул неразбавленного виски, потом повертел стакан в пальцах.
Этот Кудряш… ни черта он не может сделать толком. Отправился в лес со связанным человеком, а обратно его притащила волоком его собственная лошадь.
— Верн, — он посмотрел на другой конец стола, на молодого человека с желтоватым лицом, — придется тебе, поработать. Выкоси их всех, одного за другим.
Верн Хадди опустил веки с мрачным видом, но отозвался не сразу. Он успел уже изучить местность и знал, что сумеет сделать.
— Вот этот здоровенный парень, — сказал он задумчиво, — о котором Пит рассказывал… Это не иначе как Логан Сакетт. Он ганфайтер, преступник. Вы все держитесь от него подальше. Это настоящий тигр.
— Постой-ка, — сказал вдруг Бак, — а как это им удалось управиться со стадом, хотел бы я знать?
— У них оказалось больше людей, чем мы ожидали, — негромко сказал Рокер. Это был молодой человек среднего роста, среднего сложения, — державшийся очень прямо. — По крайней мере один из них был индеец.
— Там было несколько индейцев, — сказал Олли Хаммер. — Они вдруг появились как из-под земли и заставили это стадо бежать прямиком к реке. У нас не было никакой возможности разогнать его.
— А что случилось с Авелем?
— Он попытался выстрелить в Сакетта. Это был Флэган, тот самый, что отлупил Кудряша, — объяснил Олли. — Я и Жестяная Кружка, мы вместе с Рокером погнались за стадом. Там никого больше не было, кто мог бы управиться с Сакеттом…
Рокер все вертел в руках кружку. Потом поднял глаза на отца:
— Па… мы потеряли Авеля. Кудряшу досталось страшно. Если он и выживет, в этой драке он нам не помощник. У Джоуба покалечена рука. Элф мертвый… Я думаю, пора нам уносить ноги отсюда.
На минуту воцарилась мертвая тишина. Кое-кто украдкой посматривал на Бака. Слова Рокера всех ошеломили. Впервые кто-то из них осмелился предложить такое… Впрочем, Рокер был единственным из всех, кто мог сказать такие слова и не получить в ответ затрещину.
— Ты что, спятил? Когда такое было, чтоб мы убегали от драки?
— Никогда. Но только дурак попытается прошибить лбом стену. Па, ты не знаешь этих Сакеттов. Их по всей стране чертова уйма, и когда один из них попадает в беду, они все слетаются. Мы еще ничего не увидели, это только начало.
— Верн их всех выкосит.
— Может быть…
— Глаза Верна резко вскинулись — в этом «может быть» прозвучало сомнение. Он хотел было что-то сказать, но передумал.
— Сакетты — это вам не птенчики желторотые, — продолжал Рокер. — Они не просто ранчеры-скотоводы. Каждый из них — лесной охотник. Они выросли среди драк и пальбы, сами всю жизнь дрались, знают все хитрости. Я о них уже много лет слышу. Тайлер и Телл, наверно, самые быстрые стрелки, хотя и Логан, пожалуй, им не уступит. Флэган, Галлоуэй и Орландо — все хороши. Не знаю только насчет Пармали, который купил это стадо, что они сюда гонят…
— Рокер, — нетерпеливо сказал Бак, — все это дурацкий разговор.
— Может быть. Но зачем лбом стену прошибать? Я думаю, на этот раз удача нам изменила.
Бак свирепо глянул на Рокера, но не стал отвечать. Хлебнул виски, запил глотком кофе и молча ждал. Что-то должно прийти в голову. Всегда так бывало.
Уж слишком хорош этот край, чтоб так просто оставить его кому-то. Он ненавидел плоские равнины Канзаса, хоть и знал, что не сыщешь лучше места разводить скот и сеять пшеницу. Не больше ему нравилось восточное Колорадо и Техас. Нигде ему не хотелось остаться, пока он не попал сюда, в долину Ла-Платы.
И вроде ничто не мешало. Край был открыт для заселения. Шалако — городок махонький, уютный, народу кругом совсем немного. Они могли перебраться сюда, занять землю, сколько захотят, начать разводить скот, обзавестись семьями. Имея большинство голосов на выборах, они всегда могут поставить своего собственного шерифа или маршала.
За несколько лет они бы собрали приличные стада… если надо — наворовали бы в Нью-Мексико и Аризоне и хозяйничали в этой долине, как в собственном кармане.
И тут появились Сакетты. Их предупредили, да только они не испугались. Кудряш поехал, заварил драку, получил взбучку, и это был серьезный удар, а не просто какая-то взбучка, которую получил какой-то Кудряш. Бак Данн знал, как важно иметь репутацию непобедимых, и то, что Кудряша поколотил парень, еле стоящий на ногах, крепко подмочило эту репутацию…
И все вдруг пошло плохо.
Самое худшее — это что Рокер его подвел, а Рокер ведь самый умный из всех, самый умный и самый спокойный. Все остальные — это необузданная банда, ни о чем не думают, никому не подчиняются, кроме него, и никого не слушают, кроме него. И до нынешнего дня они свято верили, что их никто не сможет одолеть. Сам-то Бак Данн был не такой дурак. Это они могут верить в свою непобедимость и в то, что он, их босс, всегда знает, что делать. А Баку Данну приходилось видеть, как спокойные поселки неожиданно закипают гневом и деревья вдруг расцветают телами повешенных парней…
Он про это все знал. Он покинул город Вирджиния-Сити, на севере, Территория Монтана, как раз перед тем, как начали вешать.
Просто вдруг возникло предчувствие, он вдруг проснулся утром с желанием уехать… вскочил, на лошадь и уехал.
И когда до него дошли вести, что Генри Пламмер и все остальные заплясали на конце веревки, он понял, что предчувствие его не обмануло.
Неужели его чутье притупилось с годами?
Может, теперь у Рокера появилось такое предчувствие? Правда, этот Рокер всегда осторожничал. Он отлично обращается с шестизарядником, может, лучше всех, кого Баку видеть приходилось, но он всегда слишком осторожничал, и остальные над этим посмеивались — конечно, когда Рокер не мог услышать.
— Ладно, Рокер, ты уже не раз оказывался прав. Попытаемся еще раз… всего один раз. Не получится — уедем отсюда на север, поближе к Брауновой Дыре.
Рокера Данна это не успокоило, но он знал, что спорить бесполезно, он даже на такую уступку не надеялся. И, конечно, старый Бак, может быть, и в самом деле знает, что говорит.
И все же он не мог выбросить из памяти избитое, окровавленное тело Кудряша… Никогда он не любил Кудряша, не важно, брат или не брат. Что-то в нем было нездоровое. И, тем не менее, видеть его в таком состоянии… Что же в них такое есть, в этих Сакеттах? Наверное, это то самое, о чем любил говорить Макдональд, техасский рейнджер: «Ничто не остановит человека, который знает, что он прав, и упорно идет вперед».
Может, это как раз то самое…
Глава 15
Стадо пришло на следующий день после стрельбы на улице в Шалако, незадолго до полудня. Гурт был хорошо сбит и двигался бодро. Пармали провел перегон так, что животные не спали с тела, а до наступления холодов могли еще и нагулять жирка.
С приходом скота только и началась настоящая работа, и пока индейцы пасли стадо, я взял Галлоуэя, Ника и Чарли Фарнума и поехал с ними накосить сена.
Трава на высокогорных лугах была отличная, мы купили в городке, в лавке, недостающие косы и взялись за работу. Галлоуэй и я, мы еще с детства были в это дело влюблены, и мы пошли, взмахивая косами в лад, в ровном ритме и широко захватывая. Ник и Чарли Фарнум в косьбе были новички, им труднее приходилось. Оружие мы держали под рукой, а один-два индейца обычно были в дозоре. Мы для этого использовали мальцов. Глаз у них острый, они вовсю рвались помогать, а стоять в дозоре — это занятие для воина, так что они были в восторге.
Но Даннов видно не было.
Мои мысли все возвращались к Вишневой речке и ранчо Росситера, да только у каждого из нас было слишком много работы, чтобы болтаться по округе попусту. Если кто думает, что у ранчера всего и делов посиживать да поглядывать, как коровки жирок нагуливают, так у него мнение изменится, когда он попадет на ранчо. Скотоводство — это тяжкий труд от зари до зари, от темна до темна. Для особо непонятливых объясняю: от рассвета и до вечерней темноты.
На третье утро к нам заявился Пармали с косой и поверг всех в изумление. Оказалось, что никто в нашей компании не может так сметать стог, как он. Ну, если подумать, так удивляться нечего. Им там внизу, на равнинах, приходится складывать в стога куда больше сена, чем нашему горному люду. А что вы хотите, там, откуда я родом, даже у коров ноги с одного боку короче, чем с другого, от вечной ходьбы по косогору!
Персики и яблоки, которые мы там у себя в этих горах выращиваем, до того привыкли катиться вниз по склону, что ежели кто затеет испечь, к примеру, яблочный пирог, так у него получится только полпирога, потому что яблоки все равно скатятся на одну сторону.
Птицы и летучие мыши, если их спустить с гор на равнину, так и будут все время в траве сидеть, начисто сбитые с толку. Они же привыкли летать не над землей, а сбоку от нее.
Если человек во время пахоты собьется на шаг в сторону, он, того и гляди, попадет на пастбище или на арбузную грядку к соседу, от чего бывает множество недоразумений.
Церковь у нас была внизу, в долине, так мы по утрам никогда не ходили в церковь — просто скатывались с горы. Мы в нашей части Камберленда имели славу добрых христиан, потому как не могли скатиться с пути истинного, мимо, церкви то есть, даже если б захотели.
Даже Логан выбрался из городка и приложил руку к сенокосу. Он мужик здоровенный и сильный, и захват у него получался пошире, чем у любого из нас. Он успевал за утро накосить полную дневную норму, а после посиживал себе у огонька и отпускал замечания насчет нашей медлительности. Ну, наконец мы траву скосили и принялись складывать в стога, и Логан себя в этом деле тоже показал, хотя все равно даже ему не удавалось так здорово вывершить стог, как у Пармали получалось. А еще Пармали был большой любитель чтения, он без своих книжек шагу не делал. Я только никак не мог понять, на черта они ему нужны, потому что он помнил чуть не наизусть все, что прочел, а прочел он чистую прорву книжек. По вечерам у костра, когда кто-нибудь другой принялся бы рассказывать байки про привидения и всякое такое, он нам читал наизусть стихи. Он совсем обыкновенно читал, как вроде по-простому рассказывает историю, и слова из него так и катились.
С приходом скота только и началась настоящая работа, и пока индейцы пасли стадо, я взял Галлоуэя, Ника и Чарли Фарнума и поехал с ними накосить сена.
Трава на высокогорных лугах была отличная, мы купили в городке, в лавке, недостающие косы и взялись за работу. Галлоуэй и я, мы еще с детства были в это дело влюблены, и мы пошли, взмахивая косами в лад, в ровном ритме и широко захватывая. Ник и Чарли Фарнум в косьбе были новички, им труднее приходилось. Оружие мы держали под рукой, а один-два индейца обычно были в дозоре. Мы для этого использовали мальцов. Глаз у них острый, они вовсю рвались помогать, а стоять в дозоре — это занятие для воина, так что они были в восторге.
Но Даннов видно не было.
Мои мысли все возвращались к Вишневой речке и ранчо Росситера, да только у каждого из нас было слишком много работы, чтобы болтаться по округе попусту. Если кто думает, что у ранчера всего и делов посиживать да поглядывать, как коровки жирок нагуливают, так у него мнение изменится, когда он попадет на ранчо. Скотоводство — это тяжкий труд от зари до зари, от темна до темна. Для особо непонятливых объясняю: от рассвета и до вечерней темноты.
На третье утро к нам заявился Пармали с косой и поверг всех в изумление. Оказалось, что никто в нашей компании не может так сметать стог, как он. Ну, если подумать, так удивляться нечего. Им там внизу, на равнинах, приходится складывать в стога куда больше сена, чем нашему горному люду. А что вы хотите, там, откуда я родом, даже у коров ноги с одного боку короче, чем с другого, от вечной ходьбы по косогору!
Персики и яблоки, которые мы там у себя в этих горах выращиваем, до того привыкли катиться вниз по склону, что ежели кто затеет испечь, к примеру, яблочный пирог, так у него получится только полпирога, потому что яблоки все равно скатятся на одну сторону.
Птицы и летучие мыши, если их спустить с гор на равнину, так и будут все время в траве сидеть, начисто сбитые с толку. Они же привыкли летать не над землей, а сбоку от нее.
Если человек во время пахоты собьется на шаг в сторону, он, того и гляди, попадет на пастбище или на арбузную грядку к соседу, от чего бывает множество недоразумений.
Церковь у нас была внизу, в долине, так мы по утрам никогда не ходили в церковь — просто скатывались с горы. Мы в нашей части Камберленда имели славу добрых христиан, потому как не могли скатиться с пути истинного, мимо, церкви то есть, даже если б захотели.
Даже Логан выбрался из городка и приложил руку к сенокосу. Он мужик здоровенный и сильный, и захват у него получался пошире, чем у любого из нас. Он успевал за утро накосить полную дневную норму, а после посиживал себе у огонька и отпускал замечания насчет нашей медлительности. Ну, наконец мы траву скосили и принялись складывать в стога, и Логан себя в этом деле тоже показал, хотя все равно даже ему не удавалось так здорово вывершить стог, как у Пармали получалось. А еще Пармали был большой любитель чтения, он без своих книжек шагу не делал. Я только никак не мог понять, на черта они ему нужны, потому что он помнил чуть не наизусть все, что прочел, а прочел он чистую прорву книжек. По вечерам у костра, когда кто-нибудь другой принялся бы рассказывать байки про привидения и всякое такое, он нам читал наизусть стихи. Он совсем обыкновенно читал, как вроде по-простому рассказывает историю, и слова из него так и катились.