Страница:
Пашку с Фиской усадили во главе стола, кто-то принес и прицепил ей на голову короткую фату. «Какая-то пародия на свадьбу», – подумал Пашка. И тут вдруг вспомнил, ему рассказывали, как на русской свадьбе дурачатся: наряжаются цыганами, какой-нибудь мужик рядится невестой, а тетка – женихом и в таком виде, в сопровождении фальшивых цыган, парочка разгуливает по улицам. Но это на второй день настоящей свадьбы, а ведь у Антона еще не было свадьбы, это только сватовство…
Странно, но все относились к своим шуточным ролям очень серьезно, мать Фиски заплакала.
– Не плачь, Хадия, твоей Фиске повезло… – успокаивала ее какая-то тетка.
Старая, сморщенная бабка запела тягучую песню на незнакомом языке. Старуха напоминала высохшую мумию, а голос у нее был сильный… Фиска молча сидела рядом, опустив глаза. Вскоре, после пары рюмок водки, которую и водкой то назвать было нельзя, Пашку все происходящее перестало удивлять.
– Что это за водка? – только и спросил он Фиску.
– Самогонка.
– Горько, – закричал кто-то.
Действительно, горько и не просто горько, а отвратительно, тошно и дурно. О, Господи, не думал, что когда-нибудь попробует такую гадость. Фиска потянула его за руку, мол, вставай. Он поднялся, не понимая, чего ей надо. А она встала на цыпочки, пригнула его голову к себе и поцеловала в губы.
Павел не помнил, как его провожали, как посадили на поезд. Очнулся ночью, с трудом сообразил, где находится. Неужели среди всех тех пьяных людей нашелся трезвый человек, который не забыл, что ему пора уезжать?! Поразительно. С трудом нащупал свои туфли, вышел, запомнил номер купе. Иначе после туалета он не нашел бы свою дверь. Вернулся, упал на свое место и проспал до утра.
Проснулся от неудобства, нога у него затекла, какой-то мальчик почти сидел на ней, прижавшись к нему спиной. Стоило только Паше пошевелиться, как этот подросток повернулся и Фискиным голосом спросил:
– Павлик, хочешь чаю?
– Хочу… – ответил Пашка.
Девушка вскочила и выскользнула из купе. А Павел вдруг покрылся холодным потом. Что здесь делает эта Фиска?! Неужели весь этот бред со свадьбой – правда?! Через минуту Фиска вернулась с чаем. Соседние места были свободными, но она опять села на его полку и по-прежнему прижалась к нему худой спиной. Пашка молча отодвинул ее и спустил ноги вниз, Фиска послушно пересела напротив. Хлебнул чаю, но его замутило, он вновь улегся и задремал. И только когда в купе подсадили попутчиков, окончательно проснулся, но вставать не стал, отвернулся к стенке. Он лежал и слушал, как соседи расспрашивают Фиску, а она рассказывает, что едет со своим мужем, что они только что поженились, что ему нездоровится. Потом она вместе с мужиком-попутчиком стала разгадывать кроссворды. Девушка часто и весело смеялась, без конца упоминала своего мужа – Павла, и это начинало его ужасно злить. В конце концов он не выдержал и неуклюже вывалился из купе, поманив Фиску за собой. Она покорно вышла следом.
– Ты что болтаешь? Какой я тебе муж?
– Так свадьба же была.
– Ты что, совсем дура? Какая свадьба? Пьянка и все.… Разве я тебе что-нибудь обещал? Я тебе говорил, что люблю и все такое?
– Нет.
– Чего же ты меня мужем называешь?
– Так свадьба же была…
Тьфу, Пашка плюнул со злости.
– Тогда чего ты с ними хихикаешь?
– А что?
– Если ты моя жена, нечего глазки другим строить.
– Я не строю… – она невинно смотрела на него, вытаращив и без того круглые черные глаза.
Словно не понимает, что воспользовалась его состоянием, что это они его там напоили, всей деревней заставляли пить вонючий самогон, а потом, не спросив его согласия, объявили их мужем и женой. Дьявольское сочетание невинности и хитрости.
– Ты куда едешь?
– С тобой… Жена ведь твоя…
– Ты мне не жена, я с тобой в загсе не был! – сказал, а сам испугался: вдруг забыл, может, их уже расписали?
– Это ничего, все равно я твоя жена.
– Какая жена? Ты что несешь?
– Жена…
– Ты что ко мне прилипла? Я тебя звал с собой? Чего ты поперлась? Сейчас же выйдешь на ближайшей станции и вернешься домой, ясно?! Вот такая арифметика.
– Нет, не вернусь, я с тобой поеду.… Теперь я твоя жена.
И его так взбесило это тупое упорство, что он, не размахиваясь, коротко и резко влепил ей пощечину. Она только взмахнула своими тоненькими ручками, отлетела на пару метров по коридору и осела на пол. Схватилась за щеку, из ее глаз потекли слезы, а она, не отрываясь, смотрела на него. Щека под рукой покраснела.
– Черт! – выругался Павел: какой стыд – ударить девчонку!
Пашка никогда раньше на девушку руку не поднимал, но, с другой стороны, и с ним никто так еще не поступал. Он не ожидал, что получится такой сильный удар. Покачиваясь, бросился к Фиске, наклонился, чтобы поднять ее, и сам чуть не упал – голова закружилась. Он все еще не протрезвел, его мутило. Упершись головой в стену вагона, он одной рукой легко поднял девушку. Боже, как цыпленок! Даже в таком состоянии он понял, насколько она невесома.
– Извини меня… – прошептала девушка.
– Нет, мне нельзя пить, совсем не соображаю, что делаю… – и двинулся к туалету.
Так, не надо глупостей, не надо паники. Скоро поезд придет в Москву, и он тут же купит ей обратный билет и отправит домой. Все, инцидент будет исчерпан. Эту девушку он практически не знает, мало ли кому втемяшится какая-нибудь глупость.… Надо же, придумала – муж…
Пашка умылся, на него из забрызганного туалетного зеркала глянуло незнакомое лицо с красными, опухшими глазами. Бледное, небритое, несчастное. Нет, это не он, не может человек так опуститься за пару дней. Когда он мылся последний раз? В Москве, дома.… О, больше никаких услуг друзьям…
Павел вернулся в купе, Фиска лежала на верхней полке, отвернувшись к стене. Попутчики зло посмотрели на него, они поняли, что между молодыми что-то произошло, девушка вернулась в слезах. Паша взял свой пиджак, достал бумажник. Так, паспорт, проездной, визитки.… Где же деньги? Он всегда брал с собой некоторую сумму, неприкосновенный запас, столько, чтобы хватало на обратный билет, мало ли что может случиться в дороге: вдруг отстанешь от поезда, или автобус сломается.… Сейчас денег не было. Кто и когда их вытащил, неизвестно. Сам он последний раз держал в руках свой пиджак два дня назад, когда они вошли в Олин дом. Он помнил, как снял его и повесил на спинку стула. Потом сплошной провал в памяти. Спасибо, что кто-то принес его в вагон. В брюках нашлось несколько смятых купюр, так, ерунда, только на такси до дома. Хорошо, хоть мобильник сразу сунул в карман.
– Фиса, где деньги? – на всякий случай спросил он.
– Какие деньги? – повернулась она, одна щека у нее была красная.
– У меня в пиджаке, в бумажнике были деньги…
– Билет мне купили…
– А… Ну да, конечно…
Мог бы и сам сообразить. Ну что же, отправит ее на следующий день. Завтра утром ему обязательно надо быть на работе, а вечером он съездит на вокзал, купит ей билет и отправит восвояси.
Фиска снова отвернулась к стене. Потом она устала так лежать, повернулась на другой бок и молча таращилась в окно, изредка боязливо поглядывая вниз на своего «мужа». Она проголодалась, но боялась спуститься. Наконец не выдержала и предложила ему поесть, но Пашку замутило при одной только мысли о еде. Фиска одна неловко пожевала свои домашние припасы. Угощать попутчиков, видно, побоялась, покосилась только на Пашку. К ночи поезд прибыл в Москву. Из-под нижней полки девушка достала большую дорожную сумку, и Пашка, вздохнув, потащил ее. «Похоже, Фиска собралась капитально, наверно, все, что у нее есть, забрала с собой…». Не прощаясь с попутчиками, Паша первым вышел из купе, а Фиска украдкой кивнула им и, как побитая собачонка, побежала вслед за своим хозяином.
Дома Павел достал комплект постельного белья, бросил его на диван, кивнув при этом Фиске, мол, это тебе, и пошел в ванную. После контрастного душа ему стало немного легче. А утром, как следует выбрившись и приняв ванну, он снова почувствовал себя человеком. Если бы еще не эта замухрышка, спавшая на диване… Фиска проснулась, но лежала молча, явно боялась рот открыть, только поглядывала на него своими черными глазками. И правильно делала, что молчала.
– Вечером поедешь домой, я куплю тебе билет на десять часов.
– Нет, – твердо заявила она, – я домой не поеду, нельзя. Смеяться будут, вышла замуж, а муж домой отправил. Нет, не поеду.
– Ты не вышла замуж, это была просто пьянка. Как хочешь, но со мной тебе оставаться нельзя, у меня есть девушка.
Фискины глаза наполнились слезами. Пашка плюнул и не стал больше спорить.
– Будешь уходить, дверь захлопнешь, – он надеялся, что ей хватит ума найти себе какое-нибудь жилье, уйти и больше никогда не возвращаться сюда, но все же швырнул ключи на стол и ушел на работу.
После работы зашел в магазин, надо же заполнить холодильник, утром ему есть еще не хотелось, а обедать сегодня было некогда, много дел скопилось, и он к вечеру здорово проголодался. Как всегда, набрал всякой всячины на две недели, чтобы не думать об этом каждый день. Прихватил пару килограммов бананов (он из всех фруктов любил только эти) и коробку мороженого. Обычно мужики берут пиво и крабовые палочки, а он получает удовольствие от мороженого… Напевая, открыл свою дверь, сразу прошел на кухню и остолбенел, увидев Фиску. Почему-то он был уверен, что вечером ее здесь не будет.
– Ты еще здесь? О, Господи…
Он принялся разбирать пакеты с продуктами.
– Да ты вообще выходила сегодня?
– Нет…
– Я же тебе сказал – ищи себе жилье, со мной ты жить не будешь.
– Я не знаю, как… И у меня нет денег, – Фиска вспыхнула.
– Вот черт… Что, совсем нет?
– Совсем… – от смущения она не поднимала головы.
– А ты что-нибудь ела сегодня? – вдруг спохватился он.
– Да там оставалось немного домашней еды, мясо только пропало. Ничего, мне хватило, я привыкла, это мальчикам надо много есть. А я могу потерпеть…
«Ну да, если мальчика плохо кормить – он умрет, а если девочку – то она вырастет вот таким заморышем», – вспомнил Павел.
– Давай, ставь чайник, будем ужинать. Разбирай пакеты… – и, оставив ее одну на кухне, пошел в ванную.
– Павлик, иди ужинать, – вскоре позвала его Фиска.
Прямо как жена…
– Что это у тебя за имя такое смешное?
– Татарское, Нафиса, – Фиска, обрадовалась, что он с ней заговорил.
– Красиво…Не то что Фиска.
– Привыкла, все так зовут.
– Так денег нет вообще? – вспомнил Павел.
– Нету, – поспешно кивнула она.
– Ни копейки? – все не верилось ему, такое он и представить себе не мог.
Она опять кивнула.
Вот овца, не спроси он, так и сидела бы молча… Павел бросил на стол несколько купюр:
– Вот, если надо, бери…
– Спасибо.
– Фиска, а ты что же мороженое не убрала в морозилку? Растает ведь. Давай сразу его съедим, доставай креманки. Соскучился я за неделю без мороженого.
Фиска растерянно стояла перед открытым шкафом.
– Креманки – это маленькие вазочки на ножках, или скорее большие бокалы. Вот эти. Поняла? Любишь мороженое?
– Наверное… Я его редко ела…
– Почему? Не нравится?
– Дорого.
– Да?! А я его каждый день ем. Ну давай, наверстывай упущенное.
Фиска робко ела свою порцию.
– Ты чего так вяло?
– Столько денег на меня тратишь…
– Каких денег? – удивился Пашка, обычно его подружки не стеснялись в своих запросах.
– Ну вот, на мороженое…
– Святая простота…
Попозже позвонила Лена:
– Павлуха, скотина, ты куда пропал? Я что, должна сама тебе звонить?
– Привет, Ленуся, ласковая моя. Я уезжал, вчера только вернулся.
– И со вчерашнего дня молчишь? Тебе нет прощения, я же говорю – скотина. Но все равно я тебя люблю. Я сейчас приеду.
– Давай. А, стой, нет, ко мне сейчас нельзя.
– В смысле?!
– Да у меня тут родственница приехала…
– И сколько ей лет?
– Какая разница? Ты что, ревнуешь?
– Что, я тебя не знаю, что ли? Ты же врешь, как всегда. Небось, там у тебя очередная мадонна сидит?
– Какое гнусное подозрение, ты же у меня единственная – таких ног в городе больше нет… Давай встретимся в твоей любимой «Шоколаднице». Кофейку попьем. Потом что-нибудь придумаем.
Вернулся Павел поздно – встреча с Ленкой прошла отлично. Фиса уже спала, съежилась под тонким одеяльцем, как мышонок. Он с насмешкой посмотрел на нее: надо же, недоросток, хотела его женить на себе…
С удовольствием растянулся на кровати: наконец-то снова почувствовал себя здоровым, последние пары спиртного выветрились. Фиска тихо посапывала на диване.
Нафиса
Странно, но все относились к своим шуточным ролям очень серьезно, мать Фиски заплакала.
– Не плачь, Хадия, твоей Фиске повезло… – успокаивала ее какая-то тетка.
Старая, сморщенная бабка запела тягучую песню на незнакомом языке. Старуха напоминала высохшую мумию, а голос у нее был сильный… Фиска молча сидела рядом, опустив глаза. Вскоре, после пары рюмок водки, которую и водкой то назвать было нельзя, Пашку все происходящее перестало удивлять.
– Что это за водка? – только и спросил он Фиску.
– Самогонка.
– Горько, – закричал кто-то.
Действительно, горько и не просто горько, а отвратительно, тошно и дурно. О, Господи, не думал, что когда-нибудь попробует такую гадость. Фиска потянула его за руку, мол, вставай. Он поднялся, не понимая, чего ей надо. А она встала на цыпочки, пригнула его голову к себе и поцеловала в губы.
Павел не помнил, как его провожали, как посадили на поезд. Очнулся ночью, с трудом сообразил, где находится. Неужели среди всех тех пьяных людей нашелся трезвый человек, который не забыл, что ему пора уезжать?! Поразительно. С трудом нащупал свои туфли, вышел, запомнил номер купе. Иначе после туалета он не нашел бы свою дверь. Вернулся, упал на свое место и проспал до утра.
Проснулся от неудобства, нога у него затекла, какой-то мальчик почти сидел на ней, прижавшись к нему спиной. Стоило только Паше пошевелиться, как этот подросток повернулся и Фискиным голосом спросил:
– Павлик, хочешь чаю?
– Хочу… – ответил Пашка.
Девушка вскочила и выскользнула из купе. А Павел вдруг покрылся холодным потом. Что здесь делает эта Фиска?! Неужели весь этот бред со свадьбой – правда?! Через минуту Фиска вернулась с чаем. Соседние места были свободными, но она опять села на его полку и по-прежнему прижалась к нему худой спиной. Пашка молча отодвинул ее и спустил ноги вниз, Фиска послушно пересела напротив. Хлебнул чаю, но его замутило, он вновь улегся и задремал. И только когда в купе подсадили попутчиков, окончательно проснулся, но вставать не стал, отвернулся к стенке. Он лежал и слушал, как соседи расспрашивают Фиску, а она рассказывает, что едет со своим мужем, что они только что поженились, что ему нездоровится. Потом она вместе с мужиком-попутчиком стала разгадывать кроссворды. Девушка часто и весело смеялась, без конца упоминала своего мужа – Павла, и это начинало его ужасно злить. В конце концов он не выдержал и неуклюже вывалился из купе, поманив Фиску за собой. Она покорно вышла следом.
– Ты что болтаешь? Какой я тебе муж?
– Так свадьба же была.
– Ты что, совсем дура? Какая свадьба? Пьянка и все.… Разве я тебе что-нибудь обещал? Я тебе говорил, что люблю и все такое?
– Нет.
– Чего же ты меня мужем называешь?
– Так свадьба же была…
Тьфу, Пашка плюнул со злости.
– Тогда чего ты с ними хихикаешь?
– А что?
– Если ты моя жена, нечего глазки другим строить.
– Я не строю… – она невинно смотрела на него, вытаращив и без того круглые черные глаза.
Словно не понимает, что воспользовалась его состоянием, что это они его там напоили, всей деревней заставляли пить вонючий самогон, а потом, не спросив его согласия, объявили их мужем и женой. Дьявольское сочетание невинности и хитрости.
– Ты куда едешь?
– С тобой… Жена ведь твоя…
– Ты мне не жена, я с тобой в загсе не был! – сказал, а сам испугался: вдруг забыл, может, их уже расписали?
– Это ничего, все равно я твоя жена.
– Какая жена? Ты что несешь?
– Жена…
– Ты что ко мне прилипла? Я тебя звал с собой? Чего ты поперлась? Сейчас же выйдешь на ближайшей станции и вернешься домой, ясно?! Вот такая арифметика.
– Нет, не вернусь, я с тобой поеду.… Теперь я твоя жена.
И его так взбесило это тупое упорство, что он, не размахиваясь, коротко и резко влепил ей пощечину. Она только взмахнула своими тоненькими ручками, отлетела на пару метров по коридору и осела на пол. Схватилась за щеку, из ее глаз потекли слезы, а она, не отрываясь, смотрела на него. Щека под рукой покраснела.
– Черт! – выругался Павел: какой стыд – ударить девчонку!
Пашка никогда раньше на девушку руку не поднимал, но, с другой стороны, и с ним никто так еще не поступал. Он не ожидал, что получится такой сильный удар. Покачиваясь, бросился к Фиске, наклонился, чтобы поднять ее, и сам чуть не упал – голова закружилась. Он все еще не протрезвел, его мутило. Упершись головой в стену вагона, он одной рукой легко поднял девушку. Боже, как цыпленок! Даже в таком состоянии он понял, насколько она невесома.
– Извини меня… – прошептала девушка.
– Нет, мне нельзя пить, совсем не соображаю, что делаю… – и двинулся к туалету.
Так, не надо глупостей, не надо паники. Скоро поезд придет в Москву, и он тут же купит ей обратный билет и отправит домой. Все, инцидент будет исчерпан. Эту девушку он практически не знает, мало ли кому втемяшится какая-нибудь глупость.… Надо же, придумала – муж…
Пашка умылся, на него из забрызганного туалетного зеркала глянуло незнакомое лицо с красными, опухшими глазами. Бледное, небритое, несчастное. Нет, это не он, не может человек так опуститься за пару дней. Когда он мылся последний раз? В Москве, дома.… О, больше никаких услуг друзьям…
Павел вернулся в купе, Фиска лежала на верхней полке, отвернувшись к стене. Попутчики зло посмотрели на него, они поняли, что между молодыми что-то произошло, девушка вернулась в слезах. Паша взял свой пиджак, достал бумажник. Так, паспорт, проездной, визитки.… Где же деньги? Он всегда брал с собой некоторую сумму, неприкосновенный запас, столько, чтобы хватало на обратный билет, мало ли что может случиться в дороге: вдруг отстанешь от поезда, или автобус сломается.… Сейчас денег не было. Кто и когда их вытащил, неизвестно. Сам он последний раз держал в руках свой пиджак два дня назад, когда они вошли в Олин дом. Он помнил, как снял его и повесил на спинку стула. Потом сплошной провал в памяти. Спасибо, что кто-то принес его в вагон. В брюках нашлось несколько смятых купюр, так, ерунда, только на такси до дома. Хорошо, хоть мобильник сразу сунул в карман.
– Фиса, где деньги? – на всякий случай спросил он.
– Какие деньги? – повернулась она, одна щека у нее была красная.
– У меня в пиджаке, в бумажнике были деньги…
– Билет мне купили…
– А… Ну да, конечно…
Мог бы и сам сообразить. Ну что же, отправит ее на следующий день. Завтра утром ему обязательно надо быть на работе, а вечером он съездит на вокзал, купит ей билет и отправит восвояси.
Фиска снова отвернулась к стене. Потом она устала так лежать, повернулась на другой бок и молча таращилась в окно, изредка боязливо поглядывая вниз на своего «мужа». Она проголодалась, но боялась спуститься. Наконец не выдержала и предложила ему поесть, но Пашку замутило при одной только мысли о еде. Фиска одна неловко пожевала свои домашние припасы. Угощать попутчиков, видно, побоялась, покосилась только на Пашку. К ночи поезд прибыл в Москву. Из-под нижней полки девушка достала большую дорожную сумку, и Пашка, вздохнув, потащил ее. «Похоже, Фиска собралась капитально, наверно, все, что у нее есть, забрала с собой…». Не прощаясь с попутчиками, Паша первым вышел из купе, а Фиска украдкой кивнула им и, как побитая собачонка, побежала вслед за своим хозяином.
Дома Павел достал комплект постельного белья, бросил его на диван, кивнув при этом Фиске, мол, это тебе, и пошел в ванную. После контрастного душа ему стало немного легче. А утром, как следует выбрившись и приняв ванну, он снова почувствовал себя человеком. Если бы еще не эта замухрышка, спавшая на диване… Фиска проснулась, но лежала молча, явно боялась рот открыть, только поглядывала на него своими черными глазками. И правильно делала, что молчала.
– Вечером поедешь домой, я куплю тебе билет на десять часов.
– Нет, – твердо заявила она, – я домой не поеду, нельзя. Смеяться будут, вышла замуж, а муж домой отправил. Нет, не поеду.
– Ты не вышла замуж, это была просто пьянка. Как хочешь, но со мной тебе оставаться нельзя, у меня есть девушка.
Фискины глаза наполнились слезами. Пашка плюнул и не стал больше спорить.
– Будешь уходить, дверь захлопнешь, – он надеялся, что ей хватит ума найти себе какое-нибудь жилье, уйти и больше никогда не возвращаться сюда, но все же швырнул ключи на стол и ушел на работу.
После работы зашел в магазин, надо же заполнить холодильник, утром ему есть еще не хотелось, а обедать сегодня было некогда, много дел скопилось, и он к вечеру здорово проголодался. Как всегда, набрал всякой всячины на две недели, чтобы не думать об этом каждый день. Прихватил пару килограммов бананов (он из всех фруктов любил только эти) и коробку мороженого. Обычно мужики берут пиво и крабовые палочки, а он получает удовольствие от мороженого… Напевая, открыл свою дверь, сразу прошел на кухню и остолбенел, увидев Фиску. Почему-то он был уверен, что вечером ее здесь не будет.
– Ты еще здесь? О, Господи…
Он принялся разбирать пакеты с продуктами.
– Да ты вообще выходила сегодня?
– Нет…
– Я же тебе сказал – ищи себе жилье, со мной ты жить не будешь.
– Я не знаю, как… И у меня нет денег, – Фиска вспыхнула.
– Вот черт… Что, совсем нет?
– Совсем… – от смущения она не поднимала головы.
– А ты что-нибудь ела сегодня? – вдруг спохватился он.
– Да там оставалось немного домашней еды, мясо только пропало. Ничего, мне хватило, я привыкла, это мальчикам надо много есть. А я могу потерпеть…
«Ну да, если мальчика плохо кормить – он умрет, а если девочку – то она вырастет вот таким заморышем», – вспомнил Павел.
– Давай, ставь чайник, будем ужинать. Разбирай пакеты… – и, оставив ее одну на кухне, пошел в ванную.
– Павлик, иди ужинать, – вскоре позвала его Фиска.
Прямо как жена…
– Что это у тебя за имя такое смешное?
– Татарское, Нафиса, – Фиска, обрадовалась, что он с ней заговорил.
– Красиво…Не то что Фиска.
– Привыкла, все так зовут.
– Так денег нет вообще? – вспомнил Павел.
– Нету, – поспешно кивнула она.
– Ни копейки? – все не верилось ему, такое он и представить себе не мог.
Она опять кивнула.
Вот овца, не спроси он, так и сидела бы молча… Павел бросил на стол несколько купюр:
– Вот, если надо, бери…
– Спасибо.
– Фиска, а ты что же мороженое не убрала в морозилку? Растает ведь. Давай сразу его съедим, доставай креманки. Соскучился я за неделю без мороженого.
Фиска растерянно стояла перед открытым шкафом.
– Креманки – это маленькие вазочки на ножках, или скорее большие бокалы. Вот эти. Поняла? Любишь мороженое?
– Наверное… Я его редко ела…
– Почему? Не нравится?
– Дорого.
– Да?! А я его каждый день ем. Ну давай, наверстывай упущенное.
Фиска робко ела свою порцию.
– Ты чего так вяло?
– Столько денег на меня тратишь…
– Каких денег? – удивился Пашка, обычно его подружки не стеснялись в своих запросах.
– Ну вот, на мороженое…
– Святая простота…
Попозже позвонила Лена:
– Павлуха, скотина, ты куда пропал? Я что, должна сама тебе звонить?
– Привет, Ленуся, ласковая моя. Я уезжал, вчера только вернулся.
– И со вчерашнего дня молчишь? Тебе нет прощения, я же говорю – скотина. Но все равно я тебя люблю. Я сейчас приеду.
– Давай. А, стой, нет, ко мне сейчас нельзя.
– В смысле?!
– Да у меня тут родственница приехала…
– И сколько ей лет?
– Какая разница? Ты что, ревнуешь?
– Что, я тебя не знаю, что ли? Ты же врешь, как всегда. Небось, там у тебя очередная мадонна сидит?
– Какое гнусное подозрение, ты же у меня единственная – таких ног в городе больше нет… Давай встретимся в твоей любимой «Шоколаднице». Кофейку попьем. Потом что-нибудь придумаем.
Вернулся Павел поздно – встреча с Ленкой прошла отлично. Фиса уже спала, съежилась под тонким одеяльцем, как мышонок. Он с насмешкой посмотрел на нее: надо же, недоросток, хотела его женить на себе…
С удовольствием растянулся на кровати: наконец-то снова почувствовал себя здоровым, последние пары спиртного выветрились. Фиска тихо посапывала на диване.
Нафиса
Она поняла, за что он ее стукнул в поезде: не за то, что хихикала с попутчиками, а за то, что пьяную болтовню о свадьбе хочет сделать правдой, за то, что поехала с ним. Она заранее знала, что так будет, но не было сил отказаться от миража счастья, на минуту приоткрывшегося ей.
Там, на сватовстве, как только Пашка вошел в душную, набитую людьми комнату, она сразу поняла – вот он, тот единственный, за которым можно и в огонь, и в воду. Ее сердце мгновенно наполнилось болью: она подумала, что это и есть жених Оли. А потом обрадовалась, поняв, что ошиблась, смотрела, не отрываясь на этого незнакомого парня. Как принц из сказки, именно такой, о котором она мечтала… Он был словно из другого мира, из того, где не было жуткой нищеты, вечно пьяного отца, где люди учатся в институтах, покупают дорогие костюмы, ходят в кино и ездят в поезде в купе, а не плацкартой. Такой милый и смешной: волновался, видно, все время приглаживал волосы на макушке. Он сел рядом, и она обалдела от счастья, сидела, тихонько втягивая носом аромат его парфюма. Подружка что-то шептала ей, а она не хотела отвечать, ее поглотило блаженное ощущение его близости. Не хотелось отвлекаться ни на какие разговоры, ведь он скоро уедет…
А когда дядя Коля заговорил о ней и Пашка не стал отказываться, признав, что она нравится ему, Фиска и правда поверила в свое счастье. А почему бы нет? Вот она же влюбилась в него в первую минуту, нет, в первую секунду, почему бы и ему не влюбиться так же в нее? Ах, ну зачем она обрезала волосы?! Из-за какой-то дуры чуть все не испортила… Никто не знал, что она так стриглась из-за учительницы русского и литературы, поначалу ее самой любимой учительницы. Нафиса обожала литературу, с удовольствием и много читала, вдохновенно писала школьные сочинения и, открыв рот, слушала Галину Анатольевну. Та столько знала о писателях, об их произведениях… Но однажды, уже в десятом классе, Фиска пришла в школу с распущенными волосами: густые, черные, они гладкой волной колыхались чуть ниже плеч. Ее поклонник с первого класса, конопатый Петька, не удержался и робко коснулся ее волос. Да и другие мальчишки явно любовались ими. Прозвенел звонок, в класс вошла учительница и мимоходом отметила внешний вид отдельных учеников: у кого-то мятая рубашка, кому-то не мешало бы постричься. «Да и девочкам тоже надо привести себя в порядок, а то некоторые напоминают сказочных героинь…» – повернулась она к Фиске. Петька сразу закричал: «Ага, русалочку…». «Нет, – твердо заявила Галина Анатольевна, – ведьму…». Все засмеялись. В тот же вечер Фиска сама себя постригла, обкромсала. Как могла. А на следующий день, успокоившись немного, с ужасом поняла, что так ходить невозможно. Пришлось идти в парикмахерскую, ровнять, получилась мальчишеская стрижка. И с тех пор, вот уже три года, она так и стрижется, непонятно, кому назло… И в Литературный институт не стала поступать, все равно, у матери денег не было ее учить. А Петька совсем спился, пропал парень…
Там, на сватовстве, мать через стол все смотрела на нее, и поняла, догадалась о Фискиных чувствах и горько вздохнула: ну вот, дочь влюбилась, и в кого… Ах, бедная моя…А потом дядя Коля так убежденно заговорил о свадьбе, что она тоже, как и сама Фиска, вдруг поверила, что такое возможно. Ну, она ведь тоже немного выпила, вот и решила, что будет свадьба, и поторопилась домой, принялась месить тесто для лапши.
Когда Пашка заснул за столом, Фиса помогла дяде Коле перетащить его на кровать и посидела рядом для верности, чтобы убедиться, что он точно спит, что не проснется сразу, как только она уйдет, и что никакая другая девчонка не займет ее место. И только потом побежала домой к матери. А та обняла ее и заплакала.
– Уедешь… Как я тут буду без тебя…
– Куда я уеду?! Мама, он же проспится завтра…
– Дочка, иди к нему, ложись рядом, скажешь, что спал с тобой…
– Мама!
– Да пусть хоть одной женщине водка поможет, столько несчастья от нее.
– Нет, мама, я так не могу, врать не буду.
– Ну не ври, тогда завтра надо снова его напоить, и езжай с ним. А как еще тебе отсюда выбраться? Пропадешь ведь здесь.
– Да он же выгонит меня…
– Такой хороший парень, не выгонит. Ну а если и выгонит, так уже в Москве… А ты скажешь, что тебе некуда идти, не выкинет же на улицу.
– Стыдно обманывать…
– Ну это же не совсем обман, ты же правда в него влюбилась?
– Влюбилась.
– А что, разве тут будет лучше? Выйдешь замуж за Петьку, он сейчас-то под заборами валяется, а дальше только хуже станет. На что тебе надеяться? Езжай в большой город, может быть, удача улыбнется тебе. Ступай, иди, ложись рядом с ним, охраняй.
– Мама, зачем ты месишь тесто? Не может быть никакой свадьбы-то. Сначала в загсе расписываются, потом свадьбу гуляют.
– Не мешай! Уж если другой свадьбы не будет – пусть такая, хотя бы люди будут думать, что мы тебя замуж выдали, что ты не просто так за парнем увязалась…
– Смешная ты, мама…
– Что я еще могу сделать для тебя? Ты у меня одна…
Фиска больше не стала спорить, вернулась в Олин дом, тихонько скользнула в боковую комнатку и прилегла рядом с Пашкой на кровать. Так и лежала рядом с ним без сна, а утром все равно устыдилась, ушла, когда он еще спал. Мать только вздохнула, увидев ее, она уже давно встала и продолжала готовить.
– Мама, да не будет свадьбы…
– Будет, как не быть? Отец барана зарезал.
Фиска даже ахнула.
– Да вы что!
– А, дочка, от этого барана не разбогатеем, а вдруг у тебя все получится.
И Фиска достала новую маечку и юбку, которые Оля привезла ей в подарок, чтобы подружка на свадьбе не выглядела совсем нищей. Рисунок на майке был нанесен с изнанки, а с лицевой стороны выглядел стертым – Оля сказала, что так модно. Юбка короткая, из жатой ткани. Фиска отказывалась от подарков, но Оля оборвала ее: «А разве ты не подарила бы мне одежду, если бы была богаче?» Конечно, подарила бы, но это «бы» никогда никуда не исчезнет. Почему так выходило, что их отцы пили вместе, но отец Оли всегда зарабатывал больше и подсобное хозяйство у них было крепким? Никогда не дохли гуси, коровы всегда были молочными, куры неслись. А у Фискиных родителей ничего не ладилось. Да вот их дом разве можно сравнить с Олиным? У Оли вон сколько гостей поместилось, человек двадцать, наверно. Даже больше… И все у них сделано удобно. А Фискин отец, когда строил, не думал, что и в его доме будет газ, потому сейчас газовый котел для отопления стоит в прихожей, а рядом ванна. Получается, чтобы попасть в дом, надо пройти через ванную комнату. Спасибо, конечно, директору совхоза, бесплатно провел им газ, пожалел Фискину мать, не зря она столько лет мыла пол в конторе. И не только котел бесплатно дал, но и газовую колонку и ванну.
И все у них в доме так же глупо сделано: из ванны попадаешь на кухню, узкую, полтора метра шириной, через нее в Фискину комнату, а потом в родительскую спальню. Если на кухне вся семья сидит за столом, то в комнату не пройдешь. Отец гордился тем, что у него спальня отдельная, а о том, что все остальные комнаты проходные, никогда не задумывался. Привык, раньше-то, в старом домике, все было в одной комнате – и спальня, и кухня, и детская, там же и купались.
Фиска была в растерянности: родители дружно пытались выпроводить ее из дома с совершенно незнакомым человеком… Подруги тоже советовали: езжай, мы все хотим уехать отсюда, а тебе так повезло. Такой парень… И понимая, что так делать нельзя, что это нечестно, она все же решила уехать с ним, если получится. Надела свои обновы и пошла к соседям. Там сватовство уже выплеснулось во двор – в доме гости и свои спали вповалку, и хозяйка накрыла стол на улице. Теперь гуляли посреди двора, мухи вились над тарелками.
Фиска от самой калитки увидела Пашу и дальше шла, как по углям, боялась поднять на него глаза. Подошла, кто-то отодвинулся, и она села рядом. Все уже поверили, что они поженятся, и ей освободили законное место рядом с женихом. А Павел ничего не сказал. Она сидела молча, щеки у нее горели то ли от стыда, то ли от счастья. Потом все поднялись и пошли в ее двор. Мама молодец, такой стол накрыла, вся ее родня помогла – принесли и посуду, и угощенье. А Пашка ничего не ел, даже не попробовал. На Фиску вовсе не смотрел, как будто не понимал, что это его свадьба. Гости начали кричать: «Горько!», – и Фиске пришлось первой подняться и потянуть за собой жениха.
– Ты меня поцеловала? Нам надо целоваться? Вот это арифметика… – пьяно удивился он. – Это я люблю, давай покажу еще разок, как я целую, вот так…
Он вновь наклонился к ней, попытался поцеловать, но не попал, скользнул губами по лицу, а все одобрительно зашумели. Фиска осторожно усадила его на место, Пашка тут же уткнулся ей в шею и тихонько захрапел. Она обняла и придерживала его рукой, как будто он и правда ее жених. Самый лучший в мире парень спал на глазах у всех в ее объятиях.
Потом отец отвез их к поезду, он такой водитель хороший, в любом состоянии доедет куда надо. Пашку завели и уложили на полку, а Фиска простилась со всеми и, как положено жене, села рядом с мужем охранять его сон. И всю ночь до утра просидела рядом, боялась, что он упадет, так сильно ворочался… Утром он совсем не возражал, что она едет с ним. Разозлился только тогда, когда она с попутчиками стала кроссворды разгадывать. Наверно, ему в самом деле не понравилось, как она смеялась… Ревнует, что ли? Значит, любит?… Ничего, что ударил, она потерпит, она будет ему хорошей женой.
Но разговаривать с ним Фиска боялась, так и молчала весь день.
В Москве он велел ей спать на диване. Может быть, так лучше? Надо хоть немного привыкнуть друг к другу… Утром убежал на работу, Нафиса посмотрела ему вслед из окна. Выглядел Павел плохо, бедный, все еще не отошел от пьянки… «Как же ты будешь работать, милый мой?» Ей было так жалко его…
Оставшись одна, Нафиса принялась наводить порядок в холостяцкой квартире Павла. Начала уборку с кухни и там, в нижнем ящике стола, наткнулась на стопку различных инструкций к бытовым приборам, старательно изучила все эти книжицы. Надо же, какие у него умные вещи! Особенно понравился телефон: может запомнить все, что ему скажут, сам дозвонится, если номер занят, и, как будильник разбудит хозяина. А стиральная машина! Чудо! Все сама делает, не надо ни полоскать, ни отжимать, вынимаешь из нее почти сухое белье, остается только погладить. И утюг классный, и даже гладильная доска. Фиска намучилась, пока поняла, как ее раскладывать, дома-то гладили на столе.
За два дня Фиса перестирала и перегладила все, что было можно. Отмыла кафельную плитку на кухне и в ванной, натерла стекла в окнах и зеркала. Красивый Пашин костюм, в котором он приезжал в село, она отчистила, на свадьбе пиджак немного испачкали. Хорошо, что она потом догадалась и отнесла его в другую комнату. А то бы в нем можно было только на папиной машине ездить. Интересно, зачем Павлу столько костюмов, полный шкаф, висят в два яруса, как в магазине. Она даже спросила у него об этом, а он засмеялся: «Я же работаю в солидной фирме, надо одеваться соответствующе, это же просто, как арифметика! Как говорит наш шеф, сотрудники – лицо фирмы, должны всегда выглядеть безупречно».
– А почему у тебя только синие и серые костюмы? – не удержалась любопытная девчонка.
– Но они же все разные, а я люблю эти цвета. А тебе, что, не нравятся? – подозрительно спросил он.
– Ой, нравятся, нравятся, – заторопилась она. – Вот этот, в тонкую полосочку, самый красивый…
– Соображаешь… – удивился Павел. – Он и самый дорогой.
Пока Фиска занималась делами, неприятные мысли отступали, даже по дому меньше тосковала. Но к вечеру, приготовив ужин, она садилась у окна в ожидании Павла, и сердце ее замирало от страха. Ждала и боялась, как-то он поведет себя сегодня, не начнет ли снова выгонять. Хотя ей самой нестерпимо хотелось вернуться в родной поселок, но этим мыслям никак нельзя было поддаваться. Все ее подруги мечтают уехать оттуда, как же она там появится? Нельзя. Никогда не думала, что будет так скучать по родителям, по маленькому домишке, даже по собачонке Барсу.
Этот Барс такой забавный… У соседей собака была громадная, ростом с теленка. Отец тоже хотел себе такую, взял щенка от той же суки, назвал Барсом, хотя это и была сучка. Думал, псина вырастет большой и злой. Но собачка осталась маленькой и доброй. Несмотря на грозное имя, она весело бежала ко всем, приветливо махала хвостиком и танцевала на задних лапках. Отец громко ругался, вроде бы злился, но Нафиса не раз видела, как он, присев рядом с Барсом, трепал ее по холке и жаловался: «Только ты меня любишь, только ты меня понимаешь…» Действительно, собачка узнавала звук мотора его машины и всегда бежала к воротам, когда отец приезжал домой. Нигде такой сообразительной не встречала. Нафиса была уверена, что их Барс понимает человеческую речь. Однажды отец разделывал барана во дворе, а Нафиса и Барс стояли рядом, наблюдали. Окончив работу, отец повернулся к ним с окровавленным ножом в руке и сказал Барсу: «Так, теперь твоя очередь…» И собака поняла, она попятилась назад всеми четырьмя лапами. Нафиса впервые видела, чтобы собаки пятились. Она тут же схватила ее на руки и успокоила: «Не бойся, Барсик, папа шутит…» И отец тоже спохватился: «Барс, да ты что?! Поверила, глупая?» Жаль, что она не догадалась забрать Барса с собой… Выгуливала бы ее во дворе, вон тут сколько собак…
Там, на сватовстве, как только Пашка вошел в душную, набитую людьми комнату, она сразу поняла – вот он, тот единственный, за которым можно и в огонь, и в воду. Ее сердце мгновенно наполнилось болью: она подумала, что это и есть жених Оли. А потом обрадовалась, поняв, что ошиблась, смотрела, не отрываясь на этого незнакомого парня. Как принц из сказки, именно такой, о котором она мечтала… Он был словно из другого мира, из того, где не было жуткой нищеты, вечно пьяного отца, где люди учатся в институтах, покупают дорогие костюмы, ходят в кино и ездят в поезде в купе, а не плацкартой. Такой милый и смешной: волновался, видно, все время приглаживал волосы на макушке. Он сел рядом, и она обалдела от счастья, сидела, тихонько втягивая носом аромат его парфюма. Подружка что-то шептала ей, а она не хотела отвечать, ее поглотило блаженное ощущение его близости. Не хотелось отвлекаться ни на какие разговоры, ведь он скоро уедет…
А когда дядя Коля заговорил о ней и Пашка не стал отказываться, признав, что она нравится ему, Фиска и правда поверила в свое счастье. А почему бы нет? Вот она же влюбилась в него в первую минуту, нет, в первую секунду, почему бы и ему не влюбиться так же в нее? Ах, ну зачем она обрезала волосы?! Из-за какой-то дуры чуть все не испортила… Никто не знал, что она так стриглась из-за учительницы русского и литературы, поначалу ее самой любимой учительницы. Нафиса обожала литературу, с удовольствием и много читала, вдохновенно писала школьные сочинения и, открыв рот, слушала Галину Анатольевну. Та столько знала о писателях, об их произведениях… Но однажды, уже в десятом классе, Фиска пришла в школу с распущенными волосами: густые, черные, они гладкой волной колыхались чуть ниже плеч. Ее поклонник с первого класса, конопатый Петька, не удержался и робко коснулся ее волос. Да и другие мальчишки явно любовались ими. Прозвенел звонок, в класс вошла учительница и мимоходом отметила внешний вид отдельных учеников: у кого-то мятая рубашка, кому-то не мешало бы постричься. «Да и девочкам тоже надо привести себя в порядок, а то некоторые напоминают сказочных героинь…» – повернулась она к Фиске. Петька сразу закричал: «Ага, русалочку…». «Нет, – твердо заявила Галина Анатольевна, – ведьму…». Все засмеялись. В тот же вечер Фиска сама себя постригла, обкромсала. Как могла. А на следующий день, успокоившись немного, с ужасом поняла, что так ходить невозможно. Пришлось идти в парикмахерскую, ровнять, получилась мальчишеская стрижка. И с тех пор, вот уже три года, она так и стрижется, непонятно, кому назло… И в Литературный институт не стала поступать, все равно, у матери денег не было ее учить. А Петька совсем спился, пропал парень…
Там, на сватовстве, мать через стол все смотрела на нее, и поняла, догадалась о Фискиных чувствах и горько вздохнула: ну вот, дочь влюбилась, и в кого… Ах, бедная моя…А потом дядя Коля так убежденно заговорил о свадьбе, что она тоже, как и сама Фиска, вдруг поверила, что такое возможно. Ну, она ведь тоже немного выпила, вот и решила, что будет свадьба, и поторопилась домой, принялась месить тесто для лапши.
Когда Пашка заснул за столом, Фиса помогла дяде Коле перетащить его на кровать и посидела рядом для верности, чтобы убедиться, что он точно спит, что не проснется сразу, как только она уйдет, и что никакая другая девчонка не займет ее место. И только потом побежала домой к матери. А та обняла ее и заплакала.
– Уедешь… Как я тут буду без тебя…
– Куда я уеду?! Мама, он же проспится завтра…
– Дочка, иди к нему, ложись рядом, скажешь, что спал с тобой…
– Мама!
– Да пусть хоть одной женщине водка поможет, столько несчастья от нее.
– Нет, мама, я так не могу, врать не буду.
– Ну не ври, тогда завтра надо снова его напоить, и езжай с ним. А как еще тебе отсюда выбраться? Пропадешь ведь здесь.
– Да он же выгонит меня…
– Такой хороший парень, не выгонит. Ну а если и выгонит, так уже в Москве… А ты скажешь, что тебе некуда идти, не выкинет же на улицу.
– Стыдно обманывать…
– Ну это же не совсем обман, ты же правда в него влюбилась?
– Влюбилась.
– А что, разве тут будет лучше? Выйдешь замуж за Петьку, он сейчас-то под заборами валяется, а дальше только хуже станет. На что тебе надеяться? Езжай в большой город, может быть, удача улыбнется тебе. Ступай, иди, ложись рядом с ним, охраняй.
– Мама, зачем ты месишь тесто? Не может быть никакой свадьбы-то. Сначала в загсе расписываются, потом свадьбу гуляют.
– Не мешай! Уж если другой свадьбы не будет – пусть такая, хотя бы люди будут думать, что мы тебя замуж выдали, что ты не просто так за парнем увязалась…
– Смешная ты, мама…
– Что я еще могу сделать для тебя? Ты у меня одна…
Фиска больше не стала спорить, вернулась в Олин дом, тихонько скользнула в боковую комнатку и прилегла рядом с Пашкой на кровать. Так и лежала рядом с ним без сна, а утром все равно устыдилась, ушла, когда он еще спал. Мать только вздохнула, увидев ее, она уже давно встала и продолжала готовить.
– Мама, да не будет свадьбы…
– Будет, как не быть? Отец барана зарезал.
Фиска даже ахнула.
– Да вы что!
– А, дочка, от этого барана не разбогатеем, а вдруг у тебя все получится.
И Фиска достала новую маечку и юбку, которые Оля привезла ей в подарок, чтобы подружка на свадьбе не выглядела совсем нищей. Рисунок на майке был нанесен с изнанки, а с лицевой стороны выглядел стертым – Оля сказала, что так модно. Юбка короткая, из жатой ткани. Фиска отказывалась от подарков, но Оля оборвала ее: «А разве ты не подарила бы мне одежду, если бы была богаче?» Конечно, подарила бы, но это «бы» никогда никуда не исчезнет. Почему так выходило, что их отцы пили вместе, но отец Оли всегда зарабатывал больше и подсобное хозяйство у них было крепким? Никогда не дохли гуси, коровы всегда были молочными, куры неслись. А у Фискиных родителей ничего не ладилось. Да вот их дом разве можно сравнить с Олиным? У Оли вон сколько гостей поместилось, человек двадцать, наверно. Даже больше… И все у них сделано удобно. А Фискин отец, когда строил, не думал, что и в его доме будет газ, потому сейчас газовый котел для отопления стоит в прихожей, а рядом ванна. Получается, чтобы попасть в дом, надо пройти через ванную комнату. Спасибо, конечно, директору совхоза, бесплатно провел им газ, пожалел Фискину мать, не зря она столько лет мыла пол в конторе. И не только котел бесплатно дал, но и газовую колонку и ванну.
И все у них в доме так же глупо сделано: из ванны попадаешь на кухню, узкую, полтора метра шириной, через нее в Фискину комнату, а потом в родительскую спальню. Если на кухне вся семья сидит за столом, то в комнату не пройдешь. Отец гордился тем, что у него спальня отдельная, а о том, что все остальные комнаты проходные, никогда не задумывался. Привык, раньше-то, в старом домике, все было в одной комнате – и спальня, и кухня, и детская, там же и купались.
Фиска была в растерянности: родители дружно пытались выпроводить ее из дома с совершенно незнакомым человеком… Подруги тоже советовали: езжай, мы все хотим уехать отсюда, а тебе так повезло. Такой парень… И понимая, что так делать нельзя, что это нечестно, она все же решила уехать с ним, если получится. Надела свои обновы и пошла к соседям. Там сватовство уже выплеснулось во двор – в доме гости и свои спали вповалку, и хозяйка накрыла стол на улице. Теперь гуляли посреди двора, мухи вились над тарелками.
Фиска от самой калитки увидела Пашу и дальше шла, как по углям, боялась поднять на него глаза. Подошла, кто-то отодвинулся, и она села рядом. Все уже поверили, что они поженятся, и ей освободили законное место рядом с женихом. А Павел ничего не сказал. Она сидела молча, щеки у нее горели то ли от стыда, то ли от счастья. Потом все поднялись и пошли в ее двор. Мама молодец, такой стол накрыла, вся ее родня помогла – принесли и посуду, и угощенье. А Пашка ничего не ел, даже не попробовал. На Фиску вовсе не смотрел, как будто не понимал, что это его свадьба. Гости начали кричать: «Горько!», – и Фиске пришлось первой подняться и потянуть за собой жениха.
– Ты меня поцеловала? Нам надо целоваться? Вот это арифметика… – пьяно удивился он. – Это я люблю, давай покажу еще разок, как я целую, вот так…
Он вновь наклонился к ней, попытался поцеловать, но не попал, скользнул губами по лицу, а все одобрительно зашумели. Фиска осторожно усадила его на место, Пашка тут же уткнулся ей в шею и тихонько захрапел. Она обняла и придерживала его рукой, как будто он и правда ее жених. Самый лучший в мире парень спал на глазах у всех в ее объятиях.
Потом отец отвез их к поезду, он такой водитель хороший, в любом состоянии доедет куда надо. Пашку завели и уложили на полку, а Фиска простилась со всеми и, как положено жене, села рядом с мужем охранять его сон. И всю ночь до утра просидела рядом, боялась, что он упадет, так сильно ворочался… Утром он совсем не возражал, что она едет с ним. Разозлился только тогда, когда она с попутчиками стала кроссворды разгадывать. Наверно, ему в самом деле не понравилось, как она смеялась… Ревнует, что ли? Значит, любит?… Ничего, что ударил, она потерпит, она будет ему хорошей женой.
Но разговаривать с ним Фиска боялась, так и молчала весь день.
В Москве он велел ей спать на диване. Может быть, так лучше? Надо хоть немного привыкнуть друг к другу… Утром убежал на работу, Нафиса посмотрела ему вслед из окна. Выглядел Павел плохо, бедный, все еще не отошел от пьянки… «Как же ты будешь работать, милый мой?» Ей было так жалко его…
Оставшись одна, Нафиса принялась наводить порядок в холостяцкой квартире Павла. Начала уборку с кухни и там, в нижнем ящике стола, наткнулась на стопку различных инструкций к бытовым приборам, старательно изучила все эти книжицы. Надо же, какие у него умные вещи! Особенно понравился телефон: может запомнить все, что ему скажут, сам дозвонится, если номер занят, и, как будильник разбудит хозяина. А стиральная машина! Чудо! Все сама делает, не надо ни полоскать, ни отжимать, вынимаешь из нее почти сухое белье, остается только погладить. И утюг классный, и даже гладильная доска. Фиска намучилась, пока поняла, как ее раскладывать, дома-то гладили на столе.
За два дня Фиса перестирала и перегладила все, что было можно. Отмыла кафельную плитку на кухне и в ванной, натерла стекла в окнах и зеркала. Красивый Пашин костюм, в котором он приезжал в село, она отчистила, на свадьбе пиджак немного испачкали. Хорошо, что она потом догадалась и отнесла его в другую комнату. А то бы в нем можно было только на папиной машине ездить. Интересно, зачем Павлу столько костюмов, полный шкаф, висят в два яруса, как в магазине. Она даже спросила у него об этом, а он засмеялся: «Я же работаю в солидной фирме, надо одеваться соответствующе, это же просто, как арифметика! Как говорит наш шеф, сотрудники – лицо фирмы, должны всегда выглядеть безупречно».
– А почему у тебя только синие и серые костюмы? – не удержалась любопытная девчонка.
– Но они же все разные, а я люблю эти цвета. А тебе, что, не нравятся? – подозрительно спросил он.
– Ой, нравятся, нравятся, – заторопилась она. – Вот этот, в тонкую полосочку, самый красивый…
– Соображаешь… – удивился Павел. – Он и самый дорогой.
Пока Фиска занималась делами, неприятные мысли отступали, даже по дому меньше тосковала. Но к вечеру, приготовив ужин, она садилась у окна в ожидании Павла, и сердце ее замирало от страха. Ждала и боялась, как-то он поведет себя сегодня, не начнет ли снова выгонять. Хотя ей самой нестерпимо хотелось вернуться в родной поселок, но этим мыслям никак нельзя было поддаваться. Все ее подруги мечтают уехать оттуда, как же она там появится? Нельзя. Никогда не думала, что будет так скучать по родителям, по маленькому домишке, даже по собачонке Барсу.
Этот Барс такой забавный… У соседей собака была громадная, ростом с теленка. Отец тоже хотел себе такую, взял щенка от той же суки, назвал Барсом, хотя это и была сучка. Думал, псина вырастет большой и злой. Но собачка осталась маленькой и доброй. Несмотря на грозное имя, она весело бежала ко всем, приветливо махала хвостиком и танцевала на задних лапках. Отец громко ругался, вроде бы злился, но Нафиса не раз видела, как он, присев рядом с Барсом, трепал ее по холке и жаловался: «Только ты меня любишь, только ты меня понимаешь…» Действительно, собачка узнавала звук мотора его машины и всегда бежала к воротам, когда отец приезжал домой. Нигде такой сообразительной не встречала. Нафиса была уверена, что их Барс понимает человеческую речь. Однажды отец разделывал барана во дворе, а Нафиса и Барс стояли рядом, наблюдали. Окончив работу, отец повернулся к ним с окровавленным ножом в руке и сказал Барсу: «Так, теперь твоя очередь…» И собака поняла, она попятилась назад всеми четырьмя лапами. Нафиса впервые видела, чтобы собаки пятились. Она тут же схватила ее на руки и успокоила: «Не бойся, Барсик, папа шутит…» И отец тоже спохватился: «Барс, да ты что?! Поверила, глупая?» Жаль, что она не догадалась забрать Барса с собой… Выгуливала бы ее во дворе, вон тут сколько собак…