Ларионова Ольга. Сон в летний день

   Киберы на экране расступились - Стефан лежал, вытянувшись по стойке "смирно". Неужели не удалось? Но в этот момент он вдруг потянулся, и на лице его появилось что-то вроде гримасы неудовольствия. Рычин надел шлем, перчатки и только тогда включил микрофон.
   - С пополнением, ваше залежалое высочество! Впрочем, шучу. Пока справляешься. А как с заданием насчет темной ночки? Отставить "Варяжского гостя", давай Шуберта; соляные пары тоже по боку, подпусти ночных ароматов... да не в буквальном смысле, олух! Теперь - шелест... Ага, по лицу видно, что клиент почти доволен. Гм... Чего-то не хватает. Блаженство не полное. Что бездействуешь, дубина? Ищи!
   Он обернулся к Темиру и подмигнул - несчастный БИМ изводился на полном форсаже, но, естественно, ничего придумать не мог.
   Но готов он был на все.
   - Стоп! - крикнул Рычин. - Нашел. Требуется нежнейший серебристый звон. Эфемерное зуденье. Эй, кто-нибудь, тонкую серебряную полосочку живо!
   Как по волшебству, на экране возникло членистое щупальце с листочком фольги.
   - Вон там, на стене, - колпачок сигнальной лампы. Он определенно вибрирует. Подсоедини-ка к нему эту фольгу, чтобы касание было минимальным...
   "Касаться аварийного колпачка разрешено только..."
   - Заткнись, балда! Никто - я имею в виду киберов - и не собирается ее касаться. Фольга - дело другое: она не может обеспечить эффект отключения... Ага, появился звук. Тихо, тихо... Какой тембр! Какая мелодичность! БИМ, ты гений! А полнота иллюзии...
   Нестерпимый комариный звон наполнял уже всю рубку "Трех богатырей". Так неужели же Степка не воспринимал его там, под самой лампочкой?
   Левандовский задвигал лопатками. Почесался, и на его сонном лице появилось недоумение. В какой-то момент Рычину даже показалось, что под кудлатой шевелюрой Степкины уши оттопырились и начали пошевеливаться, нашаривая источник звука. И в тот же миг, неожиданно даже для тех, кто представлял себе все последующее, широкая ладонь взлетела вверх и абсолютно безошибочно грохнула прямо по зудящему колпачку.
   Экран погас, все системы, подключенные к БИМу, обесточились.
   - Темка, на выход! - гаркнул Рычин, буквально вышибая люк шлюзовой камеры.
   Они скатились по шторм-трапу и со всех ног помчались по просеке. Нужно было добраться до пульта управления отключенного БИМа раньше, чем это сделают проснувшиеся экспедиционники. Ведь достаточно было им, не разобравшись, снять блокировку - и БИМ заработал бы в прежнем суперперестраховочном режиме, возвращая все на круги своя.
   Легкий на ногу Темир опередил командира на несколько метров, когда они, перепрыгивая через щупальца застывших осьминожек, буквально подлетели к зданию. Типовая громада и пультовая в самом центре - четвертый этаж цокольного блока. Темир уже заскочил в полуоткрытую дверь, когда Рычин, словно почувствовав что-то неладное, поднял голову.
   Наверху кто-то двигался.
   Рычин резко затормозил, так что его сапоги вспахали две борозды, потом попятился и задрал голову, отыскивая то место, где он уловил какое-то мелькание.
   Этим местом была опоясывающая баллюстрада двенадцатого этажа. Загроможденная всяческими приборами и весьма однообразным, но действенным оружием, она имела несколько выступов, от которых вниз шли какие-то аварийные лесенки, упиравшиеся в крошечные балкончики.
   Какая-то белая фигура снова мелькнула справа, но за аппаратурой ничего было не разобрать. Во всяком случае, Рычин точно знал, что такой белизной мог обладать только кибер, предназначенный для арктоидных или сверхжарких планет. К тому же абсолютно все роботы вместе с БИМом в данный момент пребывали в полной прострации.
   Личный андроид кого-нибудь из экспедиционников? Во-первых, на планетах повышенной опасности это категорически запрещалось, а во-вторых, БИМ не преминул бы и его заполучить в полное и безраздельное свое подчинение.
   Человек?
   Исключено. Пробуждение должно было наступить минут через семь-восемь, и не такой уж это стремительный процесс. К тому же, любой нормальный экспедиционник в подобной ситуации не полез бы на балкон дышать свежим воздухом, а нашел бы себе проблему поактуальнее.
   Между тем белая фигура вышла из-за локатора, сделала несколько механических шагов вдоль баллюстрады и, резко согнувшись, очутилась на перилах аварийной лесенки, ведущей двумя этажами ниже. Фигура взмахнула руками, как будто оттолкнулась от невидимой преграды, и заскользила по узким перильцам. Рычин даже зажмурился, так нелепо было это средство передвижения на двадцатиметровой высоте. Ничего себе шалости!
   Но ничего страшного не произошло, и Рычин только отметил, что белое покрытие затрепетало на ветру точно так же, как обыкновенная нижняя рубашка.
   Робот в исподнем?
   Рычин сорвался с места и побежал вправо, где нависал над пустотой крошечный балкончик. Белая фигура наклонилась через перила и сделала странные движения руками, словно полоскала их в воде. Лицо было наклонено вниз, и Рычин уже больше не мог обманывать себя, мысленно твердя, что этого не может быть, потому что быть этого не может.
   На балкончике резвился Стефан. Он набирал из пустоты полные горсти несуществующей воды, плескал их себе в лицо, счастливо смеялся, снова свешивался... Единственная надежда была на толстые ветви исполинского хвоща, выросшего почти вплотную к зданию. На уровне каждого этажа от трубчатого ствола отходил веер этих не то веток, не то листьев, толстых, темно-зеленых, гладких. Одна такая ветвь, толщиной в приличное бревно, протискивалась сквозь перила балкончика и, вероятно, упиралась в стену здания. Рычин молился всем своим цыганским богам, чтобы эта зеленая дубина в случае чего удержала полоумного Степку.
   Но вышло наоборот. Дубина-таки попалась под ноги Стефану, он вскочил на нее, потом естественным и непринужденным движением перепрыгнул на перила. Вся скованность разом исчезла, Степка двигался пластично, с несвойственной ему грацией. Словно уличный средневековый жонглер, готовый выступать где придется, он дважды повернулся на носках - Рычин отчетливо увидел желтые босые пятки, промелькнувшие над узенькими перильцами, а затем он зажмурился во второй раз, потому что Стефан небрежно шагнул на зеленую ветвь, гладкую, как корабельная рея.
   Туда - за балкон.
   Рычин ждал даже не треска ломающейся древесины - почему-то ему чудилось, что ветка должна хрупнуть, как лист сочного алоэ. Но сверху ничего не доносилось. Он приоткрыл один глаз: Стефан легким танцующим шагом продвигался вперед, к стволу, балансируя руками, которые извивались, как щупальца медузы, исполняющей партию умирающего лебедя.
   Командир открыл другой глаз и с надеждой скосил его на окна - сквозь узкие готические прорези затеплился слабый аварийный свет. Значит, Темка уже в пультовой, аварийку врубил, сейчас копается во святая святых фундаментальной программе. Сколько ему еще потребуется? Ведь как бы он ни сформулировал сейчас Первый Закон, этой формулировки будет достаточно, чтобы все окрестные роботы собрались к подножию хвоща и хотя бы растянули предохранительную сетку. Только бы Темка копался там поменьше и не мудрил. Только бы...
   Стефан ткнулся лбом в ствол и замер. Проснулся? Угадать было невозможно. А если сейчас крикнуть? Там, где ветви отходят от ствола, они достигают ширины не меньше полуметра, и просветов между ними практически нет. Если даже Стеф со страху рухнет, то он очутится на плотно сдвинутых основаниях ветвей. Ну, предположим и тут не повезет - он как-то проскользнет вниз; там двумя метрами ниже расходится веером следующий ярус веток; ну, ладно, и тут свалится - так на каждом таком ярусе падение будет снова с нуля, это не так страшно, как падать с окончания ветви!
   Рычин уже набрал в легкие воздуха, чтобы гаркнуть что-нибудь подходящее по ситуации, и тут же прикусил язык, как ему показалось - с хрустом: Стефан скользнул вдоль ствола, оттолкнулся от него и пошел по какой-то ветке, которая уходила от дерева в головокружительную пустоту, где поблизости не было уже ни балконов, ни других хвощей. Он шел неторопливо, но каждый такой шаг мог стать уже необратимым. Что же там Темка, неужели не сумел...
   Темир вылетел на балкон четвертого этажа, как взъяренный тур, и сразу же увидел командира - неподвижного, с задранной головой.
   Зрелище, естественно, было не из успокаивающих.
   - Михайла, какого... - заорал он и осекся.
   В головокружительной вышине безмятежно покачивался Стефан, пружиня на конце ветки, как на доске трамплина. Руки его были закинуты за голову, лицо поднято вверх, словно подставлено несуществующему солнцу. Вот он качнулся еще раз, потом сильнее, еще сильнее - и, резко оттолкнувшись, взмыл в воздух.
   Рычин и Кузюмов недаром были десантниками - ни один из них не вскрикнул. И это спасло Левандовскому жизнь.
   Словно опираясь на эту густую, звенящую тишину, тело Стефана зависло ласточкой, потом как-то неестественно медленно пошло вниз, и даже не вниз, а по наклонной, словно скользило по невидимой ледяной горе. Так пингвины любят кататься на брюхе. Скольжение это убыстрялось, но горка становилась вроде бы все более и более пологой, вот где-то на середине высоты Стефан прошел невидимый трамплин - и, описав плавную дугу, он спокойно ушел в высоту, как маленький белый планер, нащупавший струю восходящего воздушного потока.
   И снова Темир с командиром, на счастье Левандовского, не издали ни звука. Теперь он парил где-то на высоте десятого этажа, чуть прогнувшись и раскинув руки, как это делают пловцы, отдыхающие на спине. Потом сгруппировался, ухнул вниз сразу метров на пятнадцать, проделав при этом несколько переворотов вперед, задержался как раз напротив Темира и плавными кругами пошел на снижение. Он летел без каких бы то ни было усилий, изредка подгребая кистями рук или меленько семеня босыми ступнями, но делал это явно для полноты ощущения. Последний круг он прошел уже совсем медленно, не выше, чем сантиметрах в шестидесяти над землей, потом вдруг как-то ловко кувырнулся и закатился прямо под новорожденный торчок хвоща, определенно намереваясь доспать свое, свернувшись уютным калачиком.
   Рычин рванулся к нему, сгреб в охапку и потащил к двери - надо сказать вовремя, потому что почва под деревцем уже взламывалась, обнажая хищные розоватые корешки. Рычин проволок обвисшее на его руках тело через двойной порог, ухнув, бросил его на пружинящий пластик и всем корпусом навалился на дверь - а то еще заползет следом какая-нибудь нечисть.
   Дверь звонко чмокнула, и словно в ответ на этот звук ярко вспыхнули люминаторы.
   Что-то деловито загудело, трепетно взвыли какие-то компрессоры здание ожило. Темир, сделавший свое дело, с грохотом катился вниз по винтовой аварийной лесенке.
   - Жив? - крикнул он.
   Рычин только пожал плечами:
   - И даже счастлив. Ты, Темка, не подходи к нему сзади, а то вдруг ему снится, что он - необъезженный мустанг?
   - Понятно, - сказал Темир. - Так ты считаешь, что минуту назад он видел себя во сне реактивным лайнером?
   - Почему - лайнером? Может быть, воробьем, а может, бумажным самолетиком... Вряд ли Степке могло присниться, что он - горный орел. А вообще пора его будить, зябко тут без одеяла. Э-э, птичка божия, просыпайся, ждут заботы и труды!
   - М-м-м... - замотал головой Стефан, - да отстаньте, ребята, чать не на работе...
   - Вставай, вставай, первый лунатик космофлота! - тормошил его командир. - Кстати, ты кем себя во сне видел, часом, не шестикрылым серафимом?
   - Вот так весь рейс... - бормотал Стеф, поджимая под себя голые ноги и пытаясь прикрыть их рубашкой; ну ни минутки поспать спокойно... друзья-ироды... ну что привязались, каким таким серафимом? Обыкновенным летающим человеком, как и полагается в счастливом сне, - что, сами таким не бывали?
   - И вся тут проблема естественной левитации... - потрясенно констатировал командир "Трех богатырей".
   - ...Тут же вся проблема левитации решается автоматически! буйствовал Рычин.
   Полубояринов только хмыкнул и еще глубже ушел в свое кресло.
   - Девять десятых своего рабочего времени я вынужден выслушивать подобную бредятину... Уж лучше бы ты зубы заговаривал, Михайла, а то ведь медицина до сих пор бессильна!
   - Григорий Матвеевич, да если все десантники овладеют естественной левитацией, то...
   - Во сне, что ли? - оборвал его Полубояринов. - Михайла, это неконструктивно.
   - Во сне - это только начало, через сон мы подберемся к самому механизму эффекта левитации. Когда Стефан полетел...
   - А ты, между прочим, был как раз под ним. Благодарил бы все космические и земные силы, что ему не приснилось, будто он - птеродактиль! Бр-р-р... А если бы он возомнил себя солнечным протуберанцем? Такого ты не допускаешь?
   - Я о таком еще в жизни не слыхал, - устало возразил Рычин. - А вот летают поголовно все, включая врожденных кретинов. Значит, эффект левитации для человека естествен, раз память о нем заложена в нашем мозгу генетически. И на дальних планетах...
   - Ну, пока ты на Большой Земле. - Полубояринов хлопнул ладонью по столу, давая понять, что время беседы исчерпано. - Как вы там втроем не могли справиться с зациклившимся БИМом - это ты мне в письменном виде, пожалуйста. И со всеми подробностями. Между прочим, советую тебе соглашаться на включение в свой экипаж космобиолога, дабы образовать квартет. А то быть вам на веки вечные "тремя поросятами", и так уже весь космоцентр помирает со смеху...
   Как и все очень смуглые люди, Рычин не покраснел - он почернел и был готов вылететь в коридор. Но Полубояринов продолжал:
   - А что касается твоей левитации, то честное слово, Михайла, не до жиру, быть бы живу. Что там дальние планеты - на собственном Марсе порвал штаны - и крышка тебе. Проблему индивидуального автоанабиоза медики до сих пор решить не могут. С порванными штанами до госпитального отсека не добежишь, надо как-то научиться мгновенно самоконсервироваться до прихода помощи... У тебя все?
   У Рычина было все. Конечно, порвать штаны, сиречь скафандр высокой защиты - это надо было ухитриться, тем не менее проблема существовала, и соваться к медикам со своими идеями было бесполезно - консерваторы похуже Полубояринова. А этого никакие доводы не пробрали. Правда, в коридоре сидел Степка - в качестве вещественного доказательства, но точка была уже поставлена. Даром тащил его сюда, лучше бы дал поспать человеку - за последние сорок восемь часов экипажу "Трех богатырей" не удалось прикорнуть и на пятнадцать минут, так измотали карантинные службы, принимавшие спасенную экспедицию со всем оборудованием.
   Но Рычин хотел использовать каждый, пусть мизерный, шанс, и поэтому он безжалостно притащил Стефана сюда, усадил в коридоре на узенький подоконник и велел: "Думай, как нам убедить деда. Я попробую лобовую атаку, а ты думай. Думай!!!"
   Сейчас, глядя на мрачного Полубояринова, Рычин сознавал, что и Степка не поможет. Полубояринов прочитал его мысли:
   - Я сказал: если у тебя все, ступай пиши отчет... Наф-Наф.
   Рычин пулей вылетел за дверь. Хоть бы Стефан его не видел...
   Стефан не видел - он спал. Спал сидя, опершись на руку квадратным подбородком. Согнутая спина его была напряжена, словно на него свалилось непосильное бремя. Поза спящего показалась командиру до чертиков знакомой...
   Сзади скрипнула дверь, Полубояринов охнул и замер на пороге.
   Потому что Стефан не просто спал.
   Он даже не храпел, как всегда.
   И вообще он не дышал.
   Охваченный мгновенным ужасом, Рычин вскинул руку и толкнул Стефана в плечо. Тот покачнулся и, не меняя позы, обрушился на пол. Раздался грохот, словно рухнула каменная глыба. Наверное, именно этот грохот и разбудил Левандовского - он открыл глаза, попытался разогнуться, преодолевая оцепенение, и лишь увидев Полубояринова, мгновенно обрел прежнюю форму и гибким движением поднялся с пола.
   - Простите, Григорий Матвеич, - проговорил он глухим, словно из каменного колодца, голосом, - я все думал, думал... Сам не заметил, как заснул. И во сне еще думал...
   И только тогда Рычин понял, почему поза Левандовского показалась ему знакомой. Бедный Степка! Он думал так мучительно и напряженно, что приснился сам себе великим Мыслителем, изваянным Роденом. А дальше включился уже известный механизм.
   Полубояринов мгновенно оценил обстановку и тяжко вздохнул:
   - Молодые люди, - проговорил он обреченно, делая шаг назад и тем самым приглашая их к себе в кабинет. - Продолжим наш разговор...