АДВОКАТ. Общественный обвинитель использовал материалы, которых в деле
нет, которые в ходе дела возникают впервые и по которым Бродский не
допрашивался и объяснений не давал. Подлинность материалов, заимствованных
из заслушанного в 1961 году спецдела, судом не проверена, и то, что
общественный обвинитель цитировал, мы не имеем возможности проверить...
Общественный обвинитель приводит как мнение общественности письма читателей
в редакцию газеты "Вечерний Ленинград". Авторы писем Бродского не знают,
стихов его не читали и судят о нем по тенденциозной и во многом неверной по
фактам газетной статье. Общественный обвинитель оскорбляет не только
Бродского, употребляя слова "хам", "тунеядец", "антисоветский элемент", но и
лиц, вступившихся за него: Чуковского, Маршака, а также наших уважаемых
свидетелей. Таким образом, не располагая объективными доказательствами,
обвинитель пользуется недозволенными приемами. Чем же вообще располагает
обвинение? Справка о трудовой деятельности с 1956 по 1962 год. В 1956 году
Бродскому было 16 лет, он мог вообще учиться и быть на иждивении родителей
до 18 лет. Частая смена работ - влияние психопатических черт характера и
неумения сразу найти свое место в жизни. Перерывы объясняются, в частности,
сезонной работой в экспедициях. Нет никакой причины до 1962 года говорить об
уклонении от труда. Далее. Штатно Бродский не работает с 1962 года. Однако
представленные договоры с издательствами, справка студии телевидения и
журнала "Костер", вышедшие книги переводов свидетельствуют о творческой
работе. О качестве этой работы есть справка, подготовленная Воеводиным,
резко отрицательная, с недопустимыми обвинениями Бродского в антисоветской
деятельности - справка, напоминающая документы худших времен культа
личности. Выяснилось, что эта справка на комиссии Союза писателей не
обсуждалась и, таким образом, является единоличным мнением прозаика
Воеводина. Есть отзыв таких людей, как Маршак и Чуковский. Свидетели,
являющиеся профессиональными литературоведами и переводчиками, высоко
оценивают работу Бродского как переводчика и говорят о большой затрате
труда, которая понадобилась ему, чтобы перевести то, что он перевел за 1963
год. Вывод: справка Воеводина не может опровергнуть мнение этих лиц. Ни один
из свидетелей обвинения Бродского не знает, стихов от него не получал и не
слышал, свидетели дают показания на основе непонятным путем полученных и
непроверенных в судебном заседании документов и высказывают свое мнение,
произнося обвинительные речи. Другими материалами обвинение не обладает. Суд
должен исключить из рассмотрения следующее. Первое. Материалы спецдела,
рассмотренного в 1961 году, по которому в отношении Бродского было вынесено
постановление: дело прекратить... Второе. По мнению защиты, суд дожжен
признать себя некомпетентным при оценке качества стихов Бродского.
Во-первых, мы не знаем, какие из приложенных к делу стихов принадлежат
самому Бродскому. Во-вторых, чтобы судить о том, упадочнические это стихи,
пессимистические или лирические, должна быть проведена авторитетная
литературоведческая экспертиза. При всем моем уважении к настоящему составу
суда, среди заседателей нет человека, который был бы специалистом в вопросах
литературного труда. И без специальной экспертизы ни суд, ни стороны не в
состоянии решить вопрос о качестве стихов Бродского. Да и не это наша
задача. Задача суда - установить, являлся ли Бродский тунеядцем, живущим на
нетрудовые доходы, ведущим паразитический образ жизни. Бродский -
поэт-переводчик, вкладывающий свой труд в переводы поэтов братских
республик, стран народной демократии, в дело борьбы за мир. Он не пьяница,
не аморальный человек, не стяжатель... Никаких нетрудовых источников
существования у него не было. Он жил скудно, чтобы иметь возможность
работать, заниматься любимым делом. Выводы. Ответственность Бродского не
установлена. Он не тунеядец, и меры административного воздействия к нему
применить нельзя. Значение Указа от 4 мая 1961 года очень велико. Он -
оружие чистки нашего города от действительных тунеядцев и паразитов.
Неосновательное привлечение Бродского дискредитирует идею Указа. Бродский
был необоснованно задержан с 13 февраля и лишен возможности представить суду
доказательства своей невиновности. Однако, и представленных материалов
достаточно для вывода о том, что Бродский не тунеядец. На этом основании
защита просит суд снять с Бродского все обвинения и освободить его из-под
стражи.
СУДЬЯ. Суд удаляется на совещание.

Судья и заседатели выходят. БРОДСКИЙ покидает скамью подсудимых,
проходит на авансцену и садится на край ее, как сидел, возможно, на
полуразрушенных ступенях Колизея, давно уже написав или даже не зная еще,
что напишет стихи из своего "римского" цикла.

БРОДСКИЙ.
Мой Телемак, Троянская война
окончена. Кто победил - не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома могут бросить только греки.
И все-таки ведущая домой
дорога оказалась слишком длинной,
как будто Посейдон, пока мы там
теряли время, растянул пространство...
Мне неизвестно, где я нахожусь,
что предо мной. Какой-то грязный остров,
кусты, постройки, хрюканье свиней,
заросший сад, какая-то царица,
трава да камни... Милый Телемак,
все острова похожи друг на друга,
когда так долго странствуешь, и мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух...
Не помню я, чем кончилась война,
И сколько лет тебе сейчас, не помню.
Расти большой, мой Телемак, расти.
Лишь боги знают, свидимся ли снова.
Ты и сейчас уже не тот младенец,
Перед которым я сдержал быков.
Когда б не Паламед, мы жили б вместе.
Но может быть, и прав он: без меня
Ты от страстей Эдиповых избавлен.
И сны твои, мой Телемак, безгрешны...

ПРИСТАВ. Встать, суд идет!

Входят Судья и Заседатели. Одновременно с ними - ЖУРНАЛИСТ и
ПОЭТ-ЛАУРЕАТ. БРОДСКИЙ продолжает сидеть на краю сцены. Все, что происходит
в зале суда, для него уже давно в прошлом.

СУДЬЯ. Именем Российской Советской Федеративной Социалистической
республики. Суд установил. Гражданин Бродский систематически не выполняет
обязанностей советского человека по производству материальных ценностей и
личной обеспеченности, что видно из частой перемены работы...
БРОДСКИЙ.
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена...
СУДЬЯ. Гражданин Бродский предупреждался органами МГБ в 1961 году и в
1963 году милицией. Обещал поступить на постоянную работу, но выводов не
сделал, продолжал не работать, писал и читал на вечерах свои упадочнические
стихи...
БРОДСКИЙ.
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный...
СУДЬЯ. Из справки Комиссии по работе с молодыми писателями видно, что
Бродский не является поэтом. Его осудили и читатели газеты "Вечерний
Ленинград"...
БРОДСКИЙ.
Был в горах, Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?..
СУДЬЯ. На основании вышеизложенного суд постановляет: применить к
Бродскому Указ от 4 мая 1961 года и сослать гражданина Бродского в
отдаленные местности сроком на пять лет с применением обязательного труда.
ЖУРНАЛИСТ (показывает Поэту-лауреату запись в блокноте). Даю в номер:
"Тунеядец получил по заслугам". Пойдет?

Поэт-лауреат одобрительно кивает.

БРОДСКИЙ.
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену...
СУДЬЯ. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

БРОДСКИЙ (поднимается и подходит к своему "судному" месту). Ваше
величество! Уважаемые академики, члены Нобелевского комитета! Дамы и
господа! Для человека частного и частность эту всю жизнь какой-либо
общественной роли предпочитавшего, для человека, зашедшего в этом
предпочтении довольно далеко - и, в частности, от родины, - оказаться
внезапно за этой трибуне - большая неловкость и испытание...
ЖУРНАЛИСТ. Какой блистательный ряд имен: Киплинг, Метерлинк, Фолкнер,
Гамсун, Тагор, Роллан, Хемингуэй, Черчилль! И наши соотечественники: 1933
год - Иван Бунин...

Взрыв "общественного негодования":

СОРОКИН. Дворянский прихвостень!
ЛОГУНОВ. Певец разложения и упадка!
РОМАШОВА. Это так называемое искусство чуждо народу!
СМИРНОВ. К стенке этого белогвардейского негодяя!

БРОДСКИЙ. Если искусство чему-то и учит, и художника - в первую голову,
то именно частности человеческого существования. Будучи наиболее древней, и
наиболее буквальной формой частного предпринимательства, оно вольно или
невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности,
уникальности, отдельности, превращая его из общественного животного в
личность...

ЖУРНАЛИСТ. 1958 год - Борис Пастернак...
НИКОЛАЕВ. Позор литературному ренегату!
ТЯГЛЫЙ. Я этого Живагу не читал, но до глубины души возмущен!
СОРОКИН. Гнать таких из нашей советской страны!
ДЕНИСОВ. Я рабочий, и от имени рабочих осуждаю!

БРОДСКИЙ. Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную -
но не стихотворение, скажем, Райнера Марии Рильке. Произведение искусства,
литературы в особенности и стихотворение, в частности, обращаются к человеку
тет-а-тет, вступая с ним в прямые, без посредником, отношения. За это и
недолюбливают искусство вообще, литературу в особенности и
поэзию, в частности, ревнители всеобщего блага, повелители масс,
глашатаи исторической необходимости...

ЖУРНАЛИСТ. 1965 год - Михаил Шолохов...

Мертвая, благоговейная тишина.

БРОДСКИЙ. Ибо там, где прошло искусство, где прочитано стихотворение,
они обнаруживают на месте ожидаемого согласия и единодушия - равнодушие и
разногласие, на месте решимости к действию - невнимание и брезгливость...

ЖУРНАЛИСТ. 1970 год - Александр Солженицын...
СМИРНОВ. К стенке этого мерзавца!
СОРОКИН. Антисоветчика к ответу!
РОМАШОВА. Не могу поступаться принципами! Под суд его, под суд, под
суд!
ТЯГЛЫЙ. Я Солженицына не читал и не буду, но от лица общественности
требую: вон из нашей советской страны!
ДЕНИСОВ. Позор литературному власовцу!..

БРОДСКИЙ. Иными словами, в нолики, которыми ревнители общего блага и
повелители масс норовят оперировать, искусство вписывает
"точку-точку-запятую с минусом", превращая каждый нолик в пусть не всегда
привлекательною, но все же человеческую рожицу...

ЖУРНАЛИСТ. 1987 год - Иосиф Бродский...
СУДЬЯ. А кто это признал, что вы поэт?
СМИРНОВ. Его нужно лечить трудом, только принудительным трудом!
ЛОГУНОВ. Я сравниваю Бродского с Олегом Шестинским!
ДЕНИСОВ. Почему он не работает? Меня его трудовая деятельность как
рабочего не удовлетворяет!
НИКОЛАЕВ. С людьми, подобными Бродскому, надо действовать без пощады!
СОРОКИН. Он тунеядец, хам, прощелыга, грязный человечек! Надо проверить
моральный облик тех, кто его защищает!
ВОЕВОДИН. Поэта Бродского не существует!..

БРОДСКИЙ. Независимо от того, является человек читателем или писателем,
задача его состоит прежде всего в том, чтобы прожить свою собственную, а не
навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую
жизнь. Ибо она у каждого из нас одна, и мы хорошо знаем, чем все это
кончается. Было бы досадно израсходовать этот единственный шанс на
повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию - тем более обидно,
что глашатаи исторической необходимости, по чьему наущению человек на
тавтологию готов согласиться, в гроб с ним вместе не лягут и спасибо не
скажут... И до тех пор, пока государство позволяет себе вмешиваться в дела
литературы, литература имеет право вмешиваться в дела государства...
Благодарю.

БРОДСКИЙ покидает "трибуну".

ЖУРНАЛИСТ. Иосиф Александрович, сегодня, когда ваши книги пришли в
Россию, неужели у вас нет желания вернуться на родину?
БРОДСКИЙ. Нет.

И все-таки он возвращается: каждым воспоминанием, каждым стихотворением
- от больших поэм, выстраданных на чужбине, до этих вот юношеских, "так
называемых" стансов, написанных в незабываемые шестидесятые - в пору надежд,
поэзии и весны.

БРОДСКИЙ.
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать,
На Васильевский остров
Я приду умирать.
Твой асфальт темно-синий
Я впотьмах не найду,
Между выцветших линий
На асфальт упаду.
И душа, неустанно
Поспешая во тьму,
Промелькнет под мостами
В петроградском дыму.
И апрельская морось,
Под затылком - снежок,
И услышу я голос:
"До свиданья, дружок".
И увижу две жизни
Далеко за рекой,
К равнодушной Отчизне
Прижимаясь щекой.
Словно девочки-сестры
Из непрожитых лет,
Выбегая на остров,
Машут мальчику вслед.