Страница:
Вспыхнуло нормальное освещение. Офицер с кровоподтеком на лбу поманил нас в коридор. Все стояли навытяжку лицом к входной двери. Мы пошли в гостиную. В то, что осталось от моей уютной старомодной гостиной.
– Вон! – крикнул офицер полицейскому, развалившемуся на стуле. Полицейский не двинулся. Его вынесли вместе со стулом, потому что тело не разгибалось.
– Приехал кто-то из начальства, – прошептал Дэн. – Как вы, Гео?
Он считал мне пульс, когда в гостиную постучали. Я сел на диван, не желая встречать очередного Крюгера в позе «смирно».
Вошел сухопарый корректный господин в ослепительной сорочке и безукоризненной черной паре со значком государственного чиновника в петлице. Хотелось потрогать его на ощупь – настолько неправдоподобным казался он в здешнем «интерьере».
– Господин Оргель?
Я привстал, поклонился и чуть было не предложил ему сесть, однако вокруг не было сколько-нибудь достойного места для его высокопоставленных брюк.
– Ваше полное имя, пожалуйста.
– Гео Орб-Оргель, – ответил я, дивясь его способности не видеть и не обонять ничего, что не касается его загадочной миссии.
Сверкнув золотым перстнем, рука двинулась вбок и взяла тисненую красную папку. Тут я заметил двух господ пониже рангом, маячивших за спиной моего визитера.
– Ваш возраст, место рождения?
Он сверял ответы с документами в папке, чуть склоняя голову, причесанную «а-ля президент».
– Ваш пол? – Он ничуть не шутил, он был великолепен.
– Простите, с кем имею честь?
– Старший нотариус шестнадцатого округа Гибсон. Имя вашего отца, господин Оргель? Имена деда и бабки по отцовской линии?
Я положил ногу на ногу и собрался перечислить всех своих родичей, болезни, которые перенес в детстве, группу крови, размер выплачиваемого налога, рост, вес, занимаемую должность… все, что угодно: мне начинало нравиться, что нас не поджигают, не топят, не душат. Мне начинала нравиться тишина.
Но Гибсон обратился к Дэну:
– Вы имеете профессиональное удостоверение, доктор?
И пока я наблюдал, как тот лихорадочно шарит по карманам, стесняясь своего порванного халата, исцарапанных рук и плохо замытых бурых пятен на коленях, подоспевший ассистент ловко снял у меня отпечатки пальцев.
Удостоверение доктора было изучено и возвращено.
– Можете ли вы засвидетельствовать, что ваш пациент психически вменяем?
– О… да. Все органы функционируют нормально, пульс…
Гибсон отмел мой пульс мановением перстня.
– Скрепите вашей подписью заключение о том, что господин Оргель пребывает в здравом уме и твердой памяти.
Дэн растерянно подписался. Ассистент произнес что-то об идентификации личности, сложил оборудование в чемоданчик и направился к двери. Гибсон возвратил красную папку другому ассистенту.
Уже уходят? Жаль. Нет, еще одна папка, синяя с золотом. Гибсон откашлялся.
– Господин Оргель, нотариальным расследованием установлено, что по смерти Тролла Орб-Оргеля вы являетесь его единственным законным наследником.
Он замолчал, выдерживая торжественную паузу. Смешно. Самое время сообщать мне о чьей-то там смерти.
– И когда умер этот Тролл?
– Двадцать восьмого октября сего года. Вам было послано уведомление.
Не получал я никакого уведомления. Тролл Оргель… Тролл? Ну конечно же! Пресловутый двоюродный дядя Тролл. Он «ввязался в темные спекуляции и стал позором семьи». В нашем доме о нем красноречиво умалчивали. Я думал, он давно сгинул в чужих краях.
– Согласны ли вы принять наследство?
На миг я почувствовал себя шокированным: как-никак «позор семьи». Но если отказаться, они тотчас уйдут, а так мы еще поболтаем в тишине.
– Согласен.
– Скрепите подписью.
Скрепил.
– Благодарю вас. В соответствии с пунктами 4-м, 182-м и 369-м, господин Оргель, вы будете официально введены во владение через тридцать шесть часов, считая с данного момента.
– И что же оставил мне дядюшка Тролл?
Гибсон открыл синюю папку.
– Акции фирмы «Паллмер» на сумму четырнадцать миллионов долларов. Свинцовые рудники в Боливии. Чайные плантации площадью…
Ай да дядюшка Тролл! Что значит вовремя ввязаться в темные спекуляции! Однажды – мне было лет десять – он приезжал в наш старинный, уже ветшавший дом среди полей и не был допущен к порогу. Бабушка вышла на веранду, иронически оглядела сиявший хромом автомобиль ярко-лилового цвета и сказала безапелляционным тоном: «В роду Орб-Оргелей подобных машин не держат».
Водя чистым розовым ногтем по страницам, Гибсон зачитывал длинный список богатств дядюшки Тролла.
– …А также принадлежащий Троллу Оргелю по праву личной собственности остров Макабр, расположенный…
Остров Макабр?! Личная резиденция короля наркотиков Папы Пиперазино?.. Черно-бело-розовый Гибсон закачался у меня перед глазами.
– Хватит, – прохрипел я. – Общий итог?
– Округленно состояние оценивается в шестьсот пятьдесят восемь миллионов долларов, – бесстрастно изрек Гибсон.
Та-ак. И сколько ж это будет – десять процентов от шестисот пятидесяти восьми? Очень много. Вполне достаточно, чтобы ответить на все мои «почему».
– Если вы не имеете больше вопросов…
– Нет.
– Тогда до скорого свидания, господин Оргель. Наша контора работает в обычные часы.
Дэн щупал мне пульс, что-то приговаривал. Те ушли.
– Бросьте, в обморок я не хлопнусь.
Гады. Подлая нечисть. «Десять процентов от сумм, имеющих поступить в течение недели…» И за это – Орс, Дармоед, Морена. Тела под простыней. Обугленные головешки на носилках…
– Дэн! Вы поняли, Дэн?
– О да! Поздравляю вас, Гео… господин Оргель! Счастлив пожать вашу руку!
Я смотрел на него, и он отдалялся, пустел, превращался в плоскую белую фигурку, оставляя меня наедине с моей ненавистью и отвращением.
Тишина взорвалась. Штурм возобновился.
5
– Вон! – крикнул офицер полицейскому, развалившемуся на стуле. Полицейский не двинулся. Его вынесли вместе со стулом, потому что тело не разгибалось.
– Приехал кто-то из начальства, – прошептал Дэн. – Как вы, Гео?
Он считал мне пульс, когда в гостиную постучали. Я сел на диван, не желая встречать очередного Крюгера в позе «смирно».
Вошел сухопарый корректный господин в ослепительной сорочке и безукоризненной черной паре со значком государственного чиновника в петлице. Хотелось потрогать его на ощупь – настолько неправдоподобным казался он в здешнем «интерьере».
– Господин Оргель?
Я привстал, поклонился и чуть было не предложил ему сесть, однако вокруг не было сколько-нибудь достойного места для его высокопоставленных брюк.
– Ваше полное имя, пожалуйста.
– Гео Орб-Оргель, – ответил я, дивясь его способности не видеть и не обонять ничего, что не касается его загадочной миссии.
Сверкнув золотым перстнем, рука двинулась вбок и взяла тисненую красную папку. Тут я заметил двух господ пониже рангом, маячивших за спиной моего визитера.
– Ваш возраст, место рождения?
Он сверял ответы с документами в папке, чуть склоняя голову, причесанную «а-ля президент».
– Ваш пол? – Он ничуть не шутил, он был великолепен.
– Простите, с кем имею честь?
– Старший нотариус шестнадцатого округа Гибсон. Имя вашего отца, господин Оргель? Имена деда и бабки по отцовской линии?
Я положил ногу на ногу и собрался перечислить всех своих родичей, болезни, которые перенес в детстве, группу крови, размер выплачиваемого налога, рост, вес, занимаемую должность… все, что угодно: мне начинало нравиться, что нас не поджигают, не топят, не душат. Мне начинала нравиться тишина.
Но Гибсон обратился к Дэну:
– Вы имеете профессиональное удостоверение, доктор?
И пока я наблюдал, как тот лихорадочно шарит по карманам, стесняясь своего порванного халата, исцарапанных рук и плохо замытых бурых пятен на коленях, подоспевший ассистент ловко снял у меня отпечатки пальцев.
Удостоверение доктора было изучено и возвращено.
– Можете ли вы засвидетельствовать, что ваш пациент психически вменяем?
– О… да. Все органы функционируют нормально, пульс…
Гибсон отмел мой пульс мановением перстня.
– Скрепите вашей подписью заключение о том, что господин Оргель пребывает в здравом уме и твердой памяти.
Дэн растерянно подписался. Ассистент произнес что-то об идентификации личности, сложил оборудование в чемоданчик и направился к двери. Гибсон возвратил красную папку другому ассистенту.
Уже уходят? Жаль. Нет, еще одна папка, синяя с золотом. Гибсон откашлялся.
– Господин Оргель, нотариальным расследованием установлено, что по смерти Тролла Орб-Оргеля вы являетесь его единственным законным наследником.
Он замолчал, выдерживая торжественную паузу. Смешно. Самое время сообщать мне о чьей-то там смерти.
– И когда умер этот Тролл?
– Двадцать восьмого октября сего года. Вам было послано уведомление.
Не получал я никакого уведомления. Тролл Оргель… Тролл? Ну конечно же! Пресловутый двоюродный дядя Тролл. Он «ввязался в темные спекуляции и стал позором семьи». В нашем доме о нем красноречиво умалчивали. Я думал, он давно сгинул в чужих краях.
– Согласны ли вы принять наследство?
На миг я почувствовал себя шокированным: как-никак «позор семьи». Но если отказаться, они тотчас уйдут, а так мы еще поболтаем в тишине.
– Согласен.
– Скрепите подписью.
Скрепил.
– Благодарю вас. В соответствии с пунктами 4-м, 182-м и 369-м, господин Оргель, вы будете официально введены во владение через тридцать шесть часов, считая с данного момента.
– И что же оставил мне дядюшка Тролл?
Гибсон открыл синюю папку.
– Акции фирмы «Паллмер» на сумму четырнадцать миллионов долларов. Свинцовые рудники в Боливии. Чайные плантации площадью…
Ай да дядюшка Тролл! Что значит вовремя ввязаться в темные спекуляции! Однажды – мне было лет десять – он приезжал в наш старинный, уже ветшавший дом среди полей и не был допущен к порогу. Бабушка вышла на веранду, иронически оглядела сиявший хромом автомобиль ярко-лилового цвета и сказала безапелляционным тоном: «В роду Орб-Оргелей подобных машин не держат».
Водя чистым розовым ногтем по страницам, Гибсон зачитывал длинный список богатств дядюшки Тролла.
– …А также принадлежащий Троллу Оргелю по праву личной собственности остров Макабр, расположенный…
Остров Макабр?! Личная резиденция короля наркотиков Папы Пиперазино?.. Черно-бело-розовый Гибсон закачался у меня перед глазами.
– Хватит, – прохрипел я. – Общий итог?
– Округленно состояние оценивается в шестьсот пятьдесят восемь миллионов долларов, – бесстрастно изрек Гибсон.
Та-ак. И сколько ж это будет – десять процентов от шестисот пятидесяти восьми? Очень много. Вполне достаточно, чтобы ответить на все мои «почему».
– Если вы не имеете больше вопросов…
– Нет.
– Тогда до скорого свидания, господин Оргель. Наша контора работает в обычные часы.
Дэн щупал мне пульс, что-то приговаривал. Те ушли.
– Бросьте, в обморок я не хлопнусь.
Гады. Подлая нечисть. «Десять процентов от сумм, имеющих поступить в течение недели…» И за это – Орс, Дармоед, Морена. Тела под простыней. Обугленные головешки на носилках…
– Дэн! Вы поняли, Дэн?
– О да! Поздравляю вас, Гео… господин Оргель! Счастлив пожать вашу руку!
Я смотрел на него, и он отдалялся, пустел, превращался в плоскую белую фигурку, оставляя меня наедине с моей ненавистью и отвращением.
Тишина взорвалась. Штурм возобновился.
5
Я сидел на сундуке в торце коридора.
– Прибыло подкрепление! – радостно сообщил доктор. – Посидите пока тут, господин Оргель, самое безопасное место.
Вам не жестко?
– Идите, доктор, идите.
В коридоре толклись новоприбывшие. Кто-то попросил у меня закурить, назвав «приятелем». Они даже не знали, ради кого погибнут.
Я пошарил в сундуке, набитом реликвиями, и нащупал семейную Библию. К нижней доске тяжелого переплета был подклеен изнутри лист бумаги, свернутый вдоль и поперек и посаженный для прочности на шелк. Библия переходила из поколения в поколение, и на листке скупыми штришками вычерчивалась история рода Оргель. Фамильное дерево.
Я осторожно расправил слежавшиеся сгибы. Когда-то я разглядывал этот лист, еще не умея читать. Смутно помнилось что-то огромное. Огромным дерево не было, но где-то на половине ствола оно пышно ветвилось и цвело россыпью имен, любовно вписанных в изящные виньетки. Выше ветви редели и укорачивались, порой упираясь в грустный вопросительный знак: кто-то затерялся в житейском море и неизвестно, продолжил ли свой род. На вершине я отыскал себя и Орса, вписанных почерком отца, и рядом с датой рождения брата пометил дату смерти. Над собой я помедлил. «Гео Орб-Оргель. 7.XII.1960». Скоро исполнится тридцать. Вернее, исполнилось бы, если б я не застраховался. И если бы Тролл Оргель не оказался Папой Пиперазино. Что ж, отдадим последний долг старому прохвосту.
Я повел карандашом вниз, чтобы найти нужную развилку, подняться по боковому отростку и добавить дядюшке год 1990-й. Рядом с именем отца увидел незнакомое: «Люси, урожденная Меркюр». Значит, женщина, которую я так любил, не была моей матерью?! Впрочем, теперь это не имело значения. Да и тогда не имело. Но Орс был на тринадцать лет старше, он помнил Люси. Вот что погнало тебя из дома, брат мой Орс.
Кто-то тряс меня за плечо. Я выпустил фамильное дерево, и оно само сложилось по сгибам.
– Добрый день, господин Оргель! – бессмертный то ли Глот, то ли Леш. – Вам посылка. Передали во время затишья.
Сверток проштемпелеван со всех сторон: «Проверено на токсичность», «На взрывоопасность», «На содержание вредных микробов». Я сломал сургучную печать и развязал шнурок. В коробочке лежала на боку модель из серии «Первые паровозы». И записка: «Баки заправлены. Кнопка зажигания спереди. Надеюсь на лучшее. К. Ч.»
Я потрогал мизинцем красные коленки шатунов. Мирное маленькое чудо с расширяющейся трубой. Здесь, сейчас от него перехватывало горло…
Заложило уши, я сел прямо и сглотнул. Не помогло. Сундук странно уплывал из-под меня, стоя на месте. Несколько полицейских пятились по коридору, и среди них офицер в шлемофоне натужно орал:
– Скорей, ребята, скорей! Пока не нащупали резонансную волну!
Сундук образумился, полицейские приободрились. Потом началось опять. Ко мне протолкался доктор.
– Что новенького?
– Говорят, инфразвук. Но вы не бойтесь, господин Оргель. Источник обнаружен. Накроют из дальнобойных. Нам все-таки проще – законно защищаем жизнь клиента. А «Юнион» вынужден маскироваться.
С той минуты, как доктор узнал о наследстве, он слишком говорлив. В тоне проскальзывают подобострастные нотки, от которых сводит скулы.
– Не бойтесь, господин Оргель, дом крепкий.
Да, дом крепкий. Некогда он был модным загородным отелем с просторными внутренними холлами на каждом этаже. При перестройке под квартиры холлы разделили перегородками на темные кладовки. Я откупил у соседей их часть и восстановил холл. Там нет окон, это удобно для Дороги. Полицейские снова попятились. Я влез на плывущий сундук посмотреть. Плита, закрывающая вход в кабинет, необъяснимо струилась. Стена справа и слева от нее дрожала, словно пытаясь скорчиться. Судороги приобретали ритмичность. Нащупывали резонансную волну, понял я. Кусок потолка обвалился и придавил офицера. Стена треснула наискось и выперла в коридор. Снаружи свистело и ухало – источник накрывали дальнобойными. Офицер тонко, по-детски стонал, и доктор не спешил на помощь.
– Пристрелялись!
– Накрыли!
– Вы спасены, Гео… господин Оргель!
Мир вокруг утрачивал реальность. Восторженная улыбка доктора… «Вы спасены… Скрепите подписью… Наша контора работает в обычные часы… Ужас тишины… Три, две, одна, ноль!..»
В торце коридора у меня за спиной дверь к Дороге. Я сунул Библию в сундук и отодвинул его одной рукой. В другой я держал паровозик. Он будет пыхать настоящим паром.
Указательный палец лег в неприметную ямку. Дверь пропустила меня и сомкнула створки. (Патентованный замок «Юниона».)
Я постоял в темноте, опасаясь обнаружить развалины. Зажег свет. Подошел к колпаку, попробовал несколько кнопок. Дорога была цела!
Очки. Наушники? Для паровоза нет подходящей кассеты, но сейчас это неважно. Все равно какофония снаружи погубила бы все впечатление.
Вилку питания в сеть. Восемь вагончиков. Глазок транслятора прикреплю на предпоследнем – так я увижу и свою страну, и паровозик на поворотах.
Мягко опускаю поезд на рельсы. Щелкаю тумблером и включаю зажигание кончиком карандаша. Зажмурившись, низко-низко сгибаюсь над столом, стараясь расслышать. Паровозик задышал. Сначала с паузами, потом все чаще. Но поезд еще стоит – мы разводим пары.
Вот дернулись. Вагончики пошевелились, толкаясь буферами, но к хвосту движение угасло. Неужели он не осилит такой состав?
Еще рывок, еще – и поехали. Просто он не умеет трогаться иначе. Едем!
Я поднял голову и смотрел теперь из окна вагона. Скоро холм. Там у меня не хватает горстки ульев. Но я их увидел, как тогда, сквозь сон, – семь желтых коробочек, рассыпанных по Медовому холму.
Я выбрал самый извилистый путь и на поворотах любовался своим паровозом. Он пыхал настоящим паром, и ветерок смахивал настоящий дым с его трубы. И окрестности, быстро убегавшие назад вблизи полотна и медленно-медленно разворачивающиеся вдалеке, удивительно оживали от его присутствия.
Крутобокий и крепкий, немного одышливый на подъемах, он сливался и с пейзажем, и с архитектурой. Черепичные крыши, узкие улочки, горбатый мостик через ручей. И к городку подкатывает поезд, обдавая станцию дымом и паром. Большущие колеса, гордая черная труба.
Где-то сзади пулеметные очереди. Наддать пару! Наугад включаю стрелочника на развилке.
Мы свернули к Горному озеру, и я обрадовался. Как давно я там не был! Горное озеро – моя первая железнодорожная любовь. Я устраивал и прихорашивал его бесконечно, прежде чем показать Рену. Рен посмотрел: «Знаешь, Гео, слишком красиво. Не верю».
И я забросил озеро. Когда я последний раз доливал туда воды?
Впереди круто стояла поперек полотна рыжая скала. Глыбы, поросшие лишаями, нависли над головой… Оглушительный грохот.
И мрак.
Мрак и многократно отраженное камнем эхо: тоннель. А когда мы вырвались снова к свету, они остались со мной – пыхтенье паровоза, перестук колес, поскрипывание буферов. Они остались!
Торжествуя, я дал свисток. Сипловатый, но залихватский, он огласил предгорья. И в ответ начали оживать прочие звуки: певучий шум букового леса, гул мачтовых сосен, стрекот сороки…
Дорога втянулась в ущелье, стало прохладней. Паровозный дымок смешивался с запахом цветущих трав. Горы расступились, распахнулось мне навстречу озеро, до краев полное воды.
Оно было прекрасно.
Поезд остановился у старой, потемневшей платформы. Я спрыгнул с подножки, и доски упруго отозвались на мои шаги.
Зашипел, окутался паром, лязгнул шатунами паровоз. Тронулся.
Я шел к берегу.
Уезжал, скрывался за поворотом поезд. Я закинул голову, и взгляд утонул в глубокой синеве. Дождя сегодня не будет.
– Прибыло подкрепление! – радостно сообщил доктор. – Посидите пока тут, господин Оргель, самое безопасное место.
Вам не жестко?
– Идите, доктор, идите.
В коридоре толклись новоприбывшие. Кто-то попросил у меня закурить, назвав «приятелем». Они даже не знали, ради кого погибнут.
Я пошарил в сундуке, набитом реликвиями, и нащупал семейную Библию. К нижней доске тяжелого переплета был подклеен изнутри лист бумаги, свернутый вдоль и поперек и посаженный для прочности на шелк. Библия переходила из поколения в поколение, и на листке скупыми штришками вычерчивалась история рода Оргель. Фамильное дерево.
Я осторожно расправил слежавшиеся сгибы. Когда-то я разглядывал этот лист, еще не умея читать. Смутно помнилось что-то огромное. Огромным дерево не было, но где-то на половине ствола оно пышно ветвилось и цвело россыпью имен, любовно вписанных в изящные виньетки. Выше ветви редели и укорачивались, порой упираясь в грустный вопросительный знак: кто-то затерялся в житейском море и неизвестно, продолжил ли свой род. На вершине я отыскал себя и Орса, вписанных почерком отца, и рядом с датой рождения брата пометил дату смерти. Над собой я помедлил. «Гео Орб-Оргель. 7.XII.1960». Скоро исполнится тридцать. Вернее, исполнилось бы, если б я не застраховался. И если бы Тролл Оргель не оказался Папой Пиперазино. Что ж, отдадим последний долг старому прохвосту.
Я повел карандашом вниз, чтобы найти нужную развилку, подняться по боковому отростку и добавить дядюшке год 1990-й. Рядом с именем отца увидел незнакомое: «Люси, урожденная Меркюр». Значит, женщина, которую я так любил, не была моей матерью?! Впрочем, теперь это не имело значения. Да и тогда не имело. Но Орс был на тринадцать лет старше, он помнил Люси. Вот что погнало тебя из дома, брат мой Орс.
Кто-то тряс меня за плечо. Я выпустил фамильное дерево, и оно само сложилось по сгибам.
– Добрый день, господин Оргель! – бессмертный то ли Глот, то ли Леш. – Вам посылка. Передали во время затишья.
Сверток проштемпелеван со всех сторон: «Проверено на токсичность», «На взрывоопасность», «На содержание вредных микробов». Я сломал сургучную печать и развязал шнурок. В коробочке лежала на боку модель из серии «Первые паровозы». И записка: «Баки заправлены. Кнопка зажигания спереди. Надеюсь на лучшее. К. Ч.»
Я потрогал мизинцем красные коленки шатунов. Мирное маленькое чудо с расширяющейся трубой. Здесь, сейчас от него перехватывало горло…
Заложило уши, я сел прямо и сглотнул. Не помогло. Сундук странно уплывал из-под меня, стоя на месте. Несколько полицейских пятились по коридору, и среди них офицер в шлемофоне натужно орал:
– Скорей, ребята, скорей! Пока не нащупали резонансную волну!
Сундук образумился, полицейские приободрились. Потом началось опять. Ко мне протолкался доктор.
– Что новенького?
– Говорят, инфразвук. Но вы не бойтесь, господин Оргель. Источник обнаружен. Накроют из дальнобойных. Нам все-таки проще – законно защищаем жизнь клиента. А «Юнион» вынужден маскироваться.
С той минуты, как доктор узнал о наследстве, он слишком говорлив. В тоне проскальзывают подобострастные нотки, от которых сводит скулы.
– Не бойтесь, господин Оргель, дом крепкий.
Да, дом крепкий. Некогда он был модным загородным отелем с просторными внутренними холлами на каждом этаже. При перестройке под квартиры холлы разделили перегородками на темные кладовки. Я откупил у соседей их часть и восстановил холл. Там нет окон, это удобно для Дороги. Полицейские снова попятились. Я влез на плывущий сундук посмотреть. Плита, закрывающая вход в кабинет, необъяснимо струилась. Стена справа и слева от нее дрожала, словно пытаясь скорчиться. Судороги приобретали ритмичность. Нащупывали резонансную волну, понял я. Кусок потолка обвалился и придавил офицера. Стена треснула наискось и выперла в коридор. Снаружи свистело и ухало – источник накрывали дальнобойными. Офицер тонко, по-детски стонал, и доктор не спешил на помощь.
– Пристрелялись!
– Накрыли!
– Вы спасены, Гео… господин Оргель!
Мир вокруг утрачивал реальность. Восторженная улыбка доктора… «Вы спасены… Скрепите подписью… Наша контора работает в обычные часы… Ужас тишины… Три, две, одна, ноль!..»
В торце коридора у меня за спиной дверь к Дороге. Я сунул Библию в сундук и отодвинул его одной рукой. В другой я держал паровозик. Он будет пыхать настоящим паром.
Указательный палец лег в неприметную ямку. Дверь пропустила меня и сомкнула створки. (Патентованный замок «Юниона».)
Я постоял в темноте, опасаясь обнаружить развалины. Зажег свет. Подошел к колпаку, попробовал несколько кнопок. Дорога была цела!
Очки. Наушники? Для паровоза нет подходящей кассеты, но сейчас это неважно. Все равно какофония снаружи погубила бы все впечатление.
Вилку питания в сеть. Восемь вагончиков. Глазок транслятора прикреплю на предпоследнем – так я увижу и свою страну, и паровозик на поворотах.
Мягко опускаю поезд на рельсы. Щелкаю тумблером и включаю зажигание кончиком карандаша. Зажмурившись, низко-низко сгибаюсь над столом, стараясь расслышать. Паровозик задышал. Сначала с паузами, потом все чаще. Но поезд еще стоит – мы разводим пары.
Вот дернулись. Вагончики пошевелились, толкаясь буферами, но к хвосту движение угасло. Неужели он не осилит такой состав?
Еще рывок, еще – и поехали. Просто он не умеет трогаться иначе. Едем!
Я поднял голову и смотрел теперь из окна вагона. Скоро холм. Там у меня не хватает горстки ульев. Но я их увидел, как тогда, сквозь сон, – семь желтых коробочек, рассыпанных по Медовому холму.
Я выбрал самый извилистый путь и на поворотах любовался своим паровозом. Он пыхал настоящим паром, и ветерок смахивал настоящий дым с его трубы. И окрестности, быстро убегавшие назад вблизи полотна и медленно-медленно разворачивающиеся вдалеке, удивительно оживали от его присутствия.
Крутобокий и крепкий, немного одышливый на подъемах, он сливался и с пейзажем, и с архитектурой. Черепичные крыши, узкие улочки, горбатый мостик через ручей. И к городку подкатывает поезд, обдавая станцию дымом и паром. Большущие колеса, гордая черная труба.
Где-то сзади пулеметные очереди. Наддать пару! Наугад включаю стрелочника на развилке.
Мы свернули к Горному озеру, и я обрадовался. Как давно я там не был! Горное озеро – моя первая железнодорожная любовь. Я устраивал и прихорашивал его бесконечно, прежде чем показать Рену. Рен посмотрел: «Знаешь, Гео, слишком красиво. Не верю».
И я забросил озеро. Когда я последний раз доливал туда воды?
Впереди круто стояла поперек полотна рыжая скала. Глыбы, поросшие лишаями, нависли над головой… Оглушительный грохот.
И мрак.
Мрак и многократно отраженное камнем эхо: тоннель. А когда мы вырвались снова к свету, они остались со мной – пыхтенье паровоза, перестук колес, поскрипывание буферов. Они остались!
Торжествуя, я дал свисток. Сипловатый, но залихватский, он огласил предгорья. И в ответ начали оживать прочие звуки: певучий шум букового леса, гул мачтовых сосен, стрекот сороки…
Дорога втянулась в ущелье, стало прохладней. Паровозный дымок смешивался с запахом цветущих трав. Горы расступились, распахнулось мне навстречу озеро, до краев полное воды.
Оно было прекрасно.
Поезд остановился у старой, потемневшей платформы. Я спрыгнул с подножки, и доски упруго отозвались на мои шаги.
Зашипел, окутался паром, лязгнул шатунами паровоз. Тронулся.
Я шел к берегу.
Уезжал, скрывался за поворотом поезд. Я закинул голову, и взгляд утонул в глубокой синеве. Дождя сегодня не будет.