Губернаторша подошла к ним.
   – А тут есть одна дама, которая тебя очень хочет видеть. Ведь ты позволил мне так называть тебя, Nicolas?
   – О да, ma tante.² Кто же это?
   – Это одна Малвинцева. Она рассказывала про твое геройство, как ты спас там где-то одну девицу.
   – Вот как!
   – Да, она³ здесь в Воронеже, с княжной Марьей Болконской. Ого! как покраснел. Что, или?..
   – И не думал, полноте, ma tante.
   – А знаешь, вот это бы тебе точно партия. Я тебя истинно люблю. Хочешь, я тебя живо сосватаю?
   Губернаторша подводила его в это время к старушке. Это была тетка княжны Марьи, с которой княжна жила теперь в Воронеже.
   – Я, ma tante, как следует солдату, ни от чего не отказываюсь, никуда не напрашиваюсь.
   – Ну, помни же.
   Они подошли к рябой старушке. Старушка, тетка княжны Марьи, стала благодарить Nicolas за спасение ее племянницы. Княжна Марья никуда не ездила. Она вся была в своем горе – потере отца, в заботах о племяннике.⁴
   – О, это такой ангел! Надеюсь, вы посетите нас, граф?
   Nicolas обещал, и, странное дело, он чувствовал, как он краснел, говоря о княжне Марье. Не то, чтобы он был влюблен в нее. Нельзя было быть влюбленну в княжну Марью, но отчасти как будто совесть его мучала в чем-то по отношению к княжне Марье и отчасти что-то странное,⁵ не такое, какое было с другими, чувствовалось ему в его отношениях к княжне Марье.
   – Потом что ужасно, – говорила старушка, – это то, что мы ничего не знаем о князе Андрее. Мы знали, что он был в Бородинском сражении. – Старушка вздохнула, – но что и как.
   Nicolas ничего не мог сказать и обещал побывать и, стараясь избавиться от повторения благодарения и рассказа о том, как необыкновенно вел себя Nicolas при спасении княжны Марьи, он отошел от своей названной тетушки.
   Маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Nicolas и повела его в диванную, из которой бывшие тотчас же ушли, чтобы не мешать губернаторше.
   – Нет, право, mon cher,⁶ – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – право, дай я тебе устрою это. Я уверена, твоя maman меня благодарить будет. Право, какая девушка – прелесть. И она совсем не так дурна.
   – Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Nicolas.
   – Да, да, – как бы сама с собой говоря, сказала губернаторша, – а вот что, mon cher, entre autre. Vous êtes trop assidu auprès de l’autre, la blonde.⁷ Муж уж жалок, право.
   – Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной наивно сказал Nicolas.
   – Нет, право, он похудел даже, – и губернаторша засмеялась старушечьим мелким смехом. – А вот княжна. Рок головы ищет, – прибавила она. – Для меня сделай это: поезжай, а я свое дело сделаю....^{8
   ______________}
   Усталость ли от поездки нынешнего дня, мрачное и огорченное лицо мужа, которое теперь, после слов губернаторши, заметил Nicolas, или вообще усталость от всей этой губернской жизни, потерявшей теперь новизну, только вдруг Nicolas сделалось скучно и, когда он лег в постель, совсем не те мысли, которые он вызывал, шли ему в голову.

   ¹⁰ – Вы знаете Софи? Мы были влюблены – то есть,¹¹ ну да, дело в том, что я, по правде,¹² я обещал жениться и женюсь на ней.¹³
   – Mon cher, mon cher!¹⁴ Как же ты судишь. А твоя maman? Это убьет ее – раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет – мать в отчаянии, дела расстроены, – нет, mon cher.
   Nicolas молчал. Ему приятно было слышать эти доводы, но говорить нечего.
   – Напиши ей.
   – Нет, ma tante, я обещал, и¹⁵ это убить Софи. Ужасное положение!
   – Ах, mon cher, mon cher.¹⁶ Как ты еще молод.
   – Но что вы мне посоветуете?
   – Ты женишься на княжне Марье, ежели Софи откажет тебе?
   – Да еще¹⁷ пойдет ли за меня княжна Марья?
   – Нет, ты женишься?
   – Обещать не хочу, а....
   – Ну, хорошо.
   ¹⁸ На¹⁹ следующий же день губернаторша, с тем особенным жаром, с которым бездетные добрые женщины увлекаются сватовством, занялась своим делом. Она написала письмо графине о своих планах и намерениях и в графинином письме вложила другое – Соне.
   ²⁰ В письме этом она,²¹ объясняя Соне положение Nicolas и всего его семейства, обращалась к ее великодушию. И на другой же день губернаторша съездила к княжне Марье и²² сделала такой план общественных увеселений, при котором Nicolas и княжна Марья каждый день должны были быть вместе.²³
   В этот же день Nicolas, по обещанию своему, поехал к княжне Болконской. Княжна Марья сидела в низенькой гостиной за пяльцами. М-llе Bourienne и тетушка сидели за круглым столом.²⁴ 7-летний Николушка сидел на скамеечке у ее ног.
   Первое чувство, возбужденное в Николае княжной Марьей, было чувство жалости. Она, видимо, тщетно боролась с своим волнением и с желанием не показать его в то время, как ожидала входа гостя. Она опустила глаза, когда он вошел. И увы! Он должен был признаться, что она дурна. Но как только она взглянула на него своим глубоким, страдавшим взглядом, сознание это тотчас же исчезло. В лице ее, некрасивом, как некрасивы бывают транспаранты без освещения, был зажжен²⁵ огонь, и²⁶ огонь этот освещал и играл на всем, что окружало ее. Свет этот не был ярок и светел, но чувствовалось его сильное и прочное освещение.²⁷
   Лицо княжны Марьи изменилось совершенно в ту минуту, как вошел Nicolas, не только на его глаза, но и на глаза В[оurienne] и М[альвинцевой]. В лице ее, в глазах (глаза были всё ее лицо) не было того ясного, невинного, простого света, который бывает у людей не страдавших, не думавших, не изучавших себя и потому довольных собою, той светлости, которая в высшей степени была в Nicolas; но в ней был глубокий свет, застилаемый внутренней, вечно недовольной собой работой.
   Nicolas видел ее²⁸ некрасивою, но привлекательною, жалкою и значительною. Как только он увидал ее, он почувствовал, что как будто вступил в новый²⁹ и стройный и простой мир.
   [Далее от слов: Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о Москве, невольно, как и все, <притворяясь> преувеличивая свою печаль об этом событии, кончая словами: и добродушно-весело стал целовать мальчика близко к печатному тексту. T. IV, ч. 1, гл. VI.]
   – Славный, славный, княжна.
   Когда Nicolas уходил и целовал [ее руку], княжна³⁰ поразила Nicolas своим важным и холодным тоном. Она спасалась от обхватившей³¹ ее душу радости в этом холодном тоне.
   ^{______________
   32} Nicolas и княжна Марья почти каждый день бывали вместе, и, очевидно для всех, их умышленно оставляли наедине.
   В первое время это³³ возмущало Nicolas. Бессознательно он чувствовал, что тут что-то нехорошо, но потом вдруг он рассердился на себя и на всех и, как в Тильзите, не позволил себе усумниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и здесь не позволил себе мудровать, а предоставил себя той власти, которая его, он чувствовал, непреодолимо влекла куда-то. Он знал, что, обещав Соне, сделать предложение княжне Марье – есть то, что он называл подлость. И он знал, что подлости он никогда не сделает.
   Но он знал тоже, не знал, а в глубине души чувствовал, что как-то сделается то, что он без подлости женится на княжне Марье и что бороться против этого напрасно.³⁴

   ³⁵ Николай чувствовал, то³⁶ его сватают и женят и, вспоминая свое прежнее презрение к бракам, составляемым таким образом, свои насмешки над³⁷ теми, которые поддавались свахам, он удивлялся самому себе, он не противодействовал тому, что с ним делали. Как в Тильзите, он не позволил себе усумниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и³⁸ теперь он после короткой, но искренной борьбы между³⁹ попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обычному и принятому всеми людьми, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его, он это чувствовал, непреодолимо влекла куда-то. Он знал, что, обещав Соне, – сделать предложение княжне Марье – есть то, что он называл подлость. И он знал, что подлости он никогда не сделает. И он знал,⁴⁰ и не то, что знал, а в глубине души чувствовал,⁴¹ что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств, людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что-то очень, очень⁴² важное – такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
   В отношениях его с княжной Марьей ему постоянно чувствовалось что-то совершенно особенное от всех прежних отношений с другими женщинами. И особенность эта заключалась в каком-то грозном, таинственном и привлекательном ужасе, который он испытывал в ее присутствии. Образ жизни его в Воронеже и во время поездок его на заводы был такой же, как и прежде: он ухаживал за хорошенькими дамами, танцовал необыкновенным губернским образом,⁴³ с значительной улыбкой беседовал с хорошенькими барышнями и совсем или очень редко думал о княжне Марье. Даже ежели и когда он думал о ней, он никогда не думал так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда-то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал, как о будущей жене, примеривая в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношение с ней и т. д. и т. д. Но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то всё выходило нескладно и фальшиво. Он только думал о ней, о ее свойствах, наклонностях, обдумывал и вспоминал ее выражения и, с несвойственной ему проницательностью, делал общие, всегда самые лучшие, выводы о ее характере. В ее присутствии Nicolas тоже испытывал совершенно особенное чувство. С другими дамами и девицами, которые занимали его, он часто сам с собою наедине придумывал то, что он скажет с тою или другою дамою, когда увидится с ней: так с блондинкой он говорил ей те самые мифологические комплименты, которые он говорил другим прежде и не для нее приготовил, но с княжной Марьей было совсем другое. Что бы он ни думал о ней, ни приготавливался ей сказать – как только он был с нею, он не мог говорить того, что хотел, а говорил и делал то, что хотел кто-то другой. И всё это делалось и говорилось в ее присутствии как-то нечаянно, как будто помимо его воли. И всегда что-то не именно тяжелое, но трудное – не игрушечное – было в их свиданиях.
   Княжна Марья испытывала то же самое в отношении Nicolas. Также она никогда не мечтала о нем, также она при нем подчинялась какой-то невидимой силе, которая руководила ею, и также она до подробностей изучала его и не в том смысле, хорошо ли он танцует, не играет ли он в карты и нет ли у него долгов, постится ли он и ходит ли к обедне, а в изучении его задавала себе относительно его самые странные – общие вопросы. Она по словам и выражениям его добиралась, есть ли у него снисходительность к слабостям других, есть ли привязанность к месту, есть ли любовь к детям (эту последнюю она нашла в нем), как будто ей нужно было знать всё это.
   (Новая глава)
   Письмо губернаторши к графине и Соне было получено Ростовыми в Москве в последних числах августа.⁴⁴ Графиня, несмотря на суету и волнение, в которых находились в то время все московские жители, отвечала тогда же и губернаторше, изъявляя полное сочувствие ее планам, и писала Николаю, описывая ему теперь уже определившееся, верное разорение всего семейства по случаю невозможности продать дом и подмосковную и ни слова не говоря о княжне Марье. Она знала его⁴⁵ еще отроческую привычку всегда, как будто выказывая свою возмужалость, не слушаться ее советов.
   ⁴⁶ Получив письмо из Воронежа от почти неизвестной ей особы, Соня быстро пробежала его глазами до подписи, вспомнила имя губернаторши и опять с радостной тревогой, – не читая, пробежала глазами мелкие французские строки, в которых встречались слова: Nicolas и votre cousin.⁴⁷ Ей представилось, что какое-то неожиданное большое счастье⁴⁸ объявляется этим письмом. Но, начав читать то ласковое, льстивое вступление, которое губернаторша предпосылала своему предложению: connaissant votre générosité et la noblesse de votre coeur,⁴⁹ Соня опять просмотрела вперед, увидала слова: la charmante princesse Marie Bolkonsky,⁵⁰ Соня вдруг багрово покраснела и зарыдала. Она всё поняла. И, читая⁵¹ письмо от слова до слова, она находила уже в нем всё знакомое. Вмешательство постороннего человека, подтверждение этим посторонним человеком того же, что говорила до сих пор одна графиня, и оскорбило Соню, и убедило ее, что они были правы, а она была неправа. Надо было пожертвовать собой для счастия его и для счастия всей семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастия других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвования она могла выказывать свои достоинства и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвования она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает свою цену в глазах себя и других и становится более достойной Nicolas, которого она любила больше всего в жизни. Но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И этого она не могла. И в первый раз в жизни она почувствовала <досаду, злобу ко всем, в особенности> к этой, вмешивающейся не в свое дело чужой женщине, почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить, почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все-таки всеми любимой. И в первый раз почувствовала, как из ее тихой,⁵² чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии. Под влиянием этих чувств Соня перестала плакать, и, невольно выученная своей зависимой жизнью скрытности, она на вопрос графини, от кого было письмо, сказала, что оно было от ее дяди. Соня решилась не отвечать ничего и ждать свидания с Nicolas, в котором она решилась не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
   Хлопоты и ужас последних дней в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные и сухие мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет⁵³ того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Nicolas нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство радости и сознание вмешательства провидения в дела ее, преобладало в Соне и странно поражало иногда чуткую Наташу.
   В Троицкой Лавре Ростовы сделали первый привал на своем путешествии.⁵⁴ В этот день князю Андрею было гораздо лучше и между им [и] Наташей было объяснение, вследствие которого Наташа объявила отцу и матери, что она невеста князя Андрея,⁵⁵ и просила, чтоб их образовали. Монах прочел им молитву и сказал короткое слово над постелью, на которой лежал князь Андрей, заставил их поцеловаться и, пожелав исцеления от недугов телесных и душевных, благословив их, ушел.
   Из Троицы граф и графиня писали [1 неразобр.] сыну, объявляя ему о всем том, что случилось со времени их отъезда из Москвы, и Наташа, по уходе монаха, под диктовку князя Андрея, писала княжне Марье, уведомляя ее о своем положении и приглашая ее вместе с Николушкой переехать в Ярославль, где они могли быть все вместе.
   На гостинице Лавры, в больших комнатах, отведенных настоятелем своим давнишним посетителям и вкладчикам Ростовым, в этот день происходила смешанная – тревожная, горестная и радостная, трогательная суматоха.⁵⁶ Соня с Наташей после обеда, когда князь Андрей задремал, пошли служить молебен угоднику и обе одинаково усердно благодарили за одно я то же и молились об одном и том же: о сохранении жизни князя Андрея. Возвращаясь из⁵⁷ собора, Наташа, робкая и умиленно счастливая, шла подле Сони.
   – Соня! Да, он будет жив? – сказала Наташа. – Соня! Как я счастлива и как я несчастна. Соня, голубчик! – и Наташа расплакалась.
   ⁵⁸ Вернувшись⁵⁹ на гостиницу, Наташа, узнав, что князь Андрей проснулся, взглянула в зеркало, не видя себя, но только для того, чтобы узнать, не красны ли ее глаза.
   – Пойдем вместе к нему, Соня, – сказала она, – он любит тебя. Они вошли к князю Андрею, к жениху, который высоко лежал на подушках,⁶⁰ покрытый синим одеялом. Лицо его было строго и недовольно, когда барышни вошли в комнату. Увидав их, он поспешно и притворно изменил выражение своего лица.
   – А, вы были у угодника? – сказал он. – Я рад, что вы были.⁶¹
   Наташа взяла его за руку и села подле него.
   – Ах! – вдруг почти вскрикнула Соня.
   И князь Андрей и Наташа оглянулись на нее.
   – Что ты? – спросила Наташа.
   Соня взволнованно покраснела.
   – Знаешь, что я вспомнила, Наташа? Я вспомнила наше гаданье на святках, помнишь, когда мы ездили к Мелюковым.
   – Ах да, ты в зеркало смотрела, ты видела его? – сказала Наташа, широко раскрывая глаза. Но⁶² в ту же секунду Наташа как будто вспомнила, что теперь она не может отдаваться одним своим чувствам. Даже в мелочи она не смела теперь удивляться, радоваться или волноваться, не узнав прежде,⁶³ как ее господин и обладатель смотрит на это. Она вдруг остановилась в выражении своего удивления и на князя Андрея посмотрела вопросительно и искательно, как умная собака смотрит на хозяина.