Теперешний Хранитель - молодой и неопытный. Видно, он недоглядел, и Личинка пропала. А может, еще хуже - ее украли? В Нижнем городе переполох, того и гляди объявят чрезвычайное положение, ведь неизвестно, в чьих она руках... А если в недобрых?.. Тогда не миновать беды!
   Вот и все, что я знаю. Мало, конечно. Но ничего другого тебе никто не расскажет: тайна - это тайна и есть... Может быть, только одно живое существо знало о Личинке чуть больше - твой дедушка. Он говорил мне, что как-то раз, в одно из своих бесконечных путешествий, он набрел на древнюю подземную библиотеку - целый склад рукописей, в котором, судя по всему, сотни лет не бывала ни одна живая душа. Это был затянутый вековой паутиной подвал, который обвалился, когда твой дедушка снял с полки одну очень большую и красивую книгу. Он чудом спасся, успев отскочить к выходу. Подвал погиб под обломками, но книгу ту дед спас. Да. Он говорил мне, что это фолиант бордового цвета С золотым тиснением и обрезом, с закладкой из парчи, расшитой лазурными птицами, и с двумя золотыми застежками в форме морских раковин. На обложке была заглавная буква "Р", сделанная из цельного изумруда...
   - "Радость мира" - вот как она называлась, "Радость мира", и она у меня! вскочив с дивана, Скучун подпрыгнул от восторга и кинулся к Урчу на шею. Пойдем ко мне, и вы увидите ее... Это самая удивительная книга на свете! - От волнения Скучун забегал по комнате. Куда подевалась его всегдашняя робость... - Вот только многое в ней написано на непонятном языке, может быть, вы сумеете прочесть, а я не понимаю. И еще дедушкин дневник, - он ведь тоже у меня! Я нашел его на дне сундучка, оставленного мне в наследство, вместе с книгой, и с тех пор не могу оторваться от этих рукописей. Это мое самое дорогое... Листая старинный фолиант, я рассматриваю гравюры и цветные вкладки, а дневник читаю каждый день перед сном. Мне почему-то кажется, что они как-то связаны друг с другом, эти книги...
   - Вот оно что! Скорее, Скучун, скорее... Ты прав, они наверняка неслучайно оказались вместе. Здесь все не так просто. Скорее! Мне кажется, что тут кроется разгадка тайны пропавшей Личинки... Не знаю почему, но я в этом почти уверен. Может быть, мы окажемся сейчас единственными, кто, наконец, узнает тайну. А Личинку ты найдешь, Скучун, ты разыщешь и спасешь ее, только скорее, скорей!
   Старый Урч был взволнован ничуть не меньше Скучуна. Он засуетился, принялся надевать калоши. Они не налезали на старые рассохшиеся ботинки, и он, крякнув, отбросил их в угол. Напялив кое-как длинный серый дождевик, Урч замотал шею шарфом и, надев шляпу задом наперед, ринулся из дому вслед за Скучуном, который в нетерпении топтался на крылечке и покусывал кончик своего зеленого хвостика, сгорая от желания показать бесценные сокровища вновь обретенному другу.
   И они побежали так быстро, как только мог поспевать кряхтевший старик, охающий от каждого камешка, летевшего под ноги, и шаркающий по мостовой оторвавшейся левой подошвой...
   Из-за угла низенького кирпичного домика за торопившимися друзьями следили круглые желтые глаза. Эти глаза принадлежали Серому жомбику.
   - Так, так... Куда это они торопятся? Несутся, сломя голову... Все это неспроста! Может, про Личинку что разведали? Надо проследить, все выведать и разузнать...
   И Серый жомбик, пронырливый и пузатый, крадучись и прячась за фонарями и скамейками, отправился за ними следом.
   Глава V
   - Наконец-то мы прочтем ее, Урч! Ах, какая это книга, если б вы знали... Сердце сжимается от счастья, когда держишь ее в руках, и даже комната как будто озаряется светом!
   Запыхавшиеся, с сияющими от радости глазами, они остановились у порога домика Скучуна.
   - Малыш, а почему дверь не заперта?
   - Да это все моя рассеянность, вечно забываю закрыть ее на ключ.
   Когда друзья вошли в комнату, хрустально зазвенели колокольчики у входа, приветливо зашелестел на стене жасминный куст, прозрачные покрывала под потолком заволновались и дымчатыми облаками заходили по комнате.
   - Как хорошо у тебя, Скучун! А звезды! Они светятся...
   - Да, и еще кружатся. Мне с ними веселей. Ну вот он, дневник! - И Скучун достал с полочки над кроватью объемистую тетрадь в изрядно потрепанном переплете.
   - Так, так, прекрасно... Но книгу, скорее книгу! - Старый Урч, водрузив на носу тускло поблескивающие очки, положил перед собой на столе дневник и выжидательно уставился на Скучуна.
   - Сейчас, сейчас, она у меня в сундучке запрятана, под двумя ковриками. Скучун, перегнувшись пополам, рылся на дне старого, окованного медью деревянного сундука. Вдруг он охнул, кинулся к шкафу и принялся перебирать стопки постельного белья и одежды. - Может быть, я ее сюда положил? Нет, и здесь ее нет! - Он метался от шкафа к столу, от стола к сундучку и дивану, но было уже ясно, что книги нигде нет...
   - Что это? - Старый Урч наклонился и поднял с пола у двери волшебно мерцавший предмет. Это была буква "Р", сделанная из цельного изумруда. Заглавная буква с обложки "Радости мира"!
   - Какой ужас! Книга пропала... - Бросившись на свой выцветший диванчик, Скучун зарыдал, обхватив голову лапками и утирая слезы своей теплой, пушистой кисточкой. - Это я во всем виноват! Я не запер дверь, и вот теперь она исчезла.
   - Не плачь, малыш! Ни в чем ты не виноват. Боюсь, что книгу украли. Тут не помогла бы и тысяча замков... Нам предстоит борьба, Скучун, и борьба нелегкая, потому что Радость и Красота - это самое драгоценное, что есть в мире, ими все стремятся завладеть и каждую минуту могут отнять у тебя. Много недоброго творится у нас, злые силы никогда не дремлют, поэтому сокровища своей души надо хранить пуще глаза... Умение это приходит не сразу. Не горюй, Скучун, в жизни случается всякое... Только нельзя сидеть сложа руки! Ох, и нелегко нам будет... Ну да ничего, малыш, мне кажется, на этом пути мы обретем новых друзей.
   Урч гладил всхлипывающего Скучуна по взъерошенной зеленой головке и утирал его слезы своим огромным клетчатым носовым платком.
   Они и не догадывались, что разговор их подслушивает гнусный Серый жомбик, который жадно ловил каждое слово, припав безухим, безволосым виском к дверной щели...
   - Сейчас я попробую прочесть дневник твоего деда. - Урч, тщательно протерев очки, вновь торжественно водрузил их на переносицу, уселся к столу и погрузился в чтение. - О, как интересно, да ведь несколько страниц в конце зашифровано! А ты не говорил мне об этом...
   - Я просто не успел. Да и шифр был известен скорее всего только моему деду - я, как ни бился, не смог разгадать ни строчки...
   - Ну, положим, не одному твоему деду знакома тайнопись... - Урч горделиво расправил сутулые плечи и разгладил усы. - Глядишь, и я кое на что сгожусь! Так, так, кажется, вспоминаю... Ну да, этот шифр твой дед передал мне, когда мы вместе работали над старинными рукописями в Академии подземных наук. Я был тогда совсем зеленым юнцом, а дедушка уже имел ученую степень Первой Звезды. Удивительно, что я до сих пор все это помню. Ну-ка, ну-ка, почитаем... Ага! Тут, в дневнике, помечено, что текст "Радости мира" написан на человеческом русском языке и прочесть его может только! человек! Причем, по преданию, отдать древний фолиант можно только человеку с добрым и чистым сердцем, а иначе можно навлечь беду на всех живущих и наверху и здесь, у нас. Там заключена тайна Личинки!
   - Тайна Личинки?
   - Да, мой милый. Мы все предчувствовали верно. В дневнике указан ключ к "Радости мира", в которой - разгадка тайны Личинки. Твой дед не зря был великий путешественник - он нашел путь к новому знанию. Правда, я всегда считал, что путешествовать можно по-разному, пешком по земле и мыслью по всей Вселенной... Но это уже мои старческие домыслы. Как уж твой дед оказался посвященным в тайну, мне не ясно. Возможно, нам удастся узнать и об этом. Итак, мы на верном пути!
   - Хорош путь, когда книга украдена! - Скучун перестал всхлипывать и сидел на диванчике, съежившись и дрожа от охватившего его горя.
   - Не стоит поддаваться панике, дружок. Безвыходных положений не бывает мы что-нибудь придумаем! Прочту-ка я дневник повнимательнее. Так... Угу... М-м-м-м... О, вот это новость! - Старый Урч привстал от удивления. Оказывается, есть другой выход наверх, в Верхний город! И твой дед знал о нем и подробно описал здесь. Он пишет, что первым подземным ходом, - ну, тем, который давно обрушился, - он пользовался редко, потому что там и так без конца шмыгали туда-сюда наши подземные жители, а толкаться среди всяких подземных существ и быть одним из многих было не в его характере... Он предпочитал другой путь - тот, который знал только он один и ни с кем не хотел разделять радость уединенного восхождения к звездам и цветам Земли! Ну что ж, Скучун, значит, сама судьба велит тебе отправиться наверх дорогой твоего предка.
   - Мне одному? Ах, нет, я не хочу, у меня тут свои облака и звезды, мне так уютно и спокойно среди них... Идти наверх?.. Сейчас?.. Урч, я боюсь, кругом что-то тревожное, страшное... Я не могу, я маленький!
   - Дружок, успокойся! Не надо пугаться сразу. Ты чуть-чуть отдохнешь, привыкнешь к этой мысли, и она уже не станет так пугать тебя. Ну, посуди сам, ведь это же исполнение твоей мечты! Ведь еще сегодня вечером ты говорил мне о мечте - увидеть надземный мир, небо и Луну, почуять простор, вдохнуть разноцветные запахи и умыться ночной росой... Пора, Скучун, пора! Тебе нужно отправиться в дальний и сложный путь на Землю, чтобы найти такого человека, которому мы сможем доверить великую книгу, когда отыщем ее. Это тайное знание не случайно досталось именно тебе, и теперь ты должен исполнить свое предназначение... Путь указан - иди! Возможно, в твоих руках судьба Личинки... Помни об этом и не бойся. А я уже стар и в спутники тебе не гожусь.
   Старый Урч еще раз крепко обнял Скучуна, снял со стены над входом старый фонарик, отцепил от него грустно звякнувшие колокольчики и передал Скучуну.
   - Без света в подземелье тебе не обойтись. Я объясню, как найти ход наверх, а ты слушай и постарайся запомнить все как следует. Только впредь нужно быть более осмотрительным - вдруг за тобой следят? Будь чуток и внимателен ко всему вокруг.
   И Урч, наклонившись к самому уху Скучуна, прошептал ему шифр дедушкиных записей, добавив:
   - Дневник возьми с собой. Не хватало еще, чтобы и он исчез... Присядем на дорожку. Вот так. А теперь - в путь, и пусть наша встреча с тобой будет более радостной, чем расставанье...
   Урч поцеловал Скучуна, пропустил его вперед и, выйдя из дома, сам запер дверь. Скучун засунул дневник, обернутый свежим льняным полотенцем, поглубже в сумочку, где все еще лежали несъеденные бутерброды и, вздохнув, растерянно почесал свой черный влажный носик. Еще раз попрощавшись со Старым Урчем, он отправился в путь, навстречу неведомой новой жизни. Он шел, ошарашенный неожиданным поворотом событий, покинув уютный домашний мир, который не мог больше служить ему защитой. Скучун не знал еще, какая она, Земля, каковы настоящие Луна и Звезды, и Ночь, и Духи Стихий, что витают над Землей во всей Вселенной... Но они ждали его, они уже подступали к нему со всех сторон света, и царящая над Землей Ночь, взглянув на Время, подумала: "Наступает час судьбы Скучуна. Пусть это будет добрый час!"
   Глава VI
   Подземный ход Скучун отыскал легко. Он был точно описан в дневнике дедушки. Оказывается, этот скрытый путь наверх пролегал неподалеку от домика Скучуна, незаметный за выступом древнего каменного фундамента.
   Скучун пробирался подземным ходом, стиснув в слегка подрагивавшем кулачке свой фонарик. Свет фонаря то ярко вспыхивал, то почти угасал и беспорядочно метался по стенам подземелья. От этого казалось, что пространство вокруг постоянно меняется, будто насмехаясь над замиравшим от страха путником.
   Душа Скучуна трепетала, а сердце упало куда-то...
   Продвигаясь понемногу вперед, Скучун потерял представление о времени. Постепенно он зачем-то убедил себя, что к тому моменту, когда он окажется на Земле, взойдет Солнце и кончится Ночь. А это его наверняка погубит. Как он справится там с новым миром, где совершенно непонятно, что можно делать, а чего нельзя... Как жить? Скучун окончательно поник духом, расквасился, обмяк и, всхлипнув пару раз, разревелся вовсю. Он сидел посреди подземного хода на старинных камнях бывшей московской мостовой и заливался горючими слезами. До выхода наверх оставалось несколько шагов, над Землей в полном великолепии торжествовала Луна, и Ночь, майская и всевластная, ворожила летучими ароматами цветения!
   А в двух шагах от Скучуна замер перед прыжком Серый жомбик, неуклюжий и пузатый, со злобно горящими желтыми глазами...
   * * *
   Kонечно, жомбик выследил Скучуна и теперь неотступно крался за ним. Схватить "этого зеленого растяпу" и притащить в узилище вместе во всем содержимым его сумочки было приказано властителем острова Жомбуль Большим Жомбом. Но Серый не слишком спешил, понимая, что такое недоразумение, как Скучун, никуда от него не денется. Ему самому стало интересно, куда бредет впотьмах этот чудак с зеленой шерсткой, и что это за неизвестный ход, о котором не знали даже проныры жомбики...
   И тут случилось вот что. Серый жомбик приготовился к прыжку, рассчитав сзади навалиться на Скучуна. Тот, совершенно ослабевший от слез, в этот момент выронил фонарик, который упал на камни и разбился вдребезги. Это его и спасло...
   Скучун вскрикнул от страха - тьма, обступившая его, была неожиданна, как удар, - и бросился инстинктивно вперед, туда, где еще секунду назад дрожал лучик света. Жомбик прыгнул за ним, но добыча уже ускользнула, и, оказавшись в полной темноте, он слышал только шуршание легкого Скучуна, пробиравшегося вперед. Жомбик был тяжел и неловок. Переваливаясь и охая, он медленно пополз вдогонку.
   Вдруг Скучун, совершенно мокрый от слез и ужаса, замер, как вкопанный: внезапно он оказался на поверхности земли.
   Будоражащий и магический, проливался над землей свет Луны, небо расцветало звездами, свежий и влажный майский ветерок обнял Скучуна за плечи и склонил над ним венчики маргариток. Калейдоскоп анютиных глазок закружил ему голову, прямо в сердце кинулся волшебный дурман сирени, и Скучун, запутавшись среди незабудок, бухнулся навзничь, будто растаял, будто захлебнулся всем этим чудом весенней Ночи...
   Он не думал теперь ни о чем...
   Он был счастлив!
   * * *
   Ксюн сидела на подоконнике и болтала ногой. Было уже одиннадцать. Но она не спала. Хотя спать ей давно полагалось.
   Ксюн была маленькой девочкой, зеленоглазой, веселой и невероятно любопытной. Звали девочку Ксенией. Но все ее независимое, деятельное и лучистое существо отчетливо отражалось в звуке "КСЮН", напоминавшем короткий звон крошечного серебряного колокольчика.
   Она решила воспользоваться маминым отсутствием, - мама как всегда пропадала где-то в театре, - и не упустить такую волшебную ночь! Ночь плескалась в палисаднике у ее ног, как огромная фиолетовая рыба, и так была переполнена весенними запахами, что, казалось, их можно попробовать на вкус...
   Дом Ксюна в старинном московском переулочке находился поблизости от Патриаршего пруда. Повышенный интерес москвичей к пруду был связан с любимейшим ими романом, в котором пруд этот сыграл немалую роль. И Ксюн, обожавшая тайны, стянула запретную ("Тебе еще рано!") книгу из шкафа и с дрожью восторга читала ее по ночам.
   Только что Ксюн прочла о фантастическом ночном полете над землей героини книги Маргариты и, радостно возбужденная, с бешено бьющимся сердцем, вся устремилась в призрачно-шелестящую стихию ночи С жаждой чего-то неведомого, несказанного...
   "Патриарший поблизости - и хоть что-нибудь чудесное должно же здесь произойти..." - подумала Ксюн, смело распахнула окно и влезла на подоконник. Она не боялась разбудить папу, ибо хорошо знала, что сон был любимым папиным занятием независимо от времени суток... И до маминого прихода можно было всласть поцарствовать! А это значило: подышать, поглядеть и помечтать свободно и неподнадзорно. Такие мгновения вольной жизни Ксюн ценила особо и не променяла бы их ни за что на свете.
   Перламутровая ночь так манила, так дурманила, что холодок пробегал по спине от восторга и каких-то неясных предчувствий. Сердце Ксюна замирало, и наконец она решилась. "Пора окунуться", - подумала она и спрыгнула с окна в палисадник: благо, невысоко - первый этаж...
   В маленьком московском дворике, под окнами старого дома, ее мама разбила цветник. Это был настоящий крошечный сад с махровой сиренью, гиацинтами, маргаритками и еще множеством других растений, которые сменяли друг друга с течением летних дней и ночей, чередуясь в сезонном цветении.
   Ксюн хорошо знала этот садик при дневном свете и очень любила его, несмотря на то, что у нее был другой, настоящий и большой сад на даче, где проводила она каждое лето. А палисадник цвел для тех неудачников, кто и летом не покидал пыльную, душную Москву. Как раз завтра они всей семьей собрались ехать на дачу, и Ксюн решила попрощаться со своей "дамской кущей", - так называл вечно посмеивающийся папа их с мамой зеленый уголок.
   Непоседа понимала, что прыгать ночью из окна - это нечто из ряда вон, не просто проступок, а настоящее варварство! "Ты сущий варвар!" - говорила ей мама, когда Ксюн, к примеру, испортила новое шелковое платьице, извалявшись в пушисто-золотой поляне одуванчиков... Она же не знала, что сок одуванчиков не отстирывается, навеки оставляя едкие ехидные пятна! Ее так завлекла эта поляна, что тогда она позабыла обо всем на свете...
   Вот и теперь притягивала Ксюна эта лунная влажная ночь, хотя остатки благоразумия подсказывали, что расплата будет неминуема... "Я быстренько, туда и обратно, а мама наверное придет еще не скоро... Здравствуй, Маргарита!" подумала она и на цыпочках прокралась к незабудкам. Они росли плотной куртиной и при ярком свете Луны казались родничком. Ксюн зарылась лицом в незабудки и тихонько засмеялась. Потом уселась в траву, уставилась в небо и совершенно растворилась в этом живом, дышащем ночном мире.
   Ее покой нарушило чье-то кряхтенье. Ксюн обернулась и увидела, как из-под крепких корней старой сирени, растущей прямо у дома, появилось какое-то странное существо. Оно с трудом протискивалось откуда-то из-под земли отверстие было для него явно мало. Существо было неуклюжее, страдающее одышкой и, как вскоре выяснилось, пузатое. Оно яростно моргало прозрачно-желтыми керосиновыми глазами и, выбравшись-таки, встряхнулось, огляделось и, усмотрев нечто у самой куртины незабудок, где замерла Ксюн, ринулось туда, сопя и мотая безухой головой.
   Раздался слабый писк, и в лапах пришельца забилось что-то зеленое с хвостиком и болтающейся из стороны в сторону пушистой кисточкой. Не раздумывая ни секунды, Ксюн кинулась на помощь...
   Глава VII
   Золотая Луна притаилась среди туч, погуляла там, попряталась и вынырнула, осветив переливчатым светом темное зеркало Патриаршего пруда. Дух Пруда сразу оживился:
   - Привет, Луна! Поболтаем? Я тут помираю со скуки. Такая Ночь, а ничего не происходит... Все тихо, пустынно и бездарно! Все жители куда-то запропастились, хотя не так уж и поздно, можно подумать, это не Москва, а глухая окраина...
   - Но это и есть окраина, тебе ли, Дух, не знать об этом. - Луна снизошла до беседы. - Для людей Москва - центр, столица и тому подобное, а ведь с моей, лунной точки зрения, ваш городок - довольно незначительное место во Вселенной.
   - Ну ладно тебе, Луна, придираться... Подумаешь, великое светило! Ты и сама не центр мироздания. Найдутся и поважнее тебя...
   - Я гляжу, ты уже насквозь пропитан людским сознанием, язвишь как-то неуклюже, совсем по-человечески. Неинтересно с тобой. Загляну-ка я лучше в Царицыно, давно там не купалась...
   - Постой, Луна, ну пожалуйста! Я тут в последнее время не общаюсь ни с кем - одичал вконец, ты уж прости, не обращай внимания... А эти люди, они такие смешные - думают, будто все знают и понимают, и мир вокруг существует только ради их удовольствия!
   - Ну зачем же так свысока... Люди - это люди. Не больше и не меньше. Разные они. А ты, Дух, вместо того, чтобы попусту насмешничать, лучше помог бы им понять получше, где они живут и зачем...
   - Да это им вовсе не нужно! Они втянуты в однообразный и примитивный круг домашних забот по собственной воле. И видят только то, что лежит в пределах этого круга, а на большее их не хватает... Вот если...
   Плюх!
   Беседа была внезапно прервана. Спокойствие Патриаршего пруда возмутил громкий плеск, бултыханье и чья-то возня.
   - Что за безобразие? - взволновался Дух Пруда. - Это кто здесь воду мутит? Я мирно беседую и наслаждаюсь тишиной, а они валятся в мою воду и тонут тут среди Ночи! Луна, будь другом, посвети сюда! Нет, левее, ближе к берегу... Так... Ну вот, еще не хватало! Барахтаются... Не разгляжу никак... Что-то зеленое... Так... Эге, гости из Нижнего города! И, конечно, мерзкий жомбик! Небось опять кого-нибудь ловит... Ба-а-а, Скучун! И еще кто-то... Да это девочка! Луна, помоги-ка...
   Дух Пруда взвился над водой, закружился в воздушном пируэте и низринулся на дно, взметнув тучи ила. Гладь пруда в мгновение ока Превратились в шаткую, пружинящую волнами, бурную стихию. Кое-где на гребешках внезапных волн забелели барашки. Такая перемена настроения пруда со стороны казалась совершенно необъяснимой, ибо воздух был тих, Ночь легка, и даже тенистые красавицы-липы, обрамлявшие пруд, застыли в недвижной дремоте своей ночной стражи.
   Яркая, как луч прожектора, лунная дорожка закачалась на волнах и высветила троих у берега. Эти трое фыркали, беспорядочно молотили по воде руками и ногами, - похоже, никто из них не умел плавать.
   По волнам, поднятым Духом Пруда, к тонущим подплыл маленький деревянный домик на плоту, в котором летом обычно жили лебеди. Дух разгорячился, он вовсю гнал водные потоки, торопясь побыстрее подогнать спасительный плот, и командовал:
   - Луна! Ну что ты возишься! Не так, не туда ты светишь, вот сюда надо! Тут они! Видишь вот этого жирного и круглого, без ушей? Его не трогай, пусть сам спасается, а этих двоих тащи на плот. Да пошевеливайся, не то вот-вот утонут...
   Луна разулыбалась, глядя, как суетится Дух Пруда. Она была как всегда спокойна, потому что ход земных событий Ночи Полнолуния ей был хорошо известен наперед. Она никогда не тратила усилий на напрасные волнения и спешку, а делала свое дело вовремя и без лишних слов.
   Лунная дорожка, сгустившись, стала осязаемой. Она была прохладной и ласкающей, будто вуаль: Лунный мост приподнял над водой тех двоих, что барахтались в воде, пытаясь поддержать друг друга. Светящаяся дорожка обволокла их, словно кашмирская шаль, и удержала на один миг в пространстве над водой. В этот миг Дух Воды подтолкнул под ноги тонущим спасительный плот.
   Волнение тотчас угасло, и Патриарший снова замер, покойный и темный, осененный невозмутимой листвой. Памятник Крылову старательно делал вид, будто вовсе ничего не заметил. Кругом было пусто. Москва спала.
   Чуть колеблемый густо-зеленой водою плотик с двумя спасенными на борту еле заметно двигался по самой середине пруда к каменным ступеням, спускавшимся к воде у подножия одинокого павильона с колоннами, венчавшего пруд. Лунная дорожка погасла, а сама Луна укрылась в тучах, прихорашиваясь перед новым путешествием. Ночь плыла, долгая и тягучая, и Луне предстояло еще много дел и забот.
   Дух Пруда поморщился, глядя, как отряхивается, выбравшись на берег, скользкий и бородавчатый Серый жомбик.
   - Премерзкое созданье. Вот ведь, гадость какая, - подумал Дух Пруда. Пусть идет своей дорогой. С этой подземной болячкой лучше не связываться...
   Довольный своей работой, он заскользил над водой, насыщая теплом пространство вокруг.
   - И чего это я мельтешусь от радости? Ведь эти двое - из разных миров: один из-под земли, а другая - наша, московская! Они же не смогут общаться между собой, не зная общего языка. Надо что-то придумать, тут я бессилен... Луна, ау, слышишь меня? Это опять я, Дух Пруда!
   - Ну и надоел ты мне сегодня! У меня же Ночь Полнолуния, работы ворох, и все расписано по минутам. Хотя, уж так и быть, скажу тебе по секрету, что мое расписание - одна видимость... Свои планы я изменяю вмиг по собственной прихоти. Да! Никакого распорядка! И никакого унылого однообразия! Вот уж мне оно никак не свойственно, моя сущность - капризы... Особенно в мою Ночь. Здесь я царица! Обожаю путать всем планы, нагонять призраков и смешивать миры, которые в иное время близко не соприкасаются...
   - Да уж, да уж... Только что не хотела со мной и словечком перемолвиться, а тут расщебеталась вовсю... Луна, послушай, ведь именно в твою феерическую Ночь ты всесильна! Помоги этим двум беззащитным существам, что тебе стоит... Дай им общий язык, чтобы они могли разговаривать и понимать друг друга.
   - Этим? Ах, ну что за глупости! Букашки какие-то... Один, кажется, из моей Подземной страны. Да, это Скучун. А другая - девочка московская. Ты думаешь, если я такими фитюльками буду заниматься, меня хватит на всех? У меня же целый небосвод работы, бывает, голова кругом идет...
   - Ничего, Луна, в обморок не упадешь! Ишь какая... - над прудом по кобальтовой своей спирали спустилась Ночь. И сразу затрепетали взволнованные липы, и два ночных ветра - предгрозовой и беззаботный - замкнули пруд воздушным кольцом. - Тебе ведь, Луна, прекрасно известно, что нигде, ни в чем и никогда не бывает мелочей. Все едино вокруг! И самое, казалось бы, главное сейчас через мгновение может стать неважным и наоборот...
   - Ах, Ночь! Права, как всегда, даже противно... (Не обижайся, это я от смущения). А я тут разнежилась, разболталась, думала отправиться потанцевать в Царицыно, искупаться - и в дорогу. Довольно Москвы! Она душная!