Страница:
5
Романтическая обстановка в комнате, обставленной старинной мебелью, красиво накрытый стол, украшенный свечами, вкусная еда и немного красного вина, а главное, близость Элджи привели Джейн в такое восхитительное настроение, какого она и вспомнить не могла, Она готова была петь и танцевать…
— Хочешь еще кофе?
— Нет, спасибо, я уже столько выпила» что теперь всю ночь не засну.
Они, конечно, засиделись, вон и свечи почти догорели.
— Этого мы допустить не можем, — с улыбкой сказал Элджи. От его улыбки сердце Джейн таяло быстрее свечки. — Дэнни всегда просыпается около шести часов утра. Тебе необходимо как следует отдохнуть, иначе ты не сможешь выполнять свои обязанности в течение дня. Кстати… — Он допил вино в бокале, отодвинулся от стола и поднялся. — Пойду проверю, как он спит. Я мигом.
— Можешь не торопиться, я подожду.
Короткая передышка была необходима Джейн, чтобы справиться с возбуждением, охватившим ее, привести в порядок мысли, которые путались в голове, стоило только Элджи улыбнуться или нежно посмотреть на нее. Она чувствовала в нем страсть, сжигавшую его, да он и не пытался это скрывать. Еще немного, и она бы не вынесла такого напряжения. Кожа ее обрела такую чувствительность, что реагировала даже на прикосновение волос, а скользящий шелк платья вызывал в ней дрожь восторга. В состоянии предвкушения она почти физически ощущала на своем теле ладони Элджи, его жаркие требовательные губы, волна желания поднималась из глубины ее тела в ожидании того, что должно обязательно произойти.
Джейн задула догоревшие свечи и почему-то вспомнила фразу Элджи: «Тебе необходимо как следует отдохнуть». Захватив бокал с недопитым вином, она вышла на огромную террасу. Ночь была по-летнему теплой, при свете полной луны она с удовольствием вдыхала воздух, напоенный ароматами сада. И снова вспомнила фразу Элджи. Интересно, какой смысл он вкладывает в слово «отдых», если он изначально противоречит тому, что ожидает их, по его замыслу, в эту ночь. Элджи проведает Дэнни и, вернувшись, воплотит в реальность то, что давно жило в ее воображении. Джейн весело засмеялась, ее слегка лихорадило, хотелось двигаться, летать, и она начала вальсировать среди лунных бликов на каменных плитках пола. Она кружилась все быстрей и быстрей, испытывая необыкновенную легкость во всем теле, пока не налетела на журнальный столик. Едва устояв на ногах, она увидела, что скинула на пол кипу журналов.
— Ой, что я наделала! — воскликнула Джейн и, поставив на столик бокал, присела, чтобы собрать рассыпавшиеся по полу журналы.
Под одним из них она увидела большую фотографию. Ока бережно подняла ее и при свете луны стала всматриваться в женское лицо невероятной красоты — широко расставленные миндалевидные глаза, темные и блестящие, смеющийся рот с яркими пухлыми губами и белоснежными зубами. Аристократическое лицо с тонкими чертами обрамляли локоны темных волос. Наверное, итальянка, подумала Джейн.
— Должно быть, это… — произнесла она вслух.
— Камилла, — послышалось за ее спиной. Элджи, подошедший незамеченным, помог ей встать.
Камилла… мать Дэнни…
Джейн снова посмотрела на фотографию, пытаясь найти в лице этой женщины ответ на мучивший ее вопрос: как могла такая красивая и на вид добрая женщина отказаться от своего ребенка?
— Она… она очень красивая.
Фраза далась ей с трудом. С первого взгляда на фотографию сердце ее болезненно сжалось. Значит, все не так просто, как говорил Элджи, если он до сих пор хранит ее фотографию в своем доме. Он ведь никогда не говорил о своих чувствах к матери Дэнни. Наверное, в глубине его души еще жива любовь к этой женщине.
— Была очень красивой, — поправил ее Элджи.
— Была?.. — растерялась Джейн.
Уже знакомым ей властным жестом он протянул руку к фотографии, и она послушно отдала ее ему.
— А что случилось? — отважилась спросить она, пока он в скорбном молчании смотрел на фотографию.
— Она умерла, — не сразу ответил Элджи. — От рака.
— Но она была совсем молодой! — с ужасом воскликнула Джейн. Мысль о смерти молодой женщины, почти ее ровесницы, была невыносимой.
— Молодой… и беременной. — Элджи тяжело вздохнул. — Ее могли бы спасти, но она отказалась от лечения, чтобы не причинить вреда будущему ребенку. Она даже слушать не хотела. Своим отказом она погубила себя.
— Боже мой, Элджи, я…
— Не надо…
Он отодвинулся от ее руки, которую она протянула к нему.
— Мне не нужны твои утешения и твои слезы, Джейн. Избавь меня.
— Избавить тебя?
Она не понимала его реакции на естественное чувство сострадания. Но его резкий тон ранил ее в самое сердце.
— А я… и не плачу!
— Разве?
Он схватил ее за руки и повернул к себе.
— А это что? — Проведя пальцем по ее ресницам, он показал ей мокрый палец. Джейн даже не заметила, что плачет.
— Я… я…
Джейн озадачило его поведение и это отчужденное злое лицо, ей вдруг захотелось ударить его. Настолько разительной была произошедшая в нем перемена, что в ней вспыхнул яростный протест.
— Да, плачу!!! — закричала она, глаза ее горели гневом. — И что в том плохого?! Ты рассказал о Камилле… о ее трагической истории. Да любой, услышав, заплачет поневоле. Любой человек…
— Любой! — сурово оборвал ее Элджи. — Но не ты. Не ты, кара. С чего бы тебе вдруг оплакивать женщину, которую ты никогда в глаза не видела, только на фотографии. Почему с такой готовностью слезы льются из твоих глаз, когда ты… О Господи! — Он оборвал себя на полуфразе, брезгливо выпустил ее руку и, резко отвернувшись, уставился в окно.
Так он стоял, засунув руки в карманы брюк, с поникшими плечами, словно, кроме него, в комнате никого не было. Джейн оставалось только лицезреть его спину. Она почувствовала себя лишней и в этом доме, и в его жизни.
Неужели она видит перед собой того же человека, который весь вечер провел с ней и, блистая остроумием, занимал разговором? Неужели это тот самый Элджи, против обаяния которого вряд ли устояла бы даже воинствующая феминистка, не говоря уже о глупой женщине с чувствительным сердцем, влюбившейся в него с первого взгляда? Да, призналась она себе, похоже, ее чувство стало более глубоким и сложным, нежели то примитивное физическое влечение, которое она испытывала к нему с самого начала. Она оживала в его присутствии, острее чувствовала, и краски становились ярче, запахи сильней, а звуки внятней. Любовь ли это в полном смысле слова? Возможно ли любить человека, почти ничего о нем не зная, будучи знакомой с ним меньше недели? Так уж получилось, что из-за потери памяти Элджи стал единственным человеком, который связывал ее с реальным миром. Абсолютно беззащитная, она бессознательно потянулась к нему всем сердцем.
— Элджи… — нерешительно начала она, движимая потребностью разрушить барьер, которым он отгородился. — Я тебя не понимаю. Может, ты хочешь… Давай поговорим об этом.
Ее слова заставили Элджи стремительно обернуться, но, увидев его лицо, она была настолько поражена, что невольно сделала несколько шагов назад.
Бледность заливала его осунувшееся лицо, глаза запали, и под ними залегли тени. Огонь, еще недавно горевший в его глазах, угас; темные, непроницаемые, они пугали ее.
— Нет, Джейн, я не хочу говорить об этом! Я не хочу говорить о Камилле, о ее красоте, о том времени, когда я был с ней… о той ночи, когда мы зачали нашего ребенка.
— Я не это имела в виду! — заволновалась Джейн.
Для нее невыносимо больно было бы услышать его рассказ о том, как он обожал другую женщину, как проводил с ней долгие ночи, наполненные страстной любовью. Любовью, сотворившей прекрасное чудо — малыша, крепко спавшего наверху.
— Не хочу говорить и о ее такой короткой жизни и о ее трагической кончине. Мне не нужны с тобой душещипательные беседы!
— Ладно, пусть тебе не нужны душещипательные беседы, — откликнулась она с горечью, и голос выдал чувство болезненной обиды, владевшей ею. — Пусть так. Ты ясно дал мне понять, что я веду себя неправильно, но ты даже не намекнул, что, по-твоему, правильно. Ты и словом не обмолвился, чего же ты хочешь от меня!
После ее тирады последовало долгое напряженное молчание, которое действовало ей на нервы.
Скажи хоть что-нибудь, хотелось крикнуть ей. А если нечего сказать, то хотя бы пошли к черту! Хотела и боялась, что именно это услышит в ответ и лишится навсегда места в его жизни. И что тогда ей делать? Сможет ли она пережить душевную пустоту и одиночество, которые неизбежно последуют, если она потеряет этого человека, за короткий срок приобретшего для нее огромное значение.
Элджи наконец прервал ее страшные мысли. Тяжело вздохнув, он провел ладонями по своим черным волосам и слегка покачал головой.
— Джейн, тебе ли задавать этот вопрос? Мне показалось, что для тебя не секрет, чего я хочу от тебя.
Как она могла подумать, что его желание умерло? Она снова видела в его глазах отблески той страсти, которая придавала его взглядам обжигающую силу.
— Ты знаешь, чего я хочу… и всегда хотел. Разве обязательно говорить тебе об этом? Ты и сама хочешь того же. Я понял это с самого начала. Я читаю это в твоих глазах, когда ты смотришь на меня, слышу в твоем голосе.
Характерным для него властным жестом он поднял смуглую руку и, согнув палец, велел ей подойти к нему. Она уже, казалось, была готова подчиниться не задумываясь, но вдруг почувствовала в себе какую-то новую силу, которая удержала ее на месте.
— Не понимаю, о чем ты.
С того момента, как Элджи вернулся, он продемонстрировал ей такие перепады в своем настроении, заставил ее столько пережить, что она устала следить за этими скачками. Его тоска по ушедшей любви, потом гаев, доходящий до грубости, и его слова, которые причинили ей боль и которые она еще не скоро забудет. А теперь он слегка поманил ее и ждет, что она побежит к нему. Ну нет, теперь ему придется этого добиваться.
— Так о чем ты говорил?
О, ему это явно не понравилось! Очевидно, великий мистер Элджернон Мартинелли привык, чтобы женщины падали ему в объятия, едва он щелкнет пальцами. Он нахмурился и помрачнел, а его удивленно приподнятые брови, казалось, грозили ей за подобное поведение большими неприятностями в дальнейшем.
— Перестань кривляться, Джейн, тебе это не идет! — холодно отчеканил он. — Не надо играть со мной в такие игры.
— В какие игры? — таким же холодным тоном ответила Джейн. — Я абсолютно серьезна. С того момента, как я очнулась на больничной постели, я убедилась только в одном: у тебя в отношении меня есть некий тайный план. План, в который ты пока не готов меня посвятить.
Вздох Элджи продемонстрировал ей, как велико его сдерживаемое возмущение.
— Это не касается…
— Тебя, может, и нет, зато касается меня! Я хочу знать, кто дал тебе право…
— Ты сама дала мне это право, — вставил Элджи с ледяным спокойствием.
— Я? Каким образом… Когда?
— В тот момент, когда приняла одежду, которую я купил тебе, отдельную палату, которую я оплачивал. Когда согласилась переехать сюда, в мой дом.
Она была не в состоянии что-либо возразить. Перед ней предстал совершенно новый Элджи. Вернее, тот, которого она увидела в первый раз в больнице. Человек, чей пронзительный взгляд и напрягшееся тело напомнили ей хищного зверя перед прыжком. Это был тот же Элджернон Мартинелли, который настолько хорошо маскировался под Элджи все это время, что она почти забыла о его существовании. Теперь ей придется смириться с неоспоримым фактом — настоящим был тот.
— На самом деле, как нам обоим известно, все началось еще раньше, — продолжал он в мерзкой вкрадчивой манере. — В ту секунду, когда ты открыла глаза и посмотрела на меня…
— Нет… — Джейн отчаянно мотала головой, не желая его слушать.
— Да, — возразил Элджи мягко, почти ласково. — Отказаться от этого, значит, отказаться от самой себя. Ты забываешь, что я держал тебя в объятиях, целовал тебя. Я почувствовал в тебе отклик, такое не скроешь и не сыграешь. Так что, может, перестанем играть в прятки.
— Я ни во что не играю! — крикнула Джейн. — Ты ошибаешься, я абсолютно серьезна.
Как это произошло? Она могла поклясться, он с места не сдвинулся, но вдруг оказался значительно ближе. Она забеспокоилась, он действовал ей на нервы. Зато теперь ей стало видно какой опасный огонь горит в его глазах, как крепко сжаты его челюсти. В этом человеке не осталось для нее ничего привлекательного или притягательного, только леденящая душу аура, которая пугала и отталкивала ее.
— Я тоже не шучу. — Теперь в его голосе слышалась откровенная угроза. — В жизни не бывал серьезнее. Вот почему я теряю терпение из-за твоего детского поведения. Ты все время увиливаешь. То ты горишь, то холодна. Мне надоели эти перепады.
— Мои перепады? А ты сам?! Кто сказал в больнице — никогда, если я в своем уме? А теперь…
— А теперь признаюсь, что рядом с тобой я теряю свойственное мне благоразумие. Я не могу больше сдерживаться. Чему суждено быть между нами, того не миновать. И чем скорее ты примешь это условие, тем будет проще.
— Что значит проще? Проще для тебя или для меня?
Улыбка Элджи была фальшивой и порочно верительной, соответствующей мрачному блеску его глаз.
— Для нас обоих, любовь моя. — Указательным пальцем он дотронулся до ее подбородка, в его жесте была и ласка и угроза одновременно.
— Твои детские игры ни к чему, поверь мне. Не пойму, чего ты добиваешься, я и так хочу тебя сильней некуда.
От потрясения Джейн только ахнула, — она даже слов не находила, чтобы возразить ему, но он, не обращая внимания, продолжал все с той же отвратительной улыбкой:
— Полагаешь, я впервые утратил выдержку именно здесь? Ошибаешься. Контроль над собой я потерял в тот момент, когда увидел тебя на больничной постели. Единственное, что удержало меня тогда, это твое состояние здоровья. Только это.
— Хочешь, чтобы я выразила тебе благодарность? За то, что ты дал мне время поправиться, прежде чем приступить к выполнению своих намерений?
Что же она делает? Ведь, можно сказать, только что она танцевала от охватившего ее возбуждения, так жаждала оказаться с этим мужчиной в постели, стать его любовницей. А теперь, словно одержимая духом противоречия, отталкивает его, делает все, чтобы создать между ними зону отчуждения, заставляя его злиться и рискуя потерять навсегда. Правда, человек, который вызывал у нее сильное влечение, был совсем другим, не похожим на этого жестокого хищника, чьи взгляды грозят ей карой за неисполнение его воли.
— А если речь зашла о выдержке или, скорее, о воспитанности, то, поверь мне, видала я как-то копов при исполнении служебных обязанностей, так вот по сравнению с тобой их манеры могут быть квалифицированы как сама сдержанность и любезная изысканность.
— А я знаю гиену, которая сгорела бы со стыда, узнай она, что ее истерический визг сравнили с твоим! — мрачно пошутил в ответ Элджи. — Упрямством ты могла бы поспорить с ослом. Кажется, есть только один способ заставить тебя замолчать. — С этими словами он схватил ее в стальные объятия, прижал к своей мощной груди и поцеловал с холодной жестокостью. Не было в этом поцелуе и намека на истинное чувство любви или страсти. Джейн поняла, что его поцелуй был чем-то вроде наказания, тем не менее все ее существо откликнулось на него точно так же, как и да тот первый в больничной палате: кровь ее закипела, сердце учащенно забилось, в голове все поплыло, мысли спутались.
Одной рукой он держал ее за волосы, так что освободиться она не могла, даже если бы и попыталась. Но ей и в голову это не приходило. Ноги стали ватными и подкашивались, поэтому она навалилась всем телом на Элджи, который легко удерживал ее.
— Ты вся горишь, когда я дотрагиваюсь до тебя, — шептал он ей на ухо. — Мне это нравится! И даже больше. А это значит, что мы с тобой хоть в этом сходимся. Ты заставляешь меня страдать, как ни одна женщина прежде, и в ответ я заставлю, тебя испытать такое, чего ты еще не знала ни с одним мужчиной.
Вот эта простая фраза, ну, не совсем простая, даже, напротив, сложная по смысловому наполнению, не по форме, и вызвала в ее сознании вспышку протеста. Задохнувшись криком, Джейн вырвалась из рук Элджи с такой силой, что чуть не врезалась в стену.
— Как ты не понимаешь?! — крикнула она. Ее большие карие глаза взывали к нему, ища на его лице, похожем на холодную суровую маску, хотя бы проблеск чувства. — В этом-то вся проблема!
— Какая проблема? Объясни.
Надежда на сочувствие с его стороны не оправдалась, а звук его голоса и ледяной взгляд лишили Джейн остатков уверенности. Спрятав за спину дрожащие руки, она прижалась к стене.
— Я не знаю! — выкрикнула она. Голос ее сорвался, она что-то бормотала, вздыхала. Элджи пришлось сильно напрячь слух, чтобы разобрать ее слова. — Я ведь не знаю, случалось ли со мной такое раньше… дотрагивался ли до меня мужчина раньше… было или не было что-то подобное…
— Думаешь, меня это волнует?
Да, она ожидала другой реакции, а получила величественный жест безразличного отношения к ее страхам.
— Думаешь, прошлое имеет для меня какое-то значение? — продолжал он. — Меня интересует только то, что происходит здесь и сейчас, в этой комнате. Единственное, что меня волнует — это сексуальное притяжение, которое возникло между нами.
Джейн, сжав кулачки, еще крепче прижалась к стене, словно та давала ей силы для противостояния.
— Этого недостаточно!
— Для меня достаточно. Все, что мне нужно и что меня волнует…
— И ты готов использовать меня для удовлетворения своей минутной прихоти…
— Это было бы взаимным использованием, — почти нежным голосом поправил ее Элджи. — К тому же не такой уж минутной, напрасно ты опасаешься. Напротив, моя милая, я сильно сомневаюсь, чтобы то страстное желание, которое ты пробудила во мне, можно было бы удовлетворить за несколько дней или недель.
Похоже, она всего-навсего задела его мужское самолюбие, с горечью подумала Джейн. Он понял ее слова как выражение сомнения в его мужских достоинствах и решительно принялся опровергать оскорбительное для него мнение.
— Тебе будет хорошо со мной. Со мной ты узнаешь наслаждение, о котором и не мечтала.
Джейн не сомневалась, что с ним ее ночи стали бы восхитительными. Утолить страсть, которую он возбуждает в ней, и уснуть в его объятиях — еще недавно она и вообразить такое не могла. Но после ночи неизбежно наступает утро. Какими глазами она будет смотреть на себя в холодном свете дня.
— Джейн… — Голос его смягчился, в нем появились успокаивающие ноты, так обычно разговаривают с больными и с нервными породистыми животными. — Не надо сопротивляться тому, что неизбежно, — говорил он, постепенно приближаясь к ней. Звук его шагов полностью заглушил густой ворс ковра. — Не надо биться, словно бабочка об оконное стекло, ты только повредишь себе. — Он неотвратимо приближался к ней.
Как назло, ноги ее словно приросли к полу. Она не могла двинуться с места, взбунтовавшееся тело отказывалось повиноваться ей. Джейн даже лицо отвернуть не смогла, когда он протянул руку и провел ладонью по ее щеке, вызвав неподконтрольную ей реакцию — мгновенную дрожь всего тела.
— А я не хочу, чтобы ты страдала… я хочу, чтобы ты целиком отдалась чувству и получила наслаждение. Смотри, что ты делаешь со мной… — Схватив тонкую руку Джейн, он бесстыдно прижал ее дрожащие пальцы к своей разгоряченной затвердевшей плоти, скрытой брюками, чтобы она убедилась в силе его желания. При этом он не спускал с нее золотистых глаз.
У Джейн мгновенно пересохло во рту, она с трудом сохраняла способность соображать.
— Ты спросила, чего я хочу от тебя, что ж, готов поведать тебе. Я хочу жить настоящим. Хочу немного наслаждения, немного счастья, но здесь и сейчас. Камилла и трагедия ее короткой жизни — это прошлое, а я живой. Сегодня мне нужна ты. Сегодня и столько времени, сколько это продлится между нами.
Вот он и высказался! Словно нож вонзили ей в сердце, ей хотелось кричать и плакать от боли. Камилла — это прошлое, а она, видите ли, настоящее. А будущее? Что бы ни планировал для себя Элджи на будущее, ясно, что для нее там места не отводилось.
— Сегодня и столько времени, сколько это продлится между нами! — бросила она ему в лицо его собственные слова со всей злостью опустошенной души. — И как долго, по-твоему, это может продлиться? Месяц? Или два, если мне повезет? — Безразличное пожатие плечами разъярило ее еще больше. Красный туман плыл перед глазами, мешая ей видеть. И очень кстати. Если бы она увидела в этот момент его лицо, слова замерли бы у нее на губах. — Для человека, не способного даже на то, чтобы оплакать свою погибшую любовь, полагаю, какие-то шесть недель могут показаться целой жизнью.
— Господи! — взорвался Элджи и, потеряв над собой всякий контроль, разразился потоком итальянских слов, которых она, к счастью, не понимала. — Как ты смеешь, ничтожество, кто ты такая, чтобы обвинять меня?!
— О, это не я тебя обвиняю, Элджернон! В этом нет необходимости, — Джейн закусила удила и теперь не могла остановиться, даже если бы захотела. Слова сами собой стремительно вылетали из нее. — И без этого все ясно. Ты сам вынес себе обвинение и своими словами и своим поведением! Не ты ли сказал, что Дэнни пошел четвертый месяц? Даже если твоя прекрасная Камилла умерла в момент его рождения, то прошло чуть больше двенадцати недель! Ты бессердечный, закоренелый лжец! И ты смеешь предлагать мне любовную связь!..
Джейн почувствовала, что к горлу подступили слезы и она вот-вот расплачется, и пришла в ужас: вместо праведного гнева они свидетельствовали бы о другом, сокровенном чувстве. А если он догадается, что с ней происходит, то она окажется полностью в его власти.
— Правда в том… — снова начала она, сдержав слезы.
Однако Элджи сурово прервал ее:
— Правда в том… — от тона, каким он повторил ее слова, у нее кровь застыла в жилах, столько гнева было в его голосе, — чего ты не знаешь, моя дорогая Джейн. Но если ты так настаиваешь, я расскажу тебе правду. Все дело в том, что ты… — Он вдруг замолчал и нахмурился, прислушиваясь.
У Джейн сработал инстинкт, она мгновенно распознала детское хныканье, которое быстро переросло в горестный плач, который доносился из динамика, благодаря которому услышать, что происходит в детской, можно было практически в любой комнате дома. Она первой устремилась к двери с возгласом «Дэнни!».
— Наверное, что-то случилось! — крикнула она уже на лестнице, с легкостью преодолевая ступени.
Элджи, перешагивая через две ступеньки, едва поспевал за ней.
— Хочешь еще кофе?
— Нет, спасибо, я уже столько выпила» что теперь всю ночь не засну.
Они, конечно, засиделись, вон и свечи почти догорели.
— Этого мы допустить не можем, — с улыбкой сказал Элджи. От его улыбки сердце Джейн таяло быстрее свечки. — Дэнни всегда просыпается около шести часов утра. Тебе необходимо как следует отдохнуть, иначе ты не сможешь выполнять свои обязанности в течение дня. Кстати… — Он допил вино в бокале, отодвинулся от стола и поднялся. — Пойду проверю, как он спит. Я мигом.
— Можешь не торопиться, я подожду.
Короткая передышка была необходима Джейн, чтобы справиться с возбуждением, охватившим ее, привести в порядок мысли, которые путались в голове, стоило только Элджи улыбнуться или нежно посмотреть на нее. Она чувствовала в нем страсть, сжигавшую его, да он и не пытался это скрывать. Еще немного, и она бы не вынесла такого напряжения. Кожа ее обрела такую чувствительность, что реагировала даже на прикосновение волос, а скользящий шелк платья вызывал в ней дрожь восторга. В состоянии предвкушения она почти физически ощущала на своем теле ладони Элджи, его жаркие требовательные губы, волна желания поднималась из глубины ее тела в ожидании того, что должно обязательно произойти.
Джейн задула догоревшие свечи и почему-то вспомнила фразу Элджи: «Тебе необходимо как следует отдохнуть». Захватив бокал с недопитым вином, она вышла на огромную террасу. Ночь была по-летнему теплой, при свете полной луны она с удовольствием вдыхала воздух, напоенный ароматами сада. И снова вспомнила фразу Элджи. Интересно, какой смысл он вкладывает в слово «отдых», если он изначально противоречит тому, что ожидает их, по его замыслу, в эту ночь. Элджи проведает Дэнни и, вернувшись, воплотит в реальность то, что давно жило в ее воображении. Джейн весело засмеялась, ее слегка лихорадило, хотелось двигаться, летать, и она начала вальсировать среди лунных бликов на каменных плитках пола. Она кружилась все быстрей и быстрей, испытывая необыкновенную легкость во всем теле, пока не налетела на журнальный столик. Едва устояв на ногах, она увидела, что скинула на пол кипу журналов.
— Ой, что я наделала! — воскликнула Джейн и, поставив на столик бокал, присела, чтобы собрать рассыпавшиеся по полу журналы.
Под одним из них она увидела большую фотографию. Ока бережно подняла ее и при свете луны стала всматриваться в женское лицо невероятной красоты — широко расставленные миндалевидные глаза, темные и блестящие, смеющийся рот с яркими пухлыми губами и белоснежными зубами. Аристократическое лицо с тонкими чертами обрамляли локоны темных волос. Наверное, итальянка, подумала Джейн.
— Должно быть, это… — произнесла она вслух.
— Камилла, — послышалось за ее спиной. Элджи, подошедший незамеченным, помог ей встать.
Камилла… мать Дэнни…
Джейн снова посмотрела на фотографию, пытаясь найти в лице этой женщины ответ на мучивший ее вопрос: как могла такая красивая и на вид добрая женщина отказаться от своего ребенка?
— Она… она очень красивая.
Фраза далась ей с трудом. С первого взгляда на фотографию сердце ее болезненно сжалось. Значит, все не так просто, как говорил Элджи, если он до сих пор хранит ее фотографию в своем доме. Он ведь никогда не говорил о своих чувствах к матери Дэнни. Наверное, в глубине его души еще жива любовь к этой женщине.
— Была очень красивой, — поправил ее Элджи.
— Была?.. — растерялась Джейн.
Уже знакомым ей властным жестом он протянул руку к фотографии, и она послушно отдала ее ему.
— А что случилось? — отважилась спросить она, пока он в скорбном молчании смотрел на фотографию.
— Она умерла, — не сразу ответил Элджи. — От рака.
— Но она была совсем молодой! — с ужасом воскликнула Джейн. Мысль о смерти молодой женщины, почти ее ровесницы, была невыносимой.
— Молодой… и беременной. — Элджи тяжело вздохнул. — Ее могли бы спасти, но она отказалась от лечения, чтобы не причинить вреда будущему ребенку. Она даже слушать не хотела. Своим отказом она погубила себя.
— Боже мой, Элджи, я…
— Не надо…
Он отодвинулся от ее руки, которую она протянула к нему.
— Мне не нужны твои утешения и твои слезы, Джейн. Избавь меня.
— Избавить тебя?
Она не понимала его реакции на естественное чувство сострадания. Но его резкий тон ранил ее в самое сердце.
— А я… и не плачу!
— Разве?
Он схватил ее за руки и повернул к себе.
— А это что? — Проведя пальцем по ее ресницам, он показал ей мокрый палец. Джейн даже не заметила, что плачет.
— Я… я…
Джейн озадачило его поведение и это отчужденное злое лицо, ей вдруг захотелось ударить его. Настолько разительной была произошедшая в нем перемена, что в ней вспыхнул яростный протест.
— Да, плачу!!! — закричала она, глаза ее горели гневом. — И что в том плохого?! Ты рассказал о Камилле… о ее трагической истории. Да любой, услышав, заплачет поневоле. Любой человек…
— Любой! — сурово оборвал ее Элджи. — Но не ты. Не ты, кара. С чего бы тебе вдруг оплакивать женщину, которую ты никогда в глаза не видела, только на фотографии. Почему с такой готовностью слезы льются из твоих глаз, когда ты… О Господи! — Он оборвал себя на полуфразе, брезгливо выпустил ее руку и, резко отвернувшись, уставился в окно.
Так он стоял, засунув руки в карманы брюк, с поникшими плечами, словно, кроме него, в комнате никого не было. Джейн оставалось только лицезреть его спину. Она почувствовала себя лишней и в этом доме, и в его жизни.
Неужели она видит перед собой того же человека, который весь вечер провел с ней и, блистая остроумием, занимал разговором? Неужели это тот самый Элджи, против обаяния которого вряд ли устояла бы даже воинствующая феминистка, не говоря уже о глупой женщине с чувствительным сердцем, влюбившейся в него с первого взгляда? Да, призналась она себе, похоже, ее чувство стало более глубоким и сложным, нежели то примитивное физическое влечение, которое она испытывала к нему с самого начала. Она оживала в его присутствии, острее чувствовала, и краски становились ярче, запахи сильней, а звуки внятней. Любовь ли это в полном смысле слова? Возможно ли любить человека, почти ничего о нем не зная, будучи знакомой с ним меньше недели? Так уж получилось, что из-за потери памяти Элджи стал единственным человеком, который связывал ее с реальным миром. Абсолютно беззащитная, она бессознательно потянулась к нему всем сердцем.
— Элджи… — нерешительно начала она, движимая потребностью разрушить барьер, которым он отгородился. — Я тебя не понимаю. Может, ты хочешь… Давай поговорим об этом.
Ее слова заставили Элджи стремительно обернуться, но, увидев его лицо, она была настолько поражена, что невольно сделала несколько шагов назад.
Бледность заливала его осунувшееся лицо, глаза запали, и под ними залегли тени. Огонь, еще недавно горевший в его глазах, угас; темные, непроницаемые, они пугали ее.
— Нет, Джейн, я не хочу говорить об этом! Я не хочу говорить о Камилле, о ее красоте, о том времени, когда я был с ней… о той ночи, когда мы зачали нашего ребенка.
— Я не это имела в виду! — заволновалась Джейн.
Для нее невыносимо больно было бы услышать его рассказ о том, как он обожал другую женщину, как проводил с ней долгие ночи, наполненные страстной любовью. Любовью, сотворившей прекрасное чудо — малыша, крепко спавшего наверху.
— Не хочу говорить и о ее такой короткой жизни и о ее трагической кончине. Мне не нужны с тобой душещипательные беседы!
— Ладно, пусть тебе не нужны душещипательные беседы, — откликнулась она с горечью, и голос выдал чувство болезненной обиды, владевшей ею. — Пусть так. Ты ясно дал мне понять, что я веду себя неправильно, но ты даже не намекнул, что, по-твоему, правильно. Ты и словом не обмолвился, чего же ты хочешь от меня!
После ее тирады последовало долгое напряженное молчание, которое действовало ей на нервы.
Скажи хоть что-нибудь, хотелось крикнуть ей. А если нечего сказать, то хотя бы пошли к черту! Хотела и боялась, что именно это услышит в ответ и лишится навсегда места в его жизни. И что тогда ей делать? Сможет ли она пережить душевную пустоту и одиночество, которые неизбежно последуют, если она потеряет этого человека, за короткий срок приобретшего для нее огромное значение.
Элджи наконец прервал ее страшные мысли. Тяжело вздохнув, он провел ладонями по своим черным волосам и слегка покачал головой.
— Джейн, тебе ли задавать этот вопрос? Мне показалось, что для тебя не секрет, чего я хочу от тебя.
Как она могла подумать, что его желание умерло? Она снова видела в его глазах отблески той страсти, которая придавала его взглядам обжигающую силу.
— Ты знаешь, чего я хочу… и всегда хотел. Разве обязательно говорить тебе об этом? Ты и сама хочешь того же. Я понял это с самого начала. Я читаю это в твоих глазах, когда ты смотришь на меня, слышу в твоем голосе.
Характерным для него властным жестом он поднял смуглую руку и, согнув палец, велел ей подойти к нему. Она уже, казалось, была готова подчиниться не задумываясь, но вдруг почувствовала в себе какую-то новую силу, которая удержала ее на месте.
— Не понимаю, о чем ты.
С того момента, как Элджи вернулся, он продемонстрировал ей такие перепады в своем настроении, заставил ее столько пережить, что она устала следить за этими скачками. Его тоска по ушедшей любви, потом гаев, доходящий до грубости, и его слова, которые причинили ей боль и которые она еще не скоро забудет. А теперь он слегка поманил ее и ждет, что она побежит к нему. Ну нет, теперь ему придется этого добиваться.
— Так о чем ты говорил?
О, ему это явно не понравилось! Очевидно, великий мистер Элджернон Мартинелли привык, чтобы женщины падали ему в объятия, едва он щелкнет пальцами. Он нахмурился и помрачнел, а его удивленно приподнятые брови, казалось, грозили ей за подобное поведение большими неприятностями в дальнейшем.
— Перестань кривляться, Джейн, тебе это не идет! — холодно отчеканил он. — Не надо играть со мной в такие игры.
— В какие игры? — таким же холодным тоном ответила Джейн. — Я абсолютно серьезна. С того момента, как я очнулась на больничной постели, я убедилась только в одном: у тебя в отношении меня есть некий тайный план. План, в который ты пока не готов меня посвятить.
Вздох Элджи продемонстрировал ей, как велико его сдерживаемое возмущение.
— Это не касается…
— Тебя, может, и нет, зато касается меня! Я хочу знать, кто дал тебе право…
— Ты сама дала мне это право, — вставил Элджи с ледяным спокойствием.
— Я? Каким образом… Когда?
— В тот момент, когда приняла одежду, которую я купил тебе, отдельную палату, которую я оплачивал. Когда согласилась переехать сюда, в мой дом.
Она была не в состоянии что-либо возразить. Перед ней предстал совершенно новый Элджи. Вернее, тот, которого она увидела в первый раз в больнице. Человек, чей пронзительный взгляд и напрягшееся тело напомнили ей хищного зверя перед прыжком. Это был тот же Элджернон Мартинелли, который настолько хорошо маскировался под Элджи все это время, что она почти забыла о его существовании. Теперь ей придется смириться с неоспоримым фактом — настоящим был тот.
— На самом деле, как нам обоим известно, все началось еще раньше, — продолжал он в мерзкой вкрадчивой манере. — В ту секунду, когда ты открыла глаза и посмотрела на меня…
— Нет… — Джейн отчаянно мотала головой, не желая его слушать.
— Да, — возразил Элджи мягко, почти ласково. — Отказаться от этого, значит, отказаться от самой себя. Ты забываешь, что я держал тебя в объятиях, целовал тебя. Я почувствовал в тебе отклик, такое не скроешь и не сыграешь. Так что, может, перестанем играть в прятки.
— Я ни во что не играю! — крикнула Джейн. — Ты ошибаешься, я абсолютно серьезна.
Как это произошло? Она могла поклясться, он с места не сдвинулся, но вдруг оказался значительно ближе. Она забеспокоилась, он действовал ей на нервы. Зато теперь ей стало видно какой опасный огонь горит в его глазах, как крепко сжаты его челюсти. В этом человеке не осталось для нее ничего привлекательного или притягательного, только леденящая душу аура, которая пугала и отталкивала ее.
— Я тоже не шучу. — Теперь в его голосе слышалась откровенная угроза. — В жизни не бывал серьезнее. Вот почему я теряю терпение из-за твоего детского поведения. Ты все время увиливаешь. То ты горишь, то холодна. Мне надоели эти перепады.
— Мои перепады? А ты сам?! Кто сказал в больнице — никогда, если я в своем уме? А теперь…
— А теперь признаюсь, что рядом с тобой я теряю свойственное мне благоразумие. Я не могу больше сдерживаться. Чему суждено быть между нами, того не миновать. И чем скорее ты примешь это условие, тем будет проще.
— Что значит проще? Проще для тебя или для меня?
Улыбка Элджи была фальшивой и порочно верительной, соответствующей мрачному блеску его глаз.
— Для нас обоих, любовь моя. — Указательным пальцем он дотронулся до ее подбородка, в его жесте была и ласка и угроза одновременно.
— Твои детские игры ни к чему, поверь мне. Не пойму, чего ты добиваешься, я и так хочу тебя сильней некуда.
От потрясения Джейн только ахнула, — она даже слов не находила, чтобы возразить ему, но он, не обращая внимания, продолжал все с той же отвратительной улыбкой:
— Полагаешь, я впервые утратил выдержку именно здесь? Ошибаешься. Контроль над собой я потерял в тот момент, когда увидел тебя на больничной постели. Единственное, что удержало меня тогда, это твое состояние здоровья. Только это.
— Хочешь, чтобы я выразила тебе благодарность? За то, что ты дал мне время поправиться, прежде чем приступить к выполнению своих намерений?
Что же она делает? Ведь, можно сказать, только что она танцевала от охватившего ее возбуждения, так жаждала оказаться с этим мужчиной в постели, стать его любовницей. А теперь, словно одержимая духом противоречия, отталкивает его, делает все, чтобы создать между ними зону отчуждения, заставляя его злиться и рискуя потерять навсегда. Правда, человек, который вызывал у нее сильное влечение, был совсем другим, не похожим на этого жестокого хищника, чьи взгляды грозят ей карой за неисполнение его воли.
— А если речь зашла о выдержке или, скорее, о воспитанности, то, поверь мне, видала я как-то копов при исполнении служебных обязанностей, так вот по сравнению с тобой их манеры могут быть квалифицированы как сама сдержанность и любезная изысканность.
— А я знаю гиену, которая сгорела бы со стыда, узнай она, что ее истерический визг сравнили с твоим! — мрачно пошутил в ответ Элджи. — Упрямством ты могла бы поспорить с ослом. Кажется, есть только один способ заставить тебя замолчать. — С этими словами он схватил ее в стальные объятия, прижал к своей мощной груди и поцеловал с холодной жестокостью. Не было в этом поцелуе и намека на истинное чувство любви или страсти. Джейн поняла, что его поцелуй был чем-то вроде наказания, тем не менее все ее существо откликнулось на него точно так же, как и да тот первый в больничной палате: кровь ее закипела, сердце учащенно забилось, в голове все поплыло, мысли спутались.
Одной рукой он держал ее за волосы, так что освободиться она не могла, даже если бы и попыталась. Но ей и в голову это не приходило. Ноги стали ватными и подкашивались, поэтому она навалилась всем телом на Элджи, который легко удерживал ее.
— Ты вся горишь, когда я дотрагиваюсь до тебя, — шептал он ей на ухо. — Мне это нравится! И даже больше. А это значит, что мы с тобой хоть в этом сходимся. Ты заставляешь меня страдать, как ни одна женщина прежде, и в ответ я заставлю, тебя испытать такое, чего ты еще не знала ни с одним мужчиной.
Вот эта простая фраза, ну, не совсем простая, даже, напротив, сложная по смысловому наполнению, не по форме, и вызвала в ее сознании вспышку протеста. Задохнувшись криком, Джейн вырвалась из рук Элджи с такой силой, что чуть не врезалась в стену.
— Как ты не понимаешь?! — крикнула она. Ее большие карие глаза взывали к нему, ища на его лице, похожем на холодную суровую маску, хотя бы проблеск чувства. — В этом-то вся проблема!
— Какая проблема? Объясни.
Надежда на сочувствие с его стороны не оправдалась, а звук его голоса и ледяной взгляд лишили Джейн остатков уверенности. Спрятав за спину дрожащие руки, она прижалась к стене.
— Я не знаю! — выкрикнула она. Голос ее сорвался, она что-то бормотала, вздыхала. Элджи пришлось сильно напрячь слух, чтобы разобрать ее слова. — Я ведь не знаю, случалось ли со мной такое раньше… дотрагивался ли до меня мужчина раньше… было или не было что-то подобное…
— Думаешь, меня это волнует?
Да, она ожидала другой реакции, а получила величественный жест безразличного отношения к ее страхам.
— Думаешь, прошлое имеет для меня какое-то значение? — продолжал он. — Меня интересует только то, что происходит здесь и сейчас, в этой комнате. Единственное, что меня волнует — это сексуальное притяжение, которое возникло между нами.
Джейн, сжав кулачки, еще крепче прижалась к стене, словно та давала ей силы для противостояния.
— Этого недостаточно!
— Для меня достаточно. Все, что мне нужно и что меня волнует…
— И ты готов использовать меня для удовлетворения своей минутной прихоти…
— Это было бы взаимным использованием, — почти нежным голосом поправил ее Элджи. — К тому же не такой уж минутной, напрасно ты опасаешься. Напротив, моя милая, я сильно сомневаюсь, чтобы то страстное желание, которое ты пробудила во мне, можно было бы удовлетворить за несколько дней или недель.
Похоже, она всего-навсего задела его мужское самолюбие, с горечью подумала Джейн. Он понял ее слова как выражение сомнения в его мужских достоинствах и решительно принялся опровергать оскорбительное для него мнение.
— Тебе будет хорошо со мной. Со мной ты узнаешь наслаждение, о котором и не мечтала.
Джейн не сомневалась, что с ним ее ночи стали бы восхитительными. Утолить страсть, которую он возбуждает в ней, и уснуть в его объятиях — еще недавно она и вообразить такое не могла. Но после ночи неизбежно наступает утро. Какими глазами она будет смотреть на себя в холодном свете дня.
— Джейн… — Голос его смягчился, в нем появились успокаивающие ноты, так обычно разговаривают с больными и с нервными породистыми животными. — Не надо сопротивляться тому, что неизбежно, — говорил он, постепенно приближаясь к ней. Звук его шагов полностью заглушил густой ворс ковра. — Не надо биться, словно бабочка об оконное стекло, ты только повредишь себе. — Он неотвратимо приближался к ней.
Как назло, ноги ее словно приросли к полу. Она не могла двинуться с места, взбунтовавшееся тело отказывалось повиноваться ей. Джейн даже лицо отвернуть не смогла, когда он протянул руку и провел ладонью по ее щеке, вызвав неподконтрольную ей реакцию — мгновенную дрожь всего тела.
— А я не хочу, чтобы ты страдала… я хочу, чтобы ты целиком отдалась чувству и получила наслаждение. Смотри, что ты делаешь со мной… — Схватив тонкую руку Джейн, он бесстыдно прижал ее дрожащие пальцы к своей разгоряченной затвердевшей плоти, скрытой брюками, чтобы она убедилась в силе его желания. При этом он не спускал с нее золотистых глаз.
У Джейн мгновенно пересохло во рту, она с трудом сохраняла способность соображать.
— Ты спросила, чего я хочу от тебя, что ж, готов поведать тебе. Я хочу жить настоящим. Хочу немного наслаждения, немного счастья, но здесь и сейчас. Камилла и трагедия ее короткой жизни — это прошлое, а я живой. Сегодня мне нужна ты. Сегодня и столько времени, сколько это продлится между нами.
Вот он и высказался! Словно нож вонзили ей в сердце, ей хотелось кричать и плакать от боли. Камилла — это прошлое, а она, видите ли, настоящее. А будущее? Что бы ни планировал для себя Элджи на будущее, ясно, что для нее там места не отводилось.
— Сегодня и столько времени, сколько это продлится между нами! — бросила она ему в лицо его собственные слова со всей злостью опустошенной души. — И как долго, по-твоему, это может продлиться? Месяц? Или два, если мне повезет? — Безразличное пожатие плечами разъярило ее еще больше. Красный туман плыл перед глазами, мешая ей видеть. И очень кстати. Если бы она увидела в этот момент его лицо, слова замерли бы у нее на губах. — Для человека, не способного даже на то, чтобы оплакать свою погибшую любовь, полагаю, какие-то шесть недель могут показаться целой жизнью.
— Господи! — взорвался Элджи и, потеряв над собой всякий контроль, разразился потоком итальянских слов, которых она, к счастью, не понимала. — Как ты смеешь, ничтожество, кто ты такая, чтобы обвинять меня?!
— О, это не я тебя обвиняю, Элджернон! В этом нет необходимости, — Джейн закусила удила и теперь не могла остановиться, даже если бы захотела. Слова сами собой стремительно вылетали из нее. — И без этого все ясно. Ты сам вынес себе обвинение и своими словами и своим поведением! Не ты ли сказал, что Дэнни пошел четвертый месяц? Даже если твоя прекрасная Камилла умерла в момент его рождения, то прошло чуть больше двенадцати недель! Ты бессердечный, закоренелый лжец! И ты смеешь предлагать мне любовную связь!..
Джейн почувствовала, что к горлу подступили слезы и она вот-вот расплачется, и пришла в ужас: вместо праведного гнева они свидетельствовали бы о другом, сокровенном чувстве. А если он догадается, что с ней происходит, то она окажется полностью в его власти.
— Правда в том… — снова начала она, сдержав слезы.
Однако Элджи сурово прервал ее:
— Правда в том… — от тона, каким он повторил ее слова, у нее кровь застыла в жилах, столько гнева было в его голосе, — чего ты не знаешь, моя дорогая Джейн. Но если ты так настаиваешь, я расскажу тебе правду. Все дело в том, что ты… — Он вдруг замолчал и нахмурился, прислушиваясь.
У Джейн сработал инстинкт, она мгновенно распознала детское хныканье, которое быстро переросло в горестный плач, который доносился из динамика, благодаря которому услышать, что происходит в детской, можно было практически в любой комнате дома. Она первой устремилась к двери с возгласом «Дэнни!».
— Наверное, что-то случилось! — крикнула она уже на лестнице, с легкостью преодолевая ступени.
Элджи, перешагивая через две ступеньки, едва поспевал за ней.
6
В кроватке из светлого дерева надрывался криком Дэнни, личико его покраснело от натуги, ручки и ножки судорожно дергались.
Для Джейн и Элджи, которые почти одновременно вбежали в детскую все отошло на задний план при виде душераздирающего зрелища. Главный виновник такого состояния малыша был обнаружен на полу. Тряпичный котенок был немедленно возвращен в кроватку. Но Дэнни и не думал успокаиваться. Даже на руках у Элджи он продолжал отчаянно плакать, все его тельце сотрясалось от непонятного горя.
— Наверняка он хочет есть, — решил наконец Элджи. — Ты не могла бы подержать его, пока я спущусь вниз и приготовлю ему бутылочку смеси?
— Ты уверен, что так будет лучше? — Странная нерешительность овладела Джейн. — Я хочу сказать, что, может, на руках у отца ему будет спокойнее? А я спущусь на кухню готовить ему бутылочку.
— Ты же видишь, как ему «спокойнее» на руках у отца. — В этот момент притихший было малыш снова зашелся от крика. — Попробуй, может, тебе больше повезет. К тому же я лучше знаю, где что лежит на кухне. Ты потеряешь много времени на поиски.
— Ну что ж, тогда… — Джейн протянула руки. — Иди ко мне, маленькое чудовище.
На секунду ей показалось, что Элджи передумал, слишком уж пристально смотрел он на нее, будто оценивал ее возможности. Она уже готова была возмутиться и сказать, что если он не доверяет ей своего драгоценного сына, то… Но тут выражение на лице Элджи изменилось, и он бережно положил плачущего ребенка ей на руки.
— Не волнуйся, я позабочусь о нем, — резко сказала она ему, толком не понимая, почему она это сказала; наверное, ей показалось, что Элджи нуждается в ее заверении. — Опыта обращения с младенцами у меня практически нет, но я постараюсь.
— Я уверен, ты справишься. — Голос Элджи звучал как-то странно. — Я быстро, спущусь вниз и обратно.
Но он продолжал стоять и смотреть на нее.
— У нас все будет хорошо, — успокаивала его Джейн. — Я крикну, если понадобится твоя помощь.
Элджи приложил ладонь к щечке малыша. В его жесте была трогательная нежность, которая болью отозвалась в сердце Джейн. Как и в больнице, где она впервые увидела их вместе, ее поразила несоразмерность мужской силы Элджи и беззащитного крошечного существа. Она до боли прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
— Тише, тише, мой маленький, — прошептал Элджи. — Не надо так расстраиваться.
Дэнни утих, его крик сменился прерывистыми всхлипами. Не успела Джейн порадоваться наступившему затишью, как личико малыша снова сморщилось и новый приступ яростного плача оглушил их.
Для Джейн и Элджи, которые почти одновременно вбежали в детскую все отошло на задний план при виде душераздирающего зрелища. Главный виновник такого состояния малыша был обнаружен на полу. Тряпичный котенок был немедленно возвращен в кроватку. Но Дэнни и не думал успокаиваться. Даже на руках у Элджи он продолжал отчаянно плакать, все его тельце сотрясалось от непонятного горя.
— Наверняка он хочет есть, — решил наконец Элджи. — Ты не могла бы подержать его, пока я спущусь вниз и приготовлю ему бутылочку смеси?
— Ты уверен, что так будет лучше? — Странная нерешительность овладела Джейн. — Я хочу сказать, что, может, на руках у отца ему будет спокойнее? А я спущусь на кухню готовить ему бутылочку.
— Ты же видишь, как ему «спокойнее» на руках у отца. — В этот момент притихший было малыш снова зашелся от крика. — Попробуй, может, тебе больше повезет. К тому же я лучше знаю, где что лежит на кухне. Ты потеряешь много времени на поиски.
— Ну что ж, тогда… — Джейн протянула руки. — Иди ко мне, маленькое чудовище.
На секунду ей показалось, что Элджи передумал, слишком уж пристально смотрел он на нее, будто оценивал ее возможности. Она уже готова была возмутиться и сказать, что если он не доверяет ей своего драгоценного сына, то… Но тут выражение на лице Элджи изменилось, и он бережно положил плачущего ребенка ей на руки.
— Не волнуйся, я позабочусь о нем, — резко сказала она ему, толком не понимая, почему она это сказала; наверное, ей показалось, что Элджи нуждается в ее заверении. — Опыта обращения с младенцами у меня практически нет, но я постараюсь.
— Я уверен, ты справишься. — Голос Элджи звучал как-то странно. — Я быстро, спущусь вниз и обратно.
Но он продолжал стоять и смотреть на нее.
— У нас все будет хорошо, — успокаивала его Джейн. — Я крикну, если понадобится твоя помощь.
Элджи приложил ладонь к щечке малыша. В его жесте была трогательная нежность, которая болью отозвалась в сердце Джейн. Как и в больнице, где она впервые увидела их вместе, ее поразила несоразмерность мужской силы Элджи и беззащитного крошечного существа. Она до боли прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
— Тише, тише, мой маленький, — прошептал Элджи. — Не надо так расстраиваться.
Дэнни утих, его крик сменился прерывистыми всхлипами. Не успела Джейн порадоваться наступившему затишью, как личико малыша снова сморщилось и новый приступ яростного плача оглушил их.