Женщина была сбита с толку. Она, конечно, не предвидела подобного признания и, вероятно, должна была понять, что перед ней соперник, бросающий ей вызов…
   — Значит, мадам, у вас их пара? Как жаль, что оба аграфа не остались у вас!
   — В самом деле досадно, — пробормотала она, бросая сигарету в пепельницу и поспешно уходя.
   Но назавтра они встретились в ресторане. На ней было платье, обнажавшее руки и плечи, и выглядела она более приветливо.
   — Я, должно быть, кажусь вам несколько странной, не правда ли? — тихо спросила красавица.
   — Вовсе нет, — возразил он, улыбаясь. — Говорят, что вы русская и к тому же княжна. А русская княжна в наше время весьма редкое явление. Для такого экзотического существа, как вы, любая странность простительна.
   — Жизнь сложилась так тяжело для меня и моей семьи! Сначала мы были очень счастливы. Я любила всех и была любима всеми! Маленькая девочка, доверчивая, беззащитная, непосредственная, интересующаяся всем и ничего не боявшаяся, всегда готовая смеяться и петь… Несчастье пришло позже, когда мне исполнилось пятнадцать лет и я была уже невестой. Погиб отец, погибла мама, замучили моих братьев и моего жениха. А я… — Она провела рукой по лбу. — Я не могу об этом вспоминать… Но не могу и забыть… Внешне я спокойна, а в душе… Иногда задаю себе вопрос: как я могла все это вынести? Да, я познала вкус печали…
   — Должно быть, в результате пережитых в прошлом ужасов у вас возникла потребность иметь друзей среди сильных мужчин? И если бы на вашем пути встретился подобный господин… не слишком добрый католик, который слегка отклоняется от правил… то он, естественно, возбудил бы ваше любопытство.
   — Естественно?
   — Бог мой, конечно! Вы пережили столько опасностей, что это приучило вас жить в драматической обстановке, не ссориться и быть любезной даже с тем, кто может вам в любой момент навредить.
   Она, склонившись в его сторону, жадно слушала. Он пошутил:
   — Но главное, мадам, не будьте слишком снисходительны к подобным субъектам и не считайте их лучшими представителями рода человеческого. Просто у них немного больше смелости, чем у прочих, и крепче нервы. Вопрос привычки и контроля над собой. Таким образом, в тот момент…
   Он нахмурился и очень тихо проговорил:
   — Отодвиньтесь от меня, так будет лучше.
   — Почему? — спросила она, невольно выполняя его совет.
   — Вы видите того крупного господина в смокинге, который прогуливается внизу?
   — Кто же это?
   — Полицейский.
   Ее невольно передернуло.
   — Комиссар Молеон. Он ведет следствие о хищении шкатулки.
   Инспектор заметил на ее лице следы волнения.
   — Пойдемте, — пробормотала она.
   — К чему уходить? Если бы вы знали, как эти люди ограничены! Молеон! Это форменный идиот. Есть, пожалуй, еще один, похлеще…
   — Кто же это?
   — Его помощник… Некий Виктор из светской бригады.
   — Виктор из светской бригады? Я что-то читала о нем.
   — Да, это он вместе с Молеоном занимается делом о бонах, драмой в Бикоке… И этой несчастной Элиз Массон, которую убили.
   — Как он выглядит, этот Виктор?
   — Поменьше меня, затянут в пиджак, как цирковой жокей. Раздевающий взгляд… Смотрите, Молеон удостоил нас своим вниманием.
   Молеон в самом деле остановил свой взгляд на княжне, потом перевел его на Виктора.
   Затем он удалился.
   Княжна вздохнула. Она, казалось, была на грани обморока.
   — Ну вот, — сказал Виктор, — он воображает, что исполнил свой долг и что никто не ускользнул от его орлиного взгляда. Но, вероятно, сегодня он ищет не похитителей шкатулки.
   — А кого же?
   — Людей из Бикока и с улицы Вожирар. Он думает только об этом. Вся полиция поднята на ноги. Это навязчивая идея у них.
   Она выпила рюмку ликера и закурила сигарету. Ее бледное лицо снова приняло уверенное выражение. Но, как догадывался Виктор, на самом деле ее чувства были в смятении.
   Когда княжна, кивнув на прощанье Виктору, встала, ему показалось, что она с кем-то обменялась взглядом. Двое господ сидели вдали. Один, постарше с красным грубым лицом, должно быть, англичанин; Виктор заметил его еще в холле. Другого он никогда прежде не видел. Элегантный, с несколько необычным приятным лицом, он весело рассказывал что-то своему собеседнику. Таким, по представлению Виктора, вполне мог быть Люпен.
   Княжна снова украдкой взглянула в их сторону и удалилась.
   Минут через пять мужчины тоже встали. В вестибюле тот, что помоложе, закурил сигарету, взял шляпу и пальто и вышел из отеля.
   Другой направился к лифту.
   Как только лифт пришел опять, Виктор, войдя в него, спросил у боя:
   — Как зовут господина, который только что поднялся? У него английская фамилия, не правда ли?
   — Господин из номера 337?
   — Да.
   — Мистер Бемиш.
   — Он давно здесь живет?
   — Недели две, пожалуй.
   Итак, этот субъект живет в отеле примерно столько же времени, сколько и княжна, и на том же этаже. Не прошел ли он сейчас к ней?
   Виктор поспешил к ее апартаментам. Дверь была полуоткрыта, и он прислушался.
   Тишина.
   В плохом настроении он вернулся к себе.

3

   На следующий день Виктор вызвал Лармона.
   — Ты поддерживаешь отношения с Молеоном?
   — Да.
   — Он знает, что я здесь?
   — Нет.
   — А он был тут по делу о шкатулке?
   — Да. Кражу совершил человек из богачей. Убеждены, что у него есть сообщник. Молеон сейчас очень занят, но не этим. Кажется, речь идет о баре, где собирается банда Арсена Люпена и где обсуждается пресловутое дело о краже девяти миллионов.
   — А адрес бара?
   — Он будет у Молеона с минуты на минуту.
   Виктор поведал Лармона о своей беседе с Александрой Базилевой и об англичанине Бемише.
   — Он уходит каждое утро и возвращается только к вечеру. Ты проследи за ним. Загляни-ка в его комнату.
   — Невозможно! Нужен ордер префектуры…
   — К чему эти церемонии? Если люди из префектуры вмешаются, все будет кончено. Люпен — это не барон д'Отрей и не господин Жером, и один только я должен им заниматься.
   — Ну?
   — Сегодня у нас воскресенье, поэтому персонал отеля ограничен. Если принять несколько предосторожностей, тебя не заметят. Ну, а коли настигнут, покажешь им свою карточку. Остается один вопрос: ключ.
   Лармона, улыбаясь, достал из кармана связку ключей.
   — Этим я обеспечен… Хороший полицейский должен знать и уметь столько же, сколько и грабитель, и даже больше. Комната 337, не так ли?
   — Да. Только очень осторожно. Главное, чтобы у англичанина не зародилось хотя бы малейшего подозрения.
   В щелку двери Виктор видел, как Лармона прошел по пустому коридору, остановился, поколдовал с замком и проскользнул в номер.
   Через полчаса он вернулся.
   — Ну? — с интересом спросил Виктор.
   Тот подмигнул.
   — У тебя поразительный нюх…
   — Что ты нашел?
   — Среди стопки сорочек шейный платок из оранжевого с зеленым шелка.
   — Платок Элиз Массон!..
   — И поскольку англичанин, — продолжал Лармона, — связан с княжной, значит, она была на улице Вожирар либо одна, либо с этим Бемишем…
   Доказательство было налицо. Можно ли было все это истолковать иначе? Можно ли было еще сомневаться?
 
 
   Незадолго перед обедом Виктор спустился на улицу и купил «Вечерний листок». На второй странице он прочитал:
   «Только что стало известно, что комиссар Молеон и три его инспектора окружили сегодня бар на улице Марбеф, где, согласно имеющимся данным, несколько преступников, преимущественно иностранцев, имели обыкновение встречаться. Они были застигнуты врасплох, но двоим удалось скрыться. При этом один из них был серьезно ранен. Есть некоторые основания полагать, что в числе этих двоих был Арсен Люпен. Однако, к сожалению, антропометрической карточкой на Арсена Люпена служба опознания не располагает».
   Виктор оделся и направился в ресторан. На столе Александры Базилевой лежал сложенный «Вечерний листок».
   Она пришла позже обычного. Казалось, она ничего не знала и ни о чем не беспокоилась.
   Она развернула газету только за едой, пробежала глазами первую страницу, потом развернула вторую. Сразу же голова ее склонилась над газетой, и она углубилась в чтение. Виктору показалось, что она сейчас лишится чувств. Но это длилось только мгновенье. Она взяла себя в руки и небрежно отбросила газету.
   В холле княжна не подошла к нему.
   Бемиш находился тут же. Не был ли он один из двух, ускользнувших от Молеона?
   На всякий случай Виктор поднялся первый и, войдя в свой номер, стал на страже.
   Появилась русская. Она ожидала перед своей комнатой нетерпеливо и нервно.
   Англичанин не заставил себя ждать. Выйдя из лифта, он осмотрел коридор и живо побежал к ней.
   Они обменялись несколькими словами, и русская расхохоталась. Англичанин ушел.
   — Так, — пробормотал Виктор, — в самом деле можно подумать, что она любовница этого проклятого Люпена, что его не захватили при облаве и что англичанин пришел ее успокоить. Отсюда и взрыв веселья.
   Последнее заявление полиции подтвердило эту гипотезу. Среди задержанных Арсена Люпена не оказалось.
   Задержанные были русскими. Они признались в соучастии в нескольких кражах, совершенных за границей, но уверяли, что не знают руководителя банды, который их использовал. Из сбежавших компаньонов один был англичанин. Другого они видели в первый раз, и на сборище он не раскрывал рта. Ранен, вероятно, он. Его приметы совпадали с приметами человека, которого Виктор видел в отеле с Бемишем.
   Трое русских не могли сказать ничего больше.
   Однако был установлен любопытный факт: один из русских был любовником Элиз Массон и получал от нее деньги.
   Нашли письмо Элиз, написанное накануне ее смерти.
   «Старый д'Отрей задумал крупное дело. Если оно удастся, он на следующий же день повезет меня в Брюссель. Там мы с тобой встретимся, не так ли, дорогой? И при первом же случае мы оба скроемся с крупной суммой. Но нужна ли тебе моя любовь?!»
   Виктор задумался.

Глава 6
Боны

1

   Случай на улице Марбеф взволновал Виктора. Пусть занимаются преступлениями на улице Вожирар и в Бикоке, на это ему наплевать, они интересовали его лишь в той мере, в какой были связаны с Арсеном Люпеном, но самого Арсена Люпена пусть не касаются! Он был частью добычи, которую инспектор Виктор оставлял за собой, сохраняя монопольное право на операцию против тех, кто был непосредственно связан с Арсеном Люпеном, — следовательно, прежде всего, против англичанина Бемиша и Александры Базилевой.
   Эти соображения побудили Виктора к поездке на набережную Орфевр, чтобы посмотреть, что там происходит, и попытаться раскрыть игру Молеона. Полагая, что ни Александра, ни связанный с ней Бемиш не решатся выходить из своих комнат в такой опасный для них период, он отправился пешком до гаража, где стоял его автомобиль. Там он вытащил из багажника необходимую одежду, облачился в свой тесный пиджак и стал опять инспектором Виктором из светской бригады.
   Его ожидал сердечный прием комиссара Молеона, который с покровительственной улыбкой воскликнул:
   — А, Виктор! Что вы нам принесли? Ничего особенного? Нет-нет, я вас ни о чем не расспрашиваю. У каждого свое. Я действую открыто и не нахожу, что это вредит. Что вы скажете о моем налете на бар на улице Марбеф? Три бандита схвачены, и главарь не замедлит к ним присоединиться, клянусь Богом! Он на сей раз ускользнул, зато мы не упустили нити, связывающей его с делом Элиз Массон, которая из могилы обвиняет барона д'Отрея… Шеф в восторге!
   — А судебный следователь?
   — Господин Валиду? Он собирается с мыслями. Пойдем к нему. Он ознакомил д'Отрея со страшным письмом Элиз Массон. Вы знаете его содержание… Ну, вот, это моя скромная лепта в это дело. Пойдемте, Виктор!
   Они направились в кабинет судебного следователя и застали там д'Отрея и муниципального советника Жерома. Виктор удивился, увидев д'Отрея, — настолько постарело и осунулось его лицо.
   Атака следователя Валиду была беспощадной. Он прочел барону выдержку из письма Элиз Массон и сразу же заявил:
   — Вы хорошо понимаете, что это означает? Подведем итог, если хотите. Вечером в понедельник вы случайно узнали, что боны в руках господина Ласко. В среду вечером, накануне убийства, Элиз Массон, от которой у вас не было секретов и которая одновременно была вашей любовницей и любовницей русского, написала другу своего сердца: «Старый д'Отрей задумал крупное дело. Если оно удастся, он на следующий же день повезет меня в Брюссель» и так далее. В четверг ночью преступление совершается, и боны похищены. А в пятницу вас замечают с вашей приятельницей у Северного вокзала с чемоданами, которые затем находят в ее квартире. История ясная, доказательства безупречные. Признавайтесь же д'Отрей… К чему отрицать очевидное?
   В тот момент можно было подумать, что барон готов признать свое поражение в борьбе со следователем. Лицо его исказилось. Он лепетал слова, которые можно было считать началом признания. Он потребовал письмо и сказал:
   — Покажите… Я отказываюсь верить… Я хочу прочитать сам…
   Он прочел и застонал:
   — Негодяйка! Любовник! У той, которую я вытащил из грязи! И она с ним убежала бы…
   Он видел только это, только измену, проект ее бегства с другим. Об остальном — о краже и других преступлениях — он не думал и был к этому, казалось, безразличен.
   — Вы признаетесь, д'Отрей, что это вы убили господина Ласко?
   Тот не ответил, раздавленный обломками болезненной страсти, которую питал к этой девице.
   Господин Валиду повернулся к Гюставу Жерому.
   — Учитывая, что вы участвовали, пока не знаю, в какой мере…
   Но господин Жером, который вовсе не казался ущемленным своим положением арестанта и сохранял цветущий вид, заупрямился.
   — Я не соучаствовал ни в чем! В полночь я спал у себя дома.
   — Тем не менее, передо мной новое показание вашего садовника Альфреда. Он не только утверждает, что вы вернулись к трем часам утра, но и объясняет, что в день ареста вы пообещали ему пять тысяч франков, если он согласится сказать, что вы вернулись до полуночи.
   Господин Жером расхохотался.
   — Да, это правда. Но, Боже мой, я обалдел от всех этих глупостей, которыми мне досаждали, и хотел разрубить все одним ударом.
   — Вы признаете, что была попытка подкупа?
   Жером встал перед господином Валиду.
   — Тогда что ж, на меня навесят ярлык убийцы, как на достопочтенного д'Отрея? И как он, я скисну под тяжестью улик?
   Он состроил унылое лицо, а затем осклабился.
   Виктор вмешался.
   — Господин судебный следователь, разрешите мне задать вопрос?
   — Спрашивайте.
   — Я хотел бы знать, принимая во внимание только что произнесенную фразу, считает ли господин Жером виновным барона д'Отрея в совершении убийства господина Ласко?
   Тот ответил просто:
   — Меня это не касается. Пусть в этом разбирается правосудие.
   — Я настаиваю, — продолжал Виктор. — Если вы отказываетесь отвечать, это ваше дело, но возможно, у вас есть причины так поступать…
   Жером упрямо повторял:
   — Пусть в этом разбирается правосудие!
 
 
   Вечером Максим д'Отрей пытался разбить себе голову о стену в камере. Ему вынуждены были надеть смирительную рубашку. Он без конца стонал, повторяя:
   — Негодяйка!.. Несчастная!.. Презренная… И ради нее я!.. Грязь…

2

   — Что касается барона, то он дошел уже до определенного состояния, — заявил Молеон Виктору. — Он скоро признается. Письмо Элиз Массон доконало его.
   — Без сомнения, — проговорил Виктор, — а через задержанных русских вы выйдете на Арсена Люпена.
   Он небрежно обронил эти слова. И поскольку его собеседник отмолчался, добавил:
   — Ничего нового с этой стороны?
   Но Молеон, еще недавно хваставшийся, что «работает в открытую», предпочел не открывать рта относительно своих планов и своих удач.
   «Подлец! — подумал Виктор. — Не доверяет».
   Они остерегались друг друга, обеспокоенные и ревнивые, как двое людей, судьба которых поставлена на одну карту…
   Затем Виктор провел беседу с супругами обоих подозреваемых.
   К своему удивлению, он нашел Габриель д'Отрей более спокойной, чем он ожидал. Возможно, вера в Бога поддерживала эту женщину?
   — Он не виноват, господин инспектор, — говорила она о своем муже. — Его завлекла эта хитрая женщина. Но он… Он меня горячо любил. Да… Да…
   Генриетта Жером разразилась пламенной речью.
   — Гюстав? Да это сама добродетель! Сама искренность! Это исключительная натура, господин инспектор! И потом я хорошо знаю, что он не отходил от меня ночью. Да, очевидно, из ревности я наговорила на него то, чего не было…
   Которая из двух лгала? А может быть, каждая?
   Виктор решил отправиться на улицу Вожирар. У двери дома, где жила Элиз Массон, стояли два агента. Как только ему открыли, Виктор увидел Молеона, рывшегося в ящиках.
   — А, это вы, — проворчал комиссар, — у вас также возникла мысль, что здесь можно что-либо найти? Да, кстати… Один из инспекторов утверждает, что в день убийства, когда мы пришли сюда вдвоем, тут была дюжина любительских фото. И он говорил, что вы их разглядывали.
   — Ошибка, — небрежно обронил Виктор.
   — Это другое дело. Потом вот еще… Элиз Массон носила на шее шелковый платок, оранжевый с зеленым… Вы его случайно не видели? Вероятно, им воспользовались для совершения убийства…
   Комиссар пристально посмотрел на Виктора, а тот ответил все с той же беззаботной легкостью:
   — Не видел.
   — А был на ней этот платок, когда вы видели Элиз с бароном?
   — Не припомню. А что говорит барон?
   — Ничего. — И комиссар ворчливо добавил: — Странно!
   После минутного молчания следующий вопрос:
   — Вы не разыскивали какую-нибудь подругу Элиз?
   — Подругу?
   — Да. Мне говорили об Арманде Дютрен. Вы ее знаете?
   — Не знаю.
   — Ее нашел один из моих людей. Она сказала ему, что уже допрошена инспектором из полиции. Я думал, что это были вы.
   — Нет, не я…
   Видимо, присутствие Виктора раздражало Молеона.
   В конце концов, когда Виктор собрался уходить, комиссар сообщил:
   — С минуту на минуту ее доставят сюда.
   — Кого?
   — Мадемуазель… Постойте, кажется идут.
   Виктор и глазом не моргнул. Все его поведение сводилось к тому, чтобы помешать коллегам заняться этой частью дела, чтобы Молеон не добрался до дамы из «Балтазара». Если бы Молеон обошел его, все было бы потеряно. Одним взглядом Виктор приказал молодой женщине молчать. Она сначала удивилась, а потом поняла. Ее ответы были крайне неопределенны:
   — Конечно, я знала бедную Элиз. Но она никогда со мной не откровенничала. Мне неизвестно, кто ее посещал. Оранжевый с зеленым платок? Фотографии? Нет. Не знаю.
   Оба полицейских отправились в префектуру. Молеон хранил мрачное молчание. Как только они пришли, Виктор беззаботно сказал:
   — Я с вами прощаюсь. Завтра уезжаю.
   — Да?
   — В провинцию… Интересный след… Я на него рассчитываю…
   — Я забыл вам сказать, — перебил его Молеон, — что с вами хотел переговорить начальник полиции.
   — По какому вопросу?
   — Насчет шофера… Который возил д'Отрея с вокзала на вокзал. Мы его разыскали.
   — Черт возьми! — вырвалось у Виктора. — Вы меня опередили.

3

   Виктор помчался по лестнице префектуры, сопровождаемый с трудом поспевающим за ним Молеоном, велел доложить о себе, а затем вошел в кабинет начальника.
   — Кажется, мой шофер найден? — обратился он к господину Готье после обычных приветствий.
   — Как? Молеон вам еще не сказал? Только сегодня этот человек увидел в газете фотографию барона д'Отрея и прочел, что полиция разыскивает шофера, возившего барона с вокзала на вокзал в пятницу, на следующий день после убийства. Он сразу же явился к нам. Ему предъявили для опознания барона д'Отрея, и он сразу же его опознал.
   — Господин Валиду его уже допрашивал? Что-нибудь известно о перемещениях барона? Он поехал по названному им шоферу адресу?
   — Нет.
   — Значит, он делал пересадку в городе?
   — Нет.
   — Нет?
   — Он почему-то поехал с Северного вокзала на площадь Этуаль и лишь оттуда проследовал на вокзал Сен-Клу. Так что он сделал совершенно бесполезный крюк.
   — Нет, не бесполезный, — тихо пробормотал Виктор. И спросил: — А где этот шофер?
   — Здесь, в одном из кабинетов. Так как вы говорили мне, что хотели бы его повидать и, больше того, через два часа после свидания с шофером вы собирались нам вручить похищенные боны, то я его задержал.
   — С момента, как он здесь появился, он с кем-нибудь говорил?
   — Ни с кем, кроме господина Валиду.
   — Как его зовут?
   — Николя. Это мелкий собственник. У него только эта машина. Он на ней и приехал. Она во дворе.
   Виктор задумался. Начальник смотрел на него с таким интересом, как будто от поведения Виктора зависела судьба всего дела.
   Наконец господин Готье не выдержал:
   — Ну, что же, Виктор? Как ваше обещание? Вы нам что-нибудь скажете? Вы уверены в себе?
   — Настолько, насколько можно быть уверенным в безупречной логике размышлений.
   — Значит, дело всего лишь в цепи рассуждений и размышлений… В логических построениях…
   — В полицейском деле, шеф, все зависит от правильного заключения… Если не от случая.
   — Хватит рассуждать, Виктор. Объяснитесь!
   И он объяснил.
   — Мы следили за бонами, как они переходили из рук в руки, от Страсбурга до Бикока, то есть до того момента, когда д'Отрей положил их в карман. Как д'Отрей провел эту ночь, оставим в стороне. Впрочем, и об этом я позже выскажу свои соображения. Во всяком случае, утром в пятницу он явился к своей любовнице с богатой добычей. Чемоданы были наготове, и беглецы отправились на Северный вокзал. Сначала они как будто ожидали поезд, но вдруг, по неясным причинам, изменили свои намерения и отказались от отъезда. Это было в двадцать пять минут шестого. Д'Отрей отправил свою любовницу на вокзал Сен-Лазар в шесть часов вечера. В этот момент он узнал из вечерней газеты, которую только что купил, что его подозревают и что полиция его разыскивает. Конечно, его подстерегают на станции Гарт… Поедет ли он туда с бонами? Разумеется, нет. Ни в коем случае! В этом нет никакого сомнения. Значит, между двадцатью пятью минутами шестого и шестью часами он где-то надежно упрятал свою добычу.
   — Но автомобиль нигде не останавливался.
   — Да. Вот почему я выбрал одно из двух: либо он сговорился с шофером и передал ему пакет…
   — Невозможно!
   — Либо он оставил пакет в машине.
   — Еще менее возможно!
   — Почему?
   — Но следующий пассажир взял бы пакет себе! Миллион не оставляют на сиденье такси.
   — Нет, конечно. Но его можно спрятать там.
   Комиссар Молеон расхохотался.
   Но господин Готье нахмурился.
   — Как спрятать? — удивился он.
   — Отрывают сантиметров десять от бордюра, в отверстие под обшивку засовывают боны, опять прикрепляют бордюр, и дело сделано!
   — Но на это нужно время.
   — Вот именно, шеф. В этом-то и заключается причина, в силу которой д'Отрей заставил шофера сделать то, что вы назвали бесполезным крюком. И барон вернулся в Гарт абсолютно спокойный за свою добычу, зная, что в любой момент он розыщет по номеру того же таксиста и возьмет обратно ценности, которые спрятал.
   — Тем не менее его подозревали.
   — Да, но он был уверен, что боны мы не найдем. А подозрения останутся подозрениями… Однако он в этом просчитался.
   — Как это?
   — А очень просто. Ведь автомобиль сейчас во дворе префектуры?
   Молеон пожал плечами. Начальник позвонил и потребовал, чтобы к нему привели шофера.
   Через пару минут шофер вошел в кабинет.
   — Покажите нам вашу машину, — попросил Готье.
   Все находившиеся в кабинете спустились во двор префектуры, где стояла машина. Это был старый автомобиль, должно быть участвовавший еще в битве на Марне, когда все такси Парижа были мобилизованы для быстрой переброски французских войск и закрытия прорыва.
   — Надо ехать? — осведомился шофер.
   — Нет, друг мой, не беспокойтесь.
   Виктор открыл дверцу и внимательно осмотрел левую сторону кабины, потом правую.
   Над правым бортом, вдоль кожаного бордюра, обшивка слегка вздулась и была наскоро прикреплена нитками.
   Виктор вынул перочинный нож, обрезал нитки и, запустив пальцы под обшивку, пробормотал:
   — Здесь что-то есть!..
   Он извлек из тайника кусочек картона… и сразу же издал крик ярости!
   Это была визитная карточка Арсена Люпена с надписью:
   «Примите мои извинения и заверения в лучших чувствах».
   Молеон буквально затрясся от хохота и простонал:
   — Забавно! Ох, забавно! Старый трюк нашего друга Люпена! Он опять появился и дает о себе знать. Вместо девятисот тысяч он посылает вам кусок картона. Виктор, вы ставите себя в смешное положение…
   — Не думаю, — возразил господин Готье. — Скорее надо говорить о другом, о прозорливости Виктора.
   Тот же спокойно заметил:
   — Собственно говоря, шеф, нам известно, что Люпен тертый калач. Если у меня интуиция, то что же сказать о нем? Ведь у него нет того, что мы называем ресурсами полиции.
   — Вы не отказываетесь от дела и не подадите в отставку, я надеюсь?
   Виктор улыбнулся.
   — Это задержит дело лишь недели на две, шеф. Спешите, комиссар, если не хотите, чтобы я оставил вас позади…