У Мари кружилась голова, когда она выходила из машины, поэтому она сразу проследовала в свою комнату. Не успела прилечь, как дверь распахнулась. Макана, только увидев свирепое лицо Джамала, тут же улетучилась. Пронзенная в самое сердце его яростью, Мари закрыла глаза.
— Скажи, что это неправда! — свирепо потребовал он.
— Боюсь, что это правда, и виновата во всем я сама. Полагаю, ты хочешь задушить меня. Да я и сама не прочь это сделать, — откровенно сказала Мари слабым голосом. — Я солгала тебе, когда сказала, что принимаю таблетки. Я сделала все, чтобы забеременеть, и мне плохо от того, что я обманула тебя, но не настолько плохо, чтобы…
— Почему ты солгала? — грубо прервал ее Джамал.
— Я хочу ребенка, — ответила она.
— Без отца? — с отвращением процедил он сквозь зубы. — Я читал о таких женщинах в ваших газетах.
— Ну, я не из тех женщин! Тебя я хочу тоже, — призналась Мари несчастным голосом. — И раз уж ты для меня недоступен, ребенок будет лучшей заменой. Просто не знаю, что на меня нашло. Это тем более выглядит глупо, по-идиотски, что ведь я знаю: ты не хотел, чтобы я забеременела.
— А я думал наоборот, что ты не хочешь рожать. — В голосе Джамала прозвучало отчаяние. — Да я бы и не пошел на такое рискованное развитие событий после урока моего детства.
Он был явно не в себе. У нее самой голова шла кругом. Что же им делать, где выход? Мари догадывалась, что, родись девочка, ее никто не задержит здесь. А если родится мальчик? И почему король благосклонно отнесся к ней, когда стало уже поздно?
— Ты сказала… ты сказала, что хочешь и меня, — неуверенно заметил Джамал.
— Это так! — подтвердила она. — Думаешь, мое время истекло, да?
— Насколько сильно ты хочешь меня?
— Ужасно сильно.
— Мне нужен словарь, чтобы не ошибиться, правильно ли я понял тебя.
— Я действительно… люблю тебя, — выпалила она, широко распахнув измученные глаза.
— Но ты несчастна от этого, и, если твое несчастье затянется надолго, ты преодолеешь это нежеланное чувство, — обреченно решил Джамал.
— На это ты и надеешься? — огорченно спросила Мари.
— Уверен, что надеешься ты…
— Ну раз уж ты всегда так уверенно знаешь, что я хочу, выходит, и ошибиться не можешь?
— Я знаю, что у тебя мало оснований верить в брак. Я также знаю, что ты озабочена своей карьерой. Не могу винить тебя за это. Но на прошлой неделе, когда я уже поверил, что мы счастливы, и у нас появилась надежда на будущее, я был просто потрясен, сообразив, что ты все еще намерена оставить меня…
— Джамал, да ведь это ты оставил меня под впечатлением, что мне предстоит отъезд в конце лета, какие бы чувства мы ни питали друг к другу!
— Это невозможно! Я был с тобой предельно честен, — ответил он.
— Мне казалось, что твой отец согласился только на наш временный брак. А вспомни-ка, кто говорил мне в день свадьбы, что разведется со мной в конце лета и возьмет себе другую жену?
— Это было сказано в ответ на твое обвинение, что я обманным путем заманил тебя сюда. Тогда ты ясно дала понять, что хочешь вернуть себе свободу, и я не сказал ничего, что было бы неправдой, — защищался Джамал. — Я обещал отцу, что…
— Что женишься снова, если наш брак окончится неудачей. Знаешь что, Джамал? Ты женился на мне с крайним пессимизмом, вот тебе в наказание все и пошло вкривь и вкось!
— Вовсе не с пессимизмом. Я не мог даже надеяться, что ты останешься со мной…
— С пессимизмом! — повторила Мари.
— И, естественно, я должен был быть откровенным с моим отцом…
— Вместо того чтобы держать язык за зубами… ты отвратил его от меня, разве не так? И продолжал говорить мне что-то вроде «последний шанс побыть вместе», и упоминал конец лета так часто, что он для меня зафиксировался как дата моего отъезда!
— Разумеется, я должен был подготовиться к твоему отъезду…
— Но я не хотела уезжать! Я хотела остаться, — прошептала она.
— Твоя карьера…
— Да засунь ты мою карьеру в!.. — нетерпеливо воскликнула она.
Тяжело дыша, он пристально смотрел на нее.
— Почему ты был так уверен, что я уеду? — горячо спросила Мари. — Или ты именно этого хотел?
— Я не думал, что смогу предложить тебе достаточно, чтобы ты забыла о своей парижской жизни…
Ее гнев угас. Она не могла усомниться в его искренности. Мари опустила свою пламенно-рыжую голову. У нее в горле встал горький ком. Она пыталась сдержать навернувшиеся слезы. Если он увидит их, в нем, того и гляди, взыграет самомнение.
— Лучшее, что ты мог предложить мне, это только себя, — взволнованно произнесла Мари. — И этого мне вполне достаточно. Так уж случилось, что я сильно полюбила тебя. Просто не могу вообразить себе жизнь без тебя, и к тому же… Я даже не знаю, нравится тебе это или нет.
— Нравится… Да меня это поражает! — пробормотал он.
Установилось долгое молчание. Она слышала, как Джамал судорожно вздохнул.
— Означает ли это, что ты любишь меня? — осмелилась наконец спросить Мари.
— Я всегда любил тебя! — с жаром ответил он. — Ты сама должна это понимать.
— Как ни странно, нет, ведь ты как-то вскользь упомянул об этом. — Она взглянула на него, и ее впечатлительное сердце неистово забилось, когда ее опалило глубокое внутреннее золотистое свечение его черных глаз. — Я честно поверила, что ты заключил с отцом дьявольский договор, из-за чего мы с тобой могли быть вместе лишь короткий срок.
— Я был готов и на короткий, если больше не на что рассчитывать.
— Я же предлагаю тебе себя на всю жизнь.
— И ребенка, — добавил Джамал, словно этот факт только сейчас дошел до его сознания. — Эта новость ошеломила меня. Едва могу поверить в нее.
— И ты не расстроен, что я солгала тебе?
— Чего ради мне расстраиваться? — Внезапная белозубая улыбка освободила черты его лица от напряженности. Он пересек комнату, присел на край кровати и прошептал с нескрываемым чувством: — Разве ты могла дать мне более убедительное доказательство своей любви?
— Верно, — согласилась Мари.
— Я думал, ты знаешь, как сильно я люблю тебя. Думал, что моя любовь очевидна, — признался Джамал. — О чем, по-твоему, я говорил в больнице, когда назвал тебя моей мечтой?
— Я думала, что все дело… в сексе, — вспыхнула Мари.
— По правде говоря, мое желание обладать тобой неописуемо, — прошептал Джамал. — Но дело не в чувственных отношениях. Только любовь, никак не меньше, заставила меня заманить тебя в Палату и убедить за пару дней выйти за меня замуж. И я хотел доказать, что могу сделать тебя счастливой…
— И тебе пришлось бороться с отцом за возможность доказать это.
— Я влюбился в тебя еще пять лет назад.
— Не могу сказать то же самое о себе — я была слишком напугана, — напомнила о своих чувствах Мари.
— Отец давил на меня, требовал, чтобы я выбрал себе невесту, когда до него дошли слухи о некой француженке с огненного цвета волосами. Он прямо спросил меня о тебе, и я сказал ему, что ты именно та женщина, которую я люблю…
— Ты именно тот, кого… — Мари приникла к его широкому плечу и обвила его руками. А он продолжал:
— …что ты единственная женщина, которую я буду любить всегда, единственная женщина, которую я хочу взять в жены. Он был недоволен. Отец спорил со мной, угрожал, но потом сдался, хотя и предсказывал беду…
— Несчастные влюбленные, — вставила Мари, пораженная тем, что ему пришлось бороться за нее, рискуя семейными отношениями, ожидая, что отец осудит и отвергнет его.
— Я больше не могу считать себя несчастным. И мне уже не придется намекать на деликатную тему о детях. Ты все сделала за меня. — Со сверкающей улыбкой Джамал опустил ее на подушку. — Целых три дня в постели! Меня восхищает такая сильная целеустремленность, какую ты проявила в страсти. Эта последняя неделя была самой долгой и мучительной в моей жизни.
— Твой отец, наверное, сказал: «Я же тебе говорил»?
— Нет… Он лишь посочувствовал мне, что оказалось еще хуже. И спросил, есть ли у него право винить меня в такой же ошибке, какую когда-то совершил и он сам.
— Неужели король даже не хотел познакомиться со мной? — удивилась Мари.
— Знакомство должно было состояться после нашей свадьбы, но ты была в таком настроении, что я не рискнул сделать это.
— Прости меня, но я была тогда в шоке.
— И он тоже… Свадьба должна была состояться лишь через несколько недель, но я просто не мог ждать. Конечно, мне следовало проявить больше терпения, — признал он.
— Не думаю, что мне помогло бы твое терпение, — призналась она в свою очередь и спросила: — Но почему ты перестал даже упоминать тот факт, что мы женаты?
— Я думал, как бы частые напоминания о том, что мы муж и жена, не вызвали у тебя ощущение, будто ты попала в ловушку. Хотел убедить тебя, чтобы ты поняла, что мы действительно можем быть счастливы. Но как ты обойдешься без своей научной работы?
Мари улыбнулась.
— Возможно, я начну писать книги о флоре Африки. Но только не сию минуту. Может, тебе и трудно это себе представить, но я долгое время была по-настоящему погружена в работу лишь потому, что в моей жизни ничего больше не было, а сейчас появилось так много всего другого, чем я хотела бы насладиться.
— Ты не посчитаешь утомительным для себя принимать иногда высоких представителей из-за границы?
— Нет!
— Отец не любит, когда его беспокоят подобными визитами, если только речь не идет о его личных друзьях. Больше того, многие иностранные государственные деятели берут в зарубежные поездки жен, а отец не привык к таким встречам.
— Думаю, мне доставит удовольствие играть роль хозяйки. Все лучше, нежели смотреть телевизор и сплетничать, — озорно ответила она. — Кажется, мне на замену готовили принцессу Баньяни?
Джамал нахмурился.
— Это очень плохая шутка, — упрекнул он ее. — Нет! Однажды отец подумывал о ней, как о своей будущей невестке, но тогда Баньяни была молодой, а со временем ее непростой характер проявился в полной мере, и он передумал. А когда она вывезла тебя в пустыню и даже причинила тебе боль… — Джамал нахмурился при воспоминании, — отец возмутился, как и я. Она согласилась выйти замуж за нефтедобытчика из Ливии и, как я понял, вполне довольна браком. Лишь амбиции заставляли Баньяни вешаться мне на шею. За всю свою жизнь я ни разу не был в таком смущении, как в тот день, когда ты стала свидетельницей непристойной сцены…
— И истолковала ее совершенно неверно…
— Абсолютно! — Джамал ослепительно улыбнулся и с нежностью поцеловал ее…
В дверь громко постучали. Джамал о чем-то переговорил на пороге с пришедшим и повернулся к Мари с еще более широкой улыбкой. В руках он держал деревце бонсай, которым она восхищалась в старом дворце.
— От такого подарка отца у меня даже захватило дух! — признался Джамал. — Эти деревца для него как дети.
— Лучше верни его королю как можно быстрей. С тех деревцев, что я держу дома, постоянно опадают листья, — доверительно сообщила Мари. — Они выживают только чудом.
— Тем лучше. Отцу нравится учить других.
— Я боюсь его до смерти! — призналась Мари.
— А ты, видимо, произвела на него глубокое впечатление. — Джамал вновь заключил ее в свои объятия. — Пусть сюда пришлют из Парижа твои маленькие деревца, и отец воспримет их как вызов своему искусству.
Джамал опять поцеловал ее.
— Знаешь, я действительно люблю тебя, — прошептала Мари, сияя от удовольствия.
— Но не достаточно, чтобы принять меня с двумя сотнями наложниц, — посетовал Джамал.
— Я и одна заполняю твои объятия, — строго напомнила она.
— Что верно, то верно, — согласился он, накрывая ее мягкие губы своим чувственным ртом, радуясь ее неистовой реакции. — Ты божественно красивая женщина! Я должен сделать одно признание…
— Какое же?
— Тот вертолет, что ждал тебя, чтобы доставить в аэропорт… Если бы ты села в него, у него случилась бы поломка, и он никуда бы не полетел.
Она удивленно заморгала.
— Я решил, что получаса недостаточно, чтобы ты приняла верное решение.
— Так ты и не думал отпускать меня? — сообразила Мари.
— Я никогда не позволю исчезнуть моей мечте, — Джамал сжал ее в крепких объятиях. Громкие удары сердца и горячий ток крови в венах заставили ее забыть, что она собиралась сказать. Вместо этого она наслаждалась удивительным ощущением, что наконец-то вернулась домой.
— Скажи, что это неправда! — свирепо потребовал он.
— Боюсь, что это правда, и виновата во всем я сама. Полагаю, ты хочешь задушить меня. Да я и сама не прочь это сделать, — откровенно сказала Мари слабым голосом. — Я солгала тебе, когда сказала, что принимаю таблетки. Я сделала все, чтобы забеременеть, и мне плохо от того, что я обманула тебя, но не настолько плохо, чтобы…
— Почему ты солгала? — грубо прервал ее Джамал.
— Я хочу ребенка, — ответила она.
— Без отца? — с отвращением процедил он сквозь зубы. — Я читал о таких женщинах в ваших газетах.
— Ну, я не из тех женщин! Тебя я хочу тоже, — призналась Мари несчастным голосом. — И раз уж ты для меня недоступен, ребенок будет лучшей заменой. Просто не знаю, что на меня нашло. Это тем более выглядит глупо, по-идиотски, что ведь я знаю: ты не хотел, чтобы я забеременела.
— А я думал наоборот, что ты не хочешь рожать. — В голосе Джамала прозвучало отчаяние. — Да я бы и не пошел на такое рискованное развитие событий после урока моего детства.
Он был явно не в себе. У нее самой голова шла кругом. Что же им делать, где выход? Мари догадывалась, что, родись девочка, ее никто не задержит здесь. А если родится мальчик? И почему король благосклонно отнесся к ней, когда стало уже поздно?
— Ты сказала… ты сказала, что хочешь и меня, — неуверенно заметил Джамал.
— Это так! — подтвердила она. — Думаешь, мое время истекло, да?
— Насколько сильно ты хочешь меня?
— Ужасно сильно.
— Мне нужен словарь, чтобы не ошибиться, правильно ли я понял тебя.
— Я действительно… люблю тебя, — выпалила она, широко распахнув измученные глаза.
— Но ты несчастна от этого, и, если твое несчастье затянется надолго, ты преодолеешь это нежеланное чувство, — обреченно решил Джамал.
— На это ты и надеешься? — огорченно спросила Мари.
— Уверен, что надеешься ты…
— Ну раз уж ты всегда так уверенно знаешь, что я хочу, выходит, и ошибиться не можешь?
— Я знаю, что у тебя мало оснований верить в брак. Я также знаю, что ты озабочена своей карьерой. Не могу винить тебя за это. Но на прошлой неделе, когда я уже поверил, что мы счастливы, и у нас появилась надежда на будущее, я был просто потрясен, сообразив, что ты все еще намерена оставить меня…
— Джамал, да ведь это ты оставил меня под впечатлением, что мне предстоит отъезд в конце лета, какие бы чувства мы ни питали друг к другу!
— Это невозможно! Я был с тобой предельно честен, — ответил он.
— Мне казалось, что твой отец согласился только на наш временный брак. А вспомни-ка, кто говорил мне в день свадьбы, что разведется со мной в конце лета и возьмет себе другую жену?
— Это было сказано в ответ на твое обвинение, что я обманным путем заманил тебя сюда. Тогда ты ясно дала понять, что хочешь вернуть себе свободу, и я не сказал ничего, что было бы неправдой, — защищался Джамал. — Я обещал отцу, что…
— Что женишься снова, если наш брак окончится неудачей. Знаешь что, Джамал? Ты женился на мне с крайним пессимизмом, вот тебе в наказание все и пошло вкривь и вкось!
— Вовсе не с пессимизмом. Я не мог даже надеяться, что ты останешься со мной…
— С пессимизмом! — повторила Мари.
— И, естественно, я должен был быть откровенным с моим отцом…
— Вместо того чтобы держать язык за зубами… ты отвратил его от меня, разве не так? И продолжал говорить мне что-то вроде «последний шанс побыть вместе», и упоминал конец лета так часто, что он для меня зафиксировался как дата моего отъезда!
— Разумеется, я должен был подготовиться к твоему отъезду…
— Но я не хотела уезжать! Я хотела остаться, — прошептала она.
— Твоя карьера…
— Да засунь ты мою карьеру в!.. — нетерпеливо воскликнула она.
Тяжело дыша, он пристально смотрел на нее.
— Почему ты был так уверен, что я уеду? — горячо спросила Мари. — Или ты именно этого хотел?
— Я не думал, что смогу предложить тебе достаточно, чтобы ты забыла о своей парижской жизни…
Ее гнев угас. Она не могла усомниться в его искренности. Мари опустила свою пламенно-рыжую голову. У нее в горле встал горький ком. Она пыталась сдержать навернувшиеся слезы. Если он увидит их, в нем, того и гляди, взыграет самомнение.
— Лучшее, что ты мог предложить мне, это только себя, — взволнованно произнесла Мари. — И этого мне вполне достаточно. Так уж случилось, что я сильно полюбила тебя. Просто не могу вообразить себе жизнь без тебя, и к тому же… Я даже не знаю, нравится тебе это или нет.
— Нравится… Да меня это поражает! — пробормотал он.
Установилось долгое молчание. Она слышала, как Джамал судорожно вздохнул.
— Означает ли это, что ты любишь меня? — осмелилась наконец спросить Мари.
— Я всегда любил тебя! — с жаром ответил он. — Ты сама должна это понимать.
— Как ни странно, нет, ведь ты как-то вскользь упомянул об этом. — Она взглянула на него, и ее впечатлительное сердце неистово забилось, когда ее опалило глубокое внутреннее золотистое свечение его черных глаз. — Я честно поверила, что ты заключил с отцом дьявольский договор, из-за чего мы с тобой могли быть вместе лишь короткий срок.
— Я был готов и на короткий, если больше не на что рассчитывать.
— Я же предлагаю тебе себя на всю жизнь.
— И ребенка, — добавил Джамал, словно этот факт только сейчас дошел до его сознания. — Эта новость ошеломила меня. Едва могу поверить в нее.
— И ты не расстроен, что я солгала тебе?
— Чего ради мне расстраиваться? — Внезапная белозубая улыбка освободила черты его лица от напряженности. Он пересек комнату, присел на край кровати и прошептал с нескрываемым чувством: — Разве ты могла дать мне более убедительное доказательство своей любви?
— Верно, — согласилась Мари.
— Я думал, ты знаешь, как сильно я люблю тебя. Думал, что моя любовь очевидна, — признался Джамал. — О чем, по-твоему, я говорил в больнице, когда назвал тебя моей мечтой?
— Я думала, что все дело… в сексе, — вспыхнула Мари.
— По правде говоря, мое желание обладать тобой неописуемо, — прошептал Джамал. — Но дело не в чувственных отношениях. Только любовь, никак не меньше, заставила меня заманить тебя в Палату и убедить за пару дней выйти за меня замуж. И я хотел доказать, что могу сделать тебя счастливой…
— И тебе пришлось бороться с отцом за возможность доказать это.
— Я влюбился в тебя еще пять лет назад.
— Не могу сказать то же самое о себе — я была слишком напугана, — напомнила о своих чувствах Мари.
— Отец давил на меня, требовал, чтобы я выбрал себе невесту, когда до него дошли слухи о некой француженке с огненного цвета волосами. Он прямо спросил меня о тебе, и я сказал ему, что ты именно та женщина, которую я люблю…
— Ты именно тот, кого… — Мари приникла к его широкому плечу и обвила его руками. А он продолжал:
— …что ты единственная женщина, которую я буду любить всегда, единственная женщина, которую я хочу взять в жены. Он был недоволен. Отец спорил со мной, угрожал, но потом сдался, хотя и предсказывал беду…
— Несчастные влюбленные, — вставила Мари, пораженная тем, что ему пришлось бороться за нее, рискуя семейными отношениями, ожидая, что отец осудит и отвергнет его.
— Я больше не могу считать себя несчастным. И мне уже не придется намекать на деликатную тему о детях. Ты все сделала за меня. — Со сверкающей улыбкой Джамал опустил ее на подушку. — Целых три дня в постели! Меня восхищает такая сильная целеустремленность, какую ты проявила в страсти. Эта последняя неделя была самой долгой и мучительной в моей жизни.
— Твой отец, наверное, сказал: «Я же тебе говорил»?
— Нет… Он лишь посочувствовал мне, что оказалось еще хуже. И спросил, есть ли у него право винить меня в такой же ошибке, какую когда-то совершил и он сам.
— Неужели король даже не хотел познакомиться со мной? — удивилась Мари.
— Знакомство должно было состояться после нашей свадьбы, но ты была в таком настроении, что я не рискнул сделать это.
— Прости меня, но я была тогда в шоке.
— И он тоже… Свадьба должна была состояться лишь через несколько недель, но я просто не мог ждать. Конечно, мне следовало проявить больше терпения, — признал он.
— Не думаю, что мне помогло бы твое терпение, — призналась она в свою очередь и спросила: — Но почему ты перестал даже упоминать тот факт, что мы женаты?
— Я думал, как бы частые напоминания о том, что мы муж и жена, не вызвали у тебя ощущение, будто ты попала в ловушку. Хотел убедить тебя, чтобы ты поняла, что мы действительно можем быть счастливы. Но как ты обойдешься без своей научной работы?
Мари улыбнулась.
— Возможно, я начну писать книги о флоре Африки. Но только не сию минуту. Может, тебе и трудно это себе представить, но я долгое время была по-настоящему погружена в работу лишь потому, что в моей жизни ничего больше не было, а сейчас появилось так много всего другого, чем я хотела бы насладиться.
— Ты не посчитаешь утомительным для себя принимать иногда высоких представителей из-за границы?
— Нет!
— Отец не любит, когда его беспокоят подобными визитами, если только речь не идет о его личных друзьях. Больше того, многие иностранные государственные деятели берут в зарубежные поездки жен, а отец не привык к таким встречам.
— Думаю, мне доставит удовольствие играть роль хозяйки. Все лучше, нежели смотреть телевизор и сплетничать, — озорно ответила она. — Кажется, мне на замену готовили принцессу Баньяни?
Джамал нахмурился.
— Это очень плохая шутка, — упрекнул он ее. — Нет! Однажды отец подумывал о ней, как о своей будущей невестке, но тогда Баньяни была молодой, а со временем ее непростой характер проявился в полной мере, и он передумал. А когда она вывезла тебя в пустыню и даже причинила тебе боль… — Джамал нахмурился при воспоминании, — отец возмутился, как и я. Она согласилась выйти замуж за нефтедобытчика из Ливии и, как я понял, вполне довольна браком. Лишь амбиции заставляли Баньяни вешаться мне на шею. За всю свою жизнь я ни разу не был в таком смущении, как в тот день, когда ты стала свидетельницей непристойной сцены…
— И истолковала ее совершенно неверно…
— Абсолютно! — Джамал ослепительно улыбнулся и с нежностью поцеловал ее…
В дверь громко постучали. Джамал о чем-то переговорил на пороге с пришедшим и повернулся к Мари с еще более широкой улыбкой. В руках он держал деревце бонсай, которым она восхищалась в старом дворце.
— От такого подарка отца у меня даже захватило дух! — признался Джамал. — Эти деревца для него как дети.
— Лучше верни его королю как можно быстрей. С тех деревцев, что я держу дома, постоянно опадают листья, — доверительно сообщила Мари. — Они выживают только чудом.
— Тем лучше. Отцу нравится учить других.
— Я боюсь его до смерти! — призналась Мари.
— А ты, видимо, произвела на него глубокое впечатление. — Джамал вновь заключил ее в свои объятия. — Пусть сюда пришлют из Парижа твои маленькие деревца, и отец воспримет их как вызов своему искусству.
Джамал опять поцеловал ее.
— Знаешь, я действительно люблю тебя, — прошептала Мари, сияя от удовольствия.
— Но не достаточно, чтобы принять меня с двумя сотнями наложниц, — посетовал Джамал.
— Я и одна заполняю твои объятия, — строго напомнила она.
— Что верно, то верно, — согласился он, накрывая ее мягкие губы своим чувственным ртом, радуясь ее неистовой реакции. — Ты божественно красивая женщина! Я должен сделать одно признание…
— Какое же?
— Тот вертолет, что ждал тебя, чтобы доставить в аэропорт… Если бы ты села в него, у него случилась бы поломка, и он никуда бы не полетел.
Она удивленно заморгала.
— Я решил, что получаса недостаточно, чтобы ты приняла верное решение.
— Так ты и не думал отпускать меня? — сообразила Мари.
— Я никогда не позволю исчезнуть моей мечте, — Джамал сжал ее в крепких объятиях. Громкие удары сердца и горячий ток крови в венах заставили ее забыть, что она собиралась сказать. Вместо этого она наслаждалась удивительным ощущением, что наконец-то вернулась домой.