— Прочитайте! Прочитайте! — кричали с другого конца стола.
   Гости, сидевшие на самых почетных местах, встали. Отец Ботреле пошел за газетой и протянул ее сыну.
   — Читайте! Читайте! — все громче раздавалось со всех сторон.
   И в ответ им неслось:
   — Да слушайте же! Он будет читать… слушайте!
   Ботреле, стоя лицом к присутствующим, искал глазами в вечерней газете, что принес ему отец, заметку, вызвавшую столь бурную реакцию, и, отыскав вдруг заголовок, подчеркнутый синим карандашом, поднял руку, призывая к тишине. Он начал читать, и по мере того как читал, голос Ботреле все более и более изменялся от волнения. Эти поразительные строки сводили на нет все усилия, переворачивали всю гипотезу относительно «полой иглы» и выставляли напоказ тщетность борьбы против Арсена Люпена:
   «Открытое письмо господина Массибана из Академии художественной литературы.
   Господин директор,
   17 марта 1679 года, именно 1679 года, то есть во времена правления Людовика XIV, в Париже была опубликована маленькая книжечка с таким названием:
   «ТАЙНА ПОЛОЙ ИГЛЫ»
   Мною отпечатаны сто экземпляров для сведения Двора.
   В девять часов утра 17 марта автор, очень молодой, хорошо одетый человек, имя которого неизвестно, начал распространять свою книгу среди влиятельнейших придворных. В десять утра, когда он совершил уже четыре визита, к нему подошел капитан охраны с тем, чтобы препроводить к королю. Капитан ушел затем на поиски четырех розданных экземпляров. После того как все сто экземпляров были собраны, их пересчитали, перелистали и тщательно проверили. Король лично бросил все в огонь, сохранив один экземпляр для себя лично. Затем он приказал капитану охраны отвести автора книги к господину де Сен-Мару, каковой заточил его сначала в Пинероле, а затем в крепости на острове Святой Маргариты. Автор, вне всякого сомнения, является человеком в Железной Маске.
   И истина, или, по крайней мере, часть ее, никогда бы не всплыла на поверхность, если бы гвардейский капитан, присутствовавший при разговоре, улучив момент, когда король отвернулся, не поддался искушению вытащить из огня еще не объятый пламенем второй экземпляр. Полгода спустя капитана нашли мертвым на большой дороге из Гайона в Мант. Убийцы полностью обобрали его, не заметив, впрочем, в правом кармане драгоценного камня, найденного впоследствии, бриллианта чистейшей воды.
   В бумагах его оказался манускрипт. Там ничего не говорилось о книге, спасенной из огня, однако излагались первые ее главы. Речь шла об одном секрете, известном английским королям и утраченном ими в тот момент, когда корона бедного безумного Генриха VI перешла к одному из герцогов Йоркских. Жанна д'Арк поведала обо всем королю Франции Карлу VII, объявившему эти сведения государственной тайной, что впоследствии передавалась от властелина к властелину в письме, которое каждый раз снова в запечатанном виде оказывалось у одра усопшего с надписью: «Передать королю Франции». Секрет касался места, где хранились умножавшиеся от века к веку сокровища королевской семьи.
   Сто сорок лет спустя заключенный в Тампле Людовик XVI вызвал одного из офицеров, которым поручено было нести его охрану:
   — Месье, не было ли среди ваших предков гвардейского капитана, несшего службу при моем пращуре, Великом короле?
   — Был, сир.
   — В таком случае, можно ли быть уверенным в том, что вы…
   Он в сомнении умолк. Но тот сам закончил фразу:
   — В том, что я не совершу предательства? О, сир…
   — Так слушайте…
   Король извлек из кармана книжицу, раскрыв которую вырвал одну из последних страниц. Но вдруг, передумав, заметил:
   — Лучше все же переписать…
   И, взяв большой лист бумаги, оторвал от него прямоугольник, на который своей рукой нанес точки, линии и цифры, что были напечатаны на вырванной странице. Затем его величество бросил страницу в огонь, а свою записку запечатал красной печатью и передал офицеру.
   — Месье, в случае моей смерти вы передадите это королеве со словами: «От короля для вашего величества и его сына».
   — А если она не поймет?
   — Добавите: «Речь идет о тайне Иглы». Королева поймет сразу.
   И, сказав эти слова, опустил книгу на уголья, еще красневшие в очаге.
   21 января король взошел на эшафот.
   Целых два месяца потребовалось офицеру, чтобы добраться до королевы, которую перевели в Консьержери, и выполнить возложенную на него миссию. Но вот, наконец, в результате целой сети тайных интриг он оказался возле Марии-Антуанетты. И промолвил так тихо, что услышать его могла лишь она одна: «От покойного короля, мадам, для вашего величества и для его сына».
   С этими словами он протянул ей запечатанное письмо.
   Королева, убедившись, что никто из охраны не мог в тот момент ее видеть, сломала печати и, удивленная сначала при виде непонятных значков, все же затем, видимо, поняла их смысл, так как горько улыбнулась, и до слуха офицера донесся шепот:
   — Почему так поздно?
   Она не знала, как поступить. Где спрятать опасную бумагу? Наконец, решившись, раскрыла часослов и вложила лист в потайное отделение между кожаным переплетом и покрывавшей его пергаментной бумагой.
   «Почему так поздно?» — спросила королева. И это дает нам основание предположить, что документ, который мог бы принести ей спасение, действительно опоздал, поскольку в октябре и сама королева Мария-Антуанетта, в свою очередь, взошла на эшафот.
   Офицер же, перебирая домашние архивы, обнаружил манускрипт своего прадеда, капитана дворцовой охраны Людовика XIV, и с этого момента задался целью во что бы то ни стало разгадать таинственные письмена. Он проштудировал все книги на латыни, прочел хроники Франции и соседних стран, побывал в монастырях, залезая в бухгалтерские книги, просматривая картулярии, всевозможные трактаты, и наконец, сумел собрать об этой тайне несколько разрозненных цитат, относящихся к разным эпохам.
   Так, например, в «Комментариях» Цезаря о Галльской войне говорится, что после поражения Виридовикса Г. Титулием Сабином вождь кельтов, представший перед Цезарем, в виде выкупа раскрыл ему тайну Иглы…
   На страницах договора в Сен-Клере на Эпте между северным вождем варваров Роллом и Карлом Простоватым перечисляются все титулы Ролла, в том числе и Владыка секрета Иглы.
   В саксонской хронике (издательство Гибсона. С. 134) при описании Вильгельма Смелого (Вильгельма Завоевателя) рассказывается, что на заканчивающемся острием древке его знамени был выбит желоб, похожий на иглу…
   Во время допроса Жанны д'Арк прозвучала одна непонятная фраза: она сказала, что должна сообщить королю нечто секретное, на что судьи ответили: «Да, нам известно, о чем идет речь, и именно поэтому, Жанна, вы погибнете».
   — Клянусь Иглой! — частенько говаривал добряк Генрих IV.
   Как-то в 1520 году Франциск I, выступая с речью перед именитыми гражданами Гавра, произнес фразу, что позднее записал в своем дневнике один житель Онфлера:
   «Короли Франции владеют секретами, могущими изменять ход событий и влиять на судьбу городов».
   Все эти цитаты, господин директор, а также рассказ о Железной Маске, капитане дворцовой охраны и его правнуке содержатся в брошюре, написанной этим самым правнуком и опубликованной в июне 1815 года, то есть накануне или же непосредственно после битвы при Ватерлоо, иными словами, в эпоху больших перемен. Тогда она, естественно, осталась незамеченной.
   Чего стоит эта книга? Да ничего, ответите вы, все это не вызовет ни у кого никакого доверия. Так же и я думал сначала, но каково было мое удивление, когда, раскрыв «Комментарии» Цезаря на нужной главе, я действительно обнаружил там фразу, приведенную в брошюре! То же самое произошло и с договором в Сен-Клере на Эпте, и с саксонской хроникой, и с допросом Жанны д'Арк, иначе говоря, все, что мне до сих пор удалось проверить, подтверждает написанное в этой книге. И наконец, в брошюре 1815 года рассказывается еще об одном достоверном случае. Во время французской кампании автор, будучи уже наполеоновским офицером, как-то вечером, когда пала его лошадь, постучался в какой-то замок и был принят там старым кавалером де Сен-Луи. Беседуя со стариком, он неожиданно узнает, что этот самый замок, расположенный на берегу Крёзы, звался замком Иглы, а назвал его так король Людовик XIV. Именно по его велению и был построен замок с башнями на крыше и шпилем, напоминавшим иглу. И произошло это в 1680 году.
   В 1680 году! Ровно через год после выхода книги и заточения в крепость Железной Маски! И объяснение тому было следующим: Людовик XIV, опасаясь, что тайна станет известна многим, специально построил замок с таким названием с тем, чтобы раз и навсегда удовлетворить любопытство толпы. Хотите узнать, что такое «Полая игла»? Да это королевский замок на берегу Крёзы с остроконечными башнями! Таким образом становился якобы известным ключ к разгадке, и всякие поиски прекращались.
   Расчет оказался верным, так как спустя двести лет господин Ботреле также угодил в расставленную ловушку. Именно на это я и хотел указать вам, господин директор, садясь за свое письмо. А Люпен, сняв на имя барона Анфреди у господина Вальмера замок Иглы на берегу Крёзы и именно там разместив обоих пленников, знал заранее, что поиски господина Ботреле неминуемо приведут его туда, и, чтобы обеспечить себе спокойное существование, которого он так добивался, приготовил для господина Ботреле, если можно так выразиться, историческую ловушку Людовика XIV.
   Отсюда проистекает бесспорный вывод о том, что именно Люпену с его обширными познаниями, не имея других источников, чем те, которыми располагаем мы, удалось лишь одной силой своего выдающегося гения расшифровать не поддающийся разгадке документ, и, следовательно, не кто иной, как Люпен, являясь, таким образом, последним наследником французских королей, владеет высшей тайной «Полой иглы».
   На этом заканчивалась статья. Но вот уже несколько минут, с того самого места, где говорилось о замке Иглы, чтение продолжал один из приглашенных. Ботреле же, ощутив свое поражение, униженный и раздавленный горечью неудачи, оставил газету и рухнул на свое место, прикрыв руками лицо.
   А гости, в волнении затаив дыхание, по мере чтения подходили все ближе и ближе, и теперь все сгрудились вокруг него. Толпа замерла в тревожном ожидании его возражений, ответных слов.
   Но он оставался недвижим.
   Мягким движением Вальмера отвел руки молодого человека от лица и поднял его голову.
   Изидор Ботреле плакал.

VII. Трактат об игле

   Четыре утра. Изидор не вернулся в лицей. Он возвратится туда лишь тогда, когда окончится беспощадная война, объявленная им Люпену. Он сам поклялся себе в этом, пока друзья отвозили его, помертвевшего, в полуобморочном состоянии, домой. Безумная клятва! Абсурдная безрассудная война! Что мог сделать один безоружный подросток против наимощнейшей в мире армии, звавшейся Арсен Люпен? Куда наносить удары? Он неуязвим. Как ранить его? Он непробиваем. Как вызвать его на бой? Он недоступен.
   Четыре утра… Изидор снова в доме друга-лицеиста. Он стоит у камина, локти на мраморной полке, а сжатые кулаки упираются в подбородок. И смотрит на свое отражение в зеркале на стене.
   Он уже не плачет, не хочет больше рыдать, метаться по кровати и предаваться отчаянию, как два часа назад. Теперь ему нужно думать, размышлять и находить ответ.
   Глаза Ботреле погрузились во взгляд его двойника в зеркале, как если бы он хотел удвоить силу мысли, созерцая задумчивое лицо, найти в нем решение той самой неразрешимой задачи. Решения, которого пока не находил в себе. Так стоял он до шести утра. И задача, освобождаясь понемногу от ненужной накипи туманящих и усложняющих ее деталей, представала перед ним во всей своей наготе, с четкостью математического уравнения.
   Да, он ошибся. Да, он дал ложную расшифровку документа. Слово «игла» совсем не обозначает замок у берегов Крёзы. И тем более слово «девичья» никак не может относиться к Раймонде де Сен-Веран и ее кузине, поскольку документ составлен много веков назад.
   Значит, все надо начинать сначала. Но как?
   Лишь в одном источнике содержится достоверная информация: в книге, вышедшей во времена Людовика XIV. Однако из ста экземпляров, отпечатанных человеком в Железной Маске, лишь два избежали огня. Один из них забрал себе гвардейский капитан. Он потерян. Второй сохранил Людовик XIV, передав его затем Людовику XV. И наконец, Людовик XVI сжег книгу. Однако осталась копия главной страницы, копия, сделанная тайнописью. Ее передали Марии-Антуанетте, а та вложила листок под переплет часослова.
   Что стало с документом потом? Не его ли держал в руках Ботреле? Не его ли затем отнял у него Люпен руками секретаря Бреду? Или же подлинный документ и по сей день хранится в часослове Марии-Антуанетты?
   И здесь возникает следующий вопрос: что стало с часословом Марии-Антуанетты?
   Отдохнув немного, Ботреле принялся расспрашивать отца своего друга, известного коллекционера, которого часто приглашали в качестве официального эксперта, — совсем недавно директор одного из музеев консультировался с ним при составлении каталога.
   — Часослов Марии-Антуанетты? — воскликнул тот. — Но ведь королева завещала его своей горничной, тайно приказав ей передать его графу де Ферзену. С тех пор семья графа свято хранила его, и теперь вот уже пять лет как он выставлен в музейной витрине.
   — В витрине?
   — Да, в музее «Карнавале».
   — А музей открыт?
   — Откроется через двадцать минут.
   В ту самую минуту, как открылись двери старинного особняка мадам де Севинье, Изидор с другом соскочили с подножки экипажа.
   — Смотрите, господин Ботреле!
   Его приветствовал целый хор голосов. К своему великому удивлению, Изидор узнал десяток репортеров, шаг за шагом следивших за «Делом „Полой иглы“. Один из них пояснил.
   — Любопытно, не правда ли? Все мы пришли к одной и той же мысли. Будьте осторожны, возможно, среди нас снова скрывается Арсен Люпен!
   Все вместе они направились в музей. Директор, предупрежденный об их приходе, сразу предложил себя в сопровождающие и провел всю группу к витрине, где был выставлен простой, без всяких украшений томик, в котором, казалось, не было ничего королевского. И все-таки волнением забились их сердца при виде книги, что в те трагические дни держала в руках сама королева. Ее покрасневшие от слез глаза смотрели на эти страницы… Никто не осмеливался дотронуться до книги, и тем более казалось им святотатством искать что-то в ней.
   — Прошу, господин Ботреле, эта обязанность лежит на вас.
   С чувством некоторого беспокойства Изидор взял книгу в руки. Она была точно такой, как описывал автор брошюры. Сверху пергаментная обложка, почерневшая от времени, местами надорванная и грязная, а под ней — переплет из твердой кожи.
   С дрожью в сердце принялся Ботреле искать потайное отделение. А не миф ли все это? Или же он действительно найдет документ, начертанный рукою Людовика XVI и завещанный королевой своему верному другу?
   На первой странице в начале книги никакого потайного отделения не оказалось.
   — Ничего, — прошептал он.
   — Ничего, — слабым эхом откликнулись присутствующие.
   Но со стороны последней страницы, чуть шире раскрыв книгу, он обнаружил, что пергамент отходит от переплета. Просунув в отверстие пальцы, он нащупал что-то… какую-то бумагу…
   — О! — торжествующе воскликнул Ботреле. — Вот! Возможно ли это?
   — Скорее, скорее! — торопили его. — Чего вы ждете?
   Он вытащил сложенный вдвое листок.
   — Читайте же!.. Там что-то написано красным… а может быть, это кровь? Да читайте вы!
   Он прочитал:
   «Вам, Ферзен. Для моего сына. 16 октября 1793 года. Мария-Антуанетта».
   И вдруг Ботреле вскрикнул от удивления. Прямо под подписью королевы… стояло… Черными чернилами с росчерком были написаны два слова: «Арсен Люпен».
   Листок переходил из рук в руки, и каждый раз, когда кто-то из присутствующих бросал на него взгляд, раздавалось удивленное:
   — Мария-Антуанетта… Арсен Люпен!
   Наступившее молчание словно сплотило их. Эта двойная подпись, два имени, стоящие рядом, запрятанные в глубину часослова, реликвии, где более века назад затерялся отчаянный призыв бедной королевы, и эта страшная дата, 16 октября 1793 года, день, когда упала королевская голова, наполнили всех ощущением какой-то таинственной и ужасной трагедии.
   — Арсен Люпен, — пробормотал кто-то, вдруг осознав, какое дьявольское имя оказалось начертанным на священном листке.
   — Да, Арсен Люпен, — вторил ему Ботреле. — Друг королевы не смог понять отчаянного призыва умирающей. Он прожил жизнь с бережно хранимым воспоминанием о той, которую любил, но так и не узнал, отчего ему преподнесли этот дар. И лишь Люпен догадался обо всем… и взял.
   — Взял что?
   — Да документ, конечно! Документ, написанный Людовиком XVI, именно его я и держал в руках. Та же бумага, такие же красные печати. Теперь понимаю, почему Люпен не захотел, чтобы он оставался у меня, ведь я мог тоже догадаться по печатям и по всему прочему.
   — И что же теперь?
   — Теперь, поскольку документ, текст которого мне известен, оказался подлинным, а я сам видел следы красных печатей, и, как мы убедились, Мария-Антуанетта своей собственной рукой в этом письме подтверждает истинность написанного в брошюре, о которой мы узнали от господина Массибана, теперь, когда налицо историческая тайна «Полой иглы», я больше не сомневаюсь в победе.
   — Как так? Ведь если даже документ и подлинный, не расшифровав его, вы ничего не добьетесь, поскольку Людовик XVI сжег книгу, в которой даны все объяснения.
   — Это верно, однако сохранился второй экземпляр, тот, который спас из огня капитан дворцовой охраны короля Людовика XIV.
   — Почему вы так думаете?
   — А вы докажите обратное.
   Ботреле умолк и, закрыв глаза, будто стараясь как можно яснее выразить свою мысль, начал рассуждать:
   — Посвященный в тайну, капитан гвардейцев начинает излагать крупицы ее в дневнике, найденном его правнуком. Больше он ничего не написал, не открыл ключ к разгадке. Почему же? А потому, что искушение посягнуть на сокровище мало-помалу проникало в его душу, и он поддался. Доказательство? Его убийство. Еще одно доказательство? Найденный на нем драгоценнейший бриллиант, который он конечно же забрал из не известного никому тайника, что и составляет секрет «Полой иглы». Люпен мне намекнул об этом, он не лгал.
   — И что же отсюда следует, Ботреле?
   — Следовательно, нужно предать всю эту историю возможно более широкой огласке, напечатать во всех газетах, что мы ищем книгу, озаглавленную «Трактат об Игле». Не исключено, что нам удастся отыскать ее в какой-нибудь из провинциальных библиотек.
   Тут же составили заметку, и Ботреле немедля, не дожидаясь результатов, взялся за дело.
   Начало пути было указано точно: убийство произошло в окрестностях Гайона. В тот же день Ботреле отправился туда. Он не рассчитывал, впрочем, восстановить картину преступления, совершенного двести лет тому назад. Но тем не менее полагал, что в воспоминаниях старожилов, в традициях этого края вполне может оказаться нечто, наводящее на след.
   Что-то можно отыскать и в местных хрониках. Какой-нибудь провинциальный эрудит, любитель старинных легенд, собиратель занимательных историй прошлого, вдруг возьмет и опубликует нужные сведения в газете или же пошлет заметку в академию главного города департамента.
   Он повидал трех-четырех таких эрудитов. С одним из них, стариком нотариусом, даже вместе проштудировал тюремные книги, а также документы различных приходов и окружного суда того времени. Но ни в одном из них не говорилось об убийстве в XVII веке гвардейского капитана.
   Но Ботреле это не смутило. Он продолжал поиски в Париже, где, возможно, велось следствие по тому делу. Однако все безрезультатно.
   Тогда у него появилась идея, направившая все усилия в новое русло. Не легче ли будет узнать имя гвардейского капитана, ведь известно, что его внук эмигрировал, правнук служил в армии при Республике, был направлен в Тампль, когда там содержалась королевская семья, затем служил Наполеону и участвовал во французской кампании.
   В результате терпеливых поисков удалось составить список имен, два из которых почти полностью совпадали: господин де Ларбери, служивший в гвардии во времена Людовика XIV, и гражданин Ларбери, живший в эпоху Террора.
   Это уже было кое-что. И он опубликовал в газетах маленькую заметку, в которой просил всех, кому что-либо известно об этом Ларбери или о его потомках, сообщить ему эти сведения.
   В ответ пришло письмо от господина Массибана, именно того Массибана, который писал о брошюре, члена Академии:
   «Месье.
   Обращаю Ваше внимание на отрывок из сочинения Вольтера «Век Людовика XIV», глава XXV «Особенности и анекдоты времен правления». Отрывок этот присутствует лишь в рукописи, в последующие издания он не вошел.
   «Я слышал, как покойному интенданту финансов и другу министра Шамийяра господину де Комартэну рассказывали о том, как однажды король спешно выехал в карете, узнав, что господина де Ларбери убили, отобрав драгоценные украшения. Король был в страшном волнении и повторял: „Все потеряно… Все потеряно…“ На следующий год сына этого Ларбери и его дочь, вышедшую замуж за маркиза де Велина, выслали в их владения в Провансе и Бретани. Нет сомнения, что за этим кроется нечто таинственное».
   Тем меньше остается сомнений, добавлю от себя лично, поскольку Шамийяр, как утверждает Вольтер, был последним министром, посвященным в тайну Железной Маски.
   Вы поймете, месье, какую информацию дает нам этот отрывок. Между двумя событиями устанавливается непосредственная связь. Не берусь судить о поведении, страхах и подозрениях Людовика XIV в этих обстоятельствах, однако же позволительно предположить, зная, что у господина де Ларбери остались сын, являвшийся, по всей вероятности, дедом офицера Ларбери, и дочь, что часть бумаг де Ларбери перешла именно к дочери. Возможно, в этих-то бумагах и хранится тот самый экземпляр, что капитан дворцовой охраны некогда спас из огня.
   Я просмотрел справочник замков. В окрестностях Ренна проживает ныне некий барон де Велин. Может быть, он потомок маркиза? Вчера на всякий случай я отправил барону письмо, осведомляясь, не является ли он обладателем небольшой книжки, в названии которой фигурировало бы слово «игла»? Ожидаю от него ответа.
   Буду счастлив лично побеседовать с Вами обо всех этих вещах. И если Вас это не очень затруднит, жду Вас у себя. Примите, и проч.
   P.S. Я, естественно, не сообщал в газеты о том, что узнал. Теперь, когда цель близка, необходимо соблюдать осторожность».
   Ботреле тоже считал так, более того, когда в то утро его начали осаждать двое журналистов, он сообщил им совершенно ложные сведения о своих планах и выводах, к которым пришел.
   После обеда молодой человек поспешил к Массибану на набережную Вольтера, 17. Однако, к своему большому удивлению, узнал, что тот срочно уехал, оставив на всякий случай для него записку. В ней значилось:
   «Полученная мною телеграмма вселяет кое-какие надежды. Выезжаю немедленно. На ночлег остановлюсь в Ренне. Если желаете, можете сесть на вечерний поезд и, не сходя в Ренне, доехать до станции Велин. Встретимся в замке, в четырех километрах от станции».
   Ботреле сразу загорелся. Он был особенно рад, что приедет в замок одновременно с Массибаном, ибо опасался, что тот по неопытности может совершить какой-нибудь промах. Итак, он вернулся в дом друга, где и провел оставшееся до вечера время, и вскоре уже садился в экспресс, следовавший в Бретань. Прибыв в шесть часов утра на станцию Велин, он решил проделать пешком все четыре километра дороги, идущей густым лесом. И вот вдали на холме показалось длинное строение. Архитектура его удивляла смешением стилей Ренессанса и эпохи Луи-Филиппа, и все же замок с четырьмя башнями и увитым плющом подъемным мостом выглядел весьма импозантно.
   По мере того как он подходил ближе, сердце Изидора тревожно забилось. Неужели наконец он достигнет цели? Найдет ли в этом замке ключ к разгадке?
   Его одолевали всевозможные страхи. Не верилось, что успех близок, казалось, что в который уж раз он станет жертвой дьявольского плана, задуманного Люпеном. А может быть, Массибан — лишь марионетка в руках врага?
   «Полноте, все это уже становится смешным, — иронизировал он сам над собой. — Нельзя же всерьез предполагать, что Люпен — такой гениальный провидец, нечто вроде всемогущего Господа Бога, бороться с которым бесполезно. Да ничего подобного! Люпен тоже может ошибаться, может, в свою очередь, становиться жертвой обстоятельств. Люпен делает промахи, в конце концов! И именно благодаря одному из его промахов, благодаря тому, что он потерял документ, я начинаю одерживать победу. От этого все и идет. А его отчаянные усилия имеют одну цель: исправить допущенную ошибку!» — И, решив так, Ботреле, вновь окрыленный надеждой, взбодрившись, позвонил в дверь.
   — Что вам угодно? — осведомился лакей, появляясь на пороге.
   — Спросите, может ли меня принять барон де Велин? — протягивая визитную карточку, сказал Ботреле.
   — Господин барон еще не одет, но если месье соблаговолит подождать…
   — Спрашивал ли его еще кто-нибудь сегодня, например, такой пожилой, сутулый господин с седой бородой? — поинтересовался молодой человек, знавший Массибана по фотографиям в газетах.