Ле Джон. Портной из Панамы

   Но для скверного игрока в гольф самой соблазнительной особенностью этого места являлись прямые поросшие травой окопы глубиной в тридцать футов от уровня моря. Некогда они были частью канала, теперь же служили надежным прибежищем для неточно пробитого мяча. Скверный игрок мог промахнуться, мог не рассчитать силы удара. Окопы, пока он оставался под их попечением, прощали ему все.
   – Как Пэдди? Все в порядке? – осведомился Молтби, тайком от партнера поправляя мяч носком потрескавшейся туфли для гольфа. – Кашель получше?
   – Не совсем, – ответил Стормонт.
   – О, господи! Ну и что они говорят?
   – Да ничего определенного.
   Молтби ударил снова. Мяч пролетел над зеленой травой и снова исчез из виду. Молтби побежал к нему. Начался дождь. Принимался он каждые десять минут, но Молтби, казалось, не замечал его вовсе. Мяч угодил прямехонько в центр островка из мокрого песка. Старик индеец протянул Молтби соответствующую клюшку.
   – Вам надо увезти ее куда-нибудь, – посоветовал посол Стормонту. – В Швейцарию, или куда там возят таких больных. Здесь, в Панаме, совершенно антисанитарные условия. Никогда не знаешь, где подцепишь микроба. Черт!…
   Точно некое примитивное насекомое, мяч упорхнул в густые зеленые заросли. Через пелену дождя Стормонт наблюдал за тем, как посол описывает большие круги в его поисках. И вот он напрягся, застыл, потом совершил бросок. Восторженный возглас – мяч нашелся! «Да он окончательно тронулся умом, – подумал Стормонт. – Рехнулся». Сегодня Молтби позвонил ему в час ночи, как раз когда Пэдди уже засыпала. «Всего пара слов, Найджел, если вы, конечно, не возражаете. Просто подумал, мы могли бы встретиться завтра, с утра, немного размять ноги…» – «Как скажете, посол».
   – А так, во всех остальных отношениях в посольстве вроде бы сейчас все в порядке, – резюмировал Молтби, длинными скачками направляясь к следующему окопу. – Всего-то и надо, что остановить кашель у Пэдди и мою бедную старую Фиби. – Фиби, его жену, никак нельзя было назвать ни старой, ни бедной.
   Молтби был небрит. Крысиного цвета пуловер промок насквозь и походил на кольчугу. «Неужели этот урод не может позволить себе завести приличный дождевик?» – так подумал Стормонт и поморщился – дождь прохладными струйками бежал за воротник.
   – Фиби никогда не была счастлива, – говорил между тем Молтби. – Я вообще не понимаю, зачем она вернулась. Я ее ненавижу. Она меня тоже. А дети ненавидят нас обоих. В этом нет абсолютно никакого смысла. Да мы, слава тебе господи, не трахались вот уже несколько лет!
   Стормонт был потрясен, но хранил молчание. Ни разу за те полтора года, что они были знакомы, Молтби не говорил ему ничего подобного. И он недоумевал, с чего это вдруг послу понадобилось раскрывать перед ним душу. Нет, это просто уму непостижимо!
   – Да, вы тоже прошли через развод, – не унимался Молтби. – И тоже был скандал, и об этом, насколько я помню, немало судачили. Но вы сумели преодолеть все это. И ваши дети с вами разговаривают. И министерство не выбросило вас на улицу.
   – Ну, это не совсем так.
   – Знаете, я бы хотел, чтоб вы перемолвились словечком с Фиби. Ей будет только на пользу. Скажите, что сами прошли через все это, и что черт не так уж и страшен, как его малюют. Она совершенно не умеет говорить с людьми по душам, в этом отчасти и кроется проблема. Предпочитает командовать ими.
   – Может, все-таки лучше, если с ней поговорит Пэдди?
   Молтби укладывал мяч для первого удара. Делал он это, как заметил Стормонт, даже не сгибая колен. Просто сложился всем телом пополам, затем распрямился.
   – Нет, думаю, все же лучше, если это сделаете вы, – сказал он, угрожающе примериваясь клюшкой к мячу. – Она, видите ли, беспокоится обо мне, вот в чем штука. Знает, что сама прекрасно без меня обойдется. Но считает, что я буду названивать ей каждые пять минут и спрашивать, как сварить яйцо или что-нибудь в этом роде. Да я в жизни этого не сделаю! Заведу какую-нибудь шикарную девчонку. И сам хоть весь день буду варить для нее яйца! – Он ударил, мяч взметнулся вверх, перелетел через спасительный окоп, какое-то время катился по прямой к лунке, затем вдруг, словно передумав, вильнул в сторону и скрылся в пелене дождя.
   – Вот пердун вонючий! – воскликнул посол, обнаруживая столь глубинные познания в языке, что Стормонт удивился. Он и не подозревал, что Молтби известны такие словечки.
   Продолжение игры казалось просто абсурдным. Бросив мяч на произвол судьбы, они направились к эстраде для полкового оркестра, находившейся невдалеке от коттеджей, где жили семейные офицеры. Но старому индейцу почему-то не понравилось это место. Он предпочел укрыться под сенью пальмовых деревьев, стоял там, и потоки воды сбегали по полям его шляпы.
   – А во всех остальных отношениях, – говорил Молтби, – у нас все дружно и хорошо. Никакой там грызни, все живы и здоровы, со всех направлений потоком поступают ценнейшие разведывательные данные. Чего еще хотят наши хозяева? Просто ума не приложу!
   – А чего именно они хотят?
   Но Молтби не спешил с ответом. А затем предпочел отделаться маловразумительными и странными намеками.
   – Долго беседовал вчера вечером с разными людьми по секретному телефону Оснарда, – объявил он тоном человека, погрузившегося в самые сладкие воспоминания. – Вы догадываетесь, о чем шла речь?
   – Да нет, я бы не сказал, – ответил Стормонт.
   – Самые горячие и тревожные новости, сравнимые для нас разве что с бурской войной. Нет, скорее вообще ни с чем не сравнимые. Я под глубочайшим впечатлением. И все до одного такие славные люди! Нет, не то чтобы я с ними встречался. Но, судя по голосам, очень симпатичные. Один почти все время разговора только и знал, что извинялся. Некий господин по фамилии Лаксмор уже на пути к нам. Шотландец. Мы должны называть его Меллорс. Вообще-то мне не следовало бы говорить вам об этом, так что, естественно, говорю. И этот Лаксмор-Меллорс привезет нам совершенно потрясающие новости.
   Дождь прекратился, но Молтби, похоже, этого не замечал. Индеец по-прежнему стоял под пальмами, свернул себе толстую сигару из листьев марихуаны и курил.
   – Наверное, надо расплатиться с этим парнем, – заметил Стормонт. – Если вы, конечно, не будете больше играть.
   Вместе они наскребли несколько отсыревших долларовых бумажек, отдали индейцу и отправили его к зданию клуба вместе с клюшками Молтби. А сами уселись на сухую скамью перед эстрадой и наблюдали, как мчат к Эдему разбухшие потоки воды и как сверкает на каждом листке и цветке солнце.
   – Так было решено… и мой голос тут совершенно ничего не значил, Найджел. Было решено, что правительство ее величества королевы должно оказать тайную поддержку и помощь молчаливой оппозиции Панамы. И, естественно, при малейших подозрениях мы все должны отрицать. Лаксмор, которого следует называть Меллорс, прибывает к нам специально, чтобы разъяснить, как именно надо это делать. Я так понимаю, у него с собой целый том инструкций. Под названием «Как вытеснить местное правительство», что-то в этом роде. И мы все должны погрузиться в этот том и изучать его. Не знаю, известно ли вам или нет, но меня попросили пригласить господ Доминго и Абраксаса ночью в мой сад на заднем дворе. Можете, конечно, взять эту миссию на себя. Нет, не потому, что у меня нет сада, но я до сих пор помню, что творил покойный лорд Галифакс, встречаясь тут с разного сорта людьми. Я вижу, вы удивлены. Желаете что-то спросить?…
   – Почему бы этим не заняться Оснарду? – спросил Стормонт.
   – Мне как послу был сделан намек, что его участие в этом нежелательно. У парня и без того полно самых ответственных дел. И потом он молод. Он еще только учится. А ребята из оппозиции склонны прислушиваться и доверять более опытному человеку. Некоторые из них такие же люди, как мы. Но другие – простые и грубые парни из рабочего класса, портовые грузчики, рыбаки, фермеры, в этом роде. И будет гораздо лучше, если мы возьмем эту ношу на себя. Нам следует также поддержать неких бунтарей-студентов, а это весьма щекотливое дело. Но придется заняться и студентами. Уверен, вы будете с ними любезны. Похоже, вас что-то беспокоит, да, Найджел? Я вас чем-то расстроил?
   – Почему бы им не прислать сюда побольше шпионов?
   – О, не думаю, что в этом есть необходимость. Нет, здесь будут появляться только люди типа этого Лаксмора-Меллорса, но никого на постоянной основе. И нет необходимости увеличивать штат посольства, это может вызвать кривотолки. Я это особо подчеркнул.
   – Вы? – недоверчиво спросил Стормонт.
   – Да, именно я. Двух таких опытных, как вы и я, сотрудников вполне достаточно, так я им сказал. И лишние люди в штате нам совершенно ни к чему. Я был тверд. Они только замусорят тут всю округу, так прямо и сказал. Это неприемлемо. У нас тут работают квалифицированные кадры, сказал я им. Вы должны мной гордиться.
   Стормонту показалось, что в глазах посла блеснул незнакомый ему прежде огонек, сравнимый с пробуждением желания.
   – А по правде, здесь понадобится просто колоссальный штат! – продолжал Молтби, и в голосе его звучало возбуждение мальчишки, увидевшего игрушечную железную дорогу. – Радио, автомобили, курьеры, не говоря уже о материальной части – автоматах, минах, установках для запуска ракет, огромном количестве взрывчатки, детонаторов и прочего. Ни одна современная оппозиция не может без этого обойтись, так они мне сказали. И еще крайне важно иметь запасные части, говорили они. Вы же прекрасно знаете, студенты народ небрежный. Дай им утром радиоустановку, а к обеду она вся будет разрисована граффити. Уверен, что и здешняя молчаливая оппозиция ничем не лучше. Должен вас успокоить, оружие будет исключительно британского производства. Одна очень надежная и проверенная британская компания уже вызвалась поставлять все необходимое, очень мило с их стороны. Министр Кирби о нем высочайшего мнения. Оно великолепно проявило себя еще в Иране… или Ираке? Возможно, и там, и там. Рад сообщить, что и Галли придерживается того же мнения. А в министерстве приняли мое предложение, чтоб его посвятили во все правила игры с этим БУЧАНОМ и нашли ему достойное место в ней. Оснард, конечно, чертыхается на чем свет стоит.
   – Ваше предложение? – тупо повторил Стормонт.
   – Ну да, Найджел. Я пришел к выводу, что мы с вами вполне подготовленные люди для участия в подобного рода интриге. Помните, я как-то раз говорил вам, что просто мечтаю принять участие в каком-нибудь британском заговоре? И вот, пожалуйста! Условный сигнал прозвучал. Уверен, что мы прекрасно справимся с этой задачей, приложим все силы… Вы, кажется, недовольны чем-то, Найджел? Наверное, просто еще не осознали всей важности того, что я говорю. Наше посольство собирается совершить потрясающий прорыв. Из стоячего дипломатического болота мы превратимся в важнейший стратегический центр. И всем нам светят повышения, медали, разного рода знаки внимания свыше. И не говорите мне, что сомневаетесь в мудрости и дальновидности наших хозяев! Это было бы весьма огорчительно.
   – Да нет, не то чтобы сомневаюсь. Просто здесь недостает целого ряда необходимых стадий, – слабым голосом пробормотал Стормонт, силясь представить себе образ совершенно нового посольства.
   – Ерунда. Каких именно?
   – Прежде всего логики.
   – Вот как? – ледяным голосом произнес Молтби. – И в чем же именно вы обнаружили нехватку логики?
   – Ну, возьмем, к примеру, молчаливую оппозицию. Да никто о ней, кроме нас, сроду не слыхивал. Почему она до сих пор ничем себя не проявила, почему ничего не просочилось в прессу?
   Молтби уже насмешливо улыбался.
   – Но, мой дорогой, о чем говорит ее название? Такова их природа. На то она и молчаливая. Держится в тени. Ждет своего часа. А Абраксас никакой не пьяница. Он настоящий герой, мина замедленного действия, революционер от бога и во благо своей страны. А Доминго никакой не торговец наркотиками с непомерным либидо, он бескорыстный борец за демократию. А что касается студентов, тут нечего и рассуждать. Вы же сами знаете, что это за народ. Легкомысленный. Непостоянный. Сегодня у них на уме одно, завтра другое. Боюсь, вы просто устали, Найджел. Панама действует вам на нервы. Пора отвезти Пэдди в Швейцарию. О, и да, чуть не забыл, – продолжил он с озабоченным видом, точно упустил нечто страшно важное. – Мистер Лаксмор-Меллорс везет золотые слитки, – он понизил голос, точно их мог кто-то подслушать. – Банкам и курьерским службам в подобных ситуациях доверять никак нельзя, особенно в этом темном мире интриг, в который мы с вами теперь входим. Так что, Найджел, он выступает в роли посыльного ее величества королевы и везет их дипломатическим багажом.
   – Что?
   – Да золотые слитки! Полагаю, что именно ими будут расплачиваться с молчаливой оппозицией, а не долларами, фунтами или там швейцарскими франками. Должен сказать, это имеет смысл. Разве можно представить себе, чтобы молчаливую оппозицию подпитывали, допустим, фунтами стерлингов? Да они обесценятся прежде, чем состоится первый мало-мальски серьезный путч. И еще мне сказали, что эта самая оппозиция обойдется нам недешево, – добавил он тем же многозначительным тоном. – Нет, в наши дни несколько миллионов, конечно, ничто. Но не следует забывать, что придется еще покупать и будущее правительство. Так что на обоих фронтах необходимо очень умелое дирижирование. Впрочем, думаю, мы справимся, верно, Найджел? Лично я принимаю это как вызов судьбы, как испытание, должное показать, кто чего стоит. Да о таком случае, человек, озабоченный карьерой, может только мечтать! Дипломатический Эльдорадо, только без пота, жары и грязи джунглей.
   Молтби погрузился в размышления. Стормонт, сидевший рядом поджав губы, никогда прежде не видел своего шефа в таком приподнятом и умиротворенном настроении. Но сам для себя так до сих пор и не решил, как следует ко всему этому относиться. Многое казалось непонятным и совершенно необъяснимым. Солнце ярко сияло в небе. Сидевший в тени эстрады, он чувствовал себя приговоренным к пожизненному заключению, узником, не верившим, что дверь его клетки когда-нибудь распахнется. Его призывали блефовать, но что именно это за блеф? Кого еще он будет обманывать, кроме себя, наблюдая за тем, как процветает посольство благодаря неусыпным манипуляциям Оснарда? «Знаешь, не нравится мне все это, – как-то сказал он Пэдди, когда та осмелилась предположить, что вся эта история с БУЧАНОМ слишком уж грандиозна, чтобы быть правдой. – Особенно если узнаешь этого Энди чуть получше».
   Молтби между тем продолжал философствовать.
   – Наше посольство пока что не в силах адекватно оценить все это, Найджел. Мы можем иметь только самое общее представление. Мы знаем местные условия. Да, это несомненно. И иногда то, что мы наблюдаем здесь, входит в противоречие с тем, что сообщают наши доброжелатели. Но, слава создателю, он не лишил нас органов чувств. Мы видим, слышим, можем даже принюхаться. Но у нас, увы, нет всех этих файлов, компьютеров, аналитиков, десятков восхитительно молодых дебютантов, которые сновали бы по нашим коридорам. Мы замкнуты, ограничены в пространстве. Не в силах оценить игры, ведущиеся на мировом уровне. Особенно в таком маленьком и незначительном посольстве, как наше. Мы просто грубые мужланы, недоучки. Вы согласны со мной?
   – Это вы им тоже сказали?
   – Да, представьте, сказал, по волшебному телефону Оснарда. Слова имеют больше веса, если произносятся втайне, вы согласны? Мы осознаем пределы своих возможностей, так я сказал. Работа у нас скучная, рутинная. Лишь время от времени можем заглянуть в большой мир. И БУЧАН стал окном, которое позволяет нам это сделать. И мы благодарны судьбе за это, мы горды. И не следует требовать от такого крошечного посольства, как наше, задачей которого является слежение за настроениями в стране и пропаганда взглядов собственного правительства, объективного суждения по глобальным вопросам.
   – Что заставило вас так сказать им? – спросил Стормонт. Хотел произнести это громче, но почувствовал, как перехватило горло.
   – Естественно, БУЧАН. Министерство обвинило меня в том, что я не восторгаюсь поступившими от него в последнее время материалами. Кстати, аналогичное обвинение было высказано и в ваш адрес. «Восторгаюсь? – ответил я. – Да по части восторгов за мной не пропадет. Оснард очаровательный парень, ответственный, безупречный во всех отношениях, а его операция БУЧАН открыла нам глаза и дала массу пищи для размышлений. Мы восхищаемся ею. Мы целиком и полностью поддерживаем его. Он оживил наш маленький дружный коллектив. Но пока что мы не в силах отыскать этой операции достойное место в великой схеме мирового порядка. Этим должны заняться аналитики и начальство».
   – И они с вами согласились?
   – Съели как миленькие. Энди действительно обаятельнейший человек, сказал я им. Умеет обращаться с дамами. Ценное приобретение для нашего посольства. – Молтби умолк на секунду, затем продолжил уже более спокойным тоном: – Ладно, я допускаю, может, он не всегда играет по правилам. Мухлюет, так, по мелочам. Но кто этого не делает? Но мое мнение таково: это не имеет ни малейшего отношения ни к вам, ни ко мне, ни к кому бы то ни было в нашем посольстве. Все до одного, возможно, за исключением молодого Энди, считают эту возню с БУЧАНОМ полным вздором и ерундой!
   Стормонт недаром заслужил репутацию человека выдержанного, особенно в критические моменты. Какое-то время он сидел совершенно неподвижно – скамья была жесткая, из тикового дерева, без спинки, а у него уже давно побаливала спина, особенно в сырую погоду. Он сидел и смотрел на застывшую линию кораблей на горизонте, мост Америкас, старый город и его безобразную младшую сестру по ту сторону от залива. Закинул ногу на ногу, потом передумал, снял правую и закинул левую. И размышлял над тем, не настал ли конец его карьере по неким, еще не совсем понятным причинам или же, наоборот, это есть начало новой карьеры, очертания которой еще не вполне ясны.
   Молтби же, напротив, пребывал в самом приподнятом состоянии духа. Откинулся на спинку, уперся затылком продолговатой козлиной головы в металлическую стойку эстрады, и тон его был преисполнен благодушия.
   – Сейчас ни вы, ни я не знаем, – говорил он, – кто именно заварил всю эту кашу. Сам ли БУЧАН? Или миссис БУЧАН? Или же то дело рук источников – Абраксаса, Доминго, этой женщины по имени Сабина или этого совершенно отвратительного журналистишки, который постоянно здесь сшивается, Тедди, как его там дальше? А может быть, все это придумал наш Энди, господь да благословит его грешную душу? А все остальное – чушь и сплошные выдумки? Он молод. Они вполне могли его обмануть. Но, с другой стороны, он человек весьма неглупый, к тому же отъявленный плут. Да, все дело в нем. Он насквозь прогнил. От него исходит все это дерьмо.
   – А мне казалось, он вам нравится.
   – О, да, да, он мне сразу страшно понравился. И лично я ничего не имею против него. В наши дни развелось немало обманщиков, но, как правило, это скверные игроки, вроде меня. Напакостят, а потом извиняются. Да я сам практически пару раз опустился до извинений. – Он выдавил стыдливую улыбку в адрес двух больших желтых бабочек, решивших, видимо, присоединиться к их беседе. – Но Энди совсем другой. Он победитель. А обманщики-победители – это самое страшное. Как, кстати, он ладит с Пэдди?
   – Пэдди его просто обожает.
   – Но, надеюсь, это обожание не переходит границ? Он трахает Фрэн. Мне крайне неприятно об этом говорить, но это факт.
   – Ерунда! – пылко воскликнул Стормонт. – Да они едва разговаривают!
   – Это потому, что они решили скрывать свои отношения. Они трахаются вот уже несколько месяцев. Бедняжка, похоже, совсем потеряла голову.
   – Да с чего это вы взяли?
   – Дорогой мой, вы, должно быть, давно уже заметили, я просто не в силах оторвать от нее глаз. Слежу за каждым ее шагом. Иногда даже езжу за ней следом. Думаю, она об этом не подозревает. И видел, как недавно она вышла из своей квартиры и поехала к Оснарду. И не выходила оттуда ни вечером, ни ночью. На следующий день, в семь утра, я под предлогом, что получена срочная телеграмма, начал названивать ей в квартиру. Она не подошла. Не отвечала. Так что все, по-моему, ясно.
   – И вы ни слова не сказали Оснарду?
   – Но зачем? Фрэн ангел, он дерьмо, я похотливый дурак. Чего мы добьемся подобными разговорами?
   Снова хлынул дождь, по деревянному настилу эстрады забарабанили крупные капли. Молтби и Стормонт ждали, когда из-за туч снова выглянет солнышко.
   – И что же вы теперь собираетесь делать? – грубо спросил Стормонт, отметая все вопросы, которые собирался задать в первую очередь себе.
   – Делать, Найджел? – Перед ним снова был прежний Молтби, которого всегда знал Стормонт: сухой, педантичный и надменный. – О чем это вы?
   – БУЧАН. Лаксмор. Молчаливая оппозиция. Студенты. Люди по ту сторону моста, кем бы они там ни были. Оснард. Теперь это факт: БУЧАН просто фикция. И все эти доклады Оснарда, как вы сами выразились, полная чушь.
   – Но, мой дорогой, нас же и не просят что-либо делать. Мы лишь слуги, исполнители высочайшей воли.
   – Но если Лондон все это съел, а вы считаете материалы полной ерундой и…
   Молтби подался вперед, напоминая при этом прилежного и внимательного ученика, сложил пальцы рук вместе. «Продолжайте!»
   – Тогда вы должны им сообщить, – отважно заявил Стормонт.
   – Зачем?
   – Чтоб предотвратить последствия, к которым это может привести.
   – Но, Найджел, мы ведь уже вроде бы договорились, оценка, анализ – это не наше дело.
   Тут в их владения вторглась маленькая юркая оливковая птичка и принялась клевать крошки.
   – Больше мне нечего вам сказать, – встревоженно и торопливо заметил Молтби. – О, черт! – воскликнул он и засунул руки в карманы поглубже. – Позже, – обещал он. – Приходите завтра. Нет, лучше послезавтра, примерно в это же время. На нашу голову должен свалиться еще один шпион.
   – В подобных обстоятельствах, Найджел, наша обязанность здесь, в посольстве, обеспечить логическую поддержку, – говорил Молтби сухим деловым тоном. – Вы со мной согласны?
   – Думаю, да, – в голосе Стормонта звучало сомнение.
   – Помогать там, где помощь будет полезна и необходима. Аплодировать, ободрять, охлаждать чрезмерный пыл. Облегчить ношу тем, кто находится у руля на линии.
   – Просто у руля, – рассеянно поправил его Стормонт. – Или на линии огня, если, конечно, вы это имели в виду.
   – Спасибо. Почему всякий раз, когда я пытаюсь подобрать соответствующую метафору, в голове происходит путаница? Наверное, в этот момент я представлял себе танк. Оплаченный золотыми слитками.
   – Наверное, сэр.
   Голос Молтби снова набирал силу, точно у эстрады собралась большая аудитория, но там, кроме них, не было ни души.
   – Так что Лондону я предложил самое чистосердечное сотрудничество. И уверен, вы согласитесь со мной в том, что Эндрю Оснарду, несмотря на все его достоинства, никак нельзя доверить столь огромные деньги, наличными или в форме золотых слитков. Просто в силу его недостаточной опытности. И будет только честно, если к нему приставят помощника, обязанного присутствовать при всех расчетах. В качестве посла я добровольно взял на себя эту миссию. Лондон мудро согласился с этими доводами. Пусть Оснард и не слишком доволен, но возражать не осмелится. Особенно когда мы – вы и я, Найджел, – в должное время установим связи с молчаливой оппозицией и студентами. За деньги, поступившие из тайных фондов, всегда очень сложно отчитываться. И совершенно невозможно вернуть, если они вдруг попадут не в те руки. Тем более важно скрупулезно следить за экономией средств, пока они находятся у нас. Я попросил, чтоб канцелярию обеспечили сейфом того же типа, что имеется у Оснарда. Золото и все остальное будет храниться там, и только у вас и у меня будут ключи. Если Оснард вдруг решит, что ему необходима крупная сумма, он должен прийти к нам и обосновать свои требования. Ну, и если их сочтут разумными, мы с вами вместе откроем этот сейф и выдадим ему наличные. И проследим, чтоб деньги попали куда следует. Скажите, вы человек богатый, а, Найджел?
   – Нет.
   – Я тоже. Наверное, сильно обеднели в результате развода?
   – Да.
   – Могу себе представить! Что ж, и в моем случае все сложится не лучше. Удовлетворить Фиби будет нелегко. – Он покосился на Стормонта, как бы ища подтверждения последнему своему предположению, но лицо Найджела, обращенное в сторону океана, было непроницаемым.
   – Как все же несправедливо устроена жизнь! – продолжал жаловаться Молтби. – Взять, к примеру, нас с вами. Мужчины среднего возраста, вполне здоровые, со здоровыми аппетитами. Да, совершили несколько ошибок, но уже расплатились за них сполна, приняли к сведению эти уроки. И осталось-то нам всего ничего, всего лишь несколько драгоценных лет, а потом наступит зима. Лишь одно обстоятельство все портит, а в остальном перспективы, казалось бы, не самые худшие. Но мы разорены.
   Стормонт оторвал взгляд от моря и перевел его выше, на череду круглых белых облаков, скопившихся над далекими островами. Показалось, что он видит там снег. А Пэдди, счастливо излечившаяся от кашля, весело шагает по тропинке к уютному маленькому шале, несет из деревни покупки.