Страница:
Дуглас Макартур предполагал, что американским солдатам в Японии будут стрелять в спину, что фанатики станут отравлять колодцы и ставить мины на дорогах. Ничего подобного не произошло. Страна покорилась судьбе и смирилась с оккупацией. Такова была воля императора.
Личный самолет Макартура приземлился на аэродроме Ацуги в полдень 30 августа. В иллюминаторы было видно, что деловые и правительственные кварталы Токио охвачены пожарами, которые никто не тушит. В крупных фирмах, учреждениях, армейских штабах жгли документы. Пожары продолжались много дней. Высшие офицеры и чиновники уничтожали бумаги, казавшиеся им опасными.
Среди них были документы, относившиеся к трагедии города Нанкина. Взятие города вошло в историю как «изнасилование Нанкина». Так это и происходило – в прямом и переносном смысле. Такого массового изнасилования женщин мировая история еще не знала.
Японский генерал Иванэ Мацуи, командовавший экспедиционным корпусом в Китае, говорил: «Борьба между Китаем и Японией – это схватка между братьями внутри азиатского семейства. Мы делаем это не потому, что ненавидим китайцев, а потому что слишком их любим. Это как в семье, где старший брат делает все, что в его силах, чтобы заставить младшего брата вести себя достой но».
Старшим братом по праву должен бы считаться Китай, куда более древнее государство. Япония многое позаимствовала у китайцев – от иероглифики до чайной церемонии. Но на поле боя китайцы не устояли перед японцами. Китайцы были растоптаны и раздавлены и не понимали, как при такой великой истории и культуре это с ними случилось.
Первая японо-китайская война разразилась осенью 1894 года. Японцам понадобилось всего полтора месяца, чтобы одержать победу. Китайское правительство вынуждено было подписать унизительный договор, выплатить японцам большую контрибуцию и пойти на территориальные уступки. К 1904 году Япония удвоила свою армию и сама производила все потребное ей оружие. Это позволило ей взять верх над русской армией в Маньчжурии.
Первая мировая война оказалась крайне выгодной для Японии, оставшейся в стороне: воюющие державы покупали японскую сталь и текстиль. Страна богатела. Зато окончание войны привело к тяжелому экономическому кризису. Упал спрос на японские товары. Заводы, работавшие на войну, закрылись. Западные компании охотнее инвестировали деньги в Китай, а китайцы в свою очередь бойкотировали японские товары. Японцы решили, что это заговор, что против них объединился весь мир.
Население Японии всего за полвека увеличилось вдвое. Примитивное сельское хозяйство не могло прокормить страну. Идея территориальных приобретений становилась в Токио все популярнее. Китай оказался очевидной целью – огромная и плохо управляемая территория.
18 сентября 1931 года японцы устроили взрыв на железной дороге, обвинив в этом китайцев. Это стало формальным поводом для захвата Маньчжурии, которая была в 1932 году превращена в марионеточное государство Маньчжоу-го.
На трон японцы посадили юного Пу И, последнего императора из маньчжурской династии. Оккупация севера страны обострила национальные чувства. В 1932 году в Шанхае толпа напала на пятерых японских буддистских священников, одного убили. В ответ японская армия обстреляла Шанхай, погибли тысячи мирных жителей.
7 июля 1937 года японцы развязали полномасштабную войну с Китаем. Опять началось с провокации. Во время ночных маневров рядом с мостом Марко Поло в темноте прозвучало несколько выстрелов с китайской стороны, и один японский солдат пропал. Японский командир потребовал, чтобы его войскам разрешили поискать пропавшего бойца на китайской территории. Последовал отказ, тогда заговорила японская артиллерия. В августе японцы захватили Шанхай.
В конце ноября японские войска начали наступление на Нанкин. Город превратился в ловушку для оборонявших его солдат. Двухсоттысячной наступающей армии японцев противостояло больше семисот тысяч китайских солдат и офицеров. Оружия и боеприпасов китайским войскам хватило бы на пять месяцев осады. Историки недоумевают и по сей день: почему при таком большом гарнизоне город сдался всего через несколько дней, вечером 12 декабря 1937 года?
Первоначально армия намеревалась оборонять город. Гарнизон был усилен. Солдаты рыли траншеи, прокладывали линии связи, пытались укрепить городскую стену, оборудовали пулеметные гнезда. Ворота были забаррикадированы, пропускали только военный транспорт.
Но знающие люди предчувствовали, что город будет сдан, и спешили покинуть Нанкин. 2 декабря сокровища дворцового музея – практически все культурное наследие Китая – были упакованы и погружены на судно. Через шесть дней глава государства Чан Кайши, его жена и советники покинули город на самолете. Сомнений не оставалось – Нанкин сдадут.
Японцы обладали абсолютным превосходством в воздухе. Во время боев за Шанхай соотношение было один к десяти в пользу японцев. Нанкин вообще остался без авиации, последние самолеты улетели вместе с Чан Кайши. Бежавшее правительство прихватило с собой и современные средства связи, поэтому китайские войска не могли наладить связь между собой.
В Нанкине были собраны части, сформированные в разных провинциях Китая, где говорят на разных диалектах, и они элементарно не понимали друг друга. Большинство солдат были мобилизованы в армию насильно и не горели желанием сражаться. Боевая слаженность отсутствовала. Японцам было легко бить многочисленную китайскую армию по частям.
Удивительным образом горожане даже радовались, что китайские войска уходят без сопротивления. Они рассчитывали, что японцы будут лучше управлять городом, чем китайские начальники, которые так легко бросили их на произвол судьбы. Разве могли они предположить, что многие из них будут убиты японцами просто ради развлечения?
Иностранцы, которые жили в городе, пытались избавить город от кровопролития. Они предложили обеим сторонам такой план: на три дня боевые действия прекращаются, китайские войска беспрепятственно покидают город и японские войска входят в Нанкин без боя. 10 декабря в полдень двое японских офицеров подошли к городским воротам, рассчитывая, что им навстречу выйдут парламентеры. Но Чан Кайши запретил своим генералам договариваться с японцами. Японское командование приказало начать обстрел города.
А Чан Кайши тем временем передумал. Прислал командующему обороной города телеграмму: «Если Вы не в состоянии удержать город, можете использовать ситуацию и отойти, чтобы сохранить и переформировать войска для будущей контратаки».
12 декабря в три часа утра, когда еще не рассвело, командующий обороной города устроил военный совет в своем доме. Он сказал, что фронт развалился, удержать городские ворота невозможно и Чан Кайши приказывает отступить. Ни один из генералов не предложил сражаться до последнего. Организованный отход превратился в бегство. Солдаты бросали оружие, переодевались в гражданскую одежду, пытались убежать. Но бежать было некуда. Переплыть Янцзы никто не мог. Сотни тысяч китайских солдат оказались в руках японцев.
Говорят, если бы Чан Кайши сразу вывел войска из Нанкина, такой резни бы не было. Сомнительное предположение. Изнасилование Нанкина вовсе не было местью за ожесточенное сопротивление гарнизона. Японские войска устраивали такие же жестокие акции в других городках и деревнях, которые они занимали. Скорее китайцев могло спасти мужественное сопротивление.
Если бы Чан Кайши не приказал в последнюю минуту отступить и китайские солдаты сражались бы за город, жертв среди гражданского населения, скорее всего, было бы меньше. Конечно, японская армия, лучше вооруженная и обученная, в конце концов одолела бы обороняющихся. Но долгая и упорная борьба, во-первых, обескровила бы японскую армию, во-вторых, сбила бы с нее спесь. Японцы побоялись бы вести себя так нагло с китайцами, опасаясь мести… А вот с теми, кто сдался практически без сопротивления, они не церемонились.
Японские военные воспитывались в совершенно иной культуре, где пилотам вместо парашюта вручали меч, потому что самоубийство предпочтительнее капитуляции. Сдавшихся в плен китайцев было гораздо больше, чем японских солдат. Японцы с презрением смотрели на китайцев, испуганных и неспособных к сопротивлению.
Японские солдаты в отличие от китайских твердо верили в победу, в превосходство своего оружия и своей стратегии. «Победа в бою достигается не численным превосходством и не материальным преимуществом, а хорошей подготовкой, волей к победе и боевым наступательным духом», – говорилось в уставе императорской армии. Более всего ценили упорство, выносливость, умение стойко переносить лишения. Эти качества воспитывали с детства. В японских школах учителя муштровали учеников, как новобранцев. Вырабатывали в них волю к победе, умение преодолевать свои слабости. Зимой заставляли стоять босиком на снегу, летом – бегать до изнеможения.
Во Вторую мировую японцы сражались до последнего. У американцев и англичан один сдавшийся приходился на трех убитых, у японцев – на сто двадцать. Японский солдат, попавший в плен, считался трусом и подлежал впоследствии суду военного трибунала.
Судьба Нанкина решилась, когда генерала Иванэ Мацуи свалил приступ его давней болезни – туберкулеза. Генерал Мацуи отдал приказ по войскам, в котором говорилось, что вступление императорской армии в столицу чужого государства – историческое событие и следует вести себя достойно, соблюдать порядок и уважать местное население. Но заболевший генерал вынужден был передать командование члену императорской семьи – принцу Ясухико Асаке.
5 декабря принц вылетел из Токио на самолете и прибыл на фронт через три дня. Ему доложили, что в городе скопилось около трехсот тысяч китайских солдат и они готовы капитулировать. И тогда принц распорядился: «Всех пленных убить». 13 декабря все части японской армии до батальона включительно получили приказ командования: «Все военнопленные должны быть казнены. Метод казни: разделить пленных на группы по двенадцать человек. Каждую группу расстреливать отдельно».
За этим приказом стояла безжалостная логика. Расстрел избавлял японское командование от необходимости кормить пленных. Кроме того, рассудили японцы, расстрелянные пленные уже не уйдут в партизаны и не вернутся в строй китайской армии.
Китайские войска в Нанкине практически не сопротивлялись. Они сдавались, надеясь на гуманное обращение. Во время осады города самолеты разбрасывали листовки, на которых улыбающийся японский солдат держал на руках китайского мальчика и было написано: «Все добрые китайцы, которые вернутся в свои дома, будут накормлены и одеты. Япония желает быть хорошим соседом тем китайцам, которые не позволят себя одурачить таким монстрам, как Чан Кайши».
Но это была всего лишь пропаганда. С точки зрения японцев, пленные китайские солдаты не заслуживали милосердия: они опозорили себя – проиграли войну, но остались живы. «Солдат не сдается в плен, – не скрывая своего отвращения, говорили японские офицеры. – Если солдата побеждают, он должен уйти из жизни. Но никто из вас не сохранил ни капли мужества, чтобы поступить так. У нас нет средств кормить вас. Мы предполагали, что имеем дело с достойным противником. Если мы начнем вас кормить, то лишим горсти риса японского ребенка, который имеет на нее больше прав, чем вы».
Расстрелы пленных начались вечером 17 декабря. Китайским солдатам обещали, что их переправят на другую сторону реки Янцзы. Они покорно шли. Только возле реки, увидев, что нет никаких средств для переправы, они начали беспокоиться. Но тут японцы уже открыли огонь. Когда военнопленные превратились в гору неподвижных тел и больше не раздавалось ни криков, ни стонов, японские солдаты стали методично протыкать каждое тело штыком. Это затянулось до рассвета.
В то же время японские солдаты обходили дом за домом, проверяя, не прячутся ли там китайские солдаты. Не раздумывая, они убивали всех молодых мужчин, не вникая, военный перед ними или штатский. Они стреляли в стариков и женщин, если те слишком медленно исполняли приказы. Трупы валялись повсюду, воды Янцзы покраснели от крови.
Японцы потребовали все двери в городе держать открытыми. Если владельцы магазинов пытались закрыться, в них стреляли, а товар растаскивали. Разграбили банки, вскрыли личные сейфы и все забрали. Командование разрешило солдатам отправлять домой небольшие посылки, так что был стимул грабить. Тащили все – авторучки, фонарики, часы.
Каждый командир исполнял приказ на свой манер. Японский военный корреспондент Юкио Омата видел, как пленных выстроили вдоль реки: «Стоявшим в первом ряду отрубили голову. Стоявшим во втором ряду приказали оттащить мертвые тела и бросить их в реку. Потом им самим отрубили голову… И так казнь продолжалась весь день, до поздней ночи. За день убили две тысячи пленных. Наследующий день, устав орудовать мечами, пустили в ход пулеметы. Поставили два пулемета с флангов и открыли огонь. Пленные прыгали в воду, надеясь спастись, но никому не удалось доплыть до другого берега».
Изнасилованный город
Личный самолет Макартура приземлился на аэродроме Ацуги в полдень 30 августа. В иллюминаторы было видно, что деловые и правительственные кварталы Токио охвачены пожарами, которые никто не тушит. В крупных фирмах, учреждениях, армейских штабах жгли документы. Пожары продолжались много дней. Высшие офицеры и чиновники уничтожали бумаги, казавшиеся им опасными.
Среди них были документы, относившиеся к трагедии города Нанкина. Взятие города вошло в историю как «изнасилование Нанкина». Так это и происходило – в прямом и переносном смысле. Такого массового изнасилования женщин мировая история еще не знала.
Японский генерал Иванэ Мацуи, командовавший экспедиционным корпусом в Китае, говорил: «Борьба между Китаем и Японией – это схватка между братьями внутри азиатского семейства. Мы делаем это не потому, что ненавидим китайцев, а потому что слишком их любим. Это как в семье, где старший брат делает все, что в его силах, чтобы заставить младшего брата вести себя достой но».
Старшим братом по праву должен бы считаться Китай, куда более древнее государство. Япония многое позаимствовала у китайцев – от иероглифики до чайной церемонии. Но на поле боя китайцы не устояли перед японцами. Китайцы были растоптаны и раздавлены и не понимали, как при такой великой истории и культуре это с ними случилось.
Первая японо-китайская война разразилась осенью 1894 года. Японцам понадобилось всего полтора месяца, чтобы одержать победу. Китайское правительство вынуждено было подписать унизительный договор, выплатить японцам большую контрибуцию и пойти на территориальные уступки. К 1904 году Япония удвоила свою армию и сама производила все потребное ей оружие. Это позволило ей взять верх над русской армией в Маньчжурии.
Первая мировая война оказалась крайне выгодной для Японии, оставшейся в стороне: воюющие державы покупали японскую сталь и текстиль. Страна богатела. Зато окончание войны привело к тяжелому экономическому кризису. Упал спрос на японские товары. Заводы, работавшие на войну, закрылись. Западные компании охотнее инвестировали деньги в Китай, а китайцы в свою очередь бойкотировали японские товары. Японцы решили, что это заговор, что против них объединился весь мир.
Население Японии всего за полвека увеличилось вдвое. Примитивное сельское хозяйство не могло прокормить страну. Идея территориальных приобретений становилась в Токио все популярнее. Китай оказался очевидной целью – огромная и плохо управляемая территория.
18 сентября 1931 года японцы устроили взрыв на железной дороге, обвинив в этом китайцев. Это стало формальным поводом для захвата Маньчжурии, которая была в 1932 году превращена в марионеточное государство Маньчжоу-го.
На трон японцы посадили юного Пу И, последнего императора из маньчжурской династии. Оккупация севера страны обострила национальные чувства. В 1932 году в Шанхае толпа напала на пятерых японских буддистских священников, одного убили. В ответ японская армия обстреляла Шанхай, погибли тысячи мирных жителей.
7 июля 1937 года японцы развязали полномасштабную войну с Китаем. Опять началось с провокации. Во время ночных маневров рядом с мостом Марко Поло в темноте прозвучало несколько выстрелов с китайской стороны, и один японский солдат пропал. Японский командир потребовал, чтобы его войскам разрешили поискать пропавшего бойца на китайской территории. Последовал отказ, тогда заговорила японская артиллерия. В августе японцы захватили Шанхай.
В конце ноября японские войска начали наступление на Нанкин. Город превратился в ловушку для оборонявших его солдат. Двухсоттысячной наступающей армии японцев противостояло больше семисот тысяч китайских солдат и офицеров. Оружия и боеприпасов китайским войскам хватило бы на пять месяцев осады. Историки недоумевают и по сей день: почему при таком большом гарнизоне город сдался всего через несколько дней, вечером 12 декабря 1937 года?
Первоначально армия намеревалась оборонять город. Гарнизон был усилен. Солдаты рыли траншеи, прокладывали линии связи, пытались укрепить городскую стену, оборудовали пулеметные гнезда. Ворота были забаррикадированы, пропускали только военный транспорт.
Но знающие люди предчувствовали, что город будет сдан, и спешили покинуть Нанкин. 2 декабря сокровища дворцового музея – практически все культурное наследие Китая – были упакованы и погружены на судно. Через шесть дней глава государства Чан Кайши, его жена и советники покинули город на самолете. Сомнений не оставалось – Нанкин сдадут.
Японцы обладали абсолютным превосходством в воздухе. Во время боев за Шанхай соотношение было один к десяти в пользу японцев. Нанкин вообще остался без авиации, последние самолеты улетели вместе с Чан Кайши. Бежавшее правительство прихватило с собой и современные средства связи, поэтому китайские войска не могли наладить связь между собой.
В Нанкине были собраны части, сформированные в разных провинциях Китая, где говорят на разных диалектах, и они элементарно не понимали друг друга. Большинство солдат были мобилизованы в армию насильно и не горели желанием сражаться. Боевая слаженность отсутствовала. Японцам было легко бить многочисленную китайскую армию по частям.
Удивительным образом горожане даже радовались, что китайские войска уходят без сопротивления. Они рассчитывали, что японцы будут лучше управлять городом, чем китайские начальники, которые так легко бросили их на произвол судьбы. Разве могли они предположить, что многие из них будут убиты японцами просто ради развлечения?
Иностранцы, которые жили в городе, пытались избавить город от кровопролития. Они предложили обеим сторонам такой план: на три дня боевые действия прекращаются, китайские войска беспрепятственно покидают город и японские войска входят в Нанкин без боя. 10 декабря в полдень двое японских офицеров подошли к городским воротам, рассчитывая, что им навстречу выйдут парламентеры. Но Чан Кайши запретил своим генералам договариваться с японцами. Японское командование приказало начать обстрел города.
А Чан Кайши тем временем передумал. Прислал командующему обороной города телеграмму: «Если Вы не в состоянии удержать город, можете использовать ситуацию и отойти, чтобы сохранить и переформировать войска для будущей контратаки».
12 декабря в три часа утра, когда еще не рассвело, командующий обороной города устроил военный совет в своем доме. Он сказал, что фронт развалился, удержать городские ворота невозможно и Чан Кайши приказывает отступить. Ни один из генералов не предложил сражаться до последнего. Организованный отход превратился в бегство. Солдаты бросали оружие, переодевались в гражданскую одежду, пытались убежать. Но бежать было некуда. Переплыть Янцзы никто не мог. Сотни тысяч китайских солдат оказались в руках японцев.
Говорят, если бы Чан Кайши сразу вывел войска из Нанкина, такой резни бы не было. Сомнительное предположение. Изнасилование Нанкина вовсе не было местью за ожесточенное сопротивление гарнизона. Японские войска устраивали такие же жестокие акции в других городках и деревнях, которые они занимали. Скорее китайцев могло спасти мужественное сопротивление.
Если бы Чан Кайши не приказал в последнюю минуту отступить и китайские солдаты сражались бы за город, жертв среди гражданского населения, скорее всего, было бы меньше. Конечно, японская армия, лучше вооруженная и обученная, в конце концов одолела бы обороняющихся. Но долгая и упорная борьба, во-первых, обескровила бы японскую армию, во-вторых, сбила бы с нее спесь. Японцы побоялись бы вести себя так нагло с китайцами, опасаясь мести… А вот с теми, кто сдался практически без сопротивления, они не церемонились.
Японские военные воспитывались в совершенно иной культуре, где пилотам вместо парашюта вручали меч, потому что самоубийство предпочтительнее капитуляции. Сдавшихся в плен китайцев было гораздо больше, чем японских солдат. Японцы с презрением смотрели на китайцев, испуганных и неспособных к сопротивлению.
Японские солдаты в отличие от китайских твердо верили в победу, в превосходство своего оружия и своей стратегии. «Победа в бою достигается не численным превосходством и не материальным преимуществом, а хорошей подготовкой, волей к победе и боевым наступательным духом», – говорилось в уставе императорской армии. Более всего ценили упорство, выносливость, умение стойко переносить лишения. Эти качества воспитывали с детства. В японских школах учителя муштровали учеников, как новобранцев. Вырабатывали в них волю к победе, умение преодолевать свои слабости. Зимой заставляли стоять босиком на снегу, летом – бегать до изнеможения.
Во Вторую мировую японцы сражались до последнего. У американцев и англичан один сдавшийся приходился на трех убитых, у японцев – на сто двадцать. Японский солдат, попавший в плен, считался трусом и подлежал впоследствии суду военного трибунала.
Судьба Нанкина решилась, когда генерала Иванэ Мацуи свалил приступ его давней болезни – туберкулеза. Генерал Мацуи отдал приказ по войскам, в котором говорилось, что вступление императорской армии в столицу чужого государства – историческое событие и следует вести себя достойно, соблюдать порядок и уважать местное население. Но заболевший генерал вынужден был передать командование члену императорской семьи – принцу Ясухико Асаке.
5 декабря принц вылетел из Токио на самолете и прибыл на фронт через три дня. Ему доложили, что в городе скопилось около трехсот тысяч китайских солдат и они готовы капитулировать. И тогда принц распорядился: «Всех пленных убить». 13 декабря все части японской армии до батальона включительно получили приказ командования: «Все военнопленные должны быть казнены. Метод казни: разделить пленных на группы по двенадцать человек. Каждую группу расстреливать отдельно».
За этим приказом стояла безжалостная логика. Расстрел избавлял японское командование от необходимости кормить пленных. Кроме того, рассудили японцы, расстрелянные пленные уже не уйдут в партизаны и не вернутся в строй китайской армии.
Китайские войска в Нанкине практически не сопротивлялись. Они сдавались, надеясь на гуманное обращение. Во время осады города самолеты разбрасывали листовки, на которых улыбающийся японский солдат держал на руках китайского мальчика и было написано: «Все добрые китайцы, которые вернутся в свои дома, будут накормлены и одеты. Япония желает быть хорошим соседом тем китайцам, которые не позволят себя одурачить таким монстрам, как Чан Кайши».
Но это была всего лишь пропаганда. С точки зрения японцев, пленные китайские солдаты не заслуживали милосердия: они опозорили себя – проиграли войну, но остались живы. «Солдат не сдается в плен, – не скрывая своего отвращения, говорили японские офицеры. – Если солдата побеждают, он должен уйти из жизни. Но никто из вас не сохранил ни капли мужества, чтобы поступить так. У нас нет средств кормить вас. Мы предполагали, что имеем дело с достойным противником. Если мы начнем вас кормить, то лишим горсти риса японского ребенка, который имеет на нее больше прав, чем вы».
Расстрелы пленных начались вечером 17 декабря. Китайским солдатам обещали, что их переправят на другую сторону реки Янцзы. Они покорно шли. Только возле реки, увидев, что нет никаких средств для переправы, они начали беспокоиться. Но тут японцы уже открыли огонь. Когда военнопленные превратились в гору неподвижных тел и больше не раздавалось ни криков, ни стонов, японские солдаты стали методично протыкать каждое тело штыком. Это затянулось до рассвета.
В то же время японские солдаты обходили дом за домом, проверяя, не прячутся ли там китайские солдаты. Не раздумывая, они убивали всех молодых мужчин, не вникая, военный перед ними или штатский. Они стреляли в стариков и женщин, если те слишком медленно исполняли приказы. Трупы валялись повсюду, воды Янцзы покраснели от крови.
Японцы потребовали все двери в городе держать открытыми. Если владельцы магазинов пытались закрыться, в них стреляли, а товар растаскивали. Разграбили банки, вскрыли личные сейфы и все забрали. Командование разрешило солдатам отправлять домой небольшие посылки, так что был стимул грабить. Тащили все – авторучки, фонарики, часы.
Каждый командир исполнял приказ на свой манер. Японский военный корреспондент Юкио Омата видел, как пленных выстроили вдоль реки: «Стоявшим в первом ряду отрубили голову. Стоявшим во втором ряду приказали оттащить мертвые тела и бросить их в реку. Потом им самим отрубили голову… И так казнь продолжалась весь день, до поздней ночи. За день убили две тысячи пленных. Наследующий день, устав орудовать мечами, пустили в ход пулеметы. Поставили два пулемета с флангов и открыли огонь. Пленные прыгали в воду, надеясь спастись, но никому не удалось доплыть до другого берега».
Изнасилованный город
Вслед за военнопленными неминуемо настала очередь женщин.
«Женщинам досталось больше всех, – вспоминал бывший солдат 14-й японской дивизии. – Ни молодые, ни старые – никто не мог избежать изнасилования. Мы отправляли грузовики в город и хватали столько женщин, сколько влезало в кузов. Но на всех женщин не хватало. Распределяли так: одну женщину на пятнадцать-двадцать солдат».
Естественно, был отдан приказ, запрещающий насилие над женщинами. Но в японской военной культуре укоренилось представление о том, что победитель имеет право на женщин, принадлежавших побежденным. А многие вчерашние крестьяне охотились на девочек, веря, что половой акт с девственницей придаст им сил в бою и даже спасет от ран.
«Потом мы и женщин тоже убивали, – вспоминал один из солдат. – Они пытались убежать, когда все заканчивалось. Мы стреляли им в спину. Проблем не было. Когда мы их насиловали, то воспринимали как женщин. А когда стреляли в них, то воспринимали скорее как свиней».
Офицеры ничем не отличались от солдат. Командир 6-й дивизии Хисао Тани сам был обвинен в изнасиловании двадцати женщин в Нанкине. Единственное, что интересовало офицеров, это чтобы не оставалось следов. Сделали дело – и концы в воду.
Один из офицеров приказал своим подчиненным: «Когда все закончите, то или заплатите им, или убейте их где-нибудь – подальше от расположения нашей части».
Японские солдаты насиловали всех женщин, которые попадались им в руки. Молодые женщины не знали, что делать – прятаться дома, надеясь, что их не найдут, или бежать в зону безопасности, созданную иностранцами? Если они оставались дома, то рисковали быть изнасилованными на глазах собственной семьи. Если они пытались убежать, то могли стать жертвой группового изнасилования на улице.
Одна из самых страшных сцен, которую видел один иностранец, – массовое изнасилование женщин прямо на улице.
«Взвод японских солдат выстроил в ряд группу девушек, – вспоминал Роберт Уилсон, единственный иностранный врач, оставшийся в городе. – На вид им было не больше восемнадцати лет. Японцы насиловали их одну за другой, прямо в уличной грязи. Несколько девушек так и остались лежать, залитые кровью, на грязной земле».
Убийства и изнасилования шли по всему городу, когда генерал Иванэ Мацуи, все еще больной, въехал в Нанкин для участия в параде. Он позавтракал, проехал на машине по городу, потом пересел на коня, повернулся в сторону императорского дворца в Токио и трижды прокричал: «Десять тысяч лет императору!»
Во время поездки по городу генералу стало ясно, что происходит нечто позорное. Он приказал вывести из города ненужные войска. На совещании сделал выговор своим подчиненным. Офицеры выслушали выговор с изумлением, тем более что среди них был член императорской семьи.
В 1948 году, перед тем как его повесили по приговору международного военного трибунала, генерал Мацуи сказал буддийскому священнику, которого привели к нему в камеру: «Я собрал тогда всех высших офицеров. У меня на глазах были слезы гнева. Присутствовал и принц Асака. Я сказал им, что из-за жестокости солдат все потеряно. И представьте себе, даже после таких слов они буквально смеялись надо мной…»
Японское командование не собиралось наказывать насильников, считая, что женщины на оккупированных территориях для того и существуют, чтобы услаждать солдат. Родилась идея создать систему публичных домов для личного состава императорской армии. Принудительно мобилизовали десятки тысяч женщин – в основном кореянок, а также китаянок и филиппинок. Японское командование хотело иметь действенный инструмент поощрения личного состава за боевые успехи.
Первый военный публичный дом открылся рядом с Нанкином в 1938 году. С женщинами там обращались омерзительно. Многие из них совершали самоубийство не в силах вынести постоянные издевательства. Конфуцианство ценит женское целомудрие больше, чем жизнь. Считается, что женщина, потерявшая честь, должна покончить с собой. Иностранные дипломаты рассказывали, что после изнасилования Нанкина бесчисленное количество китаянок бросились в воды Янцзы. А те, кто остался жить, никогда никому не рассказывали о своем трагическом опыте. Прошло полвека, прежде чем оставшиеся в живых женщины решились нарушить обет молчания и потребовать компенсации от японского правительства.
Ни одна китаянка в Нанкине не нашла в себе силы признать, что родила ребенка в результате изнасилования. Говорят, что многих таких детей тайно убили сразу после рождения. Младенцев, чьими отцами были японские солдаты, душили или топили, как котят. Можно представить себе чувства, испытанные изнасилованными китаянками: вина, стыд, боль… Они стояли перед невыносимым выбором – убить нежеланного ребенка или вырастить.
Казалось, нет границ жестокой изобретательности японских солдат. Мало было изнасиловать и убить – они еще и издевались над трупами несчастных женщин. Пострадали и некоторые китайские мужчины, попав в руки японцев-гомосексуалистов. У некоторых японцев была буйная фантазия. Они пытались заставить одного китайца совершить интимный акт с мертвой женщиной – японские солдаты, пресыщенные другими удовольствиями, хотели немного развлечься.
Некоторые японские офицеры, уже не зная, чем себя порадовать, загоняли китайцев на крышу здания, поджигали дом и наблюдали за тем, как люди медленно поджариваются. Тех, кто пытался спастись и прыгал вниз, пристреливали…
Все послевоенные десятилетия историки и психологи пытаются понять менталитет японского солдата. Как трудно совместить изысканную вежливость и любезные манеры японцев с варварским поведением солдат императорской армии в Нанкине. Почему они себя так вели? Может быть, все дело в самурайских традициях? Самурай имел право отрезать голову простолюдину, если тот ответил невежливо. Сказалось также влияние военной пропаганды и школьное воспитание. Юные японцы должны были осознать, какое это великое счастье – принадлежать к японской нации. Одновременно воспитывали высокомерие в отношении других народов. На уроках истории преподаватели вывешивали батальные полотна и объясняли: «На этой картине изображены наши бравые солдаты, которые под командованием преданных императору офицеров ворвались в китайские окопы. Посмотрите, какие глупые лица у китайцев, как они боятся японского солдата. Китаезы похожи на свиней, которых собираются заколоть, чтобы в праздники поесть свежего мяса. На заднем плане видна гора трупов. Это китайцы, убитые нашими смелыми солдатами».
Новобранцам, которые прошли такую школу, молодой лейтенант говорил: «Вы еще никого не убивали, так что вам нужно попрактиковаться. Китаец – это не человек, это существо менее ценное, чем собака или кошка. Кто хочет попробовать себя, шаг вперед!»
Никто из новичков не двинулся с места.
«Трусы! – закричал лейтенант. – Никто из вас не имеет права именоваться солдатом императорской армии».
Он стал вызывать солдат по одному.
«Когда прозвучала моя фамилия, – вспоминал один из них, – трясущимися руками я поднял винтовку с примкнутым штыком и медленно двинулся на китайца, стоявшего у ямы, которую он же сам и выкопал. Мысленно попросив прощения, с закрытыми глазами воткнул штык в китайца. Когда я открыл глаза, он уже упал в яму».
Через три месяца на фронте любой призывник превращался в демона, который легко убивал человека. Практически никто из них не испытывал сожаления и не считал себя преступником.
«Офицер показал, как одним ударом обезглавить человека, – рассказывал после войны бывший солдат. – Он предложил мне забрать отрезанную голову и отвезти домой как сувенир. Помню свою гордую улыбку, когда я взял из его рук меч и сам приступил к убийству людей».
Сколько людей погибло в Нанкине?
Китайские специалисты считают, что было убито четыреста тридцать тысяч человек. На международном военном трибунале в Токио после войны называлась цифра в двести шестьдесят тысяч. Японские историки говорят о тридцати-сорока тысячах. Многих горожан спасли иностранцы, которые по традиции пользовались особыми привилегиями. Скажем, в ноябре 1937 года один французский священник объявил японским властям, что в Шанхае образована нейтральная зона, и указал ее границы. Японцы признали эту зону, и там укрылось четыреста пятьдесят тысяч китайцев.
Дипломаты заблаговременно покинули Нанкин, предоставив оставшихся в городе иностранцев их судьбе. Дипломаты отплыли на американском корабле, который 12 декабря подвергся атаке с воздуха. Японские самолеты потопили корабль, несколько человек погибли. Японские власти уверяли, что произошла ошибка – летчики в тумане не опознали американский корабль. Но в тот день тумана не было. Японская авиация получила приказ потопить американский корабль. Скорее всего, это была попытка проверить, какой будет реакция американцев. 13 декабря президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт сказал, что он «потрясен», и потребовал компенсации от императора Хирохито.
Поразительным образом два десятка иностранцев, оставшихся в Нанкине, сумели спасти множество людей. Это были миссионеры, врачи и торговцы. Они воспользовались тем, что японские войска сохраняли некий пиетет к иностранцам. Нелепость ситуации состояла в том, что десятью годами ранее проблемы у иностранцев в Нанкине возникли именно с китайскими войсками. Когда армия националистов брала город, она безжалостно убивала иностранцев.
Немалую роль сыграл немецкий бизнесмен Йон Рабе. В памяти китайцев он остался настоящим героем, «живым Буддой Нанкина». Рабе приехал в Китай еще в 1908 году, работал в представительстве компании «Сименс». Продавал китайскому правительству телефонные аппараты и электрическое оборудование. Его механики обслуживали турбины городской электростанции, телефонную сеть и большую рентгеновскую установку в главной городской больнице.
Японцы держались с ним настороже – он не просто был гражданином дружественного государства, но еще и руководителем местной организации нацистской партии.
Рабе описывал в дневнике, как он остановил японских солдат, которые насиловали китаянку. Он пытался доставлять рис голодающим. Он спрятал шестьсот пятьдесят китайцев. И выставил японцев, которые хотели войти в его дом. «Это было опасное дело, – вспоминал Рабе. – У японцев были штыки и пистолеты, а у меня была только повязка со свастикой на рукаве».
Особый статус Рабе ставил японцев в тупик. К американцам и другим иностранцам они относились пренебрежительно. А к Йону Рабе – с опасливым уважением. Ворвавшись в его дом и увидев свастику, японские солдаты ретировались.
Видимо, не понимая, как нелепо жаловаться в Берлин на жестокость японских войск, Рабе отправил письмо фюреру и рейхсканцлеру Германии Адольфу Гитлеру: «Они будут продолжать насиловать женщин и девочек и убивать всех и вся, кто пытается убежать или просто оказался в неудачное время в неудачном месте. Они насилуют даже девочек и очень пожилых женщин, притом в самой грубой форме. Я видел эти жертвы собственными глазами».
Йон Рабе умер в 1950 году. В 1996 году опубликовали его дневник, в котором он описал жестокость, с которой действовала японская армия в Нанкине. Теперь его сравнивают с промышленником Оскаром Шиндлером, который спасал евреев…
Мир узнал об устроенной в Нанкине резне благодаря трем американским корреспондентам, которые находились в городе. Последний из них покинул город 16 декабря. Он видел трупы китайцев со связанными за спиной руками. Один из тех, кого уже поставили на колени, умолял его о спасении. «Но я ничего не мог сделать, – писал в отчаянии американский корреспондент. – Последнее, что я видел в Нанкине, – это мертвые, мертвые, мертвые китайцы».
Когда американские журналисты покинули город, других иностранных корреспондентов в Нанкин не пустили. Зато туда привезли японских фотокоров, которые снимали умилительные сцены: китайские дети приветствуют японских солдат. Но американское правительство получало информацию и из другого источника.
«Женщинам досталось больше всех, – вспоминал бывший солдат 14-й японской дивизии. – Ни молодые, ни старые – никто не мог избежать изнасилования. Мы отправляли грузовики в город и хватали столько женщин, сколько влезало в кузов. Но на всех женщин не хватало. Распределяли так: одну женщину на пятнадцать-двадцать солдат».
Естественно, был отдан приказ, запрещающий насилие над женщинами. Но в японской военной культуре укоренилось представление о том, что победитель имеет право на женщин, принадлежавших побежденным. А многие вчерашние крестьяне охотились на девочек, веря, что половой акт с девственницей придаст им сил в бою и даже спасет от ран.
«Потом мы и женщин тоже убивали, – вспоминал один из солдат. – Они пытались убежать, когда все заканчивалось. Мы стреляли им в спину. Проблем не было. Когда мы их насиловали, то воспринимали как женщин. А когда стреляли в них, то воспринимали скорее как свиней».
Офицеры ничем не отличались от солдат. Командир 6-й дивизии Хисао Тани сам был обвинен в изнасиловании двадцати женщин в Нанкине. Единственное, что интересовало офицеров, это чтобы не оставалось следов. Сделали дело – и концы в воду.
Один из офицеров приказал своим подчиненным: «Когда все закончите, то или заплатите им, или убейте их где-нибудь – подальше от расположения нашей части».
Японские солдаты насиловали всех женщин, которые попадались им в руки. Молодые женщины не знали, что делать – прятаться дома, надеясь, что их не найдут, или бежать в зону безопасности, созданную иностранцами? Если они оставались дома, то рисковали быть изнасилованными на глазах собственной семьи. Если они пытались убежать, то могли стать жертвой группового изнасилования на улице.
Одна из самых страшных сцен, которую видел один иностранец, – массовое изнасилование женщин прямо на улице.
«Взвод японских солдат выстроил в ряд группу девушек, – вспоминал Роберт Уилсон, единственный иностранный врач, оставшийся в городе. – На вид им было не больше восемнадцати лет. Японцы насиловали их одну за другой, прямо в уличной грязи. Несколько девушек так и остались лежать, залитые кровью, на грязной земле».
Убийства и изнасилования шли по всему городу, когда генерал Иванэ Мацуи, все еще больной, въехал в Нанкин для участия в параде. Он позавтракал, проехал на машине по городу, потом пересел на коня, повернулся в сторону императорского дворца в Токио и трижды прокричал: «Десять тысяч лет императору!»
Во время поездки по городу генералу стало ясно, что происходит нечто позорное. Он приказал вывести из города ненужные войска. На совещании сделал выговор своим подчиненным. Офицеры выслушали выговор с изумлением, тем более что среди них был член императорской семьи.
В 1948 году, перед тем как его повесили по приговору международного военного трибунала, генерал Мацуи сказал буддийскому священнику, которого привели к нему в камеру: «Я собрал тогда всех высших офицеров. У меня на глазах были слезы гнева. Присутствовал и принц Асака. Я сказал им, что из-за жестокости солдат все потеряно. И представьте себе, даже после таких слов они буквально смеялись надо мной…»
Японское командование не собиралось наказывать насильников, считая, что женщины на оккупированных территориях для того и существуют, чтобы услаждать солдат. Родилась идея создать систему публичных домов для личного состава императорской армии. Принудительно мобилизовали десятки тысяч женщин – в основном кореянок, а также китаянок и филиппинок. Японское командование хотело иметь действенный инструмент поощрения личного состава за боевые успехи.
Первый военный публичный дом открылся рядом с Нанкином в 1938 году. С женщинами там обращались омерзительно. Многие из них совершали самоубийство не в силах вынести постоянные издевательства. Конфуцианство ценит женское целомудрие больше, чем жизнь. Считается, что женщина, потерявшая честь, должна покончить с собой. Иностранные дипломаты рассказывали, что после изнасилования Нанкина бесчисленное количество китаянок бросились в воды Янцзы. А те, кто остался жить, никогда никому не рассказывали о своем трагическом опыте. Прошло полвека, прежде чем оставшиеся в живых женщины решились нарушить обет молчания и потребовать компенсации от японского правительства.
Ни одна китаянка в Нанкине не нашла в себе силы признать, что родила ребенка в результате изнасилования. Говорят, что многих таких детей тайно убили сразу после рождения. Младенцев, чьими отцами были японские солдаты, душили или топили, как котят. Можно представить себе чувства, испытанные изнасилованными китаянками: вина, стыд, боль… Они стояли перед невыносимым выбором – убить нежеланного ребенка или вырастить.
Казалось, нет границ жестокой изобретательности японских солдат. Мало было изнасиловать и убить – они еще и издевались над трупами несчастных женщин. Пострадали и некоторые китайские мужчины, попав в руки японцев-гомосексуалистов. У некоторых японцев была буйная фантазия. Они пытались заставить одного китайца совершить интимный акт с мертвой женщиной – японские солдаты, пресыщенные другими удовольствиями, хотели немного развлечься.
Некоторые японские офицеры, уже не зная, чем себя порадовать, загоняли китайцев на крышу здания, поджигали дом и наблюдали за тем, как люди медленно поджариваются. Тех, кто пытался спастись и прыгал вниз, пристреливали…
Все послевоенные десятилетия историки и психологи пытаются понять менталитет японского солдата. Как трудно совместить изысканную вежливость и любезные манеры японцев с варварским поведением солдат императорской армии в Нанкине. Почему они себя так вели? Может быть, все дело в самурайских традициях? Самурай имел право отрезать голову простолюдину, если тот ответил невежливо. Сказалось также влияние военной пропаганды и школьное воспитание. Юные японцы должны были осознать, какое это великое счастье – принадлежать к японской нации. Одновременно воспитывали высокомерие в отношении других народов. На уроках истории преподаватели вывешивали батальные полотна и объясняли: «На этой картине изображены наши бравые солдаты, которые под командованием преданных императору офицеров ворвались в китайские окопы. Посмотрите, какие глупые лица у китайцев, как они боятся японского солдата. Китаезы похожи на свиней, которых собираются заколоть, чтобы в праздники поесть свежего мяса. На заднем плане видна гора трупов. Это китайцы, убитые нашими смелыми солдатами».
Новобранцам, которые прошли такую школу, молодой лейтенант говорил: «Вы еще никого не убивали, так что вам нужно попрактиковаться. Китаец – это не человек, это существо менее ценное, чем собака или кошка. Кто хочет попробовать себя, шаг вперед!»
Никто из новичков не двинулся с места.
«Трусы! – закричал лейтенант. – Никто из вас не имеет права именоваться солдатом императорской армии».
Он стал вызывать солдат по одному.
«Когда прозвучала моя фамилия, – вспоминал один из них, – трясущимися руками я поднял винтовку с примкнутым штыком и медленно двинулся на китайца, стоявшего у ямы, которую он же сам и выкопал. Мысленно попросив прощения, с закрытыми глазами воткнул штык в китайца. Когда я открыл глаза, он уже упал в яму».
Через три месяца на фронте любой призывник превращался в демона, который легко убивал человека. Практически никто из них не испытывал сожаления и не считал себя преступником.
«Офицер показал, как одним ударом обезглавить человека, – рассказывал после войны бывший солдат. – Он предложил мне забрать отрезанную голову и отвезти домой как сувенир. Помню свою гордую улыбку, когда я взял из его рук меч и сам приступил к убийству людей».
Сколько людей погибло в Нанкине?
Китайские специалисты считают, что было убито четыреста тридцать тысяч человек. На международном военном трибунале в Токио после войны называлась цифра в двести шестьдесят тысяч. Японские историки говорят о тридцати-сорока тысячах. Многих горожан спасли иностранцы, которые по традиции пользовались особыми привилегиями. Скажем, в ноябре 1937 года один французский священник объявил японским властям, что в Шанхае образована нейтральная зона, и указал ее границы. Японцы признали эту зону, и там укрылось четыреста пятьдесят тысяч китайцев.
Дипломаты заблаговременно покинули Нанкин, предоставив оставшихся в городе иностранцев их судьбе. Дипломаты отплыли на американском корабле, который 12 декабря подвергся атаке с воздуха. Японские самолеты потопили корабль, несколько человек погибли. Японские власти уверяли, что произошла ошибка – летчики в тумане не опознали американский корабль. Но в тот день тумана не было. Японская авиация получила приказ потопить американский корабль. Скорее всего, это была попытка проверить, какой будет реакция американцев. 13 декабря президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт сказал, что он «потрясен», и потребовал компенсации от императора Хирохито.
Поразительным образом два десятка иностранцев, оставшихся в Нанкине, сумели спасти множество людей. Это были миссионеры, врачи и торговцы. Они воспользовались тем, что японские войска сохраняли некий пиетет к иностранцам. Нелепость ситуации состояла в том, что десятью годами ранее проблемы у иностранцев в Нанкине возникли именно с китайскими войсками. Когда армия националистов брала город, она безжалостно убивала иностранцев.
Немалую роль сыграл немецкий бизнесмен Йон Рабе. В памяти китайцев он остался настоящим героем, «живым Буддой Нанкина». Рабе приехал в Китай еще в 1908 году, работал в представительстве компании «Сименс». Продавал китайскому правительству телефонные аппараты и электрическое оборудование. Его механики обслуживали турбины городской электростанции, телефонную сеть и большую рентгеновскую установку в главной городской больнице.
Японцы держались с ним настороже – он не просто был гражданином дружественного государства, но еще и руководителем местной организации нацистской партии.
Рабе описывал в дневнике, как он остановил японских солдат, которые насиловали китаянку. Он пытался доставлять рис голодающим. Он спрятал шестьсот пятьдесят китайцев. И выставил японцев, которые хотели войти в его дом. «Это было опасное дело, – вспоминал Рабе. – У японцев были штыки и пистолеты, а у меня была только повязка со свастикой на рукаве».
Особый статус Рабе ставил японцев в тупик. К американцам и другим иностранцам они относились пренебрежительно. А к Йону Рабе – с опасливым уважением. Ворвавшись в его дом и увидев свастику, японские солдаты ретировались.
Видимо, не понимая, как нелепо жаловаться в Берлин на жестокость японских войск, Рабе отправил письмо фюреру и рейхсканцлеру Германии Адольфу Гитлеру: «Они будут продолжать насиловать женщин и девочек и убивать всех и вся, кто пытается убежать или просто оказался в неудачное время в неудачном месте. Они насилуют даже девочек и очень пожилых женщин, притом в самой грубой форме. Я видел эти жертвы собственными глазами».
Йон Рабе умер в 1950 году. В 1996 году опубликовали его дневник, в котором он описал жестокость, с которой действовала японская армия в Нанкине. Теперь его сравнивают с промышленником Оскаром Шиндлером, который спасал евреев…
Мир узнал об устроенной в Нанкине резне благодаря трем американским корреспондентам, которые находились в городе. Последний из них покинул город 16 декабря. Он видел трупы китайцев со связанными за спиной руками. Один из тех, кого уже поставили на колени, умолял его о спасении. «Но я ничего не мог сделать, – писал в отчаянии американский корреспондент. – Последнее, что я видел в Нанкине, – это мертвые, мертвые, мертвые китайцы».
Когда американские журналисты покинули город, других иностранных корреспондентов в Нанкин не пустили. Зато туда привезли японских фотокоров, которые снимали умилительные сцены: китайские дети приветствуют японских солдат. Но американское правительство получало информацию и из другого источника.