Лебедев Andrew. ТВари

***

   Роза всегда сразу чувствовала, в каком настроении ее Джон, в плохом или в хорошем. Сегодня он был явно в приподнятом настрое и при этом как-то необычно возбужден, чего давно не случалось после провала на даче-поддаче.
   – Розка, ты говорила, что машину хочешь?
   – Хочу, да-а-авно хочу.
   – Есть тема, можешь уже через неделю «девятку» себе купить.
   – Ты издева-а-аешься? – возмутилась Роза. – Я и «девятка», лучше пешком или двести рублей в день на хачика.
   – Ну, тогда «Пежо», но не новую, подержанную, – согласился Джон.
   – Ты ра-а-азбогател? – лукаво закусив губку, Роза одним глазом посмотрела на любовника.
   – Мы разбогатели, – поправил ее Джон.
   Чем нравилась и чем одновременно пугала Джона Роза – ей можно было предложить абсолютно любую авантюру.
   – Нужно одну девку убить, – сказал Джон, прямо и не мигая, глядя подруге в глаза.
   – Убить? – переспросила Роза.
   – Ага, убить, – равнодушно кивнул Джон, – и тебе это сделать проще простого, я все продумал, риска ноль.
   Роза думала недолго. А может, она и вообще не думала? Что мог знать про нее Джон Петров? Он думал, что разбирается в женщинах, а вот Роза была для него черным ящиком. «Когда-нибудь она и меня убьет», – мелькнуло у него в голове.
   – Новая «двести шест-а-ая», – сказала Роза.
   – Что? – не понял Джон.
   – Я говорю, новая «Пежо» «двести шест-а-ая», – повторила Роза. – Это моя цена.
   Джон задумался. Задумался над тем, как кстати сегодня, получая от Ирмы Вальберс аванс, он еще раз поднял цену. Поднял с шестнадцати до тридцати пяти. И повод хороший нашел мгновенно, ведь когда они договаривались с Ирмой предварительно, объект, по ее словам, был незначительной дрянью, чуть ли не бомжихой, о которой никто не хватится. А теперь, после статьи в «Московском Комсомольце», оказалось, что объект это весьма известная фигура… А на таких заказ идет совсем по иной цене.
   Новая «Пежо-206» стоит чуть больше пятнадцати. Это меньше половины суммы заказа. Правда, Ирма просила три дня отсрочки, чтобы собрать сумму…
   – Хорошо, – сказал Джон, – будет тебе новая «Пежо».

***

   С Натахой Кораблевой у Розы вышел очень странный и интересный разговор. И разговор этот навел Розу на очень интересную мысль.
   Роза к вечеру вернулась на дачу-поддачу в Переделкино забрать кое-какие свои вещи и поехать потом к себе на свою съемную квартирку в Филях. Тем более что ветка одна – Киевская, и ехать всего полчаса на электричке.
   На даче она застала Натаху Кораблеву.
   – Что это у тебя? – спросила Натаха, приметив торчащую из сумочки Розы газету.
   – А? Чего? – переспросила Роза. – Да так, статья интересная про телевидение.
   – Лай-ка, дай-ка поглядеть, – необычайно оживилась Натаха и вытащила «Московский Комсомолец».
   Стала жадно вглядываться в фотопортрет.
   – Да это же Агашка, подруженция моя! – воскликнула Натаха и вдруг захлебнулась слезами. – Вот, вот… вот ведь везет дуре, вот ведь везет… Ну почему ей, а не мне? Почему?
   Натаха ревела, и слезы уже ручьями текли по ее скривившемуся почти детскому личику.
   – Почему этой Агашке, а не мне? Почему? Я что, хуже?
   Минут пятнадцать они лежали обнявшись на узкой кровати, и Роза, оглаживая и утешая подругу, выведывала у той, почему она так обижена на эту Агашу, за что сердится на нее?
   – Понимаешь, мы такими близкими подругами с ней были, такими близкими, все пополам делили, ничего друг для дружки не жалели. И вместе хотели на телевидение попасть. И вместе на массовку к Монахову записываться приходили, а она… А она теперь вон, гляди, в звезды вышла, а я? А я тут и пропаду. Проституткой на этой даче-поддаче, а Агашка уже в звезды вышла… За что? За что ей?
   – А хочешь, чтобы по справедливости было? – спросила Роза, нежно гладя Натаху под трусиками.
   – Хочу, – всхлипывая, отвечала Натаха.
   – А ты убей ее, убей, и все, – сказала Роза, нежно целуя подругу в грудь.
   – Как это – убить? – плаксиво спросила Натаха.
   – Я тебе клофелина дам и научу, сколько его в стакан насыпать, ты придешь к подруге, предложишь выпить на мировую, она и заснет навечно, а тебе легче станет, – говорила Роза, тихохонько покусывая своими жемчужными зубками розовый сосочек Натахи, – тебе легче станет, подруга, гораздо легче…

***

   Агаша накупила тридцать экземпляров «Московского Комсомольца».
   Специально сходила на почтамт, купила несколько больших пакетов, разложила в каждый по номеру газеты и отправила в родную Тверь по разным адресам. Маме. Классной руководительнице Прасковье Валериевне.
   Шурке Васильеву. Наташке Братухиной. И еще по трем адресам.
   Потом не поленилась – съездила в свое кафе на «Текстильщиков», в то самое, где с дяденькой Дюрыгиным познакомилась. Выдала каждой из своих подружек-официанток по номеру. Визгу было! Все стали поздравлять, целовать…
   Ну, конечно, проставилась. Купила три бутылки шампанского, посидели, поболтали про то и про это. А Вадик, их завпроизводством, который все полгода ее работы в кафе приставал к ней, ее теперь зауважал.
   И заведующая – старший администратор Ирина Александровна, тоже зауважала Агашу и предложила теперь обращаться к ней просто как к Ирине, без Александровны.
   Поднапились все немножко. Даже про работу слегка позабыли. Но Ирина Александровна не заругалась на девчонок. Все-таки такой повод не каждый день случается, бывшая работница выигрышный билет в сто миллионов вытянула. У Судьбы…

***

   Статья в «Московском Комсомольце» вызвала у Дюрыгина раздражение.
   Преждевременная это была статья. С главным еще не все было решено, и материал мог спровоцировать конкурентов и завистников на интриги.
   Зарайский вон что-то совсем пропал. Затаился, что ли?
   Дюрыгин распереживался и расстроился, и когда позвонила Оленька, сексуальная секретарша Михаила Викторовича, внутренне задрожал. Что теперь будет, разгневается шеф на этот преждевременный выстрел или нет?
   – Вы могли бы приехать к Михаилу Викторовичу к трем дня? – проворковала Оленька.
   – Мог бы, – сквозь зубы ответил Валерий, подумав про себя: приехал бы на час раньше и с удовольствием оттрахал бы тебя в твоей приемной, пару раз на ксероксе и пару раз на компьютерной клавиатуре…

***

   Разговор с Михаилом Викторовичем получился очень продуктивным.
   Было похоже на то, что шеф окончательно склонялся теперь в сторону идеи о народном шоу с народной простушкой в роли ведущей.
   – А если это будет свадьба? – предложил вдруг Дюрыгин.
   – Свадьба? – удивленно переспросил главный.
   – Неравный брак, ожившая картина Василия Пукирева и тамада из стекляшки на этой свадьбе, вот тебе и народная смесь, олигарх и простушка. И родственники с двух сторон как представители разных сословий…
   – Ну-ну, неплохо, – кивал главный, – но свадьба годится на один или два раза, а дальше-то что?
   А дальше другие праздники и застолья, крестины, юбилей дедушки, золотая или серебряная годовщина, просто встреча друзей, наконец, – вдохновленно пояснял Дюрыгин, – одним словом, праздник и застолье… Кстати, и шоу можно назвать – «Застолье».
   – Правильно, – говорил главный, – а ведущий как раз и будет тамада.
   – Верно, – соглашался Дюрыгин, – а ведь знаешь, моя протежейка Агаша, она как раз работала тамадой в банкетном зале…
   – Здорово, – увлеченно подхватил Михаил Викторович, – мы студию заделаем под банкетный зал, столы буквой «П», оркестр на сценке в углу, тамада в центре площадки, а свадьбу или любой другой юбилей брать реальные, в меру разбавив подсадными артистами.
   – Хорошая идея! – просиял Дюрыгин. – Можно оформлять в виде сценария?
   – Да, – кивнул главный. – Поручи нашим писакам сделать синопсис, сценарий-поэпизодник на первые десять серий и две серии – подробный сценарий, а экономисты пусть осметят это дело, и уже на это пятничное заседание акционеров я этот проект вынесу, лады?
   Дюрыгин был счастлив.
   Его шоу выиграло.
   Его взяла.
   Его, а не Зарайского.
   А может, и Ирме в этом шоу местечко нашлось бы, малодушно подумал Дюрыгин и тут же сам ответил себе: нет, не вписалась бы Ирма с ее эмансипированными замашками в его демократичное шоу. Ирма может работать только тогда, когда одеяло стянуто на нее одну, и ни с кем она этого одеяла делить никогда не сможет.
   Она скорее убьет.
   А что?
   И убьет.

***

   Отдав Джону пятнадцать тысяч аванса, Ирма немного успокоилась. Ну вот.
   Дело почти сделано. По крайней мере свою задачу она выполнила. Дело стронулось. Теперь другие будут действовать, а ей только остается ждать и следить за прессой.
   Позвонила Зарайскому, этому слизняку. В его дурацкой жизни произошла какая-то личная катастрофа: то ли женщина от него ушла к другому, то ли он ушел и теперь жалеет.
   – Ну что, администратор паршивый, просрал наш проект? – с ходу начала наседать Ирма. – Хорош партнерчик, в газетах уже пишут, что на НТА новое шоу с сентября, и шоу совсем не наше, а Дюрыгина с какой-то там Агатой. Ты ведь мне клялся, что все уже на мази, что все уже тип-топ?
   – Ой, Ирмочка, все так плохо, прости, дорогая, но я теперь пойду к спонсорам, они ведь деньгами хорошими под тебя готовы вложиться… И это наше агентство рекламное – НВС Медиа-Групп, тоже специально под тебя рекламный пакет на шесть миллионов набирает… С таким предложением мы с тобой еще поборемся на совете акционеров, и еще неизвестно, чья возьмет в эту пятницу… лепетал Зарайский.
   – Ты мне уже говорил, что наша возьмет, и я тебе верила!
   – Ирмочка, я с твоим мужем сегодня свяжусь, он тоже член совета акционеров канала, он должен вмешаться и повлиять…
   – Ну спасибо, ну утешил, а то, что в совете еще одиннадцать членов и не все они из «Алекс Групп», об этом ты не подумал?
   – Ну, тем не менее не все еще потеряно…
   – Слизняк! – подытожила Ирма, давая отбой.
   Но сказала она это слово уже после того, как нажала красную кнопочку на аппарате.
   – Слизняк! Покуда он уговаривает моего мужа, что я могла бы сделать и без него, я радикально решаю вопрос! – восклицала Ирма в пустоту. – И когда этой ведущей у Дюрыгина не станет, я еще, может быть, к Дюрыгину уйду, а со слизняками вроде Моти Зарайского работать больше не буду.
   И Ирма принялась думать о том, что будет послезавтра.
   Послезавтра она встанет утром, выйдет на их просторную со вкусом отделанную столовую, где Игорь уже в белой сорочке и при галстуке будет есть свою овсянку и читать утренний номер «Коммерсанта». Она выйдет и сделает погромче радио «Эхо Москвы». А там передадут, что на станции метро «Тургеневская» на рельсы упала девушка. Которая потом окажется новой радиоведущей Агашей Фроловой.
   Позвонит она Дюрыгину, выскажет ему слова соболезнования… А тот сразу предложит ей пойти к нему на шоу. Или, может, наоборот. Дюрыгин без ведущей будет отвергнут на совете, и главный снова пригласит Зарайского с его гламурным шоу.
   Название-то какое они с ним придумали! «Глямур-ля-мур». И она – Ирма Вальберс, в блестящем цирковом платье и черной шляпке а-ля тридцатые годы!
   Но тут же Ирма вдруг холодела сердцем. А вдруг убийцу поймают? Поймают киллера, он выдаст Джона, а Джон выдаст ее!
   Станет разве Джон выгораживать Ирму? Вряд ли.
   Тогда за ней приедут из прокуратуры, наденут на нее стальные браслеты и повезут на Петровку, или куда теперь возят на допрос?
   Сможет ли она выдержать и не сознаться под давлением? Ну, Игорь, конечно, поможет лучшими адвокатами, ее выпустят. А может, и не выпустят. Что делать? Может, позвонить Джону и дать отбой, пока не поздно?
   Нет, не смей, не трясись, подлое трусливое сердце! Начала делать, так делай. А будет проблема, будем ее решать.

***

   Натаха решила, что и в самом деле будет хорошо убить эту Агашку. Роза – настоящая подруга, дала ей пачку таблеток клофелина, три инсулиновых шприца и пакетик дешевого туркменского героина.
   – Наверняка окочурится, – уверенно сказала Роза.
   Придумали и мизансцену.
   – Ты ей кла-а-а-фелина в вино бухни, как хорошие девочки своим лохам-кавалерам делают, – напутствовала Роза, – а потом, когда она уснет, вкати ей в вену два полных шприца, она от передоза и коньки отбросит. А для алиби сама вина с кла-а-а-фелинчиком тяпни и тоже полдозняка герыча себе в венку… А через пару часиков звони в «Скорую». У тебя алиби чистое будет, в кра-а-ави у тебя тот же кла-а-фелин с героином, только ты живая, потому что у тебя организм покрепче, а у Агашки – сердце послабее, она и дуба дала. Дело и возбуждать не станут.
   Натаха молчала и хлопала глазами.
   – А чего? Две дева-а-ахи отметили встречу, выпили, укололись обе, одна от передозы померла. Тебя даже задерживать не будут, поверь мне. Несчастный случай, каких на Ма-а-скве ежедневно по десять раз в каждом округе. Да еще скажешь, что клофелин с героином она принесла и тебе попробовать предложила. Поди проверь!.. Только когда колоть ей будешь, дай ей шприцы полапать пальчиками, поняла?
   Они даже отрепетировали. И еще Роза научила ее колоть. Отомсти за себя, подруга!

ГЛАВА 6
ТУР-ПОЕЗДКА «РАЗБИТЫЕ СЕРДЦА»

   Людмила очухалась от недельного своего лежания и наконец вышла на работу в фитнес-центр. Машина все еще находилась в ремонте, ехать пришлось на общественном транспорте. От дома до метро на частнике за сорок рублей, потом до Кольцевой, потом на «Чистых Прудах» пересадка и до «Профсоюзной», а оттуда снова на частнике, только теперь за шестьдесят.
   – Как плохо, ребята, без машины! – это было первое, что Людмила произнесла после радостных объятий и поцелуев.
   Все еще раз посочувствовали, поцокали языками, повращали глазами.
   Особенно Руслан – тренер из мужской атлетической секции, чемпион Союза по греко-римской борьбе.
   – Людочка, давай я тебя возить буду целый день!
   – У нее есть кому возить, – возразила Руслану массажистка Катя, – у Люды друг на телевидении работает и к нам на тренажеры два раза в неделю ходит.
   – Дюрыгин? – уточнил Руслан. – Так он только два раза на неделе ходит, а я каждый день хожу, он будет два раза Людочку возить, а я пять раз…
   У Людмилы ежедневно три группы, смешанные. Теперь так модно. Многие мальчики хотят тусоваться с женщинами и не стесняются, идут на обычную данс-аэробику и потом в бассейн.
   Поплавала со своими учениками. Вода – всегда вода! Снимает любую печаль.
   А к двенадцати и Валера Дюрыгин подтянулся. Расцеловались.
   – Ну, как дела?
   – Хорошо, пока не родила, а у тебя?
   – И я пока не родил.
   После того как Валера попотел на своих железяках, оба переоделись и вышли в бар.
   Валера взял соков, зеленого чаю и минералки со льдом.
   – Жажда мучает? – сочувственно заметила Людмила. – Что не заезжал? Забыл про раненую подругу?
   – Да нет, не забыл, – смущенно ответил Дюрыгин.
   – А чего краснеешь? Другую себе завел?
   – Нет, не завел…
   – А чего не звонил и на мои звонки не отвечал?
   – Весь в работе, шоу новое готовлю.
   – Читала в «Московском Комсомольце», видела твою… Ты с ней давно спишь?
   Людмила пристально смотрела в лицо любовнику.
   – Я с ней не сплю.
   – Но будешь.
   – С чего ты взяла?
   – Чувствую.
   – Предаешься напрасному самообману.
   – Нет, так и будет, иначе бы ты звонил!
   – Ты болела…
   – Раньше ты ко мне под одеяло бегал по два раза на дню.
   – Это было обоюдно. Я и теперь к тебе питаю…
   Дюрыгин запнулся.
   – …Влечение.
   – Влечение… – Людмила скорчила гримаску. – Но главного-то нет…
   – Чего?
   – Ну вот, если ты спрашиваешь, значит, главного-то и нет.
   – Ну?
   – Что «ну»? Чувства-то нет, милый мой…
   – К чему ты устраиваешь эту разборку, Люд?
   Дюрыгин сидел нахохлившись.
   – А к тому, что кончать нам надо, если любви нет.
   – А что есть любовь? Люда? Тебе сколько лет? А сыну твоему сколько? Это ему надо про любовь, а не тебе…
   – Нет, милый мой, я тебя любила. Любила я тебя, а ты…
   – А я что?
   – Вот именно – а что ты?
   Людмила поднялась, оставила на столе тысячу рублей одной бумажкой и ушла.
   Со спины очень и очень красивая молодая женщина со спортивной фигурой и красивой походкой.
   Залюбуешься.
   «Ну вот и хорошо, что один», – подумал Валерий Дюрыгин, тоже поднимаясь со своего стула.
   И пошел к выходу – со спины красивый молодой мужчина со спортивной фигурой и красивой походкой.
   Залюбуешься.

***

   Зарайский решил уйти от мамы и от домработницы. И от бульдожки Дотти тоже.
   Он съездил к модному психоаналитику в Столешников переулок. Полежал сорок минут на кушетке, рассказал про свое детство, про папу академика, про деспотичную маму.
   – Вам бы надо пожить самостоятельной жизнью, – глубокомысленно изрек модный психоаналитик. – Вы взрослый человек, руководите людьми на телевидении, а в личной жизни по-прежнему, как и в детстве, остаетесь маленьким мальчиком, за которого все решают старшие.
   – Что же мне делать? – простодушно спросил Мотя Зарайский. – У меня любимую девушку на моих глазах едва не растерзали, у меня душа разрывается, я покоя себе не нахожу.
   Вам бы отправиться в длительное путешествие, – модный психоаналитик вдруг стал говорить весьма странные вещи. – И вижу, вы человек со средствами, вам бы уехать из Москвы на год, не меньше. Уехать в путешествие. Причем связанное с опасностями и трудностями, как в прежние времена, помните, как в романах Жюля Верна?..
   Мотя таращил глаза и слушал внимательно.
   – …Вот так и вам, выбрать себе попутчиков и отправиться куда-нибудь в Африку или в Азию. Причем с минимумом комфорта. Если наберете слуг, мамок и нянек, не излечитесь. Вам нужна встряска, которая вас закалит как физически, так и духовно. Перечитайте сегодня на ночь рассказы Джека Лондона о золотой лихорадке на Аляске. Перечитайте его «Морского Волка». Это то, что вам нужно. А вернетесь назад, в Москву, совсем иным человеком. Будете способным и за себя постоять, и за девушку свою, и маме отпор дать, доказав ей, что ваша личная жизнь – это ваша личная жизнь. Поезжайте. Я не знаю куда – на войну, в Африку, в Гондурас, в сельву дельты Амазонки… Только туда, где опасно и где вы будете рассчитывать только на самого себя.
   Мотя вышел от аналитика опустошенным. Заплатил триста евро за визит, а совет получил такой, какой сам бы мог себе дать. Бесплатно.
   Собственно, эта самая обида за бездарно потраченные деньги и сыграла решающую роль. После обеда Мотя Зарайский зарулил на улицу Большая Полянка, в элитарное туристическое бюро, от которого сам Михаил Викторович, их главный, ездил на африканское сафари.
   – Я хочу поехать в Африку или в Бразилию, – придав своему безвольному от рождения лицу максимум решительности, сказал Мотя.
   – У нас есть двухнедельные туры в ЮАР и в Сомали с настоящей охотой на джипах по саванне, – сказала менеджер, протягивая Моте глянцевые проспекты.
   – Мне нужно поехать в длительное путешествие минимум на три месяца, а еще лучше на полгода или даже на год, у вас таких нет?
   – Мы можем разработать для вас индивидуальный тур, знаете, мы сейчас планировали для одной известной на Москве семейной пары кругосветное путешествие с посещением пятидесяти стран. Можем и для вас сделать нечто подобное… – растерялась девушка.
   Уходя из агентства, Мотя понимал, что все это не то. Ехать на сафари, где тебя будут охранять пять инструкторов, два проводника из местных и шесть охотников-егерей – то же самое, как лежа на матах наблюдать, как другие потеют и делают упражнения.
   Решение пришло неожиданно. На третий день безуспешных метаний Моте неожиданно позвонил его бывший одноклассник – Саша Беляков. Саша после школы уехал в Ленинград и поступил в Макаровское мореходное училище. Потом женился на ленинградке, плавал на торговых судах, а сейчас занимался каким-то странным бизнесом – торговал ломом черного металла.
   В Москве после смерти родителей Саша бывал редко. И вдруг позвонил.
   Разговорились, перебрали в памяти всех друзей-одноклассников – кто где, кто чего? И выяснилось, что Саша кроме всего прочего занимается парусным спортом.
   – У тебя нет болванов-недорослей, за которых богатые папаши большие деньги дадут, чтобы мы их в морях перевоспитали? – напрямую поинтересовался Саша Беляков и стал рассказывать: – Мы два года вокруг Европы на яхте ходим, берем в команду юнгами сынков богачей на перевоспитание. Папаши рады платить, а нам деньги на ремонт яхты очень кстати. Мы двух наркоманов богатеньких прошлый раз брали в поход вокруг Скандинавии, с кэпом все дубины и палки об этих уродов пообломали… Но папашам вернули сыновей – шелковыми. И физически парни окрепли, и море полюбили. Один в военное во Фрунзе поступил, представляешь, другой в Макаровское настрополился. И нам хорошо, мы на папашины деньги новый дизель для яхты купили и новое навигационное космическое оборудование…
   – Ребята, а может, вы меня возьмете? – робко спросил Мотя Зарайский. – Я денег дам.
   – Нам на ремонт сейчас десять тысяч долларов надо, – по-деловому сказал Саша, – мы за эту сумму хоть кого возьмем, можем и тебя пассажиром. Мы на гонки Катти Сарк в Ирландию как раз собираемся. Можем и тебя взять, если паспорт с визами есть.
   – Есть, есть! – обрадованно закричал Мотя. – Я дам сколько потребуется!
   Договорились, что через неделю Мотя приедет в Петербург с заграничным паспортом с открытой визой.
   Маме Мотя ничего говорить не стал. Но с Розой решился-таки попрощаться.
   Позвонил ей на мобильный телефон. Роза сразу не ответила, помучила. Взяла трубку только на третий раз.
   – Увидеться не хочешь? – спросил Зарайский. – Я уезжаю надолго.
   – Куда?
   – Вокруг Европы на королевской яхте.
   – Счастливого пути…
   Судя по всему, сообщение должного эффекта не вызвало. Роза не восхитилась и не удивилась.
   – Я когда вернусь, найду тебя, – сказал Мотя ненатуральным голосом поддельного морского волка.
   Этакого тряпично-плюшевого морского волка из отдела мягких игрушек.
   Неужели модный психоаналитик окажется не прав? Неужели горбатого и мягкого безвольного – только могила исправляет?
   Но Мотя хотел попробовать. И пусть Саша Ведяков с легендарным кэпом обобьют об него все имеющееся на борту яхты дубье. Мотя дает им на это полный карт-бланш.

***

   А Роза очень, очень-очень-очень захотела себе машинку. Именно маленькую, именно женскую, именно красную «Пежо» «двести шесть».
   Ей казалось, что стоит ей сесть в такую машинку, как жизнь ее мгновенно изменится к лучшему. И она перестанет быть служанкой Джона, его рабыней, найдет себе богатого молодого свободного парня, и они уедут с ним куда-нибудь в Америку или в Эмираты. А лучше – в Париж. Или Амстердам.
   У красотки Розы были свои мечты о счастье. Ведь не в том счастье, чтобы предаваться быстрым соитиям с Джоном и нужными ему друзьями, когда это нужно. Нужно им, а не ей. А в том счастье женщины, когда близость совершается не по надобности, не по принуждению, а по любви.
   И Розе тоже хотелось любви. Она имеет право на счастье. Роза хотела сесть в свою красную машинку марки «Пежо» и поехать на свидание с прекрасным принцем.
   Роза устала быть рабыней сексуальных прихотей Джона и его друзей. Подкатила черта. Хватит. Баста. Вот убьют они с Натахой ее подругу, заработают денег и… И уедут в дальнюю даль.
   Одна подружка Розы – законченная оторва, сифилисом болела два раза, так и та нашла себе хорошего жениха и замуж вышла. За богатого, преуспевающего. Он себе духовно близкую подругу искал и справедливо полагал, что в ночных клубах и в дискотеках себе такую не сыщет. И ходил по музеям и галереям. А подружка Розы, эта семнадцатилетняя шлюшка, которая проституцией с двенадцати лет занималась, тоже… Почуяла черту. Что баста – дальше край.
   Она, как девочка из интеллигентной семьи, одевалась в самое скромное платье, чистенькое, отутюженное, но жутко не модное. И прическу делала обязательно с прямым пробором посередине. И очечки кругленькие.
   Мужчины вообще падки до женщин в очках. И таки нашла себе!
   Стояла в Третьяковке напротив картины Левитана «Малиновый звон». Два часа стояла, и поймался на крючок нужный ей человечек. Через две недели признался в любви и – женился. Знал бы дурачок, кого берет… А оба счастливы теперь.
   Вот и Роза мечтала о счастье.
   – Тут такая штука, не получится у тебя, – сказала Розе бывшая шлюшка, когда они повстречались как-то после ее удачного замужества, – тут искренность нужна, а у тебя искренности нет.
   И кто бы такое говорил! Шлюха, проститутка, на которой клеймо негде ставить! Искренность здесь нужна, а у Розы, ха-ха, искренности нет, поэтому у нее ничего не получится!
   Ладно, простила Роза подруге, что на свадьбу не пригласила. Понятное дело, кто у нее друзья-подруги? Бандиты, сутенеры, менты, да такие же шлюхи, как она. Поэтому под выдуманном романтическим предлогом сказала она мужу, что никого со своей стороны приглашать не хочет.
   Это Роза еще могла как-то понять. Но вот таких нравоучительных речей, типа у нее искренности нет, поэтому и парня себе хорошего найти не может, такого хамства, такого высокомерия по отношению к себе Роза простить не могла. И была даже готова из мести пойти к муженьку этой высокомерной сучки и все рассказать про то, как днями и ночами по двенадцать клиентов в сутки… Эх, да что там!
   А сучка эта теоретически подготовилась. Рассказала Розе историю про святую Марию Египетскую, как та, будучи закоренелой проституткой, вдруг прозрела, покаялась и была ей за это покаяние дана великая благодать и сила.