Левандовский Борис. Шумен

   Неудивительно, что теперь, после всего случившегося, внешнее спокойствие окружающей обстановки, казалось, только выглядит таковым, подобно старым обоям, под которыми кишат голодные полчища крыс, готовые в любой миг вырваться наружу.
   Он заметил едва уловимое шевеление под ковром, когда поворачивался, чтобы снова включить телевизор.
   Казалось, кто-то осторожно ущупывает снизу его внутреннюю поверхность. У Макса мигом подобрало живот, будто в нем образовалось низкое давление. Он отступил к окну, глядя в тишине квартиры на шевелящийся ковер. Длинный темно-серый ворс неестественно выпрямился над покатым бугром, покачиваясь из стороны в сторону, как трава от невидимого ветра. Затем бугор плавно переместился ближе к центру ковра, несколько секунд стоял неподвижно… и начал расти.
   Ковер был слишком плотным, чтобы выдать конкретные очертания того, что под ним находилось. Но у Макса возникло впечатление, что это напоминает человеческую фигуру, – во всяком случае, так, наверное, он мог бы выглядеть сам, забравшись под ковер, чтобы напугать маму.
   Когда его свободная сторона отползла из-за давления снизу на целый метр, – другая натянулась под ножками серванта, – Макс все еще решал, что ему предпринять. Можно было, конечно, убежать в свою комнату и запереться, подставив стул под ручку двери, или выскочить вообще из квартиры. Но что-то подсказывало, его усилия ни к чему не приведут. В конце концов, это находилось в его голове. И в то же время здесь – в гостиной. Он остался на месте, чтобы, по крайней мере, не выпускать из виду то, что сейчас перебралось к самому краю ковра, заставив его приподняться над полом.
   «Со мной ничего не может случиться, – сказал себе Макс. – Оно не посмеет причинить мне вреда. Потому что все это во мне…»
   На самом деле он был далек от подобной уверенности, очень далек. Дальше некуда.
   Край ковра высоко задрался вверх… и шлепнулся на пол.
   На нем был черный костюм строгого покроя и черные туфли итальянского стиля с острыми носками. Прямые длинные волосы спадали к плечам, а глаза на узком снежно-белом лице были такими темными, что казались дырами.
   Незнакомец смотрел на Макса и одновременно как бы сквозь него. Он сделал шаг навстречу, протягивая к нему руку, будто хотел убедиться, что Макс не является плодом его воображения.
   Их разделяло примерно два небольших шага. Макс заметил, что рука у этого типа такая же белая, как лицо, а на пальцах отсутствуют ногти. Он на всякий случай затряс головой, но Бледный незнакомец не исчез, не растворился в воздухе, как дед. И даже улыбнулся тонкими губами, словно поняв, что таким образом Макс пытается от него избавиться.
   «Если он часть моего подсознания, – мелькнуло у Макса, – то может ли читать мои мысли?»
   Одно он понял наверняка: этот пришелец не был случайным мазком на полотне реальности – его интересовал именно Макс.
   Бледный незнакомец сделал к нему еще один шаг, продолжая тянуть руку и уже совсем немного не дотягиваясь до его лица. Макс изготовился нырнуть вниз, чтобы не испытать это прикосновение. Не дать притронуться к себе белым пальцам без ногтей.
   И в этот момент кто-то позвонил в дверь.
   Белое лицо медленно повернулось в сторону коридора, затем глаза-дыры вновь обратились к Максу. Визитер улыбнулся одними губами, словно давал ему понять, что это еще не конец.
   И пропал.
   Но не так, как дед. Он шагнул в сторону и скрылся, будто где-то там находилась невидимая дверь.
   Макс побежал к двери, с трудом соображая, кто бы это мог быть. Все его друзья, кроме одного, во Львове сейчас отсутствовали. А Мирон – единственный, кто оставался в городе, – если судить по их недавнему разговору, должен был вернуться с рыбалки только поздним вечером. Лена? – тоже вряд ли.
   Так и не успев составить сколько-нибудь вероятную версию, Макс повернул защелку замка и открыл дверь.
   На пороге с дорожными сумками в руках стояли родители.
   Спохватившись после немой паузы, которая длилась секунды три, Макс посторонился, чтобы впустить их в квартиру.
   – Привет, сынок, – мама поцеловала его в щеку, а отец ограничился чисто мужским рукопожатием. Как всегда.
   Макс был совершенно сбит с толку их внезапным возвращением раньше срока. Либо ему крупно повезло, либо…
   – Пап?
   Отец, снимая туфли, посмотрел на Макса и расхохотался.
   – Ты слышала? – бросил он жене. – Парень уже перестал нас узнавать! Эй, на спутнике, – это уже Максу, – я тот самый человек, который уговорил твою мать выйти замуж и сделал Ковальской. Ну и тебя… смастерил заодно.
   Инна Ковальская, тоже глядевшая на сына с легким изумлением, даже прыснула.
   – Я просто не ожидал, что вы так скоро вернетесь, – сказал Макс, продолжая с осторожным интересом рассматривать родителей, будто они были привидениями.
   – Отца срочно отозвали на работу, – пояснила мама.
   – Черти! – обронил Ковальский, покончив с последней туфлей.
   Макс облегченно вздохнул. Еще утром он и вообразить себе не мог, что будет настолько рад их возвращению.
   – Надеюсь, ничего не случилось? – спросила мама. – Ты как-то странно выглядишь.
   – Да нет, все нормально, – ответил Макс, идя следом за отцом в гостиную, где всего минуту назад избежал прикосновения пальцев Бледного незнакомца, явившегося по его душу.
   – М-да… – произнес Ковальский, окинув взглядом сперва гостиную и заглянув в комнату Макса. – Похоже, я в тебе ошибался. Ума не приложу, как тебе это удалось.
   Макс вопросительно посмотрел на отца.
   – Мы с папой поспорили, что ты не в состоянии поддерживать порядок в наше отсутствие, – сказала мама. – Он надеялся обнаружить…
   – Полный бардак, – закончил за нее отец. – И вижу, что продулся. Может, в кухне еще не все потеряно? – он с лукавой улыбкой посмотрел на Макса, но, казалось, выглядел довольным.
   – А на что спорили?
   – На батончик «Пикник».
   – Всего-то! – усмехнулся Макс. Его настроение уже заметно поднялось. И продолжало улучшаться.
   Он помог отцу перенести сумки из коридора в комнату, чтобы разобрать их. Мать тем временем уже что-то стряпала в кухне. И Макс невольно прислушивался к этим знакомым домашним звукам, как оказалось, значившим для него куда больше, чем он мог раньше предположить. Это были звуки спокойного, размеренного уклада жизни, в которой не существует привидений и Бледных незнакомцев.
   – Мы привезли тебе подарок, – сказал отец, когда они разобрали одну сумку из трех и принялись за следующую. – Но не помню, в которой именно.
   – Давайте поужинаем, я голодна, как волк, – заглянула к ним Инна Ковальская. Максу внезапно показалось, что она сейчас щелкнет настоящей волчьей пастью с хищными клыками. Однако ни шерсти, ни длинных зубов не увидел.
   – И правда, – согласился отец, – давайте поедим. Подарок никуда не денется, зато у тебя будет возможность помучаться, гадая, что это. Ты с нами?
   Макс недавно ел, но все же решил составить родителям компанию.
   – Пап, мы можем поговорить? – вырвалось вдруг само собой у Макса.
   Отец замер у порога комнаты.
   – Что-нибудь случилось в наше отсутствие? – иногда его проницательность даже пугала Макса.
   – Не то чтобы… Не то, что ты думаешь. Мне просто нужно тебе кое о чем рассказать.
   – И мама не должна об этом знать, если я тебя правильно понимаю?
   – Я думаю, так будет лучше, – кивнул Макс.
   – Ты что-то натворил?
   – Кажется… Но это касается только меня, – по лицу отца он сразу догадался, что тот подумал о наркотиках. Именно о наркотиках. Макс точно не знал, имеет ли та дрянь, которую ему подсунул лысый, какое-то отношение к подобного рода веществам, но, возможно, отец, в некотором смысле оказался близок к истине.
   Макс, однако, успел пожалеть, что все получилось вот так, и чувствовал себя крайне неловко. Этот разговор начался в неподходящий момент и слишком внезапно для него самого, слова будто выдернуло за ниточки. Впрочем, он столько пережил за последние девять часов…
   – Это может подождать, пока мы поужинаем?
   – Да, – Макс с облегчением понял, что получил некоторую отсрочку, и может хотя бы немного разобраться со своими мыслями. Он собирался рассказать отцу очень странную историю, в которую, возможно, никогда не поверил бы сам.
   Когда семья воссоединилась за столом, Инна Ковальская поцеловала сына в лоб и легонько ущипнула за нос.
   – Мне просто не терпится узнать, как ты жил без нас. Я думала об этом каждый день. Знаю, знаю… – она подняла вверх обе руки. – Кое-кто в таком возрасте заводит семьи, а некоторые девочки уже имеют детей. Но мы сейчас говорим не о ком-нибудь, а о тебе.
   – Лучше расскажите, как вы отдохнули, – предложил Макс.
   – Ничего, – насупился отец, – но могло быть и лучше. Первый отпуск за три года – и тот не дали провести спокойно.
   – Мне тоже понравилось, – сказала Инна Ковальская, раскладывая по тарелкам приготовленный на скорую руку ужин: вареные макароны с рыбными консервами и нарезанными кусочками салями, оставшимися с дороги. – Кипр хорошее место для отдыха. Следующим летом хотелось бы поехать туда всем вместе. Правда? – она посмотрела на мужа.
   – Почему бы и нет, – кивнул тот, цепляя вилкой макаронину и оправляя в рот. – Если только Максим не успеет обзавестись семьей и выводком детей.
   – Выводком? Ну, для этого ему потребуется как минимум целый гарем, – засмеялась Ковальская. – Кстати, как ваши дела с Леной?
   Макс пожал плечами:
   – Нормально.
   – У тебя, что не спроси, всегда один ответ, – вздохнула она и тут же добавила: – Как и у твоего отца.
   – Я бы попросил… – с полным ртом отозвался Ковальский-старший, поднимая вилку. Одна из макаронин шмякнулась обратно в тарелку и превратилась в дождевого червя. В такого, будто из самой отборной навозной кучи.
   Макс завороженно наблюдал, как тот, извиваясь всем своим телом, вновь насаживается на вилку и исчезает у отца во рту. Чтобы секунду спустя вылезти из его левой ноздри.
   – Все дело в женщинах, моя мама считала так же, – прожевав, сказал Ковальский. Теперь червь болтался у него на верхней губе.
   – На что ты так смотришь? – спросил он у Макса, заметив его взгляд.
   – Так, ничего. – Макс мысленно чертыхнулся, – надо же было этому опять начаться как раз во время еды, – и опустил глаза в свою тарелку. По крайней мере, здесь все оставалось в порядке.
   Он до конца трапезы старался больше никуда не смотреть, обдумывая предстоящий разговор с отцом, но боковым зрением все равно продолжал улавливать какое-то мельтешение то в тарелке отца, то в тарелке матери, словно они были участниками конкурса по поеданию всяких бегающих и ползающих существ в «Последнем герое».
   Когда ужин, слава Богу, закончился, Инна Ковальская сказала, что слишком устала с дороги, мытье посуды вполне может подождать до завтра, и отправилась отдыхать в спальню родителей. А Макс с отцом перешли в его комнату.
   – Я тебя внимательно слушаю, – произнес Ковальский. За ужином он ничем не выдал своего беспокойства, однако сейчас оно стало заметным.
   – Пап, ты можешь мне не поверить… – начал Макс, но тут его прервала мать, которая зачем-то позвала отца в спальню. Макс от досады закатил глаза.
   – Сейчас, – сказал отец и вышел из комнаты.
   Главное было с первого шага задать верное направление своей истории и максимально использовать логику, – тот ее мизер, что во всем этом дерьме присутствовал, – чтобы все звучало, как можно убедительнее, и чтобы отец не заподозрил, что он пытается ему пудрить мозги. А это трудно, когда на твоей стороне только слова и нет никаких вещественных доказательств.
   Вскоре отец вернулся.
   – Слушай, – он просунул голову в дверь. – Тут вот какое дело. У нас сейчас «медовый месяц»... В общем, – Ковальский подмигнул ему с заговорщицкой улыбкой, – мы с мамой по быстренькому трахнемся, и я вернусь, чтобы закончить разговор.
   Макс тупо таращился на дверь еще целую минуту после того, как за ней исчезла голова отца.
   – О, ч-ччерт… – выдавил он наконец и едва не заплакал.
   Потом зашагал прямо в спальню родителей, абсолютно уверенный, что никого там не обнаружит. Лишь в последний момент, открывая дверь, он испугался: а что если он сейчас увидит их, занимающихся сексом, – пускай даже это будут не они, – все равно было как-то чертовски не по себе.
   Но спальня родителей была пуста. Свет погашен. Постель аккуратно застелена.
   Все еще обескураженный, Макс закрыл дверь и медленно направился в гостиную. В принципе, во всем этом могла присутствовать даже определенная логика. Несколько раз ему удавалось заставить исчезнуть некоторые фантомы, спроецированные его сознанием. В таком случае, почему он не мог подобным же образом вызвать и появление родителей? Ничего удивительного, если где-то в глубине мелькнула мысль о них, когда Бледный незнакомец готов был вот-вот схватить его, а страх или что-то еще каким-то образом усилило эту мысль и сделало их появление возможным.
   Но самое любопытное заключалось в том, что этот воображаемый приезд отца с матерью – изгнал Бледного незнакомца.
   В гостиной Макс на всякий случай осмотрелся. Одним опасливым взглядом он удостоил ковер. Мерзкий тип (что-то подсказывало, что он не просто мерзок, но еще и очень опасен) с глазами-дырами и белесыми пальцами без ногтей был изгнан, однако пообещал вернуться. В ковре ничего подозрительного Макс не заметил, хотя это вовсе не значило, что Бледный не может явиться в следующий раз совершенно иным путем.
   Родители исчезли, но их разобранные наполовину сумки все еще стояли на месте. Макс почти не удивился этому маленькому парадоксу и вспомнил, как отец говорил о каком-то подарке для него. Он ради интереса перебрал содержимое второй сумки, ничего похожего на обещанный презент не нашел, и взялся за третью.
   Это оказалось именно в ней, почти на самом дне. Маленькая коробка, обтянутая перламутровой подарочной лентой с красивым бантом в виде цветка. Макс распаковал коробку и вытянул из нее какую-то безбожно смятую вещицу ярко-красного цвета, напоминавшую то ли шутовской колпак, то ли черт еще знает что. Поперек нее тянулась большими черными буквами надпись ШУМЕН.
   Как ни странно, но эта вещь показалась ему знакомой.
   Макс напряг память. Ну да, конечно. У него был такой же колпак прошлой ночью во сне, когда из шкафа вышел Батут, чтобы показать ему фокус.

В неведомом где-то

   Когда Макс оглянулся, продолжая держать в руке странный колпак, дорожные сумки родителей исчезли. Он бросил вещицу на сидение кресла и решил позвонить Мирону. Было уже половина десятого, – возможно, тот вернулся домой. Провести наступающую ночь одному ему мало улыбалось. Макс не мог все время пребывать в бодрствующем состоянии, оставаясь начеку. Вопрос в том, какую угрозу для него таят сны. И не только.
   Он вспомнил прочитанный давно фантастический рассказ, в котором на малоизученную планету высадилась экспедиция, и почти все ее члены погибли, потому что местная атмосфера каким-то образом могла материализовать их детские кошмары. Правда, ни парней вроде Фреди Крюгера, ни приведений Макс, если ему не изменяла память, никогда не боялся (тех славных ребят звали иначе, и их образ уже много лет как выцвел и рассыпался прахом). Однако кто знает, что теперь бродило путаными коридорами его подсознания, в поисках этой вечно запертой, но недавно открывшейся Двери. Возможно, Бледный незнакомец был лишь первым, кому Ее удалось отыскать и ступить за порог.
   Конечно, еще неизвестно, чем помогло бы ему присутствие Мирона, – вполне возможно, что ничем. Но провести темное время, имея рядом старого друга, было бы куда спокойнее.
   Макс набрал номер.
   – Мы только что вернулись, – сказал Мирон. – Ты много потерял, старик. Была отличная рыбалка. Отец очень жалел, что ты не поехал с нами. Только вот… – он засмеялся. – На обратном пути мы пробили колесо, пришлось серьезно помудохаться.
   – Может, в следующий раз.
   – Обещаешь?
   – Постараюсь.
   «Я действительно разговариваю с ним, или мне это только кажется?» – думал Макс.
   Ему вспомнился эпизод, когда домомучительница, доведенная до сумасшествия лучшим в мире психиатром Карлсоном, пыталась куда-то дозвониться, используя душ, вместо телефонной трубки.
   Стараясь не заостряться на этих сомнениях, Макс предложил Мирону переночевать у него. Он пока еще не решил, станет ли посвящать того в свои сегодняшние злоключения. Не потому, что Мирон не заслуживал доверия, – Максу сперва хотелось во всем разобраться самому.
   – Извини, старик, но мне сейчас совсем не хочется тащиться в такую даль, – ответил тот.
   – Жаль, я бы угостил тебя пивом, – соврал Макс, поскольку пиво у него кончилось еще вчера. Но если бы Мирон согласился, он сбегал бы в ларек до его приезда.
   – Серьезно? Пивом, значит… Над этим стоит подумать, – Мирон замолчал на секунды две. – Нет, старик, давай лучше завтра. Я чертовски устал. Хотя… почему бы тебе сейчас не приехать ко мне самому?
   – Почему бы и нет, – сказал Макс, взвешивая эту мысль. Выходить на улицу ему не хотелось, тем более поздним вечером, но, возможно, действительно стоило попытаться.
   – Кстати, пива у меня своего хватает, – добавил Мирон и положил трубку.
   К вечеру на улице могло похолодать, и поэтому Макс натянул поверх футболки легкий свитер. Правое колено еще побаливало, но ходить он мог уже почти не хромая. Тем не менее, перед выходом Макс задрал правую штанину, чтобы смазать колено мазью арники. Синяк успел расцвести всеми оттенками темной гаммы цветов. Глядя на него, Макс даже поморщился.
   Ставя баночку с арникой на полку со всеми аптечными делами, он услышал высокий вибрирующий звон, который доносился из спальни родителей. Словно какой-то тонкоголосый колокол все звучал и звучал…
   Как выяснилось, этот звон издавала фарфоровая ваза, стоявшая на прикроватной тумбочке, в которую мама любила ставить полевые цветы. Сейчас она выдувала растущий мутный пузырь, медленно приобретавший очертания человеческой головы.
   Когда на голове обозначились знакомые глаза-дыры, Макс бросился бежать.

* * *

   – Старик, ты неважно выглядишь, – сказал Мирон ему с порога. – За тобой гнались все привидения Лычаковского кладбища?
   «Все-то ты видишь», – с мимолетным раздражением подумал Макс.
   Выйдя из дому, – точнее, выбежав, чтобы вновь не столкнуться с Бледным незнакомцем, – он сел на автобус, что ехал по прямому маршруту к обители Мирона и оставлял лишь две-три минуты пройти пешком к его дому. Мирон здорово преувеличивал, сказав, что не хочет переться «в такую даль». Автобус, к удовлетворению Макса, подъехал вскоре, не заставив себя долго ждать на остановке. Народу внутри него, не смотря на довольно таки позднее время, оказалось порядочно, и Макс был вынужден стоять.
   Через пару остановок, он скоропоспешно решил, что поездка к Мирону обойдется без приключений. Внезапно вечерний городской ландшафт за окнами автобуса исчез, уступив место бескрайним зеленым прериям, на которых паслись удивительные животные (среди них Макс узнал лишь мастодонтов); затем возникло океаническое дно, с зарослями огромных причудливых растений, фосфоресцировавших в свете, падавшем через окна салона; потом он увидел безжизненную сушу, озаряемую лишь багровыми сполохами вулканов, что громоздились вдали на самом горизонте, как глотки огнедышащих чудовищ, восставших из далеких глубин земли; снова океан – на этот раз с побережья, сплошь укрытого огромными искрящимися камнями, словно от хрустального кубка, что выпал случайно из рук Бога; и опять неведомых животных, – еще более странных и не похожих ни на тех, которых он видел раньше, ни на динозавров,– застывших у кромки диковинного серебристо-изумрудного леса; все это вдруг сменилось потоками расплавленной тверди и хаотичными завихрениями неведомых эманаций… а вскоре яркими точками звезд, подвешенных в космической черноте. И наконец – за окнами автобуса воцарилась пустота…
   Не пустое пространство, не абсолютная темнота – пустота, на которую глаза Макса не могли смотреть, а его разум отказывался понимать.
   Он отвернулся от окна и посмотрел на других пассажиров. Все, кроме него, продолжали созерцать то, что было за пределами автобуса, – вернее, то, чего там вообще не было, и в тоже время… Он заставил себя прекратить думать об этом, чувствуя, что иначе у него расплавятся мозги.
   Через некоторое время пассажиры начали отворачиваться, но никто не произнес ни слова. Автобус продолжал урчать мотором, подскакивать на ухабах дороги, по которой катили его колеса, там внизу – в неведомом где-то.
   Глаза пассажиров были затянуты бельмами. Макс решил, что их, вероятно, так наказала пустота за длительное созерцание. Странная, нелепая мысль, – однако она пришла к нему легко и естественно, словно с неких недавних пор он научился думать иначе.
   Все больше и больше людей отворачивалось от окон. Они слепо шарили вокруг, как жители Содома, что приходили к Лоту домогаться его гостей и были лишены зрения ангелами. Они молча наталкивались друг на друга, падали, вставали… Но вскоре Макс заметил, что вокруг него будто сжимается кольцо. Людей с затянутыми бельмами глазами, казалось, что-то притягивает к нему, – словно он был языческим идолом, в котором они искали свое исцеление. Все чаще их руки прикасались к его одежде, лицу, все плотнее становилась медленно окружающая его толпа; некоторые даже поднимались с мест, чтобы приблизиться. Максу казалось, что он улавливает их шепот, далекий и скорбный, будто долетающий из параллельного измерения, вечно лишенного света.
   Они не причиняли ему боли, и от них не исходило угрозы, – по крайней мере, в той же степени, что от Бледного незнакомца, – но это было чертовски тошнотворным ощущением. Однако Макс изо всех сил пытался сохранить спокойствие, понимая, что в действительности его окружают десятки человек, которых он интересует не больше, чем миграция улиток из Африки в Азию, и чье внимание ему совершенно не хотелось привлекать.
   Он сделал усилие, чтобы прогнать сгустившуюся вокруг него иллюзию, но это удалось, только когда он вспомнил, что может пропустить свою остановку. И очень вовремя, – Макс выскочил из автобуса за миг до того, как двери сомкнулись.
   – Какие-нибудь проблемы, старик? – спросил Мирон. Он был на четыре года старше Макса, но никогда не давал ему повода это почувствовать.
   «Сказать? – думал Макс. – Можно, но позже».
   – Нет, ничего особенного.

Тотальная неопределенность

   Мирон пригласил его на кухню и достал из холодильника две банки пива – темного Максу, светлого себе. Однако, прикинув кое-что в уме, Макс решил отказаться от пива, поскольку в его нынешнем состоянии алкоголь вряд ли был хорошим помощником.
   Родители Мирона уже улеглись спать; они были выходцами из села, и уклад жизни, привитый в молодости, брал свое. Сам Мирон выглядел вполне бодро, хотя встал сегодня в четыре утра. Он из солидарности тоже отказался от пива и приготовил кофе. Затем стал рассказывать, как они с отцом порыбачили. Мирон был настоящим фанатом рыбной ловли, а год назад ему удалось заразить этим увлечением и Макса.
   – Да, кстати, – сказал Мирон, внезапно обрывая тему крючков и наживок, – мне вчера позвонила Лена.
   – Серьезно? – удивился Макс.
   – Хотела разведать, как твои дела. Ведь вы, кажется, с ней рассорились.
   – И что же ты ей ответил? – спросил Макс, улыбаясь: новость была приятной. Похоже, Лена не меньше его устала дуться из-за ерунды, хотя это и проявлялось в ее обычной манере.
   – Моя отповедь была достойна… в общем, ладно… я ответил, что с таким же успехом она могла бы позвонить прямо тебе. Ну, и еще кое-что добавил в конце, от себя.
   – И что же?
   – Только не обижайся, старик. Я сказал, что от расстройства ты наглотался какой-то херотени, от которой у тебя теперь галлюники.
   – Вот спасибо… – опешил Макс, едва не поперхнувшись кофе. Но через секунду все равно закашлялся.
   – Да не за что, не за что, – Мирон заботливо похлопал его по спине.
   – Что ты ей еще сказал?
   – Больше ничего, честно. Она рассмеялась и положила трубку.
   Когда Макс собирался вновь пригубить чашку, из нее внезапно вынырнул чей-то невероятно длинный язык, покрытый мерзкого вида пупырышками, и лизнул его в губы. Макс отдернулся от чашки и пролил часть ее содержимого на стол.
   – Не беда, – сказал Мирон, вытирая стол тряпкой. – Старик, я знаю тебя слишком давно. Ты пришел ко мне сегодня не просто так. Можешь не говорить, что у тебя стряслось, значит, есть причины молчать, но… если потребуется моя поддержка, то ты знаешь, где меня найти.
   – Спасибо, – ответил Макс. Вот за это он и любил Мирона.
   Чашка с недопитым кофе осталась стоять на протертом столе, – пить из нее Максу больше не хотелось. Скользкое прикосновение длинного языка еще долго сохранялось в памяти, не смотря ни на всяческие убеждения, что это являлось не более чем очередной иллюзией. Иногда они были уж чересчур отвратительными. И всегда – необычайно правдоподобными.