У Дендре захватило дух, когда девиз Элизабет Арден «Наш салон красоты превращает вас в очаровательную женщину» бросился ей в глаза. Она еще даже не сняла кожаного пальто с меховым воротником, не сбросила туфель на низком каблуке, однако волшебство началось. Она чувствовала себя красавицей.
Из лабиринта выставленных напоказ аквамариновых, белых, прозрачных, персиковых, серебристых ночных рубашек и неглиже вышла высокая, стройная женщина ее возраста. С черными волосами, белой кожей и ярко-красными губами, одетая в элегантный черный костюмчик, какие нью-йоркские щеголихи носили с тех пор, как. Майнбохер наряжал Уоллес Симпсон.
– Миссис Пейленберг, очень рада видеть вас снова. Ах, вы не помните меня? Мы познакомились несколько лет назад на вернисаже в музее «Метрополитен», – сказала управляющая салоном.
Дендре чуть не подскочила, когда эта дама, щелкнув пальцами, нарушила жутковатую тишину в цокольном этаже. Секретарша кивнула и стала звонить по телефону. Словно по волшебству появился лифт, дверцы раздвинулись. Марго Перриуисл взяла Дендре под локоть и вошла с ней в кабину.
– Значит, вы впервые в этом салоне, хотите проконсультироваться по поводу ухода за вашей внешностью? – спросила Марго.
– Да.
– У вас какое-то конкретное желание?
– Нет, хочу послушать, что посоветуют ваши сотрудники. Я готова к серьезным изменениям внешности, – ответила Дендре.
Дверцы лифта раздвинулись, они вышли. Дендре вновь обратила внимание на тишину, приглушенный свет, приятный любой женщине, толстые ковры на полу. Суета поразительно хорошеньких работниц с идеальными фигурами, в светло-розовых халатах, делавших их больше похожими на медсестер, чем на косметологов, казалось, безмолвно сопровождала Дендре и Марго по пути в отдельный кабинет, заказанный Дендре на весь день. Розовый и персиковый цвета, приглушенный свет, ковры и отсутствие окон вызвали у Дендре легкую тошноту. Она чуть было не бросилась наутек подальше от этой роскоши.
Устроив клиентку в удобном кресле, Марго стала пристально разглядывать Дендре, как и все приходившие специалисты. „Чем внимательнее они изучали ее внешность, тем больше портилось ее настроение. Визажист пришел вместе с парикмахером Эдуардо. Парикмахер взял в руки ее волосы и провел пальцами сквозь длинные черные курчавые пряди. Положил ладони ей на плечи и, глядя в зеркало, улыбнулся. В прикосновении его было тепло, в глазах доброта, и Дендре внезапно осознала, что она в надежных руках.
– Прошу прощения, – мягко сказал ей Эдуардо, – но ваши волосы не совсем в порядке. Слишком длинные. Слишком сухие. От седых прядей нужно избавиться, значит, волосы придется окрасить. Они очень густые, концы посеклись, хотя после стрижки это исчезнет. Брови тоже слишком густые…
– Я ни разу их не выщипывала…
Ей не дали закончить фразу.
– Как «ни разу»! Ну что же, время пришло. Лицо у вас интересное, но вы им совсем не занимаетесь, – заключил Гарри, специалист по макияжу.
Глядя в зеркало на себя в окружении визажиста, парикмахера, косметолога, маникюрши и ошеломляющей Марго, которые едва не потирали от радости руки при виде такой задачи, какую представляла собой она, Дендре повернулась на вращающемся кресле лицом к ним.
– Должна вам кое-что сказать. Я очень нуждаюсь в вашей помощи, но не хочу выходить из салона овцой, причесанной под ягненка. Не желаю выглядеть и так, словно меня ежедневно холят по несколько часов. Я хочу выглядеть очень привлекательной, но мне нужен свой стиль, а не обезличенный. Ну вот вроде бы и все. Теперь я в ваших руках.
На лице у Марго появилось такое выражение, словно она получила пощечину. Эдуардо и Гарри улыбнулись друг другу, а потом зааплодировали Дендре. Похожие на медсестер косметологи отвели взгляды от Марго и безмолвно застыли как статуи. Управляющая оправилась от шока встречи с клиенткой, имеющей собственное мнение, и неожиданно улыбнулась:
– Ну что ж, теперь у нас есть цель, к которой надо стремиться. Уверяю вас, миссис Пейленберг, вы выйдете из этого салона очень довольной тем, что увидите в зеркале.
И началась серьезная работа.
Дочерей Пейленбергов не беспокоило, что мать задерживается, – Дендре позвонила в Русскую чайную и предупредила, что будет не скоро. Однако девушки не сводили взглядов с двери. И были вознаграждены тем, что увидели нескольких знаменитостей, в том числе знакомых, которые подошли поприветствовать их, поздравить с награждением отца. На пустом стуле за их столиком лежало несколько газет. Первые страницы занимали фотографии отца – одного, с президентом, с ними, с Эдер.
– Посмотрите! – ахнула Пьета.
Ее сестры уставились на только что вошедшую женщину. Дендре помахала им рукой. Утратившие дар речи, они поднялись и помахали в ответ.
– Какая она красотка, даже не верится, – сказала Эмбер.
– Мама подстригла волосы, и они блестят – такие шелковистые, – восхитилась Дейзи.
– А ее одежда? Вот это да! – воскликнула Пьета.
Дендре подошла к столику. Дочери встретили ее комплиментами и на минуту забыли о газетах, которые машинально сняли со стула и положили на пол.
– Мам, все в зале тебя разглядывают. Ты потрясающая! Почему ты не делала этого раньше? Тебе не было скучно? Тебе самой нравится? Интересно, что скажет папа, когда увидит тебя!
Смеясь, Дендре заговорила:
– Отвечу на вопросы по порядку. Раньше я не делала этого, потому что выглядеть потрясающе не было для меня главным в жизни. У меня не было ни времени, ни денег, ни желания производить впечатление на кого-то, кроме вашего отца, а Гидеон любил меня такой, какая есть. Меня никогда не волновало, какой я кажусь остальным. У меня никогда не было желания тешить себя тщеславием, как сегодня. У меня никогда не было природного чувства стиля. Как-то Луиза Невелсон отвела меня в сторону и посоветовала носить мои платья с золотыми украшениями доколумбовой эпохи и одеваться в меховые шубы, что я и делала.
Было ли мне скучно? Должна признаться, нет, хотя сам по себе процесс наведения красоты долгий и нудный. Думаю, приятнее всего было обхождение и волнение людей, старавшихся подчеркнуть мою индивидуальность, сделать меня как можно привлекательнее. Я впервые в жизни почувствовала себя в центре внимания, и мне это было приятно.
Нравится ли мне, как я выгляжу? Должна признаться, да. Мне нравятся волосы длиной до плеч – теперь можно будет только вымыть голову, встряхнуть ими и дать им высохнуть. Мне нравится цвет, я всегда терпеть не могла те седые пряди. На лице никаких кремов и пудры – мне только подвели глаза, чтобы выглядели побольше. Ну, немножечко румян и помада. В результате – то впечатление, которого я хотела: женщина, не особенно занимающаяся собой, скорее интересная, чем шикарная, определенно изысканная.
– Подожди, пока Эдер увидит тебя, – негромко произнесла Эмбер.
– Да, она будет удивлена, – сухо откликнулась Дендре.
– А где ты купила эти потрясающие кожаные брюки? Как они облегают твою фигуру – блеск!
– Должно быть, стоят кучу денег. Ты наверняка тряслась, мам, когда выписывала чек, – сказала Пьета с улыбкой.
Жакет на Дендре был из той же кожи цвета коньяка, с лацканами из белой персидской мерлушки и таким же подбоем. Он плотно облегал талию, а на ногах были короткие черные сапожки на высоких каблуках. Дендре удивляло, что она не ощущает себя ни шикарной, ни разряженной. Этим она была обязана Эдуардо, прошептавшему ей на ухо: «Отсюда отправляйтесь в магазин Гуччи. Там работает мой друг – Марио. Я позвоню ему, скажу, что вы появитесь до закрытия. Только Марго ни слова, она тут же уволит меня!»
– Думаю, труднее всего было ходить по магазину Гуччи, не глядя на ценники, – совершенно серьезно ответила Дендре.
Девушки рассмеялись, и Дейзи сказала:
– Все та же мама в новой одежде! Хоть ей и пришлось побороться с собой. Надеюсь, завтра ты будешь делать покупки так же, как сегодня?
– О, в этом можешь быть уверена, – отозвалась Дендре.
И почти прекратила игру перед дочерьми, хотя и не хотела этого. Она была уверена: в конце концов девочки поймут, что в ней многое изменилось, помимо новой прически, выщипанных бровей и новой одежды. Поймут еще до того, как она навсегда отвоюет их отца.
Все четверо успокоились, когда принесли второй чайник и еще пирожных. Пьета подняла газеты с пола и с улыбкой протянула их матери. Разговор снова вернулся к вчерашнему празднеству.
Дендре сочла, что фотографии замечательные. При виде их ее сердце забилось от гордости. Она не испытывала зависти, не сердилась, что ее на них нет, лишь легкое раздражение от того, что есть Эдер. Она прочла все заметки одну за другой, хотя дочери продолжали тараторить и почти ее не слушали. Ее дети стали умными, утонченными молодыми женщинами, однако с той наивностью, которая проходит только с юностью. Ни она, ни Гидеон никуда не подталкивали дочерей, однако каждая из девочек нашла свое место в жизни, и все были очень довольны. Каждая, казалось, понимала, что быть дочерью великого человека – привилегия, и девушки были щедрыми, добрыми, не совали нос в необычный образ жизни родителей.
– Я всем сердцем люблю вас и папу. Вы создали для меня лучшую жизнь, о какой только может мечтать женщина. Обещаю, что так будет всегда, и помните об этом, что бы ни произошло. А теперь едем домой. Мы очень задержались, Гидеон будет недоумевать, где мы. На ужин у нас будет говяжья грудинка с кровью, – с улыбкой сказала Дендре.
Глава 12
Из лабиринта выставленных напоказ аквамариновых, белых, прозрачных, персиковых, серебристых ночных рубашек и неглиже вышла высокая, стройная женщина ее возраста. С черными волосами, белой кожей и ярко-красными губами, одетая в элегантный черный костюмчик, какие нью-йоркские щеголихи носили с тех пор, как. Майнбохер наряжал Уоллес Симпсон.
– Миссис Пейленберг, очень рада видеть вас снова. Ах, вы не помните меня? Мы познакомились несколько лет назад на вернисаже в музее «Метрополитен», – сказала управляющая салоном.
Дендре чуть не подскочила, когда эта дама, щелкнув пальцами, нарушила жутковатую тишину в цокольном этаже. Секретарша кивнула и стала звонить по телефону. Словно по волшебству появился лифт, дверцы раздвинулись. Марго Перриуисл взяла Дендре под локоть и вошла с ней в кабину.
– Значит, вы впервые в этом салоне, хотите проконсультироваться по поводу ухода за вашей внешностью? – спросила Марго.
– Да.
– У вас какое-то конкретное желание?
– Нет, хочу послушать, что посоветуют ваши сотрудники. Я готова к серьезным изменениям внешности, – ответила Дендре.
Дверцы лифта раздвинулись, они вышли. Дендре вновь обратила внимание на тишину, приглушенный свет, приятный любой женщине, толстые ковры на полу. Суета поразительно хорошеньких работниц с идеальными фигурами, в светло-розовых халатах, делавших их больше похожими на медсестер, чем на косметологов, казалось, безмолвно сопровождала Дендре и Марго по пути в отдельный кабинет, заказанный Дендре на весь день. Розовый и персиковый цвета, приглушенный свет, ковры и отсутствие окон вызвали у Дендре легкую тошноту. Она чуть было не бросилась наутек подальше от этой роскоши.
Устроив клиентку в удобном кресле, Марго стала пристально разглядывать Дендре, как и все приходившие специалисты. „Чем внимательнее они изучали ее внешность, тем больше портилось ее настроение. Визажист пришел вместе с парикмахером Эдуардо. Парикмахер взял в руки ее волосы и провел пальцами сквозь длинные черные курчавые пряди. Положил ладони ей на плечи и, глядя в зеркало, улыбнулся. В прикосновении его было тепло, в глазах доброта, и Дендре внезапно осознала, что она в надежных руках.
– Прошу прощения, – мягко сказал ей Эдуардо, – но ваши волосы не совсем в порядке. Слишком длинные. Слишком сухие. От седых прядей нужно избавиться, значит, волосы придется окрасить. Они очень густые, концы посеклись, хотя после стрижки это исчезнет. Брови тоже слишком густые…
– Я ни разу их не выщипывала…
Ей не дали закончить фразу.
– Как «ни разу»! Ну что же, время пришло. Лицо у вас интересное, но вы им совсем не занимаетесь, – заключил Гарри, специалист по макияжу.
Глядя в зеркало на себя в окружении визажиста, парикмахера, косметолога, маникюрши и ошеломляющей Марго, которые едва не потирали от радости руки при виде такой задачи, какую представляла собой она, Дендре повернулась на вращающемся кресле лицом к ним.
– Должна вам кое-что сказать. Я очень нуждаюсь в вашей помощи, но не хочу выходить из салона овцой, причесанной под ягненка. Не желаю выглядеть и так, словно меня ежедневно холят по несколько часов. Я хочу выглядеть очень привлекательной, но мне нужен свой стиль, а не обезличенный. Ну вот вроде бы и все. Теперь я в ваших руках.
На лице у Марго появилось такое выражение, словно она получила пощечину. Эдуардо и Гарри улыбнулись друг другу, а потом зааплодировали Дендре. Похожие на медсестер косметологи отвели взгляды от Марго и безмолвно застыли как статуи. Управляющая оправилась от шока встречи с клиенткой, имеющей собственное мнение, и неожиданно улыбнулась:
– Ну что ж, теперь у нас есть цель, к которой надо стремиться. Уверяю вас, миссис Пейленберг, вы выйдете из этого салона очень довольной тем, что увидите в зеркале.
И началась серьезная работа.
Дочерей Пейленбергов не беспокоило, что мать задерживается, – Дендре позвонила в Русскую чайную и предупредила, что будет не скоро. Однако девушки не сводили взглядов с двери. И были вознаграждены тем, что увидели нескольких знаменитостей, в том числе знакомых, которые подошли поприветствовать их, поздравить с награждением отца. На пустом стуле за их столиком лежало несколько газет. Первые страницы занимали фотографии отца – одного, с президентом, с ними, с Эдер.
– Посмотрите! – ахнула Пьета.
Ее сестры уставились на только что вошедшую женщину. Дендре помахала им рукой. Утратившие дар речи, они поднялись и помахали в ответ.
– Какая она красотка, даже не верится, – сказала Эмбер.
– Мама подстригла волосы, и они блестят – такие шелковистые, – восхитилась Дейзи.
– А ее одежда? Вот это да! – воскликнула Пьета.
Дендре подошла к столику. Дочери встретили ее комплиментами и на минуту забыли о газетах, которые машинально сняли со стула и положили на пол.
– Мам, все в зале тебя разглядывают. Ты потрясающая! Почему ты не делала этого раньше? Тебе не было скучно? Тебе самой нравится? Интересно, что скажет папа, когда увидит тебя!
Смеясь, Дендре заговорила:
– Отвечу на вопросы по порядку. Раньше я не делала этого, потому что выглядеть потрясающе не было для меня главным в жизни. У меня не было ни времени, ни денег, ни желания производить впечатление на кого-то, кроме вашего отца, а Гидеон любил меня такой, какая есть. Меня никогда не волновало, какой я кажусь остальным. У меня никогда не было желания тешить себя тщеславием, как сегодня. У меня никогда не было природного чувства стиля. Как-то Луиза Невелсон отвела меня в сторону и посоветовала носить мои платья с золотыми украшениями доколумбовой эпохи и одеваться в меховые шубы, что я и делала.
Было ли мне скучно? Должна признаться, нет, хотя сам по себе процесс наведения красоты долгий и нудный. Думаю, приятнее всего было обхождение и волнение людей, старавшихся подчеркнуть мою индивидуальность, сделать меня как можно привлекательнее. Я впервые в жизни почувствовала себя в центре внимания, и мне это было приятно.
Нравится ли мне, как я выгляжу? Должна признаться, да. Мне нравятся волосы длиной до плеч – теперь можно будет только вымыть голову, встряхнуть ими и дать им высохнуть. Мне нравится цвет, я всегда терпеть не могла те седые пряди. На лице никаких кремов и пудры – мне только подвели глаза, чтобы выглядели побольше. Ну, немножечко румян и помада. В результате – то впечатление, которого я хотела: женщина, не особенно занимающаяся собой, скорее интересная, чем шикарная, определенно изысканная.
– Подожди, пока Эдер увидит тебя, – негромко произнесла Эмбер.
– Да, она будет удивлена, – сухо откликнулась Дендре.
– А где ты купила эти потрясающие кожаные брюки? Как они облегают твою фигуру – блеск!
– Должно быть, стоят кучу денег. Ты наверняка тряслась, мам, когда выписывала чек, – сказала Пьета с улыбкой.
Жакет на Дендре был из той же кожи цвета коньяка, с лацканами из белой персидской мерлушки и таким же подбоем. Он плотно облегал талию, а на ногах были короткие черные сапожки на высоких каблуках. Дендре удивляло, что она не ощущает себя ни шикарной, ни разряженной. Этим она была обязана Эдуардо, прошептавшему ей на ухо: «Отсюда отправляйтесь в магазин Гуччи. Там работает мой друг – Марио. Я позвоню ему, скажу, что вы появитесь до закрытия. Только Марго ни слова, она тут же уволит меня!»
– Думаю, труднее всего было ходить по магазину Гуччи, не глядя на ценники, – совершенно серьезно ответила Дендре.
Девушки рассмеялись, и Дейзи сказала:
– Все та же мама в новой одежде! Хоть ей и пришлось побороться с собой. Надеюсь, завтра ты будешь делать покупки так же, как сегодня?
– О, в этом можешь быть уверена, – отозвалась Дендре.
И почти прекратила игру перед дочерьми, хотя и не хотела этого. Она была уверена: в конце концов девочки поймут, что в ней многое изменилось, помимо новой прически, выщипанных бровей и новой одежды. Поймут еще до того, как она навсегда отвоюет их отца.
Все четверо успокоились, когда принесли второй чайник и еще пирожных. Пьета подняла газеты с пола и с улыбкой протянула их матери. Разговор снова вернулся к вчерашнему празднеству.
Дендре сочла, что фотографии замечательные. При виде их ее сердце забилось от гордости. Она не испытывала зависти, не сердилась, что ее на них нет, лишь легкое раздражение от того, что есть Эдер. Она прочла все заметки одну за другой, хотя дочери продолжали тараторить и почти ее не слушали. Ее дети стали умными, утонченными молодыми женщинами, однако с той наивностью, которая проходит только с юностью. Ни она, ни Гидеон никуда не подталкивали дочерей, однако каждая из девочек нашла свое место в жизни, и все были очень довольны. Каждая, казалось, понимала, что быть дочерью великого человека – привилегия, и девушки были щедрыми, добрыми, не совали нос в необычный образ жизни родителей.
– Я всем сердцем люблю вас и папу. Вы создали для меня лучшую жизнь, о какой только может мечтать женщина. Обещаю, что так будет всегда, и помните об этом, что бы ни произошло. А теперь едем домой. Мы очень задержались, Гидеон будет недоумевать, где мы. На ужин у нас будет говяжья грудинка с кровью, – с улыбкой сказала Дендре.
Глава 12
Только когда такси подкатило к бровке тротуара, Дендре вспомнила об утреннем столкновении. Рассказала ли Эдер Гидеону о ее визите? Приняла ли к сердцу предостережение о том, что случится, если она не уйдет из их с Гидеоном жизни?
Все это пронеслось в ее сознании, когда она услышала голос старшей дочери:
– Мам, мне не терпится взглянуть на лицо папы, когда он увидит тебя.
– И лицо Эмбер, и лицо Хэвера, – пробормотала Дейзи.
Девушки начали выходить из машины, Дендре вытянула руку и преградила им путь.
– Погодите! Я хочу попросить вас о любезности. Хочу быть наедине с отцом, когда он увидит меня. И обещайте не поднимать особого шума по поводу моей внешности. Я буду чувствовать себя неловко.
То, что сказала Дендре, было правдой, но не всей: ее очень беспокоило, не сообщила ли Эдер Гидеону о ее утреннем визите. Она хотела избавить дочерей от возможной сцены: Гидеон скорее всего разгневался бы на жену за то, что она нарушила сложившееся равновесие и осложнила его жизнь.
Девушки запротестовали, но в конце концов согласились. Все четверо стояли на тротуаре, пока Дендре расплачивалась с водителем. Повернувшись, она увидела на лицах дочерей восторг и гордость тем, как выглядит их мать.
– Мам, – спросила Пьета, – а у тебя за спиной можно восторгаться?
Дендре растрогалась.
– Да, если за спиной, я, наверное, это вынесу.
Уже стемнело. В мастерской горел свет, Гидеон все еще находился там. Девушки поднялись в квартиру, а Дендре открыла дверь своим ключом и вошла в мастерскую. Она очень волновалась, но не стеснялась, как можно было ожидать. Появилась она в самое удачное время: Вальдес мыл кисти, Гидеон с большой гаванской сигарой и шампанским в кофейной чашке сидел перед неоконченным полотном, разглядывая его.
Вальдес услышал, как вошла Дендре, и оторвался от работы. Она подошла к нему и положила руку на его плечо в знак приветствия. Тот улыбнулся и одобрительно кивнул. Дендре улыбнулась в ответ и направилась к мужу.
Гидеон оглянулся посмотреть, кто появился в мастерской. Дендре улыбнулась ему на ходу. Не отрывая взгляда от жены, художник поднял с пола бутылку шампанского и снова наполнил чашку. Поднялся со стула и пошел навстречу ей.
Он протянул жене чашку со словами:
– Дендре, ты очень изменилась с тех пор, как я поднял тебя с той скамейки в Вашингтон-сквер и потянул за собой. Едва мне начинает казаться, что я знаю тебя – знаю, как ты думаешь, как чувствуешь, – ты меня удивляешь. Иногда, как сейчас, ставишь в тупик. Выглядишь великолепно!
Он обошел ее вокруг, потом поцеловал и сказал:
– Спасибо.
Гидеон коснулся ее волос, погладил ладонью ее голову. Дендре отпила большой глоток вина и отдала мужу чашку. Он допил то, что осталось в ней, поставил чашку на пол, заключил жену в объятия и крепко стиснул. Потом обвил рукой ее талию, и они стали подниматься по лестнице в квартиру.
Дендре была счастлива. Его реакция подтверждала то, что Гидеон любил ее такой, как она выглядела раньше, и будет любить такой, как выглядит теперь. Не будь это так, он вел бы себя по-другому. По тому, как он встретил Дендре, было ясно, что Эдер не сказала ему об их утреннем разговоре. Может, она и вправду решила бросить Гидеона? Сердце Дендре заколотилось от надежды.
Наверху лестницы, которая вела из мастерской в квартиру, Гидеон положил руку ей на талию, не похотливо, скорее любовно, – и спросил:
– Что на ужин?
– Мусс с креветками, говяжья грудинка с кровью, как тебе нравится, картошка, жаренный в оливковом масле лук с бальзаминовым уксусом и чуточкой свежего тимьяна. Зеленый салат с бараньим языком. А на десерт – апельсины в карамели. Гидеон засмеялся:
– Помнишь, мы первые годы питались тем, что готовила Фрида, и не смели, как и Орландо, сказать твоей матери, чтобы кормила нас менее плотно? Ну что ж, с тех пор многое изменилось. Всем, в том числе и твоему мужу, очень нравится, как ты готовишь.
Его обаяние, очарование, любовь к ней не исчезли. Почему Гидеон не захотел признать ее заслуг перед всем миром, выразить любовь и восхищение вчера вечером? – спросила себя Дендре. И честно ответила: «Потому что Эдер он любит больше». Она подалась вперед, чмокнула мужа в щеку, потом открыла дверь в квартиру.
– Да, чуть не забыл, с нами будут ужинать еще двое.
– Кто? – спросила Дендре.
– Позвонил Хэвер, напросился в гости, а кроме того, я случайно встретил Эдер, она тоже хотела приехать.
Случайно встретил Эдер? Ничего не изменилось! Гидеон по-прежнему действовал осторожно, чтобы причинить жене как можно меньше боли в данных обстоятельствах. Теперь Дендре была уверена: Эдер не сказала Гидеону о ее требовании. Вместо этого любовники улеглись в постель и занялись сексом. Что ж, она решительнее, чем когда бы то ни было, была настроена избавиться от Эдер Корнинг.
В квартире было тихо, девушки, видимо, разошлись по своим комнатам. В спальне Гидеон объявил, что хочет принять душ, и начал раздеваться, бросая одежду по всей комнате. У него была привычка, раздевшись догола, подбирать вещи и вешать на место.
Дендре, снимая жакет, смотрела на мужа. Она знала все привычки Гидеона и любила их. Она помнила все до мелочей, его манеру раздеваться или пускать горячую воду в душе, чтобы ванная согрелась, пока он бреется. Знание мелочей украшало их совместную жизнь. Она знала все это наизусть, видела тысячи раз и хотела видеть еще и еще. И снова ощутила боль. Мучительно было думать, что муж не питает к ней тех же чувств. Потом она нашла в глубине души силы и перестала мучить себя этими мыслями. Ее решимость действовать по своему плану окрепла.
Дендре повернулась от шкафа к Гидеону, наблюдавшему за ней из дверного проема ванной. Подошла к туалетному столику и открыла ящик, где хранились драгоценности. Надела на шею драгоценное ожерелье индейцев майя, на руки несколько серебряных браслетов. Вспомнила Марио, который посоветовал ей носить украшения доколумбовой эпохи с полупрозрачной блузкой из тончайшего коричневого шелка. Полюбовалась своим отражением в зеркале, хотя едва отдавала себе отчет, на кого смотрит. Наконец поднялась из кресла и повернулась к Гидеону, все еще стоявшему на месте. Муж улыбнулся ей.
– Далеко не всякая женщина, прожив столько лет с мужем и тремя детьми, смогла бы позволить себе подобную блузку. Я восхищаюсь твоей смелостью. И твоей прекрасной грудью, – проговорил он с улыбкой, потом повернулся и вошел в ванную.
– Держись, Эдер, – негромко произнесла Дендре.
Она вошла в кухню, поприветствовала Китти и Юкио, которые сидели за одним концом массивного стола и готовили салат. Они не скрыли своего ошеломления, а Дендре не смогла удержаться от смеха.
– Дендре, ты замечательно выглядишь, – сказал Юкио.
– О, Дендре, даже не знаю, что и сказать, кроме того, что согласна с Юкио. Ты очаровательна.
Китти встала, подошла и обняла хозяйку.
И Китти, и Юкио работали у Пейленбергов много лет. Были почти членами семьи, путешествовали вместе с ними, сидели за одним столом, если не было гостей. Были наперсниками девушек. Видели много перемен, перенесли много потрясений и капризов. Дом Пейленбергов был радушным, и слуги любили своих нанимателей, их дочерей, славу Гидеона, бросавшую отблеск и на них. Поэтому держаться с Дендре запросто было вполне обычным делом и для Китти, и для Юкио, который обошел хозяйку вокруг и взял у нее из рук фартук.
– Чудесно, не правда ли? – весело сказала Дендре обоим.
– Поразительно, как ты на это решилась, – отозвался Юкио и, немного подумав, добавил: – С чего бы, интересно?
– А-завтра мы идем с девочками за покупками, – сказала Дендре с радостью.
Юкио издал тихий стон. Домашние знали, что в такие дни у всех неизбежно портится настроение.
– Нет, Юкио, с прежним покончено. Это будет нелегко, но завтра я не стану скряжничать.
– Увидим, – ответил он, подошел к Дендре и бережно надел ей через голову фартук.
Звонок раздался, когда Дендре проверяла, готово ли мясо. Она попросила Юкио поставить на стол еще две тарелки.
– Все свои, будут только Хэвер и Эдер, так что ужинайте с нами, если хотите, – предложила она.
Дендре последний раз прикоснулась к стряпне, но мысли ее вряд ли были о еде.
Девушки, казалось, были в восторге от радикальной перемены в облике и поведении матери. Если они ничего не сказали Юкио и Китти о ее преображении, то наверняка будут помалкивать, пока она сама выйдет к гостям. Обычно Эдер и Хэвер приезжали вместе. По голосам Дендре поняла, что гостей впустила Дейзи.
– Юкио, шампанского в гостиную, – сказала она.
Дейзи вошла в кухню.
– Мам, я не пустила сюда Хэвера поздороваться с тобой. Ты должна появиться торжественно, и, пожалуйста, на сей раз без фартука. Мне просто не терпится увидеть их лица.
– Мне тоже, – сказала Дендре дочери, возившейся с завязками ее фартука.
Ладно, Дейзи. Сделаю еще кое-что на кухне, лотом войду. – Она поцеловала дочь и распушила ей волосы. – Твою прическу нужно оживить, – серьезным толом сказала она.
– Не верю своим ушам! Ты говоришь о прическе, а не о суфле!
И все в кухне рассмеялись.
Двадцать минут спустя Дендре появилась в гостиной. Девушки и Гидеон вели себя превосходно, словно в ее внешности не появилось ничего необычного. Не было ни малейшего сомнения, что Дендре выглядит просто потрясающе в кожаных брюках и шоколадного цвета блузке с длинными рукавами, сквозь которую просвечивали груди. Украшения смотрелись просто по-царски.
При виде ее Хэвер так и подскочил. Эдер, напротив, окаменела. Дендре посмотрела любовнице мужа прямо в глаза. Увидела в них гнев – впрочем, Эдер тут же залилась краской. Придя в себя, она нарушила молчание:
– Гидеон, надо было предупредить меня, что Дендре сочла нужным на старости лет изменить свой образ. Я могла умереть от шока! Я восхищена этой разительной переменой, но хотела бы узнать, почему она совершила такой беспрецедентный шаг. Почему, Дендре?
Язвительность в голосе Эдер возмутила девушек, которые ее обожали. Они ожидали восхищения, по крайней мере – комплимента тому, как похорошела Дендре.
Пьета наивно сказала:
– В Русской чайной все поворачивались и смотрели на маму. Сейчас она выглядит по меньшей мере так же изящно и элегантно, как Барбра Стрейзанд, не правда ли, Эдер?
– Пьета, мне внешность Барбры всегда не нравилась. Что бы она с собой ни делала, некрасивый нос есть некрасивый нос, тебе не кажется?
Раньше Эдер не позволяла себе ничего подобного. Гидеон, всегда защищавший Дендре, бросил неодобрительный взгляд на свою красивую любовницу с безупречным носом.
– Кажется, наша очаровательная Эдер восприняла твой новый облик как вызов. Так ведь, Дендре? Весьма неожиданно, поскольку вы всегда находились в совершенно разных лигах.
Гидеон пришел на помощь жене, как всегда, когда думал, что та растерялась. Но Дендре испытывала совсем иные чувства. Ей удалось вывести из равновесия молодую красавицу. Впервые за то время, пока длились отношения Эдер с Гидеоном, она нарушила неписаный закон: «Никогда не оскорбляй жену».
Эдер поняла, что совершила ошибку, и пошла на попятный. Встала с дивана, подошла к Дендре, чмокнула ее в щеку и сказала:
– Я всегда считала, что у тебя свой, совершенно индивидуальный стиль, а теперь ты преобразилась. Выглядишь потрясающе – красивой, интересной, очень обаятельной.
Дендре понимала, что соперница держится снисходительно по отношению к ней, но не хотела, чтобы язвительность продолжала отравлять вечер. В этом случае Эдер как более умная и находчивая одержала бы верх.
– Эдер, это очень любезно с твоей стороны. Теперь прошу прощения, мне нужно вернуться на кухню. Гидеон, будь добр, выбери вина. Эмбер, расставь стулья. Пора к столу.
Ужин был, как всегда, превосходным. Все обсуждали прошлый вечер, даже Дендре. Ели и пили слишком много. Гидеон сидел рядом с Эдер, и не замечать страсть молодой женщины было трудно: она забавляла, поддразнивала его, заставляла постоянно смеяться. Гидеон очень хотел ее и все время прикасался к ней под видом шутки или желания подчеркнуть важность сказанного.
Наконец ужин кончился. Гости и хозяева поднялись, но задержались, обсуждая достоинства бронзовой статуэтки Генри Мура – полулежащей обнаженной, – которая украшала стол, освещенный свечами. Дендре взяла Эдер под руку со словами:
– Пойдем, посмотришь мой новый жакет. Хочется знать твое мнение о нем.
Это была откровенная ложь, обе женщины это понимали. Дендре поступила расчетливо, обратясь к Эдер, когда та стояла рядом с Гидеоном. Художник просиял от удовольствия и высвободил руку, которую держала его любовница.
В спальне Эдер сказала:
– Ну, показывай свой треклятый жакет. Это ведь только повод, да?
– Ты не говорила Гидеону о моем утреннем визите?
– Сама понимаешь, что нет, – раздраженно ответила она.
– Собираешься оставить его? – с надеждой спросила Дендре.
– Разумеется, нет! Забудь об этом, Дендре, если хочешь удержать его. Гидеон готов бросить тебя ради меня, уверяю, это правда. Достаточно будет одного ложного шага.
– Эдер, я не остановлюсь.
– О Господи! Ты подчас так наивна, Дендре, что я прихожу в отчаяние. Новая одежда и прическа, дабы произвести впечатление на Гидеона, не помогут тебе добиться цели.
– Думаешь, я сделала это для Гидеона? Ошибаешься. Для себя. Кстати, он тебя предупредил, что мы уезжаем на Гидру на несколько месяцев?
– Когда? – спросила Эдер.
– О, так ты не знала? Я сказала ему, что хочу поехать туда, он все обдумал, и мы едем в пятницу.
– Ты сделала это нарочно, чтобы разлучить нас! Знала, что мне будет трудно уехать из-за моих обязанностей в «Метрополитен». Ты более изобретательна, чем я могла представить.
– Нужда всему научит.
– Раз так, я расскажу ему все.
– Подумай о последствиях, – напомнила Дендре.
– Тебе тоже следует подумать!
– О, я подумала.
С этими словами Дендре подошла к шкафу, достала жакет и надела.
– Теперь ты его видела, – сказала она и ушла, оставив Эдер. Ее соперница посидела несколько минут на кровати, стараясь справиться с гневом. Она никак не ожидала от этой домашней клуши такой решительности! Войдя в гостиную, Дендре объявила:
– Хочу поехать в «Содружество». Что скажешь, Хэвер?
– Я – за, – ответил он.
– Гидеон?
– Отличная мысль. Девочки, надевайте пальто. О, минутку. Эдер терпеть не может это заведение. Ну что ж, она в меньшинстве. Едем. Кстати, где она?
– Здесь. Что происходит? – ответила Эдер, войдя в комнату.
– У Дендре блестящая мысль – едем заканчивать вечер в «Содружество», – сказал Хэвер.
– Раз я в меньшинстве, то, видимо, должна буду составить вам компанию, хотя мне там не нравится. Нет! Видеть не могу это заведение. Лучше пораньше лягу спать.
– Я вызову тебе такси, – сказал Гидеон.
На быстроходном пароме от Пирея до Гидры пассажиров было немного: несколько американцев и с полдюжины островитян. Гидеон и Дендре были знакомы со всеми. Начались объятия, поздравления с возвращением, улыбки и, конечно, болтовня обо всем, что произошло на острове, пока Пейленбергов не было. Были открыты ящики, появились фисташки, свежие фрукты, бутылки вина.
Гидеон был на острове самой известной личностью, все его любили и не нарушали его уединения. Местные жители с почтением относились к тому, что он, Дендре и их дочери учили греческий язык. К хозяйке дома обращались со всеми проблемами, какие возникали между местными и жившими на острове иностранцами, потому что она в отличие от большинства из них бегло говорила по-гречески! О Гидеоне и Дендре часто можно было слышать: «Они не только говорят, но и думают по-гречески».
Все это пронеслось в ее сознании, когда она услышала голос старшей дочери:
– Мам, мне не терпится взглянуть на лицо папы, когда он увидит тебя.
– И лицо Эмбер, и лицо Хэвера, – пробормотала Дейзи.
Девушки начали выходить из машины, Дендре вытянула руку и преградила им путь.
– Погодите! Я хочу попросить вас о любезности. Хочу быть наедине с отцом, когда он увидит меня. И обещайте не поднимать особого шума по поводу моей внешности. Я буду чувствовать себя неловко.
То, что сказала Дендре, было правдой, но не всей: ее очень беспокоило, не сообщила ли Эдер Гидеону о ее утреннем визите. Она хотела избавить дочерей от возможной сцены: Гидеон скорее всего разгневался бы на жену за то, что она нарушила сложившееся равновесие и осложнила его жизнь.
Девушки запротестовали, но в конце концов согласились. Все четверо стояли на тротуаре, пока Дендре расплачивалась с водителем. Повернувшись, она увидела на лицах дочерей восторг и гордость тем, как выглядит их мать.
– Мам, – спросила Пьета, – а у тебя за спиной можно восторгаться?
Дендре растрогалась.
– Да, если за спиной, я, наверное, это вынесу.
Уже стемнело. В мастерской горел свет, Гидеон все еще находился там. Девушки поднялись в квартиру, а Дендре открыла дверь своим ключом и вошла в мастерскую. Она очень волновалась, но не стеснялась, как можно было ожидать. Появилась она в самое удачное время: Вальдес мыл кисти, Гидеон с большой гаванской сигарой и шампанским в кофейной чашке сидел перед неоконченным полотном, разглядывая его.
Вальдес услышал, как вошла Дендре, и оторвался от работы. Она подошла к нему и положила руку на его плечо в знак приветствия. Тот улыбнулся и одобрительно кивнул. Дендре улыбнулась в ответ и направилась к мужу.
Гидеон оглянулся посмотреть, кто появился в мастерской. Дендре улыбнулась ему на ходу. Не отрывая взгляда от жены, художник поднял с пола бутылку шампанского и снова наполнил чашку. Поднялся со стула и пошел навстречу ей.
Он протянул жене чашку со словами:
– Дендре, ты очень изменилась с тех пор, как я поднял тебя с той скамейки в Вашингтон-сквер и потянул за собой. Едва мне начинает казаться, что я знаю тебя – знаю, как ты думаешь, как чувствуешь, – ты меня удивляешь. Иногда, как сейчас, ставишь в тупик. Выглядишь великолепно!
Он обошел ее вокруг, потом поцеловал и сказал:
– Спасибо.
Гидеон коснулся ее волос, погладил ладонью ее голову. Дендре отпила большой глоток вина и отдала мужу чашку. Он допил то, что осталось в ней, поставил чашку на пол, заключил жену в объятия и крепко стиснул. Потом обвил рукой ее талию, и они стали подниматься по лестнице в квартиру.
Дендре была счастлива. Его реакция подтверждала то, что Гидеон любил ее такой, как она выглядела раньше, и будет любить такой, как выглядит теперь. Не будь это так, он вел бы себя по-другому. По тому, как он встретил Дендре, было ясно, что Эдер не сказала ему об их утреннем разговоре. Может, она и вправду решила бросить Гидеона? Сердце Дендре заколотилось от надежды.
Наверху лестницы, которая вела из мастерской в квартиру, Гидеон положил руку ей на талию, не похотливо, скорее любовно, – и спросил:
– Что на ужин?
– Мусс с креветками, говяжья грудинка с кровью, как тебе нравится, картошка, жаренный в оливковом масле лук с бальзаминовым уксусом и чуточкой свежего тимьяна. Зеленый салат с бараньим языком. А на десерт – апельсины в карамели. Гидеон засмеялся:
– Помнишь, мы первые годы питались тем, что готовила Фрида, и не смели, как и Орландо, сказать твоей матери, чтобы кормила нас менее плотно? Ну что ж, с тех пор многое изменилось. Всем, в том числе и твоему мужу, очень нравится, как ты готовишь.
Его обаяние, очарование, любовь к ней не исчезли. Почему Гидеон не захотел признать ее заслуг перед всем миром, выразить любовь и восхищение вчера вечером? – спросила себя Дендре. И честно ответила: «Потому что Эдер он любит больше». Она подалась вперед, чмокнула мужа в щеку, потом открыла дверь в квартиру.
– Да, чуть не забыл, с нами будут ужинать еще двое.
– Кто? – спросила Дендре.
– Позвонил Хэвер, напросился в гости, а кроме того, я случайно встретил Эдер, она тоже хотела приехать.
Случайно встретил Эдер? Ничего не изменилось! Гидеон по-прежнему действовал осторожно, чтобы причинить жене как можно меньше боли в данных обстоятельствах. Теперь Дендре была уверена: Эдер не сказала Гидеону о ее требовании. Вместо этого любовники улеглись в постель и занялись сексом. Что ж, она решительнее, чем когда бы то ни было, была настроена избавиться от Эдер Корнинг.
В квартире было тихо, девушки, видимо, разошлись по своим комнатам. В спальне Гидеон объявил, что хочет принять душ, и начал раздеваться, бросая одежду по всей комнате. У него была привычка, раздевшись догола, подбирать вещи и вешать на место.
Дендре, снимая жакет, смотрела на мужа. Она знала все привычки Гидеона и любила их. Она помнила все до мелочей, его манеру раздеваться или пускать горячую воду в душе, чтобы ванная согрелась, пока он бреется. Знание мелочей украшало их совместную жизнь. Она знала все это наизусть, видела тысячи раз и хотела видеть еще и еще. И снова ощутила боль. Мучительно было думать, что муж не питает к ней тех же чувств. Потом она нашла в глубине души силы и перестала мучить себя этими мыслями. Ее решимость действовать по своему плану окрепла.
Дендре повернулась от шкафа к Гидеону, наблюдавшему за ней из дверного проема ванной. Подошла к туалетному столику и открыла ящик, где хранились драгоценности. Надела на шею драгоценное ожерелье индейцев майя, на руки несколько серебряных браслетов. Вспомнила Марио, который посоветовал ей носить украшения доколумбовой эпохи с полупрозрачной блузкой из тончайшего коричневого шелка. Полюбовалась своим отражением в зеркале, хотя едва отдавала себе отчет, на кого смотрит. Наконец поднялась из кресла и повернулась к Гидеону, все еще стоявшему на месте. Муж улыбнулся ей.
– Далеко не всякая женщина, прожив столько лет с мужем и тремя детьми, смогла бы позволить себе подобную блузку. Я восхищаюсь твоей смелостью. И твоей прекрасной грудью, – проговорил он с улыбкой, потом повернулся и вошел в ванную.
– Держись, Эдер, – негромко произнесла Дендре.
Она вошла в кухню, поприветствовала Китти и Юкио, которые сидели за одним концом массивного стола и готовили салат. Они не скрыли своего ошеломления, а Дендре не смогла удержаться от смеха.
– Дендре, ты замечательно выглядишь, – сказал Юкио.
– О, Дендре, даже не знаю, что и сказать, кроме того, что согласна с Юкио. Ты очаровательна.
Китти встала, подошла и обняла хозяйку.
И Китти, и Юкио работали у Пейленбергов много лет. Были почти членами семьи, путешествовали вместе с ними, сидели за одним столом, если не было гостей. Были наперсниками девушек. Видели много перемен, перенесли много потрясений и капризов. Дом Пейленбергов был радушным, и слуги любили своих нанимателей, их дочерей, славу Гидеона, бросавшую отблеск и на них. Поэтому держаться с Дендре запросто было вполне обычным делом и для Китти, и для Юкио, который обошел хозяйку вокруг и взял у нее из рук фартук.
– Чудесно, не правда ли? – весело сказала Дендре обоим.
– Поразительно, как ты на это решилась, – отозвался Юкио и, немного подумав, добавил: – С чего бы, интересно?
– А-завтра мы идем с девочками за покупками, – сказала Дендре с радостью.
Юкио издал тихий стон. Домашние знали, что в такие дни у всех неизбежно портится настроение.
– Нет, Юкио, с прежним покончено. Это будет нелегко, но завтра я не стану скряжничать.
– Увидим, – ответил он, подошел к Дендре и бережно надел ей через голову фартук.
Звонок раздался, когда Дендре проверяла, готово ли мясо. Она попросила Юкио поставить на стол еще две тарелки.
– Все свои, будут только Хэвер и Эдер, так что ужинайте с нами, если хотите, – предложила она.
Дендре последний раз прикоснулась к стряпне, но мысли ее вряд ли были о еде.
Девушки, казалось, были в восторге от радикальной перемены в облике и поведении матери. Если они ничего не сказали Юкио и Китти о ее преображении, то наверняка будут помалкивать, пока она сама выйдет к гостям. Обычно Эдер и Хэвер приезжали вместе. По голосам Дендре поняла, что гостей впустила Дейзи.
– Юкио, шампанского в гостиную, – сказала она.
Дейзи вошла в кухню.
– Мам, я не пустила сюда Хэвера поздороваться с тобой. Ты должна появиться торжественно, и, пожалуйста, на сей раз без фартука. Мне просто не терпится увидеть их лица.
– Мне тоже, – сказала Дендре дочери, возившейся с завязками ее фартука.
Ладно, Дейзи. Сделаю еще кое-что на кухне, лотом войду. – Она поцеловала дочь и распушила ей волосы. – Твою прическу нужно оживить, – серьезным толом сказала она.
– Не верю своим ушам! Ты говоришь о прическе, а не о суфле!
И все в кухне рассмеялись.
Двадцать минут спустя Дендре появилась в гостиной. Девушки и Гидеон вели себя превосходно, словно в ее внешности не появилось ничего необычного. Не было ни малейшего сомнения, что Дендре выглядит просто потрясающе в кожаных брюках и шоколадного цвета блузке с длинными рукавами, сквозь которую просвечивали груди. Украшения смотрелись просто по-царски.
При виде ее Хэвер так и подскочил. Эдер, напротив, окаменела. Дендре посмотрела любовнице мужа прямо в глаза. Увидела в них гнев – впрочем, Эдер тут же залилась краской. Придя в себя, она нарушила молчание:
– Гидеон, надо было предупредить меня, что Дендре сочла нужным на старости лет изменить свой образ. Я могла умереть от шока! Я восхищена этой разительной переменой, но хотела бы узнать, почему она совершила такой беспрецедентный шаг. Почему, Дендре?
Язвительность в голосе Эдер возмутила девушек, которые ее обожали. Они ожидали восхищения, по крайней мере – комплимента тому, как похорошела Дендре.
Пьета наивно сказала:
– В Русской чайной все поворачивались и смотрели на маму. Сейчас она выглядит по меньшей мере так же изящно и элегантно, как Барбра Стрейзанд, не правда ли, Эдер?
– Пьета, мне внешность Барбры всегда не нравилась. Что бы она с собой ни делала, некрасивый нос есть некрасивый нос, тебе не кажется?
Раньше Эдер не позволяла себе ничего подобного. Гидеон, всегда защищавший Дендре, бросил неодобрительный взгляд на свою красивую любовницу с безупречным носом.
– Кажется, наша очаровательная Эдер восприняла твой новый облик как вызов. Так ведь, Дендре? Весьма неожиданно, поскольку вы всегда находились в совершенно разных лигах.
Гидеон пришел на помощь жене, как всегда, когда думал, что та растерялась. Но Дендре испытывала совсем иные чувства. Ей удалось вывести из равновесия молодую красавицу. Впервые за то время, пока длились отношения Эдер с Гидеоном, она нарушила неписаный закон: «Никогда не оскорбляй жену».
Эдер поняла, что совершила ошибку, и пошла на попятный. Встала с дивана, подошла к Дендре, чмокнула ее в щеку и сказала:
– Я всегда считала, что у тебя свой, совершенно индивидуальный стиль, а теперь ты преобразилась. Выглядишь потрясающе – красивой, интересной, очень обаятельной.
Дендре понимала, что соперница держится снисходительно по отношению к ней, но не хотела, чтобы язвительность продолжала отравлять вечер. В этом случае Эдер как более умная и находчивая одержала бы верх.
– Эдер, это очень любезно с твоей стороны. Теперь прошу прощения, мне нужно вернуться на кухню. Гидеон, будь добр, выбери вина. Эмбер, расставь стулья. Пора к столу.
Ужин был, как всегда, превосходным. Все обсуждали прошлый вечер, даже Дендре. Ели и пили слишком много. Гидеон сидел рядом с Эдер, и не замечать страсть молодой женщины было трудно: она забавляла, поддразнивала его, заставляла постоянно смеяться. Гидеон очень хотел ее и все время прикасался к ней под видом шутки или желания подчеркнуть важность сказанного.
Наконец ужин кончился. Гости и хозяева поднялись, но задержались, обсуждая достоинства бронзовой статуэтки Генри Мура – полулежащей обнаженной, – которая украшала стол, освещенный свечами. Дендре взяла Эдер под руку со словами:
– Пойдем, посмотришь мой новый жакет. Хочется знать твое мнение о нем.
Это была откровенная ложь, обе женщины это понимали. Дендре поступила расчетливо, обратясь к Эдер, когда та стояла рядом с Гидеоном. Художник просиял от удовольствия и высвободил руку, которую держала его любовница.
В спальне Эдер сказала:
– Ну, показывай свой треклятый жакет. Это ведь только повод, да?
– Ты не говорила Гидеону о моем утреннем визите?
– Сама понимаешь, что нет, – раздраженно ответила она.
– Собираешься оставить его? – с надеждой спросила Дендре.
– Разумеется, нет! Забудь об этом, Дендре, если хочешь удержать его. Гидеон готов бросить тебя ради меня, уверяю, это правда. Достаточно будет одного ложного шага.
– Эдер, я не остановлюсь.
– О Господи! Ты подчас так наивна, Дендре, что я прихожу в отчаяние. Новая одежда и прическа, дабы произвести впечатление на Гидеона, не помогут тебе добиться цели.
– Думаешь, я сделала это для Гидеона? Ошибаешься. Для себя. Кстати, он тебя предупредил, что мы уезжаем на Гидру на несколько месяцев?
– Когда? – спросила Эдер.
– О, так ты не знала? Я сказала ему, что хочу поехать туда, он все обдумал, и мы едем в пятницу.
– Ты сделала это нарочно, чтобы разлучить нас! Знала, что мне будет трудно уехать из-за моих обязанностей в «Метрополитен». Ты более изобретательна, чем я могла представить.
– Нужда всему научит.
– Раз так, я расскажу ему все.
– Подумай о последствиях, – напомнила Дендре.
– Тебе тоже следует подумать!
– О, я подумала.
С этими словами Дендре подошла к шкафу, достала жакет и надела.
– Теперь ты его видела, – сказала она и ушла, оставив Эдер. Ее соперница посидела несколько минут на кровати, стараясь справиться с гневом. Она никак не ожидала от этой домашней клуши такой решительности! Войдя в гостиную, Дендре объявила:
– Хочу поехать в «Содружество». Что скажешь, Хэвер?
– Я – за, – ответил он.
– Гидеон?
– Отличная мысль. Девочки, надевайте пальто. О, минутку. Эдер терпеть не может это заведение. Ну что ж, она в меньшинстве. Едем. Кстати, где она?
– Здесь. Что происходит? – ответила Эдер, войдя в комнату.
– У Дендре блестящая мысль – едем заканчивать вечер в «Содружество», – сказал Хэвер.
– Раз я в меньшинстве, то, видимо, должна буду составить вам компанию, хотя мне там не нравится. Нет! Видеть не могу это заведение. Лучше пораньше лягу спать.
– Я вызову тебе такси, – сказал Гидеон.
На быстроходном пароме от Пирея до Гидры пассажиров было немного: несколько американцев и с полдюжины островитян. Гидеон и Дендре были знакомы со всеми. Начались объятия, поздравления с возвращением, улыбки и, конечно, болтовня обо всем, что произошло на острове, пока Пейленбергов не было. Были открыты ящики, появились фисташки, свежие фрукты, бутылки вина.
Гидеон был на острове самой известной личностью, все его любили и не нарушали его уединения. Местные жители с почтением относились к тому, что он, Дендре и их дочери учили греческий язык. К хозяйке дома обращались со всеми проблемами, какие возникали между местными и жившими на острове иностранцами, потому что она в отличие от большинства из них бегло говорила по-гречески! О Гидеоне и Дендре часто можно было слышать: «Они не только говорят, но и думают по-гречески».