Страница:
После ухода гостей она ему ни слова не сказала – хватит с нее, что она издергалась за этот вечер – все время как на лезвии ножа из-за Сюзи и Алана. Она бы и рада подружиться с Сюзи, но очень уж они разные, а другие знакомые Росса слишком далеко живут, никого из них она еще не видела. Так что все ее собеседники – деревенский лавочник да почтальон.
Работы по дому у нее не прибавилось: со всеми делами она справлялась утром часа за два, остальное время посвящала саду и огороду. Еженедельно в деревню приезжала передвижная библиотека. Дилан заказала себе книги по садоводству и вскоре научилась подрезать деревья, готовить землю для посадки, разбивать клумбы.
Как-то утром позвонил Майкл; от знакомого голоса у нее сразу пересохло во рту.
– Ну? Не передумала еще? – отрывисто бросил он в трубку.
– Нет, Майкл, и не передумаю. Придется тебе с этим смириться.
– Не смирюсь! И не прощу тебя никогда! Надо быть круглой дурой, чтобы поставить крест на своем призвании, зарыть в землю такой талант! И ради чего? Ты хоть понимаешь, что это святотатство?
Он швырнул трубку. Резкие короткие гудки ударили по нервам.
С некоторых пор она стала чувствовать недомогание. Не слишком сильное, чтобы мчаться со всех ног к врачу, но какое-то странное. То спина заболит, то вдруг дурнота накатит, то голова закружится, особенно если повозишься час-другой в саду. И отчего ее все время тянет прилечь? Раньше она так не уставала! Россу она, конечно, не жаловалась: еще подумает, что жена у него неженка. Впервые Дилан поняла, что не такой уж она здоровый человек. А может, это просто депрессия – от долгого одиночества?
– Отчего ты не вступишь в клуб? – спросил как-то Росс, будто угадав ее мысли.
– Здесь только клуб матерей при церкви – меня туда не примут.
– Да нет, – рассмеялся Росс, – я имел в виду гольф-клуб. Это не так уж далеко, миль десять. Сюзи все время туда ездит. Ты когда-нибудь играла в гольф?
Дилан помотала головой.
– Артисты балета спортом не увлекаются. Упражнений им достаточно, а спортивные игры – это всегда риск: то растяжение заработаешь, то перелом.
– Об этом я как-то не подумал. Действительно, Алан, к примеру, не может выйти на поле, чтобы не получить какую-нибудь травму. Сюзи права: он жутко неуклюжий.
– Скажи, Росс, – нахмурилась Дилан, – они любят друг друга?
Он удивился.
– Думаю, да. Сюзи, правда, палец в рот не клади, но, по-моему, она очень любит своего старика.
– Он не старше тебя.
– Да я же пошутил.
Странные шутки, подумала Дилан, но больше ничего выяснять не стала. Россу Сюзи явно нравится. А может, их напряг с Аланом – всего лишь плод её воображения? Жаль, что она не сумела подружиться с соседкой – это во многом облегчило бы ее существование: жить гораздо легче, когда есть с кем поделиться.
С мужем полной откровенности тоже не получается. Нельзя же ему признаться, что она скучает по Лондону, по друзьям и – чего греха таить! – по сцене. Экзерсисы она выполняет каждый день, но это совсем не то, что в классе. Здесь у неё и станка нет, и зеркала во всю стену, чтоб самой себя контролировать.
Как-то в июле, в воскресенье, Росс поднял голову от утренней газеты.
– Видела? – И показал ей большую фотографию Майкла с незнакомой девицей.
– А что пишут?
У Майкла новая пассия? Неужели решил жениться? Дилан старалась не смотреть на яичницу с беконом, которую сегодня жарил Росс. Аппетита что-то совсем не было, но если не съесть – он обидится.
– Нашел себе новую партнершу, – удовлетворенно заявил Росс.
– Да что ты?
Дилан перегнулась через стол посмотреть на свою преемницу, но он запаха яичницы к горлу вдруг подкатил ком. Она выскочила из-за стола и едва успела добежать до ванной, где ее вывернуло наизнанку.
Бледная, дрожащая, она неверными шагами вернулась на кухню. Росс уже убрал со стола, выбросил ее яичницу, поставил грязную посуду в посудомойку. Услышав шаги Дилан, он обернулся и смерил ее холодным взглядом.
– Надо же, какое потрясение!
Она непонимающе уставилась на него.
– Что?
– То, что он танцует с другой.
– Какое потрясение? – устало отозвалась Дилан. – Я давно этого ожидала и рада за него.
– Да, я видел, как ты рада! – зло усмехнулся Росс.
У Дилан не было сил с ним спорить. Она без единого звука взяла со стола воскресную газету и пошла в гостиную прилечь на диван и спокойно прочесть новости.
Майкл за месяц с лишним просмотрел сотни танцовщиц и наконец нашел ей замену.
Девушку звали Саша Вьенцини. Дилан скривила губы в усмешке: наверняка псевдоним! У балерин издавна повелось брать себе иностранные сценические имена, чаще всего русские, – в английских, видите ли, нет экзотики. Но теперь танцовщицы все чаще пользуются настоящими именами. Английскому балету есть что сказать, он уже может не кланяться перед русским.
Дилан внимательно изучила сведения о девушке, а взглянув на фотографию, вспомнила, что видела ее раньше. Балетный мир тесен, а Саша Вьенцини пользовалась определенной известностью.
Она разглядывала фотографию, когда вошел Росс. Дилан испуганно подняла на него глаза: все еще сердится?
– Вылитая ты, верно? Раз уж нельзя тебя вернуть, пусть хоть будет похожа!
– Она способная танцовщица, я ее видела. Очень способная. Надеюсь, они составят хороший дуэт.
– Так тебе от зависти плохо стало?
Газета выпала у нее из рук.
– Просто мне с утра нездоровится. Майкл тут ни при чем.
– Нездоровится – сходи к врачу. – (Ни капли сочувствия в голосе.) – Алан приглашал нас сегодня поиграть в гольф. Ты поедешь? В клубе можно и пообедать, чтоб тебе у плиты не стоять.
Сидеть с другими женщинами на лужайке, потягивать коктейль и смотреть, как Сюзи играет с мужчинами в гольф? Сюзи явно предпочитает мужское общество женскому, причем ее собственный муж занимает в этом обществе одно из последних мест.
– Спасибо, я лучше посижу дома.
– Как хочешь. А я все равно останусь там обедать, чтобы тебя не обременять.
Не дожидаясь ответа, он круто повернулся и вышел. Хлопнула входная дверь. Дилан вздрогнула, но даже огорчиться не нашла в себе сил. А к полудню слабость как рукой сняло. Она встала, умылась, переоделась и принялась делать к обеду салат из красного перца, горошка и кукурузы – его можно подать к холодному цыпленку с рисом.
Росс вернулся в половине первого и застал ее с газонокосилкой.
– Это я и сам бы мог сделать, без тебя! – проворчал он, глядя на ее раскрасневшееся лицо в капельках пота.
– Да уже все.
– Тебе вроде нездоровилось?
– Потом прошло.
– Как только я уехал, не иначе.
Слезы едва не брызнули у нее из глаз.
– Росс, прекрати! Что ты ко мне все время цепляешься? Так мы скоро превратимся в Сюзи и Алана!
Его лицо мгновенно изменилось.
– Прости меня, Дилан. – Он подошел, обнял ее, легко коснулся губ. – Ничего не могу поделать с этой проклятой ревностью! Честное слово, я не хотел тебя обидеть. Давай я что-нибудь приготовлю на обед. Чего бы тебе хотелось?
– Да все уже готово. Только цыпленок холодный, ты не против?
– Нет, что ты. Я сейчас уберу газонокосилку и сгребу траву. А ты ступай приляг. Минут через пятнадцать будем обедать, ладно?
Дилан побрела в дом. Сколько же можно ревновать ее к Майклу? Она вышла за него, а не за Майкла, она все бросила, а он еще ревнует!
В понедельник перед уходом на работу Росс поцеловал ее в лоб и напомнил:
– Непременно покажись доктору, слышишь? Что-то ты мне не нравишься.
Она и сама себе не нравилась, потому позвонила в местную больницу и записалась к врачу на пять часов.
Молодая женщина-врач встретила ее приветливо, внимательно осмотрела, расспросила, потом лукаво подмигнула.
– Ну что, скоро мамой будем? Вы небось и сами догадались?
Дилан вспыхнула.
– Была такая мысль. Но я таблетки пью, мы решили подождать годик-другой.
– Благими намерениями… – хмыкнула доктор Истер.
– Не говорите, – улыбнулась Дилан. – Меня подташнивает по утрам, и задержка уже на два месяца… Так вы не сомневаетесь?
– Ну, тест на беременность все-таки надо пройти. Скоро будем знать наверняка.
Росс позвонил сказать, что задерживается, и когда вернулся, Дилан уже спала. Он не стал се будить – переночевал в спальне для гостей, а на рассвете уехал. В кухне на столе она обнаружила записку: скорее всего, вернется он опять поздно – они готовят к осени место под новые посадки. «Позвони Сюзи, пообедай с ней или выпей кофе», – писал он в конце, но Дилан звонить не стала. Утром она отвезла в больницу тест, и к вечеру ей сообщили результат.
– Сомнения рассеялись, – сказала доктор Истер. – Надеюсь, вы не огорчены, хоть и не планировали рожать так скоро.
– Не знаю, – честно ответила Дилан. – Вообще, я хочу ребенка, но мне сейчас так плохо, боюсь не справиться.
– Ухаживать за малышом вас научат в нашем клубе. А что до самочувствия – так это скоро пройдет. Как только вас перестанет тошнить по утрам, вы почувствуете, что заново родились. Мужа-то обрадовали?
– Нет еще.
– Ну и как он отнесется, по-вашему?
Дилан, слегка покраснев, пожала плечами.
– Не знаю… Детей он любит, но мы вместе решили пока воздержаться.
– Вы совсем недавно женаты?
– Нет и полугода. Еще не привыкли друг к другу.
– Ничего, вот увидите, он будет на седьмом небе. Если мужчины всерьез намерены со временем обзавестись семьей, они, как правило, бывают счастливы, когда узнают, что время уже пришло. А вы тоже скоро привыкнете к этой мысли. Первая беременность – это, конечно, нелегко: ведь столько всего нового с тобой происходит, но это же так естественно.
Доктор дала ей еще несколько советов и сказала, что ребенка надо ожидать в начале будущего года, где-нибудь в последних числах января.
– Не лучший месяц, правда. Летом жарко, зимой холодно. Следующего непременно планируйте весной.
– Я с этим-то не знаю, как справлюсь, а вы уже о следующем!
По дороге домой она пыталась осмыслить свое новое состояние, но все казалось каким-то нереальным, будто происходило не с ней.
Остановившись у светофора, приложила руку к животу – такой же плоский, как раньше. Господи, неужели она скоро будет толстая, как бочка? От этой мысли ее буквально передернуло. Вот ужас! Она никогда не была толстухой.
Росс вернулся домой, когда уже стемнело. Подошел, наклонился поцеловать.
– Ну что, лучше тебе? А у врача была?
Она смущенно кивнула, не зная, как объявить ему новость.
– Ну и что он сказал?
Дилан облизнула губы, проглотила ком в горле.
– Росс… ты знаешь… у нас будет ребенок.
Он ничуть не изменился в лице, только вгляделся в ее глаза попристальней.
– Я так и понял. Даже сестре позвонил – рассказать о том, что тебя тошнит по утрам, а она мне тут же заявила: «Наверняка беременна». Ну и что ты думаешь, Дилан?
– Не знаю. А ты?
– Я рад, если ты рада. Теперь надо себя поберечь: никакой газонокосилки. Гуляй побольше, а когда ложишься, подкладывай что-нибудь под ноги. – Дилан удивилась: откуда он столько всего знает? Но он тут же испортил впечатление, добавив: – Это все Элла мне сообщила. А еще сказала, что у тебя тренированные мышцы, значит, рожать будет легко.
– А почему ты мне не сказал, что догадался?
В голосе Дилан невольно прозвучала обида: со всеми делится, советуется – с сестрой, с Сюзи, только не с ней! За все месяцы, что они женаты, ни разу не открыл ей душу, как будто держит ее на дистанции. Вот и теперь непонятно, то ли вправду рад, то ли просто не хочет ее огорчать. Только в постели она чувствует настоящую близость с мужем. Значит, кроме секса, между ними нет ничего общего?
– Я не хотел тебя расстраивать раньше времени.
Расстраивать? Выходит, сам он не хочет ребенка, во всяком случае, пока. Если Росс думает, что ее может расстроить такое событие, то он либо плохо ее знает, либо сам расстроен – одно из двух.
– К тому же, – продолжал Росс, – Элла могла и ошибиться. Может, наоборот, ты бы огорчилась, узнав, что не беременна. Вот я и решил пока помолчать.
Пожалуй, тут он прав, и все-таки лучше бы он поговорил не с сестрой, а с ней, с Дилан. Жена она ему в конце-то концов или просто случайная знакомая, с которой он спит?
Лето уже шло на убыль, когда у Дилан окончательно прошел токсикоз и она могла сесть к столу без отвращения.
Самочувствие определенно улучшилось, зато испортилась погода. Налетели холодные ветры с дождями, на улице стало мокро и слякотно. К вечеру, если не растопить камин в гостиной, в доме невозможно было находиться. Лес как будто еще больше потемнел, стал почти черным под серыми струями дождя.
Клумбы в саду оделись в осенние цвета. Возле изгороди пламенели георгины, отцветали золотисто-рыжие хризантемы, одна за другой, как последние огоньки лета, угасали лиловые маргаритки.
Изумрудно-зеленые папоротники стали коричневыми и увяли. Деревья на опушке оголились, оттого темная глубина леса как будто приблизилась. А там внутри, если войти, все теперь засыпано иглами, и при каждом шаге от них поднимаются облака удушливой пыли, которую даже дождь не в силах прибить.
Но Дилан больше в лес не ходила. Она возненавидела его всем сердцем. А Росс её не уговаривал, да и виделись они теперь еще реже, чем раньше.
Осень – горячее время для лесника, пора посадок. Росс работал от зари до поздней ночи. В выходные, правда, возил ее в деревню за продуктами, или обедать в Карлайл, или на ярмарку в один из близлежащих городков.
Дилан только теперь осознала, в какой ветреный уголок Англии ее занесло. В Лондоне она как-то не обращала внимания на погоду: нырнешь в автобус или в подземку – и хоть в кино, хоть в музей, хоть в театр. А тут попробуй-ка наплюй на природу – она живо о себе напомнит!
Ночами ей часто не спалось, оттого что ветер грозился сорвать крышу, ревел над полями, до земли гнул деревья, обрывая провода. И вес бы ничего, если б Росс был рядом в постели, но он теперь, когда тело ее раздулось, как груша, груди набухли и на них выступили синие жилки, перебрался спать в соседнюю комнату. Объяснил он это тем, что не хочет будить ее по утрам, но Дилан понимала: ему противна сама мысль о сексе.
Как-то раз серым ноябрьским днем она ехала от врача и резко затормозила, увидев недалеко от опушки лендровер мужа.
Рядом с ним стояла еще одна машина, и Дилан тут же узнала ее. Сюзи!.. Но где же она сама? Дилан пригляделась и обнаружила, что Сюзи и Росс устроились рядышком на заднем сиденье его машины и головы их почти соприкасаются.
Сердце у Дилан захолонуло, и, не помня себя, она нажала на газ.
Дома она, как автомат, прошла на кухню, вскипятила себе чаю, чтоб хоть чуть-чуть согреться. На улице, конечно, холод, но замерзла она не от этого.
Усевшись на диван перед пылающим камином, она снова медленно прокрутила в голове увиденное.
Росс и Сюзи были так поглощены друг другом, что и не заметили ее. Ревность вонзилась в сердце острым ножом; голова кружилась и горела, а ноги и руки были как лед.
Да, Сюзи яркая, красивая, вызывающе сексуальная – она ведь не носит ребенка! А на нее, Дилан, теперь смотреть противно, не говоря уже обо всем остальном. Когда они только познакомились, он так и пожирал ее глазами, а теперь, если и посмотрит случайно – тут же отводит взгляд.
Что ж теперь делать, Господи? Выложить ему все? Мол, ты, подлец, за моей спиной спишь с этой Сюзи? А если еще не спит? Если у них все только начинается? Если ему это и в голову не приходило, а она вдруг наведет его на мысль? Сюзи-то наверняка приходило, она только и думает, как бы изменить бедняге Алану.
По спине Дилан пополз холодок. О чем они говорили? Неужели Росс ей рассказывал, что они теперь спят в отдельных комнатах?
Нет, это уж слишком! Чтобы отвлечься от этого бреда, она пошла на кухню и стала чистить овощи к ужину. Поставив кастрюлю в духовку, поднялась наверх, налила себе ванну, потом прилегла на часок.
Вечером, перед ужином, он распахнул дверь и внес с собой запах резкого ветра, прелых листьев и хвои. Щеки разгорелись, волосы всклокочены.
– Ну и денек! Все, зима пришла! Что у нас на ужин, я с голоду умираю! Давай прямо сразу за стол? – Он потянул носом. – Чесночком пахнет. Что там у тебя?
– Pot au feu, – ответила Дилан, сама себе удивляясь: голос абсолютно спокойный, даже улыбнуться сумела. – Тушеная говядина с овощами. Все горячее. Накрывать?
– Да, если можно. Я только приму душ и переоденусь. Минут через двадцать, хорошо?
«Да, если можно»! Какая изысканная вежливость! Будто они впервые видят друг друга. Страсть увяла вместе с осенними листьями, древо желания облетело. А ведь совсем недавно все было иначе – трудно поверить! Неужели у всех любовь так быстро проходит?
Он легко коснулся губами ее щеки, вновь обдав холодом и запахом хвои. Ради него Дилан все бросила, и вот теперь не знает, на каком она свете, что ей делать рядом с этим чужим человеком? О чем он думает, что чувствует?
– Я скоро, – ободряюще улыбнулся он и вышел.
А улыбка-то лживая насквозь, подумала Дилан, закусив губу. Никогда еще не было ей так плохо и так страшно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Работы по дому у нее не прибавилось: со всеми делами она справлялась утром часа за два, остальное время посвящала саду и огороду. Еженедельно в деревню приезжала передвижная библиотека. Дилан заказала себе книги по садоводству и вскоре научилась подрезать деревья, готовить землю для посадки, разбивать клумбы.
Как-то утром позвонил Майкл; от знакомого голоса у нее сразу пересохло во рту.
– Ну? Не передумала еще? – отрывисто бросил он в трубку.
– Нет, Майкл, и не передумаю. Придется тебе с этим смириться.
– Не смирюсь! И не прощу тебя никогда! Надо быть круглой дурой, чтобы поставить крест на своем призвании, зарыть в землю такой талант! И ради чего? Ты хоть понимаешь, что это святотатство?
Он швырнул трубку. Резкие короткие гудки ударили по нервам.
С некоторых пор она стала чувствовать недомогание. Не слишком сильное, чтобы мчаться со всех ног к врачу, но какое-то странное. То спина заболит, то вдруг дурнота накатит, то голова закружится, особенно если повозишься час-другой в саду. И отчего ее все время тянет прилечь? Раньше она так не уставала! Россу она, конечно, не жаловалась: еще подумает, что жена у него неженка. Впервые Дилан поняла, что не такой уж она здоровый человек. А может, это просто депрессия – от долгого одиночества?
– Отчего ты не вступишь в клуб? – спросил как-то Росс, будто угадав ее мысли.
– Здесь только клуб матерей при церкви – меня туда не примут.
– Да нет, – рассмеялся Росс, – я имел в виду гольф-клуб. Это не так уж далеко, миль десять. Сюзи все время туда ездит. Ты когда-нибудь играла в гольф?
Дилан помотала головой.
– Артисты балета спортом не увлекаются. Упражнений им достаточно, а спортивные игры – это всегда риск: то растяжение заработаешь, то перелом.
– Об этом я как-то не подумал. Действительно, Алан, к примеру, не может выйти на поле, чтобы не получить какую-нибудь травму. Сюзи права: он жутко неуклюжий.
– Скажи, Росс, – нахмурилась Дилан, – они любят друг друга?
Он удивился.
– Думаю, да. Сюзи, правда, палец в рот не клади, но, по-моему, она очень любит своего старика.
– Он не старше тебя.
– Да я же пошутил.
Странные шутки, подумала Дилан, но больше ничего выяснять не стала. Россу Сюзи явно нравится. А может, их напряг с Аланом – всего лишь плод её воображения? Жаль, что она не сумела подружиться с соседкой – это во многом облегчило бы ее существование: жить гораздо легче, когда есть с кем поделиться.
С мужем полной откровенности тоже не получается. Нельзя же ему признаться, что она скучает по Лондону, по друзьям и – чего греха таить! – по сцене. Экзерсисы она выполняет каждый день, но это совсем не то, что в классе. Здесь у неё и станка нет, и зеркала во всю стену, чтоб самой себя контролировать.
Как-то в июле, в воскресенье, Росс поднял голову от утренней газеты.
– Видела? – И показал ей большую фотографию Майкла с незнакомой девицей.
– А что пишут?
У Майкла новая пассия? Неужели решил жениться? Дилан старалась не смотреть на яичницу с беконом, которую сегодня жарил Росс. Аппетита что-то совсем не было, но если не съесть – он обидится.
– Нашел себе новую партнершу, – удовлетворенно заявил Росс.
– Да что ты?
Дилан перегнулась через стол посмотреть на свою преемницу, но он запаха яичницы к горлу вдруг подкатил ком. Она выскочила из-за стола и едва успела добежать до ванной, где ее вывернуло наизнанку.
Бледная, дрожащая, она неверными шагами вернулась на кухню. Росс уже убрал со стола, выбросил ее яичницу, поставил грязную посуду в посудомойку. Услышав шаги Дилан, он обернулся и смерил ее холодным взглядом.
– Надо же, какое потрясение!
Она непонимающе уставилась на него.
– Что?
– То, что он танцует с другой.
– Какое потрясение? – устало отозвалась Дилан. – Я давно этого ожидала и рада за него.
– Да, я видел, как ты рада! – зло усмехнулся Росс.
У Дилан не было сил с ним спорить. Она без единого звука взяла со стола воскресную газету и пошла в гостиную прилечь на диван и спокойно прочесть новости.
Майкл за месяц с лишним просмотрел сотни танцовщиц и наконец нашел ей замену.
Девушку звали Саша Вьенцини. Дилан скривила губы в усмешке: наверняка псевдоним! У балерин издавна повелось брать себе иностранные сценические имена, чаще всего русские, – в английских, видите ли, нет экзотики. Но теперь танцовщицы все чаще пользуются настоящими именами. Английскому балету есть что сказать, он уже может не кланяться перед русским.
Дилан внимательно изучила сведения о девушке, а взглянув на фотографию, вспомнила, что видела ее раньше. Балетный мир тесен, а Саша Вьенцини пользовалась определенной известностью.
Она разглядывала фотографию, когда вошел Росс. Дилан испуганно подняла на него глаза: все еще сердится?
– Вылитая ты, верно? Раз уж нельзя тебя вернуть, пусть хоть будет похожа!
– Она способная танцовщица, я ее видела. Очень способная. Надеюсь, они составят хороший дуэт.
– Так тебе от зависти плохо стало?
Газета выпала у нее из рук.
– Просто мне с утра нездоровится. Майкл тут ни при чем.
– Нездоровится – сходи к врачу. – (Ни капли сочувствия в голосе.) – Алан приглашал нас сегодня поиграть в гольф. Ты поедешь? В клубе можно и пообедать, чтоб тебе у плиты не стоять.
Сидеть с другими женщинами на лужайке, потягивать коктейль и смотреть, как Сюзи играет с мужчинами в гольф? Сюзи явно предпочитает мужское общество женскому, причем ее собственный муж занимает в этом обществе одно из последних мест.
– Спасибо, я лучше посижу дома.
– Как хочешь. А я все равно останусь там обедать, чтобы тебя не обременять.
Не дожидаясь ответа, он круто повернулся и вышел. Хлопнула входная дверь. Дилан вздрогнула, но даже огорчиться не нашла в себе сил. А к полудню слабость как рукой сняло. Она встала, умылась, переоделась и принялась делать к обеду салат из красного перца, горошка и кукурузы – его можно подать к холодному цыпленку с рисом.
Росс вернулся в половине первого и застал ее с газонокосилкой.
– Это я и сам бы мог сделать, без тебя! – проворчал он, глядя на ее раскрасневшееся лицо в капельках пота.
– Да уже все.
– Тебе вроде нездоровилось?
– Потом прошло.
– Как только я уехал, не иначе.
Слезы едва не брызнули у нее из глаз.
– Росс, прекрати! Что ты ко мне все время цепляешься? Так мы скоро превратимся в Сюзи и Алана!
Его лицо мгновенно изменилось.
– Прости меня, Дилан. – Он подошел, обнял ее, легко коснулся губ. – Ничего не могу поделать с этой проклятой ревностью! Честное слово, я не хотел тебя обидеть. Давай я что-нибудь приготовлю на обед. Чего бы тебе хотелось?
– Да все уже готово. Только цыпленок холодный, ты не против?
– Нет, что ты. Я сейчас уберу газонокосилку и сгребу траву. А ты ступай приляг. Минут через пятнадцать будем обедать, ладно?
Дилан побрела в дом. Сколько же можно ревновать ее к Майклу? Она вышла за него, а не за Майкла, она все бросила, а он еще ревнует!
В понедельник перед уходом на работу Росс поцеловал ее в лоб и напомнил:
– Непременно покажись доктору, слышишь? Что-то ты мне не нравишься.
Она и сама себе не нравилась, потому позвонила в местную больницу и записалась к врачу на пять часов.
Молодая женщина-врач встретила ее приветливо, внимательно осмотрела, расспросила, потом лукаво подмигнула.
– Ну что, скоро мамой будем? Вы небось и сами догадались?
Дилан вспыхнула.
– Была такая мысль. Но я таблетки пью, мы решили подождать годик-другой.
– Благими намерениями… – хмыкнула доктор Истер.
– Не говорите, – улыбнулась Дилан. – Меня подташнивает по утрам, и задержка уже на два месяца… Так вы не сомневаетесь?
– Ну, тест на беременность все-таки надо пройти. Скоро будем знать наверняка.
Росс позвонил сказать, что задерживается, и когда вернулся, Дилан уже спала. Он не стал се будить – переночевал в спальне для гостей, а на рассвете уехал. В кухне на столе она обнаружила записку: скорее всего, вернется он опять поздно – они готовят к осени место под новые посадки. «Позвони Сюзи, пообедай с ней или выпей кофе», – писал он в конце, но Дилан звонить не стала. Утром она отвезла в больницу тест, и к вечеру ей сообщили результат.
– Сомнения рассеялись, – сказала доктор Истер. – Надеюсь, вы не огорчены, хоть и не планировали рожать так скоро.
– Не знаю, – честно ответила Дилан. – Вообще, я хочу ребенка, но мне сейчас так плохо, боюсь не справиться.
– Ухаживать за малышом вас научат в нашем клубе. А что до самочувствия – так это скоро пройдет. Как только вас перестанет тошнить по утрам, вы почувствуете, что заново родились. Мужа-то обрадовали?
– Нет еще.
– Ну и как он отнесется, по-вашему?
Дилан, слегка покраснев, пожала плечами.
– Не знаю… Детей он любит, но мы вместе решили пока воздержаться.
– Вы совсем недавно женаты?
– Нет и полугода. Еще не привыкли друг к другу.
– Ничего, вот увидите, он будет на седьмом небе. Если мужчины всерьез намерены со временем обзавестись семьей, они, как правило, бывают счастливы, когда узнают, что время уже пришло. А вы тоже скоро привыкнете к этой мысли. Первая беременность – это, конечно, нелегко: ведь столько всего нового с тобой происходит, но это же так естественно.
Доктор дала ей еще несколько советов и сказала, что ребенка надо ожидать в начале будущего года, где-нибудь в последних числах января.
– Не лучший месяц, правда. Летом жарко, зимой холодно. Следующего непременно планируйте весной.
– Я с этим-то не знаю, как справлюсь, а вы уже о следующем!
По дороге домой она пыталась осмыслить свое новое состояние, но все казалось каким-то нереальным, будто происходило не с ней.
Остановившись у светофора, приложила руку к животу – такой же плоский, как раньше. Господи, неужели она скоро будет толстая, как бочка? От этой мысли ее буквально передернуло. Вот ужас! Она никогда не была толстухой.
Росс вернулся домой, когда уже стемнело. Подошел, наклонился поцеловать.
– Ну что, лучше тебе? А у врача была?
Она смущенно кивнула, не зная, как объявить ему новость.
– Ну и что он сказал?
Дилан облизнула губы, проглотила ком в горле.
– Росс… ты знаешь… у нас будет ребенок.
Он ничуть не изменился в лице, только вгляделся в ее глаза попристальней.
– Я так и понял. Даже сестре позвонил – рассказать о том, что тебя тошнит по утрам, а она мне тут же заявила: «Наверняка беременна». Ну и что ты думаешь, Дилан?
– Не знаю. А ты?
– Я рад, если ты рада. Теперь надо себя поберечь: никакой газонокосилки. Гуляй побольше, а когда ложишься, подкладывай что-нибудь под ноги. – Дилан удивилась: откуда он столько всего знает? Но он тут же испортил впечатление, добавив: – Это все Элла мне сообщила. А еще сказала, что у тебя тренированные мышцы, значит, рожать будет легко.
– А почему ты мне не сказал, что догадался?
В голосе Дилан невольно прозвучала обида: со всеми делится, советуется – с сестрой, с Сюзи, только не с ней! За все месяцы, что они женаты, ни разу не открыл ей душу, как будто держит ее на дистанции. Вот и теперь непонятно, то ли вправду рад, то ли просто не хочет ее огорчать. Только в постели она чувствует настоящую близость с мужем. Значит, кроме секса, между ними нет ничего общего?
– Я не хотел тебя расстраивать раньше времени.
Расстраивать? Выходит, сам он не хочет ребенка, во всяком случае, пока. Если Росс думает, что ее может расстроить такое событие, то он либо плохо ее знает, либо сам расстроен – одно из двух.
– К тому же, – продолжал Росс, – Элла могла и ошибиться. Может, наоборот, ты бы огорчилась, узнав, что не беременна. Вот я и решил пока помолчать.
Пожалуй, тут он прав, и все-таки лучше бы он поговорил не с сестрой, а с ней, с Дилан. Жена она ему в конце-то концов или просто случайная знакомая, с которой он спит?
Лето уже шло на убыль, когда у Дилан окончательно прошел токсикоз и она могла сесть к столу без отвращения.
Самочувствие определенно улучшилось, зато испортилась погода. Налетели холодные ветры с дождями, на улице стало мокро и слякотно. К вечеру, если не растопить камин в гостиной, в доме невозможно было находиться. Лес как будто еще больше потемнел, стал почти черным под серыми струями дождя.
Клумбы в саду оделись в осенние цвета. Возле изгороди пламенели георгины, отцветали золотисто-рыжие хризантемы, одна за другой, как последние огоньки лета, угасали лиловые маргаритки.
Изумрудно-зеленые папоротники стали коричневыми и увяли. Деревья на опушке оголились, оттого темная глубина леса как будто приблизилась. А там внутри, если войти, все теперь засыпано иглами, и при каждом шаге от них поднимаются облака удушливой пыли, которую даже дождь не в силах прибить.
Но Дилан больше в лес не ходила. Она возненавидела его всем сердцем. А Росс её не уговаривал, да и виделись они теперь еще реже, чем раньше.
Осень – горячее время для лесника, пора посадок. Росс работал от зари до поздней ночи. В выходные, правда, возил ее в деревню за продуктами, или обедать в Карлайл, или на ярмарку в один из близлежащих городков.
Дилан только теперь осознала, в какой ветреный уголок Англии ее занесло. В Лондоне она как-то не обращала внимания на погоду: нырнешь в автобус или в подземку – и хоть в кино, хоть в музей, хоть в театр. А тут попробуй-ка наплюй на природу – она живо о себе напомнит!
Ночами ей часто не спалось, оттого что ветер грозился сорвать крышу, ревел над полями, до земли гнул деревья, обрывая провода. И вес бы ничего, если б Росс был рядом в постели, но он теперь, когда тело ее раздулось, как груша, груди набухли и на них выступили синие жилки, перебрался спать в соседнюю комнату. Объяснил он это тем, что не хочет будить ее по утрам, но Дилан понимала: ему противна сама мысль о сексе.
Как-то раз серым ноябрьским днем она ехала от врача и резко затормозила, увидев недалеко от опушки лендровер мужа.
Рядом с ним стояла еще одна машина, и Дилан тут же узнала ее. Сюзи!.. Но где же она сама? Дилан пригляделась и обнаружила, что Сюзи и Росс устроились рядышком на заднем сиденье его машины и головы их почти соприкасаются.
Сердце у Дилан захолонуло, и, не помня себя, она нажала на газ.
Дома она, как автомат, прошла на кухню, вскипятила себе чаю, чтоб хоть чуть-чуть согреться. На улице, конечно, холод, но замерзла она не от этого.
Усевшись на диван перед пылающим камином, она снова медленно прокрутила в голове увиденное.
Росс и Сюзи были так поглощены друг другом, что и не заметили ее. Ревность вонзилась в сердце острым ножом; голова кружилась и горела, а ноги и руки были как лед.
Да, Сюзи яркая, красивая, вызывающе сексуальная – она ведь не носит ребенка! А на нее, Дилан, теперь смотреть противно, не говоря уже обо всем остальном. Когда они только познакомились, он так и пожирал ее глазами, а теперь, если и посмотрит случайно – тут же отводит взгляд.
Что ж теперь делать, Господи? Выложить ему все? Мол, ты, подлец, за моей спиной спишь с этой Сюзи? А если еще не спит? Если у них все только начинается? Если ему это и в голову не приходило, а она вдруг наведет его на мысль? Сюзи-то наверняка приходило, она только и думает, как бы изменить бедняге Алану.
По спине Дилан пополз холодок. О чем они говорили? Неужели Росс ей рассказывал, что они теперь спят в отдельных комнатах?
Нет, это уж слишком! Чтобы отвлечься от этого бреда, она пошла на кухню и стала чистить овощи к ужину. Поставив кастрюлю в духовку, поднялась наверх, налила себе ванну, потом прилегла на часок.
Вечером, перед ужином, он распахнул дверь и внес с собой запах резкого ветра, прелых листьев и хвои. Щеки разгорелись, волосы всклокочены.
– Ну и денек! Все, зима пришла! Что у нас на ужин, я с голоду умираю! Давай прямо сразу за стол? – Он потянул носом. – Чесночком пахнет. Что там у тебя?
– Pot au feu, – ответила Дилан, сама себе удивляясь: голос абсолютно спокойный, даже улыбнуться сумела. – Тушеная говядина с овощами. Все горячее. Накрывать?
– Да, если можно. Я только приму душ и переоденусь. Минут через двадцать, хорошо?
«Да, если можно»! Какая изысканная вежливость! Будто они впервые видят друг друга. Страсть увяла вместе с осенними листьями, древо желания облетело. А ведь совсем недавно все было иначе – трудно поверить! Неужели у всех любовь так быстро проходит?
Он легко коснулся губами ее щеки, вновь обдав холодом и запахом хвои. Ради него Дилан все бросила, и вот теперь не знает, на каком она свете, что ей делать рядом с этим чужим человеком? О чем он думает, что чувствует?
– Я скоро, – ободряюще улыбнулся он и вышел.
А улыбка-то лживая насквозь, подумала Дилан, закусив губу. Никогда еще не было ей так плохо и так страшно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Та зима тянулась дольше всех других в ее жизни: казалось, она никогда не кончится. Перед самым Рождеством Росс вдруг объявил ей, что уезжает в Йорк – более чем на сутки.
– Прости, очень важное совещание, я не могу не поехать. – Он вытащил из шкафа белую рубашку и стал одеваться.
Со странной смесью ненависти и вожделения Дилан смотрела на его мощные плечи, на загорелую грудь с черным треугольником волос посредине. Вон он какой – по-прежнему стройный, сильный, а она расползлась так, что без омерзения не взглянешь!
Они уже больше месяца не занимались любовью, и Дилан страшно истосковалась по нему. Но временами убить его была готова. Ведь это из-за него она видеть не может себя в зеркале, из-за него переваливается на ходу, из-за него болит грудь с отвратительно раздутыми сосками. Боже, неужели это она – легкая, стремительная Дилан?
В ее голосе поневоле прозвучала злость:
– Ты что, на всю ночь одну меня оставишь? Тем более завтра сочельник! Как же я буду одна, ведь здесь на много миль ни души. А вдруг что случится?
– Что может случиться? Не выдумывай, за одну ночь ничего не случится!
Росс быстро натянул коричневые брюки и свитер. На нее даже не взглянул. Он старался теперь не смотреть на ее уродливую фигуру. А уж в голом виде – и говорить нечего. Кому понравится спать с огромным воздушным шаром?.. Дилан изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Росс всегда сердится, когда видит ее слезы. Он терпеть не может таких неженок. А она все терпит. Терпит и живет с человеком, который ее не любит!
Она все готова стерпеть, лишь бы одной не остаться.
– Росс, я очень тебя прошу, мне страшно! – взмолилась она. – Смотри, какое небо, и по радио буран обещали. Если пойдет снег и телефонная связь опять прервется, то я даже «скорую» вызвать не смогу, если…
– Если, если, если! – нетерпеливо бросил он. – Прекрати себя накручивать. Не распускайся, иначе опять давление подскочит. Забыла, что говорит доктор Истер? Беда с этими творческими личностями! И все из-за твоего балета!
– При чем тут балет?
– Я же вижу, как ты тоскуешь по сцене! Меня не обманешь.
Чуть помедлив, она честно сказала:
– Ну, в общем, бывает иногда.
– А он тебе звонит?
Дилан не стала притворяться, будто не знает, о ком речь.
– Нет, – сказала она, поглядев ему прямо в глаза.
– На днях в газете писали про его новый балет – мне Сюзи показывала. Судя по отзывам, у него бешеный успех. В турне собирается по всему миру. А сейчас в Штаты.
– Да, я видела. – Она после премьеры купила все газеты и жадно их прочитала, а потом сожгла в саду, чтобы не огорчать Росса. – Я очень рада за него и за его новую партнершу.
В его глазах промелькнула тень недоверия.
– Неужели? Даже при том, что на ее месте могла быть ты? Будешь меня уверять, что тебе не хотелось бы станцевать эту партию?
– Я сама отказалась, – ровным голосом проговорила Дилан.
Чего он от нее хочет? Только святая не позавидовала бы такому успеху, а она далеко не святая.
– Тебе от этого легче, что сама? – пробормотал Росс и отвернулся к окну. – Не будет нынче бурана. Снегопады обещали не раньше конца недели. Завтра к обеду я вернусь, а тебе рожать еще в конце января.
Доставая из шкафа толстый твидовый пиджак. Росс нехотя покосился на нее. Не может он не видеть, что она чуть не плачет, но упорно не желает принимать ее страхи всерьез. А чего она ожидала? Он ее не понимает, она – его. Ведь они так не похожи, будто родились на разных планетах. Не надо было им вообще встречаться, не говоря уже о браке. Но почему-то ей это в голову не пришло, когда она бросила сцену, Лондон и поехала за ним. Наверное, Росс тоже сожалеет о том, что женился на ней.
– Ты меня совсем не любишь! – не утерпела она. – Иначе взял бы с собой, а не оставлял одну в этом страшном лесу!
– Прекрати! Тебя никто сюда насильно не тащил. Я тебе прямо сказал перед свадьбой, какая жизнь тебя ждет. Я говорил, что мне придется надолго оставлять тебя одну, что дом стоит в лесу, что вокруг нет никакого жилья. Говорил или нет?
Да, говорил. Он предупреждал ее, что будет трудно, что такая жизнь для нее непривычна, что ей будет скучно и одиноко, но тогда для Дилан; это не имело значения. Она влюбилась в него по: уши и ничего не хотела слышать, кроме того, что они будут вместе, день за днем. О большем счастье она и не мечтала.
– Тогда была весна, и я не ждала ребенка!
Перемена во внешности отразилась и на складе ее мыслей; они стали такими же тяжелыми, как ее походка, и этому еще способствовала погода. В городе зима не навевает уныния, потому что там не надо мириться с перепадами энергии, не надо сидеть без света целыми днями; там улицы ярко освещены, а если озябнешь – всегда можно юркнуть в метро и отгородиться от холода и снега с дождем.
– Я все понимаю, – вздохнул он. – Тебе нелегко. Мне и Элла говорила, что последний месяц самый тяжкий – не знаешь, куда себя деть.
Золовке видней, у нее целых трое! Хорошо бы Элла жила где-нибудь поблизости, чтобы каждый день можно было к ней заглянуть или позвонить и спросить совета. Но муж её – нефтяник и вечно мотается с семьей по всему свету. Сейчас они в Дубай и в Англию вернутся в лучшем случае через год.
А сестра Дилан, у которой тоже дети, живет в шестидесяти милях, в Озерном крае. Позвонить, конечно, можно, но это не утешает: того, что наболело, по телефону не выскажешь.
Росс присел на постель и взял ее за руку. Теперь он пытался понять и успокоить ее, но она уже взвинтила себя, и его утешения только подлили масла в огонь.
– Дилан, я не могу пропустить это совещание, пойми. Это моя работа. Там будут обсуждаться срочные дела. Вдруг без меня примут решение, с которым я не согласен? А тебя взять с собой я не могу: на такие совещания жен брать не принято.
– Я бы осталась в отеле, – вяло возразила она.
– Дилан, у меня там совсем не будет времени, а долгая тряска в машине тебе сейчас ни к чему, согласись. У тебя за полчаса ноги затекут и спина разболится.
Опять он прав. Теперь, стоит ей проехать две мили до деревни – и она целый день ходит разбитая. Как обидно: раньше собственное тело слушалось се во всем, а теперь на каждом шагу подводит. Возразить было нечего, и она молча глядела на мужа.
Он засунул руку во внутренний карман пиджака.
– Я тебе оставлю свой мобильный. Даже если телефон отключится, ты все равно сможешь вызвать «скорую». – Он положил телефон на столик возле кровати и наклонился к ней. – Ну что, успокоилась?
– Что ты со мной как с ребенком? Оставь, пожалуйста, этот снисходительный тон! По-твоему, все беременные – непременно дуры?
– Уж одна-то наверняка! – Росс нетерпеливо тряхнул своей черной гривой. – Я не могу тут до завтра с тобой препираться. К обеду я должен быть в Йорке.
Он коснулся ее щеки теплыми губами. Она отвернулась, чтоб не он видел, как затрепетали её ноздри от запаха его чисто выбритой кожи и от воспоминаний об ушедшей весне, когда они в сумерках сгорали от страсти на ложе из густо-зеленых папоротников.
Как давно это было! Слезы вновь навернулись на глаза. До чего же хорошо все начиналось, и куда теперь ушли и смех, и страсть, и близость?
Росс больше не любит ее. Тут двух мнений быть не может! Ему неприятно спать с ней в одной постели, и едва ли можно его винить. Мало того, что страшная стала как жаба, так еще все ночи ворочается, и ноги сводит судорогой.
– Так ничего и не скажешь на прощанье? – спросил он уже более миролюбиво. – Что тебе привезти из Йорка? Загадывай три желания.
У Дилан закружилась голова от всех пережитых страхов и обид. Комната поплыла перед глазами. Лицо ее горело. Волнистые каштановые волосы разметались по подушке. Наконец она все же собралась с духом и встретила его взгляд.
– Три желания? Загадала! Никогда с тобой не встречаться. Не выходить за тебя замуж! Не носить от тебя ребенка!
Росс на миг окаменел. Глаза полыхнули так, что она невольно съежилась. Потом, без единого слова, он круто повернулся, взял дипломат, собранный еще с вечера и вышел, хлопнув дверью спальни.
– Росс! – выкрикнула она в отчаянии. – Росс, постой! Прости, я не то хотела сказать!
Она выбралась из постели, но не смогла сделать и шагу: ноги подкашивались. Так и стояла босиком в мятой ночной рубашке, не зная, что делать дальше.
Потом еле-еле доковыляла до окна и услышала урчанье мотора. Чуть не сорвала шпингалет, пытаясь открыть окно. А глаза были прикованы к черному лендроверу и чеканному профилю за стеклом под копной черных волос. Шпингалет наконец поддался, и в спальне закружился ледяной ветер, но Дилан его даже не почувствовала.
– Прости, очень важное совещание, я не могу не поехать. – Он вытащил из шкафа белую рубашку и стал одеваться.
Со странной смесью ненависти и вожделения Дилан смотрела на его мощные плечи, на загорелую грудь с черным треугольником волос посредине. Вон он какой – по-прежнему стройный, сильный, а она расползлась так, что без омерзения не взглянешь!
Они уже больше месяца не занимались любовью, и Дилан страшно истосковалась по нему. Но временами убить его была готова. Ведь это из-за него она видеть не может себя в зеркале, из-за него переваливается на ходу, из-за него болит грудь с отвратительно раздутыми сосками. Боже, неужели это она – легкая, стремительная Дилан?
В ее голосе поневоле прозвучала злость:
– Ты что, на всю ночь одну меня оставишь? Тем более завтра сочельник! Как же я буду одна, ведь здесь на много миль ни души. А вдруг что случится?
– Что может случиться? Не выдумывай, за одну ночь ничего не случится!
Росс быстро натянул коричневые брюки и свитер. На нее даже не взглянул. Он старался теперь не смотреть на ее уродливую фигуру. А уж в голом виде – и говорить нечего. Кому понравится спать с огромным воздушным шаром?.. Дилан изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Росс всегда сердится, когда видит ее слезы. Он терпеть не может таких неженок. А она все терпит. Терпит и живет с человеком, который ее не любит!
Она все готова стерпеть, лишь бы одной не остаться.
– Росс, я очень тебя прошу, мне страшно! – взмолилась она. – Смотри, какое небо, и по радио буран обещали. Если пойдет снег и телефонная связь опять прервется, то я даже «скорую» вызвать не смогу, если…
– Если, если, если! – нетерпеливо бросил он. – Прекрати себя накручивать. Не распускайся, иначе опять давление подскочит. Забыла, что говорит доктор Истер? Беда с этими творческими личностями! И все из-за твоего балета!
– При чем тут балет?
– Я же вижу, как ты тоскуешь по сцене! Меня не обманешь.
Чуть помедлив, она честно сказала:
– Ну, в общем, бывает иногда.
– А он тебе звонит?
Дилан не стала притворяться, будто не знает, о ком речь.
– Нет, – сказала она, поглядев ему прямо в глаза.
– На днях в газете писали про его новый балет – мне Сюзи показывала. Судя по отзывам, у него бешеный успех. В турне собирается по всему миру. А сейчас в Штаты.
– Да, я видела. – Она после премьеры купила все газеты и жадно их прочитала, а потом сожгла в саду, чтобы не огорчать Росса. – Я очень рада за него и за его новую партнершу.
В его глазах промелькнула тень недоверия.
– Неужели? Даже при том, что на ее месте могла быть ты? Будешь меня уверять, что тебе не хотелось бы станцевать эту партию?
– Я сама отказалась, – ровным голосом проговорила Дилан.
Чего он от нее хочет? Только святая не позавидовала бы такому успеху, а она далеко не святая.
– Тебе от этого легче, что сама? – пробормотал Росс и отвернулся к окну. – Не будет нынче бурана. Снегопады обещали не раньше конца недели. Завтра к обеду я вернусь, а тебе рожать еще в конце января.
Доставая из шкафа толстый твидовый пиджак. Росс нехотя покосился на нее. Не может он не видеть, что она чуть не плачет, но упорно не желает принимать ее страхи всерьез. А чего она ожидала? Он ее не понимает, она – его. Ведь они так не похожи, будто родились на разных планетах. Не надо было им вообще встречаться, не говоря уже о браке. Но почему-то ей это в голову не пришло, когда она бросила сцену, Лондон и поехала за ним. Наверное, Росс тоже сожалеет о том, что женился на ней.
– Ты меня совсем не любишь! – не утерпела она. – Иначе взял бы с собой, а не оставлял одну в этом страшном лесу!
– Прекрати! Тебя никто сюда насильно не тащил. Я тебе прямо сказал перед свадьбой, какая жизнь тебя ждет. Я говорил, что мне придется надолго оставлять тебя одну, что дом стоит в лесу, что вокруг нет никакого жилья. Говорил или нет?
Да, говорил. Он предупреждал ее, что будет трудно, что такая жизнь для нее непривычна, что ей будет скучно и одиноко, но тогда для Дилан; это не имело значения. Она влюбилась в него по: уши и ничего не хотела слышать, кроме того, что они будут вместе, день за днем. О большем счастье она и не мечтала.
– Тогда была весна, и я не ждала ребенка!
Перемена во внешности отразилась и на складе ее мыслей; они стали такими же тяжелыми, как ее походка, и этому еще способствовала погода. В городе зима не навевает уныния, потому что там не надо мириться с перепадами энергии, не надо сидеть без света целыми днями; там улицы ярко освещены, а если озябнешь – всегда можно юркнуть в метро и отгородиться от холода и снега с дождем.
– Я все понимаю, – вздохнул он. – Тебе нелегко. Мне и Элла говорила, что последний месяц самый тяжкий – не знаешь, куда себя деть.
Золовке видней, у нее целых трое! Хорошо бы Элла жила где-нибудь поблизости, чтобы каждый день можно было к ней заглянуть или позвонить и спросить совета. Но муж её – нефтяник и вечно мотается с семьей по всему свету. Сейчас они в Дубай и в Англию вернутся в лучшем случае через год.
А сестра Дилан, у которой тоже дети, живет в шестидесяти милях, в Озерном крае. Позвонить, конечно, можно, но это не утешает: того, что наболело, по телефону не выскажешь.
Росс присел на постель и взял ее за руку. Теперь он пытался понять и успокоить ее, но она уже взвинтила себя, и его утешения только подлили масла в огонь.
– Дилан, я не могу пропустить это совещание, пойми. Это моя работа. Там будут обсуждаться срочные дела. Вдруг без меня примут решение, с которым я не согласен? А тебя взять с собой я не могу: на такие совещания жен брать не принято.
– Я бы осталась в отеле, – вяло возразила она.
– Дилан, у меня там совсем не будет времени, а долгая тряска в машине тебе сейчас ни к чему, согласись. У тебя за полчаса ноги затекут и спина разболится.
Опять он прав. Теперь, стоит ей проехать две мили до деревни – и она целый день ходит разбитая. Как обидно: раньше собственное тело слушалось се во всем, а теперь на каждом шагу подводит. Возразить было нечего, и она молча глядела на мужа.
Он засунул руку во внутренний карман пиджака.
– Я тебе оставлю свой мобильный. Даже если телефон отключится, ты все равно сможешь вызвать «скорую». – Он положил телефон на столик возле кровати и наклонился к ней. – Ну что, успокоилась?
– Что ты со мной как с ребенком? Оставь, пожалуйста, этот снисходительный тон! По-твоему, все беременные – непременно дуры?
– Уж одна-то наверняка! – Росс нетерпеливо тряхнул своей черной гривой. – Я не могу тут до завтра с тобой препираться. К обеду я должен быть в Йорке.
Он коснулся ее щеки теплыми губами. Она отвернулась, чтоб не он видел, как затрепетали её ноздри от запаха его чисто выбритой кожи и от воспоминаний об ушедшей весне, когда они в сумерках сгорали от страсти на ложе из густо-зеленых папоротников.
Как давно это было! Слезы вновь навернулись на глаза. До чего же хорошо все начиналось, и куда теперь ушли и смех, и страсть, и близость?
Росс больше не любит ее. Тут двух мнений быть не может! Ему неприятно спать с ней в одной постели, и едва ли можно его винить. Мало того, что страшная стала как жаба, так еще все ночи ворочается, и ноги сводит судорогой.
– Так ничего и не скажешь на прощанье? – спросил он уже более миролюбиво. – Что тебе привезти из Йорка? Загадывай три желания.
У Дилан закружилась голова от всех пережитых страхов и обид. Комната поплыла перед глазами. Лицо ее горело. Волнистые каштановые волосы разметались по подушке. Наконец она все же собралась с духом и встретила его взгляд.
– Три желания? Загадала! Никогда с тобой не встречаться. Не выходить за тебя замуж! Не носить от тебя ребенка!
Росс на миг окаменел. Глаза полыхнули так, что она невольно съежилась. Потом, без единого слова, он круто повернулся, взял дипломат, собранный еще с вечера и вышел, хлопнув дверью спальни.
– Росс! – выкрикнула она в отчаянии. – Росс, постой! Прости, я не то хотела сказать!
Она выбралась из постели, но не смогла сделать и шагу: ноги подкашивались. Так и стояла босиком в мятой ночной рубашке, не зная, что делать дальше.
Потом еле-еле доковыляла до окна и услышала урчанье мотора. Чуть не сорвала шпингалет, пытаясь открыть окно. А глаза были прикованы к черному лендроверу и чеканному профилю за стеклом под копной черных волос. Шпингалет наконец поддался, и в спальне закружился ледяной ветер, но Дилан его даже не почувствовала.