Лев Николаевич Гумилев
В поисках вымышленного царства
Предисловие
Книга, предлагаемая вниманию читателей, не укладывается ни в один из принятых в современной научной литературе жанров. Ее нельзя назвать научно-популярным очерком в полном смысле слова, несмотря на то, что она написана в популярной форме и рассчитана на широкий круг читателей. Она популяризирует, однако, не результаты сугубо научных, академических исследований, написанных для узкого круга специалистов, а совершенно новое исследование, которое содержится в ней самой и которое публикуется впервые. Казалось бы, это обстоятельство роднит ее с монографией, поскольку изложение материала в ней подчинено одной теме – теме исследования. Но популярная форма, а главное – метод исследования автора коренным образом отличаются от формы и метода монографий. Книгу Л. Н. Гумилева скорее всего можно назвать научным трактатом в средневековом смысле слова.
Можно ли считать такой давно вышедший из употребления жанр подходящим для современного научного исследования? Ответ на этот вопрос дает сама книга.
За последние полтора столетия развитие научной мысли шло по пути дифференциации наук. Единые прежде отрасли научных знаний дробились, и их части все дальше и дальше отходили друг от друга. Так, история отделилась от географии и филологии. Затем она распалась на ряд специальностей, связанных с определенными ареалами территории и хронологическими отрезками времени. От нее отпочковались источниковедение, история религии, история культуры, этнография и целый ряд других дисциплин, имеющих тенденцию стать самостоятельными отраслями знания. То же самое происходит и с другими науками.
Такой процесс развития науки вполне закономерен. Он принес свои плоды. Но теперь все более и более дает себя знать необходимость научного синтеза, необходимость использования достижений самых различных научных дисциплин. Новые научные открытия в наше время все чаще и чаще делаются не в какой-либо определенной отрасли знания, а на стыке наук. Автор данной книги как раз и столкнулся с необходимостью использовать при исследовании данные различных разделов истории, источниковедения, физической географии, климатологии и криминалистики. Каждая из этих наук имеет свои собственные методы исследования, отличные друг от друга, так что форма монографии оказалась для избранной автором темы непригодной. Но зато трактат позволил вместить и синтезировать весь необходимый материал.
Своеобразие темы сказалось и на композиции книги. Автор сознательно отказался от принятого в научных исследованиях порядка начинать работу с обзора и критики источников. Для того чтобы подвергнуть критике источники по данной теме, необходимо, чтобы читатель был знаком в общих чертах с историей описываемой эпохи, чтобы он сам почувствовал, где в этой общей картине исследователь сталкивается с «белыми пятнами» и противоречивыми сведениями. Без таких предварительных знаний нельзя дать настоящую и полноценную критику важнейших источников. Более того, без этого в них вообще нельзя разобраться. Поэтому Л. Н. Гумилев берется за источниковедческий анализ лишь во второй части книги, чтобы затем снова вернуться к общей картине и заполнить те «белые пятна», которые были обнаружены при изложении ее в первой части книги. Следует признать, что такой ход исследования, несмотря на его необычность, является не только вполне оправданным, но и единственно возможным.
В книге много места уделено разбору целого ряда религиозных систем, с которыми автору пришлось столкнуться в ходе исследования. Такое внимание к религиозной истории тоже связано со своеобразием темы. Автор разбирает религиозные системы не с догматической и не с социально-экономической сторон. Он связывает их с этнографией народов Великой степи и использует как индикатор тех глубинных подспудных процессов исторического развития, которые выступали на поверхности истории в религиозной оболочке.
Книга носит заглавие «Поиски вымышленного царства». На первый взгляд речь идет о разборе исторического курьеза, каковым и было царство пресвитера Иоанна. Но за этим курьезом скрывалась целая эпоха в истории кочевых народов Центральной Азии, полная важных и драматических событий, результаты которых оказали огромное влияние на весь ход всемирной истории. Эти события породили легенду о пресвитере Иоанне и его царстве; они и являются объектом исследования. Речь идет об истории Великой степи от распада Тюркского каганата в VIII в. до образования монгольской империи в первой половине XIII в.
Перу Л. Н. Гумилева принадлежат книги «Хунну» и «Древние тюрки», в которых систематически и подробно изложена история центральноазиатских кочевников с древнейших времен, доступных исследованию, до IX в. Настоящая книга является прямым продолжением этих работ. В ней освещается самый темный и малоизученный отрезок истории кочевых народов, вскрываются процессы, приведшие к возникновению монгольской империи, и история появления самого «потрясателя вселенной» Чингисхана.
В исторической литературе принято считать Великую степь чем-то единым, а всех кочевников изображать на одно лицо. Трактат Л. Н. Гумилева, как и его предшествующие работы, упомянутые выше, кладут конец подобным представлениям. Степь имела свою историю, не менее напряженную и полнокровную, чем история, скажем, Европы или Ближнего Востока. Кочевые народы в ходе своего развития создали оригинальный тип общества и культуры, которые отнюдь не являются ни застойными, ни примитивными. Каждый кочевой народ имел свое неповторимое лицо, свои индивидуальные черты, которые автору удалось показать на страницах настоящей книги.
В связи с этим необходимо сказать несколько слов о методе исследования Л. Н. Гумилева. В смысле быстроты получения надежного результата он относится к существующим методам, как алгебра к арифметике. Для того чтобы обычными методами достичь того, что сделано в данной книге, пришлось бы написать минимум четыре монографии, доступные только узкому кругу специалистов, и затратить на это всю жизнь. Метод Л. Н. Гумилева позволил избежать такой траты сил, которая привела бы примерно к тому же результату. Он вкратце может быть охарактеризован как применение исторической дедукции к накопленному материалу в отличие от общепринятого индуктивного метода.
Последний метод, безусловно, необходим и хорош, когда речь идет о накоплении материала. Но он оказывается бессильным при создании обобщенной исторической картины, особенно тогда, когда имеющиеся в распоряжении науки источники немногочисленны и разрозненны. В таких случаях индуктивным путем просто невозможно решить задачу.
Л. Н. Гумилев не случайно избрал для своего исследования жанр трактата. Этот жанр позволил ему применить методику и достижения целого ряда наук для решения поставленной задачи. Используя стереоскопический метод исследования, образно названный им взглядом из мышиной норы, с высоты кургана и с высоты птичьего полета, а также широкую историческую панораму от берегов Атлантики до волн Тихого океана, он получил данные, которые имеют значение не только для истории, но и для этнографии, археологии, физической географии, почвоведения, климатологии.
Эта методология применяется автором не впервые. Именно благодаря ей автору удалось открыть Хазарию и выяснить климатическую историю зоны степей Евразии. Поэтому настоящую книгу уже нельзя назвать только историческим исследованием. Она содержит в себе синтез данных целого ряда наук, являясь необходимой ступенью к созданию синтетической науки, которую можно назвать этнологией.
Руденко С. И., профессор
Можно ли считать такой давно вышедший из употребления жанр подходящим для современного научного исследования? Ответ на этот вопрос дает сама книга.
За последние полтора столетия развитие научной мысли шло по пути дифференциации наук. Единые прежде отрасли научных знаний дробились, и их части все дальше и дальше отходили друг от друга. Так, история отделилась от географии и филологии. Затем она распалась на ряд специальностей, связанных с определенными ареалами территории и хронологическими отрезками времени. От нее отпочковались источниковедение, история религии, история культуры, этнография и целый ряд других дисциплин, имеющих тенденцию стать самостоятельными отраслями знания. То же самое происходит и с другими науками.
Такой процесс развития науки вполне закономерен. Он принес свои плоды. Но теперь все более и более дает себя знать необходимость научного синтеза, необходимость использования достижений самых различных научных дисциплин. Новые научные открытия в наше время все чаще и чаще делаются не в какой-либо определенной отрасли знания, а на стыке наук. Автор данной книги как раз и столкнулся с необходимостью использовать при исследовании данные различных разделов истории, источниковедения, физической географии, климатологии и криминалистики. Каждая из этих наук имеет свои собственные методы исследования, отличные друг от друга, так что форма монографии оказалась для избранной автором темы непригодной. Но зато трактат позволил вместить и синтезировать весь необходимый материал.
Своеобразие темы сказалось и на композиции книги. Автор сознательно отказался от принятого в научных исследованиях порядка начинать работу с обзора и критики источников. Для того чтобы подвергнуть критике источники по данной теме, необходимо, чтобы читатель был знаком в общих чертах с историей описываемой эпохи, чтобы он сам почувствовал, где в этой общей картине исследователь сталкивается с «белыми пятнами» и противоречивыми сведениями. Без таких предварительных знаний нельзя дать настоящую и полноценную критику важнейших источников. Более того, без этого в них вообще нельзя разобраться. Поэтому Л. Н. Гумилев берется за источниковедческий анализ лишь во второй части книги, чтобы затем снова вернуться к общей картине и заполнить те «белые пятна», которые были обнаружены при изложении ее в первой части книги. Следует признать, что такой ход исследования, несмотря на его необычность, является не только вполне оправданным, но и единственно возможным.
В книге много места уделено разбору целого ряда религиозных систем, с которыми автору пришлось столкнуться в ходе исследования. Такое внимание к религиозной истории тоже связано со своеобразием темы. Автор разбирает религиозные системы не с догматической и не с социально-экономической сторон. Он связывает их с этнографией народов Великой степи и использует как индикатор тех глубинных подспудных процессов исторического развития, которые выступали на поверхности истории в религиозной оболочке.
Книга носит заглавие «Поиски вымышленного царства». На первый взгляд речь идет о разборе исторического курьеза, каковым и было царство пресвитера Иоанна. Но за этим курьезом скрывалась целая эпоха в истории кочевых народов Центральной Азии, полная важных и драматических событий, результаты которых оказали огромное влияние на весь ход всемирной истории. Эти события породили легенду о пресвитере Иоанне и его царстве; они и являются объектом исследования. Речь идет об истории Великой степи от распада Тюркского каганата в VIII в. до образования монгольской империи в первой половине XIII в.
Перу Л. Н. Гумилева принадлежат книги «Хунну» и «Древние тюрки», в которых систематически и подробно изложена история центральноазиатских кочевников с древнейших времен, доступных исследованию, до IX в. Настоящая книга является прямым продолжением этих работ. В ней освещается самый темный и малоизученный отрезок истории кочевых народов, вскрываются процессы, приведшие к возникновению монгольской империи, и история появления самого «потрясателя вселенной» Чингисхана.
В исторической литературе принято считать Великую степь чем-то единым, а всех кочевников изображать на одно лицо. Трактат Л. Н. Гумилева, как и его предшествующие работы, упомянутые выше, кладут конец подобным представлениям. Степь имела свою историю, не менее напряженную и полнокровную, чем история, скажем, Европы или Ближнего Востока. Кочевые народы в ходе своего развития создали оригинальный тип общества и культуры, которые отнюдь не являются ни застойными, ни примитивными. Каждый кочевой народ имел свое неповторимое лицо, свои индивидуальные черты, которые автору удалось показать на страницах настоящей книги.
В связи с этим необходимо сказать несколько слов о методе исследования Л. Н. Гумилева. В смысле быстроты получения надежного результата он относится к существующим методам, как алгебра к арифметике. Для того чтобы обычными методами достичь того, что сделано в данной книге, пришлось бы написать минимум четыре монографии, доступные только узкому кругу специалистов, и затратить на это всю жизнь. Метод Л. Н. Гумилева позволил избежать такой траты сил, которая привела бы примерно к тому же результату. Он вкратце может быть охарактеризован как применение исторической дедукции к накопленному материалу в отличие от общепринятого индуктивного метода.
Последний метод, безусловно, необходим и хорош, когда речь идет о накоплении материала. Но он оказывается бессильным при создании обобщенной исторической картины, особенно тогда, когда имеющиеся в распоряжении науки источники немногочисленны и разрозненны. В таких случаях индуктивным путем просто невозможно решить задачу.
Л. Н. Гумилев не случайно избрал для своего исследования жанр трактата. Этот жанр позволил ему применить методику и достижения целого ряда наук для решения поставленной задачи. Используя стереоскопический метод исследования, образно названный им взглядом из мышиной норы, с высоты кургана и с высоты птичьего полета, а также широкую историческую панораму от берегов Атлантики до волн Тихого океана, он получил данные, которые имеют значение не только для истории, но и для этнографии, археологии, физической географии, почвоведения, климатологии.
Эта методология применяется автором не впервые. Именно благодаря ей автору удалось открыть Хазарию и выяснить климатическую историю зоны степей Евразии. Поэтому настоящую книгу уже нельзя назвать только историческим исследованием. Она содержит в себе синтез данных целого ряда наук, являясь необходимой ступенью к созданию синтетической науки, которую можно назвать этнологией.
Руденко С. И., профессор
Трилистник письменного стола
Братскому монгольскому народу посвящаю.
Автор
Глава I. Преодоление филологии
О чтении книг
Когда возникает интерес к какому-либо предмету, когда хочется узнать о нем все: и то, что он собой представляет, и как он связан со своим окружением, и какое он имеет значение для меня и моих современников, – то прежде всего ищешь книгу, желательно одну, где бы все это было описано. Надеешься, что, прочтя се, обретешь покой и сможешь перейти к очередным делам, до тех пор пока демон любознательности не вцепится снова в сердце.
И вот, признаюсь, мне безумно захотелось узнать, как в пустынных степях Монголии внезапно возникла могучая империя Чингисхана, которая через 100 лет так же быстро развалилась. Конечно, я тут же бросился искать книгу, но каково же было мое разочарование: книг оказалось больше, чем я мог бы за всю жизнь прочесть, а ответа на вопрос так-таки и не было.
Мне могут возразить, что я не имею права на такое утверждение, поскольку признаюсь сам, что всех книг не прочел. Но, к счастью, нам осталось наследство от средневековой схоластики – система сносок и ссылок. Читая обзорную работу, по ссылкам легко установить, что откуда переписано. Авторы обзорных работ – люди дотошные. Уж если бы они могли откуда-нибудь списать такое ценное сведение, которое проливайте бы свет на причину образования мировой империи, так и списали бы его. Но, к сожалению, его нет! И мне пришлось копаться в текстах самому.
Но и тут меня подстерегали огорчения. Авторы одних источников сообщали о том, что в Азии было большое христианское царство еще до возникновения монгольской империи, а авторы других источников того же времени об этом умалчивали. Я окончательно растерялся. Чтобы удовлетворить свое страстное любопытство, мне пришлось заниматься историей кочевников всерьез, отодвинув на задний план все другие дела.{1}
Но история – дело тонкое. Если просто собрать сведения из разных источников, то они чаще всего противоречат друг другу. Если же отобрать только те, которые между собой согласуются, то они рассыпаются, как стальные шарики, сложенные в виде пирамиды. Надо бы их скрепить, сцементировать, да нечем! И тут я подумал: возьму-ка заведомо правильное суждение, что Чингисхан был и его империя существовала, и заведомо сомнительное, что пресвитер Иоанн царствовал в «Трех Индиях», и сопоставлю их на авось. Вдруг от такого сочетания сама собой получится органическая концепция, поскольку у меня уже появятся положительные и отрицательные величины. Так я и поступил. А теперь пусть судит читатель, насколько удачной оказалась моя попытка.
И вот, признаюсь, мне безумно захотелось узнать, как в пустынных степях Монголии внезапно возникла могучая империя Чингисхана, которая через 100 лет так же быстро развалилась. Конечно, я тут же бросился искать книгу, но каково же было мое разочарование: книг оказалось больше, чем я мог бы за всю жизнь прочесть, а ответа на вопрос так-таки и не было.
Мне могут возразить, что я не имею права на такое утверждение, поскольку признаюсь сам, что всех книг не прочел. Но, к счастью, нам осталось наследство от средневековой схоластики – система сносок и ссылок. Читая обзорную работу, по ссылкам легко установить, что откуда переписано. Авторы обзорных работ – люди дотошные. Уж если бы они могли откуда-нибудь списать такое ценное сведение, которое проливайте бы свет на причину образования мировой империи, так и списали бы его. Но, к сожалению, его нет! И мне пришлось копаться в текстах самому.
Но и тут меня подстерегали огорчения. Авторы одних источников сообщали о том, что в Азии было большое христианское царство еще до возникновения монгольской империи, а авторы других источников того же времени об этом умалчивали. Я окончательно растерялся. Чтобы удовлетворить свое страстное любопытство, мне пришлось заниматься историей кочевников всерьез, отодвинув на задний план все другие дела.{1}
Но история – дело тонкое. Если просто собрать сведения из разных источников, то они чаще всего противоречат друг другу. Если же отобрать только те, которые между собой согласуются, то они рассыпаются, как стальные шарики, сложенные в виде пирамиды. Надо бы их скрепить, сцементировать, да нечем! И тут я подумал: возьму-ка заведомо правильное суждение, что Чингисхан был и его империя существовала, и заведомо сомнительное, что пресвитер Иоанн царствовал в «Трех Индиях», и сопоставлю их на авось. Вдруг от такого сочетания сама собой получится органическая концепция, поскольку у меня уже появятся положительные и отрицательные величины. Так я и поступил. А теперь пусть судит читатель, насколько удачной оказалась моя попытка.
Аутентичная ложь
В 1145 г. в Западной, романо-германской, феодальной и католической Европе распространился слух, потрясший воображение королей и прелатов, рыцарей и купцов, благородных дам и прекрасных куртизанок, грубых провинциальных баронов и моряков средиземноморских флотов Генуи, Венеции и Пизы – словом, всех, имевших хотя бы косвенное отношение к подготовлявшемуся тогда второму крестовому походу.{2}
Выдающийся германский историк, автор всемирной хроники «Книги о двух государствах» и исторического труда «Деяния императора Фридриха» (Барбароссы), Оттон Фрейзингенский оставил следующую запись: «…Мы повстречали также недавно рукоположенного в сан епископа Габульского из Сирии… Он рассказал, что несколько лет назад некий Иоанн, царь и священник народа, живущего по ту сторону Персии и Армении, на крайнем Востоке, и исповедующего христианство, хотя и несторианского толка, пошел войной на двух братьев Самиардов, царей Мидии и Персии, и завоевал их столицу Экбатану (?!)… Одержав победу, названный Иоанн двинулся дальше, чтобы прийти на помощь Святой церкви. Однако когда он достиг Тигра и за неимением корабля не смог переправиться через него, пошел к северу, где, как он узнал, река эта зимой замерзает. Но, проведя там напрасно несколько лет, он не дождался мороза и, не достигнув из-за теплой погоды своей цели, был вынужден вернуться на родину, тем более что из-за нездорового климата он потерял многих своих воинов… Кроме того, рассказывают, что он ведет свои род от древних волхвов»[1] (т.е. евангельских волхвов, якобы наблюдавших вспышку Вифлеемской звезды и принесших дары новорожденному Иисусу).
Аналогичные сообщения появились и в других германских хрониках[2]. По-видимому, сообщения о царе-первосвященнике начали рассматривать как реальность{3}. На легенду наросли новые подробности: появилось письмо пресвитера Иоанна византийскому императору Мануилу Комнину, написанное будто бы на арабском языке и затем переведенное на латинский для папы и императора Фридриха Барбароссы. Арабский оригинал не сохранился, а в дошедшей до нас версии текст письма таков (в сокращении):
«Пресвитер Иоанн, всемогуществом Божиим и властью Господина нашего Иисуса Христа царь царей, повелитель повелителей, желает другу своему Мануилу, князю Константинопольскому, здравствовать и благоденствовать по милости Божией…»[3]
Уже одно это обращение могло бы насторожить читателя, хотя бы чуть-чуть способного к критике. Иоанн называет своих вассалов царями, а суверенного государя Мануила Комнина – князем Константинопольским. Такое явное неуважение, причем ничем не вызванное, должно было бы иметь последствием не союз и дружбу, а разрыв дипломатических отношений. Но фальсификатор, автор письма, знал свою аудиторию. На католическом Западе унижение византийского православного царя, пусть мнимое, было воспринято как нечто подразумевающееся и не повлекло за собой недоверия к тексту, что пошло бы только на пользу делу{4}.
Далее, пресвитер Иоанн описывает свою державу, которую называет «Три Индии», причем местом своей столицы называет Сузы{5}. Только совершенно не сведущий в античной географической литературе читатель мог не заметить, что сам автор письма ничего не понимает в географии.
Понятно, что в Константинополе на эти россказни не обратили ни малейшего внимания, а западноевропейскому читателю XII в. даже в голову не пришло, что его просто морочат.
Весьма примечательно, что «пресвитер Иоанн» счел долгом описать все живое своего царства, начиная со зверей наиболее экзотичных, с точки зрения европейца: «Слоны, дромадеры, верблюды, Meta collinarum (?), Cametennus (?), Tinserete (?), пантеры, лесные ослы, белые и красные львы, белые медведи, белые мерланы(?), цикады, орлиные грифоны, … рогатые люди, одноглазые, люди с глазами спереди и сзади, кентавры, фавны, сатиры, пигмеи, гиганты, циклопы, птица феникс и почти все обитающие на земле породы животных…»[4].
Откуда автор письма взял этот список? Только из средневековой фантастики, так как этот жанр никогда не умирал{6}. Кажется совершенно удивительным, что в такую чепуху поверили и верили еще свыше 500 лет, но такова сила слова, заключенного в «аутентичный источник», а письмо именно таким и было{7}. И поэтому-то папа Александр III 27 сентября 1177 г. выдал длинное послание лейб-медику магистру Филиппу для «царя-первосвященника Иоанна». Посол вместе с письмом был отправлен из Венеции тогда же. Но куда? Место обширного и великого христианского царства на Дальнем Востоке было неизвестно, и все попытки отыскать его не имели успеха. Да иначе и быть не могло – царства восточных христиан не существовало!
Долго не хотели европейцы примириться с разочарованием, но пришлось. Ни в Индии, ни в Абиссинии, ни в Китае не нашлось ничего похожего на столь подробно описанное царство Иоанна. В XIX в. историкам осталось лишь объяснять причины фальсификации и легковерия предков. Но ведь методика исторической критики и сейчас не всегда принципиально отличается от средневековой, а кроме того, как истина, так и ложь всегда смешаны между собою, хотя и в разных пропорциях.
Дыма без огня не бывает, и теперь уже нет никаких сомнений в том, что причиной слуха было действительное событие: разгром войск сельджукского султана Санджара ополчением центральноазиатских племен, объединенных киданьским гурханом Елюем Даши на Катванской равнине в 1141 г.[5]. Вероятно, несториане были и среди кочевников, но сам Елюй Даши если и имел определенные религиозные симпатии, то только к буддизму. До Тигра его войска не доходили, да и не стремились дойти, царство его было небольшим, охватывавшим только Семиречье, часть Джунгарии и южные склоны Алтая; имени Иоанн среди киданьских владений не зафиксировано, и ничего похожего на пышный вымысел средневековых европейцев[6] в Азии не обнаружено. И тут встают сразу две большие проблемы: 1) что же было на самом деле? 2) поскольку аутентичный источник дает заведомо ложные сведения, то имеем ли мы право вообще доверять источникам, а если нет, то как нам добыть сведения достоверные? Вот на эти два вопроса мы и постараемся ответить нашей книгой.
Выдающийся германский историк, автор всемирной хроники «Книги о двух государствах» и исторического труда «Деяния императора Фридриха» (Барбароссы), Оттон Фрейзингенский оставил следующую запись: «…Мы повстречали также недавно рукоположенного в сан епископа Габульского из Сирии… Он рассказал, что несколько лет назад некий Иоанн, царь и священник народа, живущего по ту сторону Персии и Армении, на крайнем Востоке, и исповедующего христианство, хотя и несторианского толка, пошел войной на двух братьев Самиардов, царей Мидии и Персии, и завоевал их столицу Экбатану (?!)… Одержав победу, названный Иоанн двинулся дальше, чтобы прийти на помощь Святой церкви. Однако когда он достиг Тигра и за неимением корабля не смог переправиться через него, пошел к северу, где, как он узнал, река эта зимой замерзает. Но, проведя там напрасно несколько лет, он не дождался мороза и, не достигнув из-за теплой погоды своей цели, был вынужден вернуться на родину, тем более что из-за нездорового климата он потерял многих своих воинов… Кроме того, рассказывают, что он ведет свои род от древних волхвов»[1] (т.е. евангельских волхвов, якобы наблюдавших вспышку Вифлеемской звезды и принесших дары новорожденному Иисусу).
Аналогичные сообщения появились и в других германских хрониках[2]. По-видимому, сообщения о царе-первосвященнике начали рассматривать как реальность{3}. На легенду наросли новые подробности: появилось письмо пресвитера Иоанна византийскому императору Мануилу Комнину, написанное будто бы на арабском языке и затем переведенное на латинский для папы и императора Фридриха Барбароссы. Арабский оригинал не сохранился, а в дошедшей до нас версии текст письма таков (в сокращении):
«Пресвитер Иоанн, всемогуществом Божиим и властью Господина нашего Иисуса Христа царь царей, повелитель повелителей, желает другу своему Мануилу, князю Константинопольскому, здравствовать и благоденствовать по милости Божией…»[3]
Уже одно это обращение могло бы насторожить читателя, хотя бы чуть-чуть способного к критике. Иоанн называет своих вассалов царями, а суверенного государя Мануила Комнина – князем Константинопольским. Такое явное неуважение, причем ничем не вызванное, должно было бы иметь последствием не союз и дружбу, а разрыв дипломатических отношений. Но фальсификатор, автор письма, знал свою аудиторию. На католическом Западе унижение византийского православного царя, пусть мнимое, было воспринято как нечто подразумевающееся и не повлекло за собой недоверия к тексту, что пошло бы только на пользу делу{4}.
Далее, пресвитер Иоанн описывает свою державу, которую называет «Три Индии», причем местом своей столицы называет Сузы{5}. Только совершенно не сведущий в античной географической литературе читатель мог не заметить, что сам автор письма ничего не понимает в географии.
Понятно, что в Константинополе на эти россказни не обратили ни малейшего внимания, а западноевропейскому читателю XII в. даже в голову не пришло, что его просто морочат.
Весьма примечательно, что «пресвитер Иоанн» счел долгом описать все живое своего царства, начиная со зверей наиболее экзотичных, с точки зрения европейца: «Слоны, дромадеры, верблюды, Meta collinarum (?), Cametennus (?), Tinserete (?), пантеры, лесные ослы, белые и красные львы, белые медведи, белые мерланы(?), цикады, орлиные грифоны, … рогатые люди, одноглазые, люди с глазами спереди и сзади, кентавры, фавны, сатиры, пигмеи, гиганты, циклопы, птица феникс и почти все обитающие на земле породы животных…»[4].
Откуда автор письма взял этот список? Только из средневековой фантастики, так как этот жанр никогда не умирал{6}. Кажется совершенно удивительным, что в такую чепуху поверили и верили еще свыше 500 лет, но такова сила слова, заключенного в «аутентичный источник», а письмо именно таким и было{7}. И поэтому-то папа Александр III 27 сентября 1177 г. выдал длинное послание лейб-медику магистру Филиппу для «царя-первосвященника Иоанна». Посол вместе с письмом был отправлен из Венеции тогда же. Но куда? Место обширного и великого христианского царства на Дальнем Востоке было неизвестно, и все попытки отыскать его не имели успеха. Да иначе и быть не могло – царства восточных христиан не существовало!
Долго не хотели европейцы примириться с разочарованием, но пришлось. Ни в Индии, ни в Абиссинии, ни в Китае не нашлось ничего похожего на столь подробно описанное царство Иоанна. В XIX в. историкам осталось лишь объяснять причины фальсификации и легковерия предков. Но ведь методика исторической критики и сейчас не всегда принципиально отличается от средневековой, а кроме того, как истина, так и ложь всегда смешаны между собою, хотя и в разных пропорциях.
Дыма без огня не бывает, и теперь уже нет никаких сомнений в том, что причиной слуха было действительное событие: разгром войск сельджукского султана Санджара ополчением центральноазиатских племен, объединенных киданьским гурханом Елюем Даши на Катванской равнине в 1141 г.[5]. Вероятно, несториане были и среди кочевников, но сам Елюй Даши если и имел определенные религиозные симпатии, то только к буддизму. До Тигра его войска не доходили, да и не стремились дойти, царство его было небольшим, охватывавшим только Семиречье, часть Джунгарии и южные склоны Алтая; имени Иоанн среди киданьских владений не зафиксировано, и ничего похожего на пышный вымысел средневековых европейцев[6] в Азии не обнаружено. И тут встают сразу две большие проблемы: 1) что же было на самом деле? 2) поскольку аутентичный источник дает заведомо ложные сведения, то имеем ли мы право вообще доверять источникам, а если нет, то как нам добыть сведения достоверные? Вот на эти два вопроса мы и постараемся ответить нашей книгой.
Возникающие трудности
На наше счастье, история средних веков неплохо разработана нашими предшественниками. Это надо понимать в том смысле, что установлена последовательность большинства событий политической истории, датированы войны, договоры, дипломатические и династические союзы, законодательные акты и социальные реформы. Иными словами, уже имеется канва, на которую можно нанести тот или иной узор и воспользоваться ею для того, чтобы опровергнуть или поставить под сомнение сведения, нелепость которых бросается в глаза; в том числе и рассказ о «первосвященнике-царе Иоанне».
Но вместе с тем событий так много, что охватить их взглядом или запомнить и удержать в памяти невозможно. Обычно здесь принято идти путем узкой специализации – изучения страны в одну, сравнительно короткую эпоху. Ведь именно этот путь привел средневековых летописцев к принятию абсурдного сведения о Иоанне, сведения, которое не удержалось в арсенале византийской и древнерусской науки, потому что греки и русские, находясь территориально ближе к Азии, знали ее лучше, чем современные им немцы или французы. Следовательно, путь сужения специализации ведет к тому, что на глаза исследователя надеваются шоры и отсутствие перспективы приводит к не меньшим ошибкам, чем недостаточная углубленность.
Затем для нашей темы необходимо самое широкое рассмотрение истории тех стран, где несторианство возникло, развилось и погибло, т.е. почти тысячелетний период истории Азии от Мраморного до Желтого моря{8}. Удержать же в памяти все события, связанные с интересующей нас темой, возможно только путем помещения их в какую-то систему, специально для этой темы приспособленную. А поскольку такой системы нет, то надо ее изобрести, помня одновременно, что назначение ее чисто вспомогательное. Нужный для вывода материал можно получить двумя путями: 1) непосредственно из источников, т.е. сочинений современников событий, и 2) из сводной исторической литературы XIX–XX вв. Второй способ имеет ряд преимуществ: он менее трудоемок; критика средневековых текстов и версий уже произведена, и повторять ее без достаточных оснований не имеет смысла; события сведены в причинно-следственные ряды, что облегчает нашу задачу – интерпретацию, и. наконец, читатель без затруднения может проверить ход нашей мысли и правильность выводов. Но, увы, ограничиваться этим путем нельзя, ибо если бы в историографии все обстояло так благополучно, то не возникало бы проблем, подобных тем, с которыми мы уже столкнулись и столкнемся еще не раз. Поэтому нам придется снова и снова обращаться к источникам не в плане текстологическом или литературоведческом, а на предмет проверки достоверности тех или иных сведений, возбуждающих сомнения или недоверие. Источниковед-филолог стремится ответить на вопрос: что говорит изучаемый автор? А источниковеда-историка интересует: что из сообщаемого автором – правда, что им опущено и как было на самом деле? Разница в аспекте очевидна.
Весьма распространено мнение, что ошибочность или недостаточность вывода объясняется поверхностным изучением источника. Молчаливо предполагается, что имеющиеся в научном обороте источники содержат все, что нужно для совершенного знания предмета. Достаточно лишь предельно точно перевести сочинение средневекового автора и пересказать его своими словами, чтобы любая проблема, связанная с данным сочинением, была решена. Это мнение нигде специально не сформулировано, но бытует как нечто само собой разумеющееся и не подлежащее пересмотру. При этом упускается из виду, что, слепо следуя источникам, историк только воспроизводит точку зрения древнего автора, а никак не истинное положение дела, которое самому старинному автору бывало зачастую неясно. Критика источников при таком подходе сводится к установлению их аутентичности, а противоречия нескольких, несомненно подлинных, источников составляют барьер, не всегда преодолимый. Да и как его перепрыгнуть, если для этого рекомендуется, допустим в нашем случае, опровергнуть все новые, да и старые исследования по истории Монголии{9}, заново перевести источники с арабского, персидского, греческого, китайского, монгольского, латинского, грузинского и армянского языков, да так, чтобы не повторить ни одного из предшественников и в конце концов выдвинуть еще одну гипотезу, отнюдь не имея уверенности, что она лучше прежних.
Этот путь меня не манил прежде всего потому, что никак не мог набраться смелости заявить, что мои переводы (если бы я их сделал) будут лучше и точнее, чем те, которые были выполнены блестящими и ученейшими филологами. Наоборот, историк, имея собственную точку зрения, всегда будет подгонять перевод под подтверждение ее. И совершенно безразлично, сознательно ли он выбирает удобные для него варианты или искренне верит, что так оно и есть. Даже стремление к повышению степени буквальности нецелесообразно, потому что буквальный перевод далеко не всегда самый точный, так как тут опускаются смысловые и интонационные нюансы, значащие в литературном произведении куда больше, чем формы глаголов или синтаксические обороты.
Но самым главным пороком этого метода является те, что исследование предмета подменяется изучением текстов, упоминающих о нем. Ведь нас интересует сама несторианская проблема, а не то, что о ней рассказывали современники.
Факты, отслоенные от источника критикой, редко позволяют уяснить ход событий, потому что всегда многие важные события в источниках бывают опущены, а незначительные выпячены. Примером может служить Ветхий завет Библии. Читая только его, невозможно усомниться в том, что вся история Ближнего Востока в первом тысячелетии до нашей эры вращалась вокруг Израиля и Иудеи. На самом же деле, как мы теперь хорошо знаем, Израиль и Иудея были захолустьями ближневосточного мира, исторические судьбы которого в эпоху определялись совсем другими народами и государствами.
Точно так же из «Песни о Роланде» вытекает, что главным событием первого похода Карла Великого в Испанию в 778 г. были геройская смерть Роланда в неравном бою с маврами. Но, как известно, такого боя вообще не было и Роланд на самом деле был убит в Ронсевальском ущелье басками, а не маврами. Однако такое явное искажение событий не мешает «Песне о Роланде» оставаться первоклассным историческим источником, как не мешает оно оставаться таковым же и «Слову о полку Игореве», хотя описанный в нем поход князя Игоря на половцев в 1185 г. проходил совсем не так, как изложено в «эпосе»[7]{10}.
Поэтому необходим анализ, который целесообразно проводить путем синхронистического подбора фактов, благодаря чему легко обнаружить преувеличения и недомолвки источников, а также «белые пятна» в общей картине. Заполнение последних возможно только путем интерполяций, восполняющих на основе причинно-следственных связей первоначальную канву событий, полученную из источников[8]. Степень точности при интерполяциях, естественно, снижается, но допуск невелик и общая закономерность не нарушается, зато в противном случае она теряется вообще. Следующая операция – синтез: сравнение полученной исторической канвы с аналогичными рядами фактов, установленных таким же образом в смежных науках. Синтез – констатация схождений и расхождений и объяснение того и другого, что и является целью исследования.
Но вместе с тем событий так много, что охватить их взглядом или запомнить и удержать в памяти невозможно. Обычно здесь принято идти путем узкой специализации – изучения страны в одну, сравнительно короткую эпоху. Ведь именно этот путь привел средневековых летописцев к принятию абсурдного сведения о Иоанне, сведения, которое не удержалось в арсенале византийской и древнерусской науки, потому что греки и русские, находясь территориально ближе к Азии, знали ее лучше, чем современные им немцы или французы. Следовательно, путь сужения специализации ведет к тому, что на глаза исследователя надеваются шоры и отсутствие перспективы приводит к не меньшим ошибкам, чем недостаточная углубленность.
Затем для нашей темы необходимо самое широкое рассмотрение истории тех стран, где несторианство возникло, развилось и погибло, т.е. почти тысячелетний период истории Азии от Мраморного до Желтого моря{8}. Удержать же в памяти все события, связанные с интересующей нас темой, возможно только путем помещения их в какую-то систему, специально для этой темы приспособленную. А поскольку такой системы нет, то надо ее изобрести, помня одновременно, что назначение ее чисто вспомогательное. Нужный для вывода материал можно получить двумя путями: 1) непосредственно из источников, т.е. сочинений современников событий, и 2) из сводной исторической литературы XIX–XX вв. Второй способ имеет ряд преимуществ: он менее трудоемок; критика средневековых текстов и версий уже произведена, и повторять ее без достаточных оснований не имеет смысла; события сведены в причинно-следственные ряды, что облегчает нашу задачу – интерпретацию, и. наконец, читатель без затруднения может проверить ход нашей мысли и правильность выводов. Но, увы, ограничиваться этим путем нельзя, ибо если бы в историографии все обстояло так благополучно, то не возникало бы проблем, подобных тем, с которыми мы уже столкнулись и столкнемся еще не раз. Поэтому нам придется снова и снова обращаться к источникам не в плане текстологическом или литературоведческом, а на предмет проверки достоверности тех или иных сведений, возбуждающих сомнения или недоверие. Источниковед-филолог стремится ответить на вопрос: что говорит изучаемый автор? А источниковеда-историка интересует: что из сообщаемого автором – правда, что им опущено и как было на самом деле? Разница в аспекте очевидна.
Весьма распространено мнение, что ошибочность или недостаточность вывода объясняется поверхностным изучением источника. Молчаливо предполагается, что имеющиеся в научном обороте источники содержат все, что нужно для совершенного знания предмета. Достаточно лишь предельно точно перевести сочинение средневекового автора и пересказать его своими словами, чтобы любая проблема, связанная с данным сочинением, была решена. Это мнение нигде специально не сформулировано, но бытует как нечто само собой разумеющееся и не подлежащее пересмотру. При этом упускается из виду, что, слепо следуя источникам, историк только воспроизводит точку зрения древнего автора, а никак не истинное положение дела, которое самому старинному автору бывало зачастую неясно. Критика источников при таком подходе сводится к установлению их аутентичности, а противоречия нескольких, несомненно подлинных, источников составляют барьер, не всегда преодолимый. Да и как его перепрыгнуть, если для этого рекомендуется, допустим в нашем случае, опровергнуть все новые, да и старые исследования по истории Монголии{9}, заново перевести источники с арабского, персидского, греческого, китайского, монгольского, латинского, грузинского и армянского языков, да так, чтобы не повторить ни одного из предшественников и в конце концов выдвинуть еще одну гипотезу, отнюдь не имея уверенности, что она лучше прежних.
Этот путь меня не манил прежде всего потому, что никак не мог набраться смелости заявить, что мои переводы (если бы я их сделал) будут лучше и точнее, чем те, которые были выполнены блестящими и ученейшими филологами. Наоборот, историк, имея собственную точку зрения, всегда будет подгонять перевод под подтверждение ее. И совершенно безразлично, сознательно ли он выбирает удобные для него варианты или искренне верит, что так оно и есть. Даже стремление к повышению степени буквальности нецелесообразно, потому что буквальный перевод далеко не всегда самый точный, так как тут опускаются смысловые и интонационные нюансы, значащие в литературном произведении куда больше, чем формы глаголов или синтаксические обороты.
Но самым главным пороком этого метода является те, что исследование предмета подменяется изучением текстов, упоминающих о нем. Ведь нас интересует сама несторианская проблема, а не то, что о ней рассказывали современники.
Факты, отслоенные от источника критикой, редко позволяют уяснить ход событий, потому что всегда многие важные события в источниках бывают опущены, а незначительные выпячены. Примером может служить Ветхий завет Библии. Читая только его, невозможно усомниться в том, что вся история Ближнего Востока в первом тысячелетии до нашей эры вращалась вокруг Израиля и Иудеи. На самом же деле, как мы теперь хорошо знаем, Израиль и Иудея были захолустьями ближневосточного мира, исторические судьбы которого в эпоху определялись совсем другими народами и государствами.
Точно так же из «Песни о Роланде» вытекает, что главным событием первого похода Карла Великого в Испанию в 778 г. были геройская смерть Роланда в неравном бою с маврами. Но, как известно, такого боя вообще не было и Роланд на самом деле был убит в Ронсевальском ущелье басками, а не маврами. Однако такое явное искажение событий не мешает «Песне о Роланде» оставаться первоклассным историческим источником, как не мешает оно оставаться таковым же и «Слову о полку Игореве», хотя описанный в нем поход князя Игоря на половцев в 1185 г. проходил совсем не так, как изложено в «эпосе»[7]{10}.
Поэтому необходим анализ, который целесообразно проводить путем синхронистического подбора фактов, благодаря чему легко обнаружить преувеличения и недомолвки источников, а также «белые пятна» в общей картине. Заполнение последних возможно только путем интерполяций, восполняющих на основе причинно-следственных связей первоначальную канву событий, полученную из источников[8]. Степень точности при интерполяциях, естественно, снижается, но допуск невелик и общая закономерность не нарушается, зато в противном случае она теряется вообще. Следующая операция – синтез: сравнение полученной исторической канвы с аналогичными рядами фактов, установленных таким же образом в смежных науках. Синтез – констатация схождений и расхождений и объяснение того и другого, что и является целью исследования.