Страница:
Что касается Ильина, то он давно домогался ее.
Наташа слыла в гарнизоне красавицей – озорная, белозубая, да и поведения скромного – не пускалась вразнос, как иные-прочие…
Она задумчиво листала альбом – страницу за страницей, и все они проходили перед ней.
Произошло очередное сокращение армии, и она с Алексеем Ильиным уехала в Москву.
Отец Алексея – вот он на фотографии – руководил крупным заводом, он устроил сына директором дочерней фирмы, одной из тех, которые словно грибы-поганки облепили завод.
В молодой семье появились деньги, материально стало много легче. Соответственно и жизнь наладилась – что ни говори, деньги в наше время помогают решать многие проблемы и создают некую защиту от неприятностей.
Увы, и это счастье оказалось недолгим.
До Наташи дошли слухи, что Ильин сожительствует со своей секретаршей Юлей.
Наташа под разными предлогами ходила специально смотреть на нее – хорошенькая. На вид надменная и неприступная, как это бывает.
Она и верила и не верила, но спросить у Алексея напрямую не решалась.
Но случилось так, что в порыве любовной страсти, – а такие порывы случались у них в последнее время все реже, можно сказать, сходили на нет, – Алексей ей признался, что случайно был свидетелем той давней драки в ресторане, когда трое бандитов первыми напали и зверски избили Игоря Чернова.
– Ну а ты? – Наташа отбросила простыню, приподнялась на локте и в упор посмотрела на Алексея.
Тот замялся.
– Понимаешь, Наташа, ничего нельзя было сделать… – промямлил он.
– То есть как? – повысила голос Наташа. – Ведь ты был свидетелем.
– Был.
– Почему же промолчал, не выступил в суде в защиту товарища?
– Это бы ничего не изменило.
– Не понимаю.
– Что тут понимать? – раздраженно бросил супруг. – Суд был заранее подкуплен, судьи чуть ли не в родстве находились с преступниками.
– Бабские сказки.
– Это не сказки, а жизнь.
Они долго спорили, в ту ночь в их отношениях обозначилась трещина.
Наташа тогда всю ночь не спала, муж предстал перед ней в другом свете.
Ну а потом… Много чего было потом. Было, например, похищение Светы, которое, как потом выяснилось, организовала его секретарша Юля.
Это был третий удар судьбы.
Она долистала альбом до конца и, захлопнув его, положила на место.
Мысли вернулись к дню сегодняшнему. Александр Ромашов, с которым она связывала такие большие планы, оказалось, обманывает ее.
Пару дней назад, набравшись решимости, она прямо спросила Сашу:
– Ты с кем? Сделай наконец выбор: со мной или с прежней женой?
Прямого ответа она добиться не смогла, Ромашов изворачивался, словно уж:
– Пойми, идет предвыборная гонка…
– Это я уже слышала.
– Здесь очень важно, что я – семьянин, что у меня на этом фронте все нормально. Ты же знаешь, как у нас избиратели относятся к так называемому «моральному облику». Им только зацепка нужна. Дай палец – оттяпают всю руку. Тут же конкуренты зароют. Дай, Наталья, мне срок, – попросил он.
– Будет мне и белка, будет и свисток?
– Белку и свисток не обещаю, – улыбнулся Александр. – Но обещаю другое.
– Что же?
– Как только добьюсь победы на выборах, стану депутатом – так вернусь к тебе.
– Навсегда?
– Навсегда.
Но по взгляду, который Ромашов во время этого нелегкого разговора отводил в сторону, по фальшивым ноткам, которые нет-нет и проскальзывали в его речи, она многое поняла.
Многочисленные удары судьбы, как из рога изобилия сыпавшиеся на нее, превратили сердце Натальи в чуткий барометр. Женщина поняла, что, как ни верти, семья перетянула Сашу.
Рядом с массивным фотоальбомом лежала любимая книжка – это был «Рой» Сергея Алексеева. В отличие от фотоальбома, пыли на ней не было.
Наталья представляла себя одним из «героев» книги – огромным медведем, израненным и умирающим, который в последнюю минуту все еще надеется, что на помощь ему придет благородный Дог – собака.
С книгой в руках так и не уснула она на жесткой, скрипучей тахте.
Вставала пить воду. Несколько раз подходила к Светлане. Девочка спала беспокойно, волосы ее разметались. Пару раз она принималась горячо и сбивчиво о чем-то говорить. Как ни старалась Наташа – ни словечка не поняла.
Будить не решилась, подоткнула одеяло и тихонько, чтобы не скрипнула половица, отошла.
После дикой истории с похищением дочери что-то сместилось в психике ребенка. Света часто капризничала без всякого повода, швырялась вещами. В иные дни с ней не было никакого сладу, да и Александр своим поведением невольно масла в огонь подливал: он никак не мог добиться, чтобы девочка звала его отцом.
Наташа чувствовала себя зрелой, полноценной женщиной. Она готова была полюбить и быть верной до конца искреннему, преданному человеку.
Эликсир любви
Штаб-квартира Ромашова
Наташа слыла в гарнизоне красавицей – озорная, белозубая, да и поведения скромного – не пускалась вразнос, как иные-прочие…
Она задумчиво листала альбом – страницу за страницей, и все они проходили перед ней.
Произошло очередное сокращение армии, и она с Алексеем Ильиным уехала в Москву.
Отец Алексея – вот он на фотографии – руководил крупным заводом, он устроил сына директором дочерней фирмы, одной из тех, которые словно грибы-поганки облепили завод.
В молодой семье появились деньги, материально стало много легче. Соответственно и жизнь наладилась – что ни говори, деньги в наше время помогают решать многие проблемы и создают некую защиту от неприятностей.
Увы, и это счастье оказалось недолгим.
До Наташи дошли слухи, что Ильин сожительствует со своей секретаршей Юлей.
Наташа под разными предлогами ходила специально смотреть на нее – хорошенькая. На вид надменная и неприступная, как это бывает.
Она и верила и не верила, но спросить у Алексея напрямую не решалась.
Но случилось так, что в порыве любовной страсти, – а такие порывы случались у них в последнее время все реже, можно сказать, сходили на нет, – Алексей ей признался, что случайно был свидетелем той давней драки в ресторане, когда трое бандитов первыми напали и зверски избили Игоря Чернова.
– Ну а ты? – Наташа отбросила простыню, приподнялась на локте и в упор посмотрела на Алексея.
Тот замялся.
– Понимаешь, Наташа, ничего нельзя было сделать… – промямлил он.
– То есть как? – повысила голос Наташа. – Ведь ты был свидетелем.
– Был.
– Почему же промолчал, не выступил в суде в защиту товарища?
– Это бы ничего не изменило.
– Не понимаю.
– Что тут понимать? – раздраженно бросил супруг. – Суд был заранее подкуплен, судьи чуть ли не в родстве находились с преступниками.
– Бабские сказки.
– Это не сказки, а жизнь.
Они долго спорили, в ту ночь в их отношениях обозначилась трещина.
Наташа тогда всю ночь не спала, муж предстал перед ней в другом свете.
Ну а потом… Много чего было потом. Было, например, похищение Светы, которое, как потом выяснилось, организовала его секретарша Юля.
Это был третий удар судьбы.
Она долистала альбом до конца и, захлопнув его, положила на место.
Мысли вернулись к дню сегодняшнему. Александр Ромашов, с которым она связывала такие большие планы, оказалось, обманывает ее.
Пару дней назад, набравшись решимости, она прямо спросила Сашу:
– Ты с кем? Сделай наконец выбор: со мной или с прежней женой?
Прямого ответа она добиться не смогла, Ромашов изворачивался, словно уж:
– Пойми, идет предвыборная гонка…
– Это я уже слышала.
– Здесь очень важно, что я – семьянин, что у меня на этом фронте все нормально. Ты же знаешь, как у нас избиратели относятся к так называемому «моральному облику». Им только зацепка нужна. Дай палец – оттяпают всю руку. Тут же конкуренты зароют. Дай, Наталья, мне срок, – попросил он.
– Будет мне и белка, будет и свисток?
– Белку и свисток не обещаю, – улыбнулся Александр. – Но обещаю другое.
– Что же?
– Как только добьюсь победы на выборах, стану депутатом – так вернусь к тебе.
– Навсегда?
– Навсегда.
Но по взгляду, который Ромашов во время этого нелегкого разговора отводил в сторону, по фальшивым ноткам, которые нет-нет и проскальзывали в его речи, она многое поняла.
Многочисленные удары судьбы, как из рога изобилия сыпавшиеся на нее, превратили сердце Натальи в чуткий барометр. Женщина поняла, что, как ни верти, семья перетянула Сашу.
Рядом с массивным фотоальбомом лежала любимая книжка – это был «Рой» Сергея Алексеева. В отличие от фотоальбома, пыли на ней не было.
Наталья представляла себя одним из «героев» книги – огромным медведем, израненным и умирающим, который в последнюю минуту все еще надеется, что на помощь ему придет благородный Дог – собака.
С книгой в руках так и не уснула она на жесткой, скрипучей тахте.
Вставала пить воду. Несколько раз подходила к Светлане. Девочка спала беспокойно, волосы ее разметались. Пару раз она принималась горячо и сбивчиво о чем-то говорить. Как ни старалась Наташа – ни словечка не поняла.
Будить не решилась, подоткнула одеяло и тихонько, чтобы не скрипнула половица, отошла.
После дикой истории с похищением дочери что-то сместилось в психике ребенка. Света часто капризничала без всякого повода, швырялась вещами. В иные дни с ней не было никакого сладу, да и Александр своим поведением невольно масла в огонь подливал: он никак не мог добиться, чтобы девочка звала его отцом.
Наташа чувствовала себя зрелой, полноценной женщиной. Она готова была полюбить и быть верной до конца искреннему, преданному человеку.
Эликсир любви
План Кузьмы Кузьмича был прост. Его цель – любым путем выведать у Турсункула, что за производство будет в пионерлагере. В соответствии с этим Кузьмич будет и доить киргиза. Достичь этой цели можно, надо только запустить Маргаритку к Турсункулову в постель. Пусть она – уж какими угодно методами – выведает у того, хотя бы намеком, какое дело желает он развернуть на позабытой территории пионерского лагеря.
Именно эту проблему Кузьмич, полулежа на софе рядышком с пышногрудой подругой, и изложил ей с надлежащей осторожностью.
Эффект превзошел все ожидания.
Марго тут же вскочила, в волнении позабыв запахнуть халат, который развевался, словно знамя вокруг древка. Глаза ее сверкали, как два карбункула.
– Это что же, я тебе подстилка, да? Коврик, который ты можешь сунуть под кого угодно?
– Успокойся, Марго.
– Тебе мало того, что я, как послушная наложница, удовлетворяю все твои грязные желания?
– Гм, грязные желания…
– Да, грязные! – с вызовом повторила Маргарита – халат почти сполз с нее.
– Скажи, а ты уверена, что только о моих грязных желаниях идет речь? – на слове «моих» Кузьма Кузьмич сделал многозначительное ударение.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Маргарита, но уже на полтона ниже.
– Только то, что сказал.
– Если ты веришь грязным инсинуациям Татьяны Леонидовны из отдела социальной защиты, то знай, что она дрянь и хабалка…
– Меня не интересует никакая Татьяна Леонидовна, – перебил Кузьмич.
– Так что же тогда тебя интересует? – в сердцах бросила Марго.
– Ты и только ты. И нам с тобой необходима материальная база, чтобы мы могли начать совместную жизнь.
– Ну, допустим.
Кузьмич почувствовал, что материал поддается, и решил ковать железо, пока горячо.
– Ты пойми, девочка, я и сам бы пошел к нему в «Изюминку», – проникновенно сказал он. – Для нас с тобой я на все готов. Но чучмек, к сожалению, не той ориентации.
Марго лукаво взглянула на него:
– А ты откуда знаешь?
– Да по роже видно, – произнес Кузьма Кузьмич с отвращением. – А когда ты заходила в кабинет, он смотрел на тебя, как кот на сало, глаз не отводил, честное слово…
– Ну уж, придумываешь! – засмеялась польщенная Маргарита. – А может, действительно попробовать?
– Конечно! Одевайся быстренько, я подожду.
– Зачем?
– Отвезу тебя в «Изюминку».
– Ну, и как мне там действовать? – спросила Маргарита, накладывая перед зеркалом макияж на лицо.
– По обстоятельствам. Учить тебя, что ли?
– Ты на что намекаешь?
– Ой, да ни на что. Делай что хочешь, пусть только хоть намекнет, что развернет в этом проклятом пионерлагере, черти бы его драли.
– И ты потом женишься на мне?
– Я же сказал.
– Поклянись.
– Клянусь.
– Э, нет, так дело не пойдет!
Она крутанулась, зашла за занавеску, где помещалась «спальня» – главное место в ее однокомнатном гнездышке – и где располагалась квадратная тахта, выполненная по заказу на местном мебельном комбинате. Кузьмич с подругой именовали ее «сексодромом».
Там, над тахтой, как бы наблюдая за нравственным уровнем тех, кто приходил поразмяться-понежиться на «сексодроме», висела икона Казанской Божией Матери работы неизвестного художника.
Вот с этой иконой в руках и вышла из-за шелковистой занавески Марго.
– Перед иконой поклянись, что женишься на мне! – торжественно произнесла Марго.
Кузьмич побледнел.
Дело в том, что при всех перипетиях служебной и личной жизни Кузьма Кузьмич был человеком глубоко религиозным и даже помыслить не мог, чтобы пойти на клятвопреступление. «Ну, подловила, подловила, зараза. Под самый дых поддала», – с горечью подумал он.
Решаться, однако же, надо было сразу. Как говорится в таких случаях, промедление смерти подобно. Несколько мыслей вихрем пронеслись в голове Кузьмы Кузьмича.
А в самом деле, почему бы не воспользоваться случаем и не разрубить одним ударом весь гордиев узел давно назревших проблем?
Жена давно ему опостылела хуже горькой редьки, с годами стала совсем сварливой – спасу нет. К счастью, и детей у них не было, что, конечно, тоже здорово упрощало проблему. Так и быть, оставит он ей конуру и все, что нажито вместе, – да и дело с концом. Если пройдет задумка с Турсункуловым – то все образуется, это он чуял.
Существовало и еще одно обстоятельство, которое Кузьмич не умел объяснить рационально: бывали иногда – и довольно часто – минуты, когда его влекло к Маргарите с какой-то сумасшедшей страстью.
Причину этого, как ни тужился, Кузьма Кузьмич разгадать не сумел и в конечном счете решил, что это не что иное, как воля небес.
Ну а если так, то ему и карты в руки, и брак с сексапильной до безумия Маргариткой – самое то. И, выходит, нечего от него отбрыкиваться.
Кузьмич взял икону в руки, опустился, кряхтя, на колени, поцеловал Святую Марию и торжественно произнес, глядя прямо в ее глаза:
– Клянусь перед Богом и людьми, и перед тобой, святая мать, что возьму в жены девицу Маргариту Елисееву…
Затем, также не без труда, он поднялся, а Марго забрала у него икону и заботливо водворила на прежнее место.
– Ну, теперь веришь? – спросил он.
– Теперь верю, – ответила Маргарита.
Через рекордно короткое для нее время она была одета как для парадного выезда в свет.
– Ой, я немножко ревную, – оглядел ее с ног до головы размякший Кузьмич. – Ты смотри там, с этим чукчей, не очень-то…
– Еще чего! – презрительно бросила Маргарита, вертясь перед зеркалом.
– Маргошенька…
– Сам заварил эту кашу – сам и расхлебывай, – заключила она, направляясь к двери.
Нужно сказать, что Кузьма Кузьмич заблуждался, полагая, что вспышки страсти, которые привязывали его к секретарше, некоего высшего, небесного, что ли, происхождения. Ясность могла внести Маргарита, но она берегла свою тайну как зеницу ока.
Суть же дела состояла в том, что Марго была давней и отъявленной наркоманкой.
К пагубному зелью ее приучил первый любовник, негр, которого судьба забросила в захолустный российский городок Красиково.
С Сивело она познакомилась на дискотеке, ни о чем таком не думая, прокружилась с ним несколько танцев, предложила даже пилюльку экстези, которое было в ходу у старшеклассников.
Негр отказался.
– Это наркотик – тьфу, плохо, – сказал он.
– Чем плохо? – возразила она. – Одна таблетка – и танцуй хоть всю ночь.
– Наркотик – это болезнь, – повторил Сивело. – У нас в Африке почти половина населения больна. Но есть хороший наркотик, – таинственно добавил он, понизив голос и сверкнув в душной полутьме дискотеки белыми, словно кипень, зубами.
– Чем хороший? – Девушку заинтересовали слова партнера по танцам.
– Тем, что к нему не привыкают. Хочешь – принял, не хочешь – не надо.
– Не слышала о таком.
– Ты многого не слышала.
– А зачем он нужен?
– Возбуждать любовь.
– Чью любовь? – Маргарита почувствовала, как в груди сильней забилось сердце.
– А чью хочешь, – пояснил Сивело. – Можно – свою к кому-нибудь, можно – чью-то к себе.
– Дашь мне попробовать?
Негр осмотрел ее с ног до головы и медленно покачал головой:
– Нет.
– Жалко тебе?
– Ты слишком маленькая.
– И совсем не маленькая. Я взрослая и знаю про любовь все.
– Нет, – повторил негр, но глаза его заблестели.
Марго надулась:
– Жадина.
– Давай лучше танцевать.
– Нет ты хотя бы скажи, откуда у тебя это снадобье? Я о таком не слыхала.
– Я привез его из Африки, когда приехал сюда на учебу, в университет Патриса Лумумбы, – сказал негр. – Оно досталось мне по наследству, в нашем роду всегда им пользовались, потому что мой дедушка был шаман пле-мени.
– Ну и что, ты всех студенток соблазнил там, в университете?
– Дурочка, – ласково сказал черный, лоснящийся от самодовольства партнер. – Не хочешь танцевать?
– Не буду.
– Пойдем тогда, выпьем чего-нибудь прохладительного, – предложил он.
Они выстояли длинную очередь к стойке, где парень в грязном фартуке разливал в бумажные стаканчики фанту с безбожным недоливом.
– У нас в Африке такого жулика четвертовали бы, – заметил Сивело, когда подошла их очередь. Он поставил на огромную ладонь два стаканчика, и они отошли к открытому окну, выходившему в городской сад.
– Ты астрономию в гимназии учила, Рита? – спросил негр, внезапно переходя на «ты».
– На троечку.
– Сейчас проверим. Самый легкий тест – найди мне Полярную звезду.
Маргарита оперлась обеими руками о подоконник и во все глаза впилась в звездное небо. Ей очень хотелось ответить на вопрос партнера и не выглядеть в его глазах совершенной дурехой, но нужная звезда никак не желала себя обнаруживать: все они вроде были одинаковыми, все дрожали, переливались и таинственно мерцали.
Пока полногрудая гимназистка ковырялась в звездах, партнер ее был занят более серьезным делом. Он достал из нагрудного кармана рубашки крохотную прозрачную коробочку и выбросил оттуда по крохотному коричневому зернышку в каждый стаканчик с пузырящимся напитком.
Наконец девушка со вздохом отвернулась от окна.
– Сдаюсь!.. – со смехом произнесла она. – Полярная звезда затерялась.
– Придется тройку переправить на двойку.
– Согласна.
– А согласна, тогда давай выпьем за вечную память Полярной звезды! – и он галантно протянул спутнице стаканчик с желтым напитком.
Маргарита залпом осушила свой сосуд, смяла во внезапно вспотевшей ладони стакан и швырнула его в окно. Негр последовал ее примеру.
– Странно! Я как будто не воду, а коньяк выпила, – негромко проговорила Маргарита. – Даже голова немного закружилась, – взялась она за подоконник.
– Ничего, это нервы. Ты, наверное, слишком возбуждена, – проговорил парень.
Странная вещь! Он, черный как ночь, с лоснящимся лицом, которого Маргарита даже слегка стыдилась, вдруг показался ей необычайно привлекательным.
Взявшись за руки, молодые люди стояли у открытого окна. Позади бесновалась дискотека. Рваные ритмы джаза, восторженные и визгливые вопли молодежи, отдельные возгласы сливались в однообразный томительный гул.
Но в какой-то момент Маргарите показалось, что она начала глохнуть: шум стремительно отдалялся и там, вдали, затихал, сходил на нет. И все, что наполняло ее юную жизнь и казалось необычайно важным, вдруг начало выветриваться из памяти.
Она даже имя этого рослого черного студента позабыла. А тот застыл, глядя на нее с откровенным обожанием. И тут она всем существом почувствовала, что никого дороже этого парня для нее на свете нет. Нестерпимая волна желания наполнила каждую клеточку тела.
Он взял ее за руки:
– Пойдем.
– Куда? – безвольно прошептала девушка, мелко трясясь всем телом, как от озноба.
– Куда-нибудь, – сказал он, крепче сжимая ей руку.
– Я придумала! – осенило Маргариту. – Пойдем за мной, быстрее!
– На мороз?
– Там увидишь.
Они начали продираться сквозь беснующуюся толпу, осыпаемые толчками и насмешками. Но на них молодые люди не реагировали: единое могучее чувство поглотило их целиком.
В узком коридоре, ведущем к туалетам, горел тусклый свет: дирекция экономила на электроэнергии, справедливо полагая, что читать тут книги никто не собирается.
Маргарита, уже на грани истерики, вцепившись в руку партнера, вела его, недоуменно озирающегося: он никак не мог вникнуть в замысел подруги.
Перед дверью, над которой мерцало переливающееся неоновое «Ж», она остановилась. Приоткрыв, заглянула: туалет был пуст.
– Давай сюда! – затащила она внутрь упирающегося партнера.
– Что ты делаешь, это же дамская комната, – бормотал парень.
– Была дамская, станет общая, – повторяла девушка, уже не соображая, что говорит.
– Сюда зайти могут!
– Не зайдут. – Она подхватила колченогий стул, который стоял перед облезлым зеркалом. Только тут парень понял ход ее мысли. Он выхватил из рук партнерши стул и накрепко вбил ножку в дверную ручку: теперь войти в туалет было невозможно.
Оба, не сговариваясь, стали лихорадочно раздеваться, словно соревнуясь.
Почти тотчас же дверь задергалась, затем в нее громко застучали.
– Уборку затеяли.
– Нашли время!
– Эй, открывай!
Наконец наружные голоса умолкли, стихнув в отдалении: всем коллективом было решено сделать вылазку на природу.
Негр попытался поставить Маргариту на коленки, но ноги неопытной девушки разъезжались по грязному, заплеванному полу. Тогда парень как рыцарь пожертвовал своей фирменной рубашкой с медными заклепками – предметом зависти всей мужской части танцулек, повалил на нее Маргариту и в мгновение ока оказался сверху.
Раздирающая боль тут же слилась с волной блаженства. Она задыхалась, не хватало воздуха. Спертый воздух, пропахший мочой, забивал легкие.
Наконец, когда она решила, что вот-вот задохнется от тяжести, негр поднялся. Она бесстыже осматривала его ладную фигуру, улыбаясь, словно блаженненькая – да она такой и была в эту минуту.
Он протянул ей руку, помог встать.
Конец вечера прошел для Маргариты в каком-то чаду. Она едва различала лица и все время глупо улыбалась, чем вызывала язвительные замечания подружек.
Но ей было наплевать на все на свете, на все – кроме этого парня антрацитового цвета, который стал для нее средоточием вселенной.
Сивело продолжал стажировку в одной из юридических контор города. Рита всячески искала встреч с ним – мерзла, как собачонка, у дверей конторы, надеясь на случайную встречу, караулила у общежития, где он жил, – строгая вахтерша внутрь не пускала.
А потом случилось то, что должно было произойти после столь бурных страстей в женском сортире дискотеки: Маргоша забеременела.
Подойдя к юридической конторе, она вызвала Сивело на серьезный разговор.
Известие расстроило его.
Они сели в захудалом скверике, робкие лучи мартовского солнца делали первые атаки на грязные, смерзшиеся сугробы.
– Ты уверена, что ребенок от меня? – спросил он озабоченно.
Вместо ответа Марго тихо заплакала.
– Перестань. Сейчас не время нюни распускать. Нужно решить, что делать дальше.
– Решай. Ты мужчина.
– Оставлять ребенка нельзя.
– Почему?
– Ребенок получится черным. Будет скандал.
– Женись на мне и уедем.
– Я живу в Африке, – напомнил Сивело, нетерпеливо облизывая лиловые губы.
– Я поеду с тобой куда угодно.
– Но у меня там семья…
– Жена?
– Четыре жены.
– Почему же ты раньше не сказал?
– А почему ты не спрашивала? – резонно возразил любовник.
Маргарита подавленно замолчала. Выхода не было. Куда ни кинь – всюду клин. Гимназия, семья, подруги, будущее – все накрывается медным тазом.
– Послушай, – сказал негр незадачливой подруге, – есть только один выход.
– Какой?
– Аборт. Чтобы никто не знал.
– Аборт стоит денег. Тем более – подпольный. А у меня их нет.
– Деньги я дам. Мне должны прислать содержание на целый год.
Он сдержал свое слово, и подпольная операция прошла как нельзя лучше – без шума и пыли. Более того, в знак благодарности за то, что Маргарита пошла у него на поводу и согласилась на операцию, негр сделал ей поистине царский подарок, который она полностью оценить смогла только некоторое время спустя.
– Маргоша, мне с тобой было хорошо, – сказал он, когда они прощались – назавтра он возвращался в Москву, в родной университет.
– Я тебя не забуду.
– Хочу тебе кое-что оставить.
– Деньги? – с надеждой спросила Марго.
– Денег у меня, извини, мало, – покачал Сивело головой. – Но вот вещь, которая тебе пригодится. Это дороже любых денег.
– Что это? – спросила Маргарита, с интересом разглядывая увесистый целлофановый мешочек, сквозь который просвечивали маленькие желтоватые зернышки на манер рисовых.
– Это, если хочешь знать, дороже золота. Секрет моего племени, который хранится в страшной тайне.
– Крупа?
– Вроде того, – усмехнулся Сивело. – Это эликсир любви. Он обладает поистине волшебным действием на организм человека. Достаточно выпить одно зернышко, растворив его в любой жидкости, и огонь любви мгновенно овладевает тобой. Помнишь то, что с нами случилось? Тогда, на дискотеке?
– Помнишь?! Да я до гроба не забуду!.. – вспыхнула как маков цвет девушка.
– Это и было следствием двух зернышек, – усмехнулся он и напомнил о фанте, выпитой в буфете дискотеки.
Охваченная волнением, Маргарита рассматривала таинственные, загадочные зернышки, в которых, оказывается, таилась такая сила.
– Что же это такое? Наркотик? – тихо спросила она, вспоминая прежнее чувство.
Сивело пожал плечами:
– Может, и наркотик.
– У нас, в России, я о таком не слышала.
– Наш шаман объяснил мне, что он составлен из тысячи цветов и тысячи злаков, растущих в самых потаенных уголках Африки. И никто из чужих не разгадал тайны этих зернышек. Шаман говорил, что к снадобью нет привыкания. Это просто нечто вроде такого… ну, как сказать… лечебного препарата, но без всякой химии.
На том они и расстались.
Друг уехал.
Маргарита долго не решалась прикоснуться к его необычному дару. Слишком свежи были в памяти его могущественные чары. Ну, и последствия тоже. Но время все сгладило. Что же касается Маргариты – она получила аттестат зрелости. Это помогло ей впоследствии поступить на казавшуюся привлекательной должность секретаря главы поселковой администрации. Правда, для этого пришлось воспользоваться коричневатыми зернышками, и не единожды – Кузьма Кузьмич оказывался в любви злым и ненасытным.
Маргоша впорхнула в гостиницу «Изюминка», прошла в бар и увидела Турсункулова, одиноко сидящего за стойкой.
Именно эту проблему Кузьмич, полулежа на софе рядышком с пышногрудой подругой, и изложил ей с надлежащей осторожностью.
Эффект превзошел все ожидания.
Марго тут же вскочила, в волнении позабыв запахнуть халат, который развевался, словно знамя вокруг древка. Глаза ее сверкали, как два карбункула.
– Это что же, я тебе подстилка, да? Коврик, который ты можешь сунуть под кого угодно?
– Успокойся, Марго.
– Тебе мало того, что я, как послушная наложница, удовлетворяю все твои грязные желания?
– Гм, грязные желания…
– Да, грязные! – с вызовом повторила Маргарита – халат почти сполз с нее.
– Скажи, а ты уверена, что только о моих грязных желаниях идет речь? – на слове «моих» Кузьма Кузьмич сделал многозначительное ударение.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Маргарита, но уже на полтона ниже.
– Только то, что сказал.
– Если ты веришь грязным инсинуациям Татьяны Леонидовны из отдела социальной защиты, то знай, что она дрянь и хабалка…
– Меня не интересует никакая Татьяна Леонидовна, – перебил Кузьмич.
– Так что же тогда тебя интересует? – в сердцах бросила Марго.
– Ты и только ты. И нам с тобой необходима материальная база, чтобы мы могли начать совместную жизнь.
– Ну, допустим.
Кузьмич почувствовал, что материал поддается, и решил ковать железо, пока горячо.
– Ты пойми, девочка, я и сам бы пошел к нему в «Изюминку», – проникновенно сказал он. – Для нас с тобой я на все готов. Но чучмек, к сожалению, не той ориентации.
Марго лукаво взглянула на него:
– А ты откуда знаешь?
– Да по роже видно, – произнес Кузьма Кузьмич с отвращением. – А когда ты заходила в кабинет, он смотрел на тебя, как кот на сало, глаз не отводил, честное слово…
– Ну уж, придумываешь! – засмеялась польщенная Маргарита. – А может, действительно попробовать?
– Конечно! Одевайся быстренько, я подожду.
– Зачем?
– Отвезу тебя в «Изюминку».
– Ну, и как мне там действовать? – спросила Маргарита, накладывая перед зеркалом макияж на лицо.
– По обстоятельствам. Учить тебя, что ли?
– Ты на что намекаешь?
– Ой, да ни на что. Делай что хочешь, пусть только хоть намекнет, что развернет в этом проклятом пионерлагере, черти бы его драли.
– И ты потом женишься на мне?
– Я же сказал.
– Поклянись.
– Клянусь.
– Э, нет, так дело не пойдет!
Она крутанулась, зашла за занавеску, где помещалась «спальня» – главное место в ее однокомнатном гнездышке – и где располагалась квадратная тахта, выполненная по заказу на местном мебельном комбинате. Кузьмич с подругой именовали ее «сексодромом».
Там, над тахтой, как бы наблюдая за нравственным уровнем тех, кто приходил поразмяться-понежиться на «сексодроме», висела икона Казанской Божией Матери работы неизвестного художника.
Вот с этой иконой в руках и вышла из-за шелковистой занавески Марго.
– Перед иконой поклянись, что женишься на мне! – торжественно произнесла Марго.
Кузьмич побледнел.
Дело в том, что при всех перипетиях служебной и личной жизни Кузьма Кузьмич был человеком глубоко религиозным и даже помыслить не мог, чтобы пойти на клятвопреступление. «Ну, подловила, подловила, зараза. Под самый дых поддала», – с горечью подумал он.
Решаться, однако же, надо было сразу. Как говорится в таких случаях, промедление смерти подобно. Несколько мыслей вихрем пронеслись в голове Кузьмы Кузьмича.
А в самом деле, почему бы не воспользоваться случаем и не разрубить одним ударом весь гордиев узел давно назревших проблем?
Жена давно ему опостылела хуже горькой редьки, с годами стала совсем сварливой – спасу нет. К счастью, и детей у них не было, что, конечно, тоже здорово упрощало проблему. Так и быть, оставит он ей конуру и все, что нажито вместе, – да и дело с концом. Если пройдет задумка с Турсункуловым – то все образуется, это он чуял.
Существовало и еще одно обстоятельство, которое Кузьмич не умел объяснить рационально: бывали иногда – и довольно часто – минуты, когда его влекло к Маргарите с какой-то сумасшедшей страстью.
Причину этого, как ни тужился, Кузьма Кузьмич разгадать не сумел и в конечном счете решил, что это не что иное, как воля небес.
Ну а если так, то ему и карты в руки, и брак с сексапильной до безумия Маргариткой – самое то. И, выходит, нечего от него отбрыкиваться.
Кузьмич взял икону в руки, опустился, кряхтя, на колени, поцеловал Святую Марию и торжественно произнес, глядя прямо в ее глаза:
– Клянусь перед Богом и людьми, и перед тобой, святая мать, что возьму в жены девицу Маргариту Елисееву…
Затем, также не без труда, он поднялся, а Марго забрала у него икону и заботливо водворила на прежнее место.
– Ну, теперь веришь? – спросил он.
– Теперь верю, – ответила Маргарита.
Через рекордно короткое для нее время она была одета как для парадного выезда в свет.
– Ой, я немножко ревную, – оглядел ее с ног до головы размякший Кузьмич. – Ты смотри там, с этим чукчей, не очень-то…
– Еще чего! – презрительно бросила Маргарита, вертясь перед зеркалом.
– Маргошенька…
– Сам заварил эту кашу – сам и расхлебывай, – заключила она, направляясь к двери.
Нужно сказать, что Кузьма Кузьмич заблуждался, полагая, что вспышки страсти, которые привязывали его к секретарше, некоего высшего, небесного, что ли, происхождения. Ясность могла внести Маргарита, но она берегла свою тайну как зеницу ока.
Суть же дела состояла в том, что Марго была давней и отъявленной наркоманкой.
К пагубному зелью ее приучил первый любовник, негр, которого судьба забросила в захолустный российский городок Красиково.
С Сивело она познакомилась на дискотеке, ни о чем таком не думая, прокружилась с ним несколько танцев, предложила даже пилюльку экстези, которое было в ходу у старшеклассников.
Негр отказался.
– Это наркотик – тьфу, плохо, – сказал он.
– Чем плохо? – возразила она. – Одна таблетка – и танцуй хоть всю ночь.
– Наркотик – это болезнь, – повторил Сивело. – У нас в Африке почти половина населения больна. Но есть хороший наркотик, – таинственно добавил он, понизив голос и сверкнув в душной полутьме дискотеки белыми, словно кипень, зубами.
– Чем хороший? – Девушку заинтересовали слова партнера по танцам.
– Тем, что к нему не привыкают. Хочешь – принял, не хочешь – не надо.
– Не слышала о таком.
– Ты многого не слышала.
– А зачем он нужен?
– Возбуждать любовь.
– Чью любовь? – Маргарита почувствовала, как в груди сильней забилось сердце.
– А чью хочешь, – пояснил Сивело. – Можно – свою к кому-нибудь, можно – чью-то к себе.
– Дашь мне попробовать?
Негр осмотрел ее с ног до головы и медленно покачал головой:
– Нет.
– Жалко тебе?
– Ты слишком маленькая.
– И совсем не маленькая. Я взрослая и знаю про любовь все.
– Нет, – повторил негр, но глаза его заблестели.
Марго надулась:
– Жадина.
– Давай лучше танцевать.
– Нет ты хотя бы скажи, откуда у тебя это снадобье? Я о таком не слыхала.
– Я привез его из Африки, когда приехал сюда на учебу, в университет Патриса Лумумбы, – сказал негр. – Оно досталось мне по наследству, в нашем роду всегда им пользовались, потому что мой дедушка был шаман пле-мени.
– Ну и что, ты всех студенток соблазнил там, в университете?
– Дурочка, – ласково сказал черный, лоснящийся от самодовольства партнер. – Не хочешь танцевать?
– Не буду.
– Пойдем тогда, выпьем чего-нибудь прохладительного, – предложил он.
Они выстояли длинную очередь к стойке, где парень в грязном фартуке разливал в бумажные стаканчики фанту с безбожным недоливом.
– У нас в Африке такого жулика четвертовали бы, – заметил Сивело, когда подошла их очередь. Он поставил на огромную ладонь два стаканчика, и они отошли к открытому окну, выходившему в городской сад.
– Ты астрономию в гимназии учила, Рита? – спросил негр, внезапно переходя на «ты».
– На троечку.
– Сейчас проверим. Самый легкий тест – найди мне Полярную звезду.
Маргарита оперлась обеими руками о подоконник и во все глаза впилась в звездное небо. Ей очень хотелось ответить на вопрос партнера и не выглядеть в его глазах совершенной дурехой, но нужная звезда никак не желала себя обнаруживать: все они вроде были одинаковыми, все дрожали, переливались и таинственно мерцали.
Пока полногрудая гимназистка ковырялась в звездах, партнер ее был занят более серьезным делом. Он достал из нагрудного кармана рубашки крохотную прозрачную коробочку и выбросил оттуда по крохотному коричневому зернышку в каждый стаканчик с пузырящимся напитком.
Наконец девушка со вздохом отвернулась от окна.
– Сдаюсь!.. – со смехом произнесла она. – Полярная звезда затерялась.
– Придется тройку переправить на двойку.
– Согласна.
– А согласна, тогда давай выпьем за вечную память Полярной звезды! – и он галантно протянул спутнице стаканчик с желтым напитком.
Маргарита залпом осушила свой сосуд, смяла во внезапно вспотевшей ладони стакан и швырнула его в окно. Негр последовал ее примеру.
– Странно! Я как будто не воду, а коньяк выпила, – негромко проговорила Маргарита. – Даже голова немного закружилась, – взялась она за подоконник.
– Ничего, это нервы. Ты, наверное, слишком возбуждена, – проговорил парень.
Странная вещь! Он, черный как ночь, с лоснящимся лицом, которого Маргарита даже слегка стыдилась, вдруг показался ей необычайно привлекательным.
Взявшись за руки, молодые люди стояли у открытого окна. Позади бесновалась дискотека. Рваные ритмы джаза, восторженные и визгливые вопли молодежи, отдельные возгласы сливались в однообразный томительный гул.
Но в какой-то момент Маргарите показалось, что она начала глохнуть: шум стремительно отдалялся и там, вдали, затихал, сходил на нет. И все, что наполняло ее юную жизнь и казалось необычайно важным, вдруг начало выветриваться из памяти.
Она даже имя этого рослого черного студента позабыла. А тот застыл, глядя на нее с откровенным обожанием. И тут она всем существом почувствовала, что никого дороже этого парня для нее на свете нет. Нестерпимая волна желания наполнила каждую клеточку тела.
Он взял ее за руки:
– Пойдем.
– Куда? – безвольно прошептала девушка, мелко трясясь всем телом, как от озноба.
– Куда-нибудь, – сказал он, крепче сжимая ей руку.
– Я придумала! – осенило Маргариту. – Пойдем за мной, быстрее!
– На мороз?
– Там увидишь.
Они начали продираться сквозь беснующуюся толпу, осыпаемые толчками и насмешками. Но на них молодые люди не реагировали: единое могучее чувство поглотило их целиком.
В узком коридоре, ведущем к туалетам, горел тусклый свет: дирекция экономила на электроэнергии, справедливо полагая, что читать тут книги никто не собирается.
Маргарита, уже на грани истерики, вцепившись в руку партнера, вела его, недоуменно озирающегося: он никак не мог вникнуть в замысел подруги.
Перед дверью, над которой мерцало переливающееся неоновое «Ж», она остановилась. Приоткрыв, заглянула: туалет был пуст.
– Давай сюда! – затащила она внутрь упирающегося партнера.
– Что ты делаешь, это же дамская комната, – бормотал парень.
– Была дамская, станет общая, – повторяла девушка, уже не соображая, что говорит.
– Сюда зайти могут!
– Не зайдут. – Она подхватила колченогий стул, который стоял перед облезлым зеркалом. Только тут парень понял ход ее мысли. Он выхватил из рук партнерши стул и накрепко вбил ножку в дверную ручку: теперь войти в туалет было невозможно.
Оба, не сговариваясь, стали лихорадочно раздеваться, словно соревнуясь.
Почти тотчас же дверь задергалась, затем в нее громко застучали.
– Уборку затеяли.
– Нашли время!
– Эй, открывай!
Наконец наружные голоса умолкли, стихнув в отдалении: всем коллективом было решено сделать вылазку на природу.
Негр попытался поставить Маргариту на коленки, но ноги неопытной девушки разъезжались по грязному, заплеванному полу. Тогда парень как рыцарь пожертвовал своей фирменной рубашкой с медными заклепками – предметом зависти всей мужской части танцулек, повалил на нее Маргариту и в мгновение ока оказался сверху.
Раздирающая боль тут же слилась с волной блаженства. Она задыхалась, не хватало воздуха. Спертый воздух, пропахший мочой, забивал легкие.
Наконец, когда она решила, что вот-вот задохнется от тяжести, негр поднялся. Она бесстыже осматривала его ладную фигуру, улыбаясь, словно блаженненькая – да она такой и была в эту минуту.
Он протянул ей руку, помог встать.
Конец вечера прошел для Маргариты в каком-то чаду. Она едва различала лица и все время глупо улыбалась, чем вызывала язвительные замечания подружек.
Но ей было наплевать на все на свете, на все – кроме этого парня антрацитового цвета, который стал для нее средоточием вселенной.
Сивело продолжал стажировку в одной из юридических контор города. Рита всячески искала встреч с ним – мерзла, как собачонка, у дверей конторы, надеясь на случайную встречу, караулила у общежития, где он жил, – строгая вахтерша внутрь не пускала.
А потом случилось то, что должно было произойти после столь бурных страстей в женском сортире дискотеки: Маргоша забеременела.
Подойдя к юридической конторе, она вызвала Сивело на серьезный разговор.
Известие расстроило его.
Они сели в захудалом скверике, робкие лучи мартовского солнца делали первые атаки на грязные, смерзшиеся сугробы.
– Ты уверена, что ребенок от меня? – спросил он озабоченно.
Вместо ответа Марго тихо заплакала.
– Перестань. Сейчас не время нюни распускать. Нужно решить, что делать дальше.
– Решай. Ты мужчина.
– Оставлять ребенка нельзя.
– Почему?
– Ребенок получится черным. Будет скандал.
– Женись на мне и уедем.
– Я живу в Африке, – напомнил Сивело, нетерпеливо облизывая лиловые губы.
– Я поеду с тобой куда угодно.
– Но у меня там семья…
– Жена?
– Четыре жены.
– Почему же ты раньше не сказал?
– А почему ты не спрашивала? – резонно возразил любовник.
Маргарита подавленно замолчала. Выхода не было. Куда ни кинь – всюду клин. Гимназия, семья, подруги, будущее – все накрывается медным тазом.
– Послушай, – сказал негр незадачливой подруге, – есть только один выход.
– Какой?
– Аборт. Чтобы никто не знал.
– Аборт стоит денег. Тем более – подпольный. А у меня их нет.
– Деньги я дам. Мне должны прислать содержание на целый год.
Он сдержал свое слово, и подпольная операция прошла как нельзя лучше – без шума и пыли. Более того, в знак благодарности за то, что Маргарита пошла у него на поводу и согласилась на операцию, негр сделал ей поистине царский подарок, который она полностью оценить смогла только некоторое время спустя.
– Маргоша, мне с тобой было хорошо, – сказал он, когда они прощались – назавтра он возвращался в Москву, в родной университет.
– Я тебя не забуду.
– Хочу тебе кое-что оставить.
– Деньги? – с надеждой спросила Марго.
– Денег у меня, извини, мало, – покачал Сивело головой. – Но вот вещь, которая тебе пригодится. Это дороже любых денег.
– Что это? – спросила Маргарита, с интересом разглядывая увесистый целлофановый мешочек, сквозь который просвечивали маленькие желтоватые зернышки на манер рисовых.
– Это, если хочешь знать, дороже золота. Секрет моего племени, который хранится в страшной тайне.
– Крупа?
– Вроде того, – усмехнулся Сивело. – Это эликсир любви. Он обладает поистине волшебным действием на организм человека. Достаточно выпить одно зернышко, растворив его в любой жидкости, и огонь любви мгновенно овладевает тобой. Помнишь то, что с нами случилось? Тогда, на дискотеке?
– Помнишь?! Да я до гроба не забуду!.. – вспыхнула как маков цвет девушка.
– Это и было следствием двух зернышек, – усмехнулся он и напомнил о фанте, выпитой в буфете дискотеки.
Охваченная волнением, Маргарита рассматривала таинственные, загадочные зернышки, в которых, оказывается, таилась такая сила.
– Что же это такое? Наркотик? – тихо спросила она, вспоминая прежнее чувство.
Сивело пожал плечами:
– Может, и наркотик.
– У нас, в России, я о таком не слышала.
– Наш шаман объяснил мне, что он составлен из тысячи цветов и тысячи злаков, растущих в самых потаенных уголках Африки. И никто из чужих не разгадал тайны этих зернышек. Шаман говорил, что к снадобью нет привыкания. Это просто нечто вроде такого… ну, как сказать… лечебного препарата, но без всякой химии.
На том они и расстались.
Друг уехал.
Маргарита долго не решалась прикоснуться к его необычному дару. Слишком свежи были в памяти его могущественные чары. Ну, и последствия тоже. Но время все сгладило. Что же касается Маргариты – она получила аттестат зрелости. Это помогло ей впоследствии поступить на казавшуюся привлекательной должность секретаря главы поселковой администрации. Правда, для этого пришлось воспользоваться коричневатыми зернышками, и не единожды – Кузьма Кузьмич оказывался в любви злым и ненасытным.
Маргоша впорхнула в гостиницу «Изюминка», прошла в бар и увидела Турсункулова, одиноко сидящего за стойкой.
Штаб-квартира Ромашова
Избирательная штаб-квартира Александра Ромашова располагалась в небольшом уютном особнячке на окраине Раменского. При социализме в помещении были детские ясли на пятьдесят человек. Здесь имелось тогда все, что положено садику для детей элиты, которая в те относительно далекие времена именовалась, правда, несколько иначе – номенклатурой, отчего существо дела, разумеется, не менялось. Особняк был огорожен достаточно высокой железобетонной оградой, перед центральным входом бил фонтан.
Полная иллюзия красоты, добропорядочности и, главное, прочности бытия.
Другая жизнь захлестнула страну, не могла же она оставить в стороне особняк.
Теперь здесь было царство будущего депутата Александра Ромашова, и все в этом царстве было подчинено одной-единственной цели. Говоря коротко, превратить любой ценой кандидата в депутата.
Александр понимал, что галушки с неба в рот не валятся, тем более со сметаной. И для того чтобы осуществить заветную мечту, необходимо много и упорно работать.
И потому он очень мало времени проводил в своем предвыборном штабе – таком престижном и прекрасно оборудованном. Застать его здесь было практически невозможно.
Ромашов, не жалея ни себя, ни своей верной команды, мотался по Московской области, не обходя своим вниманием самые, что называется, медвежьи углы, активно участвуя во всех митингах.
Нужно сказать, что он был далеко не прост и никогда, агитируя, не действовал прямолинейно, памятуя, что иногда окольный путь – самый надежный.
Весьма часто на предвыборных митингах и встречах с избирателями он намекал, хоть с осторожностью и не без легкого налета юмора, что его прабабка была фрейлиной императрицы… Хотя, по правде говоря, никто из его предков не выезжал из Тамбовской губернии.
Кстати сказать, именно благодаря тамбовской братии, если не сказать мафии (фу, какое грубое, неблагозвучное слово!), Сашок-сверчок стал одним из совладетелей сети бензо– и газозаправок в ближнем и дальнем Подмосковье, с выходом в соседние области.
Благодаря такой надежной крыше и своей верности братству он жил припеваючи.
Конечно, основная часть доходов уходила подлинным хозяевам – братве. Но оставалось достаточно и Ромашову, как говорится, детишкам на молочишко.
Верность Ромашова поставившей его на ноги братве, то, что он, несмотря на многочисленные соблазны, не «ссучился», говоря языком братков, начала постепенно приносить свои плоды: преданного пса хозяин поощряет.
Дело, однако, кардинально изменилось, когда в регионе поменялась криминальная власть и воцарился новый авторитет – Михась.
Полная иллюзия красоты, добропорядочности и, главное, прочности бытия.
Другая жизнь захлестнула страну, не могла же она оставить в стороне особняк.
Теперь здесь было царство будущего депутата Александра Ромашова, и все в этом царстве было подчинено одной-единственной цели. Говоря коротко, превратить любой ценой кандидата в депутата.
Александр понимал, что галушки с неба в рот не валятся, тем более со сметаной. И для того чтобы осуществить заветную мечту, необходимо много и упорно работать.
И потому он очень мало времени проводил в своем предвыборном штабе – таком престижном и прекрасно оборудованном. Застать его здесь было практически невозможно.
Ромашов, не жалея ни себя, ни своей верной команды, мотался по Московской области, не обходя своим вниманием самые, что называется, медвежьи углы, активно участвуя во всех митингах.
Нужно сказать, что он был далеко не прост и никогда, агитируя, не действовал прямолинейно, памятуя, что иногда окольный путь – самый надежный.
Весьма часто на предвыборных митингах и встречах с избирателями он намекал, хоть с осторожностью и не без легкого налета юмора, что его прабабка была фрейлиной императрицы… Хотя, по правде говоря, никто из его предков не выезжал из Тамбовской губернии.
Кстати сказать, именно благодаря тамбовской братии, если не сказать мафии (фу, какое грубое, неблагозвучное слово!), Сашок-сверчок стал одним из совладетелей сети бензо– и газозаправок в ближнем и дальнем Подмосковье, с выходом в соседние области.
Благодаря такой надежной крыше и своей верности братству он жил припеваючи.
Конечно, основная часть доходов уходила подлинным хозяевам – братве. Но оставалось достаточно и Ромашову, как говорится, детишкам на молочишко.
Верность Ромашова поставившей его на ноги братве, то, что он, несмотря на многочисленные соблазны, не «ссучился», говоря языком братков, начала постепенно приносить свои плоды: преданного пса хозяин поощряет.
Дело, однако, кардинально изменилось, когда в регионе поменялась криминальная власть и воцарился новый авторитет – Михась.