— Не смей ко мне прикасаться, ничтожество! — воскликнула она с силой, какой Рауль от нее не ожидал. — Не думай, что я тебя боюсь, ведь я убедилась, что ты даже убить меня не можешь самостоятельно. Ты трус, Боманьян, твои руки дрожат! Моя же рука не дрогнет, когда настанет твой час!
Он отступил перед ее гневными нападками, а Жозефина продолжала так же страстно:
— Твой час еще не настал, до сегодняшнего дня ты не страдал по-настоящему, считая меня мертвой. Мучиться ты начнешь сегодня, когда узнаешь, что я жива и люблю другого. Слышишь, Боманьян? Я люблю Рауля… Сначала я сошлась с ним лишь тебе в отместку. Но сейчас я люблю его просто потому, что не могу без него. Прошло всего несколько дней, как он оставил меня, и вот когда я почувствовала, что он для меня значит. Только сейчас я поняла, что такое истинная любовь!
Казалось, она обезумела, как и тот, кого должны были терзать эти ее признания.
А Рауль… Пламя любви и восхищения в нем угасло. Красота и волшебство обольщения Жозефины были над ним не властны, и сейчас он не видел в ее лице ничего, кроме отражения жестокой душевной боли.
Она продолжала бросать Боманьяну слова любви и ярости, словно не замечая, как его скрюченные пальцы тянутся к ее горлу.
— Я люблю его, Боманьян! Огонь, который сжигает тебя, охватил и мое сердце. Это любовь, Боманьян, такая же сильная, как твоя, и к ней так же примешивается мысль о смерти. Да, я скорее убью его, чем отдам другой. Но он любит меня, Боманьян. Ты слышишь, он любит только меня!
Вдруг яростно сжатые губы Боманьяна искривились в усмешке. Его ярость и ревность излились во вспышке горького веселья:
— Он любит тебя, Жозефина Бальзамо? Ну да, он любит тебя, как и всех женщин на свете. Ты красива, и он вожделеет к тебе. Но появляется другая, и он точно так же жаждет и ее. Знай же это, и пусть тебя гложут муки ада!
— Если я узнаю о его измене… Но этого не может быть!
Она осеклась. Боманьян смеялся ей в лицо с такой злобной радостью, что ей стало страшно. Чуть слышно она произнесла:
— У тебя есть доказательства? Дай их мне! Даже не доказательства — намек, подозрение, повод сомневаться… И я убью его как собаку! — взгляд ее окаменел.
— Я не оставлю ни малейших сомнений, — торжествовал Боманьян.
— Говори. Назови ее имя.
— Кларисса д'Этиг.
Она пожала плечами:
— Это для меня не новость. Я давно знала об этой мимолетной интрижке.
— Мимолетной? Во всяком случае, не для него. Твой возлюбленный просил руки Клариссы.
— Не может быть! Я наводила справки — они встречались в поле два-три раза, не больше!
— И еще один раз… В спальне малышки д'Этиг.
— Ты лжешь! — крикнула она.
— В таком случае лжет ее отец, рассказавший мне об этом позавчера.
— Откуда он мог это узнать?
— От самой Клариссы.
— Какой вздор! Не могла она сделать отцу такое признание!
— Она была вынуждена признаться, — с гнусной улыбкой сказал Боманьян.
— Что? Какие обстоятельства ее вынудили?
— Она носит под сердцем его ребенка.
Жозефина Бальзамо задохнулась от гнева:
— Значит, речь идет о ее свадьбе с Раулем? Но разве барон д'Этиг на это согласится?
— Конечно, черт возьми!
— Ложь! Ты сам все это придумал! Где доказательства?
— Они обменивались письмами. Устроит тебя письмо, посланное им Клариссе?
— Посланное четыре месяца назад?
— Нет, всего лишь четыре дня.
— Письмо у тебя?
— Вот оно.
Рауль, следивший за этим диалогом со все растущим беспокойством, вздрогнул: он узнал конверт письма, отправленного им Клариссе д'Этиг из Лильбонна. Жозефина взяла листок из рук Боманьяна и прочитала его. Ее гордость была смертельно уязвлена, у нее едва хватило сил удержаться на ногах. Она искала взглядом глаза Рауля, и он понял, что Кларисса приговорена к смерти. Он не испытывал по отношению к Жозефине, Бальзамо ничего, кроме гнева.
— Годфруа перехватил письмо и передал его мне, прося дать совет, — пояснил Боманьян. — На конверте был штемпель Лильбонна. Так я напал на след вас обоих.
Графиня Калиостро молчала. Лицо ее хранило печать столь глубокого страдания, что посторонний человек, увидевший ее сейчас, преисполнился бы глубочайшего сочувствия. Но ее мысли были заняты только местью. Она обратилась к Раулю:
— Я же предупреждала тебя… Я говорила: пусть она не становится на моем пути.
— Но и ты вряд ли забыла, что сказал я, — резко ответил Рауль. — Если хоть один волосок упадет с ее головы…
— Ах, Рауль, как ты можешь так смеяться над моими чувствами. Пренебречь мною… Ради нее! Что ж, Рауль, тем хуже для нее!
— Не пугай, — твердо проговорил он. — Пока я жив, она в полной безопасности.
Боманьян наблюдал за ними, очень довольный, что присутствует при этой милой семейной перебранке. Наконец, Жозефина Бальзамо сумела сдержать свои чувства, рассудив, что незачем заранее болтать о мести, час которой еще не наступил. Новая мысль пришла ей в голову, и она прошептала, выдав свои затаенные мысли:
— Вы слышали свисток, Боманьян? Это один из моих людей, которого я оставила следить за дорогой… Особа, которую мы поджидаем, скоро придет сюда. Ведь и ты шел на встречу с нею, Боманьян, не правда ли?
В самом деле, оставалось непонятным, с какой тайной целью Боманьян оказался здесь. Как узнал он день и час назначенного свидания? Какими сведениями он располагал о деле вдовы Русслен?
Графиня бросила взгляд на Рауля, убедилась, что тот крепко связан и не может участвовать в предстоящей схватке, ни тем более помешать ей. Боманьян внушал графине куда большее беспокойство.
На пороге возник Леонар. Быстро осмотрел комнату, шепнул несколько слов на ухо графине. Та, казалось, была удивлена и пробормотала:
— Неужели? Ты уверен?
Графиня отвернулась, чтобы не выдать обуревавшие ее чувства, но Рауль успел подметить, что она чрезвычайно обрадована.
— Всем стоять на месте, — приказала графиня. — Леонар, револьвер при тебе? Возьми на прицел того, кто сейчас войдет сюда.
Боманьян рванулся к двери. Жозефина строго прикрикнула на него:
— Чего это вы вздумали? Оставайтесь в комнате! Вам знакома эта особа? Вы хотели предупредить ее, чтобы она не заходила к нам или же, напротив, намеривались проводить сюда? Ну же, отвечайте!
Но Боманьян, не обращал на нее внимания. Жозефина пыталась его удержать, но, видя, что одной не справиться, обернулась к Леонару и свободной рукой указала на левое плечо Боманьяна, подкрепив это энергичным жестом. Леонар мгновенно вытащил стилет и вонзил его в плечо противника. Тот от боли осел на пол.
Сохраняя полнейшее спокойствие, графиня велела Леонару связать Боманьяна — они воспользовались свободным концом веревки, опутывавшей Рауля. Усадив его у стены, она осмотрела рану, перевязала ее платком и промолвила:
— Ничего страшного. Через два-три часа боль пройдет. А пока мы займем посты в засаде.
Она двигалась плавно и грациозно, держалась так безмятежно и уверенно, словно все это было заранее отрепетировано. Распоряжения Леонару она отдавала очень коротко, но голос ее, даже приглушенный, звучал так ликующе, что тревога Рауля возрастала с каждой минутой. Как ему хотелось крикнуть и предупредить ту, которой было суждено стать новой жертвой ловушки!
Увы, теперь ничто не могло помешать твердой решимости графини Калиостро. Рауль не знал, что делать, ему в голову приходили мысли одна другой нелепей. Было слишком поздно… Из его груди вырвался стон: в комнату вошла Кларисса д'Этиг.
Глава XII
Он отступил перед ее гневными нападками, а Жозефина продолжала так же страстно:
— Твой час еще не настал, до сегодняшнего дня ты не страдал по-настоящему, считая меня мертвой. Мучиться ты начнешь сегодня, когда узнаешь, что я жива и люблю другого. Слышишь, Боманьян? Я люблю Рауля… Сначала я сошлась с ним лишь тебе в отместку. Но сейчас я люблю его просто потому, что не могу без него. Прошло всего несколько дней, как он оставил меня, и вот когда я почувствовала, что он для меня значит. Только сейчас я поняла, что такое истинная любовь!
Казалось, она обезумела, как и тот, кого должны были терзать эти ее признания.
А Рауль… Пламя любви и восхищения в нем угасло. Красота и волшебство обольщения Жозефины были над ним не властны, и сейчас он не видел в ее лице ничего, кроме отражения жестокой душевной боли.
Она продолжала бросать Боманьяну слова любви и ярости, словно не замечая, как его скрюченные пальцы тянутся к ее горлу.
— Я люблю его, Боманьян! Огонь, который сжигает тебя, охватил и мое сердце. Это любовь, Боманьян, такая же сильная, как твоя, и к ней так же примешивается мысль о смерти. Да, я скорее убью его, чем отдам другой. Но он любит меня, Боманьян. Ты слышишь, он любит только меня!
Вдруг яростно сжатые губы Боманьяна искривились в усмешке. Его ярость и ревность излились во вспышке горького веселья:
— Он любит тебя, Жозефина Бальзамо? Ну да, он любит тебя, как и всех женщин на свете. Ты красива, и он вожделеет к тебе. Но появляется другая, и он точно так же жаждет и ее. Знай же это, и пусть тебя гложут муки ада!
— Если я узнаю о его измене… Но этого не может быть!
Она осеклась. Боманьян смеялся ей в лицо с такой злобной радостью, что ей стало страшно. Чуть слышно она произнесла:
— У тебя есть доказательства? Дай их мне! Даже не доказательства — намек, подозрение, повод сомневаться… И я убью его как собаку! — взгляд ее окаменел.
— Я не оставлю ни малейших сомнений, — торжествовал Боманьян.
— Говори. Назови ее имя.
— Кларисса д'Этиг.
Она пожала плечами:
— Это для меня не новость. Я давно знала об этой мимолетной интрижке.
— Мимолетной? Во всяком случае, не для него. Твой возлюбленный просил руки Клариссы.
— Не может быть! Я наводила справки — они встречались в поле два-три раза, не больше!
— И еще один раз… В спальне малышки д'Этиг.
— Ты лжешь! — крикнула она.
— В таком случае лжет ее отец, рассказавший мне об этом позавчера.
— Откуда он мог это узнать?
— От самой Клариссы.
— Какой вздор! Не могла она сделать отцу такое признание!
— Она была вынуждена признаться, — с гнусной улыбкой сказал Боманьян.
— Что? Какие обстоятельства ее вынудили?
— Она носит под сердцем его ребенка.
Жозефина Бальзамо задохнулась от гнева:
— Значит, речь идет о ее свадьбе с Раулем? Но разве барон д'Этиг на это согласится?
— Конечно, черт возьми!
— Ложь! Ты сам все это придумал! Где доказательства?
— Они обменивались письмами. Устроит тебя письмо, посланное им Клариссе?
— Посланное четыре месяца назад?
— Нет, всего лишь четыре дня.
— Письмо у тебя?
— Вот оно.
Рауль, следивший за этим диалогом со все растущим беспокойством, вздрогнул: он узнал конверт письма, отправленного им Клариссе д'Этиг из Лильбонна. Жозефина взяла листок из рук Боманьяна и прочитала его. Ее гордость была смертельно уязвлена, у нее едва хватило сил удержаться на ногах. Она искала взглядом глаза Рауля, и он понял, что Кларисса приговорена к смерти. Он не испытывал по отношению к Жозефине, Бальзамо ничего, кроме гнева.
— Годфруа перехватил письмо и передал его мне, прося дать совет, — пояснил Боманьян. — На конверте был штемпель Лильбонна. Так я напал на след вас обоих.
Графиня Калиостро молчала. Лицо ее хранило печать столь глубокого страдания, что посторонний человек, увидевший ее сейчас, преисполнился бы глубочайшего сочувствия. Но ее мысли были заняты только местью. Она обратилась к Раулю:
— Я же предупреждала тебя… Я говорила: пусть она не становится на моем пути.
— Но и ты вряд ли забыла, что сказал я, — резко ответил Рауль. — Если хоть один волосок упадет с ее головы…
— Ах, Рауль, как ты можешь так смеяться над моими чувствами. Пренебречь мною… Ради нее! Что ж, Рауль, тем хуже для нее!
— Не пугай, — твердо проговорил он. — Пока я жив, она в полной безопасности.
Боманьян наблюдал за ними, очень довольный, что присутствует при этой милой семейной перебранке. Наконец, Жозефина Бальзамо сумела сдержать свои чувства, рассудив, что незачем заранее болтать о мести, час которой еще не наступил. Новая мысль пришла ей в голову, и она прошептала, выдав свои затаенные мысли:
— Вы слышали свисток, Боманьян? Это один из моих людей, которого я оставила следить за дорогой… Особа, которую мы поджидаем, скоро придет сюда. Ведь и ты шел на встречу с нею, Боманьян, не правда ли?
В самом деле, оставалось непонятным, с какой тайной целью Боманьян оказался здесь. Как узнал он день и час назначенного свидания? Какими сведениями он располагал о деле вдовы Русслен?
Графиня бросила взгляд на Рауля, убедилась, что тот крепко связан и не может участвовать в предстоящей схватке, ни тем более помешать ей. Боманьян внушал графине куда большее беспокойство.
На пороге возник Леонар. Быстро осмотрел комнату, шепнул несколько слов на ухо графине. Та, казалось, была удивлена и пробормотала:
— Неужели? Ты уверен?
Графиня отвернулась, чтобы не выдать обуревавшие ее чувства, но Рауль успел подметить, что она чрезвычайно обрадована.
— Всем стоять на месте, — приказала графиня. — Леонар, револьвер при тебе? Возьми на прицел того, кто сейчас войдет сюда.
Боманьян рванулся к двери. Жозефина строго прикрикнула на него:
— Чего это вы вздумали? Оставайтесь в комнате! Вам знакома эта особа? Вы хотели предупредить ее, чтобы она не заходила к нам или же, напротив, намеривались проводить сюда? Ну же, отвечайте!
Но Боманьян, не обращал на нее внимания. Жозефина пыталась его удержать, но, видя, что одной не справиться, обернулась к Леонару и свободной рукой указала на левое плечо Боманьяна, подкрепив это энергичным жестом. Леонар мгновенно вытащил стилет и вонзил его в плечо противника. Тот от боли осел на пол.
Сохраняя полнейшее спокойствие, графиня велела Леонару связать Боманьяна — они воспользовались свободным концом веревки, опутывавшей Рауля. Усадив его у стены, она осмотрела рану, перевязала ее платком и промолвила:
— Ничего страшного. Через два-три часа боль пройдет. А пока мы займем посты в засаде.
Она двигалась плавно и грациозно, держалась так безмятежно и уверенно, словно все это было заранее отрепетировано. Распоряжения Леонару она отдавала очень коротко, но голос ее, даже приглушенный, звучал так ликующе, что тревога Рауля возрастала с каждой минутой. Как ему хотелось крикнуть и предупредить ту, которой было суждено стать новой жертвой ловушки!
Увы, теперь ничто не могло помешать твердой решимости графини Калиостро. Рауль не знал, что делать, ему в голову приходили мысли одна другой нелепей. Было слишком поздно… Из его груди вырвался стон: в комнату вошла Кларисса д'Этиг.
Глава XII
ГЕНИЙ И БЕЗУМИЕ
До сих пор Рауль испытывал страх лишь за себя и графиню Калиостро — кроме них двоих, опасность никому не угрожала. В себе он был уверен: нет, его звезда еще не погасла. Да и графиня доказала, что сможет в одиночку справиться с Боманьяном.
Но Кларисса… Ее появление все изменило. Она превращалась в добычу хитрой и жестокой хищницы Жозефины… Рауль испытал ужасное ощущение физического бессилия. Волосы зашевелились у него на голове, тело покрылось липким потом. Глянув на бесчувственное лицо Леонара, Рауль вспомнил распухшие, израненные от пыток пальцы вдовы Русслен и стал белым как мел. Недаром часом раньше, когда он пробирался к маяку, у него появилось предчувствие, что впереди его ждет новое сражение. И вот сражение в полном разгаре, а он, Рауль, присутствует на нем в роли зрителя, со связанными руками и веревкой на шее, лишенный возможности вмешаться в ход действия.
«Что ж, по крайней мере это еще один хороший урок, — сказал он сам себе. — Надо признаться, во всем виноват один я. Но Кларисса, милая моя Кларисса, как же я тебя подвел!»
Девушка застыла неподвижно, с удивлением глядя на угрожающий ей револьвер Леонара. Она беспечно шла к месту назначенной ей встречи и была застигнута врасплох зрелищем борьбы и насилия. Она успела пролепетать лишь несколько слов:
— Что здесь творится, Рауль? И почему ты связан?
Она протянула к нему руки — не столько в мольбе, сколько для того, чтобы помочь ему освободиться.
Но что они могли сейчас сделать против графини и Леонара?
При виде ее исхудавшего, изможденного лица, Рауль с трудом подавил готовое вырваться восклицание жалости и сочувствия. Вместо этого, он сказал уверенно:
— Все в порядке, Кларисса, ни тебе, ни мне ничего не угрожает. Все будет хорошо, я тебе обещаю.
Она посмотрела на присутствующих, узнала Боманьяна и робко спросила:
— Что вы от меня хотите? Не могу понять, кто пригласил меня сюда?
— Я, мадемуазель, — прозвучал тихий, но властный голос Жозефины.
Красота Жозефины поразила Клариссу и вместе с тем внушила надежду: такая прекрасная женщина не могла желать дурного, наверное, она хочет помочь, защитить…
— Но я вас не знаю, мадам.
— Зато я вас знаю, — энергично кивнула Жозефина Бальзамо, которую, кажется, начинали раздражать изящество и благородство манер юной девушки.
— Вы дочь барона д'Этиг, вы любите Рауля д'Андрези, — продолжала Жозефина и обратилась к Леонару:
— Запри дверь и повесь надпись: «Частная собственность. Вход воспрещен».
— Мне уйти? — спросил Леонар.
— Да, сейчас ты мне не нужен, — сказала Жозефина, с поразившей Рауля интонацией. — Постой там, за дверью, и проследи, чтобы нас никто не беспокоил.
Леонар заставил Клариссу сесть на стул, завел ей руки за спину и хотел связать, но Жозефина остановила его и вновь потребовала, чтобы он оставил их. Леонар повиновался.
Жозефина взглянула на три свои жертвы. Все три были безоружны и не могли сопротивляться. Да, поле битвы оставалось за нею. Рауль не сводил с Жозефины глаз, изо всех сил стараясь понять цель ее действий или хотя бы угадать ее намерения. Она была на удивление спокойной. В ее жестах, словах, во всем облике не было ничего торжествующего, приподнятого, возбужденного. Впервые он видел в ее лице с неизменной ослепительной улыбкой черты неотвратимой судьбы, которая скрывалась под маской молодости и красоты. Теперь Рауль, кажется, проник в тайну этой загадочной души.
Жозефина села подле Клариссы, устремив на нее неподвижный взгляд прекрасных, но сейчас таких холодных глаз, и заговорила сухо и монотонно:
— Три месяца назад, мадемуазель, одну молодую женщину похитили, едва она сошла с поезда, и привезли в замок, принадлежащий барону д'Этигу. Там была разыграна гнусная комедия суда, в которой участвовали несколько нормандских помещиков, в их числе были и присутствующий здесь Боманьян и ваш отец. Когда прения закончились, ваш отец и его кузен Бенто отнесли эту женщину на берег, привязали ее к лодке, перед этим положив туда же огромный камень, вывели лодку в открытое море и выбили затычку из пробитого днища.
— Это неправда, неправда, — прошептала Кларисса. — Мой отец никогда не пошел бы на такое!
Не обращая внимание на ее протесты, Жозефина Бальзамо продолжала:
— К счастью, некий молодой человек был свидетелем этой сцены. Он был в замке, проследив за действиями двух убийц. Этот юноша незаметно ухватился за корму лодки, увозившей жертву в море, и спас ее, как только палачи удалились. Откуда появился этот молодой человек? Скорее всего, он провел предыдущую ночь и утро рокового дня в вашей комнате. И вы принимали его не как жениха, ибо ваш отец отказал ему, но как своего любовника.
Обвинения обрушивались на Клариссу, как тяжкие удары дубиной. С первой же минуты она поняла, что не сможет сопротивляться этой женщине, не сможет защититься. Бледная, едва не теряя сознания, она сгорбилась на стуле и простонала:
— Ах, что вы говорите, мадам?!
— То, что было в действительности, моя милая, — проговорила графиня Калиостро. — Последствия вашего опрометчивого шага вынудили вас во всем признаться отцу. Продолжать ли дальше? В тот же день, когда соблазнил вас, Рауль д'Андрези вам изменил. Он покинул вас, чтобы повсюду следовать за женщиной, которую спас от ужасной смерти. Он предался ей душой и телом, он поклялся никогда более не встречаться с вами. «Я не любил ее, — говорил он. — Это было не более чем мимолетное увлечение, с этим все покончено». Но спустя какое-то время эта женщина узнает, что вы обмениваетесь письмами. Одно из них было перехвачено вашим отцом. Вот оно. В нем он просит у вас прощения и умоляет дать ему возможность искупить свою вину. Теперь вы понимаете, что у меня есть право относиться к вам как врагу… и врагу смертельному!
Последние слова прозвучали совсем глухо.
Кларисса молчала, охваченная страхом. Сердце Рауля сжималось от жалости и раскаяния, и, не страшась более гнева Жозефина Бальзамо, он повторил:
— Не бойся, Кларисса, я клянусь, что ни один волосок не упадет с твоей головы. Не пройдет и десяти минут, как ты выйдешь отсюда живой и невредимой. Десять минут, Кларисса, не больше!
Жозефина Бальзамо перебила его:
— Наши отношения определены вполне ясно и окончательно. Но необходимо изложить еще кое-какие обстоятельства. Ваш отец, мадемуазель, его друг Боманьян и их сообщники добиваются той же цели, что и я. Позднее в схватку ввязался и Рауль. Естественно, жестоких страданий было не избежать. Мы все заинтересованы узнать важные сведения от некой вдовы Русслен, которая владеет древним ларцом, необходимым, чтобы прийти к цели. К глубокому моему сожалению, вдова передала шкатулку какой-то другой особе, нам не известной. Пришлось настойчиво допросить старуху, но она так и не назвала имя нового владельца ларца. Она, мол, ни за что не хочет навредить тому, кто сделал ей так много добра. Зато нам удалось узнать одну старую историю. Сейчас я вам ее перескажу, дабы и вы могли понять, к чему мы стремимся… и присоединиться к нам.
Теперь Рауль, кажется, догадался, к чему клонила Жозефина. Это было так гнусно, что он яростно крикнул:
— Немедленно прекрати, Жозефина! Есть вещи, о которых нельзя говорить!
Но графиня не обратила внимания на его возглас:
— Итак, двадцать четыре года тому назад, когда шла война между Францией и Пруссией, два человека бежали от нашествия. Чтобы завладеть лошадью, они убили и ограбили сьера Жобера, секретаря архиепископа де Бонншоза. Среди похищенных вещей оказался ларец, наполненный драгоценными камнями баснословной стоимости. Во всем этом убийцам помогал — может быть, невольно — возчик Русслен. В награду за молчание он получил кое-что из сокровищ — несколько колец. Русслен вскоре вернулся к жене в Руан и умер под бременем болезни и совершенного злодейства. Вот каким образом установилась связь между преступниками и вдовой Русслен… Теперь, думаю, вы поняли, о ком идет речь?
Кларисса внимала ее словам с нескрываемым ужасом. Рауль снова не выдержал:
— Замолчи, Жозина, это будет самое гадкое и бессмысленное из всех твоих дел! Зачем ты творишь его?
— Зачем?… Затем, что всякая истина заслуживает, чтобы ее когда-нибудь открыли, — ответила она. — Ты столкнул нас, ее и меня, ты бросил нас поочередно, так пусть она страдает так же, как я. Между нами и в этом должно быть равенство!
У Рауля вырвалось безнадежное проклятие. А Жозефина Бальзамо, повернувшись лицом к Клариссе, стала уточнять:
— Ваш отец и его кузен Бенто не упускали из виду вдову Русслен. Должно быть, именно барон устроил ее в Лильбонне, где следить за ней было гораздо легче. С годами появился человек, который взял на себя эту работу, — вы, мадемуазель. Вдова Русслен относится к вам с искренней благодарностью. Она ни за что не хотела навредить девочке, прибегавшей поиграть с нею, ради вас она не выдала вашего отца, который умело скрывал свои визиты к ней. К тому же эти встречи назначались в укромных местах, вроде этого старого маяка. Но чаще, мадемуазель, к ней в домик наведывались вы… Однажды у нее на чердаке вы случайно увидели ларец — тот самый, который Рауль и я безуспешно искали. И вы забрали ларец к себе в замок. Все это мы узнали от самой вдовы Русслен — правда, имя человека, взявшего ларец, она так и не назвала, зато проговорилась в бреду о месте и дне ваших встреч. Как только вы появились, нам сразу стало ясно, что убийцами были барон д'Этиг и де Бенто — те же, кто были моими палачами.
Плечи Клариссы содрогались от рыданий. Рауль не сомневался в том, что она ничего не знала о преступлениях своего отца. Но в правоте слов Жозефины он тоже не сомневался. Графиня нанесла удар мастерски, она терзала свою жертву умело и расчетливо. Сердце Клариссы, наверное, разрывалось от муки.
— Да, ваш отец — убийца, — очень тихо повторила Жозефина. — Его богатство, его замок, лошади, все, что у него есть, — это приобретено ценой преступления. Не так ли, Боманьян? Ты мог бы подтвердить мои слова, ведь то, что ты проник в тайну барона Годфруа д'Этига, и позволило тебе подчинить своей власти его тело и душу. Вот на чем основано твое влияние. Угрожая раскрыть ту давнюю историю, ты заставил барона служить тебе и убивать тех, кто тебе мешает. Я права, Боманьян? Отвечай же! Ты и барон — два сапога пара, палачи и мерзавцы!
Ее глаза искали взгляда Рауля, ему показалось, что преступлениями Боманьяна она хочет оправдать свои собственные преступления.
— Чего ты добиваешься? — спросил он резко. — Долго ты еще будешь измываться над этой несчастной девочкой? Ты хочешь обелить себя в моих глазах? Но к чему заставлять ее страдать?!
— Пусть выкладывает все, — заявила Жозина.
— И тогда ты ее отпустишь?
— Да.
— Тогда спроси ее прямо. Чего, собственно, ты надеешься от нее получить? Ларец? А может быть, всего лишь таинственную надпись, нацарапанную на внутренней стороне крышки?
Знала ли Кларисса нечто важное, намеревалась ли отвечать, вид ее свидетельствовал, что сейчас она не в состоянии вымолвить ни слова… Более того, вряд ли она даже поняла, о чем ее спрашивают: девушка была на грани обморока.
Рауль настойчиво повторял:
— Ты должна превозмочь свою боль, Кларисса, это последнее испытание, больше страданий не будет. Ты не нарушишь обещания, никого не предашь. Помоги же мне!
Горячее обращение Рауля привело Клариссу в себя. Она переспросила:
— Так это тебе важно знать, что было с ларцом?
— Да. Ты принесла его в замок. Твой отец видел его?
— Да, — выдохнула она едва слышно.
— В тот же день?
— Нет, спустя несколько дней.
— Он забрал ларец у тебя?
— Да.
— Под каким предлогом?
— Он ничего не объяснял. Просто забрал, и все.
— Но ты успела рассмотреть ларец?
— Да.
— Ты видела надпись на внутренней стороне крышки? Разобрала ее?
— Да.
— И ты ее запомнила?
— Я не уверена… Там были какие-то слова на латыни.
— На латыни? Припомни, это очень важно!
— Но если это тайна, имею ли я право ее раскрыть? — заколебалась Кларисса.
— Можешь, Кларисса, уверяю тебя! Этот секрет не принадлежит никому, и никто не имеет на него права. Ты можешь смело открыть его.
Она уступила:
— Ну, если так… Мне трудно припомнить эту надпись, я не придала ей значения… Кажется, там что-то говорилось о камне… и о короле.
— Припомни, Кларисса, это необходимо! — умолял Рауль.
Лицо девушки застыло в глубокой сосредоточенности. Наконец, она произнесла:
— Вспомнила! Вот что там было — пять латинских слов: «Ad lapidem currebat olim regina». («К камню давно бежит королева»)
Жозефина Бальзамо в ярости набросилась на девушку:
— Ты лжешь! Эта фраза нам известна, Боманьян может подтвердить, не правда ли, Боманьян, тут нет никакого секрета? Эти слова знал еще кардинал де Бонншоз, это полная бессмыслица! «Королева бежит к камню» — но где этот камень? О какой королеве речь? Двадцать лет поисков, и все впустую… Нет, эта девчонка лжет, там, наверное, было написано что-то совсем другое! — склонившись над Клариссой, она резко выговорила: — Ты лжешь, признайся, ты лжешь! Наверное, там было еще одно слово, кроме названных тобою пяти. Что это за слово, отвечай! В чем смысл надписи?
Кларисса молчала.
— Подумай, Кларисса! Постарайся вспомнить! — упрашивал ее Рауль.
— Я не знаю, не знаю, — со стоном отвечала девушка.
— Ты должна вспомнить, от этого, может быть, зависит твоя жизнь.
Но сама интонация, с какой просил Рауль, выводила из себя Жозефину Бальзамо. Схватив девушку за руку, она приказала:
— Говори, иначе…
Кларисса трепетала, задыхалась, но не в состоянии была произнести ни звука. Графиня Калиостро поднесла к губам свисток. Услышав сигнал, Леонар явился мгновенно.
— Уведи ее, Леонар, — процедила графиня. — И допроси хорошенько.
Рауль рванулся вперед:
— Ах, скотина, что ты собираешься делать? Если ты хоть пальцем коснешься этого ребенка, клянусь всем святым…
— Вот как, ты за нее боишься?! — издевательски спросила Жозефина Бальзамо. — Неужели мысль о ее страданиях так взволновала тебя? Вы стоите друг друга — дочь убийцы и вор. Вор, да, вор — вот кто твой любовник! — прошипела она, обернувшись к Клариссе. — Мелкий жулик, и ничего больше. Он воровал еще ребенком. Цветы, подаренные тебе, его обручальное кольцо, которое сейчас на твоем пальце, — все это украдено! Самое имя свое он тоже украл. Рауль д'Андрези? Нет, моя милая, Арсен Люпен, сын мошенника и шулера Теофраста Люпена! Запомни это имя, Кларисса, оно еще прогремит. И что за чудесный ребенок родится от вашего брака — сын Арсена Люпена и внук барона Годфруа! Что за прелестная у вас будет семейка, если только я не помешаю вам в этом приятном деле!
Мысль о будущем ребенке вызвала новую вспышку ее безумной ярости. Она крикнула Леонару, чтобы он скорее забрал девчонку.
— Мерзавка, вот когда ты сбросила маску! — бешено вскричал Рауль. — Теперь ты не ломаешь комедию. Палач, убийца — эта роль тебе больше к лицу!
— Но Жозефина не слушала его, охваченная зверским желанием мучить, терзать, унижать. Она подталкивала Клариссу, которую Леонар тащил к двери.
— Трусы! Подлецы! — неистовствовал Рауль. — Слышите, если хоть один волос… Я убью вас обоих, звери! Оставьте же ее!
В отчаянном порыве он с такой силой дернул державшие его веревки, что сооружение Боманьяна не выдержало, ставни сорвались, и Рауль свалился на пол. Но путы по-прежнему крепко держали его.
Леонар вынул револьвер и приставил его к виску Клариссы.
— Если он сделает хоть один шаг, одно движение — стреляй! — скомандовала графиня Калиостро. Но Рауль оставался неподвижным: он не сомневался, что Леонар выполнит приказ с величайшей готовностью. Мысль юноши билась в стремлении найти способ спасти девушку.
— Теперь ты все понял и будешь вести себя благоразумно? — спросила Жозефина, не спуская с него взгляда.
— Нет, — отвечал он, овладев собой. — Я поразмышлял, хочу немного порассуждать.
— О чем же?
— Я обещал ей, что она будет свободна, и уверял, что ей нечего бояться. Я привык держать слово.
— Она получит свободу, но немного позже, — промолвила Жозефина.
— Нет, Жозина, ты должна отпустить ее немедленно.
Она повернулась к своему сообщнику:
— Ты готов, Леонар? Иди и действуй быстро.
— Стой, — в голосе Рауля слышалась властная уверенность. — Стой, — повторил он повелительно, — и освободи ее. Ты слышишь, Жозина, я требую, чтобы ты ее выпустила! Эти двери должны быть открыты немедленно, чтобы она могла поскорее покинуть ваше общество — общество преступных негодяев.
Он был так спокоен и уверен в себе, что Леонар застыл в нерешительности, зато Клариссу, так и не разобравшуюся в сути этой ужасной сцены, его слова приободрили.
— Ты болтаешь просто так или придумал новую хитрость? — недоуменно спросила графиня Калиостро.
— Есть обстоятельства или, скорее, одно обстоятельство, которое заставит тебя поступить так, как я требую.
— В чем дело? — графиня явно встревожилась. — О чем ты просишь?
— Повторяю: я не прошу, а требую.
— Чего?
— Немедленно освободи Клариссу.
— Скромное желание, — рассмеялась она. — А что ты предлагаешь взамен?
— Разгадку.
Она вздрогнула:
— Ты ее нашел?
— Да.
Любовная драма, кажется, сменилась трагифарсом. Ревность и жажда мести в душе графини отступили, блеск тысячи алмазов затмил ей глаза. Боманьян тоже жадно прислушивался. Оставив Клариссу на попечение своего верного подручного, Жозефина подошла вплотную к Раулю:
— Значит, ты проник в смысл таинственных слов?
— Да. У меня и раньше были кое-какие соображения по этому поводу, а сейчас меня осенило.
Жозефина знала, что не тот человек Рауль, чтобы валять дурака в подобных обстоятельствах.
Но Кларисса… Ее появление все изменило. Она превращалась в добычу хитрой и жестокой хищницы Жозефины… Рауль испытал ужасное ощущение физического бессилия. Волосы зашевелились у него на голове, тело покрылось липким потом. Глянув на бесчувственное лицо Леонара, Рауль вспомнил распухшие, израненные от пыток пальцы вдовы Русслен и стал белым как мел. Недаром часом раньше, когда он пробирался к маяку, у него появилось предчувствие, что впереди его ждет новое сражение. И вот сражение в полном разгаре, а он, Рауль, присутствует на нем в роли зрителя, со связанными руками и веревкой на шее, лишенный возможности вмешаться в ход действия.
«Что ж, по крайней мере это еще один хороший урок, — сказал он сам себе. — Надо признаться, во всем виноват один я. Но Кларисса, милая моя Кларисса, как же я тебя подвел!»
Девушка застыла неподвижно, с удивлением глядя на угрожающий ей револьвер Леонара. Она беспечно шла к месту назначенной ей встречи и была застигнута врасплох зрелищем борьбы и насилия. Она успела пролепетать лишь несколько слов:
— Что здесь творится, Рауль? И почему ты связан?
Она протянула к нему руки — не столько в мольбе, сколько для того, чтобы помочь ему освободиться.
Но что они могли сейчас сделать против графини и Леонара?
При виде ее исхудавшего, изможденного лица, Рауль с трудом подавил готовое вырваться восклицание жалости и сочувствия. Вместо этого, он сказал уверенно:
— Все в порядке, Кларисса, ни тебе, ни мне ничего не угрожает. Все будет хорошо, я тебе обещаю.
Она посмотрела на присутствующих, узнала Боманьяна и робко спросила:
— Что вы от меня хотите? Не могу понять, кто пригласил меня сюда?
— Я, мадемуазель, — прозвучал тихий, но властный голос Жозефины.
Красота Жозефины поразила Клариссу и вместе с тем внушила надежду: такая прекрасная женщина не могла желать дурного, наверное, она хочет помочь, защитить…
— Но я вас не знаю, мадам.
— Зато я вас знаю, — энергично кивнула Жозефина Бальзамо, которую, кажется, начинали раздражать изящество и благородство манер юной девушки.
— Вы дочь барона д'Этиг, вы любите Рауля д'Андрези, — продолжала Жозефина и обратилась к Леонару:
— Запри дверь и повесь надпись: «Частная собственность. Вход воспрещен».
— Мне уйти? — спросил Леонар.
— Да, сейчас ты мне не нужен, — сказала Жозефина, с поразившей Рауля интонацией. — Постой там, за дверью, и проследи, чтобы нас никто не беспокоил.
Леонар заставил Клариссу сесть на стул, завел ей руки за спину и хотел связать, но Жозефина остановила его и вновь потребовала, чтобы он оставил их. Леонар повиновался.
Жозефина взглянула на три свои жертвы. Все три были безоружны и не могли сопротивляться. Да, поле битвы оставалось за нею. Рауль не сводил с Жозефины глаз, изо всех сил стараясь понять цель ее действий или хотя бы угадать ее намерения. Она была на удивление спокойной. В ее жестах, словах, во всем облике не было ничего торжествующего, приподнятого, возбужденного. Впервые он видел в ее лице с неизменной ослепительной улыбкой черты неотвратимой судьбы, которая скрывалась под маской молодости и красоты. Теперь Рауль, кажется, проник в тайну этой загадочной души.
Жозефина села подле Клариссы, устремив на нее неподвижный взгляд прекрасных, но сейчас таких холодных глаз, и заговорила сухо и монотонно:
— Три месяца назад, мадемуазель, одну молодую женщину похитили, едва она сошла с поезда, и привезли в замок, принадлежащий барону д'Этигу. Там была разыграна гнусная комедия суда, в которой участвовали несколько нормандских помещиков, в их числе были и присутствующий здесь Боманьян и ваш отец. Когда прения закончились, ваш отец и его кузен Бенто отнесли эту женщину на берег, привязали ее к лодке, перед этим положив туда же огромный камень, вывели лодку в открытое море и выбили затычку из пробитого днища.
— Это неправда, неправда, — прошептала Кларисса. — Мой отец никогда не пошел бы на такое!
Не обращая внимание на ее протесты, Жозефина Бальзамо продолжала:
— К счастью, некий молодой человек был свидетелем этой сцены. Он был в замке, проследив за действиями двух убийц. Этот юноша незаметно ухватился за корму лодки, увозившей жертву в море, и спас ее, как только палачи удалились. Откуда появился этот молодой человек? Скорее всего, он провел предыдущую ночь и утро рокового дня в вашей комнате. И вы принимали его не как жениха, ибо ваш отец отказал ему, но как своего любовника.
Обвинения обрушивались на Клариссу, как тяжкие удары дубиной. С первой же минуты она поняла, что не сможет сопротивляться этой женщине, не сможет защититься. Бледная, едва не теряя сознания, она сгорбилась на стуле и простонала:
— Ах, что вы говорите, мадам?!
— То, что было в действительности, моя милая, — проговорила графиня Калиостро. — Последствия вашего опрометчивого шага вынудили вас во всем признаться отцу. Продолжать ли дальше? В тот же день, когда соблазнил вас, Рауль д'Андрези вам изменил. Он покинул вас, чтобы повсюду следовать за женщиной, которую спас от ужасной смерти. Он предался ей душой и телом, он поклялся никогда более не встречаться с вами. «Я не любил ее, — говорил он. — Это было не более чем мимолетное увлечение, с этим все покончено». Но спустя какое-то время эта женщина узнает, что вы обмениваетесь письмами. Одно из них было перехвачено вашим отцом. Вот оно. В нем он просит у вас прощения и умоляет дать ему возможность искупить свою вину. Теперь вы понимаете, что у меня есть право относиться к вам как врагу… и врагу смертельному!
Последние слова прозвучали совсем глухо.
Кларисса молчала, охваченная страхом. Сердце Рауля сжималось от жалости и раскаяния, и, не страшась более гнева Жозефина Бальзамо, он повторил:
— Не бойся, Кларисса, я клянусь, что ни один волосок не упадет с твоей головы. Не пройдет и десяти минут, как ты выйдешь отсюда живой и невредимой. Десять минут, Кларисса, не больше!
Жозефина Бальзамо перебила его:
— Наши отношения определены вполне ясно и окончательно. Но необходимо изложить еще кое-какие обстоятельства. Ваш отец, мадемуазель, его друг Боманьян и их сообщники добиваются той же цели, что и я. Позднее в схватку ввязался и Рауль. Естественно, жестоких страданий было не избежать. Мы все заинтересованы узнать важные сведения от некой вдовы Русслен, которая владеет древним ларцом, необходимым, чтобы прийти к цели. К глубокому моему сожалению, вдова передала шкатулку какой-то другой особе, нам не известной. Пришлось настойчиво допросить старуху, но она так и не назвала имя нового владельца ларца. Она, мол, ни за что не хочет навредить тому, кто сделал ей так много добра. Зато нам удалось узнать одну старую историю. Сейчас я вам ее перескажу, дабы и вы могли понять, к чему мы стремимся… и присоединиться к нам.
Теперь Рауль, кажется, догадался, к чему клонила Жозефина. Это было так гнусно, что он яростно крикнул:
— Немедленно прекрати, Жозефина! Есть вещи, о которых нельзя говорить!
Но графиня не обратила внимания на его возглас:
— Итак, двадцать четыре года тому назад, когда шла война между Францией и Пруссией, два человека бежали от нашествия. Чтобы завладеть лошадью, они убили и ограбили сьера Жобера, секретаря архиепископа де Бонншоза. Среди похищенных вещей оказался ларец, наполненный драгоценными камнями баснословной стоимости. Во всем этом убийцам помогал — может быть, невольно — возчик Русслен. В награду за молчание он получил кое-что из сокровищ — несколько колец. Русслен вскоре вернулся к жене в Руан и умер под бременем болезни и совершенного злодейства. Вот каким образом установилась связь между преступниками и вдовой Русслен… Теперь, думаю, вы поняли, о ком идет речь?
Кларисса внимала ее словам с нескрываемым ужасом. Рауль снова не выдержал:
— Замолчи, Жозина, это будет самое гадкое и бессмысленное из всех твоих дел! Зачем ты творишь его?
— Зачем?… Затем, что всякая истина заслуживает, чтобы ее когда-нибудь открыли, — ответила она. — Ты столкнул нас, ее и меня, ты бросил нас поочередно, так пусть она страдает так же, как я. Между нами и в этом должно быть равенство!
У Рауля вырвалось безнадежное проклятие. А Жозефина Бальзамо, повернувшись лицом к Клариссе, стала уточнять:
— Ваш отец и его кузен Бенто не упускали из виду вдову Русслен. Должно быть, именно барон устроил ее в Лильбонне, где следить за ней было гораздо легче. С годами появился человек, который взял на себя эту работу, — вы, мадемуазель. Вдова Русслен относится к вам с искренней благодарностью. Она ни за что не хотела навредить девочке, прибегавшей поиграть с нею, ради вас она не выдала вашего отца, который умело скрывал свои визиты к ней. К тому же эти встречи назначались в укромных местах, вроде этого старого маяка. Но чаще, мадемуазель, к ней в домик наведывались вы… Однажды у нее на чердаке вы случайно увидели ларец — тот самый, который Рауль и я безуспешно искали. И вы забрали ларец к себе в замок. Все это мы узнали от самой вдовы Русслен — правда, имя человека, взявшего ларец, она так и не назвала, зато проговорилась в бреду о месте и дне ваших встреч. Как только вы появились, нам сразу стало ясно, что убийцами были барон д'Этиг и де Бенто — те же, кто были моими палачами.
Плечи Клариссы содрогались от рыданий. Рауль не сомневался в том, что она ничего не знала о преступлениях своего отца. Но в правоте слов Жозефины он тоже не сомневался. Графиня нанесла удар мастерски, она терзала свою жертву умело и расчетливо. Сердце Клариссы, наверное, разрывалось от муки.
— Да, ваш отец — убийца, — очень тихо повторила Жозефина. — Его богатство, его замок, лошади, все, что у него есть, — это приобретено ценой преступления. Не так ли, Боманьян? Ты мог бы подтвердить мои слова, ведь то, что ты проник в тайну барона Годфруа д'Этига, и позволило тебе подчинить своей власти его тело и душу. Вот на чем основано твое влияние. Угрожая раскрыть ту давнюю историю, ты заставил барона служить тебе и убивать тех, кто тебе мешает. Я права, Боманьян? Отвечай же! Ты и барон — два сапога пара, палачи и мерзавцы!
Ее глаза искали взгляда Рауля, ему показалось, что преступлениями Боманьяна она хочет оправдать свои собственные преступления.
— Чего ты добиваешься? — спросил он резко. — Долго ты еще будешь измываться над этой несчастной девочкой? Ты хочешь обелить себя в моих глазах? Но к чему заставлять ее страдать?!
— Пусть выкладывает все, — заявила Жозина.
— И тогда ты ее отпустишь?
— Да.
— Тогда спроси ее прямо. Чего, собственно, ты надеешься от нее получить? Ларец? А может быть, всего лишь таинственную надпись, нацарапанную на внутренней стороне крышки?
Знала ли Кларисса нечто важное, намеревалась ли отвечать, вид ее свидетельствовал, что сейчас она не в состоянии вымолвить ни слова… Более того, вряд ли она даже поняла, о чем ее спрашивают: девушка была на грани обморока.
Рауль настойчиво повторял:
— Ты должна превозмочь свою боль, Кларисса, это последнее испытание, больше страданий не будет. Ты не нарушишь обещания, никого не предашь. Помоги же мне!
Горячее обращение Рауля привело Клариссу в себя. Она переспросила:
— Так это тебе важно знать, что было с ларцом?
— Да. Ты принесла его в замок. Твой отец видел его?
— Да, — выдохнула она едва слышно.
— В тот же день?
— Нет, спустя несколько дней.
— Он забрал ларец у тебя?
— Да.
— Под каким предлогом?
— Он ничего не объяснял. Просто забрал, и все.
— Но ты успела рассмотреть ларец?
— Да.
— Ты видела надпись на внутренней стороне крышки? Разобрала ее?
— Да.
— И ты ее запомнила?
— Я не уверена… Там были какие-то слова на латыни.
— На латыни? Припомни, это очень важно!
— Но если это тайна, имею ли я право ее раскрыть? — заколебалась Кларисса.
— Можешь, Кларисса, уверяю тебя! Этот секрет не принадлежит никому, и никто не имеет на него права. Ты можешь смело открыть его.
Она уступила:
— Ну, если так… Мне трудно припомнить эту надпись, я не придала ей значения… Кажется, там что-то говорилось о камне… и о короле.
— Припомни, Кларисса, это необходимо! — умолял Рауль.
Лицо девушки застыло в глубокой сосредоточенности. Наконец, она произнесла:
— Вспомнила! Вот что там было — пять латинских слов: «Ad lapidem currebat olim regina». («К камню давно бежит королева»)
Жозефина Бальзамо в ярости набросилась на девушку:
— Ты лжешь! Эта фраза нам известна, Боманьян может подтвердить, не правда ли, Боманьян, тут нет никакого секрета? Эти слова знал еще кардинал де Бонншоз, это полная бессмыслица! «Королева бежит к камню» — но где этот камень? О какой королеве речь? Двадцать лет поисков, и все впустую… Нет, эта девчонка лжет, там, наверное, было написано что-то совсем другое! — склонившись над Клариссой, она резко выговорила: — Ты лжешь, признайся, ты лжешь! Наверное, там было еще одно слово, кроме названных тобою пяти. Что это за слово, отвечай! В чем смысл надписи?
Кларисса молчала.
— Подумай, Кларисса! Постарайся вспомнить! — упрашивал ее Рауль.
— Я не знаю, не знаю, — со стоном отвечала девушка.
— Ты должна вспомнить, от этого, может быть, зависит твоя жизнь.
Но сама интонация, с какой просил Рауль, выводила из себя Жозефину Бальзамо. Схватив девушку за руку, она приказала:
— Говори, иначе…
Кларисса трепетала, задыхалась, но не в состоянии была произнести ни звука. Графиня Калиостро поднесла к губам свисток. Услышав сигнал, Леонар явился мгновенно.
— Уведи ее, Леонар, — процедила графиня. — И допроси хорошенько.
Рауль рванулся вперед:
— Ах, скотина, что ты собираешься делать? Если ты хоть пальцем коснешься этого ребенка, клянусь всем святым…
— Вот как, ты за нее боишься?! — издевательски спросила Жозефина Бальзамо. — Неужели мысль о ее страданиях так взволновала тебя? Вы стоите друг друга — дочь убийцы и вор. Вор, да, вор — вот кто твой любовник! — прошипела она, обернувшись к Клариссе. — Мелкий жулик, и ничего больше. Он воровал еще ребенком. Цветы, подаренные тебе, его обручальное кольцо, которое сейчас на твоем пальце, — все это украдено! Самое имя свое он тоже украл. Рауль д'Андрези? Нет, моя милая, Арсен Люпен, сын мошенника и шулера Теофраста Люпена! Запомни это имя, Кларисса, оно еще прогремит. И что за чудесный ребенок родится от вашего брака — сын Арсена Люпена и внук барона Годфруа! Что за прелестная у вас будет семейка, если только я не помешаю вам в этом приятном деле!
Мысль о будущем ребенке вызвала новую вспышку ее безумной ярости. Она крикнула Леонару, чтобы он скорее забрал девчонку.
— Мерзавка, вот когда ты сбросила маску! — бешено вскричал Рауль. — Теперь ты не ломаешь комедию. Палач, убийца — эта роль тебе больше к лицу!
— Но Жозефина не слушала его, охваченная зверским желанием мучить, терзать, унижать. Она подталкивала Клариссу, которую Леонар тащил к двери.
— Трусы! Подлецы! — неистовствовал Рауль. — Слышите, если хоть один волос… Я убью вас обоих, звери! Оставьте же ее!
В отчаянном порыве он с такой силой дернул державшие его веревки, что сооружение Боманьяна не выдержало, ставни сорвались, и Рауль свалился на пол. Но путы по-прежнему крепко держали его.
Леонар вынул револьвер и приставил его к виску Клариссы.
— Если он сделает хоть один шаг, одно движение — стреляй! — скомандовала графиня Калиостро. Но Рауль оставался неподвижным: он не сомневался, что Леонар выполнит приказ с величайшей готовностью. Мысль юноши билась в стремлении найти способ спасти девушку.
— Теперь ты все понял и будешь вести себя благоразумно? — спросила Жозефина, не спуская с него взгляда.
— Нет, — отвечал он, овладев собой. — Я поразмышлял, хочу немного порассуждать.
— О чем же?
— Я обещал ей, что она будет свободна, и уверял, что ей нечего бояться. Я привык держать слово.
— Она получит свободу, но немного позже, — промолвила Жозефина.
— Нет, Жозина, ты должна отпустить ее немедленно.
Она повернулась к своему сообщнику:
— Ты готов, Леонар? Иди и действуй быстро.
— Стой, — в голосе Рауля слышалась властная уверенность. — Стой, — повторил он повелительно, — и освободи ее. Ты слышишь, Жозина, я требую, чтобы ты ее выпустила! Эти двери должны быть открыты немедленно, чтобы она могла поскорее покинуть ваше общество — общество преступных негодяев.
Он был так спокоен и уверен в себе, что Леонар застыл в нерешительности, зато Клариссу, так и не разобравшуюся в сути этой ужасной сцены, его слова приободрили.
— Ты болтаешь просто так или придумал новую хитрость? — недоуменно спросила графиня Калиостро.
— Есть обстоятельства или, скорее, одно обстоятельство, которое заставит тебя поступить так, как я требую.
— В чем дело? — графиня явно встревожилась. — О чем ты просишь?
— Повторяю: я не прошу, а требую.
— Чего?
— Немедленно освободи Клариссу.
— Скромное желание, — рассмеялась она. — А что ты предлагаешь взамен?
— Разгадку.
Она вздрогнула:
— Ты ее нашел?
— Да.
Любовная драма, кажется, сменилась трагифарсом. Ревность и жажда мести в душе графини отступили, блеск тысячи алмазов затмил ей глаза. Боманьян тоже жадно прислушивался. Оставив Клариссу на попечение своего верного подручного, Жозефина подошла вплотную к Раулю:
— Значит, ты проник в смысл таинственных слов?
— Да. У меня и раньше были кое-какие соображения по этому поводу, а сейчас меня осенило.
Жозефина знала, что не тот человек Рауль, чтобы валять дурака в подобных обстоятельствах.