Эта беспечная жизнь защитников Итля услаждалась еще присутствием тысячи добрых и милых женщин из «священного женского легиона», ни в чем не отказывавших своим собратьям по оружию.
   Поэтому удар, обрушенный Тревисом около полночи в тыл капитанам, упал в пустое пространство. Позиции были не заняты, и только «женский легион» Адлера оказал неожиданное и упорное сопротивление, конченное штыковым ударом.
   Тревис с эскадроном горцев проскакал за линию окопов к передовым пикетам ассорской армии. Остановленный ими, он потребовал немедленного свидания с командующим заслоном Ассора и, принятый высоким бритым человеком, в маленькой мазанке у железнодорожного полустанка, изложил кратко и ясно обстановку.
   – Спасибо, товарищ, – сказал бритый, крепко поцеловав Тревиса, – вы поспели вовремя. К нам только вчера подошла дивизия кавалерии, снятая с восточного фронта, и мы хотели переходить в наступление. Тем лучше. Мы избавлены от лишних человеческих жертв.
   Он отдал распоряжение, и рожки горнистов пропели поход.
   Через час темная масса кавалерии, колебля в ночной темноте тонкие острия пик, пролетела с гиком, свистом и лихой песней на юг.
   Пехота, посаженная в вагоны, отправлялась эшелон за эшелоном вдогонку кавалерии, и ущербная луна косо смотрела на бесконечную ленту поездов, устремившихся один за другим к морю.
   В час, когда ликующее население Порто-Бланко праздновало веселым карнавалом свое присоединение к величайшей державе мира, обе части армии соединились на узловой станции, в одном переходе от столицы, и остановились на отдых. Суровые, овеянные пороховым дымом и славой, солдаты ассорской армии братались с нефтяниками и с радостным изумлением набрасывались на фрукты, сладости и жирную мясную пищу.
   – Хорошая страна у вас, ребята. Сытная. Полмира прокормить может, говорили с восхищением они, растягиваясь на траве с полными желудками.
   Крестьянки тащили из деревень все новые и новые запасы продовольствия, и солдаты, похохатывая и любезничая, набивали вещевые мешки окороками, бараниной, хлебом, салом, всем давно не виданным изобилием.
   Перед вечером они двинулись дальше походным порядком, чтобы ворваться в столицу на рассвете.
   Ожидая возвращения флаг-офицера, сэр Чарльз с неудовольствием слушал непрекращающиеся крики.
   «Экий простофиля Кук. Не может унять сразу», – подумал он, но дверь террасы с шумом распахнулась, ударилась о стену, брызнув осколками стекол, и в нее проскочил бледный, с раскрытым ртом, лейтенант Кук.
   – Сэр Чарльз!.. Сэр Чарльз!.. Несчастье!.. – завопил он, подбегая.
   Лорд Орпингтон с недоумением спросил:
   – Что с вами? У вас мозги не в порядке?
   – Страшное несчастье, сэр Чарльз! Они идут! Они уже у городской заставы.
   – Кто они? Саранча, тараканы или крысы?
   – Нет! Войска!.. Армия Ассора!.. Громадная армия!.. Они сметают все…
   Лорд Орпингтон ухватился за перила. Усы его вздыбились.
   – Армия Ассора?.. Эти банды?.. Что за вздор? Позовите сюда начальника штаба.
   Но начальник штаба сам появился на террасе.
   – Генерал Тиббинс, в чем дело? Что за идиотская суматоха? Какая армия? Неужели солдаты так перепились вчера на празднике, что им чудятся армии?
   Но генерал Тиббинс, взяв под козырек, ответил с тщательно подавляемым волнением:
   – Простите, сэр, но это – правда.
   – Как правда? – взвизгнул сэр Чарльз, теряя спокойствие.
   – Разрешите доложить, сэр. По моему приказанию, полковник Маклин, командир первой бригады, вчера ночью выставил заставы в горных проходах, окружающих город. Два часа тому назад они были сметены нежданным налетом огромного количества кавалерии и вынуждены были покинуть свои позиции. Одной из застав удалось, отступая, взять двух пленных. Пленные показали, что они являются передовыми частями ассорской армии, форсирующей горную цепь. Полковник Маклин погиб в этой стычке, сэр. Высланная мною разведка мотоциклистов только что донесла, что весь город окружен неизвестным противником. Сила его, по донесениям, около двадцати пяти тысяч пехоты и около дивизии конницы.
   Сэр Чарльз задыхался.
   – Немедленно!.. Сию минуту! Эскадре открыть заградительный огонь по проходам. Все войска в боевую готовность. Занять все дороги. Я сам принимаю командование.
   Генерал Тиббинс стоял неподвижно.
   – Вы что? Одурели от страха? Позор! Вы слышали, что я приказал? крикнул лорд Орпингтон.
   Генерал Тиббинс вспыхнул.
   – Сэр, – сказал он с негодованием, – в другой обстановке вы ответили бы за ваши слова. Я не струсил бы и перед сатаной. Но…
   – Что «но»?.. – взревел главнокомандующий.
   – Я боюсь даже сказать, сэр. Это необычайно, но это катастрофа…
   – Да говорите же, дьявол вас возьми!
   – Сэр, солдаты опоены во время вчерашнего праздника каким-то снотворным веществом. Их ничем нельзя разбудить. У нас осталось не более трех тысяч боеспособных людей, но и они не хотят драться.
   – Как не хотят? – простонал лорд Орпингтон, сжимая голову руками.
   – Они заявили, сэр, что им нечего вмешиваться в чужие дела. Они заявили, что защищать, извините, сэр, такую сволочь, как население этого города, они не желают.
   – Расстрелять!.. Каждого десятого! Я им покажу!
   – Поздно, сэр! Взгляните на рейд, – сказал уныло генерал Тиббинс.
   Сэр Чарльз бросился к парапету террасы и застыл, как жена Лота.
   Рейд кишел шлюпками, и в них, как муравьи, сыпались солдаты.
   – Они убираются сами и сносят спящих товарищей, сэр. Они говорят, что вовсе не желают платиться своими шкурами за «паршивый вертеп».
   Сэр Чарльз оторвался наконец от парапета. Лицо его съежилось и посерело.
   – Мой катер, – выдавил он хрипло. – Где мой катер?
   – Ваш катер, сэр, находится под охраной моряков. Им можно еще воспользоваться, – ответил генерал Тиббинс.
   – Кук! Машину! Мы едем! – крикнул лорд Орпингтон. – Дай мне, боже, силы пережить этот позор.
   – Машина уже ждет, сэр Чарльз. Я приказал сразу приготовить ее, отозвался лейтенант Кук с явной радостью.
   Сэр Чарльз покинул террасу огромными шагами. Генерал Тиббинс и Кук поспешили за ним.
   Катер колыхался у стены набережной среди криков, плеска весел, грохота моторов и гула толпы на набережной.
   Лорд Орпингтон сидел на корме, закрыв лицо руками, чтобы не видеть панического бегства своих войск.
   Генерал Тиббинс наклонился над ним.
   – Сэр! Делегация правительства просит свидания с вами.
   Сэр Чарльз поднял голову, и глаза его сверкнули бешенством.
   – Правительства? Какого правительства? Какого черта им нужно?
   – Делегаты просят предоставить им перевозочные средства, чтобы сесть на корабли и избежать расправы.
   Лорд Орпингтон встал и захохотал.
   – Что? Они хотят ехать? Куда? В Наутилию? Что же они думают, что Наутилия помойная яма для каторжного сброда? Ха-ха-ха!
   – Что же прикажете ответить, сэр?
   – Скажите, что эта рвань может тонуть, как ей вздумается. Отчаливай!
   Катер отвернулся носом от мола и понесся в открытое море, провожаемый воплями и стенаниями покинутых.
   С кормы сэр Чарльз видел, как по покатым улицам бежали вниз к порту орды людей, нагруженных чемоданами, граммофонами, клетками с птицами и другим домашним скарбом. Все это стадо выло, ревело, спотыкалось, падало и неудержимо лилось вниз к спасительным водам залива, в которых была последняя надежда.
   Офицеры, сидевшие в катере, услыхали, как представитель Гонория XIX саркастически засмеялся и отвернулся.
   Представители правительства, выслушав ответ сэра Чарльза, осыпали удаляющийся катер градом проклятий и недолетевших камней и заметались в панике.
   У края выдвинутой от набережной в лагуну деревянной пристани стоял один из транспортов наутилийской эскадры, вошедший ночью с моря, чтобы покрасить борта. Кто-то из воющей толпы зацепил его глазами. Отчаяние подсказало ему план действий.
   – Транспорт!.. Захватить транспорт! – завопил он, и весь обезумевший муравейник рванулся на пристань. Но на транспорте поняли опасность и отшвартовались, спешно принимая на борт последних запоздавших солдат. Когда толпа достигла пристани, между ней и бортом транспорта плескалось уже зеленое масло воды.
   Толпа замялась, но, сдавленная напором задних, покатилась на мостки.
   Очевидцы рассказывают, что именно здесь погибли самые именитые и доблестные граждане. Первым покатился под ноги и был смят в омлет генерал фон Брендель, до последней минуты не выпустивший из рук маршальского жезла, и тут же испустила дух бывшая супруга президента Аткина.
   Толпа сбилась на мостках в тесное месиво, сталкивая передних в воду.
   Вдруг над скопищем прижатых друг к другу человеческих голов появилось нечто шарообразное с привязанным к нему желтым чемоданом и покатилось по головам, как футбольный мяч по полю.
   Это Антоний Баст в последнем отчаянии стремился опередить сограждан.
   Но он не успел докатиться до края пристани. Мостки затрещали, шатнулись, и сплющенные, сдавленные тысячи посыпались в воду в грохоте рухнувших свай и досок, огласив рейд последним смертным ревом.
   По улицам к гавани уже неслась, склонив пики, ассорская кавалерия.
   Эскадра развернулась в кильватер и покидала злосчастный берег Итля.
   Сэр Чарльз стоял на спардеке, подавленный и уничтоженный. Вахтенный лейтенант осторожно приблизился к потрясенному полководцу.
   – Сэр, будем мы салютовать национальному флагу Итля?
   Сэр Чарльз недоуменно отшатнулся от подчиненного и метнул глазами на берег. Над скалами еще трепетал флаг Итля. Ярко-зеленый и сиренево-розовый. Цвета надежды и мечтательной меланхолии.
   – Идиот! – сказал с яростью лорд Орпингтон и быстрыми шагами ушел с палубы.
   Корабли развили полный ход. Тяжелая, чистая волна хлестала в борта, смывая с них остатки налипшей нефти.

Занавес

   Утренний туман лежал над морем серебристым тяжелым занавесом. На молу, спустив ноги, сидел старый оборванец и снастил крючки удочки жирными червями.
   Сзади застучали по известняковым плитам крепкие шаги. Кто-то шел, напевая веселую песенку.
   Рыбак повернул голову и увидел подходящего.
   – А, Коста! Здравствуй! Я знал, что ты вернешься ко мне. Политика скучная вещь, а главное – непонятная. Ну, что же, садись. У меня как раз есть для тебя лишний перемет.
   Но подошедший улыбнулся уголком рта.
   – Нет, старый водяной, – сказал он, – на этот раз ты промахнулся. Я пришел, чтобы окончательно проститься. Ты был добрым другом, и я хочу пожать тебе руку.
   Рыбак вытаращил глаза.
   – Ты, значит, хочешь продолжать эту высокую канитель? Ты хочешь опять быть придворным какаду? Ты рехнулся.
   Коста подтолкнул ногой коробку с червями.
   – Старый упрямец! Больше придворных не будет. И королей не будет. Пришли настоящие ребята. Они приняли меня к себе и обещали забыть прошлое. Я пойду с ними. За ними будущее.
   Атанас хмыкнул.
   – И это все?
   Коста замялся.
   – Нет. Есть еще одно… Но ты не смейся… Видишь ли, – там эта барышня… Гемма, бывшая королева… Она бой-баба. Таких мало на свете, и, если она дается в руки, – нужно брать. И если бы там не было ничего, кроме нее, я все равно пошел бы, лишь бы она еще раз поцеловала меня, как в день, когда я увез из города ее и дохлого короля.
   Атанас злорадно хихикнул.
   – Иди! – сказал он. – Ты мне не нужен. Море не любит бабников и дураков.
   – Прощай, Атанас, – ответил Коста.
   Твердые шаги, удаляясь, смолкли.
   Атанас покачал головой и вынул из коробки нового червя.
   – Тьфу, – плюнул он на него, насаживая на крючок, – пропал человек. Он размахнулся и, бросая удочку в воду, лукаво прищурился и прошептал: – А впрочем… будь мне на два десятка меньше… я тоже сделал бы так. Даже наверняка. Она – славная женщина.
   Туман поднялся. Жизнерадостное солнце выплыло из глубин над молом, над Итлем, над миром.
 
   1925