Пенте мягкая, какая-то особенно домашняя девочка, улыбнулась. Почесав пятки о нагретые солнцем камни, она продолжила:
   – Ты знаешь, что когда я была маленькая, то жила у моря.
   Наша деревня стояла прямо за дюнами и мы часто играли на пляже. Однажды мы увидели много кораблей, целый флот, они плыли далеко в море. Мы прибежали в деревню, рассказали про это, и все вышли на берег посмотреть. Корабли выглядели как драконы с красными крыльями, а у некоторых и в самом деле были длинные шеи с драконьими головами. Это корабли из Внутренних Стран, не из Каргада, объяснил нам староста. Плыли они с запада. Вся деревня сбежалась посмотреть на них. Я думаю, они боялись, что корабли причалят к берегу. Однако те просто прошли мимо и никто так и не узнал, куда же они направлялись. Возможно, воевать на Карего-Ат. Подумать только, они в самом деле явились из страны волшебников, где кожа у людей цвета грязи и где мигнуть не успеешь, как на тебя наложат заклинание!
   – Только не на меня! – яростно воскликнула Арха. – Мне даже смотреть не хочется на них! Все они – нечистые проклятые маги. Как они осмелились подплыть так близко к Священному острову!
   – Божественный Король скоро завоюет их всех и превратит в рабов. А море мне и правда хочется снова увидеть. В лужицах после отлива остаются маленькие осьминожки и если крикнуть на них «Ву!», они становятся белыми. Смотри, Манан идет, тебя ищет!
   Слуга и телохранитель Архи медленно шел вдоль стены. Иногда он нагибался, срывал росток дикого лука, которого уже накопился у него порядочный пучок, потом выпрямлялся и озирал окрестности маленькими мутными карими глазами. За последнее время он еще больше растолстел и его лысая желтоватая голова блестела на солнышке.
   – Спускайся на мужскую половину, – прошептала Арха, и девочки, изогнувшись точно маленькие ящерицы, соскользнули по внешней стороне стены так, что изнутри их не стало видно. Шаги Манана приближались.
   – У-у, у-у, нос картошкой! – едва слышно проворковала Арха, словно ветер прошелестел в ветвях яблони.
   Шаги стихли.
   – Эй, там, – произнес неуверенный голос. – Малышка! Арха!
   Тишина.
   Манан пошел дальше.
   – У-у, нос картошкой!
   – У-у, живот картошкой, – в свою очередь прошептала Пенте и застонала, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех.
   – Кто тут?
   Тишина.
   – Ну, ладно, ладно, – вздохнул евнух и медленно зашагал дальше. Когда он скрылся за склоном холма, девочки снова взобрались на стену. Пенте вся покраснела от пота и сдерживаемого смеха. Арха была в ярости.
   – Глупый старый баран! Нигде от него покоя нет!
   Пенте рассудительно ответила:
   – Но ведь это его работа: ходить за тобой по пятам и следить.
   – За мной следят те, кому я служу! Я радую их и мне незачем радовать своим поведением кого-то еще! Пусть все эти старухи и этот полумужчина оставят меня в покое! Я – Первая Жрица!
   Пенте в изумлении уставилась на нее и пробормотала:
   – О, я знаю, знаю это, Арха…
   – Пусть отстанут от меня, и перестанут говорить все время, что мне делать.
   Пенте вздохнула и продолжала сидеть молча, болтая пухлыми ножками и пристально всматриваясь в безбрежную равнину, чье однообразие нарушалось только вздымающимися на горизонте горами. Наконец она сказала:
   – Скоро ты сама начнешь приказывать. Через два года нам исполнится четырнадцать и мы перестанем быть детьми. Я пойду в храм Божественного Короля и для меня мало что изменится. А ты… ты станешь настоящей Первой Жрицей. Даже Кессил и Тар должны будут слушаться тебя!
   Съеденная ничего не ответила. Рот ее был упрямо сжат, глаза под черными бровями горели упрямством.
   – Пора возвращаться, – сказала Пенте.
   – Нет.
   – Но мастерица может рассказать про нас Тар и, кроме того, наступает время Девяти Молитв.
   – Я останусь здесь, и ты тоже оставайся.
   – Тебя-то не накажут, достанется мне одной, – спокойно сказала Пенте.
   Арха не ответила. Пенте снова вздохнула и осталась. Солнце постепенно погрузилось в туманную дымку, хотя стояло еще довольно высоко. Вдалеке зазвенели овечьи колокольчики, заблеяли ягнята. Пахучий весенний ветер налетел внезапным горячим порывом.
   Девять Молитв уже подходили к концу, когда девочки вернулись. Меббет заметила, что они сидели на «мужской стене», и доложила об этом своей начальнице, Кессил, Верховной Жрице Божественного Короля.
   У Кессил были массивные ноги, массивное лицо. С невозмутимым лицом и без всякого выражения в голосе она приказала девочкам идти за ней. Они прошли через каменные залы Большого Дома и поднялись на холм, к храму Атваха и Вулаха. Там Кессил поговорила с Верховной Жрицей этого храма, Тар, высокой и сухой, словно нога косули.
   Кессил сказала Пенте:
   – Снимай хитон!
   Она выпорола девочку пучком тростника, который немного резал кожу. Пенте перенесла наказание терпеливо и молча, после чего ее отослали в мастерскую, оставив без ужина сегодня и без еды на следующий день.
   – Если тебя еще раз увидят на той стене, наказание будет более суровым, – сказала Кессил. – Ты понимаешь, Пенте?
   Голос ее был тих, но не добр.
   Пенте ответила:
   – Да, – и убежала, вздрагивая, когда грубая ткань хитона задевала свежие порезы на спине.
   Арха наблюдала за поркой, стоя рядом с Тар, которая по окончании экзекуции сказала ей:
   – Нехорошо, когда видят, что ты бегаешь и карабкаешься по стенам с другими девчонками. Ты – Арха!
   Арха угрюмо молчала.
   – Будет лучше, если ты не станешь выходить из определенных для тебя правил поведения. Ты – Арха!
   Девочка быстро посмотрела в глаза сначала одной жрице, потом другой, и во взгляде ее сверкнули такая сильная ненависть и злоба, что это могло испугать любого. Но Тар сделала вид, что это ее не касается. Она наклонилась к девочке и прошептала, словно в подтверждение своих слов:
   – Ты – Арха! Ничего не осталось, все съедено!
   – Все съедено, – повторила девочка, как повторяла каждый день, все дни своей жизни, начиная с шести лет.
   Тар слегка поклонилась ей, то же самое сделала и Кессил, отложив в сторону свой кнут. Девочка не ответила на поклон, но покорно повернулась и ушла.
   День закончился ужином из вареной картошки с луком, молча съеденным в узкой мрачной трапезной, вечерними молитвами, наложением священных слов на дверь и коротким ритуалом Невыразимого. Девочки ушли в спальню, чтобы поиграть там перед сном в кости и палочки, пока не погаснет единственный факел, и пошептаться потом в темноте. Арха удалилась в Малый Дом, где спала в одиночестве.
   Ночной ветерок был напоен запахами душистых трав. Звезды в черном небе сияли, как незабудки в весенних лугах, как отблески света на поверхности апрельского моря. Но девочка не помнила ни моря, ни весенних лугов. Она не смотрела на небо.
   – Эй, малышка! – настиг ее голос у двери.
   – Манан, – сказала она безразлично.
   Его огромная тень придвинулась ближе, звезды отражались на лысой голове.
   – Тебя наказали?
   – Меня нельзя наказывать.
   – Конечно, нельзя, просто…
   – Они не могут наказать меня. Не посмеют.
   Грузный Манан стоял, опустив свои большие руки. От него исходил сильнейший запах дикого лука, старый черный хитон его пропах потом и шалфеем и был к тому же порван по кайме и слишком короток для него.
   – Они не осмелятся ко мне прикоснуться. Я – Арха, – сказала она напряженным, пронзительным голосом и разразилась слезами.
   Большие сильные руки обхватили ее, обняли, погладили по голове.
   – Ну, ну, моя пчелка, малышка… – услышала Арха хриплый рокочущий шепот Манана и сильнее прижалась к нему. Слезы скоро иссякли, но девочка не отпускала своего телохранителя, словно не могла стоять без поддержки.
   – Бедная малышка, – еще раз прошептал Манан. Он взял девочку на руки, внес ее на крыльцо дома, в котором она жила в одиночестве, и поставил на ноги.
   – Все в порядке, малышка?
   Арха кивнула, повернулась и вошла в темный дом.

Глава 3.
 
Узники

   В коридоре Малого Дома неожиданно послышались ровные уверенные шаги Кессил. Высокая, тучная фигура жрицы заполнила дверной проем, уменьшилась, когда она преклонила одно колено, и снова выросла, когда она выпрямилась в полный рост.
   – Повелительница!
   – Что такое, Кессил?
   – До этого дня мне было поручено заниматься делами, касающимися Безымянных. Пришло время, когда тебе самой нужно вникать в них и учиться вещам, которых ты еще не успела вспомнить в этой жизни.
   Девочка сидела в это время в своей комнате без окон. Предполагалось, что она предается размышлениям, но фактически она ничего не делала и почти ни о чем не думала. Потребовалось некоторое время, чтобы застывшее упрямо-высокомерное выражение ее лица изменилось. Но оно все-таки изменилось, хотя Арха и постаралась скрыть это. Она спросила вкрадчиво:
   – Лабиринт?
   – Мы не пойдем пока в Лабиринт, но пересечь Подземелье-Под-Храмом нам придется.
   В голосе Кессил чувствовался страх, хотя не исключено, что она притворилась, чтобы напугать Арху. Девочка не спеша встала и с кажущимся безразличием сказала:
   – Ну что же, пойдем.
   Сердце ее пело от радости и возбуждения, и, следуя за массивной фигурой Кессил, она думала: «Наконец-то! Наконец я увижу свои владения.»
   Ей было пятнадцать лет. Прошло уже больше года с тех пор, как она стала взрослой и одновременно – Первой Жрицей Гробниц Атуана, высочайшей из Верховных Жриц всех Четырех Стран Каргада, жрицей, которой сам Божественный Король – не указ. Все преклоняли теперь перед ней колени, даже хмурые Тар и Кессил, все разговаривали с ней с подчеркнутым уважением. Но ничего, ничего не изменилось. Как только завершились церемонии ее посвящения, одинаковые дни потекли, как и раньше. Шерсть, которую надо прясть, холст, который надо ткать, зерно, которое нужно молоть, ритуалы, которые нужно соблюдать; Девять Молитв должны быть произнесены каждый вечер, двери – освящены, Монументы танцы новолуния – исполнены перед Пустым Троном. Словом, целый год прошел также, как и год перед этим. Неужели все годы ее жизни пройдут так же?
   Скука разрослась до таких размеров, что вызывала ужас – она буквально схватила Арху за горло. Недавно ей пришлось даже заговорить об этом – иначе она сошла бы с ума. Собеседником был Манан – гордость запрещала Архе изливать душу перед другими девочками, а осторожность предупреждала против разговоров со жрицами, но Манан был никто, старый верный баран, и не имело никакого значения, что она скажет ему. К удивлению Архи, у него нашлись ответы на ее вопросы.
   – Знаешь, малышка, давным-давно, когда четыре страны еще не объединились в Империю, и нами стал править Божественный Король, на наших островах было множество царьков, принцев, вождей. Все они постоянно ссорились друг с другом и вот настал день, когда все они собрались здесь, чтобы уладить разногласия. Да, они явились с нашего Атуана, с Карего-Ат и Атнини, и даже с далекого Гур-Ат-Гура, все вожди и принцы со своими слугами и армиями. Они просили твоего совета. Тогда ты вышла к Пустому Трону и передала им совет Безымянных. Давно это было… Потом, через некоторое время, Царствующие Жрецы стали править Карего-Ат, затем – Атуаном и вот уже четыре или пять поколений Божественный Король правит всеми Четырьмя Странами, объединенными в Империю. Он низложил нечестных вождей и стал одновременно решать все проблемы. Будучи богом, Божественный Король может позволить себе не слишком часто советоваться с Безымянными.
   Арха попробовала обдумать услышанное. Здесь, в пустыне, под никогда не меняющимися Монументами, понятие времени размывалось и теряло свой смысл. Жизнь здесь не изменилась с начала мира. Арха не привыкла думать о каких-либо изменениях, особенно об изменениях обычаев и ритуалов.
   – Могущество Божественного Короля не идет ни в какое сравнение с могуществом Тех, кому служу я, – сказала Арха, нахмурившись.
   – Конечно, малышка, конечно… Но не подобает говорить такого ни богу, ни его жрице…
   Заметив, что карий глаз евнуха подмигивает ей, Арха сразу вспомнила о Кессил, Верховной Жрице Божественного Короля, вселившей в нее ужас с первого дня пребывания в Месте, и поняла, что именно хотел он сказать ей.
   – Но Божественный Король и его подданные пренебрегают Гробницами, не почитают их, как должно! Никто не приходит сюда.
   – Он присылает сюда узников для жертвоприношений. Этим он не пренебрегает, как и дарами для Безымянных.
   – Тоже мне, дары! Его храм красят заново каждый год, на алтаре полно золота, в лампах горит газовое масло! А посмотри на Тронный Зал – крыша в дырах, купол в трещинах, везде мыши, совы… Но все равно – он переживет и Короля, и все его храмы, и всех королей, которые придут за ним. Он стоял и будет стоять здесь, когда все остальное исчезнет! Это центр всего сущего!
   – Да, это так.
   – Есть и в моем храме богатства. Тар рассказывает мне иногда про них. Их хватит, чтобы заполнить десять королевских храмов. Золото и трофеи, преподнесенные сто, кто знает, сколько поколений назад! Они лежат под землей, в погребах и подвалах. Мне их не показывают, все чего-то ждут. Но я знаю, есть комнаты под землей, под Залом, под холмом, под всем Местом! Невообразимая путаница туннелей. Лабиринт. Это огромный черный город под холмом, полный золота, мечей древних героев, старых корон, костей и тишины.
   Арха говорила словно в трансе. На обвисшем лице внимавшего ей Манана, никогда не выражалось еще столько печали, как тогда.
   – Ты владетельница всего этого – тьмы и тишины…
   – Да! Но мне ничего не показывают, только то, что наверху, за Троном. Мне не показали даже входы в подземелье, только бормочут про них время от времени что-то непонятное. Меня не пускают в собственные владения! Почему меня заставляют ждать?
   – Ты еще слишком молода. И может быть, они боятся, малышка. В конце концов, это не их владения. Твои. Всем остальным входить туда опасно. Нет такого смертного, что не боялся бы Безымянных.
   Арха промолчала, но глаза ее сверкнули. Слова Манана снова показали ей окружающее в совершенно новом свете. Такими ужасными, спокойными, сильными всегда казались Архе Тар и Кессил, что ей и в голову не приходило, будто они могут чего-то бояться. Но Манан был прав. Они были в ужасе от этих мест, от тех сил, частью которых была Арха, которым она принадлежала. Они боялись темноты, боялись быть съеденными в ней.
   И вот теперь, когда Арха спустилась с Кессил по ступенькам Малого Дома и поднялась по крутой, продуваемой ветрами, тропинке к Тронному Залу, она вспоминала свой разговор с Мананом и душа ее ликовала. Неважно, куда ее заведут, что ей покажут – она не испугается. Она узнает свой путь.
   Шедшая немного позади нее Кессил заговорила:
   – Одной из обязанностей моей госпожи, как она уже безусловно знает, является принесение в жертву узников, высокорожденных преступников, святотатством или изменой согрешивших против господина нашего, Божественного Короля.
   – Или против Безымянных, – добавила Арха.
   – Конечно, но ребенку, хотя и Съеденному, не подобает заниматься такими делами. Теперь моя госпожа выросла. В Зале Цепей сейчас как раз есть узники, присланные месяц назад милостью господина нашего, Божественного Короля, из города Авабат.
   – Я ничего не знала про них. Почему?
   – Древними обычаями и ритуалами Гробниц предписано, чтобы узников привозили ночью, тайком. Этому-то тайному пути мы и последуем, если пойдем по тропинке вдоль стены.
   Арха свернула по указанной ей тропке, которая вилась вдоль огромной стены, окружавшей Гробницы. Камни, из которых была сложена стена, были огромными – наименьший из них мог легко перевесить человека, а самый большой был не меньше повозки. Хотя и неотесанные, они были тщательно совмещены и подогнаны друг к другу. В некоторых местах, правда, валуны лежали беспорядочными кучами. Только время могло произвести такие разрушения – столетия огненных пустынных дней и ледяных ночей, неуловимые глазом движения самих холмов.
   – А на нее очень легко взобраться, – сказала Арха по дороге.
   – У нас не хватает людей, чтобы перестроить ее.
   – Но у нас достаточно людей, чтобы охранять ее!
   – Только рабы. Им нельзя доверять.
   – Можно, если как следует их запугать. Пусть наказание для них будет такое же, как и для человека, которому они позволят ступить на священную землю внутри стены.
   – Что же это за наказание? – Кессил задала вопрос лишь для того, чтобы услышать ответ, который она сама подсказала Архе много лет назад.
   – Отсечение головы перед Троном.
   – Другими словами, Госпожа желает, чтобы вокруг стены была выставлена стража?
   – Таково мое желание! – ответила девочка и с удовлетворением сжала маленькие кулачки под широкими рукавами своего хитона. Ей прекрасно было известно, что Кессил не хотела выделять рабов, и так немногочисленных, для совершенно бесполезной работы – охраны стены. В самом деле: кому придет в голову нарушить покой священных Гробниц? Никто не подойдет сюда и на милю – ни по ошибке, ни по умыслу. Но охрана Гробниц была их почетным долгом и Кессил не решилась спорить с Архой. Она была вынуждена подчиниться.
   – Здесь! – произнес холодный голос Верховной Жрицы.
   Арха остановилась. Она часто проходила здесь раньше и знала Стену Гробниц так же хорошо, как и остальные части Места – каждый камень, каждая растущая на ней травинка были ее добрыми знакомыми. Величественная стена возвышалась слева от нее на три человеческих роста, справа пролегла неглубокая каменистая долина, которая через несколько сот ярдов поднималась к подножиям холмов западной гряды. Арха осмотрелась и не увидела ничего, чего не заметила бы раньше.
   – Под красными камнями, госпожа…
   В нескольких ярдах ниже по склону выход красноватой лавы образовал нечто вроде миниатюрного утеса на холме. Арха спустилась к нему и заметила, что камни отдаленно напоминают дверь, четырех футов высотой.
   – Что нужно сделать? – Арха давно усвоила, что в святых местах не следует пытаться открывать дверь, если не знаешь, как это делается.
   – Госпожа владеет всеми ключами к погруженным во тьму местам.
   С ритуала совершеннолетия Арха носила на поясе железное кольцо, к которому были прицеплены маленький кинжал и тринадцать ключей. Некоторые из них были большие и тяжелые, а иные – маленькие, как рыболовные крючки. Она подняла кольцо и развернула веером все ключи.
   – Вот этот, – указала Кессил на один из них, и потом на крошечное углубление между двумя камнями.
   Ключ, длинный железный прут с двумя резными бородками, легко вошел в скважину, и Арха, не прилагая почти никаких усилий, повернула его справа налево.
   – А теперь?
   – Вместе…
   Арха и Кессил нажали на шершавую стену слева от замочной скважины. Тяжело, но бесшумно и нигде не застревая, каменный блок пошел внутрь, пока перед женщинами не открылась узкая щель, явив за собой непроглядную тьму.
   Арха нагнулась и вошла.
   Кессил, женщине тучной и тепло одетой, пришлось с трудом протискиваться внутрь сквозь узкое отверстие. Очутившись в подземелье, она тут же закрыла за собой дверь.
   Абсолютная тьма. Ни малейшего проблеска света. Казалось, тьма имеет вес и давит, давит на открытые глаза.
   Она согнулась почти вдвое, потому что высота прохода, в котором они стояли, не превышала четырех футов, и был он такой узкий, что, вытянув руки, Арха могла коснуться одновременно обеих стен.
   – Ты захватила свечу?
   – Нет, – ответила стоящая за ее спиной Кессил. Она тоже говорила пониженным тоном, но в голосе ее чувствовался какой-то странный оттенок, словно она улыбалась. А Кессил никогда не улыбалась. Сердце Архи сжалось, кровь забилась в висках, но она упрямо повторила про себя:
   – Это мои владения! Мне нечего бояться!
   Вслух она ничего не сказала и пошла вперед – другого пути не было. Туннель шел вниз, под холм.
   Кессил двинулась за ней, тяжело дыша и шелестя одеждами по каменному полу.
   Коридор сразу же стал выше и шире – Арха выпрямилась, и разведя руки, не нащупала стен. В затхлом сыром воздухе чувствовалось движение, указывающее на то, что перед ними – большое открытое пространство. Арха осторожно сделала несколько шагов вперед, в полную темноту. Потревоженный камешек ударился о другой, и слабый этот звук пробудил тысячекратное эхо, тоже едва слышимое. Пещера должны была быть невероятных размеров, но не пустая – что-то в темноте, поверхность или предмет, разбило эхо на множество мельчайших частичек.
   – Наверное. мы уже под Монументами – прошептала девушка.
   Шепот ее убежал в черную пустоту и разделился на отдельные нити, которые тут же сплелись в тончайшую прилипшую к ушам паутину.
   – Да, это – Подземелье Под Гробницами. Пойдем, я не могу оставаться здесь. Держись левой стены и пропусти три коридора.
   Кессил говорила свистящим шепотом (и тихое эхо шипело ей в ответ). Да, ей и в самом деле было страшно, ей не хотелось задерживаться здесь, среди Безымянных, их могил во тьме. Это место было для нее чужим.
   – Нужно прийти сюда с факелом, – сказала Арха, шагая вдоль стены пещеры, легко касаясь ее пальцами и удивляясь странным формам камня. На нем были впадины, выступы, тонкая резьба и острые изломы. Некоторые места были шершавы, как кружево, другие – гладки, как полированная медь. Безусловно, это работа резчиков… а может, и вся пещера – произведение древних мастеров?
   – Свет здесь вне закона, – шепот Кессил напоминал остротой хорошо отточенный нож, и Арха сразу поняла, что так и должно быть. Это был родной дом тьмы, центр вечной ночи.
   Трижды пальцы девушки нащупывали отверстия в невидимой скальной стене. На четвертый раз она остановилась, ощупала очертания прохода и вошла в него. Кессил последовала за ней.
   В этом, ведущем под небольшим углом вверх туннеле, они прошли одно ответвление налево и на перекрестке коридоров повернули направо – все это на ощупь среди полной тьмы и безмолвия подземелья. В туннеле, подобном этому, необходимо чувствовать сразу две стены, чтобы не пропустить подлежащие счету проходы и разветвления. Осязание – единственный проводник, идущий буквально держит жизнь в своих собственных руках.
   – Это Лабиринт?
   – Нет. Это малый лабиринт, под Троном.
   – Где же вход в сам Лабиринт?
   Архе нравилась эта игра в темноте, она жаждала новых трудных загадок.
   – Второй коридор в подземелье под Гробницами, мы проходили его. Нащупай теперь деревянную дверь справа, если мы ее уже не проскочили…
   Кессил стала шарить рукой по камню, и Арха услышала скрип ее ногтей. Она легко прикоснулась кончиками пальцев к шершавой скале и через мгновение почувствовала под ними ровное и бархатное дерево. Арха толкнула дверь, та с еле слышным скрипом отворилась и выплеснула в лицо девушки ослепительный, как ей показалось, сноп света.
   Они вошли в большую комнату с низким потолком и стенами из тесаного камня. Освещалась она одним чадящим факелом, свисавшим с потолка на цепи и отравлявшим воздух ужасным смрадом. Глаза Архи начали слезиться.
   – Так где же узники?
   – Здесь.
   Присмотревшись, Арха поняла, что три кучи чего-то у дальней стены – люди.
   – Дверь не заперта. Неужели они не охраняются?
   – В этом нет никакой нужды.
   Арха сделала несколько шагов вглубь комнаты, стараясь проникнуть взором сквозь дымную завесу. Узники были прикованы обеими ногами и одним запястьем к массивным железным кольцам, вделанным в стену. Если бы им захотелось лечь на пол, одна рука осталась бы поднятой – ее удерживала бы свисающая цепь. Волосы и бороды узников превратились в спутанные грязные клочья, и объединив усилия с тьмой, полностью скрывали их лица. Один из них полулежал, другие двое сидели. Одежды на них не было никакой, и исходивший от немытых тел запах перебивал вонь факела.
   Один из них, казалось, наблюдал за Архой – ей почудился блеск в его глазах. Остальные даже не пошевелились. Арха отвернулась.
   – Они больше не люди.
   – Они никогда не были людьми. Демоны, звери, заговорщики против священной особы Божественного Короля!
   Глаза Кессил сверкнули красноватым отблеском.
   С удивлением и любопытством Арха снова обратила взор на узников.
   – Как может человек бороться с богом? Вот ты… как ты осмелился пойти против живого бога?
   Один из узников посмотрел на нее сквозь занавес спутанных черных волос, но ничего не сказал.
   – Им отрезали языки еще до выезда из Авабата, – ответила вместо него Кессил. – Не разговаривай с ними, госпожа, не оскверняй себя. Они – твои, но не для разговоров, не для раздумий. Они здесь только затем, чтобы ты могла их отдать Безымянным.
   – Каким образом должно совершиться жертвоприношение?
   Арха смотрела уже не на узников, а в глаза Кессил, черпая силу из ее тучного тела, спокойного голоса. Голова у нее кружилась, от вони факела и испражнений она чуть не падала в обморок, но мысли и голос ее были ясны и спокойны. Разве не бывала она уже здесь множество раз?
   – Первая Жрица сама лучше знает, какая смерть придется по душе ее Хозяевам и выбирает сама. Существует много способов…
   – Пусть Гобар, капитан стражников, отрубит им головы и выльет кровь на ступени перед Троном!
   – Совсем как при жертве козы?
   Казалось, Кессил издевается над недостатком воображения своей ученицы. Арха потупила взор. Кессил продолжала:
   – С другой стороны, Гобар – мужчина. Госпожа помнит, что мужчины не имеют доступа в Темные Места Гробниц. Если он войдет туда, то обратно не выйдет.