Ветру с Гор хотелось стоять так целую вечность и слушать то, что приходит в его сердце, ведь этого состояния так не хватало его душе. Ему вспоминались эпизоды жизни Иисуса, который любил на природе в одиночестве беседовать с Отцом Небесным, творить тайную молитву.
   "Ради таких мгновений и стоит жить, - думал Ветер с Гор. - Вернее, эти мгновения и составляют нашу истинную жизнь, а все остальное - плевелы. Эти зернышки благодатных состояний, как жемчуг, нанизываются на нить - время и превращаются в ожерелье - жизнь божественную. Сколько у меня таких жемчужин - столько и дней моей подлинной жизни".
   Ветер с Гор увидел неподалеку высокую, стройную березу. Концы веток ее были тонки и рассыпчаты до нежности. Он подошел к ней, прикоснулся руками и начал разглядывать ствол. На нем были изумрудные наросты мха. Ветру с Гор вдруг стало казаться, что он слышит дерево, чувствует, что оно - разумное, ласковое существо. Веточки слегка колыхались от ветра. Ладонь ощущала шершавую поверхность ствола; вот здесь замерзшая вода, будто сок, вытекающий из расщелины в коре. Ветер с Гор замер с закрытыми глазами и, обхватив гладкий ствол, унесся в мир благодати и упоения.
   Потом ветер прошелся по верхушкам деревьев, которые зашумели и закачались. С веток западал снег. Ветер с Гор очнулся от сладостного забытья. Ветер внезапно усилился, и все вокруг в одно мгновение пришло в движение: закружилось, залетало, заиграло и запело.
   Он открыл глаза и посмотрел на поляну, где солнце, ветер и снег устроили представление. То там, то здесь ветер образовывал маленькие снежные вьюны, которые, как маленькие смерчики, гуляли по полю.
   Он вновь начинал слышать мелодию леса, принимался тихо говорить с ним. Давно уже такого не было. Он обретал утерянное ощущение того, что в воздухе разливается аромат покоя, радости и вечности. Деревья ему представлялись людьми, застывшими на молитве, со взорами, устремленными в небеса. Они, так же как и молящиеся, кланялись, когда налетал сильный порыв ветра.
   И Ветру с Гор представлялось, что он находится в соборе среди живых существ, которые внемлют Богу, слушают голос Всевышнего.
   Глава 7
   Воробей
   В избе Ветра с Гор на столе стояли ветки, которые он сломал и поставил в вазу с водой. Теперь он каждый день наблюдал, как эти сухие, безжизненные части замерзших деревьев оживают. Он созерцал, как потихоньку из почек начинают вылезать маленькие зеленые иголочки - будущие листья. Мертвое на его глазах становилось живым. И эти веточки делались единым с ним существом. Вместе с ними он так же воскресал, наполняясь той же силой, которая воскрешала их.
   "Это маленькое чудо - оживать вместе с веточками" - думал Ветер с Гор.
   Днем в деревне мальчишки порой привязывали к ошейнику большой, лохматой собаки веревку и катались таким образом на санках. Один сидел в санках, а другие бежали впереди. Они громко смеялись и кидались снежками.
   Как-то из окна, разрисованного зимними узорами, Ветер с Гор увидел двух девочек: одной было годика четыре, а второй вроде и двух не исполнилось. Малышка держалась за ручку своей сестренки, и они потихоньку шагали по снежной деревенской дороге. Шли и смотрели на этот мир своими детскими глазками. Старшая глядела настороженно, по-взрослому: она уже явно знала, что жизнь - это не сахар. Родители ее, как потом узнал Ветер с Гор, пили, дома зачастую нечего было есть. А малышка еще созерцала мир открыто и невинно, ожидая от него сказок и праздника. Ветер с Гор взял деньги и вышел на улицу. Он отдал старшей девочке деньги и сказал, чтобы они купили конфеты. Она от неожиданности растерялась и тут же спросила: "Это вам купить конфеты?" - "Да нет же себе купите", - ответил Ветер с Гор, смутившись.
   В безоблачную погоду к вечеру в этих северных краях начинался воистину божественный закат. Только солнце успевало коснуться горизонта, как вокруг него вспыхивал малиновый пожар. Цвет был настолько чист и прозрачен, что глядя на него можно было ощутить во рту вкус малины. Лица людей, дома, поля и леса преображались, покрываясь этим удивительным цветом. А закат продолжал усиливаться, и казалось, что он начинал звучать подобно органу, заливая всю заснеженную землю своею малиновой симфонией. Музыка лилась во все стороны и доходила не только до тех, кто слышит, но и до тех, кто не слышит.
   Однажды на большую березу возле дома сел воробей. Ветер с Гор смотрел на воробья, а тот чирикал так важно, что его красивое пение было совсем не похоже на чирикание обычного воробья.
   "Может быть, я вот такой же, как и он, неприкаянный, и негде мне голову приклонить, стою одиноко посреди пустыни, посреди холода и льда?" думал Ветер с Гор.
   Пушистая грудка вздымалась от напряжения. Воробей был один, а пел так, будто его слушал весь мир. И Ветру с Гор думалось, что вот так бы иметь и в себе подобную невозмутимость и убежденность, что нужно петь даже тогда, когда тебя никто не слышит. И нужно петь не потому, что это кому-нибудь нужно, а оттого, что поет сердце и невозможно его сдержать.
   Ветер с Гор долго стоял не шелохнувшись, чтобы не спугнуть воробья, и глядел на этот маленький, живой, трепещущий комочек. И ему вдруг передались его живительные вибрации. Грусть ушла, в душе потеплело, посветлело, и он подумал, что все еще может измениться. Что в его жизни еще может случиться что-нибудь очень хорошее.
   Глава 8
   Монастырь
   Солнце каждое утро восходило из-за монастыря, и с утра грациозные храмы стояли в золотом сиянии на фоне голубого неба и снежных, холмистых полей. От сильного мороза лучи солнца уходили вертикально вверх направленным лучом, а правее от монастыря в солнечную погоду зачастую виделся столб света - радуга.
   По вечерам Ветер с Гор направлялся в монастырь на молитвенное служение.
   Перезвон многопудовых монастырских колоколов разносился на десятки километров, и вибрация звона буквально заставляла трепетать ту вечность, какая спряталась в глубине сердца Ветра с Гор под спудом мирских забот, суеты, переживаний.
   Как упоительна была вначале для его души монастырская служба! Мирно горели свечи, в воздухе разливался умиротворяющий запах ладана, плавно текли негромкие молитвы. Древние монашеские распевы выстилали мысли к вечному, к Богу. Как все просто!
   Сердце Ветра с Гор постепенно отрывалось от мирских дум и погружалось в поток, уходящий за границы этого мира, за пределы своих обид, своих тревог, своей жизни, соединяясь с тем, что непреходяще и неизменно. Он чувствовал, что там, в сияющих небесах, все души сливаются воедино, там больше нет сомнений, там нет земных переживаний, там только праздник, которому нет конца.
   Когда служба заканчивалась, Ветер с Гор вместе с молящимися шел на трапезу. После нескольких часов неподвижного стояния так приятно было сидеть за одним столом с монахами и послушниками. До чего же вкусна монашеская пища! Хотя и проста, но в ней присутствовала такая духовная сладость, что никакие мирские яства не могли сравниться с кусочком монастырского хлеба. Ибо во всем ощущался вкус вечности, вкус покоя и мира. Ветер с Гор чувствовал, что теперь идти ему в этом мире дальше некуда: все, что его прежде волновало и беспокоило, осталось где-то позади, очень далеко. И тогда монастырь представлялся ему границей видимого мира, преддверием иной жизни, невидимой. Здесь все было настроено на то, чтобы шагнуть за пределы земного бытия, нацелено только в небо: взор телесный и духовный устремлены за горизонты мирской, суетной, временной жизни.
   "Господи! Неужели это я здесь? - иногда спрашивал он сам себя. - Как я попал сюда? Господи, зачем Ты привел меня сюда, за две тысячи километров от моих гор, моего моря?"
   После трапезы Ветер с Гор выходил на морозный, искрящийся воздух. Послушник закрывал за ним ворота. Он слышал скрип задвижки за спиной и растворялся в мутной, темной ночи, опустившейся на деревню, затерянную среди северных лесов в глубине Святой Руси.
   Глава 9
   Вечер
   Зима приближалась к концу. Ветер с Гор перестал ходить в монастырь. Он почувствовал, что могучие стены обители стали давить на него. Ему стало в них тесно и душно.
   "Мы все стремимся к свободе, - размышлял он, - Но проходит совсем немного времени, и обретенная свобода превращается в узилище. Стены, которые прежде меня защищали, закрывали, прятали от невзгод, рано или поздно оборачиваются ограничением, темницей, из которой хочется вырваться и бежать на волю..."
   За время посещения монастыря он познакомился почти со всеми его обитателями, с каждым поговорил, о каждом что-то узнал. Дымка романтичности рассеялась, и он увидел страждущие души, которые приходили сюда зачастую потому, что деться в обычной жизни им было некуда. Люди бежали от мира, от его невзгод, но мир бежал вместе с ними и поселялся в стенах обители.
   "Каждый человек жаждет избавиться и убежать от чего-то, - размышлял Ветер с Гор. - Однако по сути он желает скрыться от себя. Только вот от себя не убежишь, и потому необходимо изменить себя, то есть нужно перерасти из себя старого в себя нового. Но для этого нужно трудиться. Новое не приходит само - его в подлинном смысле необходимо зачать, выносить и родить, как женщина вынашивает и рожает ребенка".
   Отныне, когда на землю опускался ранний зимний вечер, Ветер с Гор выходил и бродил по поселку. Тихо падал снег, в избах светились окна, а из труб струился дым.
   "Что мне делать дальше, куда теперь держать путь? - задавал он себе вопрос. - Сердце мое успакоилось, все чаще меня захлестывает волна гармонии и благодати. История с женщиной из моря теперь видится прекрасным, далеким сном. Север - лучшее место для усмирения тревог и переживаний" - заключил он.
   Вскоре выходила луна и освещала землю, спрятанную под снежным покровом. К полуночи мороз крепчал и снежинки начинали искриться под лунными лучами, деревья покрывались ледяными лепестками, которые играли хрусталем в серебряной темноте. Под ногами скрипел снег, нарушая торжественную тишину. В морозном воздухе звуки разносились особенно далеко и гулко.
   Ветер с Гор медленно брел в сторону кладбища. Он выходил под открытое небо, чтобы один на один остаться с Отцом Небесным и завести с Ним свой сокровенный разговор.
   "Я очень далеко от своих родных южных мест, - думал он. - А когда выходишь на эти просторы, возникает такое чувство, что ты у себя на Кавказе и что эти поля в ночи похожи на застывшие морские волны".
   Глава 10
   Изгой
   Посещая монастырь и беседуя с братией, Ветер с Гор несколько раз слышал странное слово "изгой". Потом он узнал, что этим именем называли бывшего монаха, уже старика, которого изгнали из монастыря и отлучили от церкви за свободомыслие. Он жил в полном уединении неподалеку от обители, в глухом месте, в заброшенной деревне. С тех пор как он покинул монастырь, его никто не видел, потому как общение с ним считалось греховным делом. Ветер с Гор осторожно выведал у монахов, где живет изгой, однако жив он или нет, с уверенностью сказать не мог никто, потому как с момента, когда его видели в последний раз, минуло более пяти лет.
   Именно о нем в последнее время все чаще думал Ветер с Гор, особенно когда стал молиться не под сводами монастырского храма, а под открытым, северным небом.
   "По сути, и моя жизнь похожа на путь этого изгнанного старика, - думал Ветер с Гор, отправившись наконец в гости к изгою. - Я не могу долго находиться в любых сообществах, организациях, духовных течениях. В конце концов меня начинает угнетать, подавлять то, что прежде вдохновляло и наполняло смыслом мою жизнь. Нигде я не могу прижиться, утихомириться, как все, и успокоиться на чем-то. Что это: наказание или, напротив, милость Всевышнего, который ведет тебя к чему-то еще более светлому, высокому, божественному?
   В заброшенную деревню не было никакой дороги, и потому Ветру с Гор пришлось пробираться по нетронутому снегу. Сначала он пытался еще как-то идти, но проваливался настолько глубоко, почти по пояс, что через полчаса он взмок и выдохся. Тогда Ветер с Гор попробовал ползти, и оказалось, что таким образом перемещаться гораздо легче: хотя не так быстро, но усилий уходит гораздо меньше. По крайне мере не нужно постоянно с силой вытаскивать ноги из снега. Рюкзак с картошкой, хлебом и растительным маслом он просто волок за собой.
   Это было похоже на своеобразное плавание по снегу. Ассоль также норовила изыскать более легкий способ передвижения, но для нее не нашлось иного пути кроме как проваливаться и выпрыгивать. Через каждые полсотни метров они отдыхали, лежа животами на снегу.
   Снег плыл перед глазами Ветра с Гор, он уже набился в рукава, в карманы, под штанины, за пазуху.
   Ветер с Гор полз и думал, как глупо и несуразно, вероятно, они выглядят со стороны. "Однако в этом, наверное, есть какой-то свой смысл, размышлял он. - Может быть, подобным образом я вообще "ползу" по жизни, когда другие, как мне кажется, легко скользят по ней. Вероятно, потому, что в основной своей массе люди не "копают глубоко", не ищут высшего смысла своей жизни, а следуют по накатанной колее, отдаваясь мирским заботам. Я же отыскиваю истину, а при этом неизбежно приходиться следовать нехожеными тропами, преодолевая барьеры и преграды. Такова цена, которую нужно платить за познание истины. К тому же ничто не вынуждает человека взглянуть на мир по-другому, кроме как преодоление препятствий. Трудности позволяют увидеть вблизи то, что не возможно разглядеть, когда следуешь легкими, проторенными дорогами. Вот как этот удивительный снег - никогда я так долго не смотрел на него вблизи. Как прекрасно царство снежинок! Разве смог бы я настолько близко соприкоснуться с этим чудесным миром, если бы шел по дороге?"
   Наконец они доползли до заброшенной деревни, в которой осталась неповрежденной лишь одна изба. Другие были развалены временем, размыты дождем, расшатаны ветром и засыпаны снегом.
   Путники сделали маленький привал, разглядывая то, что им открылось.
   Возле единственной целой избы высилась одинокая береза, которая устремилась высоко в небеса. "Эта береза подобна старому, умудренному жизнью человеку, смотрящему в вечность" - подумал Ветер с Гор.
   Казалось, что ее раскидистые ветви касаются неба, и, может быть, потому на них приютились несколько больших гнезд. Два огромных ворона гордо восседали на самой верхушке березы и с достоинством, явно осознавая свое место в этом мире, осматривали пришельцев. Ниже суетились две сороки, принявшиеся усиленно трещать - сообщать последнюю новость о появлении странников.
   Из трубы единственной целой избы вился легкий дымок.
   "Слава Богу, - с облегчением вздохнул Ветер с Гор. - Старик еще жив!"
   Глава 11
   Исповедь
   В печи тихо потрескивали дрова. Ветер с Гор сидел, за столом и неспешно пил чай с медом из пыхтящего самовара. Старик полулежал на кровати, прислонившись к подушкам. Его прозрачный взор был устремлен в окно, за которым виднелось белое поле, обрамленное высоким, густым лесом. На улице кружился пушистый снег.
   - Жизнь моя, добрый человек, пролетела как миг, как один день. Много повидать и испытать мне довелось на своем веку.
   Голова старика была покрыта густым серебром волос. Худые кисти рук были сложены крестообразно на груди. У него были длинные, жилистые пальцы музыканта. В монашестве старец носил духовное имя Меркурий.
   Ветер с Гор сразу ощущутил себя рядом с ним так, будто вернулся домой после утомительного, многотрудного путешествия. И он наслаждался покоем, которым была насыщена атмосфера вокруг старца.
   - С детства мне твердили, что я не от мира сего. Да и сам я чувствовал, что не похож на других. Всегда мне было тесно в тех рамках и правилах, по которым жили окружающие меня люди. Моя душа все время рвалась в заоблачные дали, как птица из клетки, - произнес старик, не отводя взора от окна перед собой.
   - Мне кажется, что каждый человек чувствует себя особенным, - возразил Ветер с Гор.
   - Но не все следуют своей особенности, - промолвил старик. - Я же стремился со всей горячностью и отчаянием ответить себе на вопросы: кто я? зачем я живу? для чего существует этот мир?
   Старик закрыл глаза, видимо вспоминая свою прожитую жизнь.
   - Мне виделся мир несовершенным, полным невежества и порока. Я искал путь к преображению человеческого бытия. Читал много духовных, религиозных книг. И почти в каждой говорилось о том, что нужно оставить все земное, временное и обратиться к вечному. И я свято поверил, что если я посвящу свою жизнь служению Богу, то смогу всем помочь. Пусть эта помощь будет мизерной, думал я, но она все-таки сделает мир хоть на капельку лучше, чище, добрее.
   - Мне кажется, вы рассказываете обо мне.
   - Это не случайно, что Господь свел нас, добрый человек, - произнес с улыбкой старик, повернувшись в сторону гостя и глядя ему в глаза. - Я так жаждал исповедаться перед смертью, молил Господа о такой милости.
   Старец Меркурий отвернулся и тяжело вздохнул.
   - Только не с кем было даже просто поговорить. Местные жители обходят стороной мой дом, а если и встречаются изредка, то прячут глаза и стараются быстрее уйти.
   - Для исповеди вам нужен священник, - сказал Ветер с Гор, понимая, куда клонит Меркурий.
   - Священник, добрый человек, не тот, кто носит рясу, а тот, кто живет с открытым сердцем, - выразился старик.
   - О вас ходят всякие слухи, вас называют изгоем, монастырской братии запрещается общаться с вами.
   - Коли ты пожаловал ко мне, значит, ты не веришь тому, что обо мне говорят.
   - Я пришел к вам потому, что ощущаю тоже себя изгоем в этом мире, произнес Ветер с Гор. - И хотя общаюсь со всеми, но чувствую себя одиноко.
   - Я бы просил тебя принять мою исповедь, - попросил Меркурий. - У тебя доброе сердце, и ты способен понять меня.
   - Хорошо, я постараюсь, хотя это большая ответственность, - согласился Ветер с Гор. - В свою очередь я бы хотел задать вам много вопросов, которые для меня очень важны. Я чувствую, что у вас огромный опыт и вы способны помочь мне разобраться в них.
   - Сама история моей жизни поможет тебе понять многое, добрый человек, - произнес Меркурий. - Исповедь любого человека - как живая книга Бога, способна пролить свет на многие сложные вопросы жизни. Только люди либо не имеют смелости рассказать о себе правду, либо их не желают слушать.
   - Лучшего слушателя вам не найти, - сказал о себе Ветер с Гор. Вероятно, я только для того и приехал с Кавказа в эти глухие, северные края, чтобы встретиться с вами.
   - Как я тебе уже и говорил, - продолжил старик, - я всегда стремился изменить мир к лучшему. Наивен я был, горяч. Еще до войны я вступил в коммунистическую партию. Лозунг, который провозглашали коммунисты: "мир, равенство, братство", - был воистину созвучен моей душе и сердцу. Я мечтал построить всемирное братство свободных людей, стремящихся к совершенству и гармонии. И скажу тебе, что, когда я вошел в мир Христа, то понял, что многие рядовые коммунисты по своему духу были ближе к Богу, ко Христу, нежели нынешние христиане. Вот такой парадокс, добрый человек. Истина зачастую присутствует там, где менее всего для нее оснований и причин быть.
   - В чем же истина, старик? - спросил, не удержавшись Ветер с Гор.
   - Истина в любви, - ответил он.
   - Что это значит?
   - Это значит, что истина всегда с человеком, она внутри него, она снаружи. Бог даровал нам этот мир как проявление Своей любви, и мы должны принять все творение Божие с любовью.
   - Жить с любовью - это одновременно и просто и сложно, - произнес в раздумье Ветер с Гор.
   - Самые простые вещи в мире и есть самые сложные. Простота лежит всегда в конце пути. Я стремился постичь тайны мироздания, загадку человеческой души. Прошел через главные мировые религии. Увлекался исихазмом, йогой, медитаций, тантрой. Тайно совершил паломничество на Тибет, где у монаха-буддиста несколько лет обучался искусству остановки мыслей.
   - Вы и на Тибете были? - изумленно спросил Ветер с Гор
   - Таков был мой путь, длиною в жизнь, чтобы понять, что самые великие тайны мироздания не спрятаны, а открыты. И это даже не тайны, ибо мы видим их каждый миг перед собой.
   - Что же главное вы поняли?
   - Я стремился к просветлению, к высшей, божественной любви. Я старался разными способами соединиться, слиться с Абсолютом. А оказалось, что это была лишь ступень к тому, чтобы просто любить все, что вокруг тебя. Видеть в каждом встреченном тобой человеке проявление любви Всевышнего.
   - Легче полюбить того, кого не видишь, - подтвердил Ветер с Гор. Куда труднее полюбить ближнего своего. То есть того, с кем ты живешь, общаешься, встречаешься каждый день.
   - Истинно так, добрый человек. Рождаясь, человек живет естественно в Любви, то есть в Боге. По мере возрастания он начинает забывать это состояние, пока не забудет вовсе. Затем жизнь начнет ему напоминать о чем-то забытом, и в душе человека появляются искорки утерянной любви. Он начинает все больше осознавать, что есть нечто высшее, и постепенно приходит к вере в Бога. Потом он следует дальше, находит своим чувствам материальное основание в виде той или иной религии и погружается в определенный духовный поток. Лишь некоторые идут еще дальше и, поднимаясь выше над одним избранным потоком, находят много других. В это время они могут пребывать во всех сразу или переходить из одного потока в другой по очереди. Но только единицы восходят еще выше, за пределы этих потоков, чтобы достигнуть предельной высоты, где нет различий философий, мудрости, знаний, а есть лишь одна Любовь. Они-то и возвращаются к началу, к истокам, к тому, с чего собственно начиналась человеческая жизнь.
   - И все-таки какая религия ближе всего к истине?
   - Всевышний беседует с каждым на языке, который свойствен данному человеку. Сам человек выбирает язык, образы, философию общения с Господом. Всевышний лишь принимает поставленные человеком условия контакта. И Бог готов принять любые условия, Он даровал человеку право выбора правил общения. С чем ты выходишь к Богу - тем Он и отвечает. На молитву отвечает молитвой, на песню - песней, на танец - танцем.
   Старец Меркурий помолчал и продолжил.
   - Бог по Своей сути, - а суть Его - любовь - пребывает во всех религиях, во всех людях, во всех частицах мирозданья. Это подобно ипостаси Божьей - красоте, она в каждой частице мирозданья выражена в полноте своей. Какой цветок красивее: ландыш или тюльпан? Каждый исполнен красоты высшей, предельной. Так и в каждой религии Господь, истина, любовь пребывает в полноте своей.
   Глава 12
   Покаяние
   Приближалась весна. Каждый день появлялись новые темные пятна на снегу - проталины, в которых пестрели первые весенние цветы. Птицы пели все веселее. Ели сбрасывали с себя снежные шапки.
   Ветер с Гор уже протоптал тропинку к избе старца Меркурия. Он приносил ему еду, но старец почти ничего не ел, а лишь пил чай с медом. Порой они проводили встречу в молчании, не сказав ни единого слова. В такие моменты между ними шел внутренний, сокровенный диалог, который не выразишь словами.
   Ветер с Гор рубил дрова, делал все, что нужно по хозяйству, потому как старец с его появлением будто отпустил вожжи жизни и не сопротивлялся скорому приближению конца своего земного странствования.
   - Я ведь, добрый человек, давно бы отошел в мир иной, да не хотелось покинуть плоть бренную так, чтобы никому не поведать свой путь, передать тот опыт и знания, которые нажил. Вот ты появился, и у меня будто оковы спали, словно камень с плеч свалился, теперь я могу отправиться в странствование в иных мирах.
   С каждым весенним днем Меркурий становился все более тихим и неподвижным. Лишь глаза его еще были полны жизненного света.
   Однажды старец заговорил как-то по особенному, будто хотел рассказать нечто важное.
   - На войне произошел случай, который разрешил все мои сомнения о будущей жизни и направил на путь служения Господу... Это был страшный бой, мы попали в настоящий ад. Дом, в котором находился наш взвод, окружили немцы. Вокруг горела земля, плавился металл, стены содрогались и рушились от взрывов бомб. Мы оборонялись до последнего. Когда нас осталось только двое, я понял, что это конец. Отсюда мне не выйти живым. Еще одна атака - и я последую в мир иной, вслед за теми, кто уже лежат бездыханно. Горькое отчаяние охватило меня, и ничего мне не оставалось, как взмолиться, обратившись к Господу.
   Меркурий вытер пот со лба. Было видно, что он вновь сейчас оказался в том страшном доме, в те далекие, ужасные дни войны.
   - Сам знаешь, добрый человек, мы вспоминаем о Боге, лишь когда мера сил человеческая исчерпана. Видимо, потому нам и дается эту меру исчерпать, дабы придти к Господу. И тогда я взмолился: "Господи, если Ты позволишь мне остаться в живых в этом бою, то всю оставшуюся жизнь я посвящу служению Тебе". И Господь помиловал меня. От очередного взрыва я потерял сознание, и когда немцы вошли в дом, то посчитали меня мертвым. Очнулся я во тьме кромешной, не понимая, где я и что со мной. Вокруг тишина такая, что в ушах звенит. Тело отказывалось мне починяться, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. В таком положении я пролежал несколько суток, пока этот дом вновь не перешел в руки нашей армии. Тогда меня отправили в лазарет... И вот что странно, добрый человек. Когда я вот так лежал без движения, то в моей душе стало происходить нечто совершенно удивительное и непостижимое. Будто неведомые внутренние небеса распахнулись, и оттуда хлынул в мое сознание, в душу, в сердце какой-то нематериальный свет. Он наполнил все мое существо чувством несказанной благодати, покоя, блаженства. Я будто проник в какой-то запредельный мир, который, оказывается, всегда был где-то рядом, но войти в него и познать его можно только в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств. И тогда я стал осознавать, что все бытие - и видимое и невидимое - наполнено золотой энергией любви, нежности, ласки. В каждом атоме мироздания скрыта божественная любовь, но только для того, чтобы ее увидеть, нужно особое зрение. Моя прежняя жизнь предстала передо мной как блуждание во мраке, и, оказалось, что она имела лишь один смысл: попасть в эту предсмертную ситуацию, чтобы познать мир божественный. Передо мной, добрый человек, открылись двери в небесную Вселенную, и это было тем опытом, который определил мой дальнейший жизненный путь.