Андреw Лебедев
ТВари
Роман в стиле live reality

   Все персонажи вымышлены, любые совпадения с реальными людьми или событиями случайны.


   If I stick a knife in my heart -
   Suicide right on the stage – would it satisfy you?
   Or will you say the boy is insane?
Mick Jagger. «Its only Rock-n-Roll»


   Если я всажу себе нож в сердце прямо на сцене -
   Ты будешь удовлетворен?
   Или ты скажешь, что парень просто спятил?
Мик Джанер. «Это только рок-н-ролл»

ПРОЛОГ
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЛУЧАЙ

   Пусть говорят, а нам какое дело?
   Под маской все чины равны,
   У маски нет души, ни званья нет – есть тело,
   И если маскою черты утаены,
   То маску с чувств снимают смело…
М. Ю. Лермонтов. «Маскарад»

   – …Слыхала? Сейчас по «Эху Москвы» передавали, что это, ну… ведущую этого нового шоу убили? Ну, как ее? Ну, слыхала?
   – Ой, все они наркоманки, спаси, Господи!
   – Да не наркоманка она, да ты ее тысячу раз видела в рекламе дезодоранта, вспомнила?
   – Дженнифер Лопес, что ли?
   – Сама ты Дженнифер Лопес, ну эта, которая всякие шоу вела, вспомнила?
   – Эта, красивая такая, понтовая, что ли?
   – Ну да! Вспомнила-таки!
   – И что? Убили?
   – Да, по «Эху Москвы» вот только что говорили, застрелили ее…
   – Ну и ну, дела!
   – Вот так-то вот, не все коту масленица…
   – Точно, деньги шальные зарабатывают, ночи напролет гуляют, наркотиков этих нанюхаются, и гоняют, и гоняют потом по городу под сто километров…
   – Хорошо сама, а то еще невинных людей зашибут, так потом и ответственности никакой – всяко откупятся. Вон этот, артист, что в сериале-то играл, ну ты его помнишь, так на остановку с людьми пьяный наехал, шесть человек в больнице, а этому и ничего, дело уголовное прикрыли, все шито-крыто.
   – Точно! Творят, что хотят…
   – Так как все же эту-то звали? Не вспомнила?
   – Не, не вспомнила…
***
   Агаша… Таким именем назвали папа с мамой дочку свою в честь любимого автора детективных романов. И получилось – Агата Фролова. Поп, когда бабушка Вера в тайне от родителей принесла уже годовалую Агату в церковь, таким именем крестить ребеночка отказался. Окрестил Аграфеной.
   Как вы яхту назовете, так она и поплывет. Назови шхуну – «Беда», она и задаст радости капитану с командой, так что мама не горюй!
   Вот и наша Агаша. До пятого класса ее как только не дразнили – и какашкой, и мордашкой… Она в ответ только улыбалась тихо и молчала. Потом стали называть по фамилии. Фроловой. А в восьмом, когда расцвела вдруг Агаша ранней спелостью первой июньской черешни, стала откликаться на мягкое и даже нежное слово – «агат».
   Первый парень «на их деревне» – Витя Тимофеев – даже в Москву ради нее съездил на выставку полудрагоценных камней и привез ей оттуда на «день варенья» бусы из этих камешков, из агатов. Агаша на выпускной эти бусы надела и всю ночь в городском парке Витю целовала.
***
   – Агашка, ты паспорт не забудь, возьми!
   – Не забуду, я его всегда с собой ношу.
   – Вот, блин, у тебя же регистрации московской нет, а без нее на телевидение пропуска не выпишут.
   – А что же ты раньше мне сказать не могла?
   Наташка Кораблева, подружка закадычная, иногда простотой своею просто до белого каления, до неистовства Агашу может довести!
   – Что теперь делать-то? Мы же уже с режиссером договорились…
   – Ну, во-первых, не с режиссером, а с ассистентом или с администратором, но это неважно, – с сознанием дела произносит в трубку Наташка, – а во-вторых, можно такой хитрый финт ушами сделать: поехать на вокзал и взять на завтра билет до Твери, билет именной.
   – И что?
   – А то, что с билетом и без регистрации пропуск выпишут.
   – А билет потом сдать? – догадывается Агаша.
   – Умная, – снисходительно бросает Наташка, – дуй теперь на вокзал, до съемки три часа осталось.
***
   Вообще от метро «Алексеевская» до телецентра ходит маршрутка. Прямо до Останкино. А можно еще проще, можно от Ленинградского вокзала на электричке до платформы «Останкино» доехать. Агаша за билетом в родную свою Тверь туда на вокзал уже ездила.
   Но с этой бестолковой Наташкой разве по-человечески можно договориться?
   «Давай в полпятого у выхода на ВДНХ? – Давай». Агаша приехала и вспомнила, что здесь два выхода. И на каком они встречаются? Принялась звонить по мобильному – «номер абонента выключен или находится вне зоны…» Подождала минут пять, позвонила еще – тот же результат. Еще не хватало теперь опоздать!
   Взлетела наверх по ступенькам, подошла несмело к группке частников.
   – Сколько до телецентра?
   – Шестьсот, – ответил самый наглый и морду свою бесстыжую осклабил.
   Агаша покраснела и отошла быстро в сторону. Неужели у нее на лице написано, что приезжая? Правильно наглый частник ее раскусил.
   Выскочила на дорогу, замахала рукой, как машут стартеры из палубной команды авианосцев. Остановившемуся на старом «жигуленке» пенсионеру скороговоркой в раскрытое окошко выпалила:
   – До телецентра на Королева, пятьдесят рублей?..
   Забираясь в разбитую машинку, поймала на себе презрительно-ненавидящий взгляд того наглого частника, что требовал шестьсот.
   Агаша отвернулась.
***
   Ехали молча. Агаша постаралась на себя напустить строгий вид. Но нет, не похожа она на крутую модную штучку, что едет на телевидение на работу. Ведущей или помощницей режиссера.
   Подъезжая к Останкино, Агаша размечталась. Размечталась, что будет вот когда-нибудь каждый день ездить сюда по этой вот улице на своей машинке. На своей собственной модной машинке вроде вон той – «Пежо», в которой сидит фифа с огромными глазищами. Будет ездить в Останкино в телецентр, где у нее будет свой кабинет, свой столик в кафе на первом этаже, свое парковочное место на стоянке…
***
   А Наташка, естественно, уже в стеклянном предбаннике перед бюро пропусков стоит. Стоит – ни стыда ни совести.
   – Ты что? Ты без меня хотела пойти?
   – У меня батарейка в мобильнике подсела, а мы с тобой про выход-то не договорились, я на маршрутку – и сюда, – оправдывалась Натаха. – Иди скорее пропуск выписывай, вон к той вон девушке сперва, к ассистентше…
   Агаша на Наташу обиделась.
   Точно, она одна, без нее хотела на съемки попасть.
***
   – Паспорт в Москве зарегистрирован? – неприветливо спросила ассистентша.
   – У меня билет обратный на завтра есть, в Тверь, – выпалила Агаша.
   – А надо, чтобы и сюда, – бросив на Агашу короткий безучастно-дежурный взгляд, с усталым укором сказала ассистентша.
   Сердечко в груди у Агаши замерло. Ох! Что же она – террористка, что ли?
   – Ну ладно, – сжалилась вдруг ассистентша, – пойду попрошу, может и по обратному билету пропуск выпишут…
   Пошла. Агаша ее даже в спину перекрестила, как это бабушка Вера часто делала, когда Агаша на экзамен или в поликлинику уходила.
***
   Всю группу массовки, сколько их тут набралось – десятка два таких же, как они с Наташкой, энтузиасток и энтузиастов – повели через рамку и турникет мимо двух дядек в бронежилетах с автоматами. У автоматов такие смешные конические раструбы на стволах, как у старинных пиратских пистолетов с картинок про Бармалея.
   Прошли гурьбой до лифта, гурьбой по коридорам до студии. Как барашков пастухи водят. Только посоха и овчарки этой ассистентше еще не хватает.
   Когда ехали в лифте, Агаша перехватила несколько, как ей показалось, презрительно-насмешливых взглядов. На их толпу небрежно посматривала надменная девица с папочкой в руках. Наверно, режиссерская секретарша, а в папочке, наверно, или сценарии, или договоры с актерами или сценаристами…
   Уж у них-то все в порядке – у секретуток, как называет таких Наташка.
   И с московской регистрацией, и с норкой-квартиркой. Папочка из министерства дочку в МГУ на филфак или на журфак после школы определил, а после журфака сюда – по звонку по знакомству. И уж наверно папочка в честь писательницы дочку не называл. А оттого что имя правильное, у девочки этой и жизнь правильная. Приезжает в Останкино к одиннадцати да еще, оправдываясь дорожными пробками, на полчаса опаздывает, фантазировала Агаша. Потом полчаса макияж да с подружками бавардаж. Бавардаж – значит «болтовня» по-французски. Еще в музыкальной школе в Твери, где она отучилась целых семь лет, такие слова любил ввернуть преподаватель ее Амадей Сергеевич. Кофе, сигареты… Работа, тоже мне, вдруг раскипятилась про себя Агаша. Отнести ксерокопию договора из кабинета в кабинет. А попробовала бы такая три тонны грязной посуды со столов в мойку перетаскать да три тонны заказов с кухни и из бара клиентам на столы, как она, Агаша, выпускница музыкальной школы с красным дипломом…
   В первый же день с такой работы убежит! А еще глядит с презрением – мол, ты мне не ровня, ты приезжая без регистрации – в массовку пришла, а я штучка-дрючка московская. Я тут наравне с воротилами большого бизнеса общаюсь, и вообще…
   Агаша вдруг опомнилась. А хотела бы она такую жизнь? Променяла бы свой официантский подносик и передничек на папку с документиками? Еще бы!
***
   Джон подошел к ним во время всеобщего перекура.
   Администраторша сжалилась, отпустила массовку организованно покурить.
   Этот Саламахин, звезда-ведущий, целый час жарил-парил всех под ослепительными и невыносимо жаркими лампами и наконец умчался к себе в кабинет, где наверняка его ждали кондиционер и вода «Перье» со льдом. Умчался, а ассистентше не велел их распускать, мол, «щас вернусь и продолжим». Но он полчаса не возвращался, и ассистентша разрешила – только далеко не уходить! – сходить пописать или покурить.
   Джон к ним с Наташкой тут и выкатился. Прямо как черт из коробочки. Скорее – чертик. То есть они потом узнали, как его зовут, а пока стояли и глазели на смуглого вертлявого парня с длинными вьющимися бакенбардами.
   – Что, девушки, на массовку в шоу к Саламахину пришли? – развязно спросил «чертик».
   Таким тоном спросил, что стало ясно: уж он-то ни на какие чужие шоу, ни на какую массовку не подписывается, потому как сам себе шоумен.
   – А что? – выпуская ноздрями дым, переспросила Наташка.
   – Наверное, хотели бы сниматься на постоянном контракте, – уверенно предположил «чертик из коробочки».
   Агаша вздрогнула.
   – Н-у-у, – стряхивая пепел прямо на пол, протянула Наташка.
   Вид у нее был усталый-преусталый, как у звезды, измученной постоянными предложениями сниматься. Такой вид, что прямо-таки ее уже все утомили этими постоянными домоганиями подписать контракт.
   – Есть конкретное предложение, девчонки, типа у вас фактураки подходящие, имидж, манеры и все такое… – кривлялся «чертик».
   – Топлесс не снимаемся, – пуская дым ноздрями и трепеща длинными накладными ресницами, медленно произнесла Наташка.
   Вообще «чертик» все время не на Наташку, а на Агашу во все глаза глядел.
   Агаша внутренним нервом всегда чувствовала, когда ей на грудь со значением глядели. А он тоже со значением глядел, с большим таким значением.
   – Вот моя визитка, если что, – сказал новый знакомец, протягивая Агаше ярко-красный картонный прямоугольник.
   Негнущейся рукой она взяла визитку.
   «Джон ПетровЪ. Режиссер реалити-лайв-шоу». Ниже – телефоны, телефоны, факсы, адреса электронной почты…
   Наташка словно нехотя смотрела Агаше через плечо. Значит, Джон.
   – Я на обороте вам номер моего мобильного напишу, – спохватился Джон, вынимая авторучку и забирая у Агаши свою визитную карточку. А она все продолжала молчать.
   «Чертик» Джон подарил девушкам ослепительную улыбку и со словами «звоните, если надумаете сниматься» ускакал. Ускакал, оставив обеих в состоянии мечтательной прострации.
***
   Поздно вечером, уже засыпая после бесконечного глазения на мерцающий в углу телевизор, в котором счастливчики и счастливцы выпендривались на своем реалити-шоу, Агаша нажала на красную кнопку на пульте и прошептала Наташке:
   – Спишь? Звонить Джону завтра будем?
   Та не ответила.
   И ночью уже снилась Агаше телевизионная слава.
   Слава, пришедшая к ним с Наташкой вместе с Джоном Петровым и принесшая им много денег, новую не съемную, а свою квартиру, кучу красивой одежды, машинку цвета маренго и целый выводок поклонников, которые до самого утра ласкали девушек своими щекотными французскими усиками. Жаль, ах, как жаль, что сны не держатся в памяти дольше двух секунд!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РЕАЛИТИ-ШОУ «ПУБЛИЧНЫЙ ДОМ ДЛЯ ОЛИГАРХОВ»

   Ты! Бесхарактерный безнравственный, безбожный,
   Самолюбивый злой но слабый человек:
   В тебе одном весь отразился век,
   Век нынешний блестящий но ничтожный.
   Наполнить хочешь жизнь, а бегаешь страстей
   Все хочешь ты иметь, а жертвовать не знаешь,
   Людей без гордости и сердца презираешь,
   А сам – игрушка тех людей.
М. Ю. Лермонтов. «Маскарад»

ГЛАВА 1
КРАСИВАЯ ЖИЗНЬ ПРОДЮСЕРА ДЮРЫГИНА

   Дюрыгин знал, что нужно постоянно себя доказывать.
   Если хочешь быть чемпионом – нужно не реже раза в год свое чемпионство подтверждать. К примеру, показательно набив кому-нибудь морду.
   Естественно, битие морд подразумевалось в виде этакой фигуры речи, потому как в телевизионном креативном мире морды если и бьют, то не в прямом, а в переносном значении. Здесь происходит столкновение идей и характеров, и полем битв служат кабинеты главных продюсеров, а главной добычей – большие суммы гонораров.
   Дюрыгину нравилась эта американская форма оценки качеств, выражавшаяся в словосочетании: сколько стоит этот человек?
   Он любил повторять своей любовнице: «Я стою десять миллионов. Моя голова стоит ста их голов. Мои идеи на вес золота».
   А теперь Дюрыгину перебежал дорогу Зарайский.
   А сетка вещания ведь не резиновая.
   Два одинаковых по формату лайв-шоу на одном канале поместиться никак не могут.
   Что у Зарайского есть?
   Идея его шоу гораздо слабее, но у него есть Ирма Вальберс – незаходящая рейтинговая звезда.
   А у Дюрыгина нет даже половины такой ведущей.
   А есть только идея супер-шоу.
***
   День начинался по давно заведенной Дюрыгиным канве, что в его понятии соответствовала красивой европейской жизни.
   Дюрыгину вообще нравилось ощущать себя не каким-нибудь там рязанским азиатом, а самым что ни на есть заправским европеянином, который и зарплату в евро получает, и в отпуск на Мальдивы летает, чтобы там под парусом походить да винд-серфер с волны на волну покидать.
   Дюрыгин встал, сходил в свой любимый сверкавший немецкой белизной и взлелеянный молдавскими рабочими санузел, включил радио «Эхо Москвы».
   Не без самолюбивого удовольствия надел обтягивающие лосины до колена, модные спортивные тапки на шнуровке, наколенники с налокотниками, обтекаемый каплевидный шлем. Погляделся в зеркало – хорош ли собой?
   Хорош!
   На все сто процентов хорош!
   Сволок вниз по лестнице свой американский алюминиево-титановый «лисапет», что за три тысячи евро купил себе на прошлый день рождения, оседлал его во дворе и сделал сперва круг по дворовой охраняемой консьержем парковке, дабы убедиться, что его, Дюрыгина, новенькая «Хонда CR-V» стоит себе в полном порядке и ждет не дождется своего хозяина.
   Приветливо поздоровался с парочкой соседей, чьих имен не знал, но чьи машины уважал за юный возраст, престижную дороговизну и ухоженность.
   На втором круге нажал кнопку привешенной на шее инфракрасной «лентяйки» и выехал за открывшиеся ему ворота.
   Зарулил в «карман», выдал по нему резкое ускорение до самого парка, где по тенистым аллейкам бегали – трясли грудками стройные студентки и куда стайками выводили погулять хозяйских пуделей и лабрадоров наемные выгульщики собак.
   Собак-то как раз Дюрыгин и не любит.
   Привяжется какая-нибудь дура, бежит, лает да все пытается зубами за шину или за педаль ухватить.
   У Дюрыгина на раме для таких дур специально баллончик с перцовым газом всегда прицеплен. Пару раз он его даже в ход пускал.
   Но только себе навредил, потому как хозяин ротвейлера – по роже явный мент – наорал на Дюрыгина и пообещал на следующем кругу его «догнать и хлебало ему набить».
   Теперь Дюрыгин всегда сворачивает в соседнюю аллею, когда ротвейлера с толстомордым хозяином замечает.
   Проносясь мимо трусящих по периметру парка длинноногих бегуниц, Дюрыгин выкидывал наверх руку и протяжно, на американский манер выкрикивал: «Ха-а-ай!»
   И девочки тоже улыбались и радостно повизгивали: «Хай-хай!»
***
   Приехал до дому.
   Втащил велик на второй этаж.
   Стянул с себя увлажнившуюся потом футболку.
   Принял душ, побрился, надел свежую, приготовленную Людой сорочку.
   В холодильнике йогурт и апельсиновый сок.
   В шкафу быстрая овсяная каша, которую только надо лишь залить кипятком.
   Поглядел машинально – что там показывают по телевизору?
   Пощелкал туда-сюда.
   Новости «евроньюс», индекс доу-джонса, курс доллара, цена барреля нефти марки «брент». Неинтересно, но нужно.
   Щелкнул на спутниковый канал – «дива футюра», девушка с бюстом снимает с себя трусики… Интересно, но не нужно!
   На обоих мобильных – по два безответных вызова.
   Поглядел.
   На одном Людмила звонит спозаранку, на другом – Витя Бакланов и какой-то неопознанный абонент.
   Людмиле он перезвонит потом из машины, когда встанет где-нибудь в пробке на Профсоюзном проспекте, Витю Бакланова наберет из офиса, а вот кто этот неопознанный? Может, это из канцелярии генерального?
   Впрочем, что гадать. Перезвонят, если надо.
   С Людмилой у Дюрыгина отношения просто образцово-классные.
   Он целых полтора года выводил привередливую Людку в такой формат, чтобы ему – минимум ответственности и обязанностей, а от нее – максимум самоотдачи, верности и тепла.
   Приятели наверняка завидуют ему.
   Особенно женатые.
   Людмила – бывшая чемпионка Федерации по прыжкам в воду, призерша Олимпийских игр. Фигура – умопомрачительная.
   И что ценно – сама приедет на уикенд, за ней и заезжать никогда не надо, своя машинка у нее, и приедет всегда со своей снедью, сготовит, в квартире бардак приберет, вещи его после стиральной машины погладит.
   Сын Людмилы, двенадцати лет, на все выходные всегда к ее бывшему супругу отбывает – матери руки развязывает.
   Людмила сама тренером работает в модном шейпинг-фитнес-фигитнесс-клубе. Деньги неплохие зарабатывает. И отношениями с Дюрыгиным гордится.
   Пара они.
   Сам-то Дюрыгин – известный продюсер и режиссер.
   И телеведущим успел достаточно побыть. Настолько достаточно, чтобы гаишная шобла придорожных милиционеров вежливо его узнавала и если что, отпускала поздорову-подобру от греха – а то ведь с этими журналистами можно и на гласность нарваться!
***
   Московское утро.
   «Хонда» весело катила по Профсоюзному.
   Удивительно, полдвенадцатого, а пробки нет.
   Что эти думские и из министерств? Уже все проехали? Или они все в Питер подались на юбилей реки Невы и Ладожского озера с Вороньим камнем? Вслед за главным питерским уроженцем.
   Они лет шесть тому назад с ребятами канала АРТВ как-то специально ездили в Питер снимать родной двор державного начальника, где будущий порфироноситель много лет назад прыгал с дровяных сараев и, играя в войнушку, вместо «лимонок» бросал в неприятеля вывернутые в подъезде лампочки. Басков переулок, а номер дома Дюрыгин уже позабыл.
   Помнил только, что неподалеку от державных пенат возвышалось строгое военное здание. Может, оттуда в далеком пятьдесят седьмом, наблюдая за невинными детскими забавами мальцов-огольцов с Баскова, некий прозорливый аналитик отдела кадров в погонах майора и вычислил и предугадал в пацане Вове будущего царя?
   Однако зря надеялся и напрасно радовался Дюрыгин.
   На траверсе гостиницы ЦК Профсоюзов встал-таки в пробке.
   Сейчас, что ли, этого фокусника-премьера в его Белый дом повезут?
   Дюрыгину нравился придуманный одним его приятелем образ фокусника, достающего шарики изо рта и зайцев из шляпы, так удачно и остроумно подходивший к их нынешнему главе правительства.
   Похож!
   Вот уж на все сто процентов похож!
   Тоненько и мелодично запел телефон, музыкальная система, управляемая умным компьютером, автоматически убавила звук.
   – Але? Валерий Максимович? – Дюрыгин узнал в гарнитуре голосок Оленьки, секретарши самого главного. – С Михаилом Викторовичем можете разговаривать?
   С самым главным Дюрыгин не то что из машины мог разговаривать, да будь он в постели с Дженнифер Лопес или в сортире – всегда и в любом виде стал бы он говорить с самим Михаилом Викторовичем!
   – Соединяю, – бодренько пискнула в трубку секретарша.
   Пискнула и не соединила.
   Обманула или связь оборвалась?
   Дюрыгин, заходя в приемную самого главного, всегда пялился на ювелирно-аккуратные очертания Оленькиной фигурки и, грешен, – рисовал себе в своем испорченном воображении эротические картинки соития Оленьки с ее шефом.
   Может, она и теперь как раз занялась напряженными чреслами его высокопревосходительства?
   Но нет, вот снова тренькнуло и соединилось.
   – Валера? – Дюрыгин услыхал в правом ухе неповторимый тембр голоса шефа. – Говорить можешь?
   – Могу, – ответил Люрыгин, пропуская из правого ряда наглую девицу на красной «Рено».
   – Я насчет твоей заявки. Там не все однозначно, мне твоя идея нравится, но ты сам знаешь твой главный минус.
   – Знаю, – покорно согласился в гарнитуру Дюрыгин.
   – В общем, старина, если надыбаешь классную ведущую, я твой союзник.
   – Сколько у меня еще времени? – спросил Дюрыгин
   – Если начинать шоу в сентябре, – задумчиво пробормотал главный, – если начинать шоу в сентябре, то у тебя еще… еще шесть недель.
   Шесть недель.
   Велика Москва, как говорил комиссар Клочков, но в иной ситуации хорошую ведущую на этой самой Москве и в шесть месяцев не найдешь.
***
   Наташка оказалась предательницей.
   Агаша давно смутно подозревала, что подруга ее рано или поздно бросит где-нибудь раненую помирать – не вынесет с поля боя, не подаст руки, не кинет круг.
   На работе в кафе, когда выдалась свободная минутка, полезла Агаша в сумочку и визитки вчерашнего Джона не обнаружила. Ах, какая она доверчивая дура!
   И ведь даже не догадалась списать номер или вбить его в память телефона.
   Теперь на встречу с продюсером пойдет Наташка, а Агаша останется ни с чем.
   И вот сейчас, пока Агаша на своей смене, Наташка наверняка звонит Джону и договаривается с ним о пробах, о кастинге или о чем-то еще. Дружба дружбой, а телевизионная карьера врозь.
   Агаша вздохнула горестно. Вздохнула, вспомнив, как однажды чуть не влипла в жуткую историю из-за Наташки. Они тогда первый год жили в Москве – «зелеными» дурочками были совсем. Агаша тогда в Ипполитова-Иванова экзамены завалила и решила остаться в столице, на следующее лето снова поступать. Ну и затащила ее Наташка утешаться в одно «нерусское» кафе. И поволокли обеих в тесную гардеробную, мол, давайте, девчонки, порадуйте братских представителей Кавказа…
   Хитрая Наташка тогда в туалет попросилась – ее пустили, а один гад на дверях встал сторожить. Но она – ловкая такая, через окошко под потолком сперва в мужской туалет переползла, а оттуда через окно на улицу.
   И не вернулась. И милицию не вызвала даже.
   Агашу тогда просто чудо спасло – в кафе завалилась огромная разбитная компания человек в десять, отпустили ее кавказцы, хоть и ужасные морды при этом у них были.
   А дома вечером Наташка сказала, что в милицию бесполезно, дохлый номер в таких случаях обращаться, менты сами заставили бы всей смене сосать. Агаша благодарила Бога, что все обошлось, но не могла понять: почему Наташка не вернулась за ней, бросила подругу одну? Две недели злилась, хотела даже с квартиры от нее с другой компаньонкой отъезжать, но потом отошла.
   Помирились до поры. Год вместе прожили и вот увлеклись идеей на телевидение просочиться. Сперва в массовки, а оттуда – кто знает?
   Агаша смену еле-еле доработала. Так устала, что почти половину от своих чаевых, заработанных натруженными ножками, решила истратить на такси. Вернее, на частника, потому как на такси из Текстильщиков до Новогиреева и всей суммы едва бы хватило. Приехала, ввалилась – сил не было уже даже душ принять, не то что на чай да на разговоры. А Наташка вся светилась и, судя по всему, как раз нуждалась в слушателе.
   – Ну что? – спросила Агаша, валясь лицом на подушку. – Изменила мне? С Джоном встречалась?
   – Ага, встречалась, – бесстыдно призналась подруга. И тут же поспешно принялась оправдываться: – Ты понимаешь, я бы и тебя обязательно взяла бы с собой и без тебя бы ни за что одна бы не поехала, но ты ведь в своем кафе сегодня, а у меня выходной. Я позвонила, дай, думаю, узнаю, есть ли он вообще, этот Джон, на белом свете, или все это вранье. А он возьми да и предложи мне сразу на встречу к нему приехать. Я тебе уже хотела звонить…
   – Да не ври ты, – сквозь подступающий сон пробормотала Агаша в подушку, – ты же его визитку у меня из сумочки украла, а говоришь, хотела потом позвонить.
   Обидно было Агаше. Обидно, что предала ее Наташка, в третий раз уже предала. Но спать хотелось ужасно.
   – Утром поговорим, – пробормотала Агаша, засыпая.