Страница:
— Ты был трезв?
— Да.
— Невозможно. Если ты не пил, то не иначе, как жена выпила весь твой ум. Сто тысяч долларов! Ты знаешь, сколько это?
— Конечно. Это большая сумма. Двадцать три миллиона финских марок, если считать по официальному курсу.
— Больше, больше! Черт возьми, гораздо больше! Только миллионеры могут платить за такую страховку! Джерри, ты глуп, или просто сумасшедший. Твоего годового заработка не хватит на страховые взносы!
— Я знаю.
— Знаешь! Так что же ты тогда думаешь делать?
— Занимать деньги и жить в кредит. Каждый человек может быть богатым, если только вообразит себя таким и станет жить в долг.
Исаак, казалось, был уже на грани отчаяния.
— Джерри, не будь сейчас время начинать прием, я бы пошел вместе с тобой и напился. Вином можно залить все, кроме правды, — а теперь я хочу знать, где же правда?
— Этот самый вопрос давным-давно задавал еще мистер Пилат.
— Но тогда еще не было долларов.
— Однако гангстеры были. Исаак, если со мною случится что-нибудь неожиданное, прикажи мое тело сжечь и перешли пепел в Финляндию…
Исаак попробовал было все свести к грубой шутке:
— Зачем пепел посылать в Финляндию? Они же там не разберутся и примут его за лекарство от рака…
Беседа на этом оборвалась, так как пришли на прием первые больные и хиропрактики снова открыли свой позвоночный театр. Джерри для начала досталась мисс Рэчел Симпсон, которая в течение одиннадцати лет была постоянной пациенткой мистера Риверса и которую Исаак называл «заждавшейся девицей», поскольку она уже была ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти. Мисс Симпсон беспредельно любила птиц. Она всюду носила с собой клетку, в которой находились ее маленькие любимцы — Джек и Муриель.
— Я не могла бы и минуты прожить без канареек, — сказала мисс Симпсон, укладываясь на столе хиропрактика обнаженной спиною кверху.
— Птицы очень милы, — согласился Джерри, устанавливая электромассажер на пояснице мисс. — Так не беспокоит?
— Нет, ничего. Они больше чем милы. Это маленькие ангелы. Я слышала, что вы, доктор, женились?
— Да, на днях. Так не беспокоит?
— Я только сегодня узнала об этом. Не беспокоит, хотя здесь немножко беспокоит…
— А здесь?
— И здесь тоже. Вы впервые женитесь?
— Впервые.
— Ну, тогда в этом есть хоть какая-то новизна… И я было собиралась однажды выйти замуж. Но выяснилось, что жених мой не любит канареек, — и мы вовремя расстались. Всегда лучше разойтись до венчания. А в настоящее время мне мужчины не очень-то и нужны. Если бы вы знали, доктор, как мило бывает проснуться ранним утром от щебетания Джека и Муриеля! Совсем другое слышу я за стеной, у соседей. Каждое утро там раздается грубый мужской голос: «Где мои ботинки? Ну, вставай поживее, корова, заштопай мне носок!» Ох, это ужасно, доктор. Поистине ужасно! Когда Джек и Муриель получают свой завтрак, они благодарят меня приветливым взглядом и веселым пением, — а в это самое время за стеной слышится раздраженный мужской голос: «В какой лавке резиновых изделий ты купила эту ветчину? Когда ты научишься жарить яичницу!» О, это совершенно ужасно! Когда я ставлю в клетку чашечку с водой, то Джек и Муриель начинают плескаться в ней, такие счастливые, и грациозно благодарят меня. А от соседей доносится отвратительное рычание: «Жена! Опять вода для бритья слишком горяча! Ты что, принимаешь меня за свинью, которую надо ошпарить? Принеси холодной воды! Да тише ты, не толкни — хочешь, чтобы я порезался!» О-ох, доктор! Такие возгласы я слышу за стеной каждое утро! Поэтому-то я и не хочу выходить замуж…
— Так не больно?
— Немножко. Для каждой женщины замужество — это страдание…
— Выпрямите руки и совсем расслабьте их, а подбородком упритесь в подушку. Беспокоит?
— Чуть-чуть, но это ничего… Причем от мужчин ведь и не освободишься потом до самой смерти! Когда Джек и Муриель умрут, я велю набить их чучела, и они будут украшением на моем зеркале…
Джерри молча слушал. Он завидовал канарейкам и всем мужчинам, которым был дан развод до женитьбы. Мисс Симпсон, получив электромассаж и разминку спины на все три доллара, почувствовала себя счастливейшим человеком на свете. А Джерри мучился подозрениями. День до обеда тянулся долго, как агония паралитика. Для Джерри было очень слабым утешением то, что он умрет богатым. Когда он около полудня пришел домой готовить жене завтрак, Джоан еще лежала в постели, просматривая новый комикс. Джерри приготовил еду и позвал жену к столу, но она попросила подать ей завтрак в постель. Ее желание было исполнено.
Воцарившееся за едой тягостное молчание нарушила Джоан:
— Джерри, что ты имел в виду этой ночью, когда назвал меня веселой Магдалиной, а моего брата — инквизитором?
Я хотел сказать именно то, что сказал.
— Ты хотел нас оскорбить?
— Нет, я сказал это в виде комплимента.
— Ах, какой ты милый! Ты используешь такие тонкие сравнения! Джерри, ты был на войне?
Хиропрактика удивил этот вопрос, который свалился на него совершенно неожиданно.
— Да. Даже на двух войнах.
— Наверно, это было увлекательно? Поразительно интересно?
— Ужасно. Безумно.
— Правда?
— Тебе надо было бы увидеть огромные кладбища Европы, чтобы…
— В Америке есть кладбища во много раз больше.
— Неужели и кладбища здесь величайшие в мире?
— Конечно… Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Кушай, пожалуйста, пока не остыло.
Оставив жену одну, Джерри пошел на кухню. Он чувствовал усталость. Все ему надоело. Еда, купленная в кредит, казалась невкусной. Не съев и половины, он собрался уходить. Джоан нахмурилась. Она ждала десерта: маленьких супружеских ласк, слов, не имеющих значения, и поцелуев, которые надо поскорее разменять, как фальшивую монету. Она получила все это, но слишком мало, и только после того, как попросила.
— Ты еще ни разу не сказал, что любишь меня, — недовольно проговорила Джоан, удерживая мужа в дверях.
— Разве это так необходимо? — отвечал он деревянным голосом.
— Я думаю! Ты еще не знаешь женщин. Тебе следовало бы почаще ходить в кино.
Джерри заставил себя на минуту стать актером и попытался подражать кинообразцам. Джоан была счастлива. Но и теперь она выпустила мужа не сразу.
— Джерри, ты должен отнести мои картины в багетную мастерскую, чтобы их вставили в рамы. Надо заказать очень красивые рамы.
Джоан сунула мужу под мышку десяток своих пастельных работ. Проходя мимо соседнего дома, Джерри бросил их в открытое окно подвала и почувствовал, что сделал хорошее дело: оказал большую услугу мировому изобразительному искусству. Он стал пессимистом не на шутку.
Через три дня Джоан объявила мужу радостную новость:
— Милый, я так счастлива! Так ужасно счастлива!
— Уж не собираешься ли ты сказать, что ждешь ребенка? — спросил Джерри подозрительно, ибо ему ничто не казалось уже невозможным.
— Нет, конечно. Что ты! Это же наоборот, было бы просто кошмарно! Ни одна современная женщина теперь больше на захочет рожать. Да в этом вовсе и нет надобности. Если вздумается иметь ребенка — их можно сколько угодно купить в Канаде, по тысяче долларов за штуку. Видишь ли, в Канаде рождается так много внебрачных детей, что их продают даже сюда, за границу. Чарли когда-то занимался этим бизнесом…
— Но ведь это незаконно, преступно!..
— Разве? Нет. Может быть, в Европе — но не здесь. В Америке можно покупать и продавать все что угодно… Но, милый, я же чуть-чуть не забыла рассказать, какое у нас счастье! Ты знаешь? Твоя страховка утверждена!
Джоан достала из-за пазухи страховой полис и подала его мужу.
— Первый взнос надо уплатить в течение сентября, — заметила она как бы между прочим.
Джерри даже не хотелось разворачивать документ. Он только спросил угрюмо:
— А сколько это — первый взнос?
— Не так уж много. Четыре тысячи долларов, с небольшим.
— Четыре тысячи! Ведь это больше моего жалованья за целый год! И я должен платить два раза в год по четыре тысячи! Джоан, тут вовсе нечему радоваться. Мы не в состоянии выплачивать такие суммы.
— Почему же не в состоянии?
— Нет денег.
— Да, но ведь ты можешь занять. Послушай, ты как-то говорил, что мистер Риверс богат. Займи у него.
— Невозможно, невозможно, Джоан.
— Потом ты говорил, что какой-то мистер Крез тоже богат. Нельзя ли занять у него?
— Нет. Он умер…
— Ах, какая досада! Как раз теперь, когда мы так нуждаемся в его помощи! Когда он умер?
— Примерно две тысячи четыреста лет назад.
— Джерри! Ты с ума сошел! Тогда же тебя и на свете не было. Тогда еще не было даже Америки.
— Но Лидия была…
— Джерри! Не смей говорить мне о своих знакомых женщинах! Я нисколько не ревную, но все-таки не выношу, когда мужчины говорят о своих прежних связях. Кстати, кто такая эта Лидия?
Джерри устремил взор далеко-далеко, в невозвратное прошлое, и заговорил, точно прорицатель в вещем сне:
— Древняя страна в западной части Малой Азии, независимое государство, которое простиралось вплоть до реки Халис на востоке. Ее последнего властителя Креза победил царь Персии Кир в 546 году до нашей эры… Крез был богат; он был богаче мистера Риверса… У него было больше имущества, чем у меня долгов… Действительно, если бы я был даже самим Крезом…
— Ты говоришь так сбивчиво, Джерри. Ты же знаешь, что в Америке есть миллионы людей, гораздо более богатых, чем мистер Крез. Зачем же ты говоришь о такой старине?
— Затем, что у меня других богатых знакомых нет, — ответил Джерри уныло и сунул страховой полис к себе в карман.
— Отдай эту бумагу мне, — поспешно сказала Джоан. — Ты можешь потерять ее, и тогда я не…
Джоан проглотила последние слова этой фразы и старалась придумать взамен какую-нибудь отговорку:
— Я хотела сказать… Лучше, если мы будем хранить этот документ дома…
Ложь — очень неполновесный заменитель правды, однако все-таки имеет широкое хождение среди людей. Джерри теперь совершенно ясно видел, что Джоан лгала. Ее глаза и уста лгали. Единственное, что она могла еще сделать, чтобы не осквернять своих уст ложью, — это говорить правду. Или — начать говорить носом, как советовали циники.
Джерри стоял как вкопанный и держал руку за пазухой, подобно Наполеону или человеку, который опасается за свой бумажник. Страховой полис оставался в его кармане. Он сказал с ледяным спокойствием:
— Джоан, игра сыграна.
— Какая игра? Кстати, Джерри, милый, я купила сегодня новые игральные карты. Тебе нравится покер?
Джерри не ответил. Он продолжал держать руку на груди и чувствовал, что наступает момент его торжества, потому что — вот она, стотысячная страховка, у него в руках! Он держит ее крепко, всей пятерней и аннулирует сегодня же. Посмотрев на жену с некоторой жалостью и чуточку отчужденно, он сказал:
— Я намерен аннулировать страховку.
В глазах Джоан блеснул испуг:
— Ты не можешь! Не смеешь, Джерри!.. Джерри, милый, Чарли убьет нас обоих, если узнает об этом.
Джерри кинулся к дверям, забыв даже приготовить завтрак жене. Джоан последовала за мужем, и едва Джерри открыл дверь, она вцепилась ему в полы пиджака и повисла, рыдая. Но хиропрактик принял решение и не намерен был отступать. Он предоставил жене тащиться за ним хвостом до самой лестничной площадки, но здесь повернулся и сделал бешеный рывок. Джоан не удержалась и упала. И тут оправдалась старинная мудрость: вверх надо лезть и лезть, а вниз — только один шаг. Набрав разгон, Джоан покатилась со ступеньки на ступеньку и остановилась лишь у наружной двери. Руководимая женским инстинктом, она защитила руками лицо — это удалось ей, но только в ущерб спине. На лице не оказалось ни единой царапины. Зато спина — и в особенности ее нижняя часть — соприкоснулась непосредственно с одиннадцатью железобетонными ступеньками. Джоан жалобно застонала и попыталась подняться, но ноги отказались служить разбитому телу, и она тут же, на месте, упала без чувств.
Джерри, смотревший этот спектакль с высоты одиннадцати ступенек, заметил, что Джоан была теперь, несомненно, сама собой. Она уже не играла
— она действительно потеряла сознание. Джерри поспешил к жене, бережно поднял ее на руки и отнес в спальню. Джоан очень тихо простонала и чуть приоткрыла глаза. Затем она словно погрузилась в глубокий сон. Джерри бросился к телефонному справочнику и стал искать адреса врачей, живущих неподалеку. Он снял трубку и едва успел набрать три-четыре цифры, как Джоан устало спросила:
— Джерри, кому ты звонишь?
— Ты жива? — воскликнул он, положил на место трубку и подбежал к постели жены. — Джоан, ты очень ушиблась? Вызвать врача или скорую помощь?
— Не надо скорую помощь, — ответила Джоан слабым голосом, — она так ужасно орет!.. Хуже, чем пожарная машина.
— Что же мы будем делать?
— На той стороне улицы, недалеко, есть дом врачей… Отвези меня туда…
— На чем? На такси?
— Не знаю, — ответила Джоан страдальческим голосом. — Теперь ты видишь, как нужно было бы нам иметь собственную машину. Джерри, мы должны купить машину сегодня же…
Джерри вспомнил, что этажом выше жил некий ветеран первой мировой войны, у которого было современное кресло-коляска. Инвалид был ранен в руку, но, уезжая каждый вечер просить милостыню, он пользовался этим экипажем. Он имел законное разрешение нищенствовать в определенном месте и в определенные часы. Щадя свои ноги, он ездил в коляске, которая внушала уважение — дорогу ей уступали даже автомобили. Ни слова не говоря, Джерри оставил свою жену спокойно лежать в постели, а сам помчался наверх. Ветеран войны Конелли быстро согласился на предложение Джерри и сдал ему свою коляску напрокат на исключительно льготных условиях: полдоллара в час или доллар за три часа. Но необходимо было вернуть транспортное средство владельцу не позднее шести часов вечера, когда в мире темнеет и на улицах становиться светло. Коляска удобно помещалась в лифте. У нее было ручное и ножное управление, смена скоростей и замечательные тормоза. Развернувшись на площадке своего этажа, Джерри захотел опробовать машину и въехал на ней прямо в спальню к жене. Больная сидела на краю постели, охая от боли.
— Джерри! — воскликнула она с ужасом. — Что ты задумал?
— Не спрашивай ни о чем. Я отвезу тебя к доктору.
Джоан смотрела то на коляску, то на своего супруга и наконец проговорила, не на шутку обеспокоившись:
— Мне это ничуть не нравится, ничуть. Один раз я могу поехать на этом, но потом ты должен купить машину… Пускай будет открытая — спортивная модель, но не из самых дешевых. Ты обещаешь?
Джерри не стал обещать. Вместо этого он лишь помог ей усесться получше в коляску, подложив для удобства пару подушек. Джоан печально посмотрела на мужа и спросила:
— Милый, что ты скажешь, если я умру? Спина у меня, наверно, сломана.
— Ты не умрешь, — постарался он утешить жену, хотя и знал прекрасно, что от смерти, так же как и от налогов, никуда не уйти.
Джерри готов был уже отправляться, но в последний момент Джоан вспомнила, что еще не сделала обычного грима.
— Джоан, теперь не до того, — резко сказал Джерри. — Уж врачи как-нибудь поймут, что с тобой случилось несчастье. Мы должны ехать немедленно.
— Я еще никуда не еду! — таков был непреклонный ответ. — Я-то знаю врачей. Они прежде всего смотрят, как больная выглядит, а потом уж начинают осматривать да выслушивать. Джерри, подай мне мою сумочку!
Супруг был вынужден подчиниться. Он стал наблюдать за тем, как женщина ловко, прямо на глазах, меняла свою внешность — быстрее, чем настроение. Он показался себе несчастным червяком, который ползал, извивался, ища убежища, — и наконец попал-таки… в клюв курицы.
— Джоан, я тебя не понимаю, — сказал он, начиная терять терпение, — если действительно у тебя сломана спина, то необходима спешная помощь.
Джоан кончила прихорашиваться и недовольно захлопнула сумочку:
— Тебе не понять сердца женщины! Неужели в Европе все мужчины такие тираны?
— Нет, не все. Иные бьют своих жен по щекам. Лучшее лекарство от капризов и истерик — это крепкая пощечина.
— Джерри, Джерри! Ты ужасен. Ах, господи, как болит спина…
Джоан действительно побледнела, став белее, чем пудра на ее лице. Джерри пожалел о своей бестактности и смиренно попросил прощения. Затем ему было разрешено тронуться в путь, подталкивая кресло-коляску, в котором охала и стонала его прелестная, девственно юная жена. Они уже въехали в лифт, как вдруг Джоан снова что-то вспомнила и знаком велела остановиться:
— Вези меня обратно.
— Зачем?
— Вези, вези! Не могу же я в таком виде дать себя осматривать доктору! У меня ноги — просто ужас! — наверно, целых две недели не бриты. Поторопись! Ты мне поможешь.
Хиропрактик Джерри Финн испил свою чашу до дна. Он украсился смирением и покорностью и больше не перечил. Вот он намылил стройные голени своей жены, затем ловко поработал бритвой, вытер горячими полотенцами и хорошенько напудрил порозовевшую кожу. Он не возражал, желая сослужить жене последнюю службу — перед разводом. Как меняются времена! В дни юности Джерри благовоспитанные мужья застегивали и шнуровали своим женам высокие ботинки — а теперь они бреют женам ноги!
Джоан посвежела. На лице и шее у нее выступил румянец.
— Спасибо, милый, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Не правда ли, теперь мои ноги выглядят совершенно иначе? А в Европе женщины тоже бреют ноги?
— Не знаю, может быть…
— Может быть, у них и волосы на ногах не растут, раз они там вечно недоедают? У американских женщин — обильная волосатость. Это хороший признак: мы такие здоровые! Джерри, скажи, что ты меня любишь.
Джерри молчал и смотрел куда-то мимо жены. Наконец, он словно очнулся и сказал:
— Да, конечно. Теперь ты, наверно, уже можешь ходить.
Джоан ответила на вопрос дерзко: она встала с коляски. Но едва успела она сделать шаг-другой, как ноги ее подкосились и она с громким криком упала на пол. Маленький барабанщик раскаяния вторично забил дробь в голове Джерри. Прося прощения, он снова усадил жену в коляску. Затем они отправились в путь, как молодожены, позабыв о мелких размолвках, которые, как говорят, лишь укрепляют супружеские отношения.
На улице была обычная суматоха. Люди куда-то спешили, предоставляя слово своим локтям. Джерри только теперь понял по-настоящему ветерана войны Конелли: в самой дикой тесноте и давке люди расступались и давали дорогу коляске.
— Джерри, милый, не гони так быстро! — несколько раз замечала ему Джоан.
Но заботливый супруг не слушал этих предупреждений. Он гнал легко катившуюся колясочку бегом до самого перекрестка, где любезный полисмен остановил на минуту целую лавину автомобилей. Отчаянная скорость на повороте даже заставила Джоан закрыть глаза, и она имела вид больной, за жизнь которой врачи бы не поручились. Еще миг — и они въехали прямо в подъезд шестиэтажного дома врачей. Джерри остановил «коляску у первой же двери, на которой была дощечка: „Доктор Дрэйк, специалист. Мировое первенство по операции аппендицита“. Скользнув по этой надписи глазами, Джерри смело позвонил и стал ожидать. Вскоре дверь немного приоткрылась и светловолосая Мэрилин утомленно спросила:
— Что с вами?
— Моя жена повредила себе спину, — заговорил Джерри быстро, — она находится в очень тяжелом состоянии. Не может ли доктор принять ее сейчас же…
— Не может, — перебила сестра. — Доктор Дрэйк специалист. Он оперирует только аппендицит.
Дверь закрылась, как обычно закрываются двери перед просителями, нуждающимися в помощи. Джерри подошел к соседней двери и быстро прочел надпись «Доктор Весс, специалист». Он снова нажал кнопку звонка, сказав несколько слов утешения стонущей от боли Джоан. Прошло добрых пять минут, пока из двери появилась Мэрилин номер два, с папироской во рту.
— Вы заранее записаны на это время? — спросила сестра, обдавая Джерри табачным дымом.
— Не успел… Несчастье случилось только что.
Лишь теперь миловидная привратница заметила сидевшую в коляске больную и проговорила, тряся головой:
— Доктор Весс не может вам помочь. Он оперирует исключительно миндалины. Разве вы не прочли на двери, что он специалист?
Дверь медленно закрылась, и Джерри представился случай дочитать вывеску до конца: «Только удаление миндалин. Бескровная и безболезненная операция. Восемь дипломов».
Джерри отер со лба холодный пот и покатил коляску к третьей двери, на которой значилось только: «Доктор Джеймс У.Д.Геден, всемирно известный специалист. Записываться обязательно заранее».
Джерри взглянул на жену и спросил:
— Джоан, попробуем позвонить сюда?
— Делай, что хочешь, — ответила Джоан устало.
Дверь отворило существо с волосами цвета красной меди и с таким маленьким ротиком, для которого и земляничку пришлось бы разрезать пополам.
— Чем я могу помочь вам? — вежливо спросило существо.
— Не мне, а моей жене.
Сестра заметила Джоан, лежавшую неподвижно в коляске, подошла к ней и принялась рассматривать ее серьги.
— Да, но ведь у вас уже имеются дырочки в ушах.
— Это верно, но почему это вас беспокоит? — взорвалась Джоан. — Я сломала спину, и мне нужна помощь.
— Я очень сожалею, но доктор Геден специалист. Он только прокалывает маленькие дырочки в дамских ушках, чтобы можно было носить серьги. И кроме того, вы хотя бы договорились предварительно о времени!
Джоан закрыла глаза и лишь вздохнула, а Джерри горячо воскликнул:
— Барышня! Вы, безусловно, самая красивая женщина в мире, скажите мне, есть ли в этом доме хоть один такой специалист, который сумел бы помочь моей жене?
— Ну, конечно, конечно! На шестом этаже, сэр. Пожалуйста, воспользуйтесь лифтом.
Джерри повез жену на шестой этаж и снова начал изучать психологию вывесок.
«Доктор Энрико Иенсей, специалист. Переломы берцовой кости».
«Доктор Уолт Бэрнет, специалист. Переломы челюсти и носа. Специальное лечение для боксеров».
«Доктор Лео Кейпхарт, специалист. Резаные раны».
«Доктор Дж.Г.Л.Брикер, специалист. Повреждение позвоночника…»
— Наконец-то! Наконец-то! — воскликнул Джерри и подкатил коляску поближе.
Джоан улыбнулась грустной улыбкой, но, когда отворилась дверь, она сразу застонала.
— Прежде чем я впущу вас, вы должны уплатить триста долларов, — сказала сестра, как две капли воды похожая на Джоан.
— У меня только десять, — ответил Джерри.
— В таком случае мы ничем не можем вам помочь. Доктор — специалист, и его минимальная такса — триста долларов за прием.
— Я постараюсь достать деньги попозже, — почти умолял Джерри.
— Доктор никого не лечит в рассрочку. Поищите врача подешевле. В Гарлеме есть врачи-эмигранты, бежавшие из Европы, которые лечат чуть ли не даром.
— Нет, мисс… Мы не можем ехать туда. Неужели вы не поговорите с доктором, чтобы он…
— Чтобы он повторил вам то же самое, что сказала я? — перебила женщина. И полупрезрительно добавила:
— Советую вам отвезти вашу жену в какую-нибудь больницу.
— А где здесь поблизости какая-нибудь общественная больница? То есть я имею в виду — такая, в которой лечение бесплатное.
— Бесплатное? О чем вы, собственно, говорите?
— Просто… Я говорю об общественной, государственной или городской больнице.
Сестра смерила взглядом несчастного супруга:
— Господин, я замечаю, что вы иностранец.
— Я Джерри Финн.
— Это не играет роли. Знаю я вашего брата. Будет умнее всего, если вы отвезете вашу жену в Англию, или в Швецию, или в какую-нибудь другую страну. Там вы, наверно, получите общественное лечение…
Дверь захлопнулась, и Джерри пришлось ухватиться за спинку кресла-коляски, чтобы устоять на ногах. Не говоря ни слова, он покатил свою карету в лифт и нажал кнопку. Когда они стали спускаться, Джоан открыла глаза и жалобно спросила:
— Джерри, откуда ты взял эти десять долларов? Мы ведь условились, что ты будешь отдавать мне все деньги. Ты не честен.
Джерри молчал. Он действительно утаил эти десять долларов на собственные расходы и сейчас чувствовал себя преступником, жизнь которого постепенно устремляется к электрическому стулу. Он потерял все, кроме разве лишь накапливаемого опыта.
Лифт опустился на первый этаж, и Джерри покатил коляску к выходу.
— Куда ты меня везешь? — спросила Джоан обеспокоенно.
— Не знаю. Может быть, в Англию или в Швецию…
— Нет, Джерри! Я не хочу покидать Америку!
Какой-то любезный господин помог им открыть двери и спросил на ломаном американском языке:
— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, господа?
— Пожалуйста, — сказал Джерри, — не укажете ли вы нам ближайшую больницу?
— Через две улицы отсюда, к северу, сэр.
— О'кэй, благодарю вас!
Кресло-коляска двинулось в путь. Прохожие сторонились, уступая дорогу, и быстро соображали: интеллигентный слуга везет богатую хозяйку за покупками. Можно было даже предположить, что слуга принадлежит к высшему сословию. Он вполне мог оказаться троюродным братом русского царя или членом бывшего королевского дома Румынии.
Джерри сбавил скорость и подкатил коляску к воротам госпиталя святой Марии. Пожилая монахиня открыла смотровое окошечко и спросила хриплым голосом:
— Что вам нужно?
— Случилось несчастье, — отвечал запыхавшийся Джерри. — Моя жена переломила себе спину и получила тяжелое сотрясение мозга.
— Да.
— Невозможно. Если ты не пил, то не иначе, как жена выпила весь твой ум. Сто тысяч долларов! Ты знаешь, сколько это?
— Конечно. Это большая сумма. Двадцать три миллиона финских марок, если считать по официальному курсу.
— Больше, больше! Черт возьми, гораздо больше! Только миллионеры могут платить за такую страховку! Джерри, ты глуп, или просто сумасшедший. Твоего годового заработка не хватит на страховые взносы!
— Я знаю.
— Знаешь! Так что же ты тогда думаешь делать?
— Занимать деньги и жить в кредит. Каждый человек может быть богатым, если только вообразит себя таким и станет жить в долг.
Исаак, казалось, был уже на грани отчаяния.
— Джерри, не будь сейчас время начинать прием, я бы пошел вместе с тобой и напился. Вином можно залить все, кроме правды, — а теперь я хочу знать, где же правда?
— Этот самый вопрос давным-давно задавал еще мистер Пилат.
— Но тогда еще не было долларов.
— Однако гангстеры были. Исаак, если со мною случится что-нибудь неожиданное, прикажи мое тело сжечь и перешли пепел в Финляндию…
Исаак попробовал было все свести к грубой шутке:
— Зачем пепел посылать в Финляндию? Они же там не разберутся и примут его за лекарство от рака…
Беседа на этом оборвалась, так как пришли на прием первые больные и хиропрактики снова открыли свой позвоночный театр. Джерри для начала досталась мисс Рэчел Симпсон, которая в течение одиннадцати лет была постоянной пациенткой мистера Риверса и которую Исаак называл «заждавшейся девицей», поскольку она уже была ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти. Мисс Симпсон беспредельно любила птиц. Она всюду носила с собой клетку, в которой находились ее маленькие любимцы — Джек и Муриель.
— Я не могла бы и минуты прожить без канареек, — сказала мисс Симпсон, укладываясь на столе хиропрактика обнаженной спиною кверху.
— Птицы очень милы, — согласился Джерри, устанавливая электромассажер на пояснице мисс. — Так не беспокоит?
— Нет, ничего. Они больше чем милы. Это маленькие ангелы. Я слышала, что вы, доктор, женились?
— Да, на днях. Так не беспокоит?
— Я только сегодня узнала об этом. Не беспокоит, хотя здесь немножко беспокоит…
— А здесь?
— И здесь тоже. Вы впервые женитесь?
— Впервые.
— Ну, тогда в этом есть хоть какая-то новизна… И я было собиралась однажды выйти замуж. Но выяснилось, что жених мой не любит канареек, — и мы вовремя расстались. Всегда лучше разойтись до венчания. А в настоящее время мне мужчины не очень-то и нужны. Если бы вы знали, доктор, как мило бывает проснуться ранним утром от щебетания Джека и Муриеля! Совсем другое слышу я за стеной, у соседей. Каждое утро там раздается грубый мужской голос: «Где мои ботинки? Ну, вставай поживее, корова, заштопай мне носок!» Ох, это ужасно, доктор. Поистине ужасно! Когда Джек и Муриель получают свой завтрак, они благодарят меня приветливым взглядом и веселым пением, — а в это самое время за стеной слышится раздраженный мужской голос: «В какой лавке резиновых изделий ты купила эту ветчину? Когда ты научишься жарить яичницу!» О, это совершенно ужасно! Когда я ставлю в клетку чашечку с водой, то Джек и Муриель начинают плескаться в ней, такие счастливые, и грациозно благодарят меня. А от соседей доносится отвратительное рычание: «Жена! Опять вода для бритья слишком горяча! Ты что, принимаешь меня за свинью, которую надо ошпарить? Принеси холодной воды! Да тише ты, не толкни — хочешь, чтобы я порезался!» О-ох, доктор! Такие возгласы я слышу за стеной каждое утро! Поэтому-то я и не хочу выходить замуж…
— Так не больно?
— Немножко. Для каждой женщины замужество — это страдание…
— Выпрямите руки и совсем расслабьте их, а подбородком упритесь в подушку. Беспокоит?
— Чуть-чуть, но это ничего… Причем от мужчин ведь и не освободишься потом до самой смерти! Когда Джек и Муриель умрут, я велю набить их чучела, и они будут украшением на моем зеркале…
Джерри молча слушал. Он завидовал канарейкам и всем мужчинам, которым был дан развод до женитьбы. Мисс Симпсон, получив электромассаж и разминку спины на все три доллара, почувствовала себя счастливейшим человеком на свете. А Джерри мучился подозрениями. День до обеда тянулся долго, как агония паралитика. Для Джерри было очень слабым утешением то, что он умрет богатым. Когда он около полудня пришел домой готовить жене завтрак, Джоан еще лежала в постели, просматривая новый комикс. Джерри приготовил еду и позвал жену к столу, но она попросила подать ей завтрак в постель. Ее желание было исполнено.
Воцарившееся за едой тягостное молчание нарушила Джоан:
— Джерри, что ты имел в виду этой ночью, когда назвал меня веселой Магдалиной, а моего брата — инквизитором?
Я хотел сказать именно то, что сказал.
— Ты хотел нас оскорбить?
— Нет, я сказал это в виде комплимента.
— Ах, какой ты милый! Ты используешь такие тонкие сравнения! Джерри, ты был на войне?
Хиропрактика удивил этот вопрос, который свалился на него совершенно неожиданно.
— Да. Даже на двух войнах.
— Наверно, это было увлекательно? Поразительно интересно?
— Ужасно. Безумно.
— Правда?
— Тебе надо было бы увидеть огромные кладбища Европы, чтобы…
— В Америке есть кладбища во много раз больше.
— Неужели и кладбища здесь величайшие в мире?
— Конечно… Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Кушай, пожалуйста, пока не остыло.
Оставив жену одну, Джерри пошел на кухню. Он чувствовал усталость. Все ему надоело. Еда, купленная в кредит, казалась невкусной. Не съев и половины, он собрался уходить. Джоан нахмурилась. Она ждала десерта: маленьких супружеских ласк, слов, не имеющих значения, и поцелуев, которые надо поскорее разменять, как фальшивую монету. Она получила все это, но слишком мало, и только после того, как попросила.
— Ты еще ни разу не сказал, что любишь меня, — недовольно проговорила Джоан, удерживая мужа в дверях.
— Разве это так необходимо? — отвечал он деревянным голосом.
— Я думаю! Ты еще не знаешь женщин. Тебе следовало бы почаще ходить в кино.
Джерри заставил себя на минуту стать актером и попытался подражать кинообразцам. Джоан была счастлива. Но и теперь она выпустила мужа не сразу.
— Джерри, ты должен отнести мои картины в багетную мастерскую, чтобы их вставили в рамы. Надо заказать очень красивые рамы.
Джоан сунула мужу под мышку десяток своих пастельных работ. Проходя мимо соседнего дома, Джерри бросил их в открытое окно подвала и почувствовал, что сделал хорошее дело: оказал большую услугу мировому изобразительному искусству. Он стал пессимистом не на шутку.
Через три дня Джоан объявила мужу радостную новость:
— Милый, я так счастлива! Так ужасно счастлива!
— Уж не собираешься ли ты сказать, что ждешь ребенка? — спросил Джерри подозрительно, ибо ему ничто не казалось уже невозможным.
— Нет, конечно. Что ты! Это же наоборот, было бы просто кошмарно! Ни одна современная женщина теперь больше на захочет рожать. Да в этом вовсе и нет надобности. Если вздумается иметь ребенка — их можно сколько угодно купить в Канаде, по тысяче долларов за штуку. Видишь ли, в Канаде рождается так много внебрачных детей, что их продают даже сюда, за границу. Чарли когда-то занимался этим бизнесом…
— Но ведь это незаконно, преступно!..
— Разве? Нет. Может быть, в Европе — но не здесь. В Америке можно покупать и продавать все что угодно… Но, милый, я же чуть-чуть не забыла рассказать, какое у нас счастье! Ты знаешь? Твоя страховка утверждена!
Джоан достала из-за пазухи страховой полис и подала его мужу.
— Первый взнос надо уплатить в течение сентября, — заметила она как бы между прочим.
Джерри даже не хотелось разворачивать документ. Он только спросил угрюмо:
— А сколько это — первый взнос?
— Не так уж много. Четыре тысячи долларов, с небольшим.
— Четыре тысячи! Ведь это больше моего жалованья за целый год! И я должен платить два раза в год по четыре тысячи! Джоан, тут вовсе нечему радоваться. Мы не в состоянии выплачивать такие суммы.
— Почему же не в состоянии?
— Нет денег.
— Да, но ведь ты можешь занять. Послушай, ты как-то говорил, что мистер Риверс богат. Займи у него.
— Невозможно, невозможно, Джоан.
— Потом ты говорил, что какой-то мистер Крез тоже богат. Нельзя ли занять у него?
— Нет. Он умер…
— Ах, какая досада! Как раз теперь, когда мы так нуждаемся в его помощи! Когда он умер?
— Примерно две тысячи четыреста лет назад.
— Джерри! Ты с ума сошел! Тогда же тебя и на свете не было. Тогда еще не было даже Америки.
— Но Лидия была…
— Джерри! Не смей говорить мне о своих знакомых женщинах! Я нисколько не ревную, но все-таки не выношу, когда мужчины говорят о своих прежних связях. Кстати, кто такая эта Лидия?
Джерри устремил взор далеко-далеко, в невозвратное прошлое, и заговорил, точно прорицатель в вещем сне:
— Древняя страна в западной части Малой Азии, независимое государство, которое простиралось вплоть до реки Халис на востоке. Ее последнего властителя Креза победил царь Персии Кир в 546 году до нашей эры… Крез был богат; он был богаче мистера Риверса… У него было больше имущества, чем у меня долгов… Действительно, если бы я был даже самим Крезом…
— Ты говоришь так сбивчиво, Джерри. Ты же знаешь, что в Америке есть миллионы людей, гораздо более богатых, чем мистер Крез. Зачем же ты говоришь о такой старине?
— Затем, что у меня других богатых знакомых нет, — ответил Джерри уныло и сунул страховой полис к себе в карман.
— Отдай эту бумагу мне, — поспешно сказала Джоан. — Ты можешь потерять ее, и тогда я не…
Джоан проглотила последние слова этой фразы и старалась придумать взамен какую-нибудь отговорку:
— Я хотела сказать… Лучше, если мы будем хранить этот документ дома…
Ложь — очень неполновесный заменитель правды, однако все-таки имеет широкое хождение среди людей. Джерри теперь совершенно ясно видел, что Джоан лгала. Ее глаза и уста лгали. Единственное, что она могла еще сделать, чтобы не осквернять своих уст ложью, — это говорить правду. Или — начать говорить носом, как советовали циники.
Джерри стоял как вкопанный и держал руку за пазухой, подобно Наполеону или человеку, который опасается за свой бумажник. Страховой полис оставался в его кармане. Он сказал с ледяным спокойствием:
— Джоан, игра сыграна.
— Какая игра? Кстати, Джерри, милый, я купила сегодня новые игральные карты. Тебе нравится покер?
Джерри не ответил. Он продолжал держать руку на груди и чувствовал, что наступает момент его торжества, потому что — вот она, стотысячная страховка, у него в руках! Он держит ее крепко, всей пятерней и аннулирует сегодня же. Посмотрев на жену с некоторой жалостью и чуточку отчужденно, он сказал:
— Я намерен аннулировать страховку.
В глазах Джоан блеснул испуг:
— Ты не можешь! Не смеешь, Джерри!.. Джерри, милый, Чарли убьет нас обоих, если узнает об этом.
Джерри кинулся к дверям, забыв даже приготовить завтрак жене. Джоан последовала за мужем, и едва Джерри открыл дверь, она вцепилась ему в полы пиджака и повисла, рыдая. Но хиропрактик принял решение и не намерен был отступать. Он предоставил жене тащиться за ним хвостом до самой лестничной площадки, но здесь повернулся и сделал бешеный рывок. Джоан не удержалась и упала. И тут оправдалась старинная мудрость: вверх надо лезть и лезть, а вниз — только один шаг. Набрав разгон, Джоан покатилась со ступеньки на ступеньку и остановилась лишь у наружной двери. Руководимая женским инстинктом, она защитила руками лицо — это удалось ей, но только в ущерб спине. На лице не оказалось ни единой царапины. Зато спина — и в особенности ее нижняя часть — соприкоснулась непосредственно с одиннадцатью железобетонными ступеньками. Джоан жалобно застонала и попыталась подняться, но ноги отказались служить разбитому телу, и она тут же, на месте, упала без чувств.
Джерри, смотревший этот спектакль с высоты одиннадцати ступенек, заметил, что Джоан была теперь, несомненно, сама собой. Она уже не играла
— она действительно потеряла сознание. Джерри поспешил к жене, бережно поднял ее на руки и отнес в спальню. Джоан очень тихо простонала и чуть приоткрыла глаза. Затем она словно погрузилась в глубокий сон. Джерри бросился к телефонному справочнику и стал искать адреса врачей, живущих неподалеку. Он снял трубку и едва успел набрать три-четыре цифры, как Джоан устало спросила:
— Джерри, кому ты звонишь?
— Ты жива? — воскликнул он, положил на место трубку и подбежал к постели жены. — Джоан, ты очень ушиблась? Вызвать врача или скорую помощь?
— Не надо скорую помощь, — ответила Джоан слабым голосом, — она так ужасно орет!.. Хуже, чем пожарная машина.
— Что же мы будем делать?
— На той стороне улицы, недалеко, есть дом врачей… Отвези меня туда…
— На чем? На такси?
— Не знаю, — ответила Джоан страдальческим голосом. — Теперь ты видишь, как нужно было бы нам иметь собственную машину. Джерри, мы должны купить машину сегодня же…
Джерри вспомнил, что этажом выше жил некий ветеран первой мировой войны, у которого было современное кресло-коляска. Инвалид был ранен в руку, но, уезжая каждый вечер просить милостыню, он пользовался этим экипажем. Он имел законное разрешение нищенствовать в определенном месте и в определенные часы. Щадя свои ноги, он ездил в коляске, которая внушала уважение — дорогу ей уступали даже автомобили. Ни слова не говоря, Джерри оставил свою жену спокойно лежать в постели, а сам помчался наверх. Ветеран войны Конелли быстро согласился на предложение Джерри и сдал ему свою коляску напрокат на исключительно льготных условиях: полдоллара в час или доллар за три часа. Но необходимо было вернуть транспортное средство владельцу не позднее шести часов вечера, когда в мире темнеет и на улицах становиться светло. Коляска удобно помещалась в лифте. У нее было ручное и ножное управление, смена скоростей и замечательные тормоза. Развернувшись на площадке своего этажа, Джерри захотел опробовать машину и въехал на ней прямо в спальню к жене. Больная сидела на краю постели, охая от боли.
— Джерри! — воскликнула она с ужасом. — Что ты задумал?
— Не спрашивай ни о чем. Я отвезу тебя к доктору.
Джоан смотрела то на коляску, то на своего супруга и наконец проговорила, не на шутку обеспокоившись:
— Мне это ничуть не нравится, ничуть. Один раз я могу поехать на этом, но потом ты должен купить машину… Пускай будет открытая — спортивная модель, но не из самых дешевых. Ты обещаешь?
Джерри не стал обещать. Вместо этого он лишь помог ей усесться получше в коляску, подложив для удобства пару подушек. Джоан печально посмотрела на мужа и спросила:
— Милый, что ты скажешь, если я умру? Спина у меня, наверно, сломана.
— Ты не умрешь, — постарался он утешить жену, хотя и знал прекрасно, что от смерти, так же как и от налогов, никуда не уйти.
Джерри готов был уже отправляться, но в последний момент Джоан вспомнила, что еще не сделала обычного грима.
— Джоан, теперь не до того, — резко сказал Джерри. — Уж врачи как-нибудь поймут, что с тобой случилось несчастье. Мы должны ехать немедленно.
— Я еще никуда не еду! — таков был непреклонный ответ. — Я-то знаю врачей. Они прежде всего смотрят, как больная выглядит, а потом уж начинают осматривать да выслушивать. Джерри, подай мне мою сумочку!
Супруг был вынужден подчиниться. Он стал наблюдать за тем, как женщина ловко, прямо на глазах, меняла свою внешность — быстрее, чем настроение. Он показался себе несчастным червяком, который ползал, извивался, ища убежища, — и наконец попал-таки… в клюв курицы.
— Джоан, я тебя не понимаю, — сказал он, начиная терять терпение, — если действительно у тебя сломана спина, то необходима спешная помощь.
Джоан кончила прихорашиваться и недовольно захлопнула сумочку:
— Тебе не понять сердца женщины! Неужели в Европе все мужчины такие тираны?
— Нет, не все. Иные бьют своих жен по щекам. Лучшее лекарство от капризов и истерик — это крепкая пощечина.
— Джерри, Джерри! Ты ужасен. Ах, господи, как болит спина…
Джоан действительно побледнела, став белее, чем пудра на ее лице. Джерри пожалел о своей бестактности и смиренно попросил прощения. Затем ему было разрешено тронуться в путь, подталкивая кресло-коляску, в котором охала и стонала его прелестная, девственно юная жена. Они уже въехали в лифт, как вдруг Джоан снова что-то вспомнила и знаком велела остановиться:
— Вези меня обратно.
— Зачем?
— Вези, вези! Не могу же я в таком виде дать себя осматривать доктору! У меня ноги — просто ужас! — наверно, целых две недели не бриты. Поторопись! Ты мне поможешь.
Хиропрактик Джерри Финн испил свою чашу до дна. Он украсился смирением и покорностью и больше не перечил. Вот он намылил стройные голени своей жены, затем ловко поработал бритвой, вытер горячими полотенцами и хорошенько напудрил порозовевшую кожу. Он не возражал, желая сослужить жене последнюю службу — перед разводом. Как меняются времена! В дни юности Джерри благовоспитанные мужья застегивали и шнуровали своим женам высокие ботинки — а теперь они бреют женам ноги!
Джоан посвежела. На лице и шее у нее выступил румянец.
— Спасибо, милый, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Не правда ли, теперь мои ноги выглядят совершенно иначе? А в Европе женщины тоже бреют ноги?
— Не знаю, может быть…
— Может быть, у них и волосы на ногах не растут, раз они там вечно недоедают? У американских женщин — обильная волосатость. Это хороший признак: мы такие здоровые! Джерри, скажи, что ты меня любишь.
Джерри молчал и смотрел куда-то мимо жены. Наконец, он словно очнулся и сказал:
— Да, конечно. Теперь ты, наверно, уже можешь ходить.
Джоан ответила на вопрос дерзко: она встала с коляски. Но едва успела она сделать шаг-другой, как ноги ее подкосились и она с громким криком упала на пол. Маленький барабанщик раскаяния вторично забил дробь в голове Джерри. Прося прощения, он снова усадил жену в коляску. Затем они отправились в путь, как молодожены, позабыв о мелких размолвках, которые, как говорят, лишь укрепляют супружеские отношения.
На улице была обычная суматоха. Люди куда-то спешили, предоставляя слово своим локтям. Джерри только теперь понял по-настоящему ветерана войны Конелли: в самой дикой тесноте и давке люди расступались и давали дорогу коляске.
— Джерри, милый, не гони так быстро! — несколько раз замечала ему Джоан.
Но заботливый супруг не слушал этих предупреждений. Он гнал легко катившуюся колясочку бегом до самого перекрестка, где любезный полисмен остановил на минуту целую лавину автомобилей. Отчаянная скорость на повороте даже заставила Джоан закрыть глаза, и она имела вид больной, за жизнь которой врачи бы не поручились. Еще миг — и они въехали прямо в подъезд шестиэтажного дома врачей. Джерри остановил «коляску у первой же двери, на которой была дощечка: „Доктор Дрэйк, специалист. Мировое первенство по операции аппендицита“. Скользнув по этой надписи глазами, Джерри смело позвонил и стал ожидать. Вскоре дверь немного приоткрылась и светловолосая Мэрилин утомленно спросила:
— Что с вами?
— Моя жена повредила себе спину, — заговорил Джерри быстро, — она находится в очень тяжелом состоянии. Не может ли доктор принять ее сейчас же…
— Не может, — перебила сестра. — Доктор Дрэйк специалист. Он оперирует только аппендицит.
Дверь закрылась, как обычно закрываются двери перед просителями, нуждающимися в помощи. Джерри подошел к соседней двери и быстро прочел надпись «Доктор Весс, специалист». Он снова нажал кнопку звонка, сказав несколько слов утешения стонущей от боли Джоан. Прошло добрых пять минут, пока из двери появилась Мэрилин номер два, с папироской во рту.
— Вы заранее записаны на это время? — спросила сестра, обдавая Джерри табачным дымом.
— Не успел… Несчастье случилось только что.
Лишь теперь миловидная привратница заметила сидевшую в коляске больную и проговорила, тряся головой:
— Доктор Весс не может вам помочь. Он оперирует исключительно миндалины. Разве вы не прочли на двери, что он специалист?
Дверь медленно закрылась, и Джерри представился случай дочитать вывеску до конца: «Только удаление миндалин. Бескровная и безболезненная операция. Восемь дипломов».
Джерри отер со лба холодный пот и покатил коляску к третьей двери, на которой значилось только: «Доктор Джеймс У.Д.Геден, всемирно известный специалист. Записываться обязательно заранее».
Джерри взглянул на жену и спросил:
— Джоан, попробуем позвонить сюда?
— Делай, что хочешь, — ответила Джоан устало.
Дверь отворило существо с волосами цвета красной меди и с таким маленьким ротиком, для которого и земляничку пришлось бы разрезать пополам.
— Чем я могу помочь вам? — вежливо спросило существо.
— Не мне, а моей жене.
Сестра заметила Джоан, лежавшую неподвижно в коляске, подошла к ней и принялась рассматривать ее серьги.
— Да, но ведь у вас уже имеются дырочки в ушах.
— Это верно, но почему это вас беспокоит? — взорвалась Джоан. — Я сломала спину, и мне нужна помощь.
— Я очень сожалею, но доктор Геден специалист. Он только прокалывает маленькие дырочки в дамских ушках, чтобы можно было носить серьги. И кроме того, вы хотя бы договорились предварительно о времени!
Джоан закрыла глаза и лишь вздохнула, а Джерри горячо воскликнул:
— Барышня! Вы, безусловно, самая красивая женщина в мире, скажите мне, есть ли в этом доме хоть один такой специалист, который сумел бы помочь моей жене?
— Ну, конечно, конечно! На шестом этаже, сэр. Пожалуйста, воспользуйтесь лифтом.
Джерри повез жену на шестой этаж и снова начал изучать психологию вывесок.
«Доктор Энрико Иенсей, специалист. Переломы берцовой кости».
«Доктор Уолт Бэрнет, специалист. Переломы челюсти и носа. Специальное лечение для боксеров».
«Доктор Лео Кейпхарт, специалист. Резаные раны».
«Доктор Дж.Г.Л.Брикер, специалист. Повреждение позвоночника…»
— Наконец-то! Наконец-то! — воскликнул Джерри и подкатил коляску поближе.
Джоан улыбнулась грустной улыбкой, но, когда отворилась дверь, она сразу застонала.
— Прежде чем я впущу вас, вы должны уплатить триста долларов, — сказала сестра, как две капли воды похожая на Джоан.
— У меня только десять, — ответил Джерри.
— В таком случае мы ничем не можем вам помочь. Доктор — специалист, и его минимальная такса — триста долларов за прием.
— Я постараюсь достать деньги попозже, — почти умолял Джерри.
— Доктор никого не лечит в рассрочку. Поищите врача подешевле. В Гарлеме есть врачи-эмигранты, бежавшие из Европы, которые лечат чуть ли не даром.
— Нет, мисс… Мы не можем ехать туда. Неужели вы не поговорите с доктором, чтобы он…
— Чтобы он повторил вам то же самое, что сказала я? — перебила женщина. И полупрезрительно добавила:
— Советую вам отвезти вашу жену в какую-нибудь больницу.
— А где здесь поблизости какая-нибудь общественная больница? То есть я имею в виду — такая, в которой лечение бесплатное.
— Бесплатное? О чем вы, собственно, говорите?
— Просто… Я говорю об общественной, государственной или городской больнице.
Сестра смерила взглядом несчастного супруга:
— Господин, я замечаю, что вы иностранец.
— Я Джерри Финн.
— Это не играет роли. Знаю я вашего брата. Будет умнее всего, если вы отвезете вашу жену в Англию, или в Швецию, или в какую-нибудь другую страну. Там вы, наверно, получите общественное лечение…
Дверь захлопнулась, и Джерри пришлось ухватиться за спинку кресла-коляски, чтобы устоять на ногах. Не говоря ни слова, он покатил свою карету в лифт и нажал кнопку. Когда они стали спускаться, Джоан открыла глаза и жалобно спросила:
— Джерри, откуда ты взял эти десять долларов? Мы ведь условились, что ты будешь отдавать мне все деньги. Ты не честен.
Джерри молчал. Он действительно утаил эти десять долларов на собственные расходы и сейчас чувствовал себя преступником, жизнь которого постепенно устремляется к электрическому стулу. Он потерял все, кроме разве лишь накапливаемого опыта.
Лифт опустился на первый этаж, и Джерри покатил коляску к выходу.
— Куда ты меня везешь? — спросила Джоан обеспокоенно.
— Не знаю. Может быть, в Англию или в Швецию…
— Нет, Джерри! Я не хочу покидать Америку!
Какой-то любезный господин помог им открыть двери и спросил на ломаном американском языке:
— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь, господа?
— Пожалуйста, — сказал Джерри, — не укажете ли вы нам ближайшую больницу?
— Через две улицы отсюда, к северу, сэр.
— О'кэй, благодарю вас!
Кресло-коляска двинулось в путь. Прохожие сторонились, уступая дорогу, и быстро соображали: интеллигентный слуга везет богатую хозяйку за покупками. Можно было даже предположить, что слуга принадлежит к высшему сословию. Он вполне мог оказаться троюродным братом русского царя или членом бывшего королевского дома Румынии.
Джерри сбавил скорость и подкатил коляску к воротам госпиталя святой Марии. Пожилая монахиня открыла смотровое окошечко и спросила хриплым голосом:
— Что вам нужно?
— Случилось несчастье, — отвечал запыхавшийся Джерри. — Моя жена переломила себе спину и получила тяжелое сотрясение мозга.