Лайонз Вайолетт. Сицилийские страсти

   — То, о чем ты меня просила. Тебе хотелось, чтобы я с ними поговорил. Именно это я и намерен сделать.
   — Но что ты собираешься им сказать?
   Очередной уничижительный взгляд с его стороны заставил Роберту почувствовать себя маленькой и ничтожной.
   — Если уж ты не хочешь, чтобы я солгал им, представив тебя как свою любовницу, то после сцены на крыльце и нашего поцелуя остается только одно.
   — И что же?
   Ею овладело нехорошее, пугающее предчувствие.
   — Сказать им правду.
   — Что?? — Открыв рот, Роберта попыталась было хоть что-нибудь сказать, но смогла издать лишь этот ничего не значащий возглас. Собравшись с последними силами, она попытала счастья еще раз: — Правду? Но какую правду?
   — Разве это не очевидно? Я собираюсь сообщить им, что ты моя жена и что мы поженились год назад. А чего еще ты могла ожидать?
   — Нет! Не надо!
   Испытываемый ею ужас заставил Роберту вскочить с дивана. Ноги дрожали так сильно, что не держали ее, и она вынуждена была опереться руками на стоящий поблизости стол.
   — Не делай этого!
   Разве можно было допустить, чтобы все узнали о том, что некогда она любила его до такой степени, что решила выйти за него замуж? Что оказалась настолько глупа, что собиралась посвятить ему свою жизнь, носила на пальце его кольцо, лежала с ним в одной постели — и все в слепой, наивной вере в его любовь? Но все это обернулось ложью. И если люди узнают всю правду о ее браке, они узнают и о лжи тоже. Узнают о том, как мало он ее любил, как бесцеремонно отшвырнул в сторону, чтобы иметь возможность жениться на женщине, которая всегда была ему нужна, — на своей Луизе.
   И теперь эта и без того грустная история будет использована желтой прессой как повод для очередного публичного скандала.
   — Не делай этого! Я настаиваю!
   — Можешь настаивать на чем угодно, — невозмутимо возразил Франческо. — Однако мы должны сказать им хоть что-нибудь.
   Но только не это! Кроме того, если известие об их браке станет достоянием общественности, это неизбежно нарушит и его собственные интересы. Может быть, Франческо просто блефует? Однако по его суровому, непроницаемому лицу сказать что-либо определенное было невозможно.
   — Ну что? — не отставал Франческо.
   Лицо Роберты, на котором выделялись широко раскрытые изумрудные глаза, было так бледно, будто ей только что сообщили о смерти близкого друга.
   Неужели перспектива, что он объявит ее своей, настолько ужасна? Что с того, если мир узнает, что они являются не просто любовниками, а мужем и женой, связаны друг с другом не только эмоционально, но и самым что ни на есть законным образом?
   Черт побери, да любила ли она его когда-нибудь вообще? В свое время, в начале их знакомства, Франческо готов был поклясться в этом чем угодно, но теперь сомневался.
   Хорошо, предположим, Роберта разозлилась на меня из-за истории с земельным участком, рассуждал он. По правде сказать, у нее были на это все основания. Тогда он сильно себе напортил. Очень сильно. Поэтому-то и решил переждать, пока она не успокоится, и попробовать наладить прежние отношения немного погодя. Но чем дольше Франческо ждал, тем меньше ему казалось, что действительной причиной их разрыва был злосчастный клочок земли. И чем это все закончилось?
   Сайласом!
   При одной мысли об этом человеке у Франческо внутри все словно переворачивалось. Спроси его кто-нибудь еще совсем недавно, и он, ничуть не сомневаясь, заявил бы, что Роберта не относится к числу женщин, ложащихся в постель с первым встречным. Однако не прошло и пяти минут после его появления в этом доме, как доказательство обратного оказалось перед его глазами. Сайлас устроился здесь настолько прочно и хорошо, что даже привел девицу в их с Робертой спальню.
   Все это вновь и вновь вынуждало Франческо возвращаться к одному и тому же вопросу: любила ли она его когда-нибудь вообще? В свое время Луиза высказала предположение, что Роберта выходит за него замуж только из-за денег, но, будучи ослеплен страстью, он с негодованием отверг такую возможность. Теперь его уверенность несколько поуменьшилась, если не сказать больше.
   — Ну ладно. Согласен, что сообщать им о том, что мы женаты, не самое лучшее из того, что можно придумать.
   Внезапно идея предстать перед прессой с этим заявлением перестала казаться Франческо привлекательной. Хотя репортерам наверняка понравилась бы история о многоопытном, известном всему миру магнате, попавшем в старую как сам мир переделку: отдав свое сердце прекрасной девушке с невинным лицом и потрясающей красоты телом он, к своему великому стыду, обнаружил, что оказался женат на алчной охотнице за его деньгами.
   Однако вряд ли кто-нибудь решится винить его в этом. Стоит лишь взглянуть на обрамленное иссиня-черными волосами по-кельтски бледное лицо, на великолепную фигуру, которую не может скрыть никакая одежда…
   О черт побери, довольно! Нельзя позволять своим мыслям приобретать чувственный оттенок. Он должен думать о Сайласе и о неприятной ситуации, в которую поставил их этот подонок.
   — Но что мы можем предпринять кроме этого? Есть какие-нибудь идеи?
   — Идеи! — язвительно передразнила его несколько пришедшая в себя Роберта. — По-моему, главный специалист по идеям тут ты, не так ли? Эксперт по вопросам общения с желтой прессой! Кому, как не тебе, предлагать идеи?
   — Я и предложил, — огрызнулся Франческо. — Но ни одна из них тебе не понравилась.
   — Тебя это удивляет? Неужели ты забыл, к какому результату привела твоя «идея» сегодня утром?
   Воспоминание о поцелуе и о действии, оказанном им на нее, в сочетании с острым разочарованием от понимания фальшивости этого поцелуя неожиданным образом придали Роберте сил и уверенности.
   — Как бы мне хотелось, чтобы этого поцелуя не было вовсе! — с горечью воскликнула она.
   — Мне тоже, — ответил Франческо. — Ты даже представить не можешь, до какой степени. Но что сделано, то сделано, и сожалеть об этом не имеет смысла. Надо думать о том, что можно предпринять.
   К ее великому облегчению, он — на время, по крайней мере, — отказался от намерения выйти к собравшимся у дома репортерам.
   — А как насчет того, чтобы все-таки вернуться к первоначальному плану: постараться убедить их в том, что мы любовники? Обещаю тебе, что при любой встрече с репортерами я буду рядом, помогая тебе. Стану отвечать на все их вопросы, позабочусь, чтобы тебя беспокоили как можно меньше. Как тебе — нравится?
   Выглядит заманчиво, призналась себе Роберта. «Я буду рядом, помогая тебе». Чего еще она может желать?
   Того, чтобы Франческо был рядом не потому, что к этому его вынуждают неблагоприятные обстоятельства и происки Сайласа, а из любви к ней. Но это было недостижимой мечтой, на исполнение которой не оставалось никакой надежды.
   — Не знаю, — неуверенно произнесла Роберта.
   Да и как могла она ответить иначе, если ее буквально разрывало на две части? Она приходила в ужас от мысли остаться с репортерами один на один, без него. И при этом замирала от страха перед болью, которую придется выносить, находясь рядом с Франческо и зная, что каждая улыбка, каждое прикосновение, каждый жест внимания с его стороны является ложью, игрой на публику и позированием перед камерами папарацци.
   Разумеется, таковым был весь ее брак: ложью с начала и до конца. Но тогда она этого не знала, проведя несколько месяцев в счастливом неведении, — пока правда не обнаружилась во всей своей болезненной определенности.
   — Черт побери, я даже готов позволить тебе официально покончить с этим. И ты сможешь наконец-то от меня избавиться, — заявил Франческо тоном человека, делающего большое одолжение.
   Хотя для него это, вероятно, действительно огромная уступка, подумала Роберта с кривой усмешкой. От Франческо Бальони не избавлялась еще ни одна женщина. Он всегда делал, что хотел, связывался с теми женщинами, которых выбирал сам и на тот срок, который его устраивал. Когда приходило время расставания, Франческо просто говорил «прощай» и никогда не оглядывался назад.
   — Если хочешь, мы можем даже инсценировать бурную публичную ссору в ресторане… или, скажем, в театре. Ты получишь возможность вспылить и заявить, что не желаешь больше меня видеть, а я изображу безутешного любовника, брошенного обожаемой им женщиной.
   Должно быть, он шутит, подумала Роберта, глядя Франческо в глаза и не веря собственным ушам.
   — Ты поступишь так ради меня? — спросила она изумленным и недоверчивым тоном.
   — Таким образом можно будет решить проблему приемлемым для нас обоих способом. — Внезапно глаза его сверкнули мрачным юмором, а губы скривились в ухмылке. — Я даже дам тебе кольцо, которым ты сможешь в меня бросить Жест получится чрезвычайно эффектным.
   Это было уже чересчур. Перспектива бросить ему в лицо кольцо выглядела слишком заманчивой для того, чтобы доставить удовлетворение. Встретившись с его циничным и насмешливым взглядом, Роберта не смогла выдавить из себя даже подобие улыбки. Она так и не смогла забыть той боли, которую испытала, снимая обручальное кольцо с пальца и зная, что делает это навсегда.
   Ничто в мире не смогло бы заставить ее пройти через это еще раз.
   — Мне надо подумать, — произнесла Роберта сдержанным, ничего не выражающим тоном.
   В очередной раз тяжело вздохнув, Франческо нетерпеливо тряхнул головой
   — Только поторопись! Нам надо прийти к какому-либо решению, и как можно скорее. Потому что — если, конечно, у тебя нет запаса провизии на неделю осады — вскоре одному из нас или обоим придется выйти из дому. И можешь мне поверить, когда это произойдет, случится светопреставление.
   Действительно, тут было над чем подумать. И Роберта посвятила этому остаток утра и весь день.
   Комнаты нижнего этажа с наглухо задернутыми шторами производили мрачное и неуютное впечатление. Любительница свежего воздуха, Роберта открыла было окно. Но хотя оно и находилось на задней стороне дома, оказалось, что шум голосов репортеров, шарканье ног и спорадический смех доносится даже сюда. Деться от них было некуда, и это отнюдь не способствовало ясности мыслей.
   Хорошо хоть Франческо имел совесть не мешать. Удалившись в свою комнату, он проработал там все утро, совершенно не обращая внимания на осаждающую дом толпу…
   День уже начал клониться к вечеру, а Роберта все еще не пришла ни к какому решению, хотя знала, что сделать это надо. Рано или поздно настанет утро понедельника, когда придется пойти на работу, а значит, выйти за дверь и оказаться перед жаждущими сенсаций репортерами Одна мысль о подобной перспективе заставляла ее содрогаться. Что она им скажет? И не последуют ли они за ней в галерею?
   О Боже! Идену это не слишком понравится!
   По пути в кухню пришлось пройти мимо входной двери. И Роберта постаралась не обращать внимания на рассыпанные по коврику записки с просьбами об эксклюзивных интервью. Но тут звук шлепка возвестил о прибытии вечерней газеты. Машинально подобрав ее с пола, она рассеянно развернула сверток.
   Один взгляд на первую страницу заставил Роберту опрометью броситься вверх по лестнице…
   Глядя на лежащие перед ним исписанные листы бумаги, Франческо громко выругался. Придется начинать все сначала! А ведь проблема была не слишком сложной.
   Хотя чего еще можно ожидать, спросил он себя, когда не можешь полностью отдаться работе? Все его мысли и часть внимания были сейчас сосредоточены на находящейся внизу женщине. И как он ни старался, забыть о ней хотя бы на время у него никак не получалось.
   Лицо Роберты постоянно стояло перед глазами Франческо, запах духов, казалось, витал в комнате. А когда он, направляясь в кухню, чтобы приготовить себе очередную чашку кофе, прошел мимо ее спальни, воспоминания о горячем, жаждущем ласк теле всплыли помимо его воли.
   Прежние простыни и наволочки были заменены, но один вид комнаты заставил его сердце забиться быстрее. Франческо, казалось, ощущал вкус ее губ, видел великолепную обнаженную грудь…
   — О Господи! — простонал он, отчаянно тряся головой в надежде развеять наваждение. Необходимо взять себя в руки, подумать о чем-либо другом, постороннем.
   Думай о Сайласе! О Сайласе с Робертой. Без сомнения это поможет…
   Внезапно, без всякого предупреждения, дверь с грохотом распахнулась и на пороге появился объект его мечтаний — с растрепанными волосами и красными как маков цвет щеками.
   — Какого черта?.. — Оторванный от своих навязчивых фантазий Франческо не смог сдержать эмоций. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, бросая на нее сердитый взгляд. — Что тебе надо?
   Не обращая внимания на столь неприветливую встречу, Роберта смело встретила его взгляд. Сейчас ее волновали совсем другие проблемы.
   — Это твоя гениальная идея, — без предисловий начала она. — Какие конкретные цели она преследовала?
   — Что? — На какое-то мгновение Франческо, казалось, потерял всякую способность соображать. — В чем дело? О чем ты говоришь?
   Его недогадливость привела Роберту в бешенство. Но, стиснув зубы и сосчитав до десяти, чтобы привести нервы в порядок, она продолжила более спокойным тоном.
   — Я говорю о твоей идее, — объяснила Роберта с оскорбительной обстоятельностью. — Насчет того, что мы, если хотим сбить с толку эту стаю стервятников, должны разыграть из себя любовников. Но насколько далеко ты собираешься для этого зайти? Я хочу сказать… не означает ли это, что мы должны и на самом деле… — Бросив взгляд на кровать, Роберта покраснела и вновь перевела его на Франческо. — Что мы будем…
   Думай только о Сайласе, мысленно твердил себе Франческо. О Сайласе и Роберте. Вместе, в одной постели.
   — Что мы должны будем спать вместе? Разумеется, нет! Ничего подобного у меня и в мыслях не было! Как это только могло прийти тебе в голову?
   Лжец, укорил самого себя Франческо, бессовестный лжец! Но несмотря ни на что, это было не так уж далеко от истины — по крайней мере, на текущий момент. Мысли о взаимоотношениях Роберты и Сайласа действовали на него как холодный душ, так что перспектива переспать с ней выглядела в его глазах сейчас не слишком заманчивой.
   — Так это действительно будет только инсценировка? Имитация любовных отношений?
   — Конечно.
   Можно было ожидать, что этот ответ улучшит настроение Роберты и хоть немного успокоит ее, уберет беспокойное выражение из ее взгляда. Однако, как ни странно, она сильно побледнела, а изумрудные глаза потемнели.
   — Нам просто нужно было дать этим бандитам, о чем писать, и нечего больше.
   Внимательно всмотревшись в лицо жены, Франческо увидел отразившиеся на нем эмоции, скрыть которые ей так и не удалось. Преобладало явное облегчение, хотя и с некоторым налетом вызова.
   — Но в чем дело, Роберта? — требовательно спросил он. — К чему эти вопросы? Ты все-таки решила согласиться с моим планом? Собираешься лететь со мной в Париж?
   Она молча кивнула и бросила перед ним газету, которую держала в руке.
   Объяснять, на что именно нужно обратить внимание, ей не пришлось. Все было понятно с первого взгляда. На самом верху страницы были помещены две фотографии, сделанные этим утром на ступеньках дома.
   Первая запечатлела момент поцелуя. Они двое, сплетенные телами так, что было почти невозможно определить, где кончается одно и начинается другое. Примитивная чувственность объятия была столь очевидна, что не требовала никаких объяснений.
   Закрыв на мгновение глаза, Франческо выругался про себя и, вновь открыв их, взглянул на вторую фотографию.
   На ней тоже, разумеется, были они с Робертой. Их сфотографировали в тот момент, когда он привлек ее к себе, а она положила голову ему на плечо. Франческо прекрасно знал, что тогда Роберта была в шоке от того, как он поцеловал ее. Кроме того, столь суровое испытание — впервые в жизни оказаться в центре внимания прессы — привело ее в замешательство, эмоционально опустошило.
   Напечатанный крупным шрифтом заголовок вверху страницы гласил: «Должно быть, это любовь», подразумевая, что никакого другого разумного объяснения этим сценам нет и быть не может.
   — Ого! — только и мог сказать Франческо.
   — Вот именно — ого, — отозвалась Роберта безжизненным голосом. — Это является ответом на твой вопрос? Да, я намерена улететь с тобой в Париж. Собственно говоря, не только намерена, я вынуждена это сделать. Похоже, у меня просто нет другого выхода.

7

 
   — Нет, Франческо, это невозможно! — Остановившись посередине огромной, роскошно обставленной спальни, Роберта вызывающе подняла подбородок и яростно сверкнула изумрудными глазами. — Я не буду спать здесь! Ни в коем случае!
   Театральным жестом руки она указала на столь же огромную и роскошную, как и сама спальня, кровать. Из расположенного напротив кровати большого окна в дневное время наверняка открывался прекрасный вид на город. Сейчас же, поздним вечером, можно было видеть лишь множество огней самого разного размера и цвета. Уличные звуки до апартаментов почти не доносились.
   — Ты же обещал, что у нас будут отдельные спальни! Что мы не будем спать вместе! Я не собираюсь…
   — Я не говорил ничего подобного! — резко оборвал ее Франческо, выходя из смежной комнаты и подходя к Роберте. Лицо его было мрачным и злым. — Да и не мог сказать. Побойся Бога, дорогая, ведь мы собираемся разыгрывать из себя любовников. Кто же нам поверит, если мы потребуем отдельные спальни? Будь же благоразумна!
   — Я вполне благоразумна, — возразила Роберта. — С моей точки зрения, во всяком случае. Ты действительно обещал, что мы не будем спать вместе…
   — Но при этом имел в виду, что мы не будем заниматься сексом.
   — Тогда тебе надо было выражать свои мысли яснее, гораздо яснее, — заметила Роберта самым язвительным тоном. — Потому что, услышав, что мы не будем спать вместе, я лично поняла это буквально. А учитывая, что в дорогих апартаментах должно быть более одной спальни, я полагала, что вряд ли с этим могут возникнуть какие-либо проблемы. В конце концов, если мы живем в одном номере и заходим туда вместе, кому какое дело, что происходит после того, как за нами закрывается дверь.
   — А как насчет горничной? Что она увидела бы, войдя в номер утром?
   — Я вполне способна разостлать постель вечером и убрать ее утром. А если держать мою одежду и личные вещи в твоей спальне, то все выглядело бы наилучшим образом. У нас не возникло бы никаких проблем. Ровным счетом никаких.
   — Что ж, теперь никаких проблем не может быть даже в принципе. Здесь имеется одна спальня и одна кровать… и нам придется разделить и то, и другое.
   — Ни в коем случае! — Отчаянно мотнув головой, Роберта для большей убедительности энергично замахала руками. — Ты можешь спать на диване в другой комнате… или хотя бы на полу.
   — Вот еще! — Теперь замотать головой пришлось уже Франческо. — Мы выступаем в роли любовников. Любовники спят в одной постели. Мы тоже будем спать в одной постели. Она достаточно велика для этого.
   Более чем велика, невольно согласилась Роберта. Если кровать большого размера принято называть королевской, то эта сгодилась бы даже императору. Но Роберту заботили отнюдь не размеры кровати, а интимность ситуации. Сколько бы свободного пространства их ни разделяло, все равно подобное означало бы лежать в одной постели с Франческо, а только при мысли об этом ее невольно бросало в жар.
   — Ни в коем случае…
   — Ты повторяешься! — прорычал он. — Но, честно говоря, в данный момент мне совершенно наплевать на то, чего ты хочешь, а чего нет! Я чертовски устал и собираюсь хорошенько выспаться. Кроме того, если бы даже я и согласился спать на диване — а я категорически против, — он слишком мал и неудобен для человека моего роста. Так что альтернативы просто нет.
   Роберта неожиданно ощутила укол совести. Надо было признать, что Франческо действительно выглядел уставшим, и в этом не было ничего удивительного. Прошлой ночью ему почти не удалось поспать. Сама она засыпала под звук его шагов на лестнице, а проснувшись посреди ночи, слышала какой-то шум в его комнате. Утром, одевшись и спустившись в кухню, Роберта застала его уже просматривающим какие-то деловые бумаги…
   — Ты слишком много работаешь, — сказала она ему теперь. — Сбавь обороты.
   — Мой отец заболел и наконец-то согласился передать мне управление некоторыми компаниями.
   — Могу поспорить, что это решение далось ему нелегко, — усмехнулась Роберта.
   Винченцо Бальони был неуступчив, упрям, крайне консервативен и искренне полагал, что человека, способного вести его дела так, как ему нужно, не существует в природе, включая даже собственного сына. Кроме того, ему очень не понравилось, что Франческо привел в дом «одну из этой семейки». Однако, по крайней мере, старик всегда был с ней предельно честен. Чего никак нельзя было сказать о самом Франческо.
   Горькие воспоминания заставили ее отвернуться под предлогом того, что надо осмотреть встроенный шкаф, достаточно большой для того, чтобы разместить в нем обмундирование целого полка.
   — А как поживает… Луиза?
   Роберта не могла не спросить об этом, хотя после того, как слова слетели с губ, готова была откусить себе язык. Наступившее за спиной гробовое молчание говорило само за себя, лишь усиливая ее душевную боль.
   — Франческо, как она поживает? — повторила вопрос Роберта, закрывая шкаф и глядя на его отражение в зеркальной дверце.
   Он стоял за спиной и смотрел на нее так, будто внезапно увидел перед собой ядовитую змею.
   — Луиза? — Казалось, Франческо стоит немалого труда просто произнести это имя. — Почему ты вдруг решила о ней спросить?
   И действительно, что это ей взбрело в голову завести разговор о Луизе? Сказать, что это странно, значит, не сказать ничего, подумал Франческо. Создавалось впечатление, что Роберте каким-то образом передались тревожные мысли, мучившие его всю прошлую ночь и подкрепленные утренним телефонным звонком.
   — Просто вспомнила.
   Что-то явно было не так, но что именно, понять, Франческо не смог, как ни вслушивался в тон ее голоса, как ни всматривался в выражение ее лица. Если бы он хотя бы как следует выспался, то голова была бы сейчас более ясной. Однако первая бессонная ночь прошла в мыслях о Роберте, а прошлая оказалась не лучше из-за звонка Луизы. К тому же головная боль, мучишиая его все время перелета, тоже не способствовала мыслительным процессам.
   — Но ты, кажется, ее не слишком хорошо знаешь.
   Франческо попытался вспомнить, какие отношения были у его жены с Луизой. Разговаривали ли они по душам? Делились ли друг с другом секретами?
   — Насколько я помню, вы встречались всего один раз.
   — И что с того? — Теперь голос Роберты звучал агрессивно без всякой видимой на то причины. Чем он ей не угодил? — Разве нельзя спросить?
   — Разумеется, можно.
   Необходимо было вести себя как можно осмотрительнее. Если он сделает или скажет что-нибудь не так, то могут возникнуть большие проблемы. Если бы только не данное Луизе обещание!
   — С Луизой все прекрасно, — осторожно ответил Франческо. — На прошлой неделе ей исполнилось двадцать три. Она сильно изменилась за последние месяцы — превратилась в красивую женщину.
   — Она всегда была… очень симпатичной.
   Роберта помолчала, потом прошлась по комнате.
   — А как ее отец? Он ведь тоже был болен, не так ли? Сердечный приступ, по-моему?
   — Да, он довольно долгое время провел в больнице, но теперь уже вернулся домой.
   Подойдя к кровати, Роберта пощелкала сначала одним выключателем, зажигая и гася свет, потом другим. Затем, очевидно потеряв интерес к выключателям, принялась за телевизор — начала бесцельно переключать каналы. Эта лишенная видимого смысла активность действовала Франческо на нервы.
   — Ему, конечно, приходится соблюдать рекомендации врачей, однако… Ты не могла бы оставить телевизор в покое?
   — Извини.
   Она торопливо выключила наполнивший комнату громкий звук музыки и отошла от телевизора.
   — Это ты меня извини, — устало возразил Франческо. — Я сейчас не в лучшем настроении. Ужасная головная боль… Кстати, у тебя нет аспирина?
   — Сейчас достану.
   — Порывшись в своей сумке, Роберта протянула ему серебристую упаковку.
   — Ты действительно плохо выглядишь, — заметила она.
   — Неважно спал ночью, — ответил Франческо.
   — Что так? Моя бабушка всегда говорила, что плохой сон — свидетельство нечистой совести.
   Замечание выглядело достаточно безобидным, но было в нем нечто, заставившее Франческо остановиться на полпути в ванную, куда он направился, намереваясь налить стакан воды, чтобы запить таблетку.
   — И что же, по-твоему, меня мучат угрызения совести?
   — Тебе лучше знать. — Голос Роберты звучал совершенно невинно, даже беззаботно.
   Но когда она обернулась, взгляд зеленых глаз показался Франческо странно напряженным, каким-то выжидающим. Однако мгновение спустя это выражение бесследно исчезло, и он решил, что ему просто почудилось. Все внимание жены было теперь сосредоточено на перекладывании нижнего белья из чемодана в ящик комода.
   Черт побери, мне просто жизненнонеобходимо принять таблетку, подумал Франческо, поморщившись от боли. Наполнив стакан водой, он только успел проглотить лекарство, как до него вновь донесся нарочито-безразличный голос Роберты: