Страница:
Итак, оглянувшись, я увидел, что в воздухе висит небольшое облачко пыли. Пыль не оседала. Это. означало, что за мной кто-то следит, и этот кто-то вполне мог быть человеком Куперов.
Но в тот момент я, кажется, охотнее бы встретился с Куперами, вместо того чтобы заниматься этой женщиной, а мой негодяй чалый вез меня прямехонько к ней.
Самое скверное заключалось в том, что она оказалась жутко хорошенькой. Лицо ее покрывал легкий загар, но все равно она была очень даже миловидна.
— Как поживаете? — обратилась она ко мне, будто мы встретились где-нибудь на улице в Нэшвилле. — Скажите, не могли бы вы подвезти меня до Хардивилла?
Надвинув шляпу на самые глаза, я огляделся, однако ни лошади, на которой она могла бы доехать до города, ни каких-либо признаков жилья или хотя бы лагеря не заметил.
— Отчего же, мэм, я так полагаю, это возможно. — Я спрыгнул на землю, подумав, что, если мне предстоят осложнения, нужно сразу же положить поближе мой тяжелый кольт, чтобы в случае нужды быстро его вытащить. — Груза у меня немного, так что я вполне могу ехать на вьючной лошади, а вы сядете на моего чалого боком, как на вашем женском седле.
— Я очень благодарна, — вымолвила она скромно.
Прежде всего я подумал, что это ловушка. Кто-то, кто знал, что я везу золото, доставил сюда эту женщину, чтобы она помогала им — я не мог понять, как она здесь оказалась. Вокруг я не видел никаких следов, кроме ее собственных. Но потом вдруг заметил тоненький столбик дыма, который поднимался из-за камня.
— У вас там костер?
— Ночью было очень холодно.
Тут она заметила мой взгляд и улыбнулась.
— Да, я провела там всю ночь. — Ее большие голубые глаза смотрели прямо на меня. — И прошлую ночь тоже.
— Не очень-то подходящее местечко.
Она держалась немного церемонно, но все равно эта умненькая смышленая девчонка пришлась мне по сердцу. А такие платья, как на ней, из хорошего материала, купленного в лавке, я видел в северных городах, когда служил в солдатах. В наших краях носили больше домотканое или сшитое из кожи.
— Вы, наверное, спрашиваете себя, что я тут делаю?
— Ну а как же? — Я невольно ухмыльнулся. — Что верно, то верно, тут не шибко подходящее место.
— Не следует говорить «шибко», это неправильно. Нужно сказать «не очень».
— Спасибо, мэм. Я ведь никогда не ходил в школу, знаю только то, чему мать меня научила. Вот и не умею правильно говорить.
— Но читать и писать вы, наверное, умеете?
— Нет, мэм, не умею.
— Но это ужасно! Каждый человек должен уметь читать. Не знаю, что бы я делала в последние несколько месяцев, если бы не могла читать. Просто сошла бы с ума.
Приспособив для нее седло, я помог ей сесть на лошадь.
— Мэм, я лучше предупрежу вас заранее. Здесь могут случиться всякие неприятности, так что вы имейте это в виду. Может, совсем не так уж и хорошо, что я вам помогаю. Может, вам будет только хуже… — Мы тронулись в путь, и я, обернувшись через плечо, посмотрел на нее: — За мной кто-то гонится. Сдается мне, что это бандиты Купера.
Хуже всего, что я потерял время. Надвигалась ночь, а у меня на руках оказалась эта незнакомая девица. Па, бывало, говорил, что женщины используют самые хитрые способы, чтобы заполучить себе мужчину, но я никогда не думал, что одна из них вдруг окажется передо мной на пустынной дороге. К тому же такая хорошенькая, как эта.
Кроме всего прочего, она была из благородных. Всякий увидел бы господскую стать, только посмотрев, как она сидит на моей кляче, словно это кровный жеребец, а она едет среди толпы на ярмарке рядом со мной, гордо вскинув голову.
— Вы от кого-то убегаете, мэм? Не хочу быть непочтительным, но пустыня… это не шибко — простите, — не очень подходящее место для такой миленькой барышни, как вы.
— Благодарю вас, — произнесла она, еще чуть выше приподняв свою гордую головку. — Да, я убегаю. Я ушла от своего мужа. Это бесчувственный грубиян. Он офицер, служит в Форт-Уиппле.
— Он очень расстроится, что вы ушли от него, мэм. Наши места глухие. Я нисколько не завидую этим ребятам, что служат в дальних фортах, можете мне поверить. Там так одиноко.
— Ну конечно! Разве это подходящее место для женщины? Как он мог привезти сюда молодую жену? Хорошенькое дело! Неужели он воображал, что я стану жить в таких условиях? В доме с земляным полом и вообще?
— Что он сказал, когда вы от него ушли?
— Он об этом еще не знает. Я ездила в Эренберг, а когда мы возвращались назад — я просто не могла больше этого выносить, — взяла и вышла из фуры. Знаете, специальные армейские фургоны, в которых перевозят раненых? В ней я путешествовала. Мне надо добраться до Хардивилла, а там сяду на поезд и поеду домой.
Когда я обернулся, чтобы взглянуть на дорогу, пыли в воздухе уже не было, и я понял, что пришла беда. Если бы за нами ехали солдаты, отправленные на поиски женщины, они бы так внезапно не остановились; я предположил, что преследователи обогнали нас и теперь поджидают впереди, устроив какую-нибудь ловушку, поэтому я быстро свернул в ущелье, изменив направление. Двигаться мы старались медленно, чтобы не поднимать пыли.
Нас окружали пески, но через них шла узкая тропка, проложенная оленями или другими животными, и мы поехали по ней. Через час я обернулся и увидел довольно большое облако пыли около того места, где я нашел эту дамочку. Я снова круто развернулся, взяв противоположное направление. К северо-западу от того места, где мы находились, возвышалась столовая гора, составляющая часть длинного горного хребта.
— За нами гонятся, мэм, — сообщил я, — а эти Куперы лихие ребята, они не слишком задумываются над тем, что делают. Я не могу допустить, чтобы вы попали к ним в руки. Так что придется удирать. Если не получится, вступим в переговоры или будем драться, это как им будет угодно. Не отставайте от меня, мэм.
— Мне нечего бояться, — заявила она. — Я жена офицера американской армии.
— У нас на Западе мужчины обычно внимательны по отношению к женщинам, — согласился я. — Однако особо не рассчитывайте на то, что вы жена офицера. Всего неделю назад Куперы расправились с двумя офицерами, попросту убили их, мэм. Им ровным счетом наплевать, кто вы такая, кроме того, что вы женщина. И им не часто доводится видеть таких хорошеньких.
Она подъехала вплотную ко мне:
— Боюсь, что я недооценила ситуацию.
— Согласен, мэм, это часто случается с людьми.
Нам оставалось добрых два дня пути до Хардивилла, конечного пункта навигации на Колорадо, и там нас не ожидало ничего хорошего. В последний раз, когда я туда наведывался, там стояло три или четыре дома и народу не густо.
Никто не знал, сколько в городе Куперов. Говорили разное, кто считал, что пять, а кто — девять. Ходили слухи, что это отщепенцы, которые бежали из Штатов на территорию чероки, и что они очень опасны.
Мы старались двигаться незаметно, выискивая седловины, по которым намеревались перебраться через хребет, не поднимаясь на вершины, где бы нас сразу же засекли. Начинало темнеть, отовсюду поползли длинные тени, и когда мы приблизились к восточному склону столовой горы, до которой я и стремился добраться, мы оказались в глубокой тени.
Разыскав проход вокруг горы, мы обогнули ее и увидели, что западный ее склон весь полыхает, залитый лучами заходящего солнца, — жутко красивое зрелище. Дул свежий ветерок, но я быстро нашел, что искал, — место, где мы остановились на ночь.
Когда человек ищет место для лагеря, зная, что его преследуют, ему приходится многое учитывать: и как костер развести, чтобы дым не встал столбом над горой, и как выбраться оттуда незаметно, чтобы твой силуэт не обозначился на фоне неба. Я нашел такое место, и, судя по его виду, до меня им уже не раз пользовались индейцы.
У этой горы с одной стороны обвалился край, образовав крутой склон. Ехать по нему верхом можно, однако полдороги лошади пришлось бы скользить, присаживаясь на зад. Отвесная стена горы поднималась примерно на триста футов, но там, где произошел обвал и начинался склон, образовалась выемка, прикрытая кустами и обломками камня.
Она представляла собой пол-акра земли, поросшей травой; в конце поляны росло несколько корявых кедров. На этой поляне я и помог женщине спешиться.
— Мэм, мы проведем ночь здесь. Говорите потише, старайтесь, чтобы железо не звякало о железо, и ходите осторожно, чтобы не катились камни из-под ног.
— Они так близко?
— Точно не знаю, мэм, но нам следует надеяться на лучшее и ожидать худшего. Па учил меня, что нужно рассчитывать именно так.
Расседлав лошадей, я взобрался на один из громадных камней, чтобы осмотреться. Чтобы иметь правильное представление о местности, нужно осматривать ее не только при дневном свете. Нам многое говорят тени, а в чистом воздухе раннего утра или позднего вечера видишь то, что днем мешает разглядеть солнце. Настоящий следопыт лучше всего видит и предпочитает изучать местность вечером, поскольку тени показывают, где находятся низкие места, он может обнаружить ущелья и провалы, зачастую для того, чтобы их благополучно миновать.
Па, которому приходилось охотиться с Бриджером и Карсоном, никогда не упускал случая втолковать нам, ребятам, как ориентироваться на местности.
Закончив разведку, я слез с камня и расчистил место, убрав хвою и листья под одним из кедров, который, казалось, склонился над нами, образовав нечто вроде арки. Я развел такой крошечный костер, что он мог бы поместиться в двух ладонях — если нужно стряпать, хватит и такого. Дым же, проходя сквозь ветви дерева, рассеется настолько, что будет совсем не виден.
— Я родился в Теннесси, — сообщил я ей, — меня зовут Телль Сэкетт.
— А я Кристин Мэллори, родом из Делавэра.
— Как поживаете, миссис Мэллори? Если встречаешь человека из Делавэра, он чаще всего оказывается индейцем. Они хорошие проводники и отлично дерутся.
Я достал свои припасы, и мне стало стыдно. Меня снабдил Сквирс, когда я отправился в путь. Все, чем я располагал, — молотые бобы с цикорием вместо кофе да немного вяленого мяса и муки.
Сварив кофе, я налил его в свою чашку и протянул ей:
— Миссис Мэллори, это, конечно, не то, к чему вы привыкли, но ничего другого у нас нет.
Она пригубила, и, честное слово, если бы не ее хорошее воспитание, уж точно выплюнула бы, но она проглотила и потом еще немного отпила.
— Приятно, что горячий, — улыбнулась она, и я тоже изобразил улыбку.
По правде говоря, что еще я мог сказать?
— Обязательно попробуйте вяленого мяса, — угощал я. — Если подержать его немного во рту, а потом разжевать, оно даже вкусное. Кроме мяса, у нас есть только холодный хлеб.
— Что?
— Холодный хлеб… Это не ваша пища. Правда, то, что у меня, это не совсем по-индейски. Так ее готовят только белые. Подсушивают зерно и размалывают с добавлением корицы. Муку разводят в воде и пьют. Очень питательно. На таком рационе можно ехать и ехать, многие мили. Моему па, когда он был в Монтане, пришлось однажды целых две недели питаться исключительно этой пищей. А всего-то он имел две-три кварты сухой муки.
Когда я в последний раз осматривался, то заметил отблеск далекого костра.
Стоя у входа в наше убежище и глядя на появлявшиеся звезды, я задумался об этой женщине и о том, будет ли когда-нибудь такая женщина у меня. И пришел к выводу, что это весьма мало вероятно. Мы, Сэкетты, валлийцы, происходим из Уэльса, мы гордые люди, только у нас почему-то никогда ничего не бывает. Богу не угодно дарить нас земными благами. Все, что у нас есть, — это мы сами, наша сила и стремление ступать по земле честно и гордо.
А эта девушка куда-то от кого-то бежит, что само по себе непорядок. Когда я вернулся к костру, она сидела возле него, съежившись, завернувшись в одно из моих одеял. Набрав кедровых веток и травы, я устроил ей постель с краешка, возле огня.
— Хорошо пахнет, — улыбнулась она.
— Это кедр и еще один такой смолистый кустарник, который пахнет креозотом. Некоторым он не нравится, они называют его «маленькая вонючка». А индейцы используют его против ревматизма.
Некоторое время мы оба молчали, а потом я заметил:
— На костре из креозота хорошо стряпать бобы, он придает им приятный привкус. Вы когда-нибудь попробуйте, после этого все остальные бобы будут вам казаться безвкусными. — Огонь потрескивал, я добавил в костер несколько сухих веточек и потом добавил: — Нехорошо, что вы так от него ушли. Он, верно, жутко беспокоится.
Она посмотрела на меня через костер холодно и вызывающе:
— Это не ваше дело.
— Миссис Мэллори, после того как вы навязались на мою шею, это стало и моим делом. Когда девушка выходит замуж за солдата, она должна быть готова вести такую жизнь, которую ведут солдаты. А у вас, мэм, сдается мне, мужества не хватило, вы и сбежали, испугались грязных полов. Если женщина любит своего мужа, она не станет обращать внимания на такие пустяки, а вы, мэм, избалованы. Просто избалованы.
Она поднялась на ноги и стояла, холодно и высокомерно глядя на меня, словно она Бог весть какая персона.
— Если вам не нравится мое общество, я уйду.
— Никуда вы не уйдете. Прежде всего, вы не имеете понятия о том, где находитесь и как попасть туда, куда вам нужно. Вы умрете от жажды, если до того не попадете в когти ко льву.
— Ко льву?
— Да, мэм. — Я в общем-то ее не обманывал, потому что где-то в Аризоне точно охотился лев. — А кроме того, здесь полно змей, и ночью вы их не увидите, заметите только тогда, когда наступите. — Она стояла в нерешительности, потеряв уверенность в себе, а я продолжал, желая довести свою мысль до конца: — В этих краях женщине нужен мужчина, непременно нужен. Но и мужчине нужна женщина. Как вы думаете, как сейчас себя чувствует ваш муж? Жена осрамила его перед всеми, убежала из дому, как ребенок.
Она снова присела к огню, однако на меня смотрела сухо и непримиримо.
— Я буду вам благодарна, если вы меня доставите в Хардивилл. Я не собиралась навязываться вам на шею, как вы изволили выразиться. И я с удовольствием заплачу сам за ваши хлопоты.
— У вас не шибко много денег.
— Не смейте говорить «шибко», — буркнула она.
— Благодарю, мэм, — сказал я, — но теперь неплохо было бы вам чуток поспать. Завтра нам надо проехать пять, а лучше десять миль, и у меня не будет возможности возиться с усталой дамочкой. Вам придется крепко сидеть в седле, а не то я брошу вас в пустыне.
— Вы не посмеете.
— Очень даже посмею, мэм, можете быть уверены. Оставлю вас здесь, и визжите сколько вам угодно, все равно это вам не поможет. Ложитесь и спите. Как только рассветет, мы снимемся с места, как совы, которые спешат скрыться с первыми лучами солнца.
Взяв ружье, я отправился на разведку и, усевшись на каменную глыбу, стал смотреть и слушать. Огонек по-прежнему мерцал вдали, словно звездочка, упавшая с неба.
Когда я вернулся к костру, она лежала на приготовленной мною постели, закутавшись в одеяло, и, по всей видимости, спала. Ее лицо, на котором играли блики нашего маленького костерка, стало таким спокойным и безмятежным, что она казалась маленькой девочкой.
Еще до рассвета я открыл глаза. Мне потребовалось не более одной-двух минут, чтобы оседлать наших полудиких мустангов. После этого я приспособил для нее седло на вьючной лошади. Груза у меня совсем немного, так что лошадь не будет перегружена. Затем приготовил кофе и разбудил ее, осторожно дотронувшись рукой до ее плеча. Она мгновенно открыла глаза и, увидев меня, чуть не заорала во все горло. Но я ее понимаю и не могу осуждать за это. Рост у меня шесть футов три дюйма, широкие плечи и большие руки, высокие скулы и рожа, прокопченная на солнце, так что меня не отличить от индейца; к тому же я давно не брился — ничего удивительного, что она испугалась.
— Вам нужно хоть немного поесть, — предупредил я. — У вас на все пять минут.
Когда мы выехали, все еще сверкали звезды. И я с удовольствием обнаружил, посмотрев в сторону давешнего костра, что огня не видно.
Время приближалось к полудню, солнце пекло вовсю. Мы перевалили через высокую седловину и выехали на равнину, по которой там и сям росли высокие деревья. Мормоны назвали их «джошуа» — им казалось, что они напоминают человека, воздевшего руки к небу.
Так мы и ехали по той долине, и все утро я не замечал позади нас пыли, и вдруг, совершенно неожиданно, из ущелья показались четыре всадника. Я узнал их сразу — толки о них и о том, как они выглядят, ходили повсюду в наших краях.
— Привет, Куперы! Вы что-нибудь ищете?
Они окинули взглядом Кристин Мэллори, а потом посмотрели на меня.
— Ищем тебя, — усмехнулся один из них, — и то самое золото, а заодно прихватим и красотку, в качестве премии, так сказать.
Как я уже говорил, когда дальше бежать уже некуда, то можно либо разговаривать, либо драться. Лично я предпочитаю разговаривать, и чем дольше, тем лучше.
— Ничего вы не получите, — заявил я. — Меня зовут Телль Сэкетт, а точнее Уильям Телль Сэкетт, поскольку мой папаша сильно уважал этого Уильяма Телля. Мы, Сэкетты, происходим из Камберленд-Гэп, что в Теннесси, и папаша постоянно нам внушал, что никогда не следует ничего отдавать без драки, в особенности когда речь идет о деньгах или о женщине. Ну так вот, — продолжал я, прежде чем они успели вставить слово, — люди говорят, что я не мастер петь, там, или пиликать на скрипке, а что до танцев, то ноги у меня для этого слишком длинные. А вот если с кем подраться, то — пожалуйста, я всегда готов. Вижу, вы, ребята, любите медные пуговицы — вот они, у вас на куртках. Я так полагаю, что пуля из моего 44-го вгонит такую пуговицу в брюхо так глубоко, что доктору придется запрашивать ордер на обыск, чтобы ее отыскать. — Моя лошадь беспокоилась, никак не хотела стоять на месте, а я делал вид, что сдерживаю ее. — Кроме всего прочего, — разливался я соловьем, — здесь со мной жена генерала Джемса Уитфилда Мэллори, и если вы только ее тронете, вам придется уносить ноги с этой территории и как можно скорее, он не такой человек, чтобы оставить дело без последствий, он поднимет на ноги всю пограничную армию, чтобы вас отыскать.
Моя лошадь внезапно забеспокоилась, стала вертеться, и стоило ей повернуться к ним левым боком, как я, воспользовавшись моментом, мгновенно выхватил свой револьвер, и, когда лошадь успокоилась, мой кольт смотрел в их сторону.
Быстро доставать оружие па начал меня учить, заставляя постоянно практиковаться, с тех самых пор, как я настолько подрос, что моя кобура при ходьбе перестала волочиться по земле. «Сын, — говорил он, — если тебе понадобится револьвер, он должен быть у тебя в руке, а не в кобуре».
Они удивились, увидев направленный на них ствол, а Джон Купер прямо-таки взбесился.
— Не воображай, что это тебе поможет, — заорал он. — Ты нам нужен, и мы тебя достанем.
— Вспомним кое-что об этой стране, — бросил я ему, — Каждый человек здесь имеет право на собственное мнение. В данном же случае, если ты окажешься не прав, у тебя уже не будет возможности попытаться еще раз. Впрочем, если желаешь попробовать, доставай свою пушку, и вперед. — Никто не вымолвил ни слова, все молчали, злые как черти, поэтому я продолжал, считая, что любые разговоры лучше, чем драка: — Предлагаю вам пари, Куперы. Бьюсь об заклад, что застрелю троих из вас, прежде чем вы успеете обнажить оружие. А четвертый пускай поторопится, а то как бы и ему не оказаться в их компании.
— Языком-то ты мастер победы одерживать, — проворчал Джордж.
— Считай, что я раскрыл свои карты. Ты имеешь право знать. Обещаю тебе одно: если я не застрелю тебя с первого выстрела, я оставлю тебя лежать где ты есть, пусть за меня докончат дело солнце и орлы-стервятники.
Честно говоря, Куперам не слишком понравились мои слова, тем более что моя лошадь, теперь, когда я перестал беспокоить ее шпорами, стояла совершенно спокойно и попасть в человека с такого расстояния не так уж трудно. А умирать-то никому не хочется.
— Если это действительно жена Мэллори, то что она, интересно, тут делает?
— Она направлялась в Уиппл, — сразу выдал я легенду, — но по дороге заболела, и док посоветовал вернуться в Эренберг. Они попросили меня сопровождать ее туда. Мне приходилось служить вместе с генералом. Он хорошо меня знает.
— Я никогда не слышал о генерале Мэллори, — засомневался Джордж.
— Никогда не слышал о генерале Джемсе Уитфилде Мэллори?! — Теперь я уже и сам поверил своим басням. — Он же помощник генерала Гранта! Учился вместе с Филом Шериданом и Джебом Стюартом в одном классе в Пойнте. Сейчас поговаривают о том, чтобы сделать его губернатором всей территории специально для того, чтобы очистить ее от всяких разбойников и прочей нечисти. Не при даме будет сказано, но все знают его как человека непреклонного, не знающего жалости и весьма строгого. А уж умный какой — все насквозь видит! От него не скроешься, все равно отыщет. Не дай Бог, если на кого рассерчает. Вот жена его говорит, что, если его сделают губернатором территории, он собирается набрать специальный полицейский отряд из апачей. Рассудил так: если эти апачи так ненавидят белых, надо использовать их агрессивность и натравить их на разбойников. Пусть выслеживают их и делают с ними что хотят, никто не потребует вернуть их назад.
— Это не по-человечески, — запротестовал Джордж.
— Такой уж он человек, этот генерал. Такой человек.
Мой верный кольт по-прежнему поглядывал на них, и я сказал:
— Ну, мы поехали дальше.
Показав Кристин, чтобы она отправилась вперед, я двинулся следом, но можете мне поверить, сидел я боком, держа оружие наготове, готовый выстрелить в любой момент. Когда я посмотрел на них в последний раз, они все еще стояли на прежнем месте, продолжая спорить между собой.
Никогда я так много не говорил, с тех самых пор как покинул Теннесси, и ни один псих не мог бы наплести столько чепухи.
Мы добрались до Хардивилла на следующий день около захода солнца, и первым человеком, которого я увидел, когда мы подъехали к лавке, оказался Билли Сквирс.
— Билли, — крикнул я ему, — за мной охотились Куперы! Единственный человек, который мог им капнуть, что я везу золото, — это ты. Тот, кто поехал и сообщил им, должен их ждать здесь, чтобы получить свою долю. Ну так вот, если тебе угодно назвать меня лжецом, то я только провожу эту женщину и сразу же вернусь назад. Но прежде всего имей в виду: они не получили ни крупинки того золота, и ты тоже не получишь.
— Я сам намыл свою долю этого золота, — промямлил он. Выглядел Сквирс довольно уныло.
— Верно, сам намыл. Однако решил, что своего золота тебе недостаточно, вот ты и попробовал заполучить все. Месяц назад или около того Джек Уокер выехал из лагеря, и его укокошили. Я пошлю твою долю золота его вдове и детям, и прибереги свои возражения до того времени, когда я вернусь.
Итак, я вошел в лавку вместе с Кристин Мэллори, а там находились два или три офицера, которые только что сошли с корабля и направлялись в Форт-Уиппл.
— Мой муж совсем не генерал, — заметила она, — и его зовут Роберт Мэллори.
— Мне это известно, миссис Мэллори. Ваш муж младший лейтенант Роберт Мэллори, он юн и зелен, словно весенняя травка. Месяц тому назад он подъехал ко мне на плацу в Уиппле и велел убираться прочь с парада вместе с моей лошадью. Вид у него при этом был очень даже важный и заносчивый. Ваш муж, мэм, еще не мужчина, а мальчик, но мальчик этот крепок и телом и духом. Два-три года на границе — и вы получите мужа, которым сможете гордиться. Но если вы сейчас его бросите, вполне возможно, что он оставит службу и помчится за вами и вы на всю свою жизнь останетесь с мужем-ребенком. Вы должны вернуться к нему, слышите вы меня? Сами вы тоже немногого стоите, но дайте срок, и у вас будет все в порядке. Если бы вы были настоящей женщиной, когда я встретил вас на дороге, я бы, вероятно, не смог обойтись с вами как подобает джентльмену, но вы пока еще не годитесь для настоящего мужчины.
У нее были самые красивые голубые глаза на свете, я в жизни таких не видел, и они смотрели прямо на меня. Она рассердилась, но это не мешало ей быть справедливой — за этими голубыми глазами скрывался здравый смысл.
— Возможно, вы и правы, — заявила она, — хотя я с удовольствием влепила бы вам пощечину, вместо того чтобы соглашаться с вами. После того, что я пережила за эти несколько дней, грязный земляной пол мне кажется сущим пустяком.
— Мэм, когда мне придет время жениться, я надеюсь найти себе девушку, такую же красивую и рассудительную, как вы, и с таким же твердым характером.
Я оставил ее беседовать с офицерами и подошел к конторке. Золото я положил в банк Харди на имя тех людей, которые мне его доверили — на имя Джима Ходжа, Уилли Мэндера, Тома Пэджета, — и миссис Джек Уокер, адрес которой я им назвал.
— А мне причитается сто долларов, — закончил я.
Харди мне их выплатил, и я положил деньги в карман. Никогда в жизни у меня не было такой суммы.
Потом я вышел на улицу, как и обещал, и, к моему удивлению, Билли Сквирс меня уже поджидал.
Он выстрелил в меня и промахнулся. Я тоже выстрелил и попал.
МУЛ ДО САНТА-ФЕ
Но в тот момент я, кажется, охотнее бы встретился с Куперами, вместо того чтобы заниматься этой женщиной, а мой негодяй чалый вез меня прямехонько к ней.
Самое скверное заключалось в том, что она оказалась жутко хорошенькой. Лицо ее покрывал легкий загар, но все равно она была очень даже миловидна.
— Как поживаете? — обратилась она ко мне, будто мы встретились где-нибудь на улице в Нэшвилле. — Скажите, не могли бы вы подвезти меня до Хардивилла?
Надвинув шляпу на самые глаза, я огляделся, однако ни лошади, на которой она могла бы доехать до города, ни каких-либо признаков жилья или хотя бы лагеря не заметил.
— Отчего же, мэм, я так полагаю, это возможно. — Я спрыгнул на землю, подумав, что, если мне предстоят осложнения, нужно сразу же положить поближе мой тяжелый кольт, чтобы в случае нужды быстро его вытащить. — Груза у меня немного, так что я вполне могу ехать на вьючной лошади, а вы сядете на моего чалого боком, как на вашем женском седле.
— Я очень благодарна, — вымолвила она скромно.
Прежде всего я подумал, что это ловушка. Кто-то, кто знал, что я везу золото, доставил сюда эту женщину, чтобы она помогала им — я не мог понять, как она здесь оказалась. Вокруг я не видел никаких следов, кроме ее собственных. Но потом вдруг заметил тоненький столбик дыма, который поднимался из-за камня.
— У вас там костер?
— Ночью было очень холодно.
Тут она заметила мой взгляд и улыбнулась.
— Да, я провела там всю ночь. — Ее большие голубые глаза смотрели прямо на меня. — И прошлую ночь тоже.
— Не очень-то подходящее местечко.
Она держалась немного церемонно, но все равно эта умненькая смышленая девчонка пришлась мне по сердцу. А такие платья, как на ней, из хорошего материала, купленного в лавке, я видел в северных городах, когда служил в солдатах. В наших краях носили больше домотканое или сшитое из кожи.
— Вы, наверное, спрашиваете себя, что я тут делаю?
— Ну а как же? — Я невольно ухмыльнулся. — Что верно, то верно, тут не шибко подходящее место.
— Не следует говорить «шибко», это неправильно. Нужно сказать «не очень».
— Спасибо, мэм. Я ведь никогда не ходил в школу, знаю только то, чему мать меня научила. Вот и не умею правильно говорить.
— Но читать и писать вы, наверное, умеете?
— Нет, мэм, не умею.
— Но это ужасно! Каждый человек должен уметь читать. Не знаю, что бы я делала в последние несколько месяцев, если бы не могла читать. Просто сошла бы с ума.
Приспособив для нее седло, я помог ей сесть на лошадь.
— Мэм, я лучше предупрежу вас заранее. Здесь могут случиться всякие неприятности, так что вы имейте это в виду. Может, совсем не так уж и хорошо, что я вам помогаю. Может, вам будет только хуже… — Мы тронулись в путь, и я, обернувшись через плечо, посмотрел на нее: — За мной кто-то гонится. Сдается мне, что это бандиты Купера.
Хуже всего, что я потерял время. Надвигалась ночь, а у меня на руках оказалась эта незнакомая девица. Па, бывало, говорил, что женщины используют самые хитрые способы, чтобы заполучить себе мужчину, но я никогда не думал, что одна из них вдруг окажется передо мной на пустынной дороге. К тому же такая хорошенькая, как эта.
Кроме всего прочего, она была из благородных. Всякий увидел бы господскую стать, только посмотрев, как она сидит на моей кляче, словно это кровный жеребец, а она едет среди толпы на ярмарке рядом со мной, гордо вскинув голову.
— Вы от кого-то убегаете, мэм? Не хочу быть непочтительным, но пустыня… это не шибко — простите, — не очень подходящее место для такой миленькой барышни, как вы.
— Благодарю вас, — произнесла она, еще чуть выше приподняв свою гордую головку. — Да, я убегаю. Я ушла от своего мужа. Это бесчувственный грубиян. Он офицер, служит в Форт-Уиппле.
— Он очень расстроится, что вы ушли от него, мэм. Наши места глухие. Я нисколько не завидую этим ребятам, что служат в дальних фортах, можете мне поверить. Там так одиноко.
— Ну конечно! Разве это подходящее место для женщины? Как он мог привезти сюда молодую жену? Хорошенькое дело! Неужели он воображал, что я стану жить в таких условиях? В доме с земляным полом и вообще?
— Что он сказал, когда вы от него ушли?
— Он об этом еще не знает. Я ездила в Эренберг, а когда мы возвращались назад — я просто не могла больше этого выносить, — взяла и вышла из фуры. Знаете, специальные армейские фургоны, в которых перевозят раненых? В ней я путешествовала. Мне надо добраться до Хардивилла, а там сяду на поезд и поеду домой.
Когда я обернулся, чтобы взглянуть на дорогу, пыли в воздухе уже не было, и я понял, что пришла беда. Если бы за нами ехали солдаты, отправленные на поиски женщины, они бы так внезапно не остановились; я предположил, что преследователи обогнали нас и теперь поджидают впереди, устроив какую-нибудь ловушку, поэтому я быстро свернул в ущелье, изменив направление. Двигаться мы старались медленно, чтобы не поднимать пыли.
Нас окружали пески, но через них шла узкая тропка, проложенная оленями или другими животными, и мы поехали по ней. Через час я обернулся и увидел довольно большое облако пыли около того места, где я нашел эту дамочку. Я снова круто развернулся, взяв противоположное направление. К северо-западу от того места, где мы находились, возвышалась столовая гора, составляющая часть длинного горного хребта.
— За нами гонятся, мэм, — сообщил я, — а эти Куперы лихие ребята, они не слишком задумываются над тем, что делают. Я не могу допустить, чтобы вы попали к ним в руки. Так что придется удирать. Если не получится, вступим в переговоры или будем драться, это как им будет угодно. Не отставайте от меня, мэм.
— Мне нечего бояться, — заявила она. — Я жена офицера американской армии.
— У нас на Западе мужчины обычно внимательны по отношению к женщинам, — согласился я. — Однако особо не рассчитывайте на то, что вы жена офицера. Всего неделю назад Куперы расправились с двумя офицерами, попросту убили их, мэм. Им ровным счетом наплевать, кто вы такая, кроме того, что вы женщина. И им не часто доводится видеть таких хорошеньких.
Она подъехала вплотную ко мне:
— Боюсь, что я недооценила ситуацию.
— Согласен, мэм, это часто случается с людьми.
Нам оставалось добрых два дня пути до Хардивилла, конечного пункта навигации на Колорадо, и там нас не ожидало ничего хорошего. В последний раз, когда я туда наведывался, там стояло три или четыре дома и народу не густо.
Никто не знал, сколько в городе Куперов. Говорили разное, кто считал, что пять, а кто — девять. Ходили слухи, что это отщепенцы, которые бежали из Штатов на территорию чероки, и что они очень опасны.
Мы старались двигаться незаметно, выискивая седловины, по которым намеревались перебраться через хребет, не поднимаясь на вершины, где бы нас сразу же засекли. Начинало темнеть, отовсюду поползли длинные тени, и когда мы приблизились к восточному склону столовой горы, до которой я и стремился добраться, мы оказались в глубокой тени.
Разыскав проход вокруг горы, мы обогнули ее и увидели, что западный ее склон весь полыхает, залитый лучами заходящего солнца, — жутко красивое зрелище. Дул свежий ветерок, но я быстро нашел, что искал, — место, где мы остановились на ночь.
Когда человек ищет место для лагеря, зная, что его преследуют, ему приходится многое учитывать: и как костер развести, чтобы дым не встал столбом над горой, и как выбраться оттуда незаметно, чтобы твой силуэт не обозначился на фоне неба. Я нашел такое место, и, судя по его виду, до меня им уже не раз пользовались индейцы.
У этой горы с одной стороны обвалился край, образовав крутой склон. Ехать по нему верхом можно, однако полдороги лошади пришлось бы скользить, присаживаясь на зад. Отвесная стена горы поднималась примерно на триста футов, но там, где произошел обвал и начинался склон, образовалась выемка, прикрытая кустами и обломками камня.
Она представляла собой пол-акра земли, поросшей травой; в конце поляны росло несколько корявых кедров. На этой поляне я и помог женщине спешиться.
— Мэм, мы проведем ночь здесь. Говорите потише, старайтесь, чтобы железо не звякало о железо, и ходите осторожно, чтобы не катились камни из-под ног.
— Они так близко?
— Точно не знаю, мэм, но нам следует надеяться на лучшее и ожидать худшего. Па учил меня, что нужно рассчитывать именно так.
Расседлав лошадей, я взобрался на один из громадных камней, чтобы осмотреться. Чтобы иметь правильное представление о местности, нужно осматривать ее не только при дневном свете. Нам многое говорят тени, а в чистом воздухе раннего утра или позднего вечера видишь то, что днем мешает разглядеть солнце. Настоящий следопыт лучше всего видит и предпочитает изучать местность вечером, поскольку тени показывают, где находятся низкие места, он может обнаружить ущелья и провалы, зачастую для того, чтобы их благополучно миновать.
Па, которому приходилось охотиться с Бриджером и Карсоном, никогда не упускал случая втолковать нам, ребятам, как ориентироваться на местности.
Закончив разведку, я слез с камня и расчистил место, убрав хвою и листья под одним из кедров, который, казалось, склонился над нами, образовав нечто вроде арки. Я развел такой крошечный костер, что он мог бы поместиться в двух ладонях — если нужно стряпать, хватит и такого. Дым же, проходя сквозь ветви дерева, рассеется настолько, что будет совсем не виден.
— Я родился в Теннесси, — сообщил я ей, — меня зовут Телль Сэкетт.
— А я Кристин Мэллори, родом из Делавэра.
— Как поживаете, миссис Мэллори? Если встречаешь человека из Делавэра, он чаще всего оказывается индейцем. Они хорошие проводники и отлично дерутся.
Я достал свои припасы, и мне стало стыдно. Меня снабдил Сквирс, когда я отправился в путь. Все, чем я располагал, — молотые бобы с цикорием вместо кофе да немного вяленого мяса и муки.
Сварив кофе, я налил его в свою чашку и протянул ей:
— Миссис Мэллори, это, конечно, не то, к чему вы привыкли, но ничего другого у нас нет.
Она пригубила, и, честное слово, если бы не ее хорошее воспитание, уж точно выплюнула бы, но она проглотила и потом еще немного отпила.
— Приятно, что горячий, — улыбнулась она, и я тоже изобразил улыбку.
По правде говоря, что еще я мог сказать?
— Обязательно попробуйте вяленого мяса, — угощал я. — Если подержать его немного во рту, а потом разжевать, оно даже вкусное. Кроме мяса, у нас есть только холодный хлеб.
— Что?
— Холодный хлеб… Это не ваша пища. Правда, то, что у меня, это не совсем по-индейски. Так ее готовят только белые. Подсушивают зерно и размалывают с добавлением корицы. Муку разводят в воде и пьют. Очень питательно. На таком рационе можно ехать и ехать, многие мили. Моему па, когда он был в Монтане, пришлось однажды целых две недели питаться исключительно этой пищей. А всего-то он имел две-три кварты сухой муки.
Когда я в последний раз осматривался, то заметил отблеск далекого костра.
Стоя у входа в наше убежище и глядя на появлявшиеся звезды, я задумался об этой женщине и о том, будет ли когда-нибудь такая женщина у меня. И пришел к выводу, что это весьма мало вероятно. Мы, Сэкетты, валлийцы, происходим из Уэльса, мы гордые люди, только у нас почему-то никогда ничего не бывает. Богу не угодно дарить нас земными благами. Все, что у нас есть, — это мы сами, наша сила и стремление ступать по земле честно и гордо.
А эта девушка куда-то от кого-то бежит, что само по себе непорядок. Когда я вернулся к костру, она сидела возле него, съежившись, завернувшись в одно из моих одеял. Набрав кедровых веток и травы, я устроил ей постель с краешка, возле огня.
— Хорошо пахнет, — улыбнулась она.
— Это кедр и еще один такой смолистый кустарник, который пахнет креозотом. Некоторым он не нравится, они называют его «маленькая вонючка». А индейцы используют его против ревматизма.
Некоторое время мы оба молчали, а потом я заметил:
— На костре из креозота хорошо стряпать бобы, он придает им приятный привкус. Вы когда-нибудь попробуйте, после этого все остальные бобы будут вам казаться безвкусными. — Огонь потрескивал, я добавил в костер несколько сухих веточек и потом добавил: — Нехорошо, что вы так от него ушли. Он, верно, жутко беспокоится.
Она посмотрела на меня через костер холодно и вызывающе:
— Это не ваше дело.
— Миссис Мэллори, после того как вы навязались на мою шею, это стало и моим делом. Когда девушка выходит замуж за солдата, она должна быть готова вести такую жизнь, которую ведут солдаты. А у вас, мэм, сдается мне, мужества не хватило, вы и сбежали, испугались грязных полов. Если женщина любит своего мужа, она не станет обращать внимания на такие пустяки, а вы, мэм, избалованы. Просто избалованы.
Она поднялась на ноги и стояла, холодно и высокомерно глядя на меня, словно она Бог весть какая персона.
— Если вам не нравится мое общество, я уйду.
— Никуда вы не уйдете. Прежде всего, вы не имеете понятия о том, где находитесь и как попасть туда, куда вам нужно. Вы умрете от жажды, если до того не попадете в когти ко льву.
— Ко льву?
— Да, мэм. — Я в общем-то ее не обманывал, потому что где-то в Аризоне точно охотился лев. — А кроме того, здесь полно змей, и ночью вы их не увидите, заметите только тогда, когда наступите. — Она стояла в нерешительности, потеряв уверенность в себе, а я продолжал, желая довести свою мысль до конца: — В этих краях женщине нужен мужчина, непременно нужен. Но и мужчине нужна женщина. Как вы думаете, как сейчас себя чувствует ваш муж? Жена осрамила его перед всеми, убежала из дому, как ребенок.
Она снова присела к огню, однако на меня смотрела сухо и непримиримо.
— Я буду вам благодарна, если вы меня доставите в Хардивилл. Я не собиралась навязываться вам на шею, как вы изволили выразиться. И я с удовольствием заплачу сам за ваши хлопоты.
— У вас не шибко много денег.
— Не смейте говорить «шибко», — буркнула она.
— Благодарю, мэм, — сказал я, — но теперь неплохо было бы вам чуток поспать. Завтра нам надо проехать пять, а лучше десять миль, и у меня не будет возможности возиться с усталой дамочкой. Вам придется крепко сидеть в седле, а не то я брошу вас в пустыне.
— Вы не посмеете.
— Очень даже посмею, мэм, можете быть уверены. Оставлю вас здесь, и визжите сколько вам угодно, все равно это вам не поможет. Ложитесь и спите. Как только рассветет, мы снимемся с места, как совы, которые спешат скрыться с первыми лучами солнца.
Взяв ружье, я отправился на разведку и, усевшись на каменную глыбу, стал смотреть и слушать. Огонек по-прежнему мерцал вдали, словно звездочка, упавшая с неба.
Когда я вернулся к костру, она лежала на приготовленной мною постели, закутавшись в одеяло, и, по всей видимости, спала. Ее лицо, на котором играли блики нашего маленького костерка, стало таким спокойным и безмятежным, что она казалась маленькой девочкой.
Еще до рассвета я открыл глаза. Мне потребовалось не более одной-двух минут, чтобы оседлать наших полудиких мустангов. После этого я приспособил для нее седло на вьючной лошади. Груза у меня совсем немного, так что лошадь не будет перегружена. Затем приготовил кофе и разбудил ее, осторожно дотронувшись рукой до ее плеча. Она мгновенно открыла глаза и, увидев меня, чуть не заорала во все горло. Но я ее понимаю и не могу осуждать за это. Рост у меня шесть футов три дюйма, широкие плечи и большие руки, высокие скулы и рожа, прокопченная на солнце, так что меня не отличить от индейца; к тому же я давно не брился — ничего удивительного, что она испугалась.
— Вам нужно хоть немного поесть, — предупредил я. — У вас на все пять минут.
Когда мы выехали, все еще сверкали звезды. И я с удовольствием обнаружил, посмотрев в сторону давешнего костра, что огня не видно.
Время приближалось к полудню, солнце пекло вовсю. Мы перевалили через высокую седловину и выехали на равнину, по которой там и сям росли высокие деревья. Мормоны назвали их «джошуа» — им казалось, что они напоминают человека, воздевшего руки к небу.
Так мы и ехали по той долине, и все утро я не замечал позади нас пыли, и вдруг, совершенно неожиданно, из ущелья показались четыре всадника. Я узнал их сразу — толки о них и о том, как они выглядят, ходили повсюду в наших краях.
— Привет, Куперы! Вы что-нибудь ищете?
Они окинули взглядом Кристин Мэллори, а потом посмотрели на меня.
— Ищем тебя, — усмехнулся один из них, — и то самое золото, а заодно прихватим и красотку, в качестве премии, так сказать.
Как я уже говорил, когда дальше бежать уже некуда, то можно либо разговаривать, либо драться. Лично я предпочитаю разговаривать, и чем дольше, тем лучше.
— Ничего вы не получите, — заявил я. — Меня зовут Телль Сэкетт, а точнее Уильям Телль Сэкетт, поскольку мой папаша сильно уважал этого Уильяма Телля. Мы, Сэкетты, происходим из Камберленд-Гэп, что в Теннесси, и папаша постоянно нам внушал, что никогда не следует ничего отдавать без драки, в особенности когда речь идет о деньгах или о женщине. Ну так вот, — продолжал я, прежде чем они успели вставить слово, — люди говорят, что я не мастер петь, там, или пиликать на скрипке, а что до танцев, то ноги у меня для этого слишком длинные. А вот если с кем подраться, то — пожалуйста, я всегда готов. Вижу, вы, ребята, любите медные пуговицы — вот они, у вас на куртках. Я так полагаю, что пуля из моего 44-го вгонит такую пуговицу в брюхо так глубоко, что доктору придется запрашивать ордер на обыск, чтобы ее отыскать. — Моя лошадь беспокоилась, никак не хотела стоять на месте, а я делал вид, что сдерживаю ее. — Кроме всего прочего, — разливался я соловьем, — здесь со мной жена генерала Джемса Уитфилда Мэллори, и если вы только ее тронете, вам придется уносить ноги с этой территории и как можно скорее, он не такой человек, чтобы оставить дело без последствий, он поднимет на ноги всю пограничную армию, чтобы вас отыскать.
Моя лошадь внезапно забеспокоилась, стала вертеться, и стоило ей повернуться к ним левым боком, как я, воспользовавшись моментом, мгновенно выхватил свой револьвер, и, когда лошадь успокоилась, мой кольт смотрел в их сторону.
Быстро доставать оружие па начал меня учить, заставляя постоянно практиковаться, с тех самых пор, как я настолько подрос, что моя кобура при ходьбе перестала волочиться по земле. «Сын, — говорил он, — если тебе понадобится револьвер, он должен быть у тебя в руке, а не в кобуре».
Они удивились, увидев направленный на них ствол, а Джон Купер прямо-таки взбесился.
— Не воображай, что это тебе поможет, — заорал он. — Ты нам нужен, и мы тебя достанем.
— Вспомним кое-что об этой стране, — бросил я ему, — Каждый человек здесь имеет право на собственное мнение. В данном же случае, если ты окажешься не прав, у тебя уже не будет возможности попытаться еще раз. Впрочем, если желаешь попробовать, доставай свою пушку, и вперед. — Никто не вымолвил ни слова, все молчали, злые как черти, поэтому я продолжал, считая, что любые разговоры лучше, чем драка: — Предлагаю вам пари, Куперы. Бьюсь об заклад, что застрелю троих из вас, прежде чем вы успеете обнажить оружие. А четвертый пускай поторопится, а то как бы и ему не оказаться в их компании.
— Языком-то ты мастер победы одерживать, — проворчал Джордж.
— Считай, что я раскрыл свои карты. Ты имеешь право знать. Обещаю тебе одно: если я не застрелю тебя с первого выстрела, я оставлю тебя лежать где ты есть, пусть за меня докончат дело солнце и орлы-стервятники.
Честно говоря, Куперам не слишком понравились мои слова, тем более что моя лошадь, теперь, когда я перестал беспокоить ее шпорами, стояла совершенно спокойно и попасть в человека с такого расстояния не так уж трудно. А умирать-то никому не хочется.
— Если это действительно жена Мэллори, то что она, интересно, тут делает?
— Она направлялась в Уиппл, — сразу выдал я легенду, — но по дороге заболела, и док посоветовал вернуться в Эренберг. Они попросили меня сопровождать ее туда. Мне приходилось служить вместе с генералом. Он хорошо меня знает.
— Я никогда не слышал о генерале Мэллори, — засомневался Джордж.
— Никогда не слышал о генерале Джемсе Уитфилде Мэллори?! — Теперь я уже и сам поверил своим басням. — Он же помощник генерала Гранта! Учился вместе с Филом Шериданом и Джебом Стюартом в одном классе в Пойнте. Сейчас поговаривают о том, чтобы сделать его губернатором всей территории специально для того, чтобы очистить ее от всяких разбойников и прочей нечисти. Не при даме будет сказано, но все знают его как человека непреклонного, не знающего жалости и весьма строгого. А уж умный какой — все насквозь видит! От него не скроешься, все равно отыщет. Не дай Бог, если на кого рассерчает. Вот жена его говорит, что, если его сделают губернатором территории, он собирается набрать специальный полицейский отряд из апачей. Рассудил так: если эти апачи так ненавидят белых, надо использовать их агрессивность и натравить их на разбойников. Пусть выслеживают их и делают с ними что хотят, никто не потребует вернуть их назад.
— Это не по-человечески, — запротестовал Джордж.
— Такой уж он человек, этот генерал. Такой человек.
Мой верный кольт по-прежнему поглядывал на них, и я сказал:
— Ну, мы поехали дальше.
Показав Кристин, чтобы она отправилась вперед, я двинулся следом, но можете мне поверить, сидел я боком, держа оружие наготове, готовый выстрелить в любой момент. Когда я посмотрел на них в последний раз, они все еще стояли на прежнем месте, продолжая спорить между собой.
Никогда я так много не говорил, с тех самых пор как покинул Теннесси, и ни один псих не мог бы наплести столько чепухи.
Мы добрались до Хардивилла на следующий день около захода солнца, и первым человеком, которого я увидел, когда мы подъехали к лавке, оказался Билли Сквирс.
— Билли, — крикнул я ему, — за мной охотились Куперы! Единственный человек, который мог им капнуть, что я везу золото, — это ты. Тот, кто поехал и сообщил им, должен их ждать здесь, чтобы получить свою долю. Ну так вот, если тебе угодно назвать меня лжецом, то я только провожу эту женщину и сразу же вернусь назад. Но прежде всего имей в виду: они не получили ни крупинки того золота, и ты тоже не получишь.
— Я сам намыл свою долю этого золота, — промямлил он. Выглядел Сквирс довольно уныло.
— Верно, сам намыл. Однако решил, что своего золота тебе недостаточно, вот ты и попробовал заполучить все. Месяц назад или около того Джек Уокер выехал из лагеря, и его укокошили. Я пошлю твою долю золота его вдове и детям, и прибереги свои возражения до того времени, когда я вернусь.
Итак, я вошел в лавку вместе с Кристин Мэллори, а там находились два или три офицера, которые только что сошли с корабля и направлялись в Форт-Уиппл.
— Мой муж совсем не генерал, — заметила она, — и его зовут Роберт Мэллори.
— Мне это известно, миссис Мэллори. Ваш муж младший лейтенант Роберт Мэллори, он юн и зелен, словно весенняя травка. Месяц тому назад он подъехал ко мне на плацу в Уиппле и велел убираться прочь с парада вместе с моей лошадью. Вид у него при этом был очень даже важный и заносчивый. Ваш муж, мэм, еще не мужчина, а мальчик, но мальчик этот крепок и телом и духом. Два-три года на границе — и вы получите мужа, которым сможете гордиться. Но если вы сейчас его бросите, вполне возможно, что он оставит службу и помчится за вами и вы на всю свою жизнь останетесь с мужем-ребенком. Вы должны вернуться к нему, слышите вы меня? Сами вы тоже немногого стоите, но дайте срок, и у вас будет все в порядке. Если бы вы были настоящей женщиной, когда я встретил вас на дороге, я бы, вероятно, не смог обойтись с вами как подобает джентльмену, но вы пока еще не годитесь для настоящего мужчины.
У нее были самые красивые голубые глаза на свете, я в жизни таких не видел, и они смотрели прямо на меня. Она рассердилась, но это не мешало ей быть справедливой — за этими голубыми глазами скрывался здравый смысл.
— Возможно, вы и правы, — заявила она, — хотя я с удовольствием влепила бы вам пощечину, вместо того чтобы соглашаться с вами. После того, что я пережила за эти несколько дней, грязный земляной пол мне кажется сущим пустяком.
— Мэм, когда мне придет время жениться, я надеюсь найти себе девушку, такую же красивую и рассудительную, как вы, и с таким же твердым характером.
Я оставил ее беседовать с офицерами и подошел к конторке. Золото я положил в банк Харди на имя тех людей, которые мне его доверили — на имя Джима Ходжа, Уилли Мэндера, Тома Пэджета, — и миссис Джек Уокер, адрес которой я им назвал.
— А мне причитается сто долларов, — закончил я.
Харди мне их выплатил, и я положил деньги в карман. Никогда в жизни у меня не было такой суммы.
Потом я вышел на улицу, как и обещал, и, к моему удивлению, Билли Сквирс меня уже поджидал.
Он выстрелил в меня и промахнулся. Я тоже выстрелил и попал.
МУЛ ДО САНТА-ФЕ
— Продай своих мулов, — советовал Хэссолд, — тебе нужны волы. Они не так много пьют, и копыта у них распластываются на мягкой почве в прерии, тогда как у мулов они вязнут. К тому же если у тебя выйдут все припасы, то вола можно съесть.