Страница:
Арина Ларина
Брачный период мачо
ПРОЛОГ
В баре было шумно. Двое мужчин сидели за круглым полированным столиком. Один из них периодически вяло вскидывал глаза, чтобы последить за стриптизом. Девушка у шеста заученно улыбалась и устало дотанцовывала положенный номер. В этом заведении два давних приятеля встречались почти каждую пятницу, чтобы выпить пива и расслабиться.
Плечистый шатен задумчиво разглядывал свой бокал. Крохотные круглые пузырики неохотно отрывались от тонких стеклянных стенок и весело взмывали к опадающей пенной шапке.
— Как в рекламе, — лениво протянул он, покрутив в крепких коротких пальцах стройный бокал, наполненный янтарным напитком.
— А я слышал, если пузыри булькают, значит, стакан грязный, — хохотнул сидящий напротив худощавый парень с вьющейся блондинистой челкой.
— И тебе приятного аппетита, — беззлобно отшутился шатен, но бокал отодвинул.
Он побарабанил пальцами по столу:
— Моя, представляешь, опять к морю просится. Когда-то зимой бегала в рваных сапогах и клеенчатой куртешке, а теперь, вишь, зимой у нее депрессия и надо на курорт. Иначе всю плешь проест. Шуба не шуба, кольцо не кольцо, поздно придешь — плохо, рано придешь — почему не предупредил. А зачем предупреждать? Чтобы она любовника успела выгнать и бутылки сдать?
— А у нее есть? — блондин презрительно скривил красивые губы.
— Что? Бутылки?
— Любовник.
— Нет.
— Ты уверен?
— А то. Все проверено.
— А-а.
Шатен решительно отпил из бокала и сердито сказал:
— Прикинь, сколько ни заработаю, ей все мало. Тут пашешь, пашешь с утра до ночи, а потом — бах! У тещи юбилей. Надо прийти так, чтобы маму перед родней не опозорить!
— Это как?
— Самим приодеться, маму одеть, ресторан оплатить. Да еще любимой теще подарок такой отвалить, чтобы все подружки своими змеиными языками от зависти подавились. Ладно бы только дома! Так еще и в личной жизни сплошные пинки: Катька обнаглела совершенно! Я к ней отдохнуть хожу, а она с порога как циркулярная пила заводится. А мне такое зачем? У меня дома своя лесопилка.
— Катька — это твоя новая?
— Да какая она новая! Б/у в квадрате. Я ей колечко подарил, так она заявила, что к кольцу ансамбль нужен!
— Песни и пляски?
— Угу! С двумя солистами. У нее тоже мама и ребенок.
— Да. Влип ты.
— Не больше, чем все остальные. Веришь, так обидно иногда! Тут клиент новый, америкашка. Друг умер, назначил этого чахоточного душеприказчиком. А друг миллионер. Санта-Барбара на выезде. Приезжает этакий сморчок, полтора метра ростом, в детском джинсовом костюме и просит найти наследницу всех этих заводов, газет, пароходов. Оба эмигранты. Друг, который на кладбище переехал, оставил тут в России беременную невесту, когда сматывался от достижений социализма. Теперь его дочка все наследует. Уже выяснили имя и фамилию, даже адрес знаем. Зла не хватает! Какая-то Лена Кораблева получает все на блюдечке с голубой каемочкой, а я парюсь за копейки да еще эту мегеру-тещу терплю с ее запросами.
— Да ладно. Паришься ты не за копейки, предположим. Девицу-то обрадовали?
— Не-а. Время тянем. Чтобы клиент не думал, что у нас все так просто. Он же считает, что у нас тут до сих пор каменный век: без компьютеров и Интернета. Оплата посуточная, так что помаринуем пока, думаю, пара месяцев у нас есть. Он все равно в свою Америку уехал, оттуда бдит за выполнением последней воли покойного.
— Слушай, а как вы ее вычислили-то? С такими «Ф.И.О.» тысячи небось.
— У нее отчество — Генриховна. Тут и дурак не ошибется.
— С добрым субботним утром! — Лена растянула губы в улыбке и осторожно открыла глаза. Потрескавшийся сероватый потолок явно не разделял ее отношения к жизни. Собственно, это утро она добрым и не считала, но, согласно теории, следовало начинать каждый день именно так. Эту теорию проповедовала ее ближайшая подруга Светлана Карякина, последние пару месяцев увлекавшаяся психологией.
Тягу к предмету в ней разбудил замысловатый американский фильм с чудовищным переводом и оставлявшим желать лучшего качеством изображения. Кассету они взяли в прокате, чтобы скрасить очередной девичник. Сначала под заунывную музыку по нижней кромке экрана ползали темные контуры ковбойских шляп и бейсболок, а концовка прошла на фоне большой лопоухой головы, внезапно занявшей две трети изображения.
— Пиратская копия, — со знанием дела сообщила Светка еще в самом начале, после чего методично мешала смотреть фильм, предваряя своими пространными комментариями все действия героев. Убийцу она вычислила практически сразу, чем свела на нет все усилия кинематографической группы по созданию интриги. Эта победа густым осадком выпала в Светкином мозгу и подтолкнула ее к поступлению на курсы психологии.
Одинокая Светлана тут же прониклась глубочайшей симпатией к преподавателю и начала усиленно зазывать с собой Лену, соблазняя дешевизной процесса обучения и скорым получением диплома психолога.
— Хорошие курсы не могут стоить дешево, — уверенно отказалась Лена, но отвязаться от настырной Светки, которой скучно было таскаться на лекции одной, было не так-то просто.
— Вольдемар Карлович — гений, — она плотно прилипла к кухонной табуретке и уходить не собиралась. — Он хочет, чтобы его наука была ближе к людям, поэтому работает бесплатно.
— Бесплатно, это когда без денег, — пыталась вразумить ее Лена, — а твой наставник деньги все-таки берет.
— Разумеется, а аренду помещения он с чего платить будет?
На это ответить было нечего, поэтому Лена просто махнула рукой и коротко сказала:
— Отстань. Не хочу я на курсы, у меня халтуры по вечерам.
— Да что они тебе дают, эти халтуры? — взвыла Светка. — С дипломом психолога перед нами открываются такие перспективы…
— Какие? — тут же строго прерывала полет ее фантазии бдительная Лена. — Мы тоже пойдем обирать начинающих психологов и вести всякие невразумительные курсы?
— Что ты понимаешь в психологии? Психологи везде нужны!
— Где?
— Везде!
— Адрес и желательно телефон потенциального работодателя, — Лена пыталась прекратить бессмысленную дискуссию.
Но Светка цеплялась как клещ, и подобные диалоги повторялись с завидной регулярностью. Она донимала Лену всякими правилами, о которых узнавала на лекциях. Одно из них — начинать день с улыбки — быстро прижилось, поскольку понравилось Лениной маме. Вероника Федоровна вообще очень тепло относилась ко всем Светкиным начинаниям, поскольку считала, что только Карякина способна правильным образом влиять на унылую жизнь дочери. Лена была домоседкой, поэтому живая и горластая Светка, не оставлявшая попыток устроить не только свою, но и подружкину личную жизнь, была последней надеждой Вероники Федоровны. Услышав, что курсы ведет мужчина, она многозначительно кивнула Карякиной, которая вылавливала в крепком сладком чае очередную сушку, и сообщила Лене свое мнение по этому поводу:
— Вот. Именно в таком месте и можно найти приличного мужа.
— Он там один, — напомнила Лена, — и уже занят.
— Кем? — Светка взволнованно вскинулась и испытующе уставилась на подругу.
— Если я правильно поняла — тобой.
— А, — коротко вякнула Карякина и вернулась к своему помутневшему чаю. — Так там еще студенты есть. Нужного пола.
Нужного, это какого? — машинально спросила Лена, размышляя, как бы плавно закруглить эту сильно надоевшую тему. Но, похоже, Светка с мамой были заодно.
— Если ты еще не до конца поняла, какой пол для тебя является противоположным, то внуков мне не видать! — тяжело оперлась на стол мама.
— Мы, кажется, говорили не о противоположном, а о нужном, — не сдалась Лена, которой страшно хотелось посмотреть телевизор или просто почитать книжку. Последний раз, когда она поддалась на Светкины уговоры и сходила на пробное занятие в какой-то подпольной школе бизнеса, она потеряла целый вечер, пытаясь вывернуться из цепких лап преподавательницы эстетики, а по совместительству директора кооператива «Бизнес-класс», которая расписывала радужные перспективы обучения в ее подвале, для верности придерживая Кораблеву за рукав блузки. В качестве доводов приводились шансы на открытие собственного дела на деньги все той же директорши, которая, по ее словам, своих учеников не бросала, поездка за рубеж на практику или, как минимум, выгодное замужество с кем-нибудь из обучаемых бизнесменов. То, что единственными кавалерами на курсе были два пенсионера и один чудовищно прыщавый юноша с тощей фигурой кильки, которую долго уминали в общей банке, тетку не смущало.
— Это они сейчас никто, — гордо сообщила она, — ас нашими дипломами — ого-го! Вы еще локти кусать будете!
Лена с удовольствием бы укусила приставучую наставницу за жирный локоть прямо сейчас, но мамино воспитание не позволяло бросаться на людей, даже таких навязчивых.
Светка потом долго хвасталась цветастой заплаткой в дипломных корочках, погуляла с ней по фирмам в поисках работы, разочаровалась в бизнесе и переключилась на другую тему. Диплом оказался в пачке таких же сомнительных документов, между удостоверением консультанта широкого профиля и акциями «МММ».
Вероника Федоровна трагически скосила глаза на Карякину, надеясь найти поддержку.
Поддержка не заставила себя ждать:
— Противоположный пол, Ленка, это такой пол, у которого все наоборот: где у тебя выпукло, у него вогнуто, где у тебя коса, у него плешь, то, что тебе кажется смешным, до него не доходит, а то, что кажется смешным ему, тебя злит…
— Экое убогое создание, — пробормотала Лена. — И для чего он нужен?
— Его надо жалеть и воспитывать.
— Тогда уж лучше ребенок, — хмыкнула Лена.
— Вот, — радостно подтвердила Светка. — А я к чему веду! Ребенок бабе нужен, но без этого убогого никак!
— Да ты что! Правда? — Лена хлопнула рукой по столу и сурово добавила: — Ликбез по половым вопросам предлагаю перенести на завтра. У меня от вас обеих голова уже болит.
В этот раз она решила не сдаваться. Когда-то надо было начинать учиться говорить «нет». Единственное, на чем они сошлись, что Лена будет читать Светкины конспекты.
И вот теперь Лена настраивалась на позитивную волну, пытаясь внешнее довольство судьбой привести в гармонию со своим внутренним состоянием. Состояние бунтовало и от предлагаемой гармонии увиливало.
Впереди маячили два долгих и пустых выходных дня. Светка сбила все планы, позвонив накануне и сообщив, что у нее рандеву. Подробности обещано было рассказать в понедельник.
Жизнь вокруг активной Карякиной постоянно бурлила, шипела и исходила многообещающими пузырями. Пузыри лопались, обдавая разочарованную, но не унывающую Светку брызгами надежд: кавалеры пропадали за линией горизонта или резко сворачивали с проложенной заботливой невестой колеи. Светлана была самой близкой Лениной подругой уже больше шести лет. Познакомились они в троллейбусе.
Лена Кораблева всегда переходила улицу только на зеленый свет, уступала места пожилым людям и пассажирам с детьми и никогда не ездила зайцем. В тот судьбоносный день она по привычке затолкала пробитый талончик поглубже в рукавичку и уткнулась носом в слепое белесое стекло, разрисованное причудливыми морозными узорами. О красоте этой зимней сказки Леночка могла только догадываться, поскольку очки, как обычно, моментально запотели, едва она внедрилась в теплое многолюдное нутро жалобно поскрипывавшего троллейбуса. Чтобы не веселить окружающих мутными очками, она по привычке ввинтилась в самый угол: там меньше толкали и не беспокоили навязчивыми просьбами пропустить, пробить талон или уточнить, когда кольцо.
Она задремала под хищное лязганье жестяных троллейбусных внутренностей и спонтанно разгорающиеся там и сям скандалы.
— …Будем дальше прикидываться или штраф платить? — увесистый тычок в плечо подтвердил, что обращаются именно к ней.
— У меня талон, — Лена даже не знала, обидеться на это неэтичное предположение о ее безбилетности или, наоборот, погордиться собственной сознательностью. Она скребла по дну рукавички тоненькими пальчиками, но, как назло, не могла нашарить подтверждение своей порядочности.
Контролеров оказалось целых два. Народ резко схлынул: то ли всем действительно срочно понадобилось выйти, то ли ретивые охотники неосторожно спугнули добычу.
Когда Лена наконец-то выгребла два мятых бумажных шарика и старательно их расправила, выяснилось, что ни тот, ни другой не соответствуют требованиям. Может, дырки и в самом деле были не на месте, или контролерам просто хотелось получить с нее штраф в преддверии выходных, но отпускать ее не собирались. Денег на штраф у Лены не было. У нее вообще не было никаких денег. Последнюю наличность она выскребла из кошелька в университетском кафе, чтобы оплатить черствую булочку и компот в липком стакане.
Сколько Лена себя помнила, с деньгами в доме всегда была напряженка. Они с мамой не голодали, конечно, но на жизнь хватало с трудом. Отца у нее никогда не было. То есть теоретически был какой-то мужчина, поучаствовавший в зарождении новой жизни, но мама на эту тему не распространялась.
Она не обманывала дочь рассказами про летчика-испытателя или капитана дальнего плавания, но любые Ленины попытки выяснить хоть какие-нибудь подробности своего генеалогического древа по отцовской линии терпели крах. Мама обычно замыкалась, а потом долго ходила с красными глазами, и Лена, чувствуя себя виноватой, отставала до лучших времен. Сначала она придумала историю про папу-разведчика. Он на важнейшем государственном задании в тылу врага, но однажды он вернется. Потом разведчик трансформировался в заморского миллионера, разыскивающего на необъятных просторах бывшей родины свою дочь. Это было связано с переходом Леночки в поздний подростковый период, когда уже невозможно было не замечать, что все девочки одеты лучше нее, что ходить в детских колготках и старушечьих панталонах неприлично и что мальчикам нравятся те девочки, у которых есть, как минимум, цветной телевизор. Обычно дети играли во дворе, но в двенадцать лет она впервые была приглашена на день рождения к однокласснице, родители которой работали в торговле. Лена была потрясена. Вернувшись после праздника домой, девочка впервые поняла, что дома не так уж уютно и красиво. В конце недели она, как и все участники дня рождения, получила цветную фотографию. Мама долго рассматривала глянцевую карточку, а потом неожиданно повела Лену в «Детский мир» и купила красивое темно-синее платье с кружевным воротничком. Это платье было самой нарядной и запоминающейся вещью из ее детства, она носила его до тех пор, пока оно не стало совершенно неприлично мало. Лена Кораблева не была отличницей, но училась всегда хорошо, особенно легко ей давался немецкий язык, поэтому вопрос о будущей профессии был решен однозначно — переводчица. Хотя ни она, ни мама не были людьми меркантильными, тем не менее тот факт, что переводчицы очень хорошо зарабатывают, сыграл не последнюю роль. Замахнулась она ни много ни мало на университет.
Мама долго бегала по знакомым, искала связи и выходы на приемную комиссию, а когда, наконец, нашла, вернулась домой с совершенно безумным выражением лица. Поступить на дневное отделение было можно, но сумма взятки была не просто бессовестной, она не имела никаких точек соприкосновения с их материальным положением.
Высокая полная женщина, с которой свели Веронику Федоровну добрые люди, была лицом, приближенным к комиссии. Категорически не желая встречаться взглядом с посетительницей, дама ездила глазами по стенам и потолку, мычала, экала и, наконец, зыркнув на одежду и сумочку пришедшей, которую та судорожно прижимала к себе, словно в автобусе в час пик, озвучила цифру.
Вероника Федоровна моргнула, попыталась повторить сказанное про себя, но мозг отказывался считать нули. Он свернулся, как позавчерашнее молоко, и затих, оставив на лице Кораблевой-старшей выражение дикого удивления и полнейшее отсутствие мыслительной деятельности во взгляде.
Правильно поняв ступор родственницы будущей абитуриентки, тетка быстро попрощалась, предложив заходить как-нибудь еще, если что.
Посидев на кухне и поуспокаивав обалдевшую маму, Лена приняла решение поступать самостоятельно. На дневной она решила ломиться для пробы, чтобы примерно представить себе процесс, а на вечерний поступать, уже набравшись минимального опыта.
Трюк удался, и Лена стала студенткой университета. Она была почти счастлива. Почти потому, что с личной жизнью категорически не ладилось. То есть ее не просто не было, но и чисто теоретически выделить время на эту самую личную жизнь не получалось.
В тот зимний вечер она ехала после лекций совершенно вымотанная и хотела только одного: поужинать чем-нибудь горячим и забыться сном в теплой постели. Контролеры, налетевшие словно коршуны, в общую канву запланированных мероприятий не вписывались.
— Плати, давай, и разбегаемся, — злился высокий желчный мужик, с нездоровым серым цветом лица и огромными складчатыми мешками под глазами. — Совесть надо иметь: государство тебе бесплатную учебу, медицину, а ты на билет жмотишься. Карточку купить надо, если платить забываешь.
— Я в этом месяце не успела, — пролепетала Лена, понимая всю бессмысленность своих оправданий.
— Талоны тоже купить не успела? — каркнула бородавчатая тетка, видимо, напарница серолицего контролера.
— У меня был…
— Сплыл? — почти хором рявкнули бдительные стражи законности.
— У меня нет денег на штраф, — стыдно было невероятно.
— Тогда пройдем в отделение, — уперся серолицый.
«Какой позор, наверное, в деканат сообщат», — в ужасе соображала Лена.
— Так, что у нас тут происходит? — звонкий девичий голос лучился радостью и благодушием.
Его обладательница, маленькая худенькая девушка с юркими карими глазами и смоляной челкой, выбивающейся из-под белого беретика, улыбалась сахарными зубками и радовала глаз очаровательными ямочками на щеках. Портил ее только слишком громоздкий нос, делавший ее похожей на жизнерадостного галчонка.
— Документики свои показываем, — по-хозяйски распоряжалась она ситуацией. — Господа контролеры, я к вам обращаюсь. Слишком много в последнее время мошенников развелось. Мы тоже ученые. Жетон, будьте любезны!
Мужик послушно полез в карман, а тетка решила поскандалить:
— А ты кто такая? Свои документы покажь!
— Так и запишем, — кивнула девушка, доставая из лоскутного рюкзачка крошечный блокнот. — Контролеры 31-го маршрута на просьбу предъявить документы в хамской форме отказали.
— Валентина, перестань, — недовольно поморщился мужик. — Есть у нас документы.
У вас документы якобы есть, а у девушки билет, — кивнула заступница. — Показываем, показываем, не тормозим. У меня материал горит, как раз завтра статейку тиснем про этот беспредел. У меня пятно пустое осталось в газете, материала не хватает, корреспондентов грипп скосил. А тут вымогательство, подарок судьбы!
— Может, замнем? — мужик болезненно скривился. — Нам и так крохи платят…
— Ты денег, что ли, хочешь? — сориентировалась контролерша.
— Так-так-так! Взятку предлагаете, — констатировала девушка.
— Нет, мы проверяем моральный облик нашей прессы, — пробормотал серолицый и растерянно затих.
— Мне на следующей выходить, — робко встряла в беседу Лена.
— Да… Ладно, тогда, повезло вам, я лучше у девушки интервью возьму об интересах и нуждах нынешней молодежи.
Когда девушки выпали из троллейбуса, Лена робко предложила:
— Заходите к нам на чай, я вам все расскажу.
— Что расскажешь? — удивилась брюнетка, поплотнее заматывая шарф.
— Ну, интервью дам…
Ответом ей был звонкий хохот спасительницы.
— Да ты что, пошутила я! Я не из газеты. Мало ли с кем не бывает. Подумаешь, без билета! Они же физиономисты, видят, девчонка интеллигентная, вот и прицепились. К какой-нибудь бабе с квадратной мордой небось не пристали бы. Меня, кстати, Света зовут. Будем знакомы.
Так в жизни Лены Кораблевой появилась самая близкая подруга. Жизненная хватка и изворотливость сочетались в Светлане с потрясающей наивностью и доверчивостью в отношениях с мужчинами.
Карякина суетилась как мышь перед зимовкой, запасаясь дипломами для удачной карьеры и жизненным опытом в общении с парнями для удачного замужества. Пока ни то, ни другое у нее не получалось.
Плечистый шатен задумчиво разглядывал свой бокал. Крохотные круглые пузырики неохотно отрывались от тонких стеклянных стенок и весело взмывали к опадающей пенной шапке.
— Как в рекламе, — лениво протянул он, покрутив в крепких коротких пальцах стройный бокал, наполненный янтарным напитком.
— А я слышал, если пузыри булькают, значит, стакан грязный, — хохотнул сидящий напротив худощавый парень с вьющейся блондинистой челкой.
— И тебе приятного аппетита, — беззлобно отшутился шатен, но бокал отодвинул.
Он побарабанил пальцами по столу:
— Моя, представляешь, опять к морю просится. Когда-то зимой бегала в рваных сапогах и клеенчатой куртешке, а теперь, вишь, зимой у нее депрессия и надо на курорт. Иначе всю плешь проест. Шуба не шуба, кольцо не кольцо, поздно придешь — плохо, рано придешь — почему не предупредил. А зачем предупреждать? Чтобы она любовника успела выгнать и бутылки сдать?
— А у нее есть? — блондин презрительно скривил красивые губы.
— Что? Бутылки?
— Любовник.
— Нет.
— Ты уверен?
— А то. Все проверено.
— А-а.
Шатен решительно отпил из бокала и сердито сказал:
— Прикинь, сколько ни заработаю, ей все мало. Тут пашешь, пашешь с утра до ночи, а потом — бах! У тещи юбилей. Надо прийти так, чтобы маму перед родней не опозорить!
— Это как?
— Самим приодеться, маму одеть, ресторан оплатить. Да еще любимой теще подарок такой отвалить, чтобы все подружки своими змеиными языками от зависти подавились. Ладно бы только дома! Так еще и в личной жизни сплошные пинки: Катька обнаглела совершенно! Я к ней отдохнуть хожу, а она с порога как циркулярная пила заводится. А мне такое зачем? У меня дома своя лесопилка.
— Катька — это твоя новая?
— Да какая она новая! Б/у в квадрате. Я ей колечко подарил, так она заявила, что к кольцу ансамбль нужен!
— Песни и пляски?
— Угу! С двумя солистами. У нее тоже мама и ребенок.
— Да. Влип ты.
— Не больше, чем все остальные. Веришь, так обидно иногда! Тут клиент новый, америкашка. Друг умер, назначил этого чахоточного душеприказчиком. А друг миллионер. Санта-Барбара на выезде. Приезжает этакий сморчок, полтора метра ростом, в детском джинсовом костюме и просит найти наследницу всех этих заводов, газет, пароходов. Оба эмигранты. Друг, который на кладбище переехал, оставил тут в России беременную невесту, когда сматывался от достижений социализма. Теперь его дочка все наследует. Уже выяснили имя и фамилию, даже адрес знаем. Зла не хватает! Какая-то Лена Кораблева получает все на блюдечке с голубой каемочкой, а я парюсь за копейки да еще эту мегеру-тещу терплю с ее запросами.
— Да ладно. Паришься ты не за копейки, предположим. Девицу-то обрадовали?
— Не-а. Время тянем. Чтобы клиент не думал, что у нас все так просто. Он же считает, что у нас тут до сих пор каменный век: без компьютеров и Интернета. Оплата посуточная, так что помаринуем пока, думаю, пара месяцев у нас есть. Он все равно в свою Америку уехал, оттуда бдит за выполнением последней воли покойного.
— Слушай, а как вы ее вычислили-то? С такими «Ф.И.О.» тысячи небось.
— У нее отчество — Генриховна. Тут и дурак не ошибется.
— С добрым субботним утром! — Лена растянула губы в улыбке и осторожно открыла глаза. Потрескавшийся сероватый потолок явно не разделял ее отношения к жизни. Собственно, это утро она добрым и не считала, но, согласно теории, следовало начинать каждый день именно так. Эту теорию проповедовала ее ближайшая подруга Светлана Карякина, последние пару месяцев увлекавшаяся психологией.
Тягу к предмету в ней разбудил замысловатый американский фильм с чудовищным переводом и оставлявшим желать лучшего качеством изображения. Кассету они взяли в прокате, чтобы скрасить очередной девичник. Сначала под заунывную музыку по нижней кромке экрана ползали темные контуры ковбойских шляп и бейсболок, а концовка прошла на фоне большой лопоухой головы, внезапно занявшей две трети изображения.
— Пиратская копия, — со знанием дела сообщила Светка еще в самом начале, после чего методично мешала смотреть фильм, предваряя своими пространными комментариями все действия героев. Убийцу она вычислила практически сразу, чем свела на нет все усилия кинематографической группы по созданию интриги. Эта победа густым осадком выпала в Светкином мозгу и подтолкнула ее к поступлению на курсы психологии.
Одинокая Светлана тут же прониклась глубочайшей симпатией к преподавателю и начала усиленно зазывать с собой Лену, соблазняя дешевизной процесса обучения и скорым получением диплома психолога.
— Хорошие курсы не могут стоить дешево, — уверенно отказалась Лена, но отвязаться от настырной Светки, которой скучно было таскаться на лекции одной, было не так-то просто.
— Вольдемар Карлович — гений, — она плотно прилипла к кухонной табуретке и уходить не собиралась. — Он хочет, чтобы его наука была ближе к людям, поэтому работает бесплатно.
— Бесплатно, это когда без денег, — пыталась вразумить ее Лена, — а твой наставник деньги все-таки берет.
— Разумеется, а аренду помещения он с чего платить будет?
На это ответить было нечего, поэтому Лена просто махнула рукой и коротко сказала:
— Отстань. Не хочу я на курсы, у меня халтуры по вечерам.
— Да что они тебе дают, эти халтуры? — взвыла Светка. — С дипломом психолога перед нами открываются такие перспективы…
— Какие? — тут же строго прерывала полет ее фантазии бдительная Лена. — Мы тоже пойдем обирать начинающих психологов и вести всякие невразумительные курсы?
— Что ты понимаешь в психологии? Психологи везде нужны!
— Где?
— Везде!
— Адрес и желательно телефон потенциального работодателя, — Лена пыталась прекратить бессмысленную дискуссию.
Но Светка цеплялась как клещ, и подобные диалоги повторялись с завидной регулярностью. Она донимала Лену всякими правилами, о которых узнавала на лекциях. Одно из них — начинать день с улыбки — быстро прижилось, поскольку понравилось Лениной маме. Вероника Федоровна вообще очень тепло относилась ко всем Светкиным начинаниям, поскольку считала, что только Карякина способна правильным образом влиять на унылую жизнь дочери. Лена была домоседкой, поэтому живая и горластая Светка, не оставлявшая попыток устроить не только свою, но и подружкину личную жизнь, была последней надеждой Вероники Федоровны. Услышав, что курсы ведет мужчина, она многозначительно кивнула Карякиной, которая вылавливала в крепком сладком чае очередную сушку, и сообщила Лене свое мнение по этому поводу:
— Вот. Именно в таком месте и можно найти приличного мужа.
— Он там один, — напомнила Лена, — и уже занят.
— Кем? — Светка взволнованно вскинулась и испытующе уставилась на подругу.
— Если я правильно поняла — тобой.
— А, — коротко вякнула Карякина и вернулась к своему помутневшему чаю. — Так там еще студенты есть. Нужного пола.
Нужного, это какого? — машинально спросила Лена, размышляя, как бы плавно закруглить эту сильно надоевшую тему. Но, похоже, Светка с мамой были заодно.
— Если ты еще не до конца поняла, какой пол для тебя является противоположным, то внуков мне не видать! — тяжело оперлась на стол мама.
— Мы, кажется, говорили не о противоположном, а о нужном, — не сдалась Лена, которой страшно хотелось посмотреть телевизор или просто почитать книжку. Последний раз, когда она поддалась на Светкины уговоры и сходила на пробное занятие в какой-то подпольной школе бизнеса, она потеряла целый вечер, пытаясь вывернуться из цепких лап преподавательницы эстетики, а по совместительству директора кооператива «Бизнес-класс», которая расписывала радужные перспективы обучения в ее подвале, для верности придерживая Кораблеву за рукав блузки. В качестве доводов приводились шансы на открытие собственного дела на деньги все той же директорши, которая, по ее словам, своих учеников не бросала, поездка за рубеж на практику или, как минимум, выгодное замужество с кем-нибудь из обучаемых бизнесменов. То, что единственными кавалерами на курсе были два пенсионера и один чудовищно прыщавый юноша с тощей фигурой кильки, которую долго уминали в общей банке, тетку не смущало.
— Это они сейчас никто, — гордо сообщила она, — ас нашими дипломами — ого-го! Вы еще локти кусать будете!
Лена с удовольствием бы укусила приставучую наставницу за жирный локоть прямо сейчас, но мамино воспитание не позволяло бросаться на людей, даже таких навязчивых.
Светка потом долго хвасталась цветастой заплаткой в дипломных корочках, погуляла с ней по фирмам в поисках работы, разочаровалась в бизнесе и переключилась на другую тему. Диплом оказался в пачке таких же сомнительных документов, между удостоверением консультанта широкого профиля и акциями «МММ».
Вероника Федоровна трагически скосила глаза на Карякину, надеясь найти поддержку.
Поддержка не заставила себя ждать:
— Противоположный пол, Ленка, это такой пол, у которого все наоборот: где у тебя выпукло, у него вогнуто, где у тебя коса, у него плешь, то, что тебе кажется смешным, до него не доходит, а то, что кажется смешным ему, тебя злит…
— Экое убогое создание, — пробормотала Лена. — И для чего он нужен?
— Его надо жалеть и воспитывать.
— Тогда уж лучше ребенок, — хмыкнула Лена.
— Вот, — радостно подтвердила Светка. — А я к чему веду! Ребенок бабе нужен, но без этого убогого никак!
— Да ты что! Правда? — Лена хлопнула рукой по столу и сурово добавила: — Ликбез по половым вопросам предлагаю перенести на завтра. У меня от вас обеих голова уже болит.
В этот раз она решила не сдаваться. Когда-то надо было начинать учиться говорить «нет». Единственное, на чем они сошлись, что Лена будет читать Светкины конспекты.
И вот теперь Лена настраивалась на позитивную волну, пытаясь внешнее довольство судьбой привести в гармонию со своим внутренним состоянием. Состояние бунтовало и от предлагаемой гармонии увиливало.
Впереди маячили два долгих и пустых выходных дня. Светка сбила все планы, позвонив накануне и сообщив, что у нее рандеву. Подробности обещано было рассказать в понедельник.
Жизнь вокруг активной Карякиной постоянно бурлила, шипела и исходила многообещающими пузырями. Пузыри лопались, обдавая разочарованную, но не унывающую Светку брызгами надежд: кавалеры пропадали за линией горизонта или резко сворачивали с проложенной заботливой невестой колеи. Светлана была самой близкой Лениной подругой уже больше шести лет. Познакомились они в троллейбусе.
Лена Кораблева всегда переходила улицу только на зеленый свет, уступала места пожилым людям и пассажирам с детьми и никогда не ездила зайцем. В тот судьбоносный день она по привычке затолкала пробитый талончик поглубже в рукавичку и уткнулась носом в слепое белесое стекло, разрисованное причудливыми морозными узорами. О красоте этой зимней сказки Леночка могла только догадываться, поскольку очки, как обычно, моментально запотели, едва она внедрилась в теплое многолюдное нутро жалобно поскрипывавшего троллейбуса. Чтобы не веселить окружающих мутными очками, она по привычке ввинтилась в самый угол: там меньше толкали и не беспокоили навязчивыми просьбами пропустить, пробить талон или уточнить, когда кольцо.
Она задремала под хищное лязганье жестяных троллейбусных внутренностей и спонтанно разгорающиеся там и сям скандалы.
— …Будем дальше прикидываться или штраф платить? — увесистый тычок в плечо подтвердил, что обращаются именно к ней.
— У меня талон, — Лена даже не знала, обидеться на это неэтичное предположение о ее безбилетности или, наоборот, погордиться собственной сознательностью. Она скребла по дну рукавички тоненькими пальчиками, но, как назло, не могла нашарить подтверждение своей порядочности.
Контролеров оказалось целых два. Народ резко схлынул: то ли всем действительно срочно понадобилось выйти, то ли ретивые охотники неосторожно спугнули добычу.
Когда Лена наконец-то выгребла два мятых бумажных шарика и старательно их расправила, выяснилось, что ни тот, ни другой не соответствуют требованиям. Может, дырки и в самом деле были не на месте, или контролерам просто хотелось получить с нее штраф в преддверии выходных, но отпускать ее не собирались. Денег на штраф у Лены не было. У нее вообще не было никаких денег. Последнюю наличность она выскребла из кошелька в университетском кафе, чтобы оплатить черствую булочку и компот в липком стакане.
Сколько Лена себя помнила, с деньгами в доме всегда была напряженка. Они с мамой не голодали, конечно, но на жизнь хватало с трудом. Отца у нее никогда не было. То есть теоретически был какой-то мужчина, поучаствовавший в зарождении новой жизни, но мама на эту тему не распространялась.
Она не обманывала дочь рассказами про летчика-испытателя или капитана дальнего плавания, но любые Ленины попытки выяснить хоть какие-нибудь подробности своего генеалогического древа по отцовской линии терпели крах. Мама обычно замыкалась, а потом долго ходила с красными глазами, и Лена, чувствуя себя виноватой, отставала до лучших времен. Сначала она придумала историю про папу-разведчика. Он на важнейшем государственном задании в тылу врага, но однажды он вернется. Потом разведчик трансформировался в заморского миллионера, разыскивающего на необъятных просторах бывшей родины свою дочь. Это было связано с переходом Леночки в поздний подростковый период, когда уже невозможно было не замечать, что все девочки одеты лучше нее, что ходить в детских колготках и старушечьих панталонах неприлично и что мальчикам нравятся те девочки, у которых есть, как минимум, цветной телевизор. Обычно дети играли во дворе, но в двенадцать лет она впервые была приглашена на день рождения к однокласснице, родители которой работали в торговле. Лена была потрясена. Вернувшись после праздника домой, девочка впервые поняла, что дома не так уж уютно и красиво. В конце недели она, как и все участники дня рождения, получила цветную фотографию. Мама долго рассматривала глянцевую карточку, а потом неожиданно повела Лену в «Детский мир» и купила красивое темно-синее платье с кружевным воротничком. Это платье было самой нарядной и запоминающейся вещью из ее детства, она носила его до тех пор, пока оно не стало совершенно неприлично мало. Лена Кораблева не была отличницей, но училась всегда хорошо, особенно легко ей давался немецкий язык, поэтому вопрос о будущей профессии был решен однозначно — переводчица. Хотя ни она, ни мама не были людьми меркантильными, тем не менее тот факт, что переводчицы очень хорошо зарабатывают, сыграл не последнюю роль. Замахнулась она ни много ни мало на университет.
Мама долго бегала по знакомым, искала связи и выходы на приемную комиссию, а когда, наконец, нашла, вернулась домой с совершенно безумным выражением лица. Поступить на дневное отделение было можно, но сумма взятки была не просто бессовестной, она не имела никаких точек соприкосновения с их материальным положением.
Высокая полная женщина, с которой свели Веронику Федоровну добрые люди, была лицом, приближенным к комиссии. Категорически не желая встречаться взглядом с посетительницей, дама ездила глазами по стенам и потолку, мычала, экала и, наконец, зыркнув на одежду и сумочку пришедшей, которую та судорожно прижимала к себе, словно в автобусе в час пик, озвучила цифру.
Вероника Федоровна моргнула, попыталась повторить сказанное про себя, но мозг отказывался считать нули. Он свернулся, как позавчерашнее молоко, и затих, оставив на лице Кораблевой-старшей выражение дикого удивления и полнейшее отсутствие мыслительной деятельности во взгляде.
Правильно поняв ступор родственницы будущей абитуриентки, тетка быстро попрощалась, предложив заходить как-нибудь еще, если что.
Посидев на кухне и поуспокаивав обалдевшую маму, Лена приняла решение поступать самостоятельно. На дневной она решила ломиться для пробы, чтобы примерно представить себе процесс, а на вечерний поступать, уже набравшись минимального опыта.
Трюк удался, и Лена стала студенткой университета. Она была почти счастлива. Почти потому, что с личной жизнью категорически не ладилось. То есть ее не просто не было, но и чисто теоретически выделить время на эту самую личную жизнь не получалось.
В тот зимний вечер она ехала после лекций совершенно вымотанная и хотела только одного: поужинать чем-нибудь горячим и забыться сном в теплой постели. Контролеры, налетевшие словно коршуны, в общую канву запланированных мероприятий не вписывались.
— Плати, давай, и разбегаемся, — злился высокий желчный мужик, с нездоровым серым цветом лица и огромными складчатыми мешками под глазами. — Совесть надо иметь: государство тебе бесплатную учебу, медицину, а ты на билет жмотишься. Карточку купить надо, если платить забываешь.
— Я в этом месяце не успела, — пролепетала Лена, понимая всю бессмысленность своих оправданий.
— Талоны тоже купить не успела? — каркнула бородавчатая тетка, видимо, напарница серолицего контролера.
— У меня был…
— Сплыл? — почти хором рявкнули бдительные стражи законности.
— У меня нет денег на штраф, — стыдно было невероятно.
— Тогда пройдем в отделение, — уперся серолицый.
«Какой позор, наверное, в деканат сообщат», — в ужасе соображала Лена.
— Так, что у нас тут происходит? — звонкий девичий голос лучился радостью и благодушием.
Его обладательница, маленькая худенькая девушка с юркими карими глазами и смоляной челкой, выбивающейся из-под белого беретика, улыбалась сахарными зубками и радовала глаз очаровательными ямочками на щеках. Портил ее только слишком громоздкий нос, делавший ее похожей на жизнерадостного галчонка.
— Документики свои показываем, — по-хозяйски распоряжалась она ситуацией. — Господа контролеры, я к вам обращаюсь. Слишком много в последнее время мошенников развелось. Мы тоже ученые. Жетон, будьте любезны!
Мужик послушно полез в карман, а тетка решила поскандалить:
— А ты кто такая? Свои документы покажь!
— Так и запишем, — кивнула девушка, доставая из лоскутного рюкзачка крошечный блокнот. — Контролеры 31-го маршрута на просьбу предъявить документы в хамской форме отказали.
— Валентина, перестань, — недовольно поморщился мужик. — Есть у нас документы.
У вас документы якобы есть, а у девушки билет, — кивнула заступница. — Показываем, показываем, не тормозим. У меня материал горит, как раз завтра статейку тиснем про этот беспредел. У меня пятно пустое осталось в газете, материала не хватает, корреспондентов грипп скосил. А тут вымогательство, подарок судьбы!
— Может, замнем? — мужик болезненно скривился. — Нам и так крохи платят…
— Ты денег, что ли, хочешь? — сориентировалась контролерша.
— Так-так-так! Взятку предлагаете, — констатировала девушка.
— Нет, мы проверяем моральный облик нашей прессы, — пробормотал серолицый и растерянно затих.
— Мне на следующей выходить, — робко встряла в беседу Лена.
— Да… Ладно, тогда, повезло вам, я лучше у девушки интервью возьму об интересах и нуждах нынешней молодежи.
Когда девушки выпали из троллейбуса, Лена робко предложила:
— Заходите к нам на чай, я вам все расскажу.
— Что расскажешь? — удивилась брюнетка, поплотнее заматывая шарф.
— Ну, интервью дам…
Ответом ей был звонкий хохот спасительницы.
— Да ты что, пошутила я! Я не из газеты. Мало ли с кем не бывает. Подумаешь, без билета! Они же физиономисты, видят, девчонка интеллигентная, вот и прицепились. К какой-нибудь бабе с квадратной мордой небось не пристали бы. Меня, кстати, Света зовут. Будем знакомы.
Так в жизни Лены Кораблевой появилась самая близкая подруга. Жизненная хватка и изворотливость сочетались в Светлане с потрясающей наивностью и доверчивостью в отношениях с мужчинами.
Карякина суетилась как мышь перед зимовкой, запасаясь дипломами для удачной карьеры и жизненным опытом в общении с парнями для удачного замужества. Пока ни то, ни другое у нее не получалось.
Лена, шаркая старыми тапочками, выползла в кухню. Мама уже пила чай.
— Когда ты выйдешь замуж, — строго сказала она вместо приветствия, — первый же твой выход в таком сеновальном варианте закончится разводом. А если ты будешь жить со свекровью, то еще и узнаешь о себе много удивительных подробностей.
— Вот когда выйду, тогда и появится тема для разговора, — зевнула Лена. — А пока, мамуля, это все демагогия. И потом: я же только что встала. Вот сейчас пойду, почищу перышки, прихорошусь…
Леня плюхнулась на стул и отломила кусок пухлой булки.
— Перья здесь будешь чистить? — ехидно поинтересовалась мама. — Смотри, в чай не насыпь!
— Ой, — хлопнула себя по лбу Лена. — Ма, какое сегодня число?
— Посмотри на календарь, если ты не в курсе, он у меня за спиной.
Лена округлила глаза и в ужасе прикрыла рот ладошкой:
— Катастрофа! Надо срочно сделать тест!
И она унеслась по коридору, громко щелкая задниками тапок.
— Ветер в голове, — проворчала мама. — Если забываешь, надо записывать.
Она со вкусом отпила кофе и вдруг резко побледнела.
— Какой тест?! Когда это произошло?! Отвечай немедленно! — мама распахнула двери ванной. Там было пусто.
— Доченька, где ты? — Вероника Федоровна заполошно металась в тишине квартиры.
Лена сгорбившись сидела за столом, спиной к входу. Плечи подрагивали. Мама застыла, боясь задать срывающийся с губ вопрос. Наконец, она осторожно шагнула в маленькую комнату. Комната была не просто маленькой, а крошечной. В их двухкомнатной «хрущевке» было всего две комнаты: четырнадцатиметровая гостиная и маленький восьмиметровый чуланчик с окном, выделенный Лене в единоличное пользование.
— Хоть и маленькая территория, но своя, — любила говорить Вероника Федоровна.
Лена что-то быстро писала. Ночнушка ситцевым балахоном свешивалась до самого пола, из-под подола выглядывала розовая пятка, выписывавшая замысловатые кренделя.
— Ну? — как еще озвучить свой вопрос, Вероника Федоровна не знала.
— Ой, мам, мне страшно некогда, — забормотала Лена.
— Что с тестом? В смысле, какой результат? — дрогнувшим голосом спросила мама, чувствуя, что вся кровь прилила к лицу, а ноги онемели.
Никакой, забыла я про него! — раздраженно воскликнула Лена. — Надо же, такой заказ хороший! Главное, легкий: сделать тест для студентов-технарей на немецком. Полчаса работы, вот я и отложила на потом. И как отрезало! Вот кошмар. Я его сегодня к часу уже привезти должна к ним на кафедру и секретарю отдать. Там девица такая, ждать не будет, возьмет и уйдет!
— Убить тебя мало! — выдохнула мама. Лена, наконец, оторвалась от своего теста.
— Я думала, ты беременна!
— Я???
— Нет — я! — мама сердито провела пальцем по книжной полке и молча сунула его под нос хлопающей глазами Лене. — Ты спрашиваешь таким тоном, словно этот вопрос я задала не своей двадцатишестилетней дочери, а мужику на улице! Какие тебе дети, ты даже пыль вытирать не научилась!
Гневно стуча пятками, Вероника Федоровна вернулась на кухню. Лена еще несколько секунд поморгала, пытаясь осмыслить суть диалога, и снова застрочила на аккуратном тетрадном листочке.
Полпервого Лена вынеслась из подъезда и, то и дело поскальзываясь на гладких ледяных проплешинах, побежала к остановке. Похоже, у дворников сегодня был общегородской выходной: ни у дома, ни на проспекте, ни у института не было даже намека на песок. Выпавший в феврале снег почти парализовал движение наземного транспорта. Автобус тащился, как умирающая лошадь в Поволжье во времена свирепствовавшего там голода. Лена притоптывала от нетерпения и тихо ненавидела медлительных пассажиров, степенно вползавших и выползавших по склизким ступенькам новенького «Икаруса». Она катастрофически опаздывала.
Дорога от остановки до института могла бы поспорить с любой полосой препятствий в самом экстремальном шоу: там лед был уже не проплешинами, а сплошной бугристо-зеркальной поверхностью. Лена в очередной раз убедилась в явных преимуществах своих дешевых мальчишеских ботинок на плоской ребристой подошве. Шедшие впереди нее студентки в сапожках на небольших каблучках обреченно цеплялись друг за дружку и страдальчески взвизгивали, боясь неизбежного падения и последующей порчи ажурных чулочек, украшавших их длинные стройные ножки.
Когда она, грохоча ботинками, внеслась на второй этаж, секретарь Алла уже закрывала двери.
Таисия Даниловна, выдававшая Лене эти редкие, но очень легкие и хорошо оплачиваемые халтурки, еще в самый первый раз предупредила Кораблеву:
— Имей в виду, Алка редкостная стерва, но она у нас тут на привилегированном положении. Спит, с кем надо. Вот так вот. Поэтому в конфликты с ней не вступай, на хамство не реагируй.
Не реагировать на Аллу оказалось сложно. Если бы не крайняя привлекательность легкого заработка, — а здесь было единственное место, где не требовали набирать текст в печатном виде, — она просто из принципа отказалась бы от дальнейших контактов с невыносимой девицей.
— Когда ты выйдешь замуж, — строго сказала она вместо приветствия, — первый же твой выход в таком сеновальном варианте закончится разводом. А если ты будешь жить со свекровью, то еще и узнаешь о себе много удивительных подробностей.
— Вот когда выйду, тогда и появится тема для разговора, — зевнула Лена. — А пока, мамуля, это все демагогия. И потом: я же только что встала. Вот сейчас пойду, почищу перышки, прихорошусь…
Леня плюхнулась на стул и отломила кусок пухлой булки.
— Перья здесь будешь чистить? — ехидно поинтересовалась мама. — Смотри, в чай не насыпь!
— Ой, — хлопнула себя по лбу Лена. — Ма, какое сегодня число?
— Посмотри на календарь, если ты не в курсе, он у меня за спиной.
Лена округлила глаза и в ужасе прикрыла рот ладошкой:
— Катастрофа! Надо срочно сделать тест!
И она унеслась по коридору, громко щелкая задниками тапок.
— Ветер в голове, — проворчала мама. — Если забываешь, надо записывать.
Она со вкусом отпила кофе и вдруг резко побледнела.
— Какой тест?! Когда это произошло?! Отвечай немедленно! — мама распахнула двери ванной. Там было пусто.
— Доченька, где ты? — Вероника Федоровна заполошно металась в тишине квартиры.
Лена сгорбившись сидела за столом, спиной к входу. Плечи подрагивали. Мама застыла, боясь задать срывающийся с губ вопрос. Наконец, она осторожно шагнула в маленькую комнату. Комната была не просто маленькой, а крошечной. В их двухкомнатной «хрущевке» было всего две комнаты: четырнадцатиметровая гостиная и маленький восьмиметровый чуланчик с окном, выделенный Лене в единоличное пользование.
— Хоть и маленькая территория, но своя, — любила говорить Вероника Федоровна.
Лена что-то быстро писала. Ночнушка ситцевым балахоном свешивалась до самого пола, из-под подола выглядывала розовая пятка, выписывавшая замысловатые кренделя.
— Ну? — как еще озвучить свой вопрос, Вероника Федоровна не знала.
— Ой, мам, мне страшно некогда, — забормотала Лена.
— Что с тестом? В смысле, какой результат? — дрогнувшим голосом спросила мама, чувствуя, что вся кровь прилила к лицу, а ноги онемели.
Никакой, забыла я про него! — раздраженно воскликнула Лена. — Надо же, такой заказ хороший! Главное, легкий: сделать тест для студентов-технарей на немецком. Полчаса работы, вот я и отложила на потом. И как отрезало! Вот кошмар. Я его сегодня к часу уже привезти должна к ним на кафедру и секретарю отдать. Там девица такая, ждать не будет, возьмет и уйдет!
— Убить тебя мало! — выдохнула мама. Лена, наконец, оторвалась от своего теста.
— Я думала, ты беременна!
— Я???
— Нет — я! — мама сердито провела пальцем по книжной полке и молча сунула его под нос хлопающей глазами Лене. — Ты спрашиваешь таким тоном, словно этот вопрос я задала не своей двадцатишестилетней дочери, а мужику на улице! Какие тебе дети, ты даже пыль вытирать не научилась!
Гневно стуча пятками, Вероника Федоровна вернулась на кухню. Лена еще несколько секунд поморгала, пытаясь осмыслить суть диалога, и снова застрочила на аккуратном тетрадном листочке.
Полпервого Лена вынеслась из подъезда и, то и дело поскальзываясь на гладких ледяных проплешинах, побежала к остановке. Похоже, у дворников сегодня был общегородской выходной: ни у дома, ни на проспекте, ни у института не было даже намека на песок. Выпавший в феврале снег почти парализовал движение наземного транспорта. Автобус тащился, как умирающая лошадь в Поволжье во времена свирепствовавшего там голода. Лена притоптывала от нетерпения и тихо ненавидела медлительных пассажиров, степенно вползавших и выползавших по склизким ступенькам новенького «Икаруса». Она катастрофически опаздывала.
Дорога от остановки до института могла бы поспорить с любой полосой препятствий в самом экстремальном шоу: там лед был уже не проплешинами, а сплошной бугристо-зеркальной поверхностью. Лена в очередной раз убедилась в явных преимуществах своих дешевых мальчишеских ботинок на плоской ребристой подошве. Шедшие впереди нее студентки в сапожках на небольших каблучках обреченно цеплялись друг за дружку и страдальчески взвизгивали, боясь неизбежного падения и последующей порчи ажурных чулочек, украшавших их длинные стройные ножки.
Когда она, грохоча ботинками, внеслась на второй этаж, секретарь Алла уже закрывала двери.
Таисия Даниловна, выдававшая Лене эти редкие, но очень легкие и хорошо оплачиваемые халтурки, еще в самый первый раз предупредила Кораблеву:
— Имей в виду, Алка редкостная стерва, но она у нас тут на привилегированном положении. Спит, с кем надо. Вот так вот. Поэтому в конфликты с ней не вступай, на хамство не реагируй.
Не реагировать на Аллу оказалось сложно. Если бы не крайняя привлекательность легкого заработка, — а здесь было единственное место, где не требовали набирать текст в печатном виде, — она просто из принципа отказалась бы от дальнейших контактов с невыносимой девицей.