– Запомни эту ночь навсегда! – шепотом потребовал Эндрю.

5

   Первые десять дней июня Эндрю провел в Буэнос-Айресе. Вернувшись из этой, второй по счету, поездки в Аргентину, он застал Вэлери еще более сияющей, чем обычно. Вчетвером – жених с невестой и оба свидетеля – они провели незабываемый вечер в отличном ресторане. Колетт сочла, что жених Вэлери неотразим.
   В ожидании бракосочетания, назначенного на конец месяца, Эндрю посвящал дни и даже вечера работе над статьей. Он не исключал, что исполнится его мечта: ему присудят Пулитцеровскую премию.
   В его квартире сломался кондиционер, и пара перебралась в двухкомнатную квартиру Вэлери в Ист-Виллидж. Он часто засиживался в редакции до полуночи, чтобы не работать дома, стуча по клавиатуре и мешая Вэлери спать.
   В городе установилась невыносимая жара, на Манхэттен ежедневно обрушивались грозы, которые по телевизору сравнивали с Апокалипсисом. Слыша слово “Апокалипсис”, Эндрю не догадывался, что и его собственная жизнь скоро рухнет в тартарары.
 
   Он дал Вэлери торжественное обещание: никаких заведений со стриптизом, никаких ночных клубов, где толкутся одинокие девушки, – только вечер с другом и обсуждение мировых проблем.
   Саймон решил пригласить Эндрю на поминки по его холостяцкой жизни в один из новых модных ресторанов, которые в Нью-Йорке открываются и закрываются чаще, чем меняются времена года.
   – Ты в этом уверен? – спросил его Саймон, изучая меню.
   – Пока нет, не знаю, что выбрать: стейк “Шатобриан” или филе-миньон, – ответил Эндрю с отстраненным видом.
   – Я о твоей жизни.
   – Я понял.
   – И что?
   – Что бы ты хотел услышать, Саймон?
   – Всякий раз, когда я затрагиваю эту тему, ты выбрасываешь мяч с поля. Как-никак я твой лучший друг! Мне твоя жизнь не безразлична.
   – Не ври, ты просто наблюдаешь за мной, как за лабораторной мышью. Хочешь разобраться, что происходит в таких случаях в голове, – вдруг и с тобой такое случится…
   – Это я полностью исключаю.
   – Несколько месяцев назад я бы сказал то же самое.
   – Что же такое стряслось, что ты решился на этот шаг? – спросил Саймон, наклоняясь к Эндрю. – Ладно, ты – моя лабораторная мышь. Ответь, ты чувствуешь в себе перемену с тех пор, как принял это решение?
   – Мне тридцать восемь лет, тебе тоже, и перед нами обоими только две дороги: либо та, что выбираю я, – либо по-прежнему резвиться с прелестными особами, зависающими в модных местах…
   – Неплохая программа! – перебил его Саймон.
   – …и превращаться в старых холостяков, заигрывающих с женщинами на тридцать лет моложе их и воображающих, будто возвращают себе молодость, хотя она стремглав от них убегает.
   – Я не прошу тебя читать мне лекцию о жизни. Лучше скажи: ты так сильно любишь Вэлери, что хочешь провести с ней всю жизнь?
   – Не будь ты моим свидетелем, я бы, наверное, ответил, что это тебя не касается.
   – А так как я твой свидетель…
   – …то слушай: на всю жизнь прогнозов строить не стану, поскольку это зависит не только от меня. Во всяком случае, свою жизнь без нее я уже не представляю. Я счастлив, скучаю по ней, когда ее нет рядом, никогда не скучаю в ее обществе, люблю ее смех – она часто смеется… По-моему, это в женщине самое соблазнительное. Что до нашей интимной жизни…
   – Все! – прервал его Саймон. – Убедил! Остальное меня совершенно не касается.
   – Ты свидетель или нет?
   – От меня не требуется быть свидетелем того, что происходит в темноте.
   – Между прочим, мы не гасим свет.
   – Брось, Эндрю, уймись! Нет, что ли, других тем?
   – Все, выбрал: филе-миньон. Знаешь, что бы мне доставило больше всего удовольствия?
   – Если бы я написал тебе яркий текст для свадебной церемонии.
   – Нет, не могу требовать от тебя невозможного. Почему бы нам с тобой не закончить этот вечер в моем новом любимом баре?
   – В кубинском, в Трайбеке?
   – В аргентинском.
   – У меня были несколько иные мысли, но это твой вечер: ты – заказчик, я – исполнитель.
 
   В “Новеченто” было многолюдно. Саймон и Эндрю протолкались к барной стойке. Эндрю заказал ликер “Фернет” с колой и дал попробовать Саймону. Тот скривился и попросил бокал красного вина.
   – Как ты это пьешь? Ужасная горечь!
   – Поколесил бы ты с мое по барам Буэнос-Айреса – тоже привык бы. Поверь, к этому даже можно пристраститься.
   – Что-то не верится.
   Высмотрев в зале прелестное создание с бесконечными ногами, Саймон сбежал от Эндрю, не говоря ни слова. Оставшись один у стойки, Эндрю проводил удаляющегося друга улыбкой. Из двух дорог, о которых они говорили, Саймон явно отдавал предпочтение второй.
   На освободившийся табурет уселась молодая женщина. Эндрю, заказывая второй “Фернет”, вежливо ей улыбнулся.
   Они обменялись безобидными репликами. Она выразила удивление, что американец отдает предпочтение этому напитку, – это редкость. “Я вообще редкий экземпляр”, – последовал ответ. Она улыбнулась и спросила, чем он отличается от других мужчин. Эндрю смутил как сам вопрос, так и откровенный взгляд собеседницы.
   – Вы кто? – продолжала допрос она.
   – Журналист, – пробормотал Эндрю.
   – Интересная профессия!
   – Когда как…
   – Пишете о финансах?
   – Вот и нет. Почему вы так решили?
   – Здесь недалеко Уолл-стрит.
   – Если бы я сел выпить рюмочку в Митпэкинг-дистрикт[2], вы бы приняли меня за мясника?
   Женщина расхохоталась, и Эндрю понравился ее смех.
   – Тогда политика?
   – Тоже нет.
   – Хорошо, я люблю загадки. По вашему загару видно, что вы много путешествуете.
   – Сейчас лето, вы тоже успели загореть. Хотя признаюсь, ремесло заставляет разъезжать.
   – Я смуглая от рождения, происхождение, знаете ли… Вы крупный репортер?
   – Можно сказать и так.
   – Чему посвящено ваше теперешнее журналистское расследование?
   – Это разговор не для бара.
   – А если не в баре? – спросила она еле слышно.
   – Тогда только в самой редакции, – отрезал он, чувствуя прилив жара. Взяв со стойки салфетку, он вытер шею.
   Его так и подмывало засыпать ее вопросами, но тогда разговор принял бы менее невинный характер, чем просто “угадайка”.
   – А вы? – неуверенно спросил он, растерянно ища глазами Саймона.
   Молодая незнакомка посмотрела на свои часики и встала.
   – Очень жаль, – сказала она, – я не сообразила, который час. Мне уже пора. Приятно было познакомиться, мистер?..
   – Эндрю Стилмен, – представился он, приподнявшись.
   – Может, еще увидимся.
   И она помахала ему рукой. Он не спускал с нее глаз в надежде, что она оглянется хотя бы в дверях, но его отвлек Саймон, положивший руку ему на плечо. От неожиданности Эндрю вздрогнул.
   – На кого это ты так засмотрелся?
   – Давай уйдем, – предложил Эндрю слабым голосом.
   – Уже?
   – Хочется на свежий воздух.
   Саймон пожал плечами и вывел друга на улицу.
   – Что с тобой? Ты бледный как полотно. Говорил я тебе, не пей всякую дрянь! – Саймон всерьез перепугался.
   – Просто хочу домой.
   – Сначала скажи, в чем дело. Ты бы себя сейчас видел! Я уважаю твои профессиональные секреты, но сейчас ты, кажется, не на работе.
   – Ты все равно не поймешь.
   – Разве я хоть раз тебя не понял за последние десять лет?
   Эндрю, не отвечая, зашагал по Уэст-Бродвей.
   – Кажется, я только что влюбился с первого взгляда, – шепотом признался он догнавшему его Саймону.
   Саймон прыснул, Эндрю ускорил шаг.
   – Ты серьезно? – спросил Саймон, снова его догнав.
   – Серьезнее не бывает.
   – Влюбился непонятно в кого, пока я отлучился в туалет?
   – Ты был не в туалете.
   – Умудрился втюриться за пять минут?
   – Ты оставил меня в баре одного больше чем на четверть часа.
   – Выходит, не такого уж одного. Может, объяснишь?
   – Тут нечего объяснять, я даже не знаю ее имени…
   – И?..
   – По-моему, я только что повстречал женщину моей жизни. Я никогда такого не испытывал, Саймон.
   Саймон поймал его за руку и заставил остановиться.
   – Не фантазируй! Ты просто выпил лишнего, приближается твоя свадьба, вместе это – коктейль убойной силы.
   – Я сейчас не склонен шутить, Саймон.
   – Я тоже. В тебе говорит страх. Ты способен выдумать невесть что, лишь бы дать задний ход.
   – Страх здесь ни при чем, Саймон. Во всяком случае, перед тем как войти в этот бар, я не испытывал никакого страха.
   – Что ты сделал, когда с тобой заговорила эта особа?
   – Я поддерживал с ней разговор без всякого интереса, но стоило ей уйти, как меня развезло.
   – Моя лабораторная мышка знакомится с побочным действием брачного зелья, что довольно оригинально, учитывая, что она еще его даже не вкусила…
   – Вот именно!
   – Завтра утром ты даже не вспомнишь лица этой женщины. Вот как мы поступим: забудем этот вечер в “Новеченто”, и все придет в норму.
   – Хотел бы я, чтобы все было так просто!
   – Хочешь, вернемся сюда завтра вечером? Если повезет, твоя незнакомка снова будет здесь, ты снова ее увидишь, и тебе полегчает.
   – Я не могу поступить так с Вэлери. Через две недели мы женимся!
   Даже при некоторой развязности, которую порой можно было спутать с высокомерием, Эндрю был человек честный и имел убеждения. Наверное, он просто перебрал и не может рассуждать здраво. Разумеется, Саймон прав: он испугался, вот и понес околесицу. Вэлери – исключительная женщина, нежданно выпавший на его долю шанс. Ее лучшая подруга Колетт не уставала твердить ему об этом.
   Он взял с Саймона слово, что тот никогда никому не расскажет об этом происшествии, и поблагодарил друга за здравомыслие и настойчивость.
   Они вместе сели в такси. Саймон высадил Эндрю в Уэст-Виллидж, пообещав позвонить ему днем и расспросить, что и как.
 
   Наутро, проснувшись, Эндрю испытал совсем не то, что предрекал Саймон. Облик незнакомки из “Новеченто” не исчез из его памяти, как и аромат ее духов. Стоило ему закрыть глаза, как он видел ее длинные пальцы, касающиеся бокала с вином, слышал ее голос, чувствовал на себе ее взгляд. Готовя кофе, он ощущал пустоту, вернее, одиночество вместе с неодолимой тягой найти ту единственную, которая может его заполнить.
   Раздался телефонный звонок: Вэлери вернула его к невыносимой реальности. Оправдал ли вчерашний вечер его ожидания? Он рассказал, что поужинал с Саймоном в хорошем ресторане, потом они немного выпили в баре в Трайбеке. Ничего из ряда вон выходящего. Кладя трубку, Эндрю чувствовал себя виноватым: впервые он солгал женщине, на которой собрался жениться.
   Точнее, это был уже второй раз: приехав из Буэнос-Айреса, он заверил Вэлери, что уже был на примерке своего свадебного костюма. Чтобы загладить хотя бы ту первую вину, он тут же позвонил портному и обещал прийти на примерку в обеденное время.
   Так вот она, причина случившейся с ним незадачи! У всего в жизни есть смысл. А иначе как бы он вспомнил о том, что пора разобраться с длиной брюк и укоротить рукава свадебного костюма? Иначе он бы опозорился: предстал бы перед будущей супругой в наряде словно с плеча старшего брата.
   – У тебя даже старшего брата нет, осел! – прикрикнул Эндрю на самого себя. – Нет, даже среди ослов такого олуха не найти!
 
   В полдень он покинул редакцию. Пока портной чиркал белым мелом на рукавах, закалывал что-то на спине, утверждал, что вот здесь лучше бы забрать, а вот тут отпустить, иначе сидеть будет плохо, в сотый раз жаловался, что заказчик тянул до последней минуты, Эндрю боролся с сильным душевным недомоганием. После сеанса примерки он отдал портному его изделие и поспешно оделся. Все будет готово к пятнице, услышал он, надо только не забыть зайти за готовым костюмом.
   Включив мобильный телефон, он обнаружил несколько сообщений от Вэлери, которая не находила себе места от волнения: они договорились пообедать вместе на 42-й улице, и она ждала его уже целый час!
   Эндрю позвонил ей, чтобы попросить прощения, и придумал неожиданное совещание в конференц-зале; секретарша утверждала, что он отлучился? Естественно, у них в газете никто ни на кого не обращает внимания. Вторая ложь за один день!
   Вечером Эндрю явился к Вэлери с букетом цветов. Сделав ей предложение, он часто заказывал доставку ее любимых лиловых роз. Но Вэлери не оказалось дома. На столике в гостиной лежала торопливая записка:
   “Умчалась по срочному вызову. Вернусь поздно. Не жди меня. Люблю”.
   Он спустился поужинать в “Мэриз Фиш”. За едой он то и дело смотрел на часы, потребовал счет, даже не доев главное блюдо, выскочил на улицу и прыгнул в такси.
   Выйдя в Трайбеке, он принялся расхаживать взад-вперед перед “Новеченто”, борясь с желанием зайти и опрокинуть стаканчик. Портье, по совместительству охранник, достал сигарету и попросил у Эндрю огонька. Эндрю давным-давно бросил курить.
   – Хотите к нам? Сегодня у нас тишь да гладь.
   Эндрю принял это приглашение за еще один знак.
   Давешней незнакомки у стойки не оказалось. Эндрю оглядел зал. Портье не обманул: народу было раз-два и обчелся, и он сразу понял, что та женщина не пришла. Чувствуя себя дураком, он залпом опрокинул свой “Фернет” с колой и потребовал счет.
   – Сегодня без повтора? – удивился бармен.
   – Вы меня помните?
   – А как же, целых пять порций “Фернета” с колой за вечер – кто же такое забудет?
   Немного поколебавшись, Эндрю попросил налить ему еще и, пока бармен готовил коктейль, задал ему странный для мужчины, собравшегося жениться, вопрос:
   – Помните женщину, которая сидела вчера рядом со мной? Она постоянная клиентка?
   Бармен сделал вид, что копается в памяти.
   – Хорошеньких женщин в этом баре пруд пруди. Нет, как-то не обратил внимания… Это важно?
   – Да. То есть нет… – Эндрю смутился. – Мне пора, скажите, сколько я вам должен.
   Бармен отвернулся, чтобы выбить счет.
   – Если она вдруг снова появится… – Эндрю положил на стойку три двадцатидолларовые купюры. – Если она спросит, кто этот человек, который пил “Фернет”, то вот моя визитная карточка, вы уж, пожалуйста, передайте ей.
   – Вы – журналист из “Нью-Йорк таймс”?
   – Раз тут так написано, то да.
   – Если у вас вдруг возникнет желание черкнуть пару добрых слов о нашем заведении, вы уж, пожалуйста, не забудьте.
   – Непременно! – пообещал Эндрю. – Вы тоже не забудьте о моей просьбе.
   Бармен подмигнул ему и убрал карточку в выдвижной ящик кассы.
   Выйдя из “Новеченто”, Эндрю посмотрел на часы. Если Вэлери задержится, он успеет вернуться домой раньше нее, если нет, то придется наврать, что он заработался в редакции. Очередная ложь…
 
   С того вечера Эндрю потерял покой. Дошло даже до перепалки с коллегой по работе, сунувшим нос в его дела и застигнутым на месте преступления. Фредди Олсон вообще был любителем покопаться в чужом грязном белье, завистником и мерзким типом, но Эндрю не отличался вспыльчивостью. На две последние недели июня пришлось слишком много дел, и это легко объясняло его раздражительность. Предстояло закончить статью, из-за которой он дважды наведывался в Аргентину и которая, как он надеялся, вызовет не меньший интерес, чем его прежний, китайский материал. Дата сдачи была назначена на понедельник, но Оливия Стерн, главный редактор, славилась своей требовательностью к соблюдению сроков, особенно когда речь шла о расследованиях, занимавших во вторничных номерах целую полосу. Она хотела, чтобы уже в субботу у нее на столе лежал материал, чтобы днем она успела его прочитать и к вечеру послать автору письмо со своими замечаниями. Забавная предстояла Эндрю суббота: он должен был произнести супружеские клятвы перед Богом, а после этого в воскресенье вымаливать у Вэлери прощение за то, что придется отложить свадебное путешествие из-за этой чертовой работы и досье, которому его начальница придавала такое большое значение.
   Но даже все это не могло заставить Эндрю забыть незнакомку из “Новеченто”. Желание снова ее увидеть превратилось у него в навязчивую идею, причину которой он не мог постигнуть.
   В пятницу, отправившись за своим костюмом, Эндрю почувствовал, что вконец запутался. До слуха портного донеслись горестные вздохи клиента, застывшего перед зеркалом.
   – Вам не нравится? – спросил он огорченно.
   – Что вы, мистер Занелли, безупречная работа!
   Портной еще раз проверил, как сидит на Эндрю костюм, и подтянул правый рукав пиджака.
   – Вас все-таки что-то беспокоит, не так ли? – Он воткнул в рукав булавку.
   – Не буду загружать вас своими невзгодами.
   – Руки у вас определенно разной длины, на примерках я этого не замечал. Дайте мне несколько минут, и мы это поправим.
   – Успокойтесь, ведь такие костюмы надевают один раз в жизни, не так ли?
   – Искренне вам этого желаю, но на фотографии, сделанные в таких костюмах, потом смотрят всю жизнь. Когда внуки скажут вам, что у вас что-то не так с пиджаком, я не хочу, чтобы вы свалили вину на портного. Так что позвольте мне сделать мою работу.
   – Дело в том, что сегодня вечером мне нужно дописать очень важную статью, мистер Занелли.
   – А мне надо за пятнадцать минут дошить очень важный костюм. Вы что-то говорили о невзгодах?
   – Говорил… – со вздохом подтвердил Эндрю.
   – Какого рода невзгоды, простите за назойливость?
   – Полагаю, люди вашей профессии привыкли соблюдать тайну, мистер Занелли?
   – Конечно, только будьте добры, не коверкайте мою фамилию: с вашего позволения, я не Занелли, а Занетти. Снимите-ка пиджак и сядьте в кресло. Пока я буду работать, мы можем беседовать.
   Пока мистер Занетти подгонял Эндрю рукав пиджака, тот поведал ему, как год назад, выйдя из бара, он снова завязал отношения с любовью своих юных лет и как в другом баре повстречал накануне своей свадьбы другую женщину, ставшую его наваждением с той секунды, когда их взгляды встретились…
   – Наверное, вам лучше на некоторое время перестать посещать ночные заведения, это упростит вам жизнь. Признаться, ваша история необычна, – задумчиво произнес портной, отойдя к ящику и ища в нем нитки.
   – Саймон, мой лучший друг, совсем другого мнения.
   – Странные у вашего Саймона представления о жизни! Можно задать вам один вопрос?
   – Любые вопросы, какие угодно, лишь бы это помогло мне во всем разобраться!
   – Если бы можно было все начать сначала, не вступать в отношения с женщиной, на которой вы скоро женитесь, или не встречать ту, которая вас так растревожила, что вы выбрали бы?
   – Одна – мое второе “я”, другая… Я даже не знаю, как ее зовут.
   – Сами видите, не так уж все сложно.
   – Если смотреть под этим углом, то…
   – Учитывая нашу разницу в возрасте, я позволю себе поговорить с вами по-отечески, мистер Стилмен, хотя, признаться, я бездетен и потому малоопытен…
   – Это не важно, говорите!
   – Хорошо, раз вы просите. Жизнь – это не современное устройство, на котором достаточно нажать кнопку, чтобы еще раз проиграть выбранный кусок. Невозможно вернуться назад, и некоторые наши поступки влекут за собой непоправимые последствия. Например, ослепление чудесной незнакомкой, какой бы волшебницей она ни была, накануне собственной свадьбы. Будете упорствовать – боюсь, вам придется об этом горько пожалеть, не говоря уж о том горе, которое вы причините близким людям. Вы возразите, что сердцу не прикажешь, но у вас есть еще голова, так воспользуйтесь ею! То, что женщина вас растревожила, еще не заслуживает осуждения, но при том условии, что это не пойдет дальше простой тревоги.
   – У вас никогда не бывало ощущения, что вы повстречали родную душу, мистер Занетти?
   – Родная душа? Очаровательно! Когда мне было двадцать лет, мне казалось, что я встречаю такую каждую субботу на танцах. Я был в молодости отличным танцором и тем еще ветреником… Часто потом удивлялся, как можно воображать, что повстречал родную душу, еще ничего не построив на пару с ней.
   – Вы женаты, мистер Занетти?
   – Это случалось со мной четырежды, так что будьте спокойны, я знаю, о чем толкую.
   На прощание Занетти заверил Эндрю, что теперь, когда рукава имеют правильную длину, ничто не помешает его счастью. Эндрю Стилмен вышел от своего портного с твердым намерением не подвести его завтра на своей свадьбе.

6

   Мать Вэлери подошла перед началом церемонии к Эндрю и, дружески похлопав по плечу, сказала ему на ухо:
   – Чертов Бен! Вот ты и доказал, что упорство – верный способ добиться цели. Помню, как в шестнадцать лет ты ухаживал за моей дочерью… Я тогда считала, что у тебя нет ни одного шанса из тысячи. И вот мы в церкви!
   Теперь Эндрю стало понятнее, почему его будущая жена при первой же возможности сбежала из родительского дома.
   Такой красавицей он Вэлери еще не видел. На ней было скромное, но изящное белое платье, волосы она убрала под белую шляпку, как у стюардесс “Пан Американ” в былые времена, хотя у тех шляпки были голубые. Отец довел ее до алтаря, там ее ждал Эндрю. Ее улыбка была лучшим свидетельством любви.
   Священник прочитал удачную проповедь, Эндрю даже растрогался.
   Они обменялись клятвами верности и кольцами, замерли в долгом поцелуе и вышли из церкви под аплодисменты родителей новобрачной, Колетт и Саймона. Эндрю посмотрел на небо и подумал, что и его родители любуются ими из-за облаков.
 
   Маленькая процессия шла по аллее парка при церкви Святого Луки в Полях. Розовые кусты гнулись под тяжестью бутонов, на клумбах слепили глаза разноцветные тюльпаны. Погода стояла чудесная, Вэлери сияла, Эндрю был счастлив.
   Но счастье его оказалось недолгим. Выйдя на Гудзон-стрит, он увидел в окне остановившегося на светофоре внедорожника женское лицо. Это была та женщина, которую он, по словам его свидетеля на свадьбе, не должен был узнать при следующей встрече. Та, с которой он на свою беду обменялся несколькими невинными фразами в баре в Трайбеке.
   У Эндрю сдавило горло, ему страшно захотелось ликера “Фернет” с колой, хотя был всего лишь полдень.
   – Что с тобой? – испугалась Вэлери. – Ты вдруг так побледнел!
   – Это от волнения, – ответил Эндрю.
   Не в силах отвести взгляд от перекрестка, он следил за черной машиной, пока она не затерялась в потоке. Эндрю почувствовал, как сердце его сжалось: он почти не сомневался, что это была незнакомка из “Новеченто”, заворожившая его своей улыбкой.
   – Ты делаешь мне больно, – простонала Вэлери. – Не стискивай мне так руку!
   – Прости. – Он разжал пальцы.
   – Мне так хочется, чтобы этот праздник остался позади. Скорее бы оказаться дома, наедине с тобой, – прошептала она.
   – Ты – женщина, полная сюрпризов, Вэлери Рэмси.
   – Стилмен, – поправила она его. – Какие еще сюрпризы?
   – Не знаю, кто еще пожелал бы, чтобы его свадьба завершилась как можно скорее. Прося твоей руки, я полагал, что тебе захочется устроить пышную церемонию, представлял себя в окружении двух сотен гостей, которых придется приветствовать одного за другим, всех этих твоих кузин и кузенов, дядюшек и тетушек, рвущихся поделиться своими воспоминаниями, до которых мне не будет никакого дела… Я так боялся этого дня! И вот мы на тротуаре вшестером.
   – Надо было раньше поделиться со мной своими страхами, я бы тебя успокоила. Я всегда мечтала о свадьбе в узком кругу. У меня было желание стать твоей женой, а не изображать Золушку в бальном платье.
   – Разве это нельзя совместить?
   – Ты разочарован?
   – Нет, нисколечко, – заверил ее Эндрю, не отрывая взгляда от Гудзон-стрит.
   Четвертая ложь.
 
   Свадебный банкет устроили в лучшем китайском ресторане Нью-Йорка. Мистер Чу потчевал гостей изысканными кушаньями, авангардом азиатской кухни. Настроение царило приподнятое, Колетт и Саймон легко нашли общий язык с родителями Вэлери. Зато Эндрю был неразговорчив и рассеян, и жена не могла этого не заметить.
   Поэтому она отклонила предложение отца продолжить торжество и приглашение потанцевать с ним. Ей хотелось одного: остаться с мужем наедине.
   Тогда отец Вэлери крепко обнял новоиспеченного зятя.
   – В ваших интересах, старина, сделать ее счастливой, – прошептал он Эндрю на ухо и, сделав паузу, шутливо добавил: – Иначе вам придется иметь дело со мной.
   Ближе к полуночи такси подвезло молодоженов к дому, где находилась квартира Вэлери. Она вбежала вверх по лестнице и подождала Эндрю перед дверью.
   – Ну, в чем дело? – спросил он, роясь в карманах в поисках ключа.
   – Ты возьмешь меня на руки и внесешь в эту дверь, но так, чтобы я не ударилась головой, – ответила она с задорной улыбкой.
   – Видишь, некоторые традиции для тебя все-таки важны, – сказал он и сделал так, как она попросила.
 
   Она сбросила одежду посреди гостиной, расстегнула бюстгальтер, медленно спустила трусики. Обнаженная, подошла к Эндрю, сняла с него галстук, расстегнула рубашку, положила ладони ему на грудь.