Лэннинг Салли. Гувернантка

   – Когда ты оказываешься поблизости, я теряю остатки разума! – выпалила Энн и тут же пожалела о своих словах.
   – Вот как? Это интересно, – протянул он. – Энн некуда было отступать, поскольку она уже и так прижималась спиной к двери.
   – Мартин, давай будем откровенны. Ты мне не нравишься. Мне не нравится, как ты поступил с Келли. Поэтому нам не о чем говорить. Скажи, что тебе нужно, я решу, хочу ли я это сделать, – и уходи.
   – Я уйду, когда буду готов.
   – Эдакий мачо! Мне хватает этого на работе, и я не намерена терпеть подобное в своем доме.
   – Ты когда-нибудь испытывала недостаток в словах?
   – Я не могу себе этого позволить – я работаю с мужчинами, – парировала она.
   Он внезапно рассмеялся, и прихожая показалась тесной от брызжущей из него жизненной энергии. Энн стиснула зубы и задержала дыхание, жалея, что этим утром не пошла пить кофе в какое-нибудь кафе. Но Мартин рано или поздно все равно нашел бы ее, она в этом не сомневалась. Поняв, что потерпела поклявшись себе, что это в последний раз, Энн проворчала:
   – С кофеином или без?
   – Не имеет значения. Где кухня?
   Она поморщилась.
   – Гостиная там. Я буду через минуту.
   – Прячешь мужчину за плитой, да, Энн?
   В его глазах плясали искорки неподдельного веселья, и Энн вдруг с изумлением услышала свой смех. Я смеюсь так, словно он мне нравится, в панике подумала она.
   – За моей плитой хоть сколько-нибудь уважающий себя мужчина не поместится, – ответила она и добавила, показывая дорогу в тесную кухню: – Ступай осторожнее.
   Мартин остановился на пороге.
   – Да, – протянул он, оглядываясь. – Если Брюс убирает твою квартиру, он еще больший герой, чем я думал.
   – Брюс здесь не живет!
   – Он твой любовник?
   – Что дает тебе право задавать личные вопросы?
   Он помедлил в задумчивости.
   – Не знаю. Так вы с Брюсом любовники?
   Ни за что она не стала бы рассказывать о своих отношениях с Брюсом человеку с таким пронзительным взглядом.
   – Без комментариев, – деревянным голосом проговорила Энн.
   – Понятно… В таком случае я буду пить черный кофе, – сказал Мартин. – С медом, если есть… Ты швыряла рисом в стену?
   Она закатила глаза.
   – Я пыталась разложить продукты по полкам, ударилась плечом о шкаф и выронила рис. Пакет разорвался.
   – Рис – символ плодородия. Не поэтому ли им осыпают новобрачных?
   – Вас с Келли тоже осыпали?
   Его ресницы дрогнули.
   – Нет. Келли была вся в золотистых конфетти. Никаких банальностей вроде риса. Келли никогда не хотела ребенка; фигура была важнее для нее, чем горячее желание Мартина иметь детей. Тори была зачата по чистой случайности.
   На мгновение Энн готова была поклясться, что в голосе Мартина звучит неподдельная боль. Но в следующий миг его глаза опять стали непроницаемыми. Ей показалось. Конечно, показалось. Мартина Крейна ранили ее слова? Какой бред!
   Он небрежно произнес:
   – Где ты держишь пылесос? Лучше убрать этот мусор, пока ты не поскользнулась и не сломала еще и шею.
   Ему принадлежала огромная сеть заводов медицинского оборудования, разбросанных по всему миру; любой, хотя бы раз открывавший газету, знал об этом. И он собирается пылесосить ее кухню? Такая банальность – пользуясь его собственным словом, – не фигурировала в ее романтических девичьих мечтах. Будучи подростком, она представляла Мартина сгорающим от желания, уносящим ее на сильных руках из мрачного кирпичного дома Нины, подальше от холодности тетки, от скуки домашней работы и визитов к дантисту.
   – Пылесос в прихожей, в шкафу, – бросила Энн.
   Мартин вышел из кухни, она смотрела ему вслед. Ее нервы были напряжены; от жалости к себе и следа не осталось, как только он ворвался в квартиру. Но она справится с ним. Она уже т тот впечатлительный и невинный подросток, которым была когда-то; она уже кое-что повидала в этой жизни и усвоила одну-другую истину.
   Она будет играть с Мартином Крейном на равных. Скривившись, Энн выудила из развала грязной посуды в раковине тряпку и стала сметать рис на пол. Который тоже не мешало бы как следует отскрести.
   Мартин вернулся и, сняв кожаный пиджак, закатал рукава голубой хлопковой рубашки. Его потертые джинсы сидели на нем как влитые. Энн быстро отвела взгляд и сказала:
   – Я до сих пор не могу пользоваться правой рукой. Чувствую себя какой-то калекой.
   – Надеюсь, рана неглубокая? – спросил он, и Энн могла бы поклясться, что в его голосе прозвучала искренняя тревога.
   – Не очень, – ответила она и заметила, как его взгляд опустился ниже плеча.
   На ней была мятая зеленая майка с порхающими на груди оранжевыми птичками. Кровоподтек на щеке приобрел синевато-желтый оттенок. Как очаровать мужчину твоей мечты, едко подумала Энн и сказала:
   – Не буду путаться под ногами, пока ты пылесосишь. Эта кухня всегда была мала для двоих.
   Воткнув штепсель в розетку, Мартин заметил:
   – Может быть, поэтому ты не замужем?
   Она в сердцах выпалила:
   – Почему ты изменял Келли?
   – Я не изменял.
   Энн фыркнула.
   – Не забудь забраться под шкаф… Просто удивительно, какой беспорядок может наделать один пакет риса!
   – Уходишь от разговора, да, Энн?
   – Ты сообразителен, – с кривой усмешкой сказала она.
   – До чего же ты красивая! – с внезапным жарой проговорил Мартин.
   Он не всерьез, должно быть, просто привык льстить женщинам. Тем не менее Энн покраснела до корней волос.
   – Я? Да я просто развалина.
   – Спасибо, Мартин, – такой ответ меня устроил бы больше.
   – Возможно, так принято в кругах, где ты вращаешься, но мне не нужны твои комплименты, Мартин. Они такие же пустые, как клятвы, которые ты давал перед алтарем.
   Он выпрямился во весь свой рост.
   – Пока мы были женаты, я никогда не изменял Келли.
   – Скажи это тем, кому интересно.
   – Я могу сделать так, чтобы интересно было тебе.
   У нее перехватило дыхание.
   – Не думаю.
   – Бросаешь мне вызов, Энн?
   – Нет, Мартин. Просто говорю, что мне безразлично все связанное с тобой. Мне это ни к чему. Неинтересно.
   – Посмотрим, – со зловещей мягкостью произнес он. – Тебе лучше выйти – кухня, как ты верно заметила, мала для двоих.
   Что-то в его неподвижном взгляде заставило ее мгновенно ретироваться. С максимумом достоинства Энн прошествовала в ванную, где натянула поверх майки хлопчатобумажный свитер и провела щеткой по растрепанным волосам. Как избавиться от жалости к себе? – подумала она и показала язык своему отражению в зеркале. Это надо же – впустить в квартиру тигра. Огромного, голодного хищника.
   Энн снова посмотрела в зеркало. Щеки пылали, глаза блестели. Прекрати, сказала она себе. Он не рыцарь в сияющих доспехах, пришедший спасти тебя. Его латы поржавели, и он нарушил свои клятвы. Не забывай об этом.
   К несчастью, Мартин по-прежнему оставался самым мужественным и привлекательным из всех представителей своего пола, когда-либо встречавшихся ей на пути. Назвать его сексуальным – значило ничего не сказать. Ему была присуща глубокая, непоколебимая уверенность в себе, незримая и вряд ли осознаваемая им самим аура могущества, столь же свойственная ему, как густые черные волосы и бездонные непроницаемые глаза.
   Как случилось, что именно его дочь она спасла? Ей не нужен Мартин Крейн! Он пугает ее. Ее, которая бесстрашно бросается наперерез вооруженным преступникам…
   Шум пылесоса стих. Взяв себя в руки, Энн вернулась в кухню, вежливо поблагодарила Мартина и потянулась за кофе, хранившимся в банке с надписью «Мука». Но открыть крышку одной рукой было невозможно.
   – Позволь мне, – сказал Мартин.
   Энн словно зачарованная наблюдала за игрой мышц на его запястье, когда он откручивал крышку.
   – Где кофемолка? – спросил он.
   Как это по-домашнему! – лихорадочно подумала она. Так, словно мы женаты.
   – В шкафчике рядом с раковиной. Не обращай внимания на грязь.
   Когда Мартин открыл дверцу, на пол свалились два кухонных полотенца.
   – Да, дома тебя подстерегает не меньше опасностей, чем на работе, – заметил он, вынимая кофемолку.
   Энн не выдержала.
   – Что тебе нужно от меня, Мартин? – спросила она.
   – Сначала кофе.
   С грацией носорога Энн поставила на стол сахарницу и сливочник.
   – Ты, разумеется, привык, чтобы все всегда было по-твоему.
   – В этом залог движения вверх – знать, чего ты хочешь, и добиваться этого.
   – Философия жизни по Мартину Крейну?
   Стоя очень близко от Энн, но не касаясь ее, Мартин спросил:
   – Ты с этим не согласна?
   – А что случается с людьми, по головам которых ты карабкаешься наверх?
   – Похоже, ты считаешь меня настоящим чудовищем. – Он схватил чайник и залил кофе кипятком. – Одолжение заключается в следующем. Тори мучают ночные кошмары. Она просыпается, крича, что кто-то гонится за ней. А ты наверняка хороший психолог, если достучалась даже до ополоумевшего подонка. Может быть, Тори поможет, если ты с ней побеседуешь?
   Энн медленно ответила:
   – Не знаю. Я все же специализируюсь на психологии преступников. Но попробовать можно.
   – Ты приедешь к нам, Энн? Я понимаю, что прошу слишком многого… потратить свободное время на то, что связано с твоей работой. Но у меня сердце кровью обливается, когда я слышу ее крик посреди ночи.
   Его голос прерывался от избытка эмоций. Если Мартин притворяется, то она – обезьяний дядюшка. Понимая, что у нее нет выбора, что она идет на риск, больший, чем когда дразнила того мальчишку, Энн сказала:
   – Да, я приеду.
   – Приедешь?
   – Неужели ты думал, что откажусь?
   – Я сомневался.
   – Я тоже не чудовище, Мартин. Когда приезжать? Сегодня?
   – Чем скорее, тем лучше. Она возвращается из школы в три тридцать.
   – Тогда я буду в четыре.
   – Ты очень добра.
   Его улыбка вызвала в ней бурю эмоций, анализировать которые, наверное, не стоило. Она покачала головой.
   – Вовсе нет. Она ребенок, Мартин, а я знаю, каково это, когда… Ладно, неважно.
   – Твои родители, кажется, погибли…
   На ее щеке дернулся мускул.
   – Я сказала, что приеду. Не испытывай судьбу.
   – Я пришлю за тобой машину.
   – Нет. Я возьму такси.
   – Твое второе имя – Независимость?
   – Я воспринимаю это как комплимент, – насмешливо проговорила Энн и потянулась к шкафу за чашками.
   Но одновременно Мартин сделал то же самое, и их руки встретились. Ее словно пронзило током от этого прикосновения. Затем он опустил руку и пальцем провел по ее щеке вверх, к линии, где начинались волосы, и легонько потянул выбившуюся рыжую прядь.
   – Ты для меня загадка, тебе это известно? – хрипловато произнес он.
   Мартин был так близко, что она могла видеть крошечные черные точки на радужной оболочке его глаз. И эта близость словно уничтожала всю ее настороженность, делая беззащитной и уязвимой перед ним, что Энн ужасно не нравилось. Она попыталась отодвинуться, но его свободная рука, теплая и тяжелая, непонятным образом оказалась на ее талии. Он привлек ее к себе, не отрывая пристального взгляда.
   Все в ней кричало о том, что нужно бежать. Упершись ладонью в его грудь, Энн попыталась оттолкнуть Мартина, но жар его тела обжигал пальцы сквозь ткань рубашки. Жар этого мускулистого крепкого тела, тяжелое, быстрое биение его сердца… Энн пыталась взять себя в руки, внять голосу рассудка, но безвозвратно тонула в омутах глубоких серых глаз. Затем Мартин наклонил голову и со смесью ужаса и радости Энн поняла, что он хочет поцеловать ее. Она еще раз попыталась высвободиться, отталкивая его руки.
   – Мартин, не надо… Пожалуйста… не надо.
   В ответ он отыскал ее губы… И Энн пропала, потому что фантазия смешалась с реальностью, и этой реальностью был страстный и настойчивый мужской поцелуй. Ее здоровая рука скользнула вверх по его груди, пальцы зарылись в шелковистых волосах на затылке, тело приникло к нему, податливое и жаждущее. Она раскрыла губы, повинуясь требованию его языка и с радостью приветствуя его вторжение? Мартин приподнял ее, и их поцелуй стал глубже. Внутри нее рос голод, равного которому она никогда не знала. Этот голод сметал остатки сдержанности, не говоря уж об осторожности. Ослепленная желанием, она крепко прижала к себе его голову, и животом почувствовала, как он возбужден.
   Потрясенная Энн услышала, как Мартин простонал ее имя в промежутке между короткими неистовыми поцелуями, которыми осыпал ее губы, щеки, прикрытые веки. Он исследует меня, мелькнуло в голове Энн, как мореплаватель бухты, заливы и побережья вновь открытой земли. Ее тело охватил пожар желания. И она поняла, что поняла, что жаждет отдаться этому пламени, независимо от того, к чему это приведет.
   Нарушает все правила – в чем так часто обвинял ее Брюс. Симпатичное лицо напарника, возникшее перед мысленным взором, возымело эффект холодного душа. Иногда ей казалось, что Брюс влюблен в нее. Он, несомненно, был ее лучшим другом, вместе с ним она прошла через многое и знала его так, как можно знать человека, с которым постоянно делишь опасности. А Мартин… Мартин ее враг. О чем она думает, так бесстыдно целуя его?
   Со стоном отчаяния Энн изо всех сил уперлась руками в его грудь… и словно нож вонзился в ее правое плечо. Она вскрикнула от боли, отворачивая лицо, глаза наполнились слезами.
   – Энн… что случилось?
   – Отойди от меня, – сдавленным голосом произнесла она. – Уходи!
   – Ради Бога, не плачь! – хрипло воскликнул он.
   – Мартин, отпусти меня!
   Когда он опустил руки, Энн прислонилась к кухонной стойке и, проглотив застрявший в горле комок, сказала первое, что пришло в голову:
   – Тебе ни к чему было так целовать меня… я ведь уже согласилась поговорить с Тори.
   – Думаешь, я поцеловал тебя только для того, чтобы подстраховаться? – прорычал он.
   – А что еще я должна думать?
   – Я поцеловал тебя потому, что хотел этого! Потому что ты потрясающе красива, потому что у тебя характер дикой кошки и потому что ты отважная и великодушная. Потому что мне ужасно хотелось коснуться твоих губ и твоей кожи, зарыться пальцами в твоих волосах.
   Щеки Энн стали пунцовыми. Интуитивно она чувствовала, что Мартин говорит правду.
   – Ты… ты не можешь этого хотеть, – запинаясь, проговорила она. – Ты был женат на моей кузине. Ты не нравишься мне, и мы живем в абсолютно разных мирах, у которых не может быть точек соприкосновения. Да, я приеду сегодня поговорить с Тори. Но это все. Больше никаких контактов. Никогда!
   – Ты отвечала на поцелуи Брюса так же, как на мой?
   – Это тебя не касается!
   – Разберись в себе, Энн.
   – Это только похоть, Мартин… Это ровным счетом ничего не значит. Как я могу чувствовать себя, целуя человека, которого презираю? Просто отвратительно.
   – Ты даже не знаешь меня!
   – Я знаю Келли.
   – Непробиваема, – мягко проговорил Мартин.
   – Тогда почему бы нам не обойтись без кофе? – Она провела пальцами по волосам. – Я не в настроении вести светскую беседу.
   – То, что произошло между нами, – большая редкость…
   – Тебе виднее, ты специалист, – цинично заметила она.
   – Не надо, Энн, – с мукой в голосе произнес он. – Нам ни к чему эта дешевая перепалка. Мы оба заслуживаем лучшего.
   – Это ты так считаешь.
   Мартин стиснул зубы.
   – Ты не хочешь слушать объяснений, верно? Ты уже решила для себя, что я злодей, а Келли… он издал хриплый смешок, – что-то вроде белокурого ангела. Будь же взрослой, Энн. Ни один брак не распадается по вине только одного человека. Особенно, когда есть дети.
   – Почему бы тебе не позволить Тори жить с Келли? – с вызовом спросила Энн. – Только не говори мне, что она этого не хочет.
   – Но это так и есть.
   Она нетерпеливо вздохнула.
   – А почему тебя не было дома, когда случилась беда? Деловая поездка, кажется?
   Энн наконец вывела Мартина из равновесия. Он в ярости уставился на нее.
   – Можно сказать и так.
   Она ринулась в бой.
   – Ты был с женщиной, не правда ли? Почему бы еще тебе так ощетиниваться?
   – Нет, неправда!
   – Знаешь, что мне во всем этом не нравится? – заявила Энн. – То, что ты лжешь мне, Мартин. О Келли. О женщинах в твоей жизни. И при этом ожидаешь, что я упаду в твои объятия. – Она вцепилась в край стойки так, что костяшки пальцев побелели. – Я хочу, чтобы ты ушел. С меня достаточно. Более чем достаточно.
   – Это еще не конец, Энн, – со зловещим спокойствием проговорил он. – Не обманывайся на сей счет.
   – А кончаться и нечему – между нами ничего не было!
   – Ты жестоко ошибаешься. Можешь меня не провожать.
   Мартин вышел из кухни, и через мгновение за ним захлопнулась входная дверь. Энн стояла не двигаясь. Ее колени дрожали так, словно она бегом поднялась на высоченный холм; в наступившей тишине громко отдавались в ушах удары сердца. Всего один поцелуй, ошеломленно думала она. Как один поцелуй может перевернуть все? Когда ее целовал Брюс, она не испытывала ничего подобного тому неукротимому голоду, который охватил ее сейчас, обессмыслив все существовавшие ранее правила. Поцелуи Брюса были приятны, как и он сам. Возможно, отчасти поэтому они ни разу не делили постель.
   Она поедет сегодня к Мартину и постарается рассеять страхи Тори. Если девочка будет рядом, вряд ли Мартин попытается снова поцеловать ее.
   Но если он все-таки сделает это, как поступит она?

Глава 3

   Ровно в четыре часа дня такси свернуло на подъездную дорожку к дому Мартина. Узорчатые чугунные ворота были открыты, и за ними виднелись ряды берез, дубов и сосен, ветви которых были покрыты пушистым снегом, – настоящий небольшой лес посреди города. Энн перевела взгляд на видневшийся впереди фасад дома.
   Той ночью, поглощенная переговорами, она ничего вокруг себя не видела, поэтому теперь внимательно осматривалась. Дом, имевший подковообразную форму, был очень красив. Нижний этаж был построен из серого камня, а верхний облицован кедром. Кусты азалий и рододендронов были тщательно укрыты на зиму. Безукоризненно белый снег лежал на широкой лужайке, окруженной высокими соснами. В густых ветвях клена примостился шалаш, а поверхность маленького пруда была расчищена для катания на коньках. Для Тори, догадалась Энн, любуясь отраженным в окнах оранжевым и золотистым сиянием заходящего солнца.
   Очень уютный дом. Совсем не соответствующий тому, что она знает о Мартине Крейне.
   Энн расплатилась с таксистом, поднялась по ступенькам и позвонила. Дверь открылась почти сразу же.
   – Входи, пожалуйста, – официально проговорил Мартин. – Я предупредил Тори о твоем приезде.
   На нем были темные брюки и блекло-голубой свитер. Красивее мужчины я в жизни не встречала, подумала Энн. Это несправедливо. Черты его лица были четкими, словно высеченными из камня, поэтому слово «красивый» казалось не очень уместным. Они дышали силой и мужественностью. Стараясь, чтобы в голосе не прозвучало даже намека на теплоту, Энн сказала:
   – Привет, Мартин, рада тебя видеть. – И проследовала за ним в дом.
   Холл с дубовым паркетом был декорирован в солнечно-желтых тонах. Взгляд Энн последовал за изгибом изящной винтовой лестницы вверх, к развешанным без видимого порядка современным картинам, поражающим богатством красок и выразительностью композиций. У высоких окон тонкие ветви фигового дерева изящно нависали над амариллисами в глиняных горшках.
   Сочные цвета. Тепло. Уют. Смущенная и обезоруженная Энн пробормотала:
   – Как здесь славно.
   – А чего ты ожидала? Средневековых доспехов и отравленных стрел?
   На щеках Энн выступили красные пятна. Она посмотрела Мартину в глаза.
   – Где Тори?
   – Она с Плашем в детской, – усмехнулся он, – устраивают прием для кукол. – Мартин нахмурился. – Помнишь, той ночью она сжимала в руках плюшевого медвежонка… Тори ни на минуту не расстается е ним, хотя он постоянно напоминает ей о случившемся.
   – Плаш, – повторила Энн. – Может быть, она видит в нем своего единственного защитника?
   В глазах Мартина на мгновение отразилась мука.
   – С ней была приходящая няня. Услышав шум, она потеряла голову и почему-то бросилась к экономке и ее мужу – они живут во флигеле за домом, – те и позвонили в полицию. Тори действительно осталась наедине с Плашем. Так что если бы не ты, Энн…
   Энн невыносимо было смотреть на его лицо. Лишь огромным усилием воли она продолжала держать руки вытянутыми вдоль тела, тогда как ей хотелось разгладить горькие морщинки у его рта.
   – Если бы не я, это сделал бы Брюс или кто-то другой, – легко сказала она. – Почему ты не ведешь меня в детскую?
   – Да… – Он вынул руки из карманов. – Позволь, я помогу тебе снять пальто.
   Мартин потянулся к ее плечам, но Энн ускользнула, не желая, чтобы он прикасался к ней.
   – Значит, ты не забыла, – проговорил он.
   Энн не стала притворяться, что не поняла его.
   – Это больше не повторится.
   – Не здесь. Не сейчас.
   – Нигде. Никогда.
   Он поднял бровь.
   – Похоже, ты опять бросаешь мне вызов?
   – Тори, Мартин.
   – Я бы ничего не достиг в этой жизни, если бы пару раз не пошел на риск… ты должна помнить об этом.
   Энн мило прощебетала:
   – О, мне тоже приходилось рисковать. Но я предпочитаю собственные риски.
   – Энн, – невыразительным тоном спросил он, – между тобой и Брюсом что-то есть?
   Она могла бы солгать, сказать, что у них с Брюсом роман. И тогда Мартин наверняка оставил бы ее в покое. Но ей никогда не удавалось вранье, и пауза затянулась.
   – Мне трудно ответить на твой вопрос. И да, и нет. Никто из нас не форсирует событий.
   – Уж ты-то наверняка, – протянул Мартин. – Учитывая то, как ты целовала меня.
   – А со сколькими женщинами связан ты, Мартин?
   – Платонически с несколькими. Но у меня нет любовницы, если ты это хочешь узнать. И довольно давно.
   Глаза Мартина были прикованы к ее лицу, должно быть, он почувствовал, как участилось ее дыхание.
   – Хочешь чтобы я этому поверила?
   – Да, – твердо произнес он, – Я действительно этого хочу.
   – В таком случае тебе не повезло.
   – Журналисты готовы состряпать роман из простого рукопожатия – они этим зарабатывают себе на жизнь, не забывай.
   Энн холодно заметила:
   – Дыма без огня не бывает.
   Он усмехнулся.
   – Но и огня не бывает без горючих веществ. До тех пор пока ты не появилась, я был абсолютно огнеупорным.
   Перед глазами Энн отчетливо вспыхнул образ, которого она никак не могла забыть. Мартин и Келли в дальнем уголке сада, сжимающие друг друга в объятиях и целующиеся так, что это потрясло ее наивное, детское воображение.
   – Вы с Келли были горючими веществами.
   – Поначалу – да.
   – Значит, все это ненадолго?
   – Пламя гаснет, если не подбрасывать в него поленья.
   – Особенно если один из партнеров относит их в другой костер.
   – Ты можешь хотя бы минуту послушать меня?! Я очень богатый человек – а деньги в нашем обществе равнозначны силе, а сила завораживает. Да, женщины вьются вокруг меня. Но я, как и ты, предпочитаю делать собственный выбор. А то, что доступно, не всегда желанно.
   – Я не играю в игры типа «а ну-ка, отними»!
   – А я и не считаю, что ты играешь. – Мартин коротко прикоснулся к ее щеке, убрав руку прежде, чем Энн успела отпрянуть. – У меня такое ощущение, что ты всегда остаешься самой собой.
   – А кем же мне еще быть? – с некоторой резкостью спросила она.
   – Когда речь идет о таких деньгах, как у меня… Ты удивилась бы, узнав, какие трюки способны проделывать люди. – Он нетерпеливо повел плечами. – Пойдем поищем Тори.
   Энн шла за ним вверх по лестнице, гадая, случался ли у нее когда-нибудь еще такой волнующий и такой бессодержательный разговор. Было ли это определением боевых позиций, констатацией двух несовместимых точек зрения? Или объявлением о намерении Мартина преследовать ее независимо от ее желаний?
   Лестница привела их в очередной роскошный холл, пол которого был устлан персидским ковром блеклых красных и голубых тонов. Две картины, висящие на стенах, если Энн не ошибалась, принадлежали кистям Сезанна и Моне. Мне слег ора, иронично подумала Энн. Мешковатые джинсы, оранжевый свитер и хвостик на затылке здесь явно не к месту. Мартин открыл одну из дверей.
   – Тори, – позвал он. – Пришла Энн.
   Энн последовала за ним в комнату, окрашенную в матово-голубой цвет, с детской кроватью под балдахином из белого муслина. Ноги тонули в густом ворсе ковра.
   – Привет, Тори, – сказала она.
   На Тори был домашний комбинезон, ее прямые черные волосы блестели в низких солнечных лучах. Синие глаза – глаза Келли, с замиранием сердца подумала Энн, – не отрывались от медвежонка, которого она держала в руках. Плаш. Ее единственный защитник.
   Энн заранее не обдумывала своих действий, надеясь, что поймет на месте, как себя вести. Мартин подошел к Тори и присел перед ней на корточки.
   – Папа говорит, что по ночам тебе снятся страшные сны, – начала Энн.
   – Ммм… – Тори так и не подняла глаз.
   – Тот разбойник… Знаешь, я смотрела на его лицо… Он тоже был ужасно перепуган. Мне показалось, что ты вела себя намного храбрее его.
   Тори заморгала.
   – Ведь у вас в школе наверняка есть задиристые мальчишки? Которые дергают девочек за косички, вырывают из рук сумки, ставят подножки?
   Тори, по-прежнему не поднимая взгляда, кивнула:
   – Этот парень, он был вроде них… – Девочка удивленно посмотрела на Энн. – Просто он учинил намного большую шалость и сам до смерти перепугался… Знаешь, если оставаться спокойной и делать вид, что не боишься, то все кончится хорошо. А ты держалась молодцом. И потом, у тебя был Плаш, это, наверное, очень храбрый медведь.