— Болваны! Тупорылые свиньи!
   Когда дверь защелкнулась, Исаак сказал Джерри с укоризной:
   — Ведь у тебя же молоток!..
   Он снова ушел на кухню, а Джерри некоторое время оставался наедине с самим собою. Наконец, собравшись с духом, он медленным шагом направился домой, туда, где все великие мужи становятся маленькими, а маленькие женщины — большими, где женские слезы кажутся самым могучим в мире потоком, и где многие мужья заболевают особой мужской болезнью — тоской по дому.
 

Глава девятая

в которой Джерри Финн страхует свою жизнь на сумму в сто тысяч долларов, после чего впадает в меланхолию
 
   Джерри шел домой. Погода резко переменилась, стало ветрено и довольно прохладно. По сентябрьскому небу проносились темно-серые тучи и ослепительные письмена световой рекламы. На улице царила обычная сутолока. Люди собирались вместе, чтобы сильнее ощутить одиночество. Многие магазины уже закрыли свои двери на ночь, предоставляя возможность многочисленным аптекам развернуть усиленную торговлю. Днем люди делали покупки преимущественно в магазинах уцененных товаров, а вечером — в аптеках. Рабочий день аптек начинался тогда, когда детей укладывали в кроватки плакать, а взрослые уходили провести вечер в кино или ресторане. В аптеках торговали прохладительными напитками, горячими сосисками, мороженым и солеными орешками, а также нейлоновыми чулками. Но были и такие аптеки, где можно было купить аспирин и касторку — с уценкой по случаю распродажи.
   Джерри заметил несколько витрин, где товары предлагались бесплатно. Если вы купите десять пачек жевательного табаку, то получите десять бумажных носовых платков в виде бесплатного приложения. Людям нравилось приложение, и они покупали жевательный табак. Поэтому жизнь тысяч семей насквозь пропахла табаком.
   Ветер крепчал, и прохожие ускоряли шаг. Приютившиеся в подъездах мелочные торговцы и попрошайки всякого рода потирали закоченевшие руки и набрасывались на прохожих с громкими выкриками. Наконец погода сделалась настолько несносной, что даже ветер жалобно взвыл и с плачем стал биться во все окна и двери, кидаясь под ноги прохожим, задирая тысячи подолов и гоняя по улице бумажный сор. Стал накрапывать дождь. Пешеходы искали укрытия в аптеках. Но Джерри Финн спешил к себе домой.
   Прелестная Джоан встретила его поцелуем у самого порога.
   — Милый, что же ты так поздно? — спросила она. — Я ждала тебя с таким нетерпением! У меня припасены для тебя два маленьких сюрприза.
   Первым сюрпризом оказался ее брат Чарльз, который уже получил у старой нефтяной королевы официальный развод. Чарли сидел в кресле по-домашнему, положив ноги на курительный стол. В руке у него был стакан виски, шляпа небрежно держалась на затылке.
   — Эй, приятель, — крикнул он вошедшему Джерри. — Много долларов ты сделал сегодня?
   Джерри не отвечал, и Джоан поспешила представить ему второй сюрприз: несколько этюдов пастелью, которые она исполнила в порыве вдохновения час назад. Джерри тотчас убедился, что жене его гораздо больше удавалась живопись на ее лице, чем на холсте. Он, однако, не хотел оскорбить ее деликатные чувства и только тихо вздохнул:
   — Действительно… Да, конечно. Хорошо, когда человек чем-нибудь увлекается.
   — Увлекается? — переспросила Джоан. — По-твоему, это только увлечение? Смотри: вот еще! Сюжет из Южной Америки. Я это скопировала из журнала «Лук», и Чарли говорит, что копия лучше оригинала.
   — Действительно. Да, конечно…
   — А это портрет Юджина. Я срисовала его с фотографии. Признайся, Джерри, что я умею рисовать! Теперь я вступлю в союз художников и стану знаменитостью. В больнице я писала масляными красками — но они так пачкаются! И, кроме того, пастель сейчас в моде.
   — Да, конечно, — согласился Джерри, поглядывая мимоходом на жениного брата, который медленно потягивал виски, уставившись на своего «родича» твердым и презрительным взглядом и пребывая в состоянии мрачной задумчивости.
   Джоан бережно собрала с дивана просмотренные этюды и перенесла их на стол.
   — Неужели ты не гордишься своей женой? — спросила она с очаровательной улыбкой.
   — Горжусь, почему же не гордиться…
   — А в Европе тоже увлекаются живописью?
   — Постольку поскольку…
   — О, им следовало бы приехать сюда поучиться. Я однажды видела в каком-то журнале европейские картины. О-ох! Это было так ужасно!
   — Тебе надо бы посмотреть их побольше.
   — Ах, Джерри, милый, я видала столько картин! В одной народной школе в Техасе было огромное собрание прекрасных картин. Но я еще не занималась тогда живописью…
   Чарльз многозначительно кашлянул.
   — Джоан, нет ли у тебя еще виски? И потом — я здорово проголодался.
   Джоан, казалось, была обижена.
   — Неужели ты не можешь говорить ни о чем другом?
   Она снова наполнила стакан брата, а затем сказала мужу:
   — Ты принес что-нибудь поесть?
   — Нет…
   — Не принес? Тогда ты должен сейчас же сходить в магазин.
   Чарльз ехидно улыбнулся, видя неловкость и беспомощность своего противника. В самом деле, не пора ли сбить спесь с этого переселенца? Чарльз начал насвистывать какой-то разнузданный мотив, в котором отлично выразилось его второе, преступное «высшее» «я».
   — Джерри, тебе надо немедленно идти за покупками, — повторила Джоан.
   — Магазины уже закрыты, — робко отвечал уже сломленный супруг.
   — Открыты аптеки. Иди сейчас же. Чарли голоден. В соседнем доме есть аптека.
   — У меня нет денег, — отвечал Джерри мрачно.
   — Денег? На что они тебе?
   — Чтобы купить поесть… твоему брату…
   Джоан положила руки на плечи Джерри, устремив на него прекрасный киновзгляд.
   — Ах, милый Джерри, как ты очаровательно глуп! Неужели ты до сих пор не знаешь, что мы все покупаем в долг? Только уличные женщины требуют плату наличными…
   — Не все, — заметил Чарли, попутно пригубив свой стаканчик.
   — Ну конечно, бывают исключения, но я говорю вообще. У меня набрано в кредит по крайней мере в пятидесяти магазинах. А теперь, когда я замужем, я могу набирать еще больше. Джерри, милый!.. Ах, как я люблю тебя! И чем больше я тебя люблю, тем больше я тебя понимаю. Европейцы, наверно, потому и бедны, что за все покупки платят наличными. Они…
   — Они нам должны, — перебил ее Чарльз. — Европа до черта задолжала нам.
   — Ну да, разумеется! — ответила Джоан. — Но, наверно, они как-нибудь заплатят…
   — Как бы не так? — презрительно ухмыльнулся Чарльз. — Дождешься от них!.. А ведь если бы они хоть годик не пили коньяку и прочей своей тухлятины, могли бы свободно уплатить нам долг.
   На сердце у Джерри закипело, он не мог сдержаться:
   — А если бы американцы посидели годик без еды, они могли бы расплатиться за свои автомобили и холодильники.
   Чарльз надвинул шляпу на глаза и встал. Рука Джерри невольно скользнула в задний карман за молоточком, который был всегда наготове. Однако столкновения не произошло, так как Джоан вовремя бросилась их разнимать.
   — Ну зачем вы обижаете друг друга? Чарли, сядь же! Джерри! Тебе надо идти. Купи всего побольше и повкуснее.
   Джерри пошел, точно приговоренный к смерти. Второй день его супружеской жизни казался более многообещающим, нежели первый. На скуку нельзя было пожаловаться, ибо Джоан умела организовать постоянно меняющуюся программу. В супружеских делах Джоан имела также гораздо больше опыта, чем Джерри, который явился для влюбленной женщины третьим подопытным кроликом. Джерри сравнил свою жену (правда, лишь мысленно) с водкой: сначала согревает, а затем делает человека дураком. Очаровательно глупым дураком…
   Чарльз остался со своей сестрой наедине.
   — Я не могу терпеть эту рожу, — сказал он. — Этот еще противнее, чем Том и Эрол.
   — Нет, право, в нем есть даже что-то милое, — возразила Джоан. — Он много учился и массу всего знает.
   — Он доучился до одури. Вот и все.
   — Во всяком случае, он культурен.
   — На кон черт нам его культура? Только бизнес имеет значение.
   — Он знает несколько языков.
   — Ну и что? На свете нужен только американский язык. А имея доллары, можно объясниться в любой стране.
   — Но, Чарли, деньги не всегда все решают…
   Чарльз поднялся, подошел к сестре и посмотрел ей в глаза.
   — Джоан, ты что — снова начинаешь сходить с ума? Ты говоришь так, как будто наш бизнес — это что-то второстепенное. Надеюсь, ты не влюбилась по крайней мере? Или ты собралась в монастырь?
   — Я не могу это объяснить, но у Джерри есть какие-то хорошие стороны.
   — Что мне до его хороших и плохих сторон! Нам нужно делать бизнес, а не переливать из пустого в порожнее. Готов он страховать свою жизнь?
   — Нет еще. Я с ним говорила об этом, но…
   — Говорила! Ты должна заставить его. И уж назначай сумму побольше, чем Тому и Эролу. Мне надоело работать по мелочам.
   — Но если он начнет подозревать?
   — Все равно. Как только страховка будет подписана, все станет ясным. Надо сегодня же все уладить. А тогда вы купите машину.
   — Зачем?
   — Это мое дело. Вы покупаете машину, и Джерри садится за руль. Об остальном позабочусь я.
   На лице Джоан появилось тоскливое выражение.
   — Я так боюсь…
   — Пустая чувствительность. Ты боялась и с Томом, и с Эролом — а все уладилось отлично. Джоан, принеси же немного виски.
   — Если меня начнут подозревать…
   — Принеси каплю виски!
   — Тогда я пропала…
   — Ты что, оглохла? Принеси виски и не хнычь!
   Джоан молчала. Непонятная сентиментальность вставала на пути ее расчетливости, или, вернее, расчетливости ее брата. И она вдруг почувствовала романтическую потребность плакать.
 
 
   Джерри, вернувшись из аптеки, прошел с покупками прямо на кухню, где стал готовить ужин. Итак, он уже испытал, какова жизнь человека до и после женитьбы. Пока он поджаривал колбасу, в мозгу его рождались афоризмы, ни в какой мере не связанные с приготовлением пиши. Джерри заметил в современном браке некоторые идеальные черты: например, жена не слишком часто приходит на кухню мешать мужу.
 
 
   После ужина Джерри все-таки начал серьезно опасаться, что его брак не будет очень продолжительным. Его опасение укрепилось, когда Джоан снова заговорила о страховании жизни, а Чарльз оказался страховым агентом и заявил, что может оформить такое пустяковое дельце в два счета.
   Джерри пытался упираться, как только мог, ибо знал, что страховка вынуждает человека жить в бедности ради того, чтобы умереть в богатстве.
   — Джерри, милый, ты должен застраховать свою жизнь! — твердила Джоан. — Каждый человек, хоть немножечко любящий жену, страхует свою жизнь.
   — У нас нет средств, — пробовал втолковать ей Джерри.
   — Будем экономить, — настаивала Джоан. — Подумай: а вдруг ты случайно умрешь, и я…
   — Ты снова выйдешь замуж, — докончил Джерри.
   Чарльз, который уже успел разложить на столе страховые бумаги, услыхав последние слова, прикрикнул на Джерри:
   — Ну, довольно трепаться, приятель! Довольно!
   — Чарли! — вступилась Джоан. — Прошу тебя, успокойся! Джерри не хотел сказать ничего плохого. Просто он знает, что такая женщина, как я, когда угодно найдет себе нового мужа. Даже в больнице врачи — все поголовно — в меня влюбились. Они восхищались моими глазами, моей девичьей грудью, моими точеными ножками и…
   — Перестань, Джоан! — оборвал ее брат. — Теперь надо делать бизнес — и баста. Ну, лекарь, во сколько косых ты оцениваешь свою душу?
   — Пятьдесят, — сказала Джоан, прежде чем Джерри успел рот раскрыть.
   — «Пятьдесят», — презрительно передразнил Чарли. — Кладем уже прямо сто! Сто тысяч.
   — Кто же будет платить страховые взносы? — пролепетал Джерри.
   — Ты, конечно, — ответил Чарльз. — Ну, так! Давай же — здесь нужны кое-какие сведения: место и время рождения, возраст родителей… Была ли у тебя в роду чахотка, кровяное давление, хронический понос и тому подобное?
   Джерри ничего не отвечал.
   — Милый, почему же ты молчишь? — проговорила Джоан. — Ведь Чарли думает лишь о нашей пользе.
   — О твоей пользе, — уточнил Джерри. — У меня недостаточно средств, чтобы платить за такую большую страховку.
   — Мы можем жить в кредит, а деньги на взносы брать взаймы, — успокаивала Джоан. — Так делают все мои знакомые.
   Джерри молчал. Он теперь слишком хорошо понял, что попал в печь, в которую, чтобы она не остывала, все время подкладывали новых переселенцев. Каждый полноправный американец мог подбавлять огня и дуть при этом только на свою ложку. Молчание Джерри нисколько не смутило страхового агента, который весьма примитивным почерком заполнил бланки, а затем сунул авторучку в руку Джерри и скомандовал:
   — Черкни свою подпись — вот здесь.
   Он ткнул пальцем в пустую строчку.
   — Я не подпишусь против воли, — резко ответил Джерри.
 
 
   Но едва успел он закончить эту фразу, как Чарльз направил ему в грудь пистолет, спокойно говоря:
   — Я жду не больше минуты. Очень жаль, что тебя приходится учить хорошим манерам. Ну, давай, давай, царапай! А то ведь я попорчу твою шкуру!
   — Джерри, пиши, пиши скорей! — закричала Джоан. — Вот уже прошло полминуты! Разве ты не понимаешь, что Чарли думает только о нашей пользе? Джерри, милый, пиши скорее! Я так боюсь, когда стреляют!..
   Гражданин вселенной Джерри Финн покорился воле своей жены и пистолета. Он собственноручно расписался под заявлением, в котором просил застраховать его жизнь на сумму в сто тысяч долларов, и свято клялся в том, что является здоровейшим человеком, все предки которого жили не менее чем до ста лет.
   — Не надо ли Джерри пройти еще врачебное освидетельствование? — спросила Джоан, когда Чарльз начал собирать бумаги.
   — Это не требуется, — ответил любезный братец. — Я это улажу.
   Он спрятал бумаги во внутренний карман пиджака и сказал уже совсем спокойно:
   — Страховка через пару дней будет утверждена. Джоан, дай-ка мне еще глоток виски на дорожку. — Сунув в карман пистолет, он бросился в кресло и, глядя на Джерри почти дружески, сказал: — Ну, вот так-то, приятель! Теперь можно побеседовать о чем-нибудь другом. Как тебе нравится в нашей Америке? Неплохая страна, не правда ли?
   — Восхитительная, — ответил Джерри мрачно.
   — Это хорошо, что тебе здесь нравится.
   — Чарльз получил рюмку виски, а Джерри — нежное признание:
   — Ах, Джерри, милый, как я теперь люблю тебя!
   Джоан обвила руками шею своего притихшего супруга и, засунув кончиком языка жевательную резинку за нижнюю губу, запечатлела на его устах такой горячий поцелуй, что Чарльзу игра показалась чересчур правдивой. Черствый страховой агент не понимал, что поцелуй — явление чисто анатомическое и что для соприкосновения двух пар напряженных губ требуются лишь эластичные и чувствительные мышцы.
   Хотя Джерри был в этом анатомическом спектакле всего лишь пассивным статистом, Чарльз осудил обоих, ибо и он понимал, что для поцелуя требуется две головы.
   — Меня тошнит! — кричал он. — Перестаньте лизаться, черт побери! Джоан, ты совсем спятила? У меня из-за вас в животе швы разойдутся.
   Дистанция между супругами увеличилась. Чарльз выпил виски и собрался уходить. В дверях он обернулся, чтобы еще раз сказать сестре:
   — Помни же насчет машины. Не отступай!
   Джоан утвердительно кивнула головой и пожелала дорогому брату самого наилучшего здоровья.
   После ухода Чарльза наступила минута молчания, когда Джерри без сил опустился в кресло и задумался о значении сделанного им шага. Все произошло так быстро, слишком быстро! Он чувствовал себя победителем по милости господней. И вот у него уже нет своей воли. Человек, который исцелял спинные хребты людей, теперь сам оказался без хребта.
   — Ох, как у нас тихо! — воскликнула наконец Джоан и включила радио. — Я терпеть не могу тишины. Джерри, ты все так же любишь меня?
   Муж молчал. Джоан забралась к нему на колени и продолжала:
   — Теперь, когда жизнь ты застраховал, нам необходимо купить машину.
   — Чтобы твои родственнички смогли поскорее воспользоваться моей страховкой… — сказал Джерри с горечью. — Нет, Джоан. Эта игра заходит слишком далеко.
   — Какая игра?
   — Эта принудительная игра.
   — О чем ты говоришь, Джерри? В нашем доме никакого принуждения не бывает. Все происходит добровольно, потому мы и любим свободу. Но автомобиль нам необходим. Передвигаться по улице безопаснее, когда сидишь в машине. Скажи, милый, мы купим машину завтра же?
   — На какие деньги?
   — Ну, Джерри, милый! Неужели ты до сих пор ничему не научился? Деньги не нужны, если ты можешь купить в кредит.
   — А кто будет водить машину?
   — Ты, конечно.
   — Мне на дадут прав. У меня слишком плохое зрение.
   — Это ровным счетом ничего не значит. Разумеется, Чарли все устроит. Он знаком со всей полицией. Чарли пользуется таким влиянием! Однажды в газетах был даже помещен его портрет.
   — И много было обещано за его поимку? — ехидно пошутил Джерри, столкнув милую дурочку с колен.
   Но Джоан уже не слышала его слов, потому что внимание ее привлекла радиопередача. Она прибавила громкость, снова уселась к мужу на колени и восторженно закричала ему прямо в уши:
   — Джерри! Ну, помолчи минуточку! Я хочу послушать эту передачу. Это из Чикаго! Они уже закончили! Ах, как интересно! Они закончили!
   — Кто они?!
   — Что ты говоришь?
   — Кто они и что они закончили?
   — Конкурс красоты. Неужели ты не знаешь? Весь мир говорит об этом уже много дней. Прекрасно! Изуми-тель-но!..
   Джерри снова стал побаиваться за свой бедный рассудок, который подвергался все новым и новым испытаниям. Джоан была настолько наэлектризована и напряжена, что Джерри почти не чувствовал ее веса. Рука ее конвульсивно сжимала руку мужа. Прочтя сначала внушительную пачку объявлений, диктор перешел наконец к сенсации дня. Джоан все сильнее сжимала руку мужа, возбужденно вскрикивая:
   — Сейчас, сейчас начнется, слышишь? Ты слышишь?
   Джерри слушал.
 
    — Говорит УБСМ, студии Чикаго и Мильвоки.
    Дорогие радиослушатели и телезрители! Эта передача транслируется по всем станциям. Как известно каждому просвещенному и следящему за временем гражданину, сегодня в Чикаго состоялся Всемирный конкурс красоты. Поскольку всеми жителями нашего великого материка давно уже признано, что наши женщины все без исключения красавицы, то конкурс на этот раз проводился среди мужчин. И, как мы уже сказали, — конкурс международный. Следовало избрать самого красивого и самого мужественного мужчину в мире — так сказать, эталон мужчины этого года. Для победителя конкурса установлено специальное почетное звание: «Мистер Универсум». Участники прибыли отовсюду. Не было только представителя бушменов, живущих в центральной части Южной Африки. Дело в том, что бушмены, безусловно, считают себя красивейшим в мире народом, для которого участие в конкурсе просто излишне. Но перейдем к самому конкурсу.
    Ни один участник не явился на этот благородный смотр добровольно — нам ведь известна исключительная скромность мужчин. В силу этого их пришлось доставлять на арену принудительно и уже здесь освобождать от ручных и ножных кандалов — в присутствии авторитетного жюри. В течение более чем четырех часов жюри проделало огромную работу. Было исследовано физическое здоровье конкурентов, среди которых не оказалось ни одного с плоскостопием или с каким-нибудь опасным умопомешательством. Каждый умел ходить, читать и писать. Наконец жюри единодушно провозгласило самым красивым мужчиной в мире и увенчало титулом «Мистер Универсум» мистера Анастасиуса Антонио Джованни Стабутопулоса, единственного сына безвестного датского пивовара. Мистер Стабутопулос, которому недавно исполнилось девятнадцать лет, родился в семье датских греков в Копенгагене, где его отец уже двадцать лет занимается приготовлением всемирно известного экспортного пива. Итак, мистер Универсум — это Анастасиус Стабутопулос. Его победа на конкурсе абсолютная и подавляющая, ибо авторитетное жюри присудило первую премию Дании, выразив признательность этой стране за ее политическую дальновидность, за высокое качество ее масла, за дешевизну сыра, за отличное экспортное пиво и за изумительные достижения ее врачей, которые сумели при помощи сложнейших операций и чудодейственных инъекций превратить молодых американских мужчин в юных, цветущих женщин.
    Уважаемые слушатели! Вам, вероятно, не терпится узнать, что за человек мистер Универсум. Ради этого мы пригласили в нашу студию председательницу жюри конкурса, мисс Эвелин Сандерс, которую вы, наверно, знаете, так как она является главным редактором всемирно известного журнала «Только женщины», а также секретарем Национальной косметической комиссии. Мисс Сандерс, предоставляю вам слово.
    — Спасибо, мистер Кройгер. Да, дорогие слушатели! Я имела изумительно приятную возможность поближе узнать мистера Универсума тотчас после окончания конкурса — на специальном обеде деловых людей в отеле «Николет». Мне довелось почти два часа сидеть рядом с этим прекраснейшим в мире мужчиной. Так и хотелось поцеловать его прелестно сочные губы, обрамленные невыразимо прекрасной, свежей порослью бороды и усов! Мистер Универсум весит без одежды 318 фунтов, и его лучистые глаза нежно оттенены чудесно изогнутыми густыми ресницами. Взгляд его подобен северному сиянию, он прямо-таки обжигает сердце женщины. Его лицо — точно волшебное зеркало, а волосы вьются от природы, как шерсть мериносовой овцы. Торс у него прекрасных пропорций. Объем груди — 68 дюймов. Когда я спросила это божественное существо, в чем секрет его мужской красоты, он ответил совершенно очаровательно: «Вероятно, в том, что я не дал нашим хирургам изменить мой пол». По такому ответу я сразу признала в нем редкий ум. Лишь очень редко приходится видеть, чтобы красота и ум шли рука об руку в таком согласии. Когда я поинтересовалась пищевым режимом мистера Универсума, он ответил скромно, как все великие люди: «Я съедаю много картошки и сыра и пью пиво изготовления моего отца».
    В обширном саду, где растут розы всемогущего, есть только один мистер Универсум. Теперь он получил более пяти тысяч брачных предложений, автомобиль стоимостью в шесть тысяч долларов, несколько сотен золотых пивных кружек и…
 
   — Довольно, довольно! — вскричал Джерри и, оттолкнув жену, бросился выключать радио. — Я больше не могу это терпеть.
   Джоан была поражена.
   — Джерри, милый, что с тобой? Ты так бледен…
   — Надоело… Сыт по горло!..
   — Тебе надоела я?
   — Нет, жизнь! Жизнь надоела…
   Джерри стоял посреди комнаты, схватившись за голову.
   — Ах, боже мой, — забеспокоилась Джоан. — Не болен ли ты? Ах, это ужасно… и страховка еще не утверждена! Иди, я уложу тебя отдохнуть. Ты не должен еще умирать! Подожди хоть пару дней… Скажи, что ты меня любишь.
   С помощью жены Джерри доплелся до постели и устало сказал:
   — Не спрашивай об этом так часто, а то наступит инфляция.
 

Глава десятая

в которой Джоан повреждает себе спину и прибегает к помощи специалиста
 
   — Как прошла вторая ночь? — спросил мистер Риверс, когда Джерри явился следующим утром на прием, сонный и бледный.
   — Спасибо, Исаак! Во всяком случае, я не могу пожаловаться на однообразие. Программы хватило до утра. Жена уснула только час назад.
   Исаак не мог допустить, чтобы человек, столь недолго наслаждавшийся супружеским счастьем, уже стал циником. Он наивно полагал, что бледность его коллеги — живое свидетельство изнурительного счастья.
   — Возможно, ты совершил как раз правильный выбор… — продолжал Исаак.
   — Я ведь не знаком с твоей женой. Слышал только, что говорят о ней… Разные слухи…
   — Что о ней говорят? — насторожился Джерри.
   — Да ничего… Не стоит обращать внимания.
   — Пожалуйста, расскажи. Не беспокойся за меня.
   Исаак сделал вид, будто старается что-то вспомнить, и затем медленно проговорил:
   — Твоя жена — опытная женщина. Она умеет обращаться с мужчинами…
   — Что о ней говорят? — закричал Джерри.
   — Да ну, ничего особенного. Я не хочу мешаться в ваши дела.
   — Исаак! Раз уж ты начал — говори до конца. Это нисколько не помешает моему счастью.
   — Я знаю. Каждый влюбленный слеп. Бессердечная женщина делает добросердечного человека безголовым.
   Джерри вышел из терпения.
   — Почему ты крутишь вокруг да около? Я еще раз спрашиваю: что о ней говорят?
   Исаак посмотрел на него отеческим взглядом и сказал серьезно:
   — Рассказывают, что прежние мужья твоей жены умерли при несколько странных обстоятельствах и что они незадолго до своей кончины успевали солидно застраховать свою жизнь. Впрочем, все это, конечно, скверные сплетни и праздные домыслы, которым не следует придавать никакого значения. Я, во всяком случае, рад, что вы подошли друг другу и что вы счастливы — это, между прочим, большая редкость в наше время. Ну, Джерри! Что с тобой? Эй! Ты что, не слышишь меня?
   Джерри точно окаменел. Он молча устремил взгляд прямо перед собой. Затем — словно ноги у него подкосились — опустился в кресло, тяжело вздохнул:
   — Спасибо, Исаак… Ты оказал мне большую услугу, рассказав это…