Лариса Васильева. Смерть приходит на свадьбу…

   Временами тоска по дому становилась просто нестерпимой, и только когда Павел возвращался, Нафиса вздыхала с облегчением, рядом с ним она ни о чем и ни о ком не вспоминала и не жалела: этот малознакомый парень заменил ей сейчас весь мир.
   Но он отнюдь не радовался, видя ее… Не разговаривал с ней, на вопросы отвечал сквозь зубы, не обращая на Фису внимания, названивал каким-то девушкам. А она боялась лишний раз заговорить с ним, слушала его телефонный треп с девчонками и молча страдала: ну зачем он так делает?! Неужели не видит, как она его любит? Прошло три недели. А потом Павел не выдержал, сказал, что хватит сидеть дома, пора устраиваться на работу. «Как ты можешь торчать здесь целые дни?» – удивлялся он. А ей тут было хорошо. Ах, если бы он полюбил ее! Тогда бы она могла прожить всю жизнь, не выходя из этой квартиры.
   «А может быть, ему мало денег, не хватает на двоих того, что он зарабатывает?» – вдруг пришло ей в голову. Тогда что же она сидит, надо быстрее идти работать. И вскоре Нафиса нашла себе место продавщицы. Правда, ее взяли с испытательным сроком, и первую неделю она должна была работать бесплатно.
   На работе она все делала механически, думала только о своем Паше. Хозяйка спрашивала ее: «О чем замечталась?» Нафиса не отвечала. Как ей скажешь, что она каждую минутку считает, ждет, когда же наконец увидится с ним. Хоть бы он сегодня сразу пришел домой… Она понимала, что он задерживается с девушками, он же мужчина, наверно, не может без женщины… Павлу она не стала говорить о своей работе, побоялась. Вдруг скажет: «Раз ты работаешь – уходи отсюда, больше тебе моя помощь не нужна».

Павел

   После отпуска вышел на работу Антон. Кинулся к Павлу, словно ни в чем не был виноват:
   – Паша, привет! Ну, как семейная жизнь, как супруга? – он говорил громко, будто специально, чтобы все услышали.
   – Паша, ты женился?! Что же ты молчишь? – сразу заинтересовались сотрудники.
   Пашка отбросил руку Антона и проворчал сквозь зубы:
   – Не женился и не собираюсь, это идиотские шуточки Антона, – он справедливо полагал, что все произошло с молчаливого одобрения друга, и не простил ему этого.
   Тот все еще попытался со смехом расспросить о Фиске, но Пашка оборвал, он злился нешуточно и так просто сносить дурацкие выходки друга не собирался. Вскоре после этого Антон уехал в Самару. А у Павла все оставалось по-прежнему: работа, подруги, а дома торчала эта Фиска. Вечно что-то готовила, пыталась его накормить, а зачем ему это? Поесть можно где угодно и что угодно, а вот посторонний человек в квартире – это его нешуточно раздражало, хоть ночуй в офисе. В результате Павел, можно сказать, уступил нахальной постоялице свою квартиру, он почти не жил дома, приходил поздно, если вообще приходил, уходил рано. Как-то вечером в подъезде его перехватила соседка:
   – Пашенька, ты женился?
   – Нет, тетя Аня, с чего вы взяли?
   – Так девушка эта твоя, черненькая такая, говорит, что твоя жена.
   – Девушкам лишь бы болтать…
   Ну, достала… Пашка взлетел на свой этаж:
   – Фиска, это что еще за разговоры?! – с порога начал он. – Я тебя спрашиваю, чего молчишь?
   Фиска испуганно смотрела на него.
   – Какие разговоры?
   – Какой я тебе муж? Ты что тут во дворе болтаешь?
   – Да я никому не говорила, просто в магазине сказала, что муж любит рыбу, я не видела, что там эта соседка была… Это она меня неправильно поняла…
   – Ты идиотка или притворяешься?
   Врезать бы ей от души, так ведь потом костей не соберешь, доходяга…
   После отъезда Антона Павлу прибавилось дел. Его шеф Чумаков Федор Николаевич своим сотрудникам не давал продыху. У него и раньше было – не покуришь, а в последнее время и вовсе столько работы навалилось. Павел сидел за компьютером, не вставая. Но и при такой запарке он успевал поглядывать на женщин: такие кадры трудились рядом, что просто пальчики оближешь. Вон у шефа появилась новая секретарша, Ирина, потрясающая девушка, мадонна. Она сразу заинтересовала его, но Павел видел, что шеф сам не прочь развлечься с этой девицей, и потому не рискнул ухаживать за ней. Шефа он откровенно побаивался, мужик этот был явно с криминальным прошлым. У него и внешность типичного мафиози: лысый здоровяк, челюсть, как у бульдога, глазки маленькие и фамилия подходящая – Чумаков. К тому же у Федора Николаевича два охранника, всегда рядом, сидят в приемной, как сторожевые псы. Оба внешне похожи на своего хозяина. Эти убьют и глазом не моргнут. И вообще, чем больше он тут работал, тем отчетливее понимал: то, чем здесь занимаются официально, – лишь надводная часть айсберга, а под темной водой скрыто очень многое, и явно противозаконное. Пожалуй, надо согласиться на новое предложение, перейти в российский филиал американской авиационной компании. Пусть он сначала чуть-чуть потеряет в зарплате, но там меньше нарушений закона, и к тому же у него будет больше возможностей для карьерного роста. Перспективы перед ним открывались большие.
   И он дал согласие на переход. Чумаков, узнав о его заявлении, недовольно скривился, он не любил, когда люди уходили сами. Впрочем, увольнять сотрудников шеф тоже не любил: зачем давать кому-то повод копить обиды и возможность рассказывать о делах фирмы? Лучший вариант расставания – это смерть. Покойник лишнего не скажет, и опять же никаких там пособий, пенсий, выплат. Венок купил, и все, свободен. Но времена сейчас пришли другие, и потому он не стал удерживать Пашку: «Черт с тобой, иди, другой на твое место найдется, но если рот откроешь – зарою». Пашка все отлично понял: кажется, он уходит отсюда вовремя. Перетрусил, конечно, здорово, только тогда вздохнул с облегчением, когда благополучно приступил к работе на новом месте – вроде пронесло. Все эти проблемы захватили его настолько, что какое-то время было не до Фиски: живет и живет, пусть ее. Но в конце концов не выдержал:
   – Если ты не хочешь ехать домой – устраивайся на работу, ищи квартиру, больше ты не можешь жить здесь, у меня своя личная жизнь, ты мне мешаешь. Понятна такая арифметика?
   – Понятна… – Фиса все выслушала, не поднимая глаз, не возражая и не споря, но и не признаваясь, что уже работает.
   – Что ты можешь делать? Ты где-нибудь училась?
   – В школе.
   – А чем занималась после школы?
   – Немного в магазине работала.
   – Продавщицей, что ли? Чего же ты тогда ждешь? Продавцы всегда требуются, на дверях магазинов объявления наклеены. Устроишься на работу – ищи жилье. Это же элементарная арифметика…
   Она молчала, потупив черные глаза.
   А ночью Павел проснулся. Кто-то тихонько ворочался рядом с ним. Протянул руку – Фиска.
   – Ты что это придумала? Марш на диван, соблазнительница…
   – Я замерзла… – она прижалась к нему горячим телом, трепеща и вздрагивая.
   – Ты заболела? – испугался Павел – даже сквозь ночную рубашку он почувствовал жар ее тела.
   Протянул руку проверить и сразу ощутил гладкую горячую кожу – ее рубашка сбилась вверх. Провел рукой по бедру, она еще теснее прижалась к нему. Ну а дальше понятно, что случилось. Павел сам не понял, как это вышло, вроде бы она совершенно не привлекала его, а вот… не удержался… Он блаженно, расслабленно откинулся, а Фиска лихорадочно шептала:
   – Ты самый лучший, Павлик, я люблю тебя… Какой ты красивый, я таких не видела еще… И умный… Мой муж – самый лучший мужчина!
   После этих ее последних слов всю расслабленность у него как рукой сняло, вскочил, ушел на кухню. Да уж, умный… И как это он не стерпел? Чертова баба… Подловила. Вот сейчас он, пожалуй, выпил бы…
   Когда Павел вернулся в комнату, Фиска уже лежала на диване. Павел молча лег на кровать. Утром он торопливо сбежал, боясь даже глянуть на нее. Вечер провел с Ленкой, думал остаться у нее на ночь, но они опять поссорились и пришлось вернуться домой. А ночью, вновь ощутив под рукой горячее тело Фисы, опять набросился на нее с поцелуями, и она отвечала ему с неистовой страстью, неожиданной в таком худеньком, узкокостном, хрупком, почти детском теле. И это стало повторяться с завидной регулярностью. По утрам он со стыдом вспоминал о бурной ночи, думал об этом, как о своем тайном пороке. Да, эта татарочка пробуждала в нем первобытный инстинкт, и все же он не любил ее.

Дима

   Диме не хотелось разговаривать, он лежал, прикрыв глаза, а соседи по палате опять обсуждали свои болезни. Органическое поражение сердца, стеноз артерии, бляшки, тромбы, некроз сердечной мышцы, ее замена соединительной тканью… диагнозы, последствия… Короче, все то, что есть и у него и что сейчас стало его жизнью. Все эти медицинские термины достали… Сам уже мог бы консультировать больных… Как выражается их охранник – полный тухляк… Что такое не везет, и как с этим бороться…
   Почему это досталось ему? Отец прожил до шестидесяти трех и был абсолютно здоров, не знал, как это – болит сердце, что такое головная боль. Если бы не несчастный случай прожил бы до восьмидесяти лет, как дед.
   В палату заглянула женщина, лысый старик с соседней койки заметил ее и тут же пригласил:
   – Заходьте, заходьте быстрее, а то скоро обход начнется, выгонят гостей. Дима, к тебе… Спишь, что ли?
   – Не помешаю? – посетительница оглядела всех больных и прошла к Диминой кровати.
   – А чего нам мешать? Мы только рады гостям, все веселей, хорошо, что не бросаете Дмитрия, а то он совсем скис.
   – Ну, Петрович, что ты болтаешь? У меня все в порядке. Привет, Нина. Вы уж слишком меня балуете: вчера днем Аллочка прибегала, вечером Наталья Георгиевна заходила, просидела целый час, Петрович успел рассказать ей всю свою жизнь, теперь ты с утра пришла. Я смотрю, вся наша фирма практически переехала в больницу, дежурите около меня. А кто тогда работает? Мы еще не разорились?
   – Нет, не разорились, но к тому идет. Ты же знаешь, Андрей слишком разговорчив, с каждым клиентом по часу болтает. Не хватает тебя, давай выздоравливай. И мы все скучаем… – она наклонила голову, чтобы скрыть навернувшиеся вдруг слезы. – Вот, я тут тебе принесла горяченького.
   – Ну куда столько?
   – А нехай носит, съедим, поможем тебе, – вмешался Петрович.
   – Петрович, ты в каждую дырку затычка…
   В палату заглянула медсестра:
   – Обход, посетители освободите палату.
   – Ну вот, что я говорил… – разочарованно протянул Петрович. – А вы там, в холле посидите полчасика, они быстро проходят, – ему было жаль отпускать посетительницу, в больнице мало развлечений.
   – Нет-нет, ты, Нина, иди на работу, иногда они очень долго осматривают.
   Женщина вышла, а Петрович неодобрительно посмотрел на Диму:
   – Э-эх, что ты, Димка, такой нелюдимый? Такая хорошая баба, и не замужем, говоришь? Что же ты не женишься? Каждый день к тебе бегает. И готовит хорошо, вкусно. Я вижу, она к тебе неровно дышит.
   – С чего ты взял? Просто сотрудница, столько лет рядом работаем, вместе дело начинали.
   – Ну конечно, дело… Если у тебя другая есть, так и скажи. А мне понравилась эта Нинка, да и та молоденькая, Аллочка, шустрая такая, тоже ничего… Хоть на ней бы женился. Внимательная, в глазки тебе так и заглядывает. Что, тоже много лет рядом?
   – Да нет, Аллочка всего второй год у нас работает.
   – Ну что бы ни жениться на ней? Чего это бобылем жить? Потому и сердце у тебя болеть начало, мужикам нельзя по одному.
   – Наоборот, Петрович, я не женюсь потому, что сердце больное.
   За последний год он уже второй раз попал в больницу. Уж какая тут женитьба… И на работе постоянно аврал. Черт, столько дел, а он тут время теряет…
   На этот раз Дима пролежал почти три недели, но подлечили его хорошо.

Нафиса

   Наверно, она зря расстраивается, слыша, как Павел назначает свидания разным девушкам, этому надо радоваться: много – это лучше, чем одна, это все равно что никто. Ведь у него нет единственной, любимой, утешала себя Нафиса. Вот если бы он любил одну, тогда да… Тогда она была бы ему не нужна.
   Павел не выгоняет ее, значит, она все же нравится ему. Один раз только или два велел уходить, но как-то так, несерьезно, необидно… Почему только он сам никогда не попытается обнять, поцеловать ее? Нафиса подумала, а может быть, мать права? А может быть, только и надо, что переспать с Павлом и тогда он окончательно влюбится в нее? И она решила сделать первый шаг сама.
   Вся дрожа от волнения и страха, ночью встала со своего диванчика и осторожно легла рядом с Павлом. Попыталась прикрыться краешком одеяла – не получилось… Вытянулась, затаив дыхание, боясь коснуться его и желая этого… Замерла, не зная, что делать дальше – то ли сбежать, пока он не проснулся, то ли поворочаться, чтобы разбудить его?.. Она не успела решиться на что-то, а Павел повернулся к ней, словно только и ждал ее. И хотя сонно велел идти на диван, сам же, вопреки своим словам, сразу обнял, прижал к себе. Его руки стали бесстыдно ласкать, гладить ее тело. Она сначала хотела сбежать, испугалась того, что сейчас произойдет, а потом он так поцеловал ее, что она забыла обо всех своих сомнениях и страхах.
   Маленькая Нафиса лежала придавленная тяжестью его руки и улыбалась в темноте от счастья – он ее любит… Ради этих минут можно было все вытерпеть. Какой же он хороший, и какое наслаждение доставляют его ласки… Да, для Павлика она готова сделать все, что угодно. И никогда не сможет полюбить другого.
   Она все сделала правильно, он не выгнал ее из своей постели… Наверно, и сам уже полюбил ее, но не хотел в этом признаваться. Гордый. Мужчины не любят проигрывать, ему стыдно было оттого, что так долго сопротивлялся чувствам, выпроваживал ее из квартиры. Она все угадала, именно этого ему не хватало, теперь он будет только ее… Фиске хотелось так много сказать ему, но она не находила нужных слов…
   – Павлик, ты самый лучший! – прошептала она.
   И сразу почувствовала, что ему не понравились ее слова. Что его обидело? Павел вскочил и вышел из комнаты, а Нафиса почувствовала себя нашкодившим котенком. Быстренько шмыгнула на свое место, все еще надеясь, что он вернется и скажет: «Что это ты сбежала? Теперь твое место рядом со мной…» Но он лег и заснул.
   На следующий день он пришел домой сразу после работы и приветливо разговаривал с ней, но и только… Все так же не делал никаких шагов к сближению, не обнял, не поцеловал, а Фиске так хотелось прижаться к нему. Павел уже привычно швырнул пиджак на стул – Фиска, повесь в шкаф… А она и рада была, от его вещей так приятно пахло… И рубашки она гладила лучше, чем в прачечной, Павлик сам это сказал. Она так старалась делать все хорошо.
   Но в свою постель он ее так и не позвал, сразу стал похрапывать. Ночью она опять не выдержала и скользнула к нему под одеяло, ведь так трудно удержаться когда любимый рядом. Ей хотелось ощутить его тело, вновь испытать пьянящее чувство его близости… И он не возражал, спросонок обнял, прижал к себе… Опять любил ее так, как никто никогда никого не любил, она была уверена в этом. Подружки рассказывали ей, как это бывает, но ни одна не говорила, что это так сладко… И в следующую ночь, и потом… И каждый раз Фиска думала, что теперь-то уж, верно, он понял, что они созданы друг для друга.

Ирина

   Ну вот, опять новое место работы, опять все то же самое: шеф, готовый в первую же минуту залезть ей под юбку, без конца трезвонящий телефон на столе, ксерокс и принтер. Сотрудники заходят в приемную бесцеремонно: подумаешь, секретарша… Каждому что-то нужно: то набери текст, то распечатай…
   А этот высокий блондин с карими глазами очень даже ничего… Ей такие всегда нравились, и она ему тоже понравилась. Единственный из всех сотрудников, он сразу представился ей: Павел. Завел разговор о последней премьере. Она уже видела этот фильм, но не сказала, думала, сейчас пригласит. И пригласил бы, но тут из кабинета вышел Федор Николаевич, обошел стол, подошел сзади и на глазах у Павла положил ей руку на шею. Вот сволочь, понял, что парень перед ней рассыпается и продемонстрировал свои права. Ну ничего, лысый козел, женишься на мне, тогда я тебе все припомню…
   Павел вышел из кабинета, Ирина начала записывать распоряжения шефа, словно не замечая его руки. А тот сначала поглаживал ей шейку, потом рука скользнула в вырез кофточки…
   – Ах ты, моя прелесть… Пошли в кабинет.
   – Федор Николаевич, вы что?!
   – Да не ломайся, я тебя насквозь вижу. Ты же огонь и воду прошла, потому и взял к себе. Мне тут недотрога не нужна… Пошли, пошли, если мне понравится – добавлю зарплату… За особые заслуги перед фирмой.
   – Федор Николаевич, вы ошибаетесь!
   – Так, или через минуту ты будешь у меня в кабинете или чтобы духу твоего тут больше не было!.. Учти, зарплата будет вдвое больше, чем обещал.
   Чумаков вышел из приемной, он не на шутку разозлился. Эта маленькая стерва пытается строить из себя девственницу! Сука! Сейчас он покажет ей ее место. Федор Николаевич не сомневался, его слова о зарплате резко пошатнут ее моральные устои, если таковые имеются.
   Ира была в ярости, дать бы ему пощечину, но такая зарплата… Если бы она сейчас набралась сил и ушла, возможно, Чумаков тут же воспылал бы к ней страстью, стал уговаривать вернуться, согласился на все ее условия… И тогда можно было бы заставить его жениться! Но, скорее всего, он не пойдет за ней, а возмет себе другую цыпочку, вон на собеседовании очередь была… Она и не мечтала, что ей столько будут платить, такого места больше не найти. А мужики все одинаковые, другой и платить будет меньше, а требовать то же самое.
   Рассуждая так, Ира подозревала, что вот эта ее жадность портит все дело. И все же она еще на что-то надеялась: ну у кого еще такие ноги, такой правильный носик, такие идеальные брови как у нее?
   Чумаков не ошибся: через минуту Ирочка с блокнотом и ручкой вошла в кабинет:
   – Вы меня звали?
   – Звал, звал… Иди сюда, детка, поработаем… Дверь только закрой сначала.
   Ирина повернула ключ в замке. Как же она ненавидела их всех! Если этот Чумаков не женится на ней, она убьет его, ей-Богу…

Павел

   Увидев новую секретаршу шефа Павел просто обалдел: вот это девушка!
   И когда в тот же день Ирина прошла мимо, Павел, словно зачарованный, не отрываясь следил за ней глазами. Ангел сошел с небес… Она его так поразила, что он сказал эту фразу вслух. Пожилая сотрудница неодобрительно посмотрела вслед Ирине.
   – Как же, ангел… Знаю я ее, подруга моя вместе с ней работала. Стерва еще та.
   – Зинаида Ивановна, побойтесь Бога! Такие ноги! А зубки, а волосы! Чудо, а вы говорите «стерва».
   Павел словно в трансе продолжал смотреть на закрывшуюся за Ирой дверь.
   – Моя подруга не ошибается, сказала – змея, значит, змея.
   – Небось, ваша подруга некрасивая и старая…
   Зинаида Ивановна огорченно махнула рукой:
   – Конечно, старая, как я… И некрасивая… А с Ирой еще сам познакомишься.
   «Я бы с удовольствием, и поближе, но похоже шефу это не понравится…» – подумал Павел. Он бы все равно не удержался, но тут ему предложили другую работу, и он уволился.
 
   Павел никогда никуда не выходил с Фиской и старался без нужды никому не говорить о своей постоялице. Все так же вечерами разговаривал по телефону со своими многочисленными подругами, не стесняясь Фисы, назначал свидания и даже иной раз признавался в любви требовательной Ленке. Та могла и не согласиться на рандеву, если он не убедит ее в своей постоянной и верной любви.
   Как-то Фиска встретила его сияющая.
   – Чего ты так веселишься? – удивился Паша, это было на нее не похоже – улыбаться без причины.
   – Вот… – она указала на стену.
   – Господи… – Павел, не отрывая глаз от стены, попятился и сел на диван.
   Над его кроватью висела небольшая картина: фиолетовые кошки на фоне темного неба.
   – Ну и кто тебя просил?
   Фискина улыбка увяла.
   – Я думала, тебе понравится… Стены такие голые. Сейчас сниму.
   – Пускай уж висит… – ему вдруг тоже понравились дурацкие жирные коты с длинными усищами.
   «Надо же, купила… Обустраивается, украшает гнездышко…» Картина осталась висеть.
   С переходом на другое место он не прогадал, его оценили и уже через месяц повысили зарплату, так что он смог откладывать деньги для первого взноса на покупку машины. Потом предложили длительную стажировку в Америке. Здорово. Это даст ему столько плюсов – и в плане профессионального роста и языковой практики, да и для общего кругозора неплохо. А девушки в этой фирме работали – все, как манекенщицы. И к новому сотруднику явно благоволили. Все в жизни у него ладилось, что называется, был на взлете. Мешала только Фиска. Конечно, были и приятные моменты: она так им восхищалась, ей все нравилось, что бы он ни сделал. Правда, раздражали ее расспросы:
   – Павлик, а где твои родители?
   – Никого нет, я один.
   – Как это? А где же они?
   – Отец нас с матерью бросил, когда я совсем маленьким был, а мать умерла.
   – Бедный мой… – она чуть не заплакала от жалости к Павлику. – Так это их квартира?
   – Нет, мы жили в другом городе, эту квартиру я сам купил…
   – Какой ты умный, Павлик, какой молодец! Такой молодой, и сам купил квартиру! Я думала, у меня таких знакомых никогда не будет – таких, которые могут покупать себе квартиры. Она же такая дорогая…
 
   С Ленкой отношения шли на убыль, а для создания новых требовалась свободная квартира. Самому, что ли, найти жилье для татарки? Но и тут в конце концов все разрешилось. Как-то Павел попросил Фиску:
   – Сходи в кино, погуляй, что ли, мне нужна квартира. Возьми деньги на билет…
   Губы у той задрожали, но она покорно ушла, не взяв ни копейки.
   Вскоре появилась его новая подруга, время пролетело незаметно. Девушка попалась разумная, на ночь не осталась, Пашка проводил ее до двери и спокойно заснул, совсем забыв о Фиске. А та все это время сидела во дворе на детской площадке, наблюдая за Пашкиным окном. На следующий день, вернувшись домой, Павел не застал своей постоялицы, большой Фискиной сумки тоже не было на месте. Ее ключи лежали на столе. Он почувствовал громадное облегчение, наконец исчезли это искушение и вечный укор. Свободен! Ура! Совесть его была чиста – он девчонку ни к чему не принуждал, не уговаривал, ничего не обещал. Более того, она должна быть ему благодарна за то, что позволял ей так долго жить у себя, кормил, давал денег, сколько ей было нужно. Правда, нужно ей было совсем мало. Ну, это дело ее, брала бы больше. Хороший урок он получил, спасибо, что все так закончилось. Нет, пить он никогда не будет, теперь его никто не заставит.
   Павел с удовольствием прошелся по пустой квартире. Наконец он вновь почувствовал себя полновластным хозяином, теперь все было в порядке. Что называется, жизнь удалась! Он тут же позвонил вчерашней знакомой, вновь пригласил ее к себе.

Нафиса

   Она сидела на детской площадке, обливаясь слезами. Ну что еще ему нужно? Неужели он найдет другую девушку, которая будет любить его так сильно, как она? Там, в степном селе, она отчаянно решилась на перемены в жизни… Не каждая отважилась бы поехать в никуда без копейки в кармане, без уверенности в своем спутнике. А уж то, как она залезла в постель к Павлу… Такого сама от себя не ожидала… И неизвестно, чего больше было в этом шаге – безумной любви или наивного расчета… «Уж это-то, – думала она, – все изменит». А если и не изменит… В ее жизни останутся восторг, упоение, с которыми она принимала его в себя…
   В их отношениях все оставалось по-прежнему. Павел опять приходил очень поздно, и от него сильно пахло незнакомыми духами. «Это он прощается с той, другой девушкой, – каждый раз успокаивала себя Фиска. – Ему надо было сказать ей, что он больше не придет. Завтра вечером он останется дома, со мной». Но Пашка все уходил и уходил от нее. А потом и вовсе попросил Нафису погулять, пока у него будет гостья. Стоял, неловко смотрел в сторону, приглаживал свой хохолок…
   Нафиса видела, когда ушла его подруга, но сразу в дом не пошла. Была уверена, что Павел выйдет ее искать, и хотела помучить его немного, сразу не отзываться, пусть поволнуется. Он все не шел, потом свет в окнах погас. Она тихо вошла и услышала его посапывание – любимый спокойно спал… В эту ночь она не легла рядом с ним.
   Утром, когда Павел ушел на работу, Фиска собрала вещи, положила Пашины ключи на стол и со своей объемистой дорожной сумкой пошла на работу: хозяйка магазина как-то обмолвилась, что одинокая старушка в том же доме сдает комнату. Нафисе повезло, комната еще была свободна.
 
   Нафиса работала. В магазинчике их было трое – две продавщицы и кассирша. Каждый день обязательно заглядывала хозяйка магазина – Оксана Николаевна. Она не любила заставать девушек сидящими, требовала, чтобы они весь день прохаживались по магазину, бежали навстречу покупателям. А если покупателей не было, все равно сидеть было нельзя: «Работайте, поправляйте вещи на плечиках, меняйте костюмы на манекенах, подглаживайте смявшиеся юбки, и даже застирывайте испачканные покупателями воротнички блузок», – велела она. Помещение было небольшое, основная часть женских костюмов хранилась в подсобке. Там костюмы висели в три яруса, до самого потолка. Фиска не могла снять костюм уже и со второго яруса, а чтобы добраться до третьего, ей приходилось взбираться на стремянку и еще пользоваться длинной палкой с крючком. Таня, вторая продавщица, ленилась и, когда хозяйки не было в магазине, говорила покупателям, что их размера нет, лишь бы не взбираться на стремянку. А Фиска честно бегала в подсобку, лазила вверх – вниз, как альпинистка.