Лекух Дмитрий. Хардкор белого меньшинства

   …Я сидел у окна и видел, как они его брали. Он вышел из такси, небрежно оглянулся по сторонам, запахнул плащ и чиркнул зажигалкой. А потом перед ним выросли темные тени, а сзади неслышно остановился огромный черный джип с тонированными стеклами.
   Больше я его никогда не видел.
   В принципе, мне ведь нет никакого дела до их поганых разборок. Кто там кого кинул, кто – застрелился, кто – потерял цель и смысл своей никчемной жизни.
   Отчего же так погано-то на душе?
   Будто я кого-то продал или предал.
   Или так оно и есть на самом деле?
   …Ладно.
   Проехали…

Игоряня

   До чего же пустой и дурацкой бывает иногда человеческая жизнь…
   Как он появился у нас в компании, для меня до сих пор загадка. Скорее всего – кто-то привел.
   Но кто?
   Ни одного из наших, идущим рядом с ним по жизни, представить себе я не мог просто по определению – слишком уж он был чужероден.
   Разве что Нелька свой очередной каприз воплотила?
   Да и то – вряд ли…
   Но – прижился.
   Регулярно посещал то, что мы называли «клубными днями по пятницам», когда любому нормальному человеку просто необходимо какое-то время и какое-то количество пива, чтобы отойти от этой чертовой работы и потом, с чистой совестью, окунуться в атмосферу выходных, которые большинство из нас все-таки предпочитали проводить дома, с семьей.
   У кого она была, разумеется.
   Так вот – клубные дни он не пропускал никогда и старался при этом постоянно быть в центре внимания.
   Иногда это у него получалось.
   Но – редко.
   Мы – публика, в принципе, самодостаточная, и любоваться выкрутасами сознания избалованного до предела сорокалетнего мальчика не приученная.
   Нам бы – что попроще.
   Пиво, футбол, машины, книги, кино, рыбалка, новый альбом рокеров наших любимых.
   Ну, и так далее.
   У нас даже само по себе слово «интеллигент» считается ругательным…
   А он свою, как ему казалось, интеллигентность холил и лелеял, гордился ею и носился как с писаной торбой. Или, как сказал однажды один из наших футбольных хулиганов, грубый, невежественный боец с двумя высшими образованиями, – дрочил на нее, как на порномодель в интернете.
   Что, скажем так, многих довольно серьезно напрягало.
   Меня – в том числе.
   Ну, я-то в этом случае – совсем другая история…
   Мне нравилась, и очень нравилась, по-мужски, – его жена Ирка.
   Нет, не подумайте ничего плохого, у нас с ней ничего не было, да и быть в принципе, не могло. Я слишком дорожил – и дорожу – своими непростыми, выстраданными отношениями с его женой, а она – редкий и счастливый случай – была по уши влюблена в собственного мужа.
   В Игоряню.
   Хотя он, с моей сугубо мужской точки зрения, этого совершенно не заслуживал.
   Просто – нравилась.
   И все.
   Да и как может не понравиться гибкое и стройное беловолосое создание двадцати семи лет отроду, особенно если у этого создания огромные, внимательные глазищи невообразимо зеленого цвета, узкая талия, длинные ноги и стремящаяся порвать любую блузку большая красивая грудь, упругая даже на взгляд, а не то что при соприкосновении.
   Я знаю, о чем говорю.
   Однажды я сделал ей какой-то комплимент, она расчувствовалась, обняла меня и поцеловала. Прикосновение ее груди к моей я помню после этого до сих пор. А ведь уже года два как прошло. И я – отнюдь не романтический юноша, а вполне здоровый, многое повидавший мужик, любящий, к тому же, совершенно другую женщину.
   А еще она очень хорошо умела слушать.
   В отличие от того же Игоряни, который слушать не умел совершенно, а умел только говорить: громко, много и велеречиво.
   Причем временами такую пургу нес, что уши в трубочки заворачивались.
   …Сидим мы, к примеру, с Русланычем.
   Тихо так, спокойно.
   Обсуждаем, как в прошлую субботу «Чарльтон» с «Челси» в Лондоне сыграли.
   И еще – почему эти уроды с «НТВ-плюс» вместо того чтобы показать этот шедевр, транслировали какой-то невнятный матч «Ньюкасла» с «Эвертоном»?
   Может, кто из этих дрочил личное удовольствие получает, когда глядит, как эти овцеёбы мячик пинают?
   Нормальный такой мужской треп пятничного вечера.
   Типа, может, имеет смысл скинуться и купить в паб какую-нибудь контрафактную карточку «Скай»?
   Да смотреть себе спокойно то, что тебе в британской премьер-лиге наиболее интересно, а не то, что решили показать отечественные горе-телевизионщики, логику которых без стакана понять ну просто совершенно невозможно.
   А за соседним столиком этот перец выступает.
   Его никто особо слушать не хочет, так он это громкостью речи пытается компенсировать…
   – Вот были мы с Ириночкой на прошлые выходные в Литве. В Вильнюсе. Все-таки – насколько они от нас отличаются. Европа, как есть Европа. Улицы чистенькие, кафе уютные, прямо как в Париже…
   Ага, думаю.
   Как в Париже.
   Куча обкуренных арабов, зависших носатыми головами над дерьмовым парижским эспрессо.
   И мусорный ветер над Елисейскими Полями.
   Как можно сравнивать действительно чистенький, уютный, приспособленный для нормальной человеческой жизни и при этом не очень-то и буржуазный Вильнюс с этой помойкой сраной?
   – Так вот, – продолжает вещать, – а мы тут – как свиньи в хлеве…
   – В хлеву, – бурчит еле слышно Русланыч, да и я уже потихоньку закипаю.
   – Но что меня поразило больше всего, так это их язык. Очень красивый, певучий, такой, как у их дальних родственников, венгров…
   Тут уже я не выдерживаю:
   – Парень, а ты точно в Вильнюсе был? Не в Хельсинки? Это у них с венграми общая языковая группа, она так и называется: угро-финская. А литовский язык, извини, – уникален, и никаких таких «дальних родственников» не имеет…
   – Что за чушь?! – ощетинивается. – Я, между прочим, искусствовед! И точно знаю, что литовский язык родствен мадьярскому! И вообще, откуда тебе-то знать? Я же не учу тебя, как прокладки рекламировать…
   Ну, искусствовед-то он, конечно, условный.
   Так, владеет какой-то галереей современного искусства.
   Бизнес как бизнес, ничего особенного.
   А прокладки я бы с удовольствием порекламировал, да не дают. Все крупные западные бюджеты прокручиваются у нас через западные же агентства. Хрена лысого они дадут эти деньги российскому предприятию, пусть даже и крупному, и профессиональному.
   Это только мы, идиоты, по своим бьем, в надежде, что чужие испугаются.
   Они своих берегут, а бить предпочитают – по нашим.
   Называется – «разумный протекционизм».
   Ага.
   Впрочем, я отвлекся…
   – Знать мне, – отвечаю, – в принципе, есть откуда. Образование у меня такое. Филологическое. Это, во-первых. А во-вторых, я сам отчасти литовец. Где-то на четверть. Так что – интересовался, представь себе…
   – А, так вот в чем дело! – взвивается. – Просто вы все, нацмены, нас, русских, ненавидите!
   Тут уж Русланыч не выдержал.
   Взял кружку и ушел в другой конец зала.
   Он у нас – татарин.
   Я свою подхватил да за ним последовал.
   А что?
   Морду ему бить?
   Можно, в принципе.
   Только чести много – руки об это дерьмо марать…
   Да и Ирку жалко, вон она, недалеко, с Нелькой сидит…
   А потом трансляция футбольная началась, и мы про эту ерунду тут же забыли…
   …В тот раз Ирка позвонила мне в воскресенье. Часа в два дня. Не ожидал, если честно.
   – Привет, Дим. Скажи, ты не мог бы ко мне приехать? А то мне очень плохо, а к кому еще обратиться, не знаю…
   Ну, в общем-то, в мои планы подобного рода визиты в тот раз явно не входили. Я, вообще-то, намеревался попытаться свою жену уговорить вечером куда-нибудь в театр или в кино сходить.
   Так сказать, в целях улучшения наших совсем не простых отношений.
   Да и живут они с Игоряней на другом конце Москвы, в Измайлове.
   А я – рядом с Серебряным Бором.
   – Привет. А что случилось-то?
   – Да ничего особенного, просто Игорь умер.
   Вот тут я сел.
   – Еду… Сейчас кое-что закончу, и сразу выезжаю.
   Плакал, думаю, наш с Машкой культпоход… Кстати, насчет «кое-что закончу» я, честно говоря, немного лукавил. Просто до сих пор, к стыду своему, не умею водить машину.
   Когда был еще нищим журналистом, думал – да ну его на фиг, учиться этому самому вождению.
   Все равно, думал, на машину только годам к пятидесяти заработаю.
   Так стоит ли на это время убивать?
   В конце концов, можно и на метро, или на такси, если уж совсем прижмет, прокатиться.
   А заработанные деньги – если их, конечно, удастся заработать – можно и на что-то другое оприходовать.
   Более приятное или существенное.
   На те же путешествия, к примеру…
   Были б деньги, а как их потратить – всегда найдем…
   Сейчас их у нас – три.
   Машин, в смысле.
   Восьмая «Ауди» и «Лендровер» у меня, спортивная «Вольво» – у Машки.
   А водить – так и не научился.
   В отличие от Машки, кстати, – та даже стрит-рейсингом занимается потихоньку. С переменным успехом.
   А у меня – водитель как член семьи.
   Вот ему-то я и позвонил:
   – Привет, Володь. Извини, что напрягаю в выходной, но сегодня придется поработать.
   – Хорошо, – отвечает, – мне не привыкать…
   В общем, я к ней только часа через три приехал.
   Пока то, пока се…
   Его уже в морг увезли, как выяснилось…
   …Открывает.
   Какая-то не очень даже заплаканная и совсем-совсем погасшая.
   Даже глазищи не изумрудные, а цвета пожухлой московской травы.
   Дела, думаю…
   – Ну, рассказывай…
   Рассказывать, как выяснилось, в общем-то, и нечего.
   Утром они поскандалили, потом она ушла в солярий и парикмахерскую. Когда заканчивала маникюр, он позвонил и потребовал, чтоб она немедленно ехала домой, а она уже с подругой договорилась кофе попить.
   Потом он позвонил еще раз, когда она уже встретилась с подругой, устроил истерику, и она, чтобы успокоиться, поехала на Воробьевы горы. Походила там, попинала листья и поехала домой.
   Позвонила в дверь.
   Еще раз.
   Потом толкнула ее и убедилась, что дверь открыта.
   …Он лежал в ванной с перерезанными венами, и вода была уже ничем неотличима от крови…
   Вот и вся история.
   Хорошо еще, что воскресенье, и сын, Артем, у бабушки на даче.
   – Знаешь, я почему-то думаю, что он не хотел себя до конца убивать. Просто я ему сказала, что еду, а сама на Воробьевы отправилась. А он, видимо, дверь в квартиру открыл, в ванну залез, ну и… Ждал, что я сейчас приеду, спасу его, полюблю и пожалею…
   – Похоже, – отвечаю.
   Помолчали, я ей и себе коньяка налил, выпили.
   Она и говорит:
   – Ты знаешь, я сначала плакала. А сейчас не могу. Глаза сухие…
   Молчу.
   А что говорить-то?
   Она виски потерла, еще коньяка себе плеснула.
   И мне заодно.
   – Ты, меня, наверное, осуждаешь?
   – За что?
   – Ну, не уберегла мужика… Ты же – тоже мужчина.
   – Вот именно потому, что мужчина, и не осуждаю…
   Посидели еще немного, бутылку уговорили, она немного успокоилась, и я поехал домой. В дверях она меня остановила:
   – На похороны придешь?
   – Нет.
   Она вздыхает:
   – Кажется, я понимаю – почему…
   Пожал плечами, поцеловал ее в щечку и уехал уже окончательно.
   …В театр мы с Машкой в тот вечер, естественно, не пошли. Зато уговорил ее сходить в ресторан.
   Пока она делала заказ, сбегал вниз, купил ей три длинноногие розы.
   – Золотко, – говорю, – знаешь, у меня есть к тебе одна гигантская просьба. Если я когда-нибудь буду перед тобой нюнить и нарываться на жалость, – сразу же бей мне в рожу, хорошо?
   – Отлично. И даже не думай – за мной не заржавеет…
   Вот и поговорили…
   …Ирка потом несколько раз приходила к нам в паб, видимо, ей было одиноко, а мы – какие-никакие, а все-таки компания. У них даже начало закручиваться что-то вроде романа с Русланом, но потом в его жизнь стремительно ворвалась рыжеволосая Ленка, на которой он благополучно и скоропостижно женился.
   И все закончилось.
   Где она сейчас – я не знаю.
   А вот где Игоряня – знаю точно. На Ваганьковском. У них там семейный участок. Или как это называется…
   Знаю.
   Но никогда не приду…

Фантом

   Я, вообще-то, знаете ли, в мистику не верю.
   Разве что изредка, после косячка-другого, раскуренного с нашими рок-н-рольщиками.
   Вот и в этот раз так было…
   Сашка вернулся с гастролей злой как собака.
   Расхерачил где-то в Молдове гитару о сцену, не допев песен пять из запланированного плей-листа, после чего ужрался в говно с какими-то дружественными белорусами и на сцену больше не выходил, как его ни просили об этом организаторы фестиваля.
   А он, вместо этого, – ушел.
   В запой, разумеется.
   Его в такие моменты лучше не трогать, вот парни и просиживали штаны в пабе.
   А что тут поделаешь…
   Он и в обычной-то жизни человек непростой, а уж когда запивает…
   Его в такие дни даже собственный продюсер беспокоить боится, что уж тут о музыкантах говорить.
   Беда, короче.
   Ну, кто-то из парней и добыл травки.
   Чисто от безделья.
   Покурили, пошли пиво пить.
   Все как всегда.
   Вот тут-то он и заявился…
   Щелкнул пальцами, привычно заказывая себе «Гиннеса». Привычно размял между пальцев любимую свою коричневую сигарилу.
   И уселся прямо ко мне за столик.
   Вот, блин, здрасьте…
   – Привет, как дела?
   Я, конечно, сначала было дернулся.
   Потом поостыл.
   – Нормально. Вздыхает:
   – Да, – говорит, – Давненько я у вас здесь не был. А вы все тут футбол смотреть собираетесь?
   – Давненько, – соглашаюсь.
   Помолчали.
   Потом он у меня зажигалку взял, прикурил.
   – Сам-то как?
   Пожал плечами:
   – Да как всегда…
   – С женой помирился?
   – Не совсем. Вернуть-то вернул, а вот снова отношения вернуть – это сложнее…
   Он усмехнулся, по плечу меня похлопал:
   – Не ссы, все у тебя будет хорошо. Кому знать, как не мне…
   Меня аж передернуло:
   – Да уж, если не тебе – так и точно никому...
   Тут Русланыч подошел:
   – Привет, Андрюх! Что-то тебя давно видно не было…
   – Да дела мои скорбные замучили… Хотя – и тебе привет.
   Я закурил.
   – Слушай, – говорит, – Рус, ты извини, нам с Димкой потолковать надо немного наедине…
   Руслан только плечами пожал:
   – ОК, трепитесь…
   Блин, думаю.
   Ну они ж – коллеги.
   Неужели не знает?
   Нет.
   Ушел.
   А этот – улыбается:
   – Что ж ты, Дим, Нинку-то мою не уберег?
   – В каком смысле? – спрашиваю.
   Он только плечами пожал:
   – Да в том самом… Спит она с нашим другом Лерычем. Или ты не знал? Или думал – я не узнаю?
   Тут уж я сам взбесился:
   – Ты, совсем, что ли, сдурел?! А что она, по-твоему, делать должна?! Траур по тебе всю жизнь носить?! Нормальная молодая баба…
   Тут он как-то умоляюще на меня посмотрел, пива отхлебнул, сигарилкой затянулся и говорит:
   – Тише, Дим, тише. Все я понимаю. Не мальчик. Обидно только, что так скоро…
   Ну и я, соответственно, успокаиваюсь:
   – Да мне тоже так показалось. Только я-то тут при чем?!
   Он только плечами пожал:
   – Ну ты же моим другом тогда был, лучшим…
   А что я ему могу ответить?
   Задумался.
   Пока думал – он ушел.
   Исчез.
   Совсем-совсем незаметно.
   Гляжу, а в дверях паба Лерыч стоит.
   Рожа – аж лоснится.
   Довольная.
   Улыбается.
   Ну, сунул я ему в морду как следует, у него аж ноги от удивления выше жопы взлетели.
   Да домой ушел.
   На следующий день звоню Руслану в редакцию:
   – Старый, ты прямо сейчас в паб подъехать сможешь?
   Он матерится.
   Потом успокаивается.
   – Что-то важное случилось?
   – Да уж, важней не бывает…
   Молчание.
   – Ладно, сейчас еду.
   Встретились, поздоровались, закурили.
   – Ты Андрюху вчера видел?
   – А то… Вы вчера тут сидели, трепались. А что, что-то случилось? А то я вчера пораньше ушел, Ольга позвонила, башка у нее, понимаешь, разболелась…
   Я тут так аккуратно сел за столик.
   Ему рукой махнул, чтоб тоже садился.
   Сел.
   Смотрит.
   – Он же твой коллега. Неужели ничего не знаешь?!
   – Нет, – пожимает плечами. – Ты же помнишь, мы с ним не очень-то близки были. К тому же он – газетчик, я – телевизионщик. А что случилось-то?
   – Ничего… Просто погиб он в Чечне. В командировке. Восемь месяцев тому назад. Его еще в марте похоронили.
   Рус очень медленно, осторожно затушил сигарету в пепельнице и опасливо посмотрел в мою сторону:
   – А ты не гонишь, Дим?
   – Ага, гоню. Можем вместе на Щербинское кладбище съездить, я тебе там могилку его покажу… С памятником…
   Руслан помолчал немного:
   – Значит так?
   – Значит так.
   Помолчали.
   – Что ему надо-то было?
   Я плечами пожал:
   – Обижался, что его вдова с нашим Лерычем спит. А мы с ним – друзья были.
   Руслан еще немного помолчал, потом обхватил голову руками:
   – Вот ведь бля… Вот ведь бля…
   Я встал и решительно пошел к стойке заказывать бутылку водки.
   Понимал уже, что пивом сегодня явно не обойдемся.
   Да и зачем им, пивом-то, в такой ситуации обходиться, спрашивается?
   А водка – она водка и есть.
   Хорошая вещь, русская.
   Испокон веков…

Старый пес

   Он почти прекратил приходить в наш паб и стал каким-то потасканным.
   Нет, вру…
   Некий элемент потасканности в нем, в принципе, присутствовал всегда.
   Может быть, просто был не слишком заметен.
   И приходить в компанию, повторюсь, он не то чтобы совсем перестал, просто его появления приобрели характер какой-то необязательной эпизодичности.
   А раньше был чуть ли не деталью обстановки.
   Приходишь – уже сидит.
   Сразу становится уютно.
   Как правило – молчит. Пьет пиво и никому не мешает.
   Ну, если спросишь чего, ответит, разумеется.
   Точно, подробно и развернуто.
   И так – почти каждый день.
   Я уж не говорю про «клубные пятницы».
   Преферансистов за угловым столиком без него вообще невозможно представить было.
   И так продолжалось без малого пять лет, с самого основания паба.
   Пока он сдуру не женился на собственной студентке.
   После этого и стал пропадать.
   Почти так же незаметно, как раньше присутствовал.
   Мы с Русланычем как-то разговорились на эту тему, потом – согласно пожали плечами.
   А что тут обсуждать-то?
   Жизнь…
   У нас она тоже на месте не стояла…
   А тут прихожу – сидит.
   И ведь – не «клубный день».
   Среда.
   Я б и сам вряд ли появился, но жена умчала на какую-то очередную киношную тусовку в Анапу. Делать там ей было, в принципе, особенно нечего, но у них – свои законы.
   Перестанешь светиться – забудут.
   И – все дела.
   Вот и приходится мотаться.
   Она в этот раз даже меня с собой звала, видимо – от полной безысходности. Но – не смог.
   При любых других обстоятельствах – пожалуйста, а сейчас – ни-ни.
   Клиент важный прорезался.
   Нормальный шанс заработать дополнительно.
   Деньги, конечно, можно и, наверное, даже нужно презирать, но для этого их надо сначала научиться зарабатывать. А то это будет не горделивое романтическое презрение, а обычная бытовая горечь неудачника.
   И – зависть, постепенно превращающаяся в ненависть к тем, кто проезжает мимо тебя, бредущего под холодным дождем по серым московским улицам, на красивых дорогих машинах.
   Я так – не могу.
   И – не хочу.
   Вот и приходится пахать.
   У меня ведь нет пары-тройки нефтяных скважин, посему и остается торговать тем, что есть.
   Собственными мозгами.
   Но я что-то отвлекся…
   …В общем – сидит.
   Телевизор смотрит.
   Не тот, что с большим экраном, а обычный, угловой.
   В обществе кружки «Балтики» (он всегда предпочитал светлые и недорогие сорта) и миски с отварными креветками.
   – Здорово, Профессор…
   – И тебе привет, Олигарх…
   Я хмыкнул:
   – Может, подскажешь определение олигарха? А то у тебя – все олигархи. Куда не плюнь. А между мной и тем же Абрамовичем пропасть пошире, чем между мной же и бомжом с Ленинградского вокзала…
   Смеется:
   – Ой, не грузи… Бомж с Ленинградского… Жена вон говорит, что ты недавно тачку себе новую купил. «Вольво» спортивное. Да еще и раскрасил ее чуть ли не на десять тысяч баксов…
   Вот ведь, блин… Уроды…
   Делать им что ли не фига, кроме как других обсуждать…
   – Угу, – злюсь, – купил. Только не недавно, а уже с полгода назад. И раскрасил. И не на десять тыщ баксов, а на двенадцать тысяч евро. И не себе, а жене. Я ей такую уже года два как обещал. Асам как ездил на БМВ, так и езжу. А твоей-то от этого, извини, что за радость?
   Вздыхает:
   – Да я и сам ей об этом говорил. Что не надо завидовать тому, чего у тебя никогда не будет. Не понимает…
   Тут уж и я вздохнул. Согласно:
   – Не надо…
   Ладно.
   Проехали.
   – Как сам-то? – спрашиваю.
   – Да так, нормально.
   Я тут один секрет приоткрою.
   Мы с ним когда-то вместе начинали.
   В журналистике.
   Потом я стал не в силах сдерживать рвотные позывы и ушел в бизнес.
   А он – ничего, укоренился.
   Рожу его по ящику каждую неделю видно. Лекции вон в университете читает. На студентке женился. Потасканность его жизненная на экране, в общем-то, особо и незаметна.
   Почти звезда.
   Русланыч с Генкой как-то говорили, что, глядя на него, нормального человека в говенных обстоятельствах, им обоим хочется уйти из профессии. Но им-то проще, они люди другого поколения, для них свобода – данность.
   Как вода, как воздух.
   А он – даже меня лет на десять старше…
   Все мы родом из детства…
   – А что пришел-то? – спрашиваю, – Сегодня вряд ли вообще кто из наших будет. Я б и сам не появился, да пожрать надо, а готовить – лень. Машка в Анапе, на фестивале каком-то…
   – А-а-а, все то же самое. Леночку в Калининград командировали, в пресс-тур на автомобильный завод. Они там иномарки собирают, отверточное производство…
   – Слышал.
   Пошел, заказал себе пиво и креветки и снова к нему за столик уселся.
   Сейчас Лысый с Русланычем подтянутся – тогда, может быть, к ним перекочую.
   А может, и нет.
   – А вообще, как?
   Пожал плечами:
   – Сложно. Я их никак понять не могу. В смысле – новое поколение. Живут по каким-то своим законам, системы ценностей, считай, и совсем нет. Я, к примеру, когда заказные материалы для телевидения делаю, так каждый раз мучаюсь. Где правда?! Где вранье?! Стараюсь максимально не изгадиться. Так мне – хоть за это деньги приличные платят. А эти…
   Передохнул, глотнул пива, закурил:
   – А эти едут явно в продажный пресс-тур и радуются, как дети, что три дня проживут в супергостинице и поить-кормить-веселить всю дорогу будут бесплатно. А что писать – это им без разницы. Совершенно. Что скажут – то и напишут…
   – Вот поэтому, тебе и платят хорошо. А им-то зачем платить, когда они «по любви» готовы? Разницу между шлюхой и проституткой знаешь?
   – А ты тогда кто? – окрысился. – Ты же, вроде, как раз в этой самой рекламе заправляешь, так ведь?! Так кто ты тогда получается?! Сутенер?!
   – Может, и сутенер, – вздыхаю. – Потому как одно из моих агентств такие пресс-туры как раз и организовывает…
   Помолчали.
   – Да я не об этом, – говорю. – В остальном-то как?
   – А также. Я ее просто не понимаю. А когда я чего не понимаю, я этого боюсь.
   – Знаешь, – смеюсь, – мы с тобой в этом деле очень даже похожи…
   Он только плечами пожал:
   – Да, наверное, и вправду похожи. Только реакции разные. Я ж тебя наблюдал. Из тебя, когда ты чего-нибудь боишься, такая агрессия прет, что любой нормальный человек тут же попытается объяснить, что тебе именно в этой истории непонятно. Или из страха, или из уважения. А я – просто тихо забиваюсь в угол и пытаюсь не скулить…
   Еще помолчали немного.
   Пива отхлебнули, каждый своего.
   – Так все хреново? – спрашиваю.
   – Да нет, так-то – все в порядке. Единственное – компании у нас разные. Ей с моими – неинтересно, да и не осталось у меня фактически никого из своих-то. Те, кто были друзьями, давно уже стали просто коллегами по работе. А ей и потанцевать надо, и потусоваться, и поколбаситься. Ну и можешь себе меня, с моей-то рожей, всей стране известной, представить в молодежном клубе, где половина под кокаином, а остальные – под колесами?
   – Могу, запросто. Если ты сам будешь себя там нормально чувствовать. Тогда – ничего страшного. Я ж сам туда хожу время от времени…
   – Ну ты, – вздыхает, – совсем другое дело. Ты, говорят, и травку покуриваешь, и коксом не брезгуешь.
   – Покуриваю, – соглашаюсь, – а что тут такого? А вот нюхать – это очень редко. У меня от него насморк дикий. А жизнь, извини, и так нервная. Так что – как правило – кофейком обхожусь. Крепким…
   – Вот видишь, – говорит, как будто укоряет. – А я по-другому воспитан. Пушкин – гений, наркотики – зло…
   Я только плечами пожал:
   – Каждому свое. Помнишь, где такая надпись красовалась?
   – Согласен, – вздыхает. Помолчали.
   – А что ж ты, – спрашивает, – если такой умный, сам в похожее вляпался? У тебя ведь, слышал, такие же проблемы?
   Теперь уже я вздыхаю и тянусь за сигаретами.
   – У меня, Вань, совсем другая история. Просто мы с Машкой в какой-то момент перестали интересоваться друг другом. Типа как – есть и есть. Никуда не денется. Непреложная данность. Почти недвижимость. И – тепла стало не хватать через некоторое время. Мы просто замерзли, понимаешь? Вот и пытались греться, кто как мог. Подручными способами…
   – И что?
   – А ничего. Потом она от меня ушла, и я это понял.
   – И сумел вернуть?
   Киваю:
   – Сумел. Теперь пытаюсь отогреть. Получится – будем жить долго и счастливо…