Лавров Валентин. Блуд на крови. Книга первая

   Эти слухи еще в памяти у некоторых местных старожилов, кого нам случалось расспрашивать».
   Можно верить, что стены хранят память об ушедших временах и людях.

СЕРВИЗ ИМПЕРАТОРА

СЕРГЕЮ КОНДРАТОВУ

 
   Дело это не совсем обычно. Даже на фоне бесчисленного многообразия преступлений оно стоит особняком. В нем немало забавного, анекдотичного, хотя, к сожалению, и здесь не обошлось без трагедии. И уж, во всяком случае, это дело ярко показывает весьма остроумные и своеобразные методы сыщиков времен Николая I.

ГРОБ НА МОСТУ

   Теплым майским утром, когда сады и парки Петербурга уже украсились изумрудом свежей зелени, император Николай Павлович моциону ради совершал прогулку на коляске. Как и другие русские цари, он своих подданных не боялся и появлялся среди людей без всякой охраны.
   Рядом с ним разместился посол Франции герцог Монтебелло. Это был человек прекрасно образованный, влюбленный в русскую культуру и к тому же весьма интересный собеседник.
   На сей раз спутники вели легкую, непринужденную беседу, далекую от политики. Герцог с восторгом произнес:
   — Вчера на балу в Зимнем меня поразили великие княжны Мария и Ольга — как они милы, как грациозны.
   Николаю была приятна похвала дочерям, но он скромно произнес:
   — Ну, конечно! Только в этом деле не обошлось без заслуг портных. Платья из белого узорчатого шелка им и впрямь к лицу.
   — Ваши портные и особенно вышивальщицы — очень хороши. Моя супруга только что заказала платье из фая с вышивкой соломкой у Ирэн Сусловой.
   Герцог был влюблен в свою жену — юную белокурую красавицу. По этой вполне уважительной причине он часто вспоминал ее. Вот и теперь герцог с воодушевлением воскликнул:
   — Ваше величество, я удивляюсь талантливости ваших подданных! Моя супруга вчера была потрясена необычной красотой кофейного сервиза — какие благородные формы, какой тонкий изящный рисунок! Герцогиня большая ценительница красоты, хочет заказать такой же.
   Николай пытался вспомнить кофейный сервиз и не мог. Он предпочитал пить чай. Герцог наморщил лоб и произнес:
   — Я даже запомнил фамилию ювелира — Сазикофф!
   — Да, Сазиковы — отличные мастера. Они порой выполняют заказы для дворца. Мне приятно, что русские мастера пришлись по сердцу моим французским друзьям.
   В этот момент коляска вкатилась на гладкое покрытие недавно открытого Благовещенского моста. Возница недовольно буркнул:
   — Вот необразованность! Всю дорогу насквозь перегородили. Тпру! — и натянул новые вожжи с серебряным набором, останавливая лощеных лошадей.
   — Что такое? — брови императора сошлись у переносицы.
   Впереди тихо тащились погребальные дроги. Николай поднялся, обнажил голову и осенил себя крестным знамением.
   — Мы все равны пред гробовым исходом, — вздохнул Император. — Господи, прими с миром душу этого бедняка.
   И далее он совершил поступок, ставший историческим.

БЛАГОРОДНОЕ СЕРДЦЕ

   За гробом, погрузившись в глубокую печаль, шли всего два человека. Одетая во все черное, молодая, приятной наружности женщина вела за руку белокурого мальчугана лет пяти.
   Лицо императора вдруг озарилось какой-то мыслью. Он порывисто соскочил с коляски, широким легким шагом догнал дроги. Он взял мальчугана за руку и пошел рядом с молодой вдовой.
   Завидев знакомую фигуру императора, петербуржцы всех возрастов и сословий спешили присоединиться к шествию. И уже скоро громадная толпа двигалась за гробом бедняка, отдавая ему последнюю честь.
   Много любопытных собралось на тротуарах, люди выглядывали из окон, толпились на балконах.
   Процессия двигалась по Английской набережной. Царь тихо спросил женщину:
   — Умерший тебе приходился мужем?
   Вдова молча кивнула головой, и ее лицо вновь оросилось горькими слезами.
   — Я вижу — ты бедна. Завтра утром приходи ко мне в Зимний дворец. Вместе с сыном.
   Вдова с благодарностью прильнула к руке императора.
   Николай сделал знак вознице, следовавшему за императором в некотором отдалении. Разламывая толпу надвое, он подкатил к Николаю. Царь уселся на свое место, преисполненный христианского смирения и доброты.
   Герцог с восхищением воскликнул:
   — Простите меня, ваше величество! Но я скажу прямо: у вас благороднейшее сердце. Как счастлива Россия, что ею управляет столь удивительный монарх!
   Император с глубоким вздохом отвечал:
   — Я исполняю лишь свой человеческий долг. Господь послал нас на грешную землю лишь для того, чтобы увеличивать на ней количество добрых дел.
   Помолчав, добавил:
   — Кстати, что вы говорили о сервизе? Я пришлю его в подарок вашей милой супруге. Ну а вам пусть он напоминает нашу сегодняшнюю прогулку.
   Герцог онемел от царской щедрости.

БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

   Все намеченное Николаем успешно свершилось,
   В Зимний дворец с малолетним сыном явилась вдова. Выяснилось, что ее мужем был чухонец— рыбак по фамилии Раутио, скончавшийся во цвете лет.

   Николай провел рукой по белобрысой голове мальчика:
   — Ты хочешь, сирота, защищать нашу империю?
   — Да, хочу, — бойко отвечал тот.
   — Прикажу зачислить тебя в школу кантонистов. -Это было нарушением правил, ибо там учились лишь солдатские дети. Государь порядок ценил превыше всего, но человеколюбия ради изменил принципам.
   Самой вдове было выдано пятьдесят рублей.
   Об этом тут же узнал весь Петербург. Все славили доброе сердце монарха. Профессор архитектуры Пименов вызвался сделать скульптурные группы, запечатлевшие христианский поступок царя. Фигуры должны были украсить Благовещенский мост — вскоре переименованный в Николаевский, там, где съезд с него на Английскую набережную.
   Архитектор Штакеншнайдер начал в спешном порядке сооружать часовню, которая даже отдаленным потомкам напоминала бы о замечательном событии.
   В министерстве иностранных дел, что размещалось в строении под номером 6 на Дворцовой площади, в соответствующей папке появился документ: «В знак вечной и нерушимой дружбы между русским и французским народами и в высших политических целях Его Императорское Величество распорядился передать герцогу Монтебелло художественной работы ювелирной фирмы „Са-зиков“ сервиз кофейный серебряный 84 пробы на 24 персоны общим весом один пуд один фунт и полтора золотника».
   Генерал— фельдмаршал Паскевич, бывший наместник Царства Польского, женатый на двоюродной сестре Грибоедова и в свое время опекавший поэта Пушкина во время его поездки по Закавказью, просительно посмотрел в глаза Николая:
   — Ваше императорское величество, позвольте сей дар от вашего имени представить герцогу…
   Царь расхохотался:
   — Иван Федорович, а ты неугомонный ветреник! Это в твоем-то почтенном возрасте — молодец! Что ж, я не против — передай сервиз.
   Паскевич усиленно ухаживал за герцогиней Монтебелло, и об этом знали все, кроме самого посла.
   …Герцогиня была в восторге от щедрого дара. С кокетством истинной парижанки она за столом принимала тайные ласки генерала, сидевшего во время трапезы рядом с ней.
   Парижские газеты с восторгом писали о происшествии на Благовещенском мосту, о том, что великий император принимает участие в судьбе самых обездоленных граждан, делает их счастливыми.
   Тогда же были решены в пользу России какие-то давние торговые споры с Францией.
   Императрица Александра Федоровна поцеловала своего замечательного мужа и назидательно сказала великим княжнам и наследнику-цесаревичу Александру:
   — Вот, дети мои, как надо делать большую политику. Ваш отец умеет малыми средствами добиваться великих целей. Посол увлекается охотой. Вот, Александр, вы и пригласили бы его.
   Однако жизнь готовила сюрприз, и весьма неприятный.

ПОКА ВЕЛИКИЕ РАЗВЛЕКАЮТСЯ

   18 августа того же 1851 года имело быть большое торжество — открытие железнодорожного сообщения между Петербургом и Москвой. (Название «Николаевской» эта дорога получила лишь после смерти инициатора ее строительства. При жизни император запретил так называть ее — эту бы скромность тем, кто захватил власть в октябре 17-го!)
   Царская семья, свита, представители дипломатического корпуса отправились в веселую поездку. Император все время был в отличном настроении, без конца задавал вопросы инженерам, некоторое время провел в кабине машинистов и даже усердно помогал им, изрядно перемазавшись. Он с восторгом наблюдал, как металлическая громада состава преодолевает хрупкое на вид сооружение — мост. Для этого даже не ленился выходить из вагона и следить за движением со стороны.
   Возле Веребьинского моста, переброшенного через большой овраг, произошел забавный случай. Николай, окруженный приближенными, среди которых была герцогиня Монтебелло, находился возле насыпи. Царь взмахнул белым платком:
   — Марш!
   Это был приказ к движению.
   Паровоз запыхтел паром, выпустил в синеву неба черный дым из громадной трубы, протяжный гудок прокатился по безбрежным зеленым просторам. Колеса заерзали, отчаянно закрутились на месте, забуксовали. Вопреки всем усилиям машиниста, состав не сдвинулся ни на пядь.
   Инженеры не умели объяснить сего конфуза. Вдруг умная герцогиня сообразила:
   — Ваше величество, а для какой надобности рельсы покрыли масляной краской?
   — Где дорожный мастер? — спросил император.
   Тот, насмерть перепуганный, заикаясь, объяснил:
   — Так вить, они — рельсы-то, были ржавые, совсем некрасивые. Вот я и распорядился — обновить.
   Император сделал хмурое лицо:
   — Усердие, братец, не по разуму! Надо знать законы физики. Прикажи, чтобы краску сняли.
   И, повернувшись к герцогине, добавил:
   — Вы — прелесть! Когда вернемся в Петербург, приглашайте пить кофе — из нового сервиза. Буду обязательно!
   Герцогиня и ее муж горячо благодарили за великую честь.
   Рельсы очистили, паровоз быстро побежал дальше. Царь всю дорогу оставался веселым.
   Настроение испортилось лишь по возвращении в Петербург. Монтебелло, попросивший вдруг аудиенции, вошел в кабинет Николая почерневший от огорчения.
   — Ваше императорское величество, случилась страшная беда! Пока я путешествовал, петербургские воры украли из посольства ваш бесценный подарок — сервиз. Прикажите учинить самое строгое следствие!

ЦАРСКИЙ ГНЕВ

   Николай был взбешен, возмущен, разгневан. Он топнул ногой:
   — Галахова — ко мне!
   Обер-полицмейстер Петербурга Галахов, страшась монаршьего гнева, задыхаясь от лишнего веса и спешки, вытянулся перед императором. Тот, округляя небесно-голубые глаза, с возмущением спросил:
   — Для чего я содержу полицию? Чтобы из иноземных посольств крали мои подарки? Ищи сервиз! Не найдешь — отправлю на Кавказ, — и царь пошевелил своими пышными усами, что было проявлением наивысшего гнева.
   — Отыщем, ваше величество! — бодро отвечал Галахов, успевший прийти в себя. — Из-под земли вынем, а найдем. У нас быстро.
   Обер-полицмейстер не мог даже предполагать, какие невероятные сложности стоят на его пути.

В ТУПИКЕ

   Такой паники петербургская полиция еще никогда не знала. На дворе стоял поздний час, но десятки рассыльных бегали по домам полицейских, созывая их к генералу. Галахов стучал громадным волосатым кулаком по дубовой крышке служебного стола:
   — За что царь платит нам деньги! Дожили — из иноземных посольств жулье тащит императорские подношения. Если сервиз не найдете, пропади я на этом месте, всех сгною в Сибири! Поняли? Вопросы будут?
   Началось нечто веселенькое — розыск по всему Петербургу. Без всяких санкций и прокурорских виз, которых в те простые времена и не требовалось, сделали обыск в десятках домов, находившихся на подозрении, — сервиза не нашли. Полицейские агенты разыскивали своих старых знакомцев из воровского мира, требовали:
   — Верните царский сервиз! Позволим целый год спокойно кормиться.
   Воры промеж себя учинили сыск строжайший, но развели руками:
   — Никто из наших не брал! Коли не так, век нам свободы не видать.
   Зашло следствие в тупик.

НА МЕСТО СЛУЖБЫ — ЭТАПОМ

   — Что делать! — стонал Галахов. — Царь мне ведь голову оторвет, а у меня детишки малые!
   А тут генерал Паскевич приключился. Говорит:
   — А где Путилин? Он искал вора?
   — В том-то и дело, что Путилин в отпуске. Мы и не знаем, где его найти. Путилин — первостатейный сыщик, хоть и совсем молодой. Не зря мы его к себе из Москвы на службу перетащили.
   А Паскевич качает головой:
   — Если вы своего брата-полицейского найти не умеете, тогда точно вас всех в Сибирь пора отправлять.
   Побежали к Путилину домой. Служанка отвечает:
   — Барин в Москву уехавши. А где там остановятся, того знать не могем.
   Вызвал Галахов к себе телеграфиста. Тот отстучал телеграмму генерал-губернатору Москвы князю Долгорукову, что размещался в казенном доме на Тверском бульваре: «Согласно приказу Его Императорского Величества прошу отыскать и срочно доставить в Петербург нашего сотрудника Путилина. Приметы: рост выше среднего, волосы светлые, курчавые, глаза карие, носит длинные густые бакенбарды, выговор малороссийский, отличается умом и природной силой».
   Видать, московская полиция работала похлеще петербургской. За ночь перевернули весь обширный город, а к утру Путилина обнаружили в ресторане «Неаполь», что на Домниковке в доме Малюшина, где он пил шампанское со своим закадычным приятелем, которому позже предстояло стать знаменитым писателем, драматургом и рассказчиком Иваном Горбуновым.
   Вырвали сыщика из дружеских объятий, на всякий случай надели наручники и помчали на перекладных без передыху в столицу (регулярное движение по железной дороге началось лишь в ноябре того же года).
   С лошадей спустили шкуры, из Путилина вытрясли душу, а тело все же в два дня в Петербург доставили.
   Тут встретили сыщика как родного, освежили шампанским и представили перед очами Галахова. Тот обнял его, умоляет:
   — Отыщи, голубчик!
   Путилин был личностью совершенно необычной. Если бы нашлось перо, которое правдиво описало его подвиги в сыскной работе, то слава Ивана Дмитриевича затмила бы всяких выдуманных Шерлоков Холмсов. Уже при жизни он был легендарной личностью. Его прошлое было, по меткому выражению Горбунова, «покрыто мраком неизвестности». Весьма симпатичный и обаятельный, он к преступникам испытывал скорее жалость, чем неприязнь. С каждым умел найти общий язык, вызвать на разговор. Его блестящее умение анализировать, сопоставлять, строить неожиданные и смелые версии вызывает восхищение. Путилину удалось раскрыть великое множество самых злодейских и запутанных преступлений.
   Но, как сам признавался сыщик, дело о пропаже сервиза стояло в его практике особняком.

ЗА ОГРАДОЙ ПОСОЛЬСТВА

   Пропарившись с дороги в бане, Путилин сразу же приступил к делу. Он взял себе в помощники своего старого друга, частного пристава Шерстобитова. Потребовал протокол осмотра места происшествия.
   Оказалось, что такового нет.
   Галахов объяснил:
   — Приходил посольский камердинер, подал заявление о пропаже сервиза и сказал, что желательно обойтись без вторжения на их территорию. Так что ищи сервиз без осмотра места преступления.
   — Тогда, — махнул рукой Путилин, — отпустите меня обратно в Москву. Мы с Горбуновым малость не догуляли. У меня теперь, между прочим, отпуск. Моей натуре разгулка нужна.
   Делать нечего, связался Галахов с герцогом, тот позволил сыщикам осмотреть место преступления.
   Путилин и Шерстобитов пришли к посольству.
   Денно и нощно у входа дежурят два полицейских, гостям они честь отдали. Забор высоченный, глухой, кирпичной кладки. Сыщиков сопровождали советник посла и камердинер. Показали место у стены, где изнутри к стене была приставлена стремянка.
   Путилин приказал Шерстобитову влезть на лестницу, а сам с другой стороны ограды зашел, внимательно грунт осмотрел, какие-то пометы в блокнот сделал.
   Камердинер — стройный человек с тщательным пробором на голове, очень старался помочь следствию:
   — Позвольте, господа сыщики, показать вам окно, в которое преступник проник в посольство, — и повел их к торцевому фасаду. Это оказалось как раз рядом с тем местом, где лестница к ограде была приставлена преступником.
   — Удобное место для воровства, — улыбнулся Путилин. — Оно скрыто от взора дежурных полицейских. И за оградой глухой переулок.
   — Вот это стекло было выдавлено, — показывает камердинер. — Теперь, как видите, мы вставили новое.
   Путилин и Шерстобитов прошли в здание посольства, осмотрели пол и ковер под этим окном. Потом занялись громадным, старинной работы дубовым буфетом, где хранилось столовое серебро. Дверца снизу была выломлена ломиком.
   Путилин достал из кармана лупу, внимательно изучил состояние замка. Хмыкнул, ничего не сказал, убрал лупу и отправился на улицу, к тому окошку, в которое влезли воры. Недолго лазил под ним, что-то мелкое поднял, завернул в свой носовой платок и спрятал в карман.
   На прощание зашел вновь в здание посольства, поблагодарил всех за помощь, залюбовался висевшей в прихожей старинной картиной: обнаженная красавица на фоне роскошной южной природы.
   Герцогиня объяснила:
   — Это великий Корреджо…
   — Великий итальянец Антонио Корреджо, — дополнил Путилин. — Это полотно стоит целого состояния. Странный воришка, почему он не взял картину?
   — Думаю, что он не знал ее истинной стоимости, — высказал предположение герцог.
   — Воришки или воришка (я пока не ведаю, сколько их было) знали очень многое: где стоит царский сервиз, с какой стороны легче проникнуть в посольство, да и время выбрали самое удобное — когда многие отъехали на охоту. Удивительно!
   Сыщики покинули посольство в хорошем настроении, а жизнь готовила очередные сюрпризы.

ПОГОНЯ ЗА ТЕНЬЮ

   Путилин отправился к Галахову с докладом. Тот проявлял все большее нетерпение, видать, самого царь донимал.
   — Где сервиз? Когда найдем похитителей?
   — Воров следует искать… в самом посольстве. Галахов выпучил глаза, раздул щеки:
   — Ты, Путилин, в своем уме? Хочешь скандала на весь мир? Тогда уж точно Николай Павлович отправит меня на Кавказ, а я прежде того сошлю тебя навеки в Сибирь.
   — Есть веские улики: мелкие осколки выдавленного стекла были не внутри здания, а снаружи, лежали в траве. Вот они, — Путилин развернул носовой платок. — Дверца в буфетном шкафу разворочена, а замок не поврежден. Ишь хитрецы, будто бы взлом. Далее: не взяли картину Корреджо, потому что пропажу тотчас бы заметили, а сервиза могли бы долго не хватиться. И главное: хотя лестница была прислонена к стене, снаружи вытоптана трава, но нет глубоких вмятин на земле, как это случилось бы, если со стены с грузом (или без него) спрыгнул человек. И неясно, каким образом он забрался снаружи на эту самую стену.
   — А что, воры не могли принести лестницу с собой?
   — Могли, но тогда они оставили бы следы на земле возле наружной стены. А этих следов нет! Сервиз надо искать в самом посольстве.
   — Хорошо, — без удовольствия произнес Галахов, — я посоветую герцогу сделать это. Но если сервиз в посольстве не обнаружат — беда!
   Обыск в посольстве был негласно проведен на следующий день камердинером и одним из дежурных полицейских, когда весь обслуживающий персонал отправили в театр. Обыск ничего не дал.
   Галахов размахивал кулачищами перед носом Путилина и кричал:
   — Мне наплевать, кто украл! Меня не вор интересует, а сервиз. Понял? Сервиз! А ты мне какие-то стекляшки в платочке показываешь и еще умствованиями занимаешься. Какой тебе дать окончательный срок?
   Подумал Путилин и отвечает:
   — Десять дней.
   — Недели с тебя хватит! И берегись… хоть из-под земли вынь…
   Побежал Путилин к Шерстобитову. В голове у него созрел план — весьма оригинальный.

У САЗИКОВА

   В тот же вечер друзья-сыщики отправились в ювелирную фирму «Сазиков». Еще в 1810 году ее основал в Москве Павел Федорович Сазиков, умерший лет за двадцать до описываемых событий. Его дело продолжили два сына, один из которых, Игнатий, открыл филиал в Петербурге. Его работы славились своим изяществом.
   — Игнатий Палыч, выручай, голубчик! — взмолился Шерстобитов, давно друживший с ювелиром. — Нам уже не отыскать кофейный сервиз, который ты для императора делал и который пропал из посольства. Изготовь копию, будь благодетелем!
   — Эскизы у меня остались, — говорит Сазиков, — работники мои на месте и трезвые. К тому же ты мне человек не посторонний, тоже выручал. Только вот дорог он, сервиз…
   — Дорога в Сибирь нам еще дороже обойдется! — смеются сыщики.
   — Ну да ладно! Вы оплатите лишь материал, а за работу с мастерами я сам сочтусь. Небось срочно надо? Постараемся.
   И впрямь мастера постарались — за пять дней и ночей копию царского сервиза выполнили. Красавец — от подлинного не отличишь!
   Ликуют сыщики, сердечно благодарят Сазикова.
   Но жизнь продолжала их испытывать…

НА КРАЮ ПРОПАСТИ

   Со всем тщанием и в тайне от всех перевезли сервиз к Путилину. Сидят, пиво пьют, легенду сочиняют, как у воров сервиз, дескать, перехватили. Дело нехитрое, сочинили небылицу. Не впервой начальство надувать, без этого в полиции не проживешь.
   Наутро Путилин предстал перед Галаховым. Стоит и соображает: «Какое вознаграждение даст генерал? Думаю, не меньше, чем по половине годового жалованья каждому, а то и больше. Хоть немного оправдать то, что за копию пошло».
   Галахов как услыхал новость, обрадовался, руку пожал:
   — Молодец, доложу о твоей работе самому Государю Императору, а ты можешь отпуск свой продолжить, поезжай в Москву. Там одни гулены живут. Да, за службу царю и Отечеству получишь двухмесячное жалованье.
   — Так нас двое…
   — Тогда каждому по месячному окладу! Сервиз доставь послу. Я его предупрежу.
   Вышел из обер-полицмейстерского кабинета Путилин, сплюнул на паркет, поговорку вспомнил: «Нужен сыщик — Иван Уколыч, дело сделал — последний сволочь!» И вдруг его всего холодным потом словно обдало.
   — Что же я наделал? Как теперь выкрутиться? — простонал и опрометью к Шерстобитову бросился.
   Еще с порога кричит:
   — Собирай вещи, теперь уж точно Сибири не миновать!
   — То есть?
   — У французов сервиз был пользованный, зубами ободранный, а наш новый. Вот посол и догадается, что мы его дурим.
   — А ему не все равно, лишь бы добро свое вернуть: что тот сервиз, что этот?
   — Совсем нет! Настоящий сервиз — подарок императора. В этом вся сила. Что делать?
   Крепко сыщики задумались. Вдруг Путилин закричал:
   — Ура, придумал! Лови извозчика, везем сервиз этот чертов в пожарное депо.
   — Зачем?
   — Сам догадайся!
   Шерстобитов вдруг дико захохотал, обнял с восхищением друга:
   — Ну, Иван Дмитриевич, ты — гений!
   …Погрузили в коляску ящики с сервизом и отправились к пожарникам. По дороге у знакомого лавочника в кредит выпивки и закуски набрали.
   — К нам полиция, да не с пустыми руками! — обрадовались укротители огненной стихии. — Почему не погулять, да еще с богатого сервиза?
   Всю ночь гуляли, только Господа молили:
   — Чтоб нынче возгораний не случилось! Господь молитвам внял. К утру, разглядывая
   сервиз, Путилин с удовлетворением произнес:
   — Ну, вот, ободрали в самый раз! Можно к герцогу везти… Вы нас прямо-таки с края пропасти вытащили. Век не забудем.
   Пожарники похохатывают:
   — И вам сердечное мерси! Почаще так заезжайте.

САМОУБИЙСТВО

   Прямо от пожарников сыщики поехали к герцогу, сервиз повезли.
   Там их как дорогих родственников встречают. Герцог благодарит, герцогиня вся расцвела:
   — Какая прелесть! Теперь императора мы достойно встретим.
   Вошел камердинер. Вперился взглядом в серебро — не оторвать, от радости, видать, малость свихнулся.
   Герцог галантно скалит зубы:
   — Поздравляю с успешным завершением дела!
   А Путилин очень зол был на посольских, твердо знал: вор среди прислуги находится. Вот он громогласно и заявляет:
   — Дело в самом разгаре! Еще кое-кому придется наручники надеть.
   Пожал еще раз герцог руки сыщикам и проводил их до выхода.
   …Утром, когда Путилин ел яичницу с ветчиной, прикатил от Галахова вестовой, командует:
   — Их превосходительство вас срочно к себе требуют! Собирайтесь.
   Поперхнулся Путилин, почуяло сердце недоброе:
   — А зачем я понадобился?
   — Там узнаете! Извольте поторопиться. Приказано — срочно.
   Как увидал Галахов Путилина, так и схватил его за грудки, трясет со страшной силой и ругается:
   — Аферисты, жулье, мать вашу!… Что ж вы меня перед Государем осрамили? Да я вас… да я вам… Зачем другой сервиз подсунули?
   Путилин пытается сообразить, что к чему, но про себя решил: «Пойду в несознанку! Признаваться только дураки торопятся!» Отвечает: