Леонидова Людмила. Отыскать любовь среди холода

   – Прости, я сегодня устал. – Сережа выключал свет. Ничего не подозревая, я, замотанная работой и домом, тоже мгновенно засыпала, пока звонок Андрея не поднимал меня с постели.
   – Мам, ну вот видишь, я тебя опять разбудил! – огорчался он.
   – Нет-нет, я только прикорнула. Есть будешь?
   – Буду. Голодный как волк, – перекрикивая звук низкочастотной музыки, орал Андрей, – тут только одна кока-кола!
   Он приезжал через какое-то время, я поднималась с постели, разогревала ему ужин, слушала новости. Я обожала сына. Он был хорошим, послушным в детстве, став юношей, не приносил хлопот. Готовился в вуз.
   Я оберегала его покой и до последнего тянула, ничего не сообщала. Отсутствие в доме отца объясняла командировкой. Я мучилась, не зная как подступиться к разговору с сыном.
   К моему удивлению, он среагировал спокойно:
   – Я все знал.
   – ???
   – Да, папа меня с ней познакомил.
   – Когда?
   Я даже не спросила, кто она. Мне было важно знать: когда, когда все это началось?
   – Не помню, кажется, год назад. Она королева красоты! – Тон, которым сын это произнес, поверг меня в ужас. Он не осуждал отца. Он гордился им. Он был с ним заодно!
   – Значит, это столько продолжается, а я ничего...
   «Неправда, – сказал мне внутренний голос, – не надо себе лгать».
   Это как раковая опухоль. Онкологи рассказывают, что многие женщины обращаются, когда уже поздно помочь.
   Видели, знали, но скрывали сами от себя, думали – пройдет, рассосется. Так и я. Замечала, что охладел, что чаще уезжал... Что, что еще я замечала?
   Считала, что это кризис возраста. «С мужчинами после сорока часто это происходит, – растолковывала я своим пациентам. – Одумается».
   Ну, вот и он! Одумался! У меня заколотилось сердце, когда спустя буквально несколько дней в дверях нашей квартиры повернулся ключ. Входит.
   – Прости, – говорит, и, пока я думаю, простить сразу или пообижаться, огорошивает:
   – Нам с Дашей негде жить. Мы ждем ребенка, поэтому... – все это он мямлит, опять глядя куда-то в угол, – поэтому, не посмотришь ли ты однокомнатную квартиру ее тетки. Тетка умерла. Она ее сдавала, а теперь, может быть, вы с Андреем туда переберетесь. – И пока я не успеваю ответить «нет», он добавляет: – Квартирка маленькая, но уютная, удобная, в центре. Вам будет там хорошо, – и протягивает повестку в суд. Развод! Времени в обрез. Я беру ключи, адрес, несусь к Лене и рыдаю у него на плече. Вовремя подоспела Света, его жена, работает в другом отделении, тоже врач. Хоть и не психотерапевт, однако первую помощь умеет оказывать не хуже. В нашей клинике слыла практичной и очень уверенной в себе женщиной. Она говорит мне:
   – Наташа, поезжай с Леней, посмотрите эту квартиру, если нужно, поможем с ремонтом. У нас есть знакомые мастера.
   У Лени и Светы повсюду связи. В Москве без этого не проживешь. Даже при деньгах.
   – Такая вот у нас в столице специфика жизни, – сокрушается Леня. – У них там – плати бабки и все о’кей. У нас нужно знать кому. Вот смотри. Мы работаем в платной клинике. Все, за что платит пациент, мне по барабану, я, конечно, получаю процент, но хочу больше. Поэтому сначала приму знакомого знакомых и внимания ему окажу побольше, а уж потом...
   – Лучше вообще мимо кассы, – добавила без обиняков Света.
   Леня строго посмотрел на нее, мол, дружба дружбой, но есть секреты профессиональные, а точнее – коммерческие.
   – Езжай, езжай, – выталкивает мужа Света. – Наташка совсем расклеилась. Может, у нее настроение поправится, когда хоромы новые увидит. Жизнь заново начнет.
   – А ты к квартире, в которой живешь, какое имеешь юридическое отношение? – выруливая на своем новом «опеле», поинтересовался благополучный Леня.
   – Никакого. Это квартира его родителей. Они умерли. Я прописана в квартире своих родителей. Она приватизирована. У меня там доля.
   – А Андрей?
   – Он у Сережи.
   – Это уже лучше.
   – Ленечка, что ты говоришь? Я никогда не буду с ним судиться.
   – Да? – Взгляд коллеги многозначительно-осуждающий.
   – Пятиэтажка! – увидев обшарпанный дом, к которому мы подъехали, ужаснулась я.
   – Ничего страшного, – успокоил Леня, – снесут, тебе новую взамен дадут.
   – Не хочу новую. Хочу остаться у себя, – поднимаясь на пятый этаж пешком, задохнулась я.
   – Бегай по утрам. Что у тебя с дыхалкой? Пятый – это неплохо, сердце тренировать и вид... Натали, сейчас перед тобой такой вид раскинется! Я люблю высокие этажи.
   Вид оказался потрясающий – на кладбище. В Москве, да еще в центре, их не много. Я точно попала. Квартира, если ее можно было так назвать, оказалась хлевом, и думаю, что не поддавалась никакому ремонту, до того была запущена. Пятиметровая кухня, с потолка свисали куски желтой штукатурки, линолеумный пол в комнате, соединенной с кухней и крохотной прихожей, был прожжен, будто тут стоял цыганский табор и разводили костры. Повсюду валялись пустые бутылки.
   – Кого я вижу?! – вдруг раздался за нашей спиной пропитый басок. – Перед нами стоял дядька в грязной майке и трениках. Мы не закрыли за собой входную дверь. – Добро пожаловать, новые соседи!
   – Привет, – отозвался Леня. – Здесь кто жилье снимал?
   – Очень-очень хороший человек. – Дядька перекрестился.
   – Что, преставился? – Леня посмотрел в сторону кладбища.
   – Не-е, его того, в психушку упекли.
   – Брось врать, сейчас так не делают.
   – Соседи, сволочи сущие, писали-писали, самому депутату.
   – Белая горячка? – Поднимая бутылку с пола, Леня покачал головой.
   – Что-то вроде этого. А теперь, я вижу, будут жить приличные люди, денежные.
   – Не будут, – твердо заявила я.
   – Зря-зря. Тут у нас хорошо. Дом дружный. От фабрики еще в шестидесятых строился. Когда хоронят кого, – он показал в окно, – подсобишь и на бутылку, глядишь... Кстати, не одолжите сотенку? Вечером как штык верну. Вот баба моя с работы вернется, у нее сегодня получка.
   Леня взял соседа за шиворот и, вытолкнув в коридор, захлопнул дверь.
   Я снова расплакалась.
   – Мы тебе таких ремонтников дадим, конфетку сделают...
   – Не хочу, смотри, какие соседи... – ревела я, как ребенок.
   – Натали, прекрати сейчас же себя жалеть! Подумай, какой у тебя порядочный муж: не просто на улицу выкинул, а квартиру предлагает. Продать можно.
   – Пусть сам продает, а мне деньги, я куплю, – продолжала выть я.
   – Слушай, Наташа, это гениальная идея. Если он тебе взамен квартиры даст деньги, тогда... Мы со Светкой сейчас въезжаем в новый дом. Его сдали, собственность оформили, так что не кинут. Потрясающий вид на Москву-реку, лес. Правда, далековато, почти у окружной. Но даже дача не нужна. Веранда сорок метров а оттуда... глазами провожаешь пароходы. Если он тебе даст денег, соседями будем.
   – Ну какие за эту конуру получишь деньги?
   – Не скажи. Сейчас в центре квартиры в цене! Половину еще добавишь...
   – Откуда?
   – Кредит возьмешь. Мы со Светой взяли. Ты тоже можешь. Родители одолжат... Ты ведь у них не живешь? – Я бросила на Леню красноречивый взгляд. – Тебе хоть что-нибудь в жизни полагается? – возмутился он.
   Я вытерла слезы, представив, как буду глазами провожать пароходы.
   – А там еще квартиры остались, вы ведь давно заплатили? Мне Света еще пару лет назад об этом рассказывала.
   – Вопрос, – задумчиво отозвался Леня, но... один пайщик, он как раз ко мне на прием приходил... Проблемы с женой, она была алкоголичка, ему надоело, он ушел, купил квартиру. Пока наш дом строился, она вылечилась, новая квартира оказалась как бы ни к чему, он только было собрался продавать, женушка опять за свое, все по кругу заново. Однако, может, она опять за ум взялась? Надо проверить. Постой... постой, сейчас, он где-то у меня тут был в телефоне.
   Леня понажимал сотовый.
   – Нашел, – радостно сообщил он. – Здравствуйте, Олег Петрович, это Леонид, психотерапевт, мы в одном доме квартиры купили. Припоминаете? – Леня улыбался. – У вас все в порядке? Рад слышать! Вы новую квартиру еще не продали? Да, – Леня мне подмигнул, мол, все в порядке, – нашел вам покупателя. Точнее, покупательницу. Мою коллегу. Ей очень срочно. Только с деньгами нужно сообразить. Если моя коллега – подождете? Очень вам буду признателен. Давайте договоримся, где и как, я вас с ней познакомлю.
   Продавец по настоянию Лени встретился с нами через час.
   – Рад познакомиться, Олег Петрович. – Пожилой грузный дядька протянул мне руку.
   Когда он мне назвал цену, которую желал получить за свое жилье, меня начала бить дрожь. Он заметил. Показал старые счета. Платил он, конечно, много меньше. Но инвестировал, а сейчас квартира в его собственности, дом готов. Леня шепнул мне, что она того стоит.
   – Сколько комнат? – просто так поинтересовалась я, зная, что таких денег мне не собрать в жизни.
   – Сколько хотите, – пожал плечами Олег Петрович.
   – Не понимаю.
   – Давай я тебе сначала ее покажу, потом поговорим еще раз, – сказал Леня и отвел Олега Петровича в сторону. Они пошептались.
   – Вы поезжайте, посмотрите, – более мягко сказал продавец, – может, вам она и вовсе не понравится, а если понравится, я вам уступлю.
   – С какой такой радости он уступит? – выезжая с Леней на окружную дорогу, спросила я.
   – Во-первых, он ломит, во-вторых, я ему объяснил, что вы в некотором роде товарищи по несчастью, у тебя сейчас, как когда-то у него, проблемы в семье. В-третьих, – Леня хитро улыбнулся, – я ведь психотерапевт, это как гипнотизер, пригрозил, если не поможете товарищу по несчастью, накличете на себя беду. Он свою жену очень любит. Задумался.
   – Леня, – я покачала головой, – зря, зачем ты так?
   – Не зря. В таких ситуациях помогает. Правда, возможно, тебе и эта не понравится. Ты ведь в центре, с высокими потолками привыкла жить.
   – Раз вам со Светой понравилась, вы понимаете толк в жизни...
   Мои коллеги действительно понимали толк в жизни. Дом мне понравился. Красивый – потрясающе! Из разноцветного кирпича, на высоком холме над рекой, он утопал в зелени, как в сказках. Огромный двор, с клумбами, обнесенный забором, охрана при въезде.
   – За все нужно платить? – ужаснулась я, увидев бравых молодцев, открывающих нам ворота.
   – У тебя сын, парень умный, выучится, квартиру содержать будет, – резонно возразил Леня.
   В холле все было выложено мраморной плиткой. Консьерж, три лифта. Дом уже потихоньку обживался. На этажах – цветы в кадках. Мы поднялись на последний этаж.
   – Опять последний, – вздохнула я.
   – Это совсем другое, чем в пятиэтажке, специальный этаж с обзором, называется пентхаус, поэтому стоит дороже. Вид потрясающий! Сейчас увидишь сама, смотри! – Леня, словно артист, распахнул занавес, то есть широко раскрыл металлическую дверь, которую дядька уже успел врезать, и мы вошли...
   От ужаса я чуть не вылетела с четырнадцатого этажа. Потому что в квартире не было ничего: ни стен, ни дверей, ни окон. Да, окон не было тоже, они были затянуты пленкой.
   – Он собирался начать ремонт, но жизненная ситуация изменилась.
   – А стены? Стены куда подевались? Он что, их снес?
   – Их не было вообще. Теперь так строят. Ты не знала? Люди все равно их разрушают, переносят. Чтобы спланировать самому, понимаешь?
   – Это ведь еще кучу денег вкладывать. Я знаю, мой отец строителем был: кирпич, цемент, штукатурка.
   – Что делать, – согласился Леня. – У меня двумя этажами ниже. Хочешь посмотреть? Ребята из Молдавии заканчивают ремонт. Зато тебе архитектора нанимать не надо. Сделаешь по моей планировке. А строители недорогие, берут сущие гроши. Я их прямо тебе и передам. Только материалы будут денег стоить.
   – А что, еще и архитектора нанимают?
   – А ты думала? Тут даже воздуховода нет.
   Когда мы с Леней посчитали все: сантехоборудование, кухню и прочие батареи...
   – Поеду к родителям.
   – Ты им еще ничего не говорила?
   – Нет.
 
   «Вот обрадуются», – думала я, звоня в дверь.
   – Наконец-то про нас вспомнила. – Мама начала с выговора.
   – А зачем мы ей? – поддержал папа, раскладывая за столом пасьянс. – Старые, больные. Еще чего-нибудь попросят. Мы с мамой, как бездомные, ни детей, ни внуков! Других навещают, подарки приносят.
   – Я вам тоже принесла. Это от меня, это от Андрюши. – Я выложила подарки на стол. Для мамы ночнушку купила, для папы пижаму.
   – Я же говорил, – продолжал недовольно бурчать папа, даже не взглянув на презенты. – А зятю и вовсе на нас наплевать?
   – Почему? – раздумывая, с чего начать, потянула я время.
   – Почему-почему, – передразнил папа, – мы не виделись с ним почти год.
   Ага, все правильно, он и к родителям со мной не ездил около года, значит, это началось...
   – Наташа, так действительно нельзя, – вступила в разговор мама. – У нас провод телефонный отошел, барахлит стиральная машина, Сергей обещал посмотреть. Когда, наконец?
   – Никогда, – грустно сообщила я.
   – Это еще почему? – гневно переспросил папа.
   – Потому что мы разошлись.
   – Когда?
   – Вчера.
   – Ты шутишь?
   – Нет. На днях суд.
   – Так... – Папа смешал карты. – Как всегда, мы узнаем последние.
   – Он что, кого-нибудь нашел? – спросила мама.
   – Нет... да, кажется. Я не интересовалась.
   – Я так и знала. Я знала про него всегда. Вещь в себе... молчит, всегда молчит. Закрытый он человек. Не люблю таких. У русского человека душа должна быть нараспашку.
   Я понимала, на что мама намекала. У Сережи дед был родом из Прибалтики. Кажется, по национальности латыш. Но он давно умер. Бабушка была русская, москвичка. Только для моей мамы это не имело никакого значения. Ей главное – сделать мне побольнее. Хотя я знала по опыту работы, что русские расстаются в два раза чаще, чем... все остальные.
   – Что ты теперь будешь делать?
   Я, как могла, бодрилась перед родителями.
   – Жить дальше.
   – Как?
   – Куплю себе квартиру.
   – Так, – еще раз, но уже более грозно повторил папа.
   – А деньги?
   – Он мне обещал дать.
   – Это хорошо, – сразу успокоились они.
   – Но я хотела вас попросить...
   – Ты знаешь, что мы с папой нищие. Этот дефолт... – не дав мне досказать, распричиталась мама. – Да, и еще мы в «МММ» столько отдали.
   «Ясно, что про деньги не может быть и речи, – подумала я. – Тогда о другом».
   – Мама, – глядя ей прямо в глаза, попросила я, – можно я поживу у вас в моей комнате, пока ремонт в моей квартире не кончится?
   Они переглянулись.
   – Ты старую квартиру покупаешь?
   – Нет, новую. Но там полный недострой. Нет стен, дверей. В общем, нельзя жить.
   – Ты хочешь перебраться к нам с Андреем?
   – Пока одна. Он с отцом поживет.
   – Пока? – Мама переглянулась с отцом. – Видишь ли, – мягко начала мама, – конечно, наш дом всегда твой. Но после стольких лет... Мы все тут переставили... и теперь с папой спим в разных комнатах. Конечно, мы можем потесниться... но не лучше ли тебе пока снять?
   – А что, он тебя на улицу выставляет? – грозно встрепенулся папа.
   – У него новая жена рожает.
   – Даже так! Ай да молодец, зятек! Ай да молодец!
   – Поэтому им нужно срочно.
   – Это тебе нужно срочно, – поправил меня язвительно отец.
   Все замолчали. Вдруг в стенах моего родного дома, где я выросла, откуда с букетом цветов первый раз пошла в первый класс, мне стало неуютно, холодно, даже морозно, словно на меня надвигался ледяной айсберг. А ведь я рассчитывала услышать что-то вроде: «Доченька, в жизни бывает всякое, мы с тобой!»
   – Ну ладно, я пойду.
   – Ты сошла с ума, что влезла в строительство, – вдруг гневно разразился отец. – Ты ведь в этом ничего не понимаешь! Тебя надуют... сдерут три шкуры. Потом все придется заново переделывать.
   – Да, – поддакнула мама.
   – Кто тебя надоумил?
   – Мне нужно бежать. – Я решительно поднялась.
   – Добегалась, – зло процедил отец, провожая меня до дверей.
   – Если что, звони, – сжалилась мама.
   – Ладно.
   После разговора с ними я поняла, что мне в жизни надеяться не на кого. «Доктор, излечи сам себя», – лезли в голову институтские истины. Пришла домой, приняла снотворное и уснула. Звонок поднял меня с постели. На часах половина первого.
   – Как можно не спать в такое время? – разбудив меня, кричала в трубку мама. – Ты станешь неврастеничкой!
   Папа выхватил трубку и зарычал:
   – Ты не передумала строить квартиру?
   – Нет. – Я повесила трубку.
   Снова звонок.
   – Как тебе не стыдно так разговаривать с отцом? Мы за тебя волнуемся! – Упреки, опять упреки!
   – Мы тебе желаем только добра, – снова голос отца. – Я приеду, помогу тебе с ремонтом.
   – Не надо!
   – Мы лучше знаем, что тебе надо!
   Вторая таблетка снотворного не помогла.

Глава третья

   Мне не хватает Сергея, я схожу с ума, кажется, стала забывать его образ. Проваливаясь на минуту в сон, боюсь нечаянно его задеть, толкнуть, забывая, что рядом никого – пустота.
   Бессонница – первый спутник брошенных женщин. В голове сплошные обиды: как он меня обижал, а я забывала и прощала.
   Когда родился Андрей, он не пришел в роддом. Было очень обидно и больно. Девчонки из палаты, завернувшись в халаты и открыв окна, кричали наперебой:
   – Полотенчико розовое, что в шкафу на первой полочке, принеси!
   – Тапочки, тапочки не забудь!
   – Варенье к чаю!
   Я старалась разглядеть среди толпы сопливых пацанов своего солидного мужа, старше себя на десять лет. Но увы!
   – Ты же не просила, – резонно возразил солидный муж, когда я упрекнула его по телефону. Автомат в роддоме был один на два этажа. Стоять в очереди у меня еще не было сил. Подкашивались ноги, пеленка, обернутая вокруг бедер, все время спадала, ее нужно было поддерживать руками. Тогда я подумала о старых советских фильмах про отцов, дежуривших ночи напролет в роддомах, и их бешеной радости в связи с известием о родившемся ребенке. «Все это вранье! – впервые подумала я. – А может, он меня не любит?» Сомнения еще тогда заползли в душу.
   Правда, через пару дней он пришел и передал сгущенку.
   – Сыр и сметану не достал. Даже отпустил своих сотрудниц в очереди постоять, – оправдывался он. Времена были тяжелые – продуктовый дефицит. Я поверила.
   Однако уже к тому времени Сережа добился многого – стал генеральным директором совместного российско-немецкого предприятия. Высокая должность, по советским меркам, что-то вроде министра. Но добыванию продуктов регалии моего мужа не помогали.
   Я угощалась едой щедро делившихся со мной подруг по палате. В те времена родить ребенка считалось великим подвигом. Пока я ходила беременная, моя мама не переставала возмущаться:
   – Какие сейчас дети? Все по карточкам! Так было только во время войны.
   Но я любила своего Серенького, хотела родить ему сына, привыкла к советскому дефициту, другой жизни не видела. Разносолами власть не баловала, однако я знала, что, потратив неделю на очереди, даже праздничный стол можно собрать. Так и поступали. А уж он в роддом для любимой жены! Если постараться, как для праздника... Но Сережа этого не понимал. Когда я жалобно попросила маму принести продукты, она возмутилась:
   – Мы, конечно, с папой к тебе придем и все принесем. Но разве у тебя нет мужа? В Детском мире за пеленками кто в очереди стоял? Мы. – Про памперсы в ту пору слыхом не слыхивали. – Коляску импортную кто тебе доставал? Тоже мы.
   Теперь мне казалось, что она права. Правда, Сереже еще со старой работы кто-то уступил стиральную машину с ласковым названием «Малютка». Досталась по распределению, но кто-то сжалился надо мной, а зря.
   Сережа привез ее на багажнике своего старенького «Москвича». Говорил об этом как о подвиге: и что достал, и что привез. Но это оказалась не «Малютка», а какой-то монстр. Стоило на минуту зазеваться, как шланг, надетый на кран с горячей водой, соскакивал и, помахивая хоботом, поливал все вокруг кипятком. Сливала машина не до конца. Часть оставшейся воды нужно было вручную вычерпывать из нее. Ползунки и колготки наматывались на зловещие лопасти и вытягивали их до размеров взрослых кальсон. Измученная сражениями с «Малюткой», я стала стирать в тазике. К концу дня от бессилия я падала с ног. Сережа, приходя вечером домой, на мои жалобы отвечал:
   – А как же все? Я тоже устаю, зарабатывая нам на жизнь.
   Однако постоянная инфляция, отрубая нули, съедала все заработанное.
   Неожиданно я получила приглашение на работу от своего бывшего сокурсника Лени. Открывался первый платный кабинет по услугам психотерапевта. Тогда все называлось кооперативами: шил ли ты джинсы, привозил на продажу вещи, лечил людей. Проблема устройства Андрюши в ясли казалась неразрешимой. Детские сады и ясельки к тому времени все позакрывались. Няньку нанять было невозможно: ни до объявления свободы и демократии, ни после. Старухи предпочитали сидеть на лавочке возле дома и перемывать кости соседям. Молодежь вся мечтала стать бандитами, проститутками, на худой конец менеджерами. Первое, второе и даже третье представлялось в розовом свете рамп, прожекторов, дорогих заморских нарядов, бряцания оружия, цепей, бордовых пиджаков, пальто до пола. Все эти профессии были в почете, потому что давали возможность зарабатывать валюту. Обменники еще не появились, однако за американские доллары перестали сажать. Зловещее слово «валютчик» перестало наводить ужас.
   Нас с Леней нанимал известный в медицинских кругах серьезный психотерапевт Иволгин. Он творил чудеса. К нему на прием записывались сотни людей. Моя профессия, как и профессия сексопатолога, считавшаяся в советские времена никчемной, буржуазной, оказалась востребованной. Кашпировский и Чумак подливали масла в огонь.
   Обеспечивать Иволгину помощь считалось очень почетным и денежным занятием. На работу нужно было являться строго к девяти ноль-ноль. Перед зданием, где он врачевал, уже с ночи собирались толпы людей.
   Расписание нашей семейной жизни с Сережей выглядело так: подъем в шесть, завтрак в семь. В восемь мы уже спускались в метро. Выстаивать километровые очереди на бензоколонках, чтобы тащиться каждый день на работу с комфортом?
   Няньку все-таки нанять удалось. Одинокая родственница папы из Подмосковья за то, что ее больного сына нам с помощью Иволгина удалось устроить в московскую больницу, согласилась сидеть с Андрюшей. Болезнь ее сына оказалась затяжной, нужно было его навещать и покупать еду. Обоюдовыгодное соглашение. Бартер. Тоже модное слово в те времена. Когда звонил будильник, в зимней московской тьме в шесть утра казалось, что за окном глухая ночь.
   Вот и сейчас уже настало утро, и зазвонил телефон.
   – Не спишь? – спросил Сережа так обыденно, что мне показалось, он тут рядом, в кровати, на своем месте, просто вылез из-под одеяла и, как всегда, дотронулся до моего плеча. Я даже ощутила это прикосновение. Заныло сердце, так захотелось протянуть ему руку навстречу, прижаться и сказать: «Доброе утро, Серенький!» Но я грустно ответила:
   – Нет.
   – Уже встала?
   Я хотела сказать, что не ложилась, вернее, что всю ночь провспоминала нашу жизнь.
   – Как тебе квартира? – Его тон был сугубо деловой.
   – Не понравилась.
   – Почему?
   – Там жили бомжи?
   – Не говори ерунды. Если не нравится, ее можно продать.
   – Продавай.
   – Наташа, ты человек непрактичный, деньги истратишь, где будете жить?
   – Не волнуйся.
   – Как скажешь. Не буду.
   – Ты когда сможешь отдать деньги? – Вопрос прозвучал жалобно, словно просьба о милостыне.
   – Думаю, через месяц.
   – Тогда и звони. – Я злилась на свою мягкость и беспомощность.
   – Постой-постой. Нам с Дашей уже сейчас негде жить. – Впервые он произнес ее имя.
   – А нам?
   – Ты же сама отказываешься от приличного жилья.
   – А ты видел это жилье?
   – Нет. Но Даша рассказывала...
   – Поезжай посмотри.
   – Я постараюсь побыстрее. – Мое предложение он холодно игнорировал. – Это в наших общих интересах.
   Я хотела возразить, что у нас с ним теперь ничего не может быть общего, но промолчала.
   – Пока. – Я торопилась распрощаться с ним, чтобы он не почувствовал, как я страдаю.
   – Я скоро позвоню.
   – Хорошо.
   Он положил трубку. Уже не было ощущения, что он трогает меня за плечо, будит из-под одеяла. Мой Серый, Серенький, Сереженька вдруг стал чужим, холодным, злым.
   Сейчас только семь часов утра. Но мне нужно действовать. Он выгоняет меня отсюда, выселяет вместе с Андрюшей. Может быть, это дурной сон? Я изо всех сил ущипнула себя. Больно! Останется синяк. Напоминание, чтобы не раскисала. Нужно позвонить тому человеку, чья квартира выходит на белые пароходы. А так не хочется ничем заниматься! Поплакать бы! Но некогда. Нет времени!
   – Олег Петрович? Извините за ранний звонок.
   – Посмотрели? – Лысый дядька мурлыкал, как старый кот, которого кто-то греет под боком.
   – Да.
   – Понравилось?
   – Очень. Только с деньгами...
   – Не волнуйтесь вы так. Договоримся. – Я тяжело вздохнула в трубку. – У вас, видно, дела плохи, коль спозаранку звоните.
   – Не очень-то... у меня дела, – согласилась я.
   – А у меня все хорошо! – И так слышно. Голос у дядьки довольный. – Но я вас так понимаю, – продолжил собеседник. – Сам пережил. Когда неприятности, вокруг всегда ни души, некому помочь. Ведь так? Люди должны друг другу в беде помогать. Им это зачтется. Согласны?
   «А то», – хотелось крикнуть мне. Спасибо Лене, поработал с человеком. Может, он вообще мне ее подарит, как в сектах, я слышала. Там под воздействием гипноза люди последнее приносят и отдают.