Страница:
Он посмотрел в глаза Адаму.
– И это только мелкие секреты. Еще я знаю по-настоящему отвратительные детали. Я храню многие дюжины опасных тайн, которые могут разрушить браки, свергнуть правительство или отправить в пожизненную ссылку кажущихся честными лордов. И все эти тайны я держу при себе на случай, если они когда-нибудь понадобятся Англии. – Финеас потер лоб, пытаясь разгладить морщины, и посмотрел на зятя. – Адам, мне кажется, я должен бросить эту работу, пока не превратился в того, за кого они меня принимают.
Адам поднял брови.
– Ты? Ты один из самых порядочных повес, кого я встречал. Собственно, единственный. – Он усмехнулся, но Финеас не ответил на улыбку. – Эдмонд не ошибался насчет тебя, Финеас. Когда мой брат вербовал тебя на эту работу, он знал, насколько ты умен.
– Он подобрал меня в сточной канаве после того, как я послал Каррингтона к черту и приехал в Лондон, чтобы убить себя спиртным и шлюхами. И, черт побери, почти в этом преуспел, – с горечью отозвался Финеас.
Адам скрестил на груди руки и, улыбаясь, откинулся на спинку стула.
– Ты сумел проложить свой собственный путь в этом нечестивом городе за три года после того, как Каррингтон отказал тебе в денежном содержании, всего лишь играя и наблюдая за другими. Эдмонд понял, какое это полезное умение, и просто помог тебе использовать его с более благородными целями. И ведь ты мог все прекратить, когда в двадцать пять лет вступил в права наследства.
Финеас нахмурился.
– Мы оба знаем, почему я этого не сделал, Адам. Если бы Эдмонда не убили…
Адам поднял руку.
– Если бы Эдмонда не убили, на Марианне женился бы он, я бы ушел во флот, и мы бы не вели этого разговора.
Финеасу хотелось бы беззаботно относиться ко всем тем одиноким годам, которые он провел на службе у короны. Временами его работа становилась слишком опасной. Ему пришлось порвать все связи с теми, кого он любил – ради их безопасности, а новые он заводить не осмеливался. Сердито глядя на своего зятя, Финеас снова и снова думал, стоят ли одиночество и секретность, которых требует служба своей стране, такой высокой цены.
– Дед приехал в город, думаю, это тебе известно. Он привез Миранду на ее первый сезон. Я не виделся с Мирандой больше пяти лет. Каррингтон верит во все, что слышал обо мне. Я чужой в своей семье для всех, кроме тебя. Они не знают, что эта… жизнь показная, что она для Англии. Никто не знает. Во мне разочаровалась даже Марианна, а ведь когда-то мы с ней были не просто братом и сестрой, а очень близкими друзьями.
– Но она все равно тебя любит, – заверил Адам. – Моя жена неизменно преданный человек и будет стоять за тебя горой, несмотря на любые скандалы.
Финеас сильно стиснул стакан, чувствуя, как острые хрустальные края врезаются ему в ладонь.
– А ты знаешь, что она пишет мне письма, укоряя меня за мое поведение? И вкладывает в них вырезки из бульварных газетенок или отрывки писем с упоминанием обо мне, которые получает от своих городских друзей? Причем никогда с хорошей стороны. Она уверена, что я давно утратил честь и совесть.
Лицо Адама посуровело.
– Сейчас не время, Блэквуд.
Финеас нахмурился, поняв по лицу зятя, что его ждет очередное задание. Ему показалось, что он в капкане, и Финеас подался вперед, глядя в хмурые глаза Адама и чувствуя, как нарастает отчаяние и встает комом в горле.
– Дед остановился в Блэквуд-Хаусе и намерен присматривать за мной.
Адам кивнул:
– Да, я знаю. Пока работы в нашем городском доме не закончены, мы с Марианной и Джейми живем у твоей двоюродной бабушки Августы, а его светлость не терпит, когда у него под ногами крутится маленький мальчик. Слишком шумно. Слушай, конечно, это все несколько усложняет, но…
– Да черта с два! – прервал его Финеас. – Каррингтон будет следить за всем, что я делаю. Он уже сделал мне выговор, как пятилетнему ребенку. И требует, чтобы я вел себя безупречно, пока Миранда в городе, а это, насколько я понимаю, затянется на несколько месяцев. Присутствие в Лондоне моей семьи – это превосходная возможность изобразить, что я исправился. Ни у кого не возникнет никаких вопросов! – Финеас пожал плечами. – Я даже могу жениться и удалиться в деревню, как вы с Марианной.
Он мельком подумал о прикрытых маской глазах в бальном зале Эвелин Реншоу, что смотрели на него с таким восхищением. Если бы все это воплотилось в жизнь! От тоски у него сжало горло.
– Не можешь, – вздохнул Адам. – Присутствие деда, конечно, осложнит твою работу, но ты обязательно что-нибудь придумаешь. – Адам помолчал, окинул взглядом комнату и снова посмотрел на Финеаса. – Вчера вечером Эвелин тебе что-нибудь рассказала?
В животе у Финеаса все сжалось.
– Эвелин Реншоу – самая порядочная леди в Лондоне. Она не поддастся соблазну и не предаст своего мужа после нескольких бокалов крепкого пунша.
Адам подался вперед и заговорил очень тихо:
– Мы не просим ее предавать его. Мы всего лишь хотим узнать, где он, а уж что он задумал, и сами выясним. Известно, что он не в своем имении в Уилтшире и не в особняке в Дорсете, но где-то же он должен быть?
– Да какая разница? – с горечью спросил Финеас. – Что значит еще один контрабандист? В Англии нет ни единого лорда, кто не пьет контрабандное французское бренди, и ни единой леди, кто не носит французского шелка и кружев. Каждый лакей и кучер, каждая лондонская шлюха пьют джин, контрабандой доставленный из Франции. Остановить это невозможно. – В доказательство своих слов он поманил пальцем официанта. – Французское бренди, пожалуйста.
Тот молча кивнул и пошел за напитком. Адам не обратил на это никакого внимания.
– Филипп Реншоу занят чем-то намного более опасным и более важным, чем контрабанда нескольких бочонков спиртного. Ты обнаружил что-нибудь, когда обыскивал его кабинет?
Финеас сделал глоток принесенного ему бренди, покатал крепкую жидкость во рту и проглотил, чувствуя, как она обжигает горло и согревает желудок. Нет уж, самому лучшему бренди он предпочитает самое заурядное виски. Финеас холодно посмотрел на Адама.
– К сожалению, нет. Если ты припоминаешь, там шел бал, и перед дверью, которая ведет в его кабинет, стояла женщина.
Адама сощурился.
– Какая женщина?
Финеас допил бренди, видя перед собой закрытое маской лицо и накрашенные губы.
– Черт ее знает. Представления не имею, кто она такая.
Адам расхохотался вслух, и несколько человек обернулись в их сторону. Финеас привычно ухмыльнулся им, но Адам, не обращая внимания, скрестил на груди руки.
– Женщина в Лондоне, с которой ты не знаком, Фин? Не думал, что такое возможно.
Сладострастное воспоминание о таинственной женщине заставило уголки рта Финеаса приподняться в улыбке.
– До того как вечер закончился, я познал ее ближе.
– И как ее зовут?
Ясмина. Звук, похожий на вздох, сладкий, как экзотический аромат ее духов. Да только это имя не настоящее. Финеас поерзал на стуле.
– До этого мы не дошли.
– И что она там делала? – спросил Адам. Голос выдавал его тревогу, брови сошлись вместе. Финеас невольно занервничал, по спине поползла предостерегающая дрожь.
А что она там делала?
– Успокойся, Адам. Это же бал. Она была всего лишь гостьей, как и все остальные.
– Да только тебе она не знакома! – рявкнул Адам, словно это был самый страшный грех, который Финеас совершил вчера в темноте.
– По имени. В конце концов, это был бал-маскарад. Зато ее рот я узнаю тотчас же, если увижу ее снова.
Он ухмыльнулся, но Адам не разделял его веселья.
– Несмотря на библейский смысл, мы все еще нуждаемся в информации. Причем больше, чем когда-либо.
– Да почему? Во время нашего последнего разговора это не выглядело таким важным.
– Все изменилось.
В комнате стало тише. Несколько столов освободилось, люди разошлись по своим делам или на ленч в более модные клубы. Теперь их легко могли подслушать.
– Слушай, нельзя говорить об этом здесь, – пробормотал Адам. – Я уже опаздываю на встречу с Марианной и Джейми в Гайд-парке. Поехали со мной.
Это было больше похоже на приказ, а не на приглашение. Адам не произнес больше ни слова, пока двуколка Уэстлейков не выехала в хаос лондонских улиц.
– Как прошла твоя поездка? – спросил Финеас. Адам владел флотилией торговых судов. Для графа вещь неслыханная, но его зять был не типичным пэром. Несколько судов использовалось для сбора информации о Наполеоне для английской короны.
– Я встретил в городе контрабандистов Томаса Мора.
Этим он мгновенно полностью завладел вниманием Финеаса. Наполеон устроил в Гренвилле безопасную и гостеприимную гавань для английских контрабандистов. В обмен на золото английские рыбаки и матросы могли купить любых товаров столько, сколько увезут. Золотом Наполеон расплачивался со своей огромной армией, а контрабандисты, перебрав дешевого французского вина, снабжали врага полезной информацией.
– Мор в Гренвилле? – переспросил Финеас. – Я-то думал, у него процветающий бизнес по вывозу военнопленных французов из Англии.
– Да, он сколачивает состояние, «спасая» офицеров, поклявшихся не участвовать в боевых действиях и оставаться в Англии до конца войны. Вероятно, даже имеет на борту француза-священника, который освобождает их от клятвы по пути через Ла-Манш. Нам докладывают, что большая часть бывших военнопленных прямиком мчится к Наполеону, едва успев ступить на французскую землю, чтобы передать информацию. Это может здорово нам навредить, и все благодаря Мору.
– И это настолько важно? – спросил Финеас. – Несколько французских офицеров со своими байками? И какое отношение имеет ко всему этому Филипп Реншоу?
– Все намного сложнее. Мор был счастлив продать мне информацию, он бы родную мать продал за блестящий полупенсовик. Помнишь, когда король Франции Людовик прибыл сюда с просьбой об убежище, пока не разобьют Наполеона?
Финеас кивнул.
– Когда он сошел на берег, двое английских лордов предложили его величеству свое гостеприимство, пока правительство решает, что с ним делать. Один был маркиз Бекингем, второй – лорд Филипп Реншоу. Филипп пошел на большие расходы, чтобы заманить короля в свой дом. Его мать была французской аристократкой, родственницей королевской семьи, и он рассчитывал, что Людовик с уважением отнесется к этому родству. Но увы, он прошел мимо великолепной кареты Реншоу, сел в более простую Бекингема и уехал с ним в его поместье в Стоу. Филипп не простил оскорбления. По словам Мора, он заключил сделку с Наполеоном – пообещал доставить к нему короля Людовика, Фин!
Брови Финеаса взлетели вверх.
– Если Реншоу собирается его похитить, нужно приставить к королю дополнительную охрану.
Адам покачал головой:
– Дело не только в Реншоу: он бы никогда не справился с этим в одиночку. Том Мор утверждает, что тут впутаны и другие английские лорды, из самых значительных людей Англии.
– Имена известны? – осведомился Финеас.
– Мор не сказал, кто они, не думаю, что он знает. Но он обеспокоен. Подобный заговор даст властям отличный повод положить конец контрабанде. Мор боится, что его бизнес пострадает. – Адам мрачно улыбнулся. – Кроме того, Мор заявил, что он патриот.
– Если Людовика похитят и проведут по улицам Парижа на гильотину, Англия попадет в ужасное положение, – произнес Финеас. – Мы будем выглядеть полными болванами. Французские роялисты и наши союзники утратят веру в нас, некоторые могут перейти к Наполеону и сражаться против нас. Англия может проиграть эту войну и кончить тем, что станет частью империи Бонапарта. И пусть Мор не желает становиться гражданином Франции, похоже, Филипп Реншоу совсем не против.
– Теперь ты понимаешь, почему должен еще какое-то время изображать из себя повесу? Ты уверен, что нет никаких шансов очаровать Эвелин и убедить ее рассказать, где находится ее муж? Это был бы самый быстрый и простой путь к…
– Эвелин Реншоу – образец добродетели.
Адам усмехнулся:
– Да ладно. Я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях. Прежде ты никогда не терпел неудач.
– Эвелин Реншоу не интересуют такого рода соблазны. На прямой вопрос о своем муже она отвечает, что Филипп в отъезде, и тут же меняет тему. Она умна, из нее ничего нельзя вытянуть никакими уловками и намеками. Эвелин невосприимчива к моим чарам, Адам.
– А вторая леди? Та, что помешала тебе обыскать кабинет?
– Она мне не мешала. Просто стояла у меня на пути. – Финеас не удержался и ухмыльнулся. – Она хотела поразвлечься… ну, мы и развлеклись. Как говорится, только работа и никаких…
– Это неспроста, тебе не кажется?
– Она не представляет опасности, я уверен в этом, – отмахнулся Финеас, но сомнения уже дунули холодом ему на затылок. Почему она стояла перед той дверью и так пристально смотрела на него? – Вероятно, просто устала от мужа и хотела приключений, – пробормотал он.
– Должен ли я напомнить тебе, что большинство людей и в тебе не видят опасности? Ты кажешься приятным безобидным человеком. И тем не менее ты весьма и весьма опасен, разве нет?
Карета остановилась в зеленых границах Гайд-парка. Адам открыл дверцу.
– Марианна и Джейми скорее всего возле пруда, – произнес он, выбираясь наружу.
Финеас пошел по траве следом за ним. Он окинул взглядом парк, всматриваясь в каждую леди. Ни одна из них не Ясмина: этот рот и эти глаза он узнает где угодно.
Финеас гордился своим знанием людей, особенно женщин. Знал, как им угодить. Он представил себе запрокинутую назад голову Ясмины в темноте сада, вспомнил, как звездный свет мерцал на ее белом горле, когда он ублажал ее. Финеас вспомнил вкус ее кожи, и во рту собралась слюна.
Еще он знал, как лгать в лицо женщине, если возникала такая необходимость, но в постели он всегда был искренен.
Живот скрутило. Неужели с ее стороны была только ложь? Если так, она весьма искусна в играх. В его играх.
Финеас взглянул на проехавшую мимо карету с дамами и быстро отвернулся: среди них ее тоже нет. Впрочем, это не важно. Долго она прятаться не сможет. Потребуется несколько часов, может быть, дней, и он ее отыщет.
И тогда займется с ней любовью при свете.
Глава 6
– И это только мелкие секреты. Еще я знаю по-настоящему отвратительные детали. Я храню многие дюжины опасных тайн, которые могут разрушить браки, свергнуть правительство или отправить в пожизненную ссылку кажущихся честными лордов. И все эти тайны я держу при себе на случай, если они когда-нибудь понадобятся Англии. – Финеас потер лоб, пытаясь разгладить морщины, и посмотрел на зятя. – Адам, мне кажется, я должен бросить эту работу, пока не превратился в того, за кого они меня принимают.
Адам поднял брови.
– Ты? Ты один из самых порядочных повес, кого я встречал. Собственно, единственный. – Он усмехнулся, но Финеас не ответил на улыбку. – Эдмонд не ошибался насчет тебя, Финеас. Когда мой брат вербовал тебя на эту работу, он знал, насколько ты умен.
– Он подобрал меня в сточной канаве после того, как я послал Каррингтона к черту и приехал в Лондон, чтобы убить себя спиртным и шлюхами. И, черт побери, почти в этом преуспел, – с горечью отозвался Финеас.
Адам скрестил на груди руки и, улыбаясь, откинулся на спинку стула.
– Ты сумел проложить свой собственный путь в этом нечестивом городе за три года после того, как Каррингтон отказал тебе в денежном содержании, всего лишь играя и наблюдая за другими. Эдмонд понял, какое это полезное умение, и просто помог тебе использовать его с более благородными целями. И ведь ты мог все прекратить, когда в двадцать пять лет вступил в права наследства.
Финеас нахмурился.
– Мы оба знаем, почему я этого не сделал, Адам. Если бы Эдмонда не убили…
Адам поднял руку.
– Если бы Эдмонда не убили, на Марианне женился бы он, я бы ушел во флот, и мы бы не вели этого разговора.
Финеасу хотелось бы беззаботно относиться ко всем тем одиноким годам, которые он провел на службе у короны. Временами его работа становилась слишком опасной. Ему пришлось порвать все связи с теми, кого он любил – ради их безопасности, а новые он заводить не осмеливался. Сердито глядя на своего зятя, Финеас снова и снова думал, стоят ли одиночество и секретность, которых требует служба своей стране, такой высокой цены.
– Дед приехал в город, думаю, это тебе известно. Он привез Миранду на ее первый сезон. Я не виделся с Мирандой больше пяти лет. Каррингтон верит во все, что слышал обо мне. Я чужой в своей семье для всех, кроме тебя. Они не знают, что эта… жизнь показная, что она для Англии. Никто не знает. Во мне разочаровалась даже Марианна, а ведь когда-то мы с ней были не просто братом и сестрой, а очень близкими друзьями.
– Но она все равно тебя любит, – заверил Адам. – Моя жена неизменно преданный человек и будет стоять за тебя горой, несмотря на любые скандалы.
Финеас сильно стиснул стакан, чувствуя, как острые хрустальные края врезаются ему в ладонь.
– А ты знаешь, что она пишет мне письма, укоряя меня за мое поведение? И вкладывает в них вырезки из бульварных газетенок или отрывки писем с упоминанием обо мне, которые получает от своих городских друзей? Причем никогда с хорошей стороны. Она уверена, что я давно утратил честь и совесть.
Лицо Адама посуровело.
– Сейчас не время, Блэквуд.
Финеас нахмурился, поняв по лицу зятя, что его ждет очередное задание. Ему показалось, что он в капкане, и Финеас подался вперед, глядя в хмурые глаза Адама и чувствуя, как нарастает отчаяние и встает комом в горле.
– Дед остановился в Блэквуд-Хаусе и намерен присматривать за мной.
Адам кивнул:
– Да, я знаю. Пока работы в нашем городском доме не закончены, мы с Марианной и Джейми живем у твоей двоюродной бабушки Августы, а его светлость не терпит, когда у него под ногами крутится маленький мальчик. Слишком шумно. Слушай, конечно, это все несколько усложняет, но…
– Да черта с два! – прервал его Финеас. – Каррингтон будет следить за всем, что я делаю. Он уже сделал мне выговор, как пятилетнему ребенку. И требует, чтобы я вел себя безупречно, пока Миранда в городе, а это, насколько я понимаю, затянется на несколько месяцев. Присутствие в Лондоне моей семьи – это превосходная возможность изобразить, что я исправился. Ни у кого не возникнет никаких вопросов! – Финеас пожал плечами. – Я даже могу жениться и удалиться в деревню, как вы с Марианной.
Он мельком подумал о прикрытых маской глазах в бальном зале Эвелин Реншоу, что смотрели на него с таким восхищением. Если бы все это воплотилось в жизнь! От тоски у него сжало горло.
– Не можешь, – вздохнул Адам. – Присутствие деда, конечно, осложнит твою работу, но ты обязательно что-нибудь придумаешь. – Адам помолчал, окинул взглядом комнату и снова посмотрел на Финеаса. – Вчера вечером Эвелин тебе что-нибудь рассказала?
В животе у Финеаса все сжалось.
– Эвелин Реншоу – самая порядочная леди в Лондоне. Она не поддастся соблазну и не предаст своего мужа после нескольких бокалов крепкого пунша.
Адам подался вперед и заговорил очень тихо:
– Мы не просим ее предавать его. Мы всего лишь хотим узнать, где он, а уж что он задумал, и сами выясним. Известно, что он не в своем имении в Уилтшире и не в особняке в Дорсете, но где-то же он должен быть?
– Да какая разница? – с горечью спросил Финеас. – Что значит еще один контрабандист? В Англии нет ни единого лорда, кто не пьет контрабандное французское бренди, и ни единой леди, кто не носит французского шелка и кружев. Каждый лакей и кучер, каждая лондонская шлюха пьют джин, контрабандой доставленный из Франции. Остановить это невозможно. – В доказательство своих слов он поманил пальцем официанта. – Французское бренди, пожалуйста.
Тот молча кивнул и пошел за напитком. Адам не обратил на это никакого внимания.
– Филипп Реншоу занят чем-то намного более опасным и более важным, чем контрабанда нескольких бочонков спиртного. Ты обнаружил что-нибудь, когда обыскивал его кабинет?
Финеас сделал глоток принесенного ему бренди, покатал крепкую жидкость во рту и проглотил, чувствуя, как она обжигает горло и согревает желудок. Нет уж, самому лучшему бренди он предпочитает самое заурядное виски. Финеас холодно посмотрел на Адама.
– К сожалению, нет. Если ты припоминаешь, там шел бал, и перед дверью, которая ведет в его кабинет, стояла женщина.
Адама сощурился.
– Какая женщина?
Финеас допил бренди, видя перед собой закрытое маской лицо и накрашенные губы.
– Черт ее знает. Представления не имею, кто она такая.
Адам расхохотался вслух, и несколько человек обернулись в их сторону. Финеас привычно ухмыльнулся им, но Адам, не обращая внимания, скрестил на груди руки.
– Женщина в Лондоне, с которой ты не знаком, Фин? Не думал, что такое возможно.
Сладострастное воспоминание о таинственной женщине заставило уголки рта Финеаса приподняться в улыбке.
– До того как вечер закончился, я познал ее ближе.
– И как ее зовут?
Ясмина. Звук, похожий на вздох, сладкий, как экзотический аромат ее духов. Да только это имя не настоящее. Финеас поерзал на стуле.
– До этого мы не дошли.
– И что она там делала? – спросил Адам. Голос выдавал его тревогу, брови сошлись вместе. Финеас невольно занервничал, по спине поползла предостерегающая дрожь.
А что она там делала?
– Успокойся, Адам. Это же бал. Она была всего лишь гостьей, как и все остальные.
– Да только тебе она не знакома! – рявкнул Адам, словно это был самый страшный грех, который Финеас совершил вчера в темноте.
– По имени. В конце концов, это был бал-маскарад. Зато ее рот я узнаю тотчас же, если увижу ее снова.
Он ухмыльнулся, но Адам не разделял его веселья.
– Несмотря на библейский смысл, мы все еще нуждаемся в информации. Причем больше, чем когда-либо.
– Да почему? Во время нашего последнего разговора это не выглядело таким важным.
– Все изменилось.
В комнате стало тише. Несколько столов освободилось, люди разошлись по своим делам или на ленч в более модные клубы. Теперь их легко могли подслушать.
– Слушай, нельзя говорить об этом здесь, – пробормотал Адам. – Я уже опаздываю на встречу с Марианной и Джейми в Гайд-парке. Поехали со мной.
Это было больше похоже на приказ, а не на приглашение. Адам не произнес больше ни слова, пока двуколка Уэстлейков не выехала в хаос лондонских улиц.
– Как прошла твоя поездка? – спросил Финеас. Адам владел флотилией торговых судов. Для графа вещь неслыханная, но его зять был не типичным пэром. Несколько судов использовалось для сбора информации о Наполеоне для английской короны.
– Я встретил в городе контрабандистов Томаса Мора.
Этим он мгновенно полностью завладел вниманием Финеаса. Наполеон устроил в Гренвилле безопасную и гостеприимную гавань для английских контрабандистов. В обмен на золото английские рыбаки и матросы могли купить любых товаров столько, сколько увезут. Золотом Наполеон расплачивался со своей огромной армией, а контрабандисты, перебрав дешевого французского вина, снабжали врага полезной информацией.
– Мор в Гренвилле? – переспросил Финеас. – Я-то думал, у него процветающий бизнес по вывозу военнопленных французов из Англии.
– Да, он сколачивает состояние, «спасая» офицеров, поклявшихся не участвовать в боевых действиях и оставаться в Англии до конца войны. Вероятно, даже имеет на борту француза-священника, который освобождает их от клятвы по пути через Ла-Манш. Нам докладывают, что большая часть бывших военнопленных прямиком мчится к Наполеону, едва успев ступить на французскую землю, чтобы передать информацию. Это может здорово нам навредить, и все благодаря Мору.
– И это настолько важно? – спросил Финеас. – Несколько французских офицеров со своими байками? И какое отношение имеет ко всему этому Филипп Реншоу?
– Все намного сложнее. Мор был счастлив продать мне информацию, он бы родную мать продал за блестящий полупенсовик. Помнишь, когда король Франции Людовик прибыл сюда с просьбой об убежище, пока не разобьют Наполеона?
Финеас кивнул.
– Когда он сошел на берег, двое английских лордов предложили его величеству свое гостеприимство, пока правительство решает, что с ним делать. Один был маркиз Бекингем, второй – лорд Филипп Реншоу. Филипп пошел на большие расходы, чтобы заманить короля в свой дом. Его мать была французской аристократкой, родственницей королевской семьи, и он рассчитывал, что Людовик с уважением отнесется к этому родству. Но увы, он прошел мимо великолепной кареты Реншоу, сел в более простую Бекингема и уехал с ним в его поместье в Стоу. Филипп не простил оскорбления. По словам Мора, он заключил сделку с Наполеоном – пообещал доставить к нему короля Людовика, Фин!
Брови Финеаса взлетели вверх.
– Если Реншоу собирается его похитить, нужно приставить к королю дополнительную охрану.
Адам покачал головой:
– Дело не только в Реншоу: он бы никогда не справился с этим в одиночку. Том Мор утверждает, что тут впутаны и другие английские лорды, из самых значительных людей Англии.
– Имена известны? – осведомился Финеас.
– Мор не сказал, кто они, не думаю, что он знает. Но он обеспокоен. Подобный заговор даст властям отличный повод положить конец контрабанде. Мор боится, что его бизнес пострадает. – Адам мрачно улыбнулся. – Кроме того, Мор заявил, что он патриот.
– Если Людовика похитят и проведут по улицам Парижа на гильотину, Англия попадет в ужасное положение, – произнес Финеас. – Мы будем выглядеть полными болванами. Французские роялисты и наши союзники утратят веру в нас, некоторые могут перейти к Наполеону и сражаться против нас. Англия может проиграть эту войну и кончить тем, что станет частью империи Бонапарта. И пусть Мор не желает становиться гражданином Франции, похоже, Филипп Реншоу совсем не против.
– Теперь ты понимаешь, почему должен еще какое-то время изображать из себя повесу? Ты уверен, что нет никаких шансов очаровать Эвелин и убедить ее рассказать, где находится ее муж? Это был бы самый быстрый и простой путь к…
– Эвелин Реншоу – образец добродетели.
Адам усмехнулся:
– Да ладно. Я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях. Прежде ты никогда не терпел неудач.
– Эвелин Реншоу не интересуют такого рода соблазны. На прямой вопрос о своем муже она отвечает, что Филипп в отъезде, и тут же меняет тему. Она умна, из нее ничего нельзя вытянуть никакими уловками и намеками. Эвелин невосприимчива к моим чарам, Адам.
– А вторая леди? Та, что помешала тебе обыскать кабинет?
– Она мне не мешала. Просто стояла у меня на пути. – Финеас не удержался и ухмыльнулся. – Она хотела поразвлечься… ну, мы и развлеклись. Как говорится, только работа и никаких…
– Это неспроста, тебе не кажется?
– Она не представляет опасности, я уверен в этом, – отмахнулся Финеас, но сомнения уже дунули холодом ему на затылок. Почему она стояла перед той дверью и так пристально смотрела на него? – Вероятно, просто устала от мужа и хотела приключений, – пробормотал он.
– Должен ли я напомнить тебе, что большинство людей и в тебе не видят опасности? Ты кажешься приятным безобидным человеком. И тем не менее ты весьма и весьма опасен, разве нет?
Карета остановилась в зеленых границах Гайд-парка. Адам открыл дверцу.
– Марианна и Джейми скорее всего возле пруда, – произнес он, выбираясь наружу.
Финеас пошел по траве следом за ним. Он окинул взглядом парк, всматриваясь в каждую леди. Ни одна из них не Ясмина: этот рот и эти глаза он узнает где угодно.
Финеас гордился своим знанием людей, особенно женщин. Знал, как им угодить. Он представил себе запрокинутую назад голову Ясмины в темноте сада, вспомнил, как звездный свет мерцал на ее белом горле, когда он ублажал ее. Финеас вспомнил вкус ее кожи, и во рту собралась слюна.
Еще он знал, как лгать в лицо женщине, если возникала такая необходимость, но в постели он всегда был искренен.
Живот скрутило. Неужели с ее стороны была только ложь? Если так, она весьма искусна в играх. В его играх.
Финеас взглянул на проехавшую мимо карету с дамами и быстро отвернулся: среди них ее тоже нет. Впрочем, это не важно. Долго она прятаться не сможет. Потребуется несколько часов, может быть, дней, и он ее отыщет.
И тогда займется с ней любовью при свете.
Глава 6
– Могу я предложить вам сегодня что-нибудь в розовых тонах, возможно, с небольшим изысканным декольте? – спросила модистка, но молодая вдова, как обычно, покачала головой.
– Нет, сделайте это платье, пожалуйста, светло-серым или темно-синим, со скромным вырезом, – твердо попросила Изабель.
Улыбка модистки увяла. По ее мнению, юная графиня Эшдаун была слишком привлекательной, чтобы провести остаток жизни, одеваясь в полутраур. Под вдовьими одеждами и ужасно не идущей ей прической скрывались прелестная фигура и природная грация. Светлая кожа, золотисто-каштановые волосы, большие блестящие глаза – все это было чудесным, и эти черты стоили того, чтобы подчеркивать их. По мнению мадам, ее клиентке требовались красивые наряды, чтобы привлечь нового мужа или хотя бы любовника, достаточно богатого, чтобы одевать леди по последней (и очень дорогой) моде.
И дело тут не в одной корысти. Мадам была француженкой, с романтичной французской душой. Вдова хранила пленительный секрет, который мадам высоко ценила. Пусть графиня настаивала на том, чтобы одеваться в самые мрачные и некрасивые платья, под ними она носила восхитительно шокирующее белье. Леди любила шелк, кружева и красивые атласные ленты, скользящие по ее телу в самых сокровенных местах.
Модистка посмотрела на серую саржу, которую щупала клиентка, и поджала губы. Она всегда сразу же замечала такие ужасные ошибки.
– Подумайте лучше вот об этом синем муаровом шелке, графиня. Он превратит ваши волосы в пламя и подчеркнет цвет глаз. – Она набросила на плечо леди шуршащую переливающуюся ткань. – Voila! C’est magnifique!
И отступила назад. Графиня с задумчивым видом поглаживала ткань, и в ее глазах ясно читалась женская тоска.
– Он все равно синий, как вы и просили, но очень изысканного оттенка, – уговаривала ее модистка. – При неярком свете он будет выглядеть вполне сдержанно, хотя и элегантно, и так нежно переливаться!
Мадам увидела, как искра восхищения в глазах клиентки сменилась сожалением. Не колеблясь, она взяла леди за плечи и подвела к зеркалу, чтобы та сама увидела свое преображение. Искра вернулась, а вместе с ней появился очень идущий ей румянец.
– Мы можем оторочить платье лиловой лентой вместо пурпурной, черной или серой. Оно будет выглядеть изысканно, элегантно и… как это вы говорите? Совсем чуть-чуть соблазнительно. – Последнее слово мадам промурлыкала, и оно сделалось свистящим и чувственным, как скользкая ткань. Ее пышная грудь раздулась от гордости, когда клиентка улыбнулась своему отражению и опустила ресницы, пряча блеск глаз. Мадам хмыкнула, поняв, что покупка состоялась.
В животе Изабель порхали бабочки. Какое дерзкое решение! Да что на нее в последнее время нашло? Сначала Блэквуд, теперь шелк. Ткань мягко ласкала кожу, согревая, как может согреть только любовник. И что скажет Онория? Изабель огляделась.
Леди Каролина Грейвз, молодая замужняя женщина примерно ее возраста, примеряла муслиновое платье для прогулок и симпатичный светло-зеленый жакет к нему. Одна помощница подкалывала и подворачивала, а вторая показывала шелка и атлас, целую дюжину ярких, вызывающих оттенков, и ни одного пастельного. Изабель увидела, как девушки раскатали рулон роскошного лилового шелка, и леди Каролина заказала из него платье с нижней юбкой из розового атласа.
Никто не замечал Изабель среди рулонов черных и серых тканей, никто не знал, что вчера вечером она вышла из тени и поняла, как чудесно чувствовать себя привлекательной. Она снова взглянула на муаровый шелк у себя на плече. Чистая правда: если на него просто смотреть, он кажется обычным синим, но стоило ей шевельнуться или вздохнуть, шелк начинал переливаться.
– Да, сшейте мне платье из этого муарового шелка, – услышала Изабель собственный голос, обращаясь к модистке. – Только оторочка пусть будет не лиловая, а синяя, – добавила она, заставляя себя проявить хоть какое-то благоразумие. Изабель вздернула подбородок и посмотрела модистке в глаза. – И еще мне нужны ночные рубашки.
– Как обычно, с кружевом? – Модистка выложила рулон розового шелка, такого тонкого и прозрачного, будто дымка.
Изабель искоса глянула на оживленную леди Каролину и представила ее в постели, одетую в такой же шелк, и ее лорда-мужа, быстро приближающегося к кровати куда более целеустремленно и мужественно, чем когда-либо Роберт.
Но в ее воображении лицо, освещенное пламенем свечей, принадлежало Блэквуду.
– Да, – выдохнула Изабель, отгоняя мысли подальше от Блэквуда и постели. – Но в счете вы укажете это, как толстую фланель?
Модистка заговорщицки улыбнулась:
– Конечно, миледи, как всегда.
Мысли о том, что Чарлз и Онория понятия не имеют о ее маленьком секрете, единственном удовольствии, которое она себе позволяет, поглотили Изабель, пока она шагала по Гайд-парку на встречу с сыном.
Она же имеет право на одну тайну, верно?
Какой может быть вред от того, что она носит шелковое белье, а не льняное и шерстяное? Изабель опять захотелось замурлыкать какую-нибудь мелодию. Она оглянулась, проверяя, не наблюдают ли за ней Онория, Чарлз или Джейн Кирк, но никто не смотрел в ее сторону. Никто и никогда не обращает внимания на простушку Изабель Мейтленд. На всякий случай она все равно спрятала улыбку под полями строгой шляпки. Да что в нее в самом деле вселилось? Впрочем, Изабель знала ответ.
Блэквуд. Еще одна ее тайна.
У пруда Изабель обнаружила Робина с еще одним мальчиком его лет, которого она не знала. Темная голова мальчика склонилась к рыжим кудряшкам Робина; прутиками они отталкивали от берега игрушечный парусник. Няня, безмятежно улыбаясь, смотрела на них с тенистой скамейки. Рядом с ней лежал нетронутый мешочек с хлебными корками.
Вместо того чтобы толкаться, как обычно, у берега, утки настороженно отплыли на середину пруда, не зная точно, чего ожидать от затесавшегося в стаю кораблика. Они смотрели на него, словно ожидали, что на суденышке внезапно поднимется «Веселый Роджер» и начнется стрельба.
– Привет, Робби, – улыбнулась Изабель, присаживаясь на корточки рядом с сыном и его приятелем.
– Мама, это Джеймс, – радостно заявил он.
Мальчик посмотрел на Изабель серьезными серыми глазами.
– Как поживаете, мэм? – Он поднялся и поклонился Изабель. Робин заулыбался и передразнил мальчика.
– Я вижу, ты запомнил, как полагается здороваться с леди, Джейми. Я горжусь тобой, – произнес приятный голос. Изабель повернулась и увидела хорошо одетую, улыбающуюся ей женщину. – Дед научил его, что нужно вежливо кланяться, даже если жакет разорван, а коленки в грязи.
Изабель снова глянула на мальчика. Он и в самом деле испачкался, но не сильнее, чем Робин. В груди мгновенно вспыхнула паника. Что скажет Онория? Нужно будет провести его через заднюю дверь, подняться наверх и немедленно искупать. Она хотела взять Робина за руку, но почувствовала, как кто-то вежливо пожимает ей пальцы.
– Я Марианна де Корси, графиня Уэстлейк, а этот грязнущий негодяй – мой сын Джеймс, виконт Хэллиуэлл.
– Изабель Мейтленд, графиня Эшдаун, а это Робин, граф Эшдаун и, судя по всему, первый лейтенант флотилии уток.
Марианна Уэстлейк рассмеялась.
– Я просто в восторге, что мы сегодня встретили тут Робина. Отец Джейми обещал к нам присоединиться, но похоже, он опаздывает. Робин оказался замечательным приятелем.
– Робину не часто удается поиграть с другими мальчиками его возраста, – произнесла Изабель.
Робин потянул ее за рукав.
– Мама, можно, мы возьмем хлеб? Мы будем играть, как будто утки – это флот Наполеона, а кораблик Джеймса – флагманское судно адмирала Нельсона.
Изабель не могла ему отказать.
– Но всего несколько минут. Нам пора идти. И осторожнее у воды.
– Дома, в имении, у Джеймса есть с кем играть, а в Лондоне никого нет, – сказала Марианна. – Он провел в городе всего один день и сразу заскучал. Сегодня я привела его сюда, потому что моя двоюродная бабушка пообещала запереться в своей гардеробной от шума. Она не привыкла к детям. Думаю, вам с Робином все это знакомо.
Изабель уставилась на нее. Если Робин шумел, Онория сначала требовала задать ему сильную порку, потом наступал черед долгой нотации от Чарлза и дополнительные уроки. Изабель перевела взгляд на Джеймса. Тот подбадривал отважный маленький кораблик, пробиравшийся сквозь вражескую флотилию уток, а попросту сказать – орал во все горло. Робин наблюдал молча. Сердце Изабель снова сильно сжалось. Бедный ее малыш. Она изо всех сил старалась хоть как-то скрасить его детство, но Роберт связал ей руки. Когда дело касалось Робина, слово Онории было законом.
– Не совсем, – отозвалась Изабель.
– Ну, им весело вместе. Пусть няни за ними присматривают, а мы с вами могли бы прогуляться по берегу, – предложила Марианна. – День такой чудесный, и я рада, что выбралась из дома. Моя сестра приехала в город на свой дебют, и я в течение трех месяцев не имела ни единой минуты, помогала с организацией. Дед требовал, чтобы ему подробно сообщали обо всех мелочах, вплоть до последнего подсвечника. А когда он закончил с организацией первого бала Миранды, двоюродная бабушка принялась за ее гардероб. Я уже пожалела, что не осталась в деревне.
– Миранда? Святые небеса, вы говорите о леди Миранде Арчер? – воскликнула Изабель и тут же почувствовала, как от собственной несдержанности запылало лицо.
Марианна как будто ничего не заметила.
– Да! Вы с ней знакомы? Хотя это невозможно: она впервые приехала в город после… в общем, за много лет. Миранда была здесь только в возрасте Джеймса, и то лишь потому, что умолила двоюродную бабушку привезти ее сюда и показать зверинец в Тауэре.
Изабель казалось, что ее желудок поднялся и застрял сразу за пуговицей воротника – теперь она ясно видела семейное сходство между Марианной и Блэквудом. Джеймс тоже был похож на своего дядю. Те же серьезные глаза, те же темные волосы.
– Боже правый, графиня, вы так внезапно побледнели! – воскликнула Марианна. – Давайте-ка посидите немного здесь, в тенечке.
Похоже, обаяние тоже относится к семейным чертам Арчеров. Марианна вела ее к скамейке и встревоженно улыбалась.
– Извините, – выдавила Изабель. – Просто это такое странное совпадение, что мы с вами встретились. Только сегодня утром моя свекровь получила приглашение на дебютный бал леди Миранды.
Марианна ослепительно улыбнулась:
– О, так, значит, вы там будете? Как чудесно! Мне будет с кем посплетничать.
Изабель попыталась вообразить, как стоит в углу и хихикает с подругой над нелепым поведением членов светского общества, пока они проплывают мимо в танце, задрав кверху свои клювы. Она часто видела, как другие леди сплетничают с подругами, но у самой таких приятельниц никогда не было. И танцевать ей Онория не разрешала. Интересно, что свекровь думает про сплетни и хихиканье?
– Боюсь, я не смогу… – начала Изабель.
– Марианна, я опоздал. Приношу свои извинения, моя дорогая, – прервал ее мужской голос. – Зато посмотри, кого я с собой привел.
Изабель подняла глаза и в ужасе ахнула. Рядом с джентльменом стоял Блэквуд и улыбался ей. Хотя нет, не ей. Марианне. Его взгляд переместился на Изабель всего на мгновение, когда она издала этот задушенный удивленный звук.
– Нет, сделайте это платье, пожалуйста, светло-серым или темно-синим, со скромным вырезом, – твердо попросила Изабель.
Улыбка модистки увяла. По ее мнению, юная графиня Эшдаун была слишком привлекательной, чтобы провести остаток жизни, одеваясь в полутраур. Под вдовьими одеждами и ужасно не идущей ей прической скрывались прелестная фигура и природная грация. Светлая кожа, золотисто-каштановые волосы, большие блестящие глаза – все это было чудесным, и эти черты стоили того, чтобы подчеркивать их. По мнению мадам, ее клиентке требовались красивые наряды, чтобы привлечь нового мужа или хотя бы любовника, достаточно богатого, чтобы одевать леди по последней (и очень дорогой) моде.
И дело тут не в одной корысти. Мадам была француженкой, с романтичной французской душой. Вдова хранила пленительный секрет, который мадам высоко ценила. Пусть графиня настаивала на том, чтобы одеваться в самые мрачные и некрасивые платья, под ними она носила восхитительно шокирующее белье. Леди любила шелк, кружева и красивые атласные ленты, скользящие по ее телу в самых сокровенных местах.
Модистка посмотрела на серую саржу, которую щупала клиентка, и поджала губы. Она всегда сразу же замечала такие ужасные ошибки.
– Подумайте лучше вот об этом синем муаровом шелке, графиня. Он превратит ваши волосы в пламя и подчеркнет цвет глаз. – Она набросила на плечо леди шуршащую переливающуюся ткань. – Voila! C’est magnifique!
И отступила назад. Графиня с задумчивым видом поглаживала ткань, и в ее глазах ясно читалась женская тоска.
– Он все равно синий, как вы и просили, но очень изысканного оттенка, – уговаривала ее модистка. – При неярком свете он будет выглядеть вполне сдержанно, хотя и элегантно, и так нежно переливаться!
Мадам увидела, как искра восхищения в глазах клиентки сменилась сожалением. Не колеблясь, она взяла леди за плечи и подвела к зеркалу, чтобы та сама увидела свое преображение. Искра вернулась, а вместе с ней появился очень идущий ей румянец.
– Мы можем оторочить платье лиловой лентой вместо пурпурной, черной или серой. Оно будет выглядеть изысканно, элегантно и… как это вы говорите? Совсем чуть-чуть соблазнительно. – Последнее слово мадам промурлыкала, и оно сделалось свистящим и чувственным, как скользкая ткань. Ее пышная грудь раздулась от гордости, когда клиентка улыбнулась своему отражению и опустила ресницы, пряча блеск глаз. Мадам хмыкнула, поняв, что покупка состоялась.
В животе Изабель порхали бабочки. Какое дерзкое решение! Да что на нее в последнее время нашло? Сначала Блэквуд, теперь шелк. Ткань мягко ласкала кожу, согревая, как может согреть только любовник. И что скажет Онория? Изабель огляделась.
Леди Каролина Грейвз, молодая замужняя женщина примерно ее возраста, примеряла муслиновое платье для прогулок и симпатичный светло-зеленый жакет к нему. Одна помощница подкалывала и подворачивала, а вторая показывала шелка и атлас, целую дюжину ярких, вызывающих оттенков, и ни одного пастельного. Изабель увидела, как девушки раскатали рулон роскошного лилового шелка, и леди Каролина заказала из него платье с нижней юбкой из розового атласа.
Никто не замечал Изабель среди рулонов черных и серых тканей, никто не знал, что вчера вечером она вышла из тени и поняла, как чудесно чувствовать себя привлекательной. Она снова взглянула на муаровый шелк у себя на плече. Чистая правда: если на него просто смотреть, он кажется обычным синим, но стоило ей шевельнуться или вздохнуть, шелк начинал переливаться.
– Да, сшейте мне платье из этого муарового шелка, – услышала Изабель собственный голос, обращаясь к модистке. – Только оторочка пусть будет не лиловая, а синяя, – добавила она, заставляя себя проявить хоть какое-то благоразумие. Изабель вздернула подбородок и посмотрела модистке в глаза. – И еще мне нужны ночные рубашки.
– Как обычно, с кружевом? – Модистка выложила рулон розового шелка, такого тонкого и прозрачного, будто дымка.
Изабель искоса глянула на оживленную леди Каролину и представила ее в постели, одетую в такой же шелк, и ее лорда-мужа, быстро приближающегося к кровати куда более целеустремленно и мужественно, чем когда-либо Роберт.
Но в ее воображении лицо, освещенное пламенем свечей, принадлежало Блэквуду.
– Да, – выдохнула Изабель, отгоняя мысли подальше от Блэквуда и постели. – Но в счете вы укажете это, как толстую фланель?
Модистка заговорщицки улыбнулась:
– Конечно, миледи, как всегда.
Мысли о том, что Чарлз и Онория понятия не имеют о ее маленьком секрете, единственном удовольствии, которое она себе позволяет, поглотили Изабель, пока она шагала по Гайд-парку на встречу с сыном.
Она же имеет право на одну тайну, верно?
Какой может быть вред от того, что она носит шелковое белье, а не льняное и шерстяное? Изабель опять захотелось замурлыкать какую-нибудь мелодию. Она оглянулась, проверяя, не наблюдают ли за ней Онория, Чарлз или Джейн Кирк, но никто не смотрел в ее сторону. Никто и никогда не обращает внимания на простушку Изабель Мейтленд. На всякий случай она все равно спрятала улыбку под полями строгой шляпки. Да что в нее в самом деле вселилось? Впрочем, Изабель знала ответ.
Блэквуд. Еще одна ее тайна.
У пруда Изабель обнаружила Робина с еще одним мальчиком его лет, которого она не знала. Темная голова мальчика склонилась к рыжим кудряшкам Робина; прутиками они отталкивали от берега игрушечный парусник. Няня, безмятежно улыбаясь, смотрела на них с тенистой скамейки. Рядом с ней лежал нетронутый мешочек с хлебными корками.
Вместо того чтобы толкаться, как обычно, у берега, утки настороженно отплыли на середину пруда, не зная точно, чего ожидать от затесавшегося в стаю кораблика. Они смотрели на него, словно ожидали, что на суденышке внезапно поднимется «Веселый Роджер» и начнется стрельба.
– Привет, Робби, – улыбнулась Изабель, присаживаясь на корточки рядом с сыном и его приятелем.
– Мама, это Джеймс, – радостно заявил он.
Мальчик посмотрел на Изабель серьезными серыми глазами.
– Как поживаете, мэм? – Он поднялся и поклонился Изабель. Робин заулыбался и передразнил мальчика.
– Я вижу, ты запомнил, как полагается здороваться с леди, Джейми. Я горжусь тобой, – произнес приятный голос. Изабель повернулась и увидела хорошо одетую, улыбающуюся ей женщину. – Дед научил его, что нужно вежливо кланяться, даже если жакет разорван, а коленки в грязи.
Изабель снова глянула на мальчика. Он и в самом деле испачкался, но не сильнее, чем Робин. В груди мгновенно вспыхнула паника. Что скажет Онория? Нужно будет провести его через заднюю дверь, подняться наверх и немедленно искупать. Она хотела взять Робина за руку, но почувствовала, как кто-то вежливо пожимает ей пальцы.
– Я Марианна де Корси, графиня Уэстлейк, а этот грязнущий негодяй – мой сын Джеймс, виконт Хэллиуэлл.
– Изабель Мейтленд, графиня Эшдаун, а это Робин, граф Эшдаун и, судя по всему, первый лейтенант флотилии уток.
Марианна Уэстлейк рассмеялась.
– Я просто в восторге, что мы сегодня встретили тут Робина. Отец Джейми обещал к нам присоединиться, но похоже, он опаздывает. Робин оказался замечательным приятелем.
– Робину не часто удается поиграть с другими мальчиками его возраста, – произнесла Изабель.
Робин потянул ее за рукав.
– Мама, можно, мы возьмем хлеб? Мы будем играть, как будто утки – это флот Наполеона, а кораблик Джеймса – флагманское судно адмирала Нельсона.
Изабель не могла ему отказать.
– Но всего несколько минут. Нам пора идти. И осторожнее у воды.
– Дома, в имении, у Джеймса есть с кем играть, а в Лондоне никого нет, – сказала Марианна. – Он провел в городе всего один день и сразу заскучал. Сегодня я привела его сюда, потому что моя двоюродная бабушка пообещала запереться в своей гардеробной от шума. Она не привыкла к детям. Думаю, вам с Робином все это знакомо.
Изабель уставилась на нее. Если Робин шумел, Онория сначала требовала задать ему сильную порку, потом наступал черед долгой нотации от Чарлза и дополнительные уроки. Изабель перевела взгляд на Джеймса. Тот подбадривал отважный маленький кораблик, пробиравшийся сквозь вражескую флотилию уток, а попросту сказать – орал во все горло. Робин наблюдал молча. Сердце Изабель снова сильно сжалось. Бедный ее малыш. Она изо всех сил старалась хоть как-то скрасить его детство, но Роберт связал ей руки. Когда дело касалось Робина, слово Онории было законом.
– Не совсем, – отозвалась Изабель.
– Ну, им весело вместе. Пусть няни за ними присматривают, а мы с вами могли бы прогуляться по берегу, – предложила Марианна. – День такой чудесный, и я рада, что выбралась из дома. Моя сестра приехала в город на свой дебют, и я в течение трех месяцев не имела ни единой минуты, помогала с организацией. Дед требовал, чтобы ему подробно сообщали обо всех мелочах, вплоть до последнего подсвечника. А когда он закончил с организацией первого бала Миранды, двоюродная бабушка принялась за ее гардероб. Я уже пожалела, что не осталась в деревне.
– Миранда? Святые небеса, вы говорите о леди Миранде Арчер? – воскликнула Изабель и тут же почувствовала, как от собственной несдержанности запылало лицо.
Марианна как будто ничего не заметила.
– Да! Вы с ней знакомы? Хотя это невозможно: она впервые приехала в город после… в общем, за много лет. Миранда была здесь только в возрасте Джеймса, и то лишь потому, что умолила двоюродную бабушку привезти ее сюда и показать зверинец в Тауэре.
Изабель казалось, что ее желудок поднялся и застрял сразу за пуговицей воротника – теперь она ясно видела семейное сходство между Марианной и Блэквудом. Джеймс тоже был похож на своего дядю. Те же серьезные глаза, те же темные волосы.
– Боже правый, графиня, вы так внезапно побледнели! – воскликнула Марианна. – Давайте-ка посидите немного здесь, в тенечке.
Похоже, обаяние тоже относится к семейным чертам Арчеров. Марианна вела ее к скамейке и встревоженно улыбалась.
– Извините, – выдавила Изабель. – Просто это такое странное совпадение, что мы с вами встретились. Только сегодня утром моя свекровь получила приглашение на дебютный бал леди Миранды.
Марианна ослепительно улыбнулась:
– О, так, значит, вы там будете? Как чудесно! Мне будет с кем посплетничать.
Изабель попыталась вообразить, как стоит в углу и хихикает с подругой над нелепым поведением членов светского общества, пока они проплывают мимо в танце, задрав кверху свои клювы. Она часто видела, как другие леди сплетничают с подругами, но у самой таких приятельниц никогда не было. И танцевать ей Онория не разрешала. Интересно, что свекровь думает про сплетни и хихиканье?
– Боюсь, я не смогу… – начала Изабель.
– Марианна, я опоздал. Приношу свои извинения, моя дорогая, – прервал ее мужской голос. – Зато посмотри, кого я с собой привел.
Изабель подняла глаза и в ужасе ахнула. Рядом с джентльменом стоял Блэквуд и улыбался ей. Хотя нет, не ей. Марианне. Его взгляд переместился на Изабель всего на мгновение, когда она издала этот задушенный удивленный звук.