Страница:
Рушилась смета расходов, все съемки здесь на Кубе оказывались в подвешенном состоянии.
– Он поехал в посольство с Москвой по спутнику говорить, – транслировала ребятам фигуристка Чернышева выболтанный Зайцем секрет.
Но самый-то главный секрет вообще заключался не в этом.
Имя главного секрета было женским и было оно – Элла Семеновна.
Покуда могущественный продюсер Бальзамов приставал к Лане на Острове Свободы, Элла Семеновна, его бывшая госпожа, в свое время нежно называвшая Бальзамова "моим маленьким проститутом", тоже делала карьеру… Вернее, она не делала карьеру, а возвращала утраченные позиции. И вернув их, стала интриговать. Интриговать против оскорбившего ее киски-Бальзамова. И вот, снова придя в руководство "Интер-Медиа" и став в главном распределителе рекламы возле денежного крана, она припомнила Димочке былые обиды…
– А не перекрыть ли кислород этому маленькому проституту? Забыл, старый шкодник, кому обязан своей карьерой? И чтобы не забывал, а не перекрыть ли ему рекламные денежки от главного спонсора?
Так думала Элла Семеновна, сидя в своем новом кабинете на улице Большая Полянка в самом центре деловой Москвы. А в это время ее бывший маленький проститут гулял по песчаным пляжам острова Куба, приставая к своим актрисам. Так думала Элла Семеновна, но маленький проститут и его команда еще не знали, что их судьба зависит от ревности старой дамы…
– Э-э-э, значит, шоу не будет и завтра уезжать? – расстроилась Капля – Не успели толком и позагорать, – посетовал на судьбу актер Вася Дементьев.
– А кое-кто и толком потрахаться не успеет, – запечалился Игорь Марголин.
2.
Из Гаваны Бальзамов вернулся заполошный, растрепанный, но вполне вменяемый.
Горем явно не убитый. Надя Бойцова держалась при нем как и положено новой фаворитке – с испуганным достоинством.
– Он полтора часа с Останкино говорил, обо всем договорился, – с высокомерием особы, посвященной в тайны, рассказывала Надя, – Дима договорился, что мы отснимем материал и по ходу придумаем новый сценарий, но уезжать с места пока не будем.
Она уже говорила "Дима" и "мы"…
Вот это скорость в отношениях! – обменялись понимающими взглядами Вика с Каплей.
И обе с сожалением посмотрели на Ланочку. Лана же в шоке смотрела на бывшую подругу, не веря своим глазам.
– А со спонсорами решилось? – с интересом и даже некоторым уважением глядя на Надю, спросила Вика.
– А, нормально получилось, – махнула рукой Надя с таким видом, словно она с Бальзамовым уже лет десять только тем и занималась, что разрешала конфликты, связанные с финансированием телепрограмм. – Дело в том, что основной спонсор-рекламодатель обоих шоу, и нашего, и конкурентов – один. Это прохладительные напитки "Вис-Кола-Брайт".
Этот спонсор покрывает пятьдесят процентов бюджета и там, и там., Ну плюс всякая мелочь типа молодежной одежды "Бель-Эттон", крема для загара и тому подобное.
Спонсорами занимается "Интер-Медиа". Сперва, когда распространилась информация про узнали про клон нашего шоу, всякая мелочь решила бежать. "Интер-медиа" в панику. Но основной-то спонсор остался и там, и там, а это основа бюджета. Так что нам только сократили период съемок с четырех недель до двух… И разрешили снимать под Димочкину ответственность.
Ни Надя, ни ее новый друг Бальзамов и не знали и догадаться не могли, что это Элла Семеновна решила оттянуть развязку и немного поиграть со своим маленьким проститутом.
Но всему свое время.
Пока… пока группе разрешили жить и работать.
– Ого! Она уже сказала "димочкину", вот это скорость!
А потом к народу вышел и сам Бальзамов.
– Будем теперь работать в два раза быстрее и в два раза эффективнее, – сказал Бальзамов, по-эйзенштейновски глядя вдаль, словно видел за линией прибоя и Потемкинскую лестницу, и силуэт броненосца…
– А про что теперь шоу-то будет? – хором спросили девочки.
– Про любовь, – голосом Плачидо Доминго ответил Бальзамов.
Хотели как лучше, а получилось как всегда.
То есть, хотели про любовь, а снимать пришлось драку.
Да какую драку!
Нормальную русскую драку типа махалова на деревенской дискотеке, где и убить запросто могут, и покалечить, и без глаза оставить.
Но по порядку.
Еще в Москве за Викой Малаевой начали ухаживать сразу двое парней из команды, причем самых интересных – художник Гена Байдуков и писатель Женя Красновский.
В этом и была причина загвоздки, в том, что оба Викиных ухажера были по-своему хороши и знамениты. Гена Байдуков к своим двадцати восьми годам уже успел прославиться двумя скандальными выставками, после которых за его картинами все галерейщики Москвы и Парижа стали выстраиваться в очередь на три года вперед.
Гена писал портреты жен думских депутатов и дочек членов правительства Москвы.
От заказов не было отбоя, гонорары были огромными даже по масштабам Нью-Йорка. И Гена даже открыл школу-студию, где юные художники с четвертого курса художественной академии по ночам домалёвывали за него заказы от сильных мира сего. Гена ездил по Москве на темно-синем "ягуаре" и имел свой двухэтажный дом в поселке таун-хаузов на Воробьёвых горах. Был он холост и имел репутацию модного плейбоя – завсегдатая дорогих ночных клубов и казино.
На съемки кубинского сериала Гена Байдуков попал по одной пикантной причине. На одной из модных вечеринок Гена спьяну приударил за любовницей одного высокопоставленного московского чиновника, вдобавок – кавказца по происхождению, бизнесу и группе поддержки. Дура-любовница, работавшая, кстати, ведущей одного из популярных теле-шоу, ничего не соображая и не задумываясь о последствиях, на виду у охраны села в синий Байдуковский "ягуар" и поехала в его пенаты на Воробъевы горы.
Как бы она потом ни оправдывалась перед своим Ахметиком, не хуже Акунина сочиняя сказки о возвышенном духовном времяпрепровождении с Байдуковым и интеллектуальных беседах ночь напролет, но Ахмет не внял… И дура-любовница взяла на телевидении двухнедельный тайм-аут от съемок по причине косметических неполадок фэйса.
А вот модному художнику Гене Байдукову люди добрые посоветовали на полгодика смыться куда подальше, потому как Ахмет славился звериной жестокостью и запросто мог отрезать прыткому художнику самое дорогое, как он пообещал своим друзьям.
Причем Ахмету не составило бы особого труда списать эту редкую травму на последствия ДТП, потому как замом начальника столичного ГИББД был кунак и клиент Ахмета, который уже поручил своим майорам и подполковникам сочинить протокол, по которому в результате наезда автомобиля КАМАЗ на темно-синий "ягуар" водитель последнего получил бы травму органов размножения…
Тут как раз и подвернулось предложение Бальзамова поехать на Кубу.
В иных бы обстоятельствах избалованный вниманием и привыкший к комфорту Гена посчитал бы ниже своего достоинства ехать в какую-то экспедицию, где ни пятизвездных тебе отелей, ни персонального роллс-ройса с шофером.
Но тут обстоятельства такие случились…
А что до второго Викиного ухажера, то Женя Красновский был тоже хорош.
В свои (тоже, кстати, двадцать восемь) он благодаря талантам и удаче сумел добиться и славы, и денег, без чего в столицах вообще делать нечего.
Со второго курса филфака МГУ (куда уж круче даже по столичным-то меркам – разве что МГИМО!), Женя из чисто эстетической и философской неудовлетворенности перевелся на второй курс Литературного института. Туда его приняли из-за той славы, какой юный студиозус Женя к тому времени уже добился в Интернете, опубликовав там и раскрутив до бешеной популярности с помощью друзей – фидошных системщиков несколько скандальных повестей из жизни выдуманных им "лювимов" – этаких полу-эльфов – полу-троллей, живущих в Москве и приехавших сюда из некой разоренной перестройкой волшебной провинции… Лювимы были на лицо ужасные и вызывали у москвичей чувство гадостного омерзения, но добрые внутри. Лювимы делали добрые дела, но их всячески гнобила и московская власть, и бритоголовые пэтэушники из Ступино, Подольска и Люберец, и усатые толстые милиционеры, и даже бродячие московские собаки… Но на самом деле без их тайных добрых дел, которые лювимы творили, несмотря ни на какие происки властей и собак – то спасая попавших в беду хороших девочек, то выручая угодивших в ситуацию молдавских строителей, – без хороших дел лювимов жизнь на Москве была бы скучной и некрасивой.
Повести и рассказы Жени о лювимах приобрели такую популярность, что их перевели и напечатали в Париже и в Нью-Йорке. Женя получил премию "Букер" и блистал на Берлинской и Московской книжных ярмарках. Это была слава.
Вике импонировало, что сразу две знаменитости пали жертвой ее красоты.
Собственно, так и представляла себе юная актриса жизнь настоящей Марлен Дитрих, с которой всегда соотносила свои красоту и талант.
И беда была в том, что по своей блядской сущности Вика давала равные авансы обоим соискателям.
Ссора произошла в первый день больших перемен, когда Бальзамов заявил всем, что теперь бригады надо забыть и они будут снимать новое шоу про любовь.
Ну, тут у всех сразу прорезались страсть и таланты к сочинительству сценариев.
Художник Гена Байдуков предложил переформировать бригады по половому признаку.
Сделать отряд диких амазонок и группу потерпевших кораблекрушение матросов.
Матросы выброшены на берег волной прибоя и, очухавшись, начинают обследовать остров. А остров этот населен дикими и злыми амазонками, которые отлавливают мужчин только для продления своего рода, причем после спаривания мужчин убивают…
Однако потом у капитана корабля случается любовь-морковь с главной амазонкой и хэппи-энд в конце…
– Полная хуйня! – подытожил писатель Женя Красновский.
– Предложи лучше, – хмыкнул задетый за живое художник Байдуков.
Беседа проходила в присутствии большинства членов команды, за исключением разве что шофера Санчеса и неизвестно куда затерявшихся ди-джейки Ксаны Соловей и певички Вали Макрушиной по прозвищу Капля.
– Во-первых, это уже по жанру постановочное кино, а не реалити-шоу, – глядя на Бальзамова и ища в нем поддержки, сказал Женя. – А надо писать сценарий, исходя из того, что у нас хэппининг. Нам необходим элемент постоянного соревнования, чтобы зрители шоу переживали за любимого участника.
– Чиво? – Байдуков скорчил гримасу детского непонимания. – Какой еще хэппининг?
– Давайте забацаем такую тему, – Женя пропустил реплику злящегося Байдукова мимо ушей. – Пусть у нас будут принцесса этого острова. Ей надо выбрать жениха из нескольких кандидатов на ее руку и сердце. А в качестве короля острова, который отдаст победителю и дочку, и полцарства, можно снять нашего Санчеса, а что?
Бальзамов задумался.
– А что? Тема вроде как ничего, но из соревновательности тогда выпадают девчонки, – сказал продюсер в сомнении. – А нам надо, чтобы и девочки, и мальчики одинаково соревновались за зрительские симпатии и рейтинг.
– Вот! – обрадовался Байдуков. – Я же говорю, у писателя нашего только туфта про эльфов и мумиев-троллей получается, да и то, неизвестно еще у кого списанная, то ли у Астрид Линдгрен, то ли у Генриха Ибсена, то ли у Джоан Роллинг… Я хоть свои картины сам пишу, этого никто не оспорит.
– Знаем, как ты их рисуешь! – в запале воскликнул Женя. – Ты даже хуже Шилова-Мылова, который только и умеет, что сигаретки да медальки на портретах выписывать!
– И чем же это я хуже Шилова? – набычился Байдуков.
Ему было неприятно, ведь Вика Малаева сидела здесь и слушала их пикировку.
– А известное дело, как ты женам вице-мэров да депутатов на портретах по десять лет возраста убавляешь и по два размера бюста прибавляешь, – хмыкнул Женя. – Даже "Playboy" так своих девиц не фотожопит.
– Это художественное видение прекрасного, что ты в этом понимаешь! – натужно улыбнулся Байдуков. – Это художественное видение, это метафоричность…
– Пририсовать плоскогрудой жене вице-мэра бюст Мерилин Монро? Это твое художественное видение? – хохотнул Женя.
– Идиот, – покачав головой, сказал Байдуков, – и как такого идиота еще печатают?
– За идиота получишь! – вспыхнул Женя. – А насчет метафоричности, ты, осёл с красками! Ты бы лучше терминов этих не касался! Это не для ослов с мольбертами!
Метафора – это…
– Знаю, знаю, – со смехом перебил его Байдуков. – Метафора – это в стишках, это я знаю, и еще знаю, что по стишкам ты у нас спец! Ты у нас девушкам стишки пишешь и записочки в спальню подбрасываешь! Только вот целоваться на пляж девушки не с тобой ходят, поэтик…
И тут Женя вскочил и набросился на Байдукова.
Повалил на землю, нанеся ему пару впечатляющих хлестких ударов по лицу. И слева и справа.
Байдуков, не ожидая такого оборота, сперва растерялся, но быстро поднялся и принял боксерскую стойку.
Вообще, Байдуков был явно сильнее.
Мускулистый, атлетически сложенный, тренированный, он явно имел навыки бойца.
А вот у писателя Жени, кроме решительности и безрассудной прыти, иных преимуществ не было.
– Да разнимите их! – крикнула Лана. – Чего вы стоите смотрите?
Но Бальзамов и подоспевший к нему на выручку Коля Сигал остановили ринувшихся было разнимать.
– Не надо, пусть разбираются сами, – крикнул Бальзамов Игорю Марголину и Васе Дементьеву, изъявившим готовность растащить дерущихся.
Сигал с камерой на плече принялся снимать драку, и Бальзамов тоже ринулся за вторым "бетакамом".
– Вот это по-нашему, вот это по-бразильски, – приговаривал Бальзамов, притащив камеру, приладив ее на плече и принявшись снимать крупные планы.
Жене тем временем удалось нанести Байдукову еще несколько ударов и разбить ему нос. Художник же, придя в себя после первых пропущенных им ударов, теперь брал инициативу в свои руки. Байдуков дважды заученно, как в зале, подсекал Женю под выставленную ногу, одновременно хватая противника за кисть руки и толкая его локтем так, что тот, теряя равновесие, шлепался на землю. От града байдуковских ударов Женю пока спасала только невероятная юркость и проворство. Каждый раз после падения ему удавалось так быстро отползти и вскочить на ноги, что неповоротливый Байдуков опаздывал, и его удары не попадали в цель.
Но все понимали, что так продолжаться долго не может, и что рано или поздно Байдуков угодит-таки кулаком или ногой Жене в голову, и дело закончится победой кисти над пером.
– Прекратите это! – не выдержада Ланочка и бросилась к дерущимся, толкая Байдукова в могучую грудь.
– Куда ты, дура! – крикнула Вика, хватая Лану за шорты и футболку.
С треском разорвалась футболка.
Лана с Викой покатились по земле.
– Коля, ты мужиков, мужиков снимай! – крикнул Бальзамов, наводя объектив "бетакама" на валявшихся в пыли Вику с Ланой. – А я буду девок!
– И-и-и-йэх! – послышался страстно-натуральный выдох, сопровождавший победный удар.
– И-и-и-йэх! – послышался второй.
– Ногами не надо, ногами не бить! Вот теперь их разнимайте, чего стоите, разнимайте!
Бальзамов командовал.
Командовал, но снимать не прекращал.
Вот оно настоящее реалити-шоу, тут никаких сценариев не надо!
Снять бы еще несколько подобных сцен в антураже кубинской природы – и можно смело возвращаться в Москву в Останкино, а там в монтажке нарезать из этого десяток веселых серий…
Дементьев с Марголиным оттащили тяжело дышавшего Байдукова от скорчившегося на песке Жени.
– Ты еще у меня получишь! – все еще в запале драки выкрикнул Байдуков.
– Всё, всё! Брэк, ребята! – командовал Бальзамов. – Отведите Гену умыться и помогите Женьке, пускай тоже пойдет рожу умоет. Потом соберемся подискутируем…
Лане тоже не мешало бы пойти умыться и переодеться.
3.
Элла Семеновна была женщиной строгих убеждений.
Именно эти строгие убеждения, образующие единую парадигму ее мировоззрения, и помогали Элле Семеновне в трудные минуты. А трудных минут было ой как много! Это ведь только со стороны всем кажется, что жизнь небожительницы из Останкино – это сплошной сахар. А на самом то деле… Ведь в этом мире, где все усиленно толкаются локтями за место у кормушки, все идет в ход – и зубы, и кулаки, и элементарная подлость, и тонкие интриги…
Элла Семеновна сама была мастерицей тонких интриг. И скольких выскочек она сама на своем пути подсидела!
Однако всегда успокаивала себя тем, что на откровенные подлости и на гадости вроде откровенной клеветы или, упаси Господи – найма киллеров, как это тоже случалось в их среде, она никогда не опускалась.
Была она мстительной или злопамятной?
Пожалуй, нет.
Могла и простить, могла и помиловать.
Одного не позволяла ее строгая организованность, благодаря которой Элла Семеновна и сделала свою карьеру – сама, без высокопоставленного мужа и без высокопоставленных родителей… Сделала свою карьеру именно благодаря строгим убеждениям, что во всем нужен порядок, особенно в собственной голове… Итак…
Итак, могла и простить, могла и помиловать, но никогда… Никогда не могла ничего и никому забыть. Потому что в голове Эллы Семеновны был идеальный порядок.
А отсюда порядок был и в делах, и в личной жизни.
Поэтому Элла Семеновна ничего Бальзамову и не забыла.
Тяжел, труден и горек путь падения.
Но тому, кто не испытал этого, трудно понять, как сладок путь возвращения в блистательный мир.
После того как Эллу Семеновну уволили из "Интер-Медиа", у нее на нервной почве открылась язва желудка и ей пришлось ехать в Карловы Вары. Пить водичку, принимать грязевые ванны, лежать в кислородной барокамере…
Подлечилась, вернулась на Москву, стала работать в фирмочке – не престижной и не денежной, но работа есть работа. Надо жить, надо зарабатывать. Мужа и богатых родственников у Эллы Семеновны не было. Была только хорошая организованность в голове и воля к жизни.
И еще у Эллы Семеновны было сильнейшее убеждение в том, что никакие достоинства не остаются незамеченными, и что рано или поздно снова придет ее черед.
И действительно, ее время пришло.
Он пришел в лице Володи Миллер-Добрянского – нового генерального директора восточного отделения "Вис-Кола-Брайт".
– Элка, ты чего там киснешь в какой-то дыре?
Звонок Володи, с которым Элла Семеновна не виделась со времен своего ухода из "Интер-медиа" был неожиданностью.
– Я не в дыре, я на даче у подруги, – ответила Элла Семеновна.
Сердце ее забилось, чувствуя пермены. Недаром ей позавчера в ночь с четверга на пятницу снилось, что она лезет наверх на крышу по пожарной лестнице! Именно наверх… А это к неожиданному взлету в карьере, она про это даже специально в соннике Миллера поглядела.
Володя не из тех, кто звонит просто так – поболтать со старой подругой. У Миллер-Добрянского каждая минута расписана.
– Слушай, Элка, у меня для тебя срочный разговор есть. Можешь приехать сейчас ко мне в Жуковку? – спросил Володя.
– Сейчас? – переспросила Элла Семеновна, прикидывая в уме, сколько часов потребуется ей для того, чтобы выехать на ее скромном "ниссане" сперва с Ленинградки на МКАД, потом по МКАДу до Минского или до Рублево-Успенки… Часа три… – Сейчас я никак не успею, я под Клином на даче…
– Ладно, я за тобой вертолет пошлю, – секунду подумав, сказал Володя. – Ты уж сама только доберись до Ленинградки, где выезд из Клина. Там через пол-часа тебя будет ждать вертолет, пилот с тобой по мобильному свяжется, лады?
Вертолет?
Такая спешка… Да еще и с субботу…
Элла Семеновна теперь абсолютно не сомневалась в том, что разговор с Володей Миллер-Добрянским окажется для нее самым что ни на есть благоприятным.
И не ошиблась.
Свою машинку "ниссан-примера" Элла Семеновна оставила возле поста ГАИ. На дежурившего там майора огромное впечатление произвели и севший неподалеку вертолет с надписью "Россия" на борту, и красивое удостоверение, что показал ему подошедший к посту ГАИ штурман вертолета.
Машину Эллы Семеновны даже любезно пообещали пригнать в Москву и доставить по нужному адресу.
Вертолетом в Жуковку Элла Семеновна до этого не летала.
С высоты вторая и настоящая столица нашей Родины выглядела, как пригороды какой-нибудь европейской столицы вроде Парижа или Брюсселя. Двух- трехэтажные дома под аккуратной зеленой или красной черепицей, сады, в каждом саду бассейны, дорожки из желтого кирпича, зеленые газоны и снова бассейны и дома, дома, дома…
Au dessus des maisons.
Au dessus des rayons,
Y a plus beaucoup d'attraction… (нужна сноска с переводом!) Про себя пропела Элла Семеновна куплет из любимой французской песенки.
– Как у тебя тут все серьёзно! – с одобрением и даже с восхищением сказала она, выйдя из вертолета и инстинктивно пригибаясь под крутящимся ротором винта…
Она протянула руку вышедшему ей навстречу Миллер-Добрянскому.
На Володе были несерьезные белые шорты, белый колониальный мундирчик на голое тело и цветастый шелковый платок вокруг шеи.
– Познакомься, Элла, это господин Ван-дер-Хаальсен, мой партнер и товарищ.
Элла улыбнулась, веснушчатый худой белобрысый дылда, представленный как Ван-дер-Хаальсен, поклонился и поцеловал ей руку возле запястья.
Прошли к застекленной беседке возле открытого бассейна.
– Виски, кофе, сигару? – спросил Володя.
– Non, merci, – ответила Элла Семеновна, – ты ведь не ради кофе меня сюда вертолетом привез.
– Да, это точно, – ответил Миллер Добрянский.
С Володей Элла когда-то вообще почти с нуля начинала всю эту рекламную индустрию на Москве.
Выпускник МГИМО, сын известнейшего дипломата, посла СССР в крупнейшей европейской стране, Миллер-Добрянский сперва работал в ЦК комсомола в отделе по международным связям, а когда начался капитализм, Володя быстро перебежал из комсомола в одну из первых коммерческих радиостанций, где стал работать коммерческим директором. Тогда-то они и пересеклись с Эллой Семеновной.
– Элка, ты не обижайся, но я слышал, ты сейчас не у дел, так ведь? – звонко бросая в высокие стаканы лед, спросил Володя и испытующе при этом поглядел в глаза Эллы Семеновны, ища там стыдного признания, что она действительно теперь в полной жопе.
– Да, я теперь в полной жопе, – согласилась Элла Семеновна.
Она понимала, что вертолет – это рублёвско-жуковские понты, это элементарное желание пустить пыль в глаза, ошеломить, привести девочку в бешеный экстаз, показать ей, что она пыль придорожная…
Конечно же, любая встреча могла подождать до понедельника, но нет – вот спешка какая, за ней сегодня именно в субботу прислали вертолет.
Понты кидают господа из "Вис-кола-брайт".
Но Элла Семеновна была женщиной умной и отлично понимала, что сейчас ей сделают очень вкусное предложение.
– В жопе? – по-русски переспросил белобрысый Ван-дер-Хаальсен.
– В жопе, – кивнул Володя, наливая в стаканы кому джин, кому оранжевый виски…
– Элла, как ты смотришь на то, чтобы стать директором "Интер-Медиа"? – сходу и без подготовки, если не считать этих понтов с вертолетом, спросил Миллер-Добрянский.
– Мы покупаем большую часть "Интер-медиа" и хотели бы, чтобы там руководили понятные нам люди.
– Я? Директором? – Элла Семеновна в волнении выпила сразу все холодненькое содержимое своего стакана. – Положительно смотрю и кочевряжиться не стану, ты же меня знаешь…
– Знаю, потому и предлагаю.
– Я пойду, Володя, – сказала Элла Семеновна, – пойду, потому как верю, что мы сработаемся, но у меня тоже будут условия.
– Слушаю тебя, – сказал Володя, протягивая Элле Семеновне еще один стакан.
– Я хочу иметь кое-какой люфт в своих решениях, в разумных, естественно, пределах. Но не просто сидеть попкой, а креативить – если не в стратегии, то хотя бы в тактике, – сказала Элла, выпивая и второй стакан.
Ван-дер-Хаальсен, судя по всему, не очень хорошо понимал по-русски, и слово "жопа" было одним из его главных лексических достижений.
Он сидел и хлопал белесыми ресницами.
– В понедельник решаем вопрос, – сказал Миллер-Добрянский, – в понедельник у нас совет учредителей и мы тогда вписываем в протокол твою фамилию…
Через неделю, сидя в своем новом кабинете на Большой Полянке, Элла Семеновна принялась вычерчивать чернильным паркером некие схемки по наведению порядка.
И ручка ее не дрогнула, выводя буковками:
Бальзамов.
Маленький "п".
Разобраться… (но не сразу)
Диспут, естественно, тоже снимали на видео.
Тема диспута была – что есть поединок?
Сидели возле костра под бездонным черным кубинским небом.
Ррромантика!
По одну сторону Байдуков с распухшим носом в обнимку с Викой Малаевой.
По другую сторону Женя Красновский с черным бланшем под глазом и с опухшим ухом.
Ланочка хотела усесться рядом с писателем, но Бальзамов усадил ее подле себя.
Он вел диспут, а Коля Сигал снимал все на видео.
Были все, кроме Санчеса, Капли и Ксанки Соловья.
– А где наш шоу-бизнес? – поинтересовался Бальзамов.
– Он поехал в посольство с Москвой по спутнику говорить, – транслировала ребятам фигуристка Чернышева выболтанный Зайцем секрет.
***
Но самый-то главный секрет вообще заключался не в этом.
Имя главного секрета было женским и было оно – Элла Семеновна.
Покуда могущественный продюсер Бальзамов приставал к Лане на Острове Свободы, Элла Семеновна, его бывшая госпожа, в свое время нежно называвшая Бальзамова "моим маленьким проститутом", тоже делала карьеру… Вернее, она не делала карьеру, а возвращала утраченные позиции. И вернув их, стала интриговать. Интриговать против оскорбившего ее киски-Бальзамова. И вот, снова придя в руководство "Интер-Медиа" и став в главном распределителе рекламы возле денежного крана, она припомнила Димочке былые обиды…
– А не перекрыть ли кислород этому маленькому проституту? Забыл, старый шкодник, кому обязан своей карьерой? И чтобы не забывал, а не перекрыть ли ему рекламные денежки от главного спонсора?
Так думала Элла Семеновна, сидя в своем новом кабинете на улице Большая Полянка в самом центре деловой Москвы. А в это время ее бывший маленький проститут гулял по песчаным пляжам острова Куба, приставая к своим актрисам. Так думала Элла Семеновна, но маленький проститут и его команда еще не знали, что их судьба зависит от ревности старой дамы…
– Э-э-э, значит, шоу не будет и завтра уезжать? – расстроилась Капля – Не успели толком и позагорать, – посетовал на судьбу актер Вася Дементьев.
– А кое-кто и толком потрахаться не успеет, – запечалился Игорь Марголин.
2.
Из Гаваны Бальзамов вернулся заполошный, растрепанный, но вполне вменяемый.
Горем явно не убитый. Надя Бойцова держалась при нем как и положено новой фаворитке – с испуганным достоинством.
– Он полтора часа с Останкино говорил, обо всем договорился, – с высокомерием особы, посвященной в тайны, рассказывала Надя, – Дима договорился, что мы отснимем материал и по ходу придумаем новый сценарий, но уезжать с места пока не будем.
Она уже говорила "Дима" и "мы"…
Вот это скорость в отношениях! – обменялись понимающими взглядами Вика с Каплей.
И обе с сожалением посмотрели на Ланочку. Лана же в шоке смотрела на бывшую подругу, не веря своим глазам.
– А со спонсорами решилось? – с интересом и даже некоторым уважением глядя на Надю, спросила Вика.
– А, нормально получилось, – махнула рукой Надя с таким видом, словно она с Бальзамовым уже лет десять только тем и занималась, что разрешала конфликты, связанные с финансированием телепрограмм. – Дело в том, что основной спонсор-рекламодатель обоих шоу, и нашего, и конкурентов – один. Это прохладительные напитки "Вис-Кола-Брайт".
Этот спонсор покрывает пятьдесят процентов бюджета и там, и там., Ну плюс всякая мелочь типа молодежной одежды "Бель-Эттон", крема для загара и тому подобное.
Спонсорами занимается "Интер-Медиа". Сперва, когда распространилась информация про узнали про клон нашего шоу, всякая мелочь решила бежать. "Интер-медиа" в панику. Но основной-то спонсор остался и там, и там, а это основа бюджета. Так что нам только сократили период съемок с четырех недель до двух… И разрешили снимать под Димочкину ответственность.
Ни Надя, ни ее новый друг Бальзамов и не знали и догадаться не могли, что это Элла Семеновна решила оттянуть развязку и немного поиграть со своим маленьким проститутом.
Но всему свое время.
Пока… пока группе разрешили жить и работать.
***
– Ого! Она уже сказала "димочкину", вот это скорость!
А потом к народу вышел и сам Бальзамов.
– Будем теперь работать в два раза быстрее и в два раза эффективнее, – сказал Бальзамов, по-эйзенштейновски глядя вдаль, словно видел за линией прибоя и Потемкинскую лестницу, и силуэт броненосца…
– А про что теперь шоу-то будет? – хором спросили девочки.
– Про любовь, – голосом Плачидо Доминго ответил Бальзамов.
Хотели как лучше, а получилось как всегда.
То есть, хотели про любовь, а снимать пришлось драку.
Да какую драку!
Нормальную русскую драку типа махалова на деревенской дискотеке, где и убить запросто могут, и покалечить, и без глаза оставить.
Но по порядку.
Еще в Москве за Викой Малаевой начали ухаживать сразу двое парней из команды, причем самых интересных – художник Гена Байдуков и писатель Женя Красновский.
В этом и была причина загвоздки, в том, что оба Викиных ухажера были по-своему хороши и знамениты. Гена Байдуков к своим двадцати восьми годам уже успел прославиться двумя скандальными выставками, после которых за его картинами все галерейщики Москвы и Парижа стали выстраиваться в очередь на три года вперед.
Гена писал портреты жен думских депутатов и дочек членов правительства Москвы.
От заказов не было отбоя, гонорары были огромными даже по масштабам Нью-Йорка. И Гена даже открыл школу-студию, где юные художники с четвертого курса художественной академии по ночам домалёвывали за него заказы от сильных мира сего. Гена ездил по Москве на темно-синем "ягуаре" и имел свой двухэтажный дом в поселке таун-хаузов на Воробьёвых горах. Был он холост и имел репутацию модного плейбоя – завсегдатая дорогих ночных клубов и казино.
На съемки кубинского сериала Гена Байдуков попал по одной пикантной причине. На одной из модных вечеринок Гена спьяну приударил за любовницей одного высокопоставленного московского чиновника, вдобавок – кавказца по происхождению, бизнесу и группе поддержки. Дура-любовница, работавшая, кстати, ведущей одного из популярных теле-шоу, ничего не соображая и не задумываясь о последствиях, на виду у охраны села в синий Байдуковский "ягуар" и поехала в его пенаты на Воробъевы горы.
Как бы она потом ни оправдывалась перед своим Ахметиком, не хуже Акунина сочиняя сказки о возвышенном духовном времяпрепровождении с Байдуковым и интеллектуальных беседах ночь напролет, но Ахмет не внял… И дура-любовница взяла на телевидении двухнедельный тайм-аут от съемок по причине косметических неполадок фэйса.
А вот модному художнику Гене Байдукову люди добрые посоветовали на полгодика смыться куда подальше, потому как Ахмет славился звериной жестокостью и запросто мог отрезать прыткому художнику самое дорогое, как он пообещал своим друзьям.
Причем Ахмету не составило бы особого труда списать эту редкую травму на последствия ДТП, потому как замом начальника столичного ГИББД был кунак и клиент Ахмета, который уже поручил своим майорам и подполковникам сочинить протокол, по которому в результате наезда автомобиля КАМАЗ на темно-синий "ягуар" водитель последнего получил бы травму органов размножения…
Тут как раз и подвернулось предложение Бальзамова поехать на Кубу.
В иных бы обстоятельствах избалованный вниманием и привыкший к комфорту Гена посчитал бы ниже своего достоинства ехать в какую-то экспедицию, где ни пятизвездных тебе отелей, ни персонального роллс-ройса с шофером.
Но тут обстоятельства такие случились…
А что до второго Викиного ухажера, то Женя Красновский был тоже хорош.
В свои (тоже, кстати, двадцать восемь) он благодаря талантам и удаче сумел добиться и славы, и денег, без чего в столицах вообще делать нечего.
Со второго курса филфака МГУ (куда уж круче даже по столичным-то меркам – разве что МГИМО!), Женя из чисто эстетической и философской неудовлетворенности перевелся на второй курс Литературного института. Туда его приняли из-за той славы, какой юный студиозус Женя к тому времени уже добился в Интернете, опубликовав там и раскрутив до бешеной популярности с помощью друзей – фидошных системщиков несколько скандальных повестей из жизни выдуманных им "лювимов" – этаких полу-эльфов – полу-троллей, живущих в Москве и приехавших сюда из некой разоренной перестройкой волшебной провинции… Лювимы были на лицо ужасные и вызывали у москвичей чувство гадостного омерзения, но добрые внутри. Лювимы делали добрые дела, но их всячески гнобила и московская власть, и бритоголовые пэтэушники из Ступино, Подольска и Люберец, и усатые толстые милиционеры, и даже бродячие московские собаки… Но на самом деле без их тайных добрых дел, которые лювимы творили, несмотря ни на какие происки властей и собак – то спасая попавших в беду хороших девочек, то выручая угодивших в ситуацию молдавских строителей, – без хороших дел лювимов жизнь на Москве была бы скучной и некрасивой.
Повести и рассказы Жени о лювимах приобрели такую популярность, что их перевели и напечатали в Париже и в Нью-Йорке. Женя получил премию "Букер" и блистал на Берлинской и Московской книжных ярмарках. Это была слава.
***
Вике импонировало, что сразу две знаменитости пали жертвой ее красоты.
Собственно, так и представляла себе юная актриса жизнь настоящей Марлен Дитрих, с которой всегда соотносила свои красоту и талант.
И беда была в том, что по своей блядской сущности Вика давала равные авансы обоим соискателям.
Ссора произошла в первый день больших перемен, когда Бальзамов заявил всем, что теперь бригады надо забыть и они будут снимать новое шоу про любовь.
Ну, тут у всех сразу прорезались страсть и таланты к сочинительству сценариев.
Художник Гена Байдуков предложил переформировать бригады по половому признаку.
Сделать отряд диких амазонок и группу потерпевших кораблекрушение матросов.
Матросы выброшены на берег волной прибоя и, очухавшись, начинают обследовать остров. А остров этот населен дикими и злыми амазонками, которые отлавливают мужчин только для продления своего рода, причем после спаривания мужчин убивают…
Однако потом у капитана корабля случается любовь-морковь с главной амазонкой и хэппи-энд в конце…
– Полная хуйня! – подытожил писатель Женя Красновский.
– Предложи лучше, – хмыкнул задетый за живое художник Байдуков.
Беседа проходила в присутствии большинства членов команды, за исключением разве что шофера Санчеса и неизвестно куда затерявшихся ди-джейки Ксаны Соловей и певички Вали Макрушиной по прозвищу Капля.
– Во-первых, это уже по жанру постановочное кино, а не реалити-шоу, – глядя на Бальзамова и ища в нем поддержки, сказал Женя. – А надо писать сценарий, исходя из того, что у нас хэппининг. Нам необходим элемент постоянного соревнования, чтобы зрители шоу переживали за любимого участника.
– Чиво? – Байдуков скорчил гримасу детского непонимания. – Какой еще хэппининг?
– Давайте забацаем такую тему, – Женя пропустил реплику злящегося Байдукова мимо ушей. – Пусть у нас будут принцесса этого острова. Ей надо выбрать жениха из нескольких кандидатов на ее руку и сердце. А в качестве короля острова, который отдаст победителю и дочку, и полцарства, можно снять нашего Санчеса, а что?
Бальзамов задумался.
– А что? Тема вроде как ничего, но из соревновательности тогда выпадают девчонки, – сказал продюсер в сомнении. – А нам надо, чтобы и девочки, и мальчики одинаково соревновались за зрительские симпатии и рейтинг.
– Вот! – обрадовался Байдуков. – Я же говорю, у писателя нашего только туфта про эльфов и мумиев-троллей получается, да и то, неизвестно еще у кого списанная, то ли у Астрид Линдгрен, то ли у Генриха Ибсена, то ли у Джоан Роллинг… Я хоть свои картины сам пишу, этого никто не оспорит.
– Знаем, как ты их рисуешь! – в запале воскликнул Женя. – Ты даже хуже Шилова-Мылова, который только и умеет, что сигаретки да медальки на портретах выписывать!
– И чем же это я хуже Шилова? – набычился Байдуков.
Ему было неприятно, ведь Вика Малаева сидела здесь и слушала их пикировку.
– А известное дело, как ты женам вице-мэров да депутатов на портретах по десять лет возраста убавляешь и по два размера бюста прибавляешь, – хмыкнул Женя. – Даже "Playboy" так своих девиц не фотожопит.
– Это художественное видение прекрасного, что ты в этом понимаешь! – натужно улыбнулся Байдуков. – Это художественное видение, это метафоричность…
– Пририсовать плоскогрудой жене вице-мэра бюст Мерилин Монро? Это твое художественное видение? – хохотнул Женя.
– Идиот, – покачав головой, сказал Байдуков, – и как такого идиота еще печатают?
– За идиота получишь! – вспыхнул Женя. – А насчет метафоричности, ты, осёл с красками! Ты бы лучше терминов этих не касался! Это не для ослов с мольбертами!
Метафора – это…
– Знаю, знаю, – со смехом перебил его Байдуков. – Метафора – это в стишках, это я знаю, и еще знаю, что по стишкам ты у нас спец! Ты у нас девушкам стишки пишешь и записочки в спальню подбрасываешь! Только вот целоваться на пляж девушки не с тобой ходят, поэтик…
И тут Женя вскочил и набросился на Байдукова.
Повалил на землю, нанеся ему пару впечатляющих хлестких ударов по лицу. И слева и справа.
Байдуков, не ожидая такого оборота, сперва растерялся, но быстро поднялся и принял боксерскую стойку.
Вообще, Байдуков был явно сильнее.
Мускулистый, атлетически сложенный, тренированный, он явно имел навыки бойца.
А вот у писателя Жени, кроме решительности и безрассудной прыти, иных преимуществ не было.
– Да разнимите их! – крикнула Лана. – Чего вы стоите смотрите?
Но Бальзамов и подоспевший к нему на выручку Коля Сигал остановили ринувшихся было разнимать.
– Не надо, пусть разбираются сами, – крикнул Бальзамов Игорю Марголину и Васе Дементьеву, изъявившим готовность растащить дерущихся.
Сигал с камерой на плече принялся снимать драку, и Бальзамов тоже ринулся за вторым "бетакамом".
– Вот это по-нашему, вот это по-бразильски, – приговаривал Бальзамов, притащив камеру, приладив ее на плече и принявшись снимать крупные планы.
Жене тем временем удалось нанести Байдукову еще несколько ударов и разбить ему нос. Художник же, придя в себя после первых пропущенных им ударов, теперь брал инициативу в свои руки. Байдуков дважды заученно, как в зале, подсекал Женю под выставленную ногу, одновременно хватая противника за кисть руки и толкая его локтем так, что тот, теряя равновесие, шлепался на землю. От града байдуковских ударов Женю пока спасала только невероятная юркость и проворство. Каждый раз после падения ему удавалось так быстро отползти и вскочить на ноги, что неповоротливый Байдуков опаздывал, и его удары не попадали в цель.
Но все понимали, что так продолжаться долго не может, и что рано или поздно Байдуков угодит-таки кулаком или ногой Жене в голову, и дело закончится победой кисти над пером.
– Прекратите это! – не выдержада Ланочка и бросилась к дерущимся, толкая Байдукова в могучую грудь.
– Куда ты, дура! – крикнула Вика, хватая Лану за шорты и футболку.
С треском разорвалась футболка.
Лана с Викой покатились по земле.
– Коля, ты мужиков, мужиков снимай! – крикнул Бальзамов, наводя объектив "бетакама" на валявшихся в пыли Вику с Ланой. – А я буду девок!
– И-и-и-йэх! – послышался страстно-натуральный выдох, сопровождавший победный удар.
– И-и-и-йэх! – послышался второй.
– Ногами не надо, ногами не бить! Вот теперь их разнимайте, чего стоите, разнимайте!
Бальзамов командовал.
Командовал, но снимать не прекращал.
Вот оно настоящее реалити-шоу, тут никаких сценариев не надо!
Снять бы еще несколько подобных сцен в антураже кубинской природы – и можно смело возвращаться в Москву в Останкино, а там в монтажке нарезать из этого десяток веселых серий…
Дементьев с Марголиным оттащили тяжело дышавшего Байдукова от скорчившегося на песке Жени.
– Ты еще у меня получишь! – все еще в запале драки выкрикнул Байдуков.
– Всё, всё! Брэк, ребята! – командовал Бальзамов. – Отведите Гену умыться и помогите Женьке, пускай тоже пойдет рожу умоет. Потом соберемся подискутируем…
Лане тоже не мешало бы пойти умыться и переодеться.
***
3.
Элла Семеновна была женщиной строгих убеждений.
Именно эти строгие убеждения, образующие единую парадигму ее мировоззрения, и помогали Элле Семеновне в трудные минуты. А трудных минут было ой как много! Это ведь только со стороны всем кажется, что жизнь небожительницы из Останкино – это сплошной сахар. А на самом то деле… Ведь в этом мире, где все усиленно толкаются локтями за место у кормушки, все идет в ход – и зубы, и кулаки, и элементарная подлость, и тонкие интриги…
Элла Семеновна сама была мастерицей тонких интриг. И скольких выскочек она сама на своем пути подсидела!
Однако всегда успокаивала себя тем, что на откровенные подлости и на гадости вроде откровенной клеветы или, упаси Господи – найма киллеров, как это тоже случалось в их среде, она никогда не опускалась.
Была она мстительной или злопамятной?
Пожалуй, нет.
Могла и простить, могла и помиловать.
Одного не позволяла ее строгая организованность, благодаря которой Элла Семеновна и сделала свою карьеру – сама, без высокопоставленного мужа и без высокопоставленных родителей… Сделала свою карьеру именно благодаря строгим убеждениям, что во всем нужен порядок, особенно в собственной голове… Итак…
Итак, могла и простить, могла и помиловать, но никогда… Никогда не могла ничего и никому забыть. Потому что в голове Эллы Семеновны был идеальный порядок.
А отсюда порядок был и в делах, и в личной жизни.
Поэтому Элла Семеновна ничего Бальзамову и не забыла.
***
Тяжел, труден и горек путь падения.
Но тому, кто не испытал этого, трудно понять, как сладок путь возвращения в блистательный мир.
После того как Эллу Семеновну уволили из "Интер-Медиа", у нее на нервной почве открылась язва желудка и ей пришлось ехать в Карловы Вары. Пить водичку, принимать грязевые ванны, лежать в кислородной барокамере…
Подлечилась, вернулась на Москву, стала работать в фирмочке – не престижной и не денежной, но работа есть работа. Надо жить, надо зарабатывать. Мужа и богатых родственников у Эллы Семеновны не было. Была только хорошая организованность в голове и воля к жизни.
И еще у Эллы Семеновны было сильнейшее убеждение в том, что никакие достоинства не остаются незамеченными, и что рано или поздно снова придет ее черед.
И действительно, ее время пришло.
Он пришел в лице Володи Миллер-Добрянского – нового генерального директора восточного отделения "Вис-Кола-Брайт".
– Элка, ты чего там киснешь в какой-то дыре?
Звонок Володи, с которым Элла Семеновна не виделась со времен своего ухода из "Интер-медиа" был неожиданностью.
– Я не в дыре, я на даче у подруги, – ответила Элла Семеновна.
Сердце ее забилось, чувствуя пермены. Недаром ей позавчера в ночь с четверга на пятницу снилось, что она лезет наверх на крышу по пожарной лестнице! Именно наверх… А это к неожиданному взлету в карьере, она про это даже специально в соннике Миллера поглядела.
Володя не из тех, кто звонит просто так – поболтать со старой подругой. У Миллер-Добрянского каждая минута расписана.
– Слушай, Элка, у меня для тебя срочный разговор есть. Можешь приехать сейчас ко мне в Жуковку? – спросил Володя.
– Сейчас? – переспросила Элла Семеновна, прикидывая в уме, сколько часов потребуется ей для того, чтобы выехать на ее скромном "ниссане" сперва с Ленинградки на МКАД, потом по МКАДу до Минского или до Рублево-Успенки… Часа три… – Сейчас я никак не успею, я под Клином на даче…
– Ладно, я за тобой вертолет пошлю, – секунду подумав, сказал Володя. – Ты уж сама только доберись до Ленинградки, где выезд из Клина. Там через пол-часа тебя будет ждать вертолет, пилот с тобой по мобильному свяжется, лады?
Вертолет?
Такая спешка… Да еще и с субботу…
Элла Семеновна теперь абсолютно не сомневалась в том, что разговор с Володей Миллер-Добрянским окажется для нее самым что ни на есть благоприятным.
И не ошиблась.
Свою машинку "ниссан-примера" Элла Семеновна оставила возле поста ГАИ. На дежурившего там майора огромное впечатление произвели и севший неподалеку вертолет с надписью "Россия" на борту, и красивое удостоверение, что показал ему подошедший к посту ГАИ штурман вертолета.
Машину Эллы Семеновны даже любезно пообещали пригнать в Москву и доставить по нужному адресу.
Вертолетом в Жуковку Элла Семеновна до этого не летала.
С высоты вторая и настоящая столица нашей Родины выглядела, как пригороды какой-нибудь европейской столицы вроде Парижа или Брюсселя. Двух- трехэтажные дома под аккуратной зеленой или красной черепицей, сады, в каждом саду бассейны, дорожки из желтого кирпича, зеленые газоны и снова бассейны и дома, дома, дома…
Au dessus des maisons.
Au dessus des rayons,
Y a plus beaucoup d'attraction… (нужна сноска с переводом!) Про себя пропела Элла Семеновна куплет из любимой французской песенки.
– Как у тебя тут все серьёзно! – с одобрением и даже с восхищением сказала она, выйдя из вертолета и инстинктивно пригибаясь под крутящимся ротором винта…
Она протянула руку вышедшему ей навстречу Миллер-Добрянскому.
На Володе были несерьезные белые шорты, белый колониальный мундирчик на голое тело и цветастый шелковый платок вокруг шеи.
– Познакомься, Элла, это господин Ван-дер-Хаальсен, мой партнер и товарищ.
Элла улыбнулась, веснушчатый худой белобрысый дылда, представленный как Ван-дер-Хаальсен, поклонился и поцеловал ей руку возле запястья.
Прошли к застекленной беседке возле открытого бассейна.
– Виски, кофе, сигару? – спросил Володя.
– Non, merci, – ответила Элла Семеновна, – ты ведь не ради кофе меня сюда вертолетом привез.
– Да, это точно, – ответил Миллер Добрянский.
С Володей Элла когда-то вообще почти с нуля начинала всю эту рекламную индустрию на Москве.
Выпускник МГИМО, сын известнейшего дипломата, посла СССР в крупнейшей европейской стране, Миллер-Добрянский сперва работал в ЦК комсомола в отделе по международным связям, а когда начался капитализм, Володя быстро перебежал из комсомола в одну из первых коммерческих радиостанций, где стал работать коммерческим директором. Тогда-то они и пересеклись с Эллой Семеновной.
– Элка, ты не обижайся, но я слышал, ты сейчас не у дел, так ведь? – звонко бросая в высокие стаканы лед, спросил Володя и испытующе при этом поглядел в глаза Эллы Семеновны, ища там стыдного признания, что она действительно теперь в полной жопе.
– Да, я теперь в полной жопе, – согласилась Элла Семеновна.
Она понимала, что вертолет – это рублёвско-жуковские понты, это элементарное желание пустить пыль в глаза, ошеломить, привести девочку в бешеный экстаз, показать ей, что она пыль придорожная…
Конечно же, любая встреча могла подождать до понедельника, но нет – вот спешка какая, за ней сегодня именно в субботу прислали вертолет.
Понты кидают господа из "Вис-кола-брайт".
Но Элла Семеновна была женщиной умной и отлично понимала, что сейчас ей сделают очень вкусное предложение.
– В жопе? – по-русски переспросил белобрысый Ван-дер-Хаальсен.
– В жопе, – кивнул Володя, наливая в стаканы кому джин, кому оранжевый виски…
– Элла, как ты смотришь на то, чтобы стать директором "Интер-Медиа"? – сходу и без подготовки, если не считать этих понтов с вертолетом, спросил Миллер-Добрянский.
– Мы покупаем большую часть "Интер-медиа" и хотели бы, чтобы там руководили понятные нам люди.
– Я? Директором? – Элла Семеновна в волнении выпила сразу все холодненькое содержимое своего стакана. – Положительно смотрю и кочевряжиться не стану, ты же меня знаешь…
– Знаю, потому и предлагаю.
– Я пойду, Володя, – сказала Элла Семеновна, – пойду, потому как верю, что мы сработаемся, но у меня тоже будут условия.
– Слушаю тебя, – сказал Володя, протягивая Элле Семеновне еще один стакан.
– Я хочу иметь кое-какой люфт в своих решениях, в разумных, естественно, пределах. Но не просто сидеть попкой, а креативить – если не в стратегии, то хотя бы в тактике, – сказала Элла, выпивая и второй стакан.
Ван-дер-Хаальсен, судя по всему, не очень хорошо понимал по-русски, и слово "жопа" было одним из его главных лексических достижений.
Он сидел и хлопал белесыми ресницами.
– В понедельник решаем вопрос, – сказал Миллер-Добрянский, – в понедельник у нас совет учредителей и мы тогда вписываем в протокол твою фамилию…
***
Через неделю, сидя в своем новом кабинете на Большой Полянке, Элла Семеновна принялась вычерчивать чернильным паркером некие схемки по наведению порядка.
И ручка ее не дрогнула, выводя буковками:
Бальзамов.
Маленький "п".
Разобраться… (но не сразу)
***
Диспут, естественно, тоже снимали на видео.
Тема диспута была – что есть поединок?
Сидели возле костра под бездонным черным кубинским небом.
Ррромантика!
По одну сторону Байдуков с распухшим носом в обнимку с Викой Малаевой.
По другую сторону Женя Красновский с черным бланшем под глазом и с опухшим ухом.
Ланочка хотела усесться рядом с писателем, но Бальзамов усадил ее подле себя.
Он вел диспут, а Коля Сигал снимал все на видео.
Были все, кроме Санчеса, Капли и Ксанки Соловья.
– А где наш шоу-бизнес? – поинтересовался Бальзамов.